Текст книги "Вторая попытка"

Автор книги: Меган Маккаферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Двенадцатое октября

Оказывается, я бросила заниматься бегом потому, что у меня с восьмого класса не было парня, и мне надоело, что все принимают меня за лесбиянку.

– Боже мой! Не то чтобы я думаю, будто ты кавычки открываются – лесбиянка кавычки закрываются – заявила мне Сара утром в комнате отдыха. – Я все знаю про твою кавычки открываются – вечную любовь – кавычки закрываются к Полу Парлипиано, – она сделала паузу, чтобы откусить от своей желтой «шведской рыбки». – Но опять же, он гей, поэтому он вполне может заменить кавычки открываются – женские лобковые волосы – кавычки закрываются, не так ли?

Она засунула еще кусок конфеты в свою огромную пасть, то есть в тот же самый рот, который я всегда мечтала заткнуть боксерской перчаткой.

– Сара, я так рада видеть, как ты ешь, – сказала я таким же сладким голоском, каким была ее вишневая мармеладная рыбка. – Очевидно, ты чувствуешь себя достаточно комфортно в своем теле и не боишься снова набрать вес. Я рада за тебя. – Я легонько хлопнула в ладоши.

Да, это было подло, я признаю. Но она сразу же заткнулась. Бонус: она отдала мне все оставшиеся у нее в сумке конфеты.

Меня не удивило, что у Сары есть свое собственное мнение, поскольку знание всего обо всех являлось предметом ее особой гордости. Оказалось, что мой уход из команды по бегу уже стал притчей во языцех, и даже те, кто обычно не лез со своим неумелым психоанализом, сейчас не поленились высказать свою точку зрения по этому поводу.

СОБРАНИЕ ТЕОРИЙ О ТОМ, ПОЧЕМУ

ДЖЕССИКА ДАРЛИНГ БРОСИЛА

ЗАНИМАТЬСЯ БЕГОМ ДАЖЕ

НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО ОНА КАПИТАН

КОМАНДЫ СТАРШЕКЛАССНИКОВ

И ЗАНИМАЕТСЯ УЖЕ ЦЕЛЫХ

ЧЕТЫРЕ ГОДА.

А капитаны команды старшеклассников и те, кто занимаются целых четыре года, не бросают спорт прямо в середине сезона, черт побери!

Теория Скотти

Женщинам не дано быть спортсменами. Ну, если только они не сексапильны, как Анна Курникова. Да и вообще, кому какое на фиг дело? Можно подумать, что из команды ушла звезда мирового футбола.

Мой комментарий:я полностью согласна с «кому какое на фиг дело» частью этого дискриминирующего женщин анализа. Тем не менее я считаю, что моя слабость не является чем-то изначально женским, просто лично со мной что-то не так.

Теория Мэнды

По умолчанию то, что сказал Скотти. Возможно, она и высказала бы свою личную точку зрения, какую-нибудь феминистскую телегу, полностью противоположную его мнению, если бы она соизволила хотя бы на секунду вынуть его член изо рта.

Мой комментарий:пожалуй, это самое грубое ругательство, которое я когда-либо написала на бумаге. Но и самое правдивое. Скотти представляет собой все, что Мэнда ненавидит в мужчинах, – и наоборот. Единственное, что их связывает, – это секс.

Теория Лена

Я бросила спорт, чтобы посвятить больше времени занятиям и обогнать его в академических успехах в конце года.

Мой комментарий:мне было очень приятно сообщить ему, что мне не нужно прилагать абсолютно никаких дополнительных усилий, чтобы пнуть его в его академическую задницу.

Теория Маркуса

???

Мой комментарий:без комментариев. Совсем без комментариев. Ну, может быть, всего один комментарий… Нет, Джесс. Нет. БЕЗ КОММЕНТАРИЕВ.

Теория Бриджит

Я бросила потому, что хочу посвятить больше времени занудствованию на тему того, почему Маркус не обнародовал свою теорию по поводу моего ухода.

Мой комментарий:ха-ха-ха.

Теория Хоуп

Я бросила потому, что спорт стал мешать мне следовать второму из шести правил, которым я собиралась следовать весь выпускной год, то есть не быть такой букой.

Мой комментарий:в чем-то она права. Я не думала о моем списке целей, когда принимала решение бросить спорт, но я действительно надеюсь, что свобода улучшит мое настроение.

Теория Пепе

Я бросила бегать потому, что как только я выйду на профессиональный уровень, меня тут же обгонят спортсмены с африканского континента, которые доминируют сейчас на средних и длинных дистанциях.

Мой комментарий:я смеялась, а ему это и было надо.

Пепе напомнил мне, как все были шокированы, когда в прошлом году он ушел из команды по реслингу, чтобы начать играть в школьной пьесе.

– Они скоро успокоятся, – сказал он.

– А если нет?

– Нет проблем, – он сделал паузу и принял классическую позу гангстера. – Я достану револьвер.

– Тсс, – шикнула я на него сквозь смех. – Убери немедленно, а то тебя обвинят в том, что ты угрожаешь кому-нибудь.

– Политика жесткого реагирования. Это просто еще один способ притеснить черных братьев.

Пепе знает, что я чувствую. Ему тоже надоело кататься по ковру в обнимку с другим потным полуголым парнем, и он захотел попробовать что-то новенькое. Таким образом, в отличие от других учеников, до упора следовавших той классификации, которой их подвергли в начале старших классов, Пепе решился изменить собственную жизнь. Он ушел и попробовал что-то новое. И оказалось, что актер он еще более хороший, чем борец. Однако большая разница заключается в том, что у него было куда уходить. А мне некуда.

Я успешно избегала тренера Килли в коридорах школы. Думаю, он тоже обходил меня стороной, рассчитывая на то, что если он не будет на меня давить, то я сама вернусь в команду. Но когда пришло время следующих соревнований, он начал действовать.

– Ты пропустила всего несколько тренировок, – сказал он, подкравшись сзади и зажав мои плечи в тиски своих огромных ручищ. – Еще не поздно вернуться.

Никаких шансов на то, что я вернусь в команду, нет.

Нужно ли говорить, что мой отец намного более безутешен, чем Килли по поводу всего этого? Я подозреваю, что папа не открыл гараж и не завел машину только потому, что его повысили по службе, и работа теперь занимает у него то время, которое он мог бы потратить на страдания по этому поводу. Его теперь совсем не бывает дома, но когда он все же здесь, он не упускает возможности призвать к моему чувству вины с помощью одного из нижеприведенных коротких, но очень резких аргументов:

АРГУМЕНТ № 1. ТЫ ПОЗВОЛИЛА СЕБЕ РАССЛАБИТЬСЯ

Отец: Как ты могла бросить? Другие бегуны восстанавливались и после более серьезных травм.

Я. Я не другой бегун, пап.

АРГУМЕНТ № 2. ТЫ УПУСКАЕШЬ РЕДКУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ

Отец: Как ты могла бросить? Ты могла бы получить стипендию спортсменки.

Я: Пап, я все еще могу получить академическую стипендию.

АРГУМЕНТ № 3. ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ, КОГДА СОСТАРИШЬСЯ И ПОСЕДЕЕШЬ

Отец: Как ты могла бросить? Неужели то, что ты лидер в команде, ничего для тебя не значит?

Я: Да вообще-то нет, пап.

АРГУМЕНТ № 4. ТЫ УСТУПИЛА ТЕРРОРИСТАМ

Отец: Как ты могла бросить? Если ты не вернешься в команду, то, считай, террористы победили.

Я: Это не имеет никакого отношения к терроризму.

Скоро его блестящий череп просто расколется от напряжения во время одного из таких диалогов. Но это будет не моя вина, если так случится.

В качестве доказательства того, что судьбой мне было предписано уйти из спорта, в понедельник ко мне подошла Тэрин Бейкер (то есть сводная сестра мирного анархиста и гомосексуалиста моей мечты) и попросила снова помогать ей по учебе.

Я почувствовала легкое прикосновение к моему плечу, обернулась и увидела Тэрин, которая, как обычно, смотрела не на меня, а на невидимого собеседника за моей спиной.

– Привет, Тэрин. Что такое?

– Геометрия.

Когда дело касается разговоров, Тэрин – настоящая минималистка. Этого едва слышного шепота мне хватило для того, чтобы понять, чего она от меня хочет.

– Тебе нужно, чтобы я давала тебе частные уроки после школы?

Она кивнула. Как обычно, ее футболка и рабочие штаны были велики, словно она хотела, чтобы ни одна часть тела не виднелась из-под одежды. Тэрин одевается во все коричневое, подбирая различные оттенки цвета земли. На голове также была полосатая шерстяная шапка, хотя было очень тепло. Для Тэрин все 365 дней в году зимние. Я не могла поверить, что она и Пол Парлипиано – сводные брат и сестра.

– Ну, так случилось, что я как раз ушла из команды по бегу, так что…

Я несколько минут трепалась о своем дезертирстве. Такая уж она, Тэрин. Она настолько немногословна, что тебе приходится говорить больше, чем обычно, поскольку ты чувствуешь себя как бы обязанной говорить и за нее тоже.

Мы договорились, что начнем заниматься в 14.15 в библиотеке, и Тэрин бесшумно удалилась, прямо как привидение. Странная она. Ну и ладно. Ее проблемы с учебой выливаются для меня в денежную прибыль. Десять баксов в час, как минимум пять часов в неделю. Чудесно! А если она провалит еще и химию, то я смогу купить себе «фольксваген-жук».

Так что я не жалею о том, что бросила спорт. Бессонница уже не является для меня такой большой проблемой, к ней я уже привыкла. Я привыкла выучивать наизусть каждую трещинку на моем потолке. Привыкла подолгу всматриваться в стены, когда из несовершенства покрытия начинают выступать разные формы: катер, божья коровка, Кэррот Топ в профиль. Привыкла к жужжанию вентилятора, гудению ноутбука и капанью воды из крана в ванной – звукам, сливающимся в ночную симфонию, которую могу слышать только я. Я привыкла к тому, что звон будильника каждый раз становится для меня шоком, хотя еще несколько минут, а может и секунд, назад я еще не спала.

В любом случае это не очень-то здорово.

Хоуп посоветовала мне заменить бег йогой, чтобы высвободить часть энергии. Она даже выслала книгу и кассету, чтобы мне легче было начать. Все это из серии «Йога для вас», но я не уверена, что она для меня лично. Но если йога превратила Мадонну в нормальную мать, то должна же она помочь мне спать хоть немногим больше, чем три минуты, как это происходит сейчас. Сейчас моей умственной энергии хватает лишь на то, чего требует от старшеклассников Пайнвилльская школа. Это единственное преимущество моей школы, в которой чрезвычайно низкие учебные стандарты.

Тем не менее я довольно скептически отношусь ко всем этим внешним атрибутам йоги, связанным с движением «Нью Эйдж», но я все равно попробую, чтобы деньги Хоуп не оказались выброшенными на ветер. Я ценю все, что она в последнее время делает для меня, потому что не знаю, сколько это еще будет продолжаться. Ведь это всего лишь вопрос времени, когда настоящая жизнь в Теннесси, или где там она еще будет находиться, станет для нее более важной, чем все то, что она оставила в прошлом.

Четырнадцатое октября

Первый, запоздалый номер «Крика чайки» вышел сегодня. Но нигде не было видно моей статьи «Подлизы, подхалимы и неудачники: как поклонение „героям“ вредит всем старшеклассникам». Хотя заметила это, конечно, только я. Обнаружив это упущение, я сразу же направилась к Хэвиленд.

– Где моя передовица?

Хэвиленд потирала свои костлявые руки.

– Похоже, что администрация сочла твою статью слишком противоречивой.

– Что?! – воскликнула я. – Да она не более противоречивая, чем все то, что я писала раньше.

– Ну, наверное, администрация не захотела печатать материал, бичующий всех учеников.

– «Если ты не можешь вызвать ни в ком чувства раздражения, то тебе нет смысла быть писателем», – сказала я, использовав прием Мака. – Кингсли Эмис.

– Ну, в эти тяжелые времена администрация думает, что нужно быть более чуткими и поощрять мир между социальным группами. Неужели ты не понимаешь, что статья может оказать разрушительное воздействие на самооценку твоих одноклассников?

– Я пыталась помочь, – я в буквальном смысле подпрыгивала от разочарования. – Вы же хотели, чтобы я расширила свой кругозор. Я стремилась показать, как истинный героизм пропускается мимо нашего внимания в угоду тому, чтобы чествовать как богов девиц из команды поддержки и парней-спортсменов.

– Понятно, – сказала Хэвиленд.

– Именно поклонение этим якобы героям из старших классов и подрывает веру в себя у всех остальных. Так называемые лузеры ненавидят себя за то, что они не принадлежат к высшей касте. А те, в свою очередь, в школе купаются в славе, а после получения аттестата оказываются совершенно сломленными тем, что жизнь не встречает их с распростертыми объятиями, – я просто задыхалась от этой длинной речи.

– Я знаю, знаю, – она положила мне руку на плечо, при этом сочувственно качая головой, как добрая бабушка. – Но мы имеем дело с пуританами с узким взглядом на вещи, которые не понимают того, что понимаем мы с тобой. Я согласна, что острые темы поднимать нужно, они являются неотъемлемой частью диалога внутри человечества.

По-моему, у меня уже глаза чуть не вылезли из орбит, когда Хэвиленд стала нести всю эту хипповую чушь.

– И, – продолжала она, – ученики должны читать о таких проблемах, анализировать их, критиковать.

– Тем не менее вы мой руководитель. И разве вы не должны были попытаться вернуть статью на место?

Она раздраженно сморщила нос, как будто я была назойливой мухой, которая никак не хотела отстать от нее.

– Мне сказали, что если я не сниму твою статью, то они перестанут давать деньги на «Крик чайки».

– То есть пусть лучше газета будет вся такая чудесная, прямо стерильная? Или тогда вообще не будет газеты, которая имеет свою точку зрения?

Этот вопрос не имел особого смысла, так что я не виню Хэвиленд за то, что она не ответила на него. Я лучше излагаю свои аргументы на бумаге. Но теперь уже не в газете.

– Когда вы впервые предложили мне писать для газеты, вы сказали, что «Крику чайки» нужен мой голос. Наверное, вы ошиблись. Я ухожу.

Второй раз за две недели я повернулась спиной к человеку, стоящему с открытым от изумления ртом. Мои слова и действия наконец-то приобрели синхронность. Пол Парлипиано гордился бы мною!

Я кардинально изменила свое мнение по поводу ухода откуда-то ни было. Теперь я считаю, что это не признак слабости. Проявлением слабости было бы как раз продолжать журналистскую деятельность и продолжать бегать. Гораздо труднее сделать что-то совершенно противоположное тому, чего все от тебя ожидают.

Только одна проблема: что мне делать со всем этим свободным временем?

Семнадцатое октября

Мне кажется, что мама втайне очень рада, что я бросила бег и газету, потому что у нее теперь больше возможностей мучить меня своими пошлостями.

– Сегодня пришло письмо от твоей сестры! – пропела она, не успела я снять с плеч рюкзак.

– Как культ?

Челюсти и шея матери напряглись.

– Я просила тебя не говорить так, – сказала она. Затем ее улыбка стала шире, глаза ярче (это перевоплощение достойно самого мистера Потейто Хед). – Она хочет, чтобы мы приехали к ним в гости на День благодарения.

– В Калифорнию? Ты что, с ума сошла? – завопила я. – Да даже если бы я согласилась сесть на самолет, чего я совершенно не хочу, то я все равно не поехала бы к этим безумцам в их коммуну.

– Не заставляй меня снова делать замечание. Ты знаешь, что я расстраиваюсь, когда ты называешь это так.

– Ты расстраиваешься, потому что это правда, – сказала я.

Я ездила в Калифорнию прошлой весной во время каникул, чтобы посетить Стэнфордский университет и Беркли. Тем не менее, посетив еще и коммуну, я поняла, что не переживу еще четыре дня, не говоря уже о четырех годах, в этом штате.

Бетани и Г-кошелек недавно потеряли значительную часть своего капитала, но у них на счетах все еще было больше денег, чем родители заработали за всю свою жизнь. Вместо того чтобы наслаждаться жизнью парочки моложе тридцати лет, принадлежащей к высшему классу, каковыми они и являются, они предпочитают представлять себя в роли основателей духовного/финансового движения, суть которого заключается в том, что бывшие работники сферы Интернета противопоставили показному материализму «простую жизнь». Только их идея опрощения оказалась… дорогостоящей. Письмо Бетани наверняка было написано чернилами, вручную выжатыми из кальмара, выловленного в Индийском океане, на толстой льняной бумаге, настолько мягкой, что ею можно было бы подтереть даже самую нежную задницу.

Почтовая бумага – это всего лишь вершина айсберга, сделанного из очищенной родниковой воды, выкачанной специальной ирригационной системой, на установку которой был затрачены сотни тысяч долларов. Стремление к «простой жизни» заставило их также продать свою квартиру и переехать в сельскую местность, на ранчо площадью в 1 гектар, в графстве Мэрин, вместе с двумя другими сумасшедшими парочками. Зачем им столько земли, если они не будут обрабатывать, ее? Мне не нужна консультация моей мамы, которая строит из себя знатока недвижимости, чтобы понять, что это все равно очень много земли. Еще они считают, что благороднее и экономнее покупать такие предметы первой необходимости, как лососевая икра и вино «Вдова Клико», оптом на шестерых, а не только на себя двоих. Все их дурацкое существование вызывает во мне желание нецензурно ругаться. Хочешь быть богачом – так будь им, а не строй из себя невесть что!

Еще хуже хвастливого минимализма сестры и ее мужа был весь тот бред, который мне приходилось выслушивать каждый вечер за ужином. Им промывал мозги некий Фрэнсис Т. Апбин, кандидат наук, лидер культа и самонареченный Доктор экономических проблем, которого они повстречали на семинаре под названием «Инвестируй в себя». Доктор Фрэнк помогает им бороться с синдромом «Потери внезапного богатства».

– Как говорит доктор Фрэнк, когда ты теряешь десять миллионов в один день, страдает не только твой инвестиционный портфель, – говорил Г-кошелек, откусывая от экологически чистой цесарки. – Я расстроен тем, что могу потерять образ жизни, свою идентичность и самооценку.

Бетани и другие сектанты смотрели на него как загипнотизированные.

– Но все эти деньги были лишь на бумаге, – высказалась я. – Вы, ребята, все еще очень богаты.

– Доктор Фрэнк говорит, что я должен диверсифицировать мой психологический портфолио, – продолжал Г-кошелек, не удостоив меня даже кивком. Когда я впервые увидела его, я подумала, что он ни с кем не разговаривает, потому что болезненно неуверен в себе. Но потом я поняла, что его погруженность в себя является неотъемлемой чертой его личности. Просто человека не волнует существование других людей.

– Ты также должен реконтекстуализировать свою систему ценностей, – вступила в разговор Бетани.

Для моей сестры такое длинное слово было весьма необычным явлением, поэтому я решила устроить ей небольшой экзамен.

– Что это значит?

За нее ответил Г-кошелек:

– Это значит, что я собираюсь инвестировать в ценные бумаги, от которых мы с доктором Фрэнком ожидаем небольших прибылей, гарантированных НАСДАК.

– И это значит?

Г-кошелек вздохнул, оглядывая своих товарищей по секте в поисках поддержки:

– Это значит, что в этом году я смогу еще больше отдыхать на горнолыжных курортах.

Вот так вот. Как можно спорить с такими людьми? Сестрица и ее муж представляют собою все то, за что иностранцы ненавидят Америку. И хотя ничто не оправдывает массовых убийств, я не могу винить чужаков за то, что они чувствуют это, поскольку сама порой чувствую то же самое.

Прежде я бы отказалась от этой поездки под предлогом того, что мне нужно ходить на тренировки или писать большую статью в газету. Но теперь, когда я бросила и то, и другое, я уже не могу с их помощью избегать тех видов деятельности, которыми больше не хочу заниматься. С понедельника по пятницу я занята репетиторством. Выходные же все еще являются проблемой. Надо над этим поработать.

Кстати, мои любительские занятия древневосточными практиками уже преподали один важный урок: йога мне дается с трудом. Хорошо, что это не соревновательный вид спорта, и именно поэтому, как я понимаю, Хоуп и рекомендовала мне йогу. Когда я лежу на животе и пытаюсь выгнуть спину в асану кобры (которая, на самом деле, является самой легкой позой, сложившейся за шесть тысяч лет практики), все мышцы, связывающие вместе мои органы и части тела, протестуют: «ЧЕМ ТЫ ВООБЩЕ ЗАНИМАЕШЬСЯ???»

Я знаю, что так больно быть не должно, но мне как будто нравится она, эта боль мне мазохистски приятна. О достижении того восхитительного состояния, когда разум, тело и дух соединяются воедино, я могу надолго забыть. Нужно разучить еще множество поз, пока я смогу достать пальцы своих ног, а уж о просветлении и говорить нечего. Я убеждаю себя дышать и еще раз дышать и проклинаю все эти годы бега, за счет которых мои ноги стали накачанными, а девственная плева – нетронутой.

В книге говорится, что между физической негибкостью и непреклонным характером имеется прямая взаимосвязь. Похоже, так оно и есть.

Двадцатое октября

Меня просто поражает эта способность моего поколения моментально восстанавливаться после недавних трагедий. Поскольку мы никогда не испытывали настоящих трудностей, то думаем, что все, что в мире не так, исправится само собой. Это наше неотъемлемое право – жить без тревог. (Мое оппозиционное отношение к жизни делает меня причастной к Поколению Икс, отсюда моя любовь к восьмидесятым годам. Но я отклоняюсь от темы.)

До тех пор пока мировой хаос не доберется до вашей местности.

– Боже мой! А твой тест кавычки открываются – попал в сибирскую язву – кавычки закрываются?

– Какой тест? В какую сибирскую язву?

– Застрял ли тест на определение академических способностей, который ты сдавала на прошлой неделе, на почте, зараженной сибирской язвой?

– Я не сдавала его в этот раз, – ответила я. – Я сразу набрала достаточное количество баллов. – Вторая часть фразы была необязательной, но похвастаться своими мозгами удается так редко. Бонус: я знала, что Сару это расстроит.

– Боже мой! Ненавижу тебя! Если мне придется еще раз писать его, я убью себя.

Сомневаюсь, что она будет так добра. То, что Сара вообще подняла тему этих тестов, говорило о том, что она находится в крайне нестабильном состоянии. Ведь тесты на определение академических способностей – это та тема, которую Сара избегает, как строгий вегетарианец чуждается гамбургеров. Д’Абруцци уже раскошелились на сумму, равную стоимости обучения в колледже, чтобы нанять профессионального репетитора, который подготовил бы Сару к более успешному написанию теста. Ей не хватает больше двухсот баллов, чтобы ее зачислили в университет Рутгерс, где они с Мэндой уже договорились стать соседками по комнате, вступить в один и тот же университетский женский клуб, встречаться с парнями из курящего студенческого братства,быть подружками невестына свадьбедруг у друга с теми же самыми парням из курящего студенческого братства,купить роскошные дома,стоящие рядом в охраняемой резиденции,и быть самыми-самыми лучшими подружками на всю жизнь.

Сара не единственная в классе, кто так расстроен потерей результатов теста.

– Э-э-э! Я никогда не поступлю! Э-э-э! В Корнелл! – скулил Лен возле моего шкафчика между уроками.

Лен неплохо справился с тестом в марте, но 1480 баллов ему показались недостаточными. Поэтому он еще раз написал тест в мае, но был настолько убежден, что справился хуже, чем в прошлый раз, что вышел из класса, прямиком отправился к начальству и потребовал, чтобы его баллы за эту попытку не были засчитаны. Будучи полным психом, он снова сдавал тест в этом месяце.

– Теперь мне придется снова писать тест! Мне нужно набрать! Э-э-э! Как минимум! Э-э-э! Тысячу пятьсот, чтобы быть уверенным, что я поступлю! Э-э-э…

– Лен, ты поступишь и с 1480 баллами, – сказала я, обрывая его.

– Тебе легко говорить. Э-э-э. Мисс Тысяча-пятьсот-сорок, – он сглотнул.

– Ну, хорошо. Теперь мне легко говорить, но я так же стремалась прошлой весной, как и ты. Всем было не по себе, потому что наша школа не сделала ничего, чтобы помочь нам подготовиться.

– А я, типа, не стремалась, – сказала Бриджит, подошедшая к нам сзади.

– Это потому, что тебе было наплевать на количество баллов, поскольку ты вбила себе в голову эту дурацкую идею, что ты не будешь поступать в колледж, – ответила я.

– А я и до сих пор не собираюсь поступать, – заявила она.

– ТЫ НЕ СОБИРАЕШЬСЯ ПОСТУПАТЬ В КОЛЛЕДЖ? – у Лена просто не хватило мозгов переработать эту информацию.

– Да будет она поступать, – я махнула рукой, – просто она драматизирует.

– Я, типа, не буду поступать, я хочу быть актрисой, – сказала она. – Если я что и постигла этим летом на Летней довузовской программе по искусству, так это то, что невозможно научиться быть актрисой. Тогда зачем платить так много денег?

Лен чуть не упал, изо рта у него чуть ли не пена шла, когда он слушал, как ученица выпускного класса из группы с углубленным преподаванием предметов рассказывает о том, что не собирается в университет. Он прочистил горло и хмыкнул.

– В нашей школе и так самая низкая статистика поступлений в вузы во всем графстве. Только 18 процентов выпускного класса, что приблизительно равняется нашей группе для отличников, собираются посвятить следующие четыре года обучению в высших учебных заведениях. Еще 10 процентов поступят в двухгодичные колледжи или техникумы, и в большинстве случаев – это Колледж графства Оушн. Если выпускники специализированных классов не станут продолжать образование, то рейтинг школы упадет еще ниже, и серьезным студентам вроде меня и моего младшего брата Дональда, у которого сейчас самый высокий средний академический балл в восьмом классе, станет еще сложнее поступить в высококлассные вузы типа Корнуэлла. Что ожидает будущие поколения учеников Пайнвилля?

И вдруг, на том месте проповеди-монолога, когда Лен обычно не может самостоятельно остановиться и кто-то милосердно его перебивает, он замолчал сам. Я вытаращила глаза от удивления. Впервые я услышала, что Лен закончил предложение, не говоря уже о том, что в этот раз он произнес довольно страстную и складную речь без заиканий и повторений. Как будто он проглотил Пола Парлипиано. Или предательницу Хэвиленд.

– Она будет поступать, и она уже подала документы.

Он снова повернулся ко мне и спросил в своей классической манере:

– Э-э-э. А? Она. Что?

Бриджит не уклонилась от удара:

– Я подала документы в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, чтобы папа отстал от меня. Но я, типа, совершенно не собираюсь там учиться.

Я знаю, что Бриджит будет учиться в вузе, поэтому не считаю нужным заводиться. Правда, чем чаше она говорит об этом, тем больше это начинает беспокоить меня. Бриджит никогда не лжет, она действительно убедила себя в том, что она не будет учиться. Мне кажется, что лучший способ заставить ее изменить свое решение, – это не заострять на этом внимание и продолжать разговор как ни в чем не бывало. Но мне нужно было успокоить Лена. Ведь, случись у него апоплексический удар, он не смог бы себе помочь, несмотря на то, что он будущий медик.

– Так вот. За исключением Бриджит, которая не в счет, поскольку она не собирается поступать, – я произнесла последние четыре слова с легкой иронией, чтобы подчеркнуть свою мысль, – все остальные, включая меня, изрядно поволновалась по поводу тестов прошлой весной. Поэтому не думай, что я не понимаю твои чувства.

– Типа, Скотти не волновался, – тихо добавила Бриджит.

К счастью, Лен ее не слышал. Ее комментарий был необязателен, но он соответствовал действительности.

Скотти был единственным человеком, кому я завидовала прошлой весной, потому что он был совершенно расслаблен по поводу тестов. Его уже завербовали играть в бейсбол за Лигу патриотов, что является самым высоким достижением, на которое может рассчитывать достаточно хорошо тренированный белый парень ростом метр девяносто, из пригорода. Все, что ему нужно было сделать, – это правильно вписать свое имя, и он автоматически получал необходимое количество баллов, чтобы получать стипендию, которую предлагал ему университет Ли. Естественно, он набрал 1170 баллов.

Мне такие успехи в спорте не грозили. Тем не менее я сохраняла иллюзию этой возможности для отца и Килли, обещая им старательно тренироваться все лето, чтобы снова прийти в отличную спортивную форму. Частично я это даже имела в виду.

Так было, пока я не получила результаты теста на определение академических способностей.

Тем не менее мой успех привел к образованию одной проблемы. Как на то указал Лен, я одна из немногих учениц за всю историю нашей школы, чьи баллы могут дать повод гордиться, ведь у меня есть шанс поступить в действительно престижный университет. Поэтому вопрос мне задают миллион раз на дню. Учителя, которые никогда мне не преподавали. Буфетчицы в столовой. Нельзя не отвечать на вопрос, если ты Джессика Дарлинг, поэтому я, как и прежде, отвечаю:

– Университеты Эмхерст, Пьедмонт, Суартмор или Уильямс.

Я решила послушаться маму и начала подавать заявления в эти четыре вуза, которых не одобрил Пол Парлипиано. Скорее всего, он понял бы мое желание находиться в безопасности, то есть подальше от Нью-Йорка. Я даже осмелилась поднять эту тему в разговоре с Тэрин, пока мы разбирали доказательства теорем.

– Тэрин, а твой сводный брат упоминал, что мы случайно встретились с ним этим летом?

Она даже не подняла своих огромных глаз.

– Ну, так вот, мы с ним пересеклись. Он сказал мне, что я должна поступать в Колумбийский университет, что я и собиралась сделать, пока, ну знаешь, все это не случилось у них на Манхэттене.

Было похоже, что она хочет натянуть свою шерстяную шапку на глаза.

– Не говорил ли Пол, что теперь ему хочется уехать из города, что ему страшно из-за того, что еще может произойти?

Она смотрела на меня сквозь толстую занавесь своих волос и не отвечала. Наверное, она хочет, чтобы наши отношения оставались сугубо деловыми.

Мне все еще кажется, что ни один университет из моего списка мне не подходит. Я пытаюсь убедить себя, что безопаснее оставаться в том мирке, который Мак назвал моим «милым пригородом». Зачем кому-то бомбить стеклянный шар со снегопадом?