Текст книги "Вторая попытка"
Автор книги: Меган Маккаферти
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)
Первое июня
Хоуп!
Помнишь, когда мы с тобой учились в начальной школе? Мы считали, что старшеклассники такие чертовски важные, зрелые, и мы дождаться не могли, когда повзрослеем. В Пайнвилле все крутилось вокруг них – банкеты в честь атлетических соревнований старших классов, футбольные матчи, спектакли… Старшеклассники управляли школой. Однако почему я все еще чувствую себя бестолковой первоклашкой? Может быть, потому, что я сама избрала статус непричастного ни к каким делам человека? А если я все же вольюсь в школьную жизнь – даст ли мне это ощущение принадлежности? Что-то сомневаюсь.
Счастлива, что снова начала бегать, и не сожалею о том, что вышла из команды. Даже после того, как Килли подошел ко мне и сообщил, что кто-то из младших классов побил мой школьный рекорд в беге на 1600 метров. Все мои рекорды когда-нибудь кто-нибудь побьет, буду я бегать или нет, как и рекорды нового лидера.
И я не сожалею, что не вступила в женскую футбольную команду, хотя это была бы прекрасная возможность хорошенько надрать задницы Мэнде и Саре.
Как я сказала по телефону, я не жалею о том, что отшила Скотти. Это говорит о том, что последующие четыре года обучения в вузе я буду с легкостью делать то же самое. Единственное, о чем я слегка сожалею, – это что мне придется остаток жизни, даже от взрослых, которые давно закончили школу, выслушивать ужасающие причитания: ЧТО? ТЫ НЕ ХОДИЛА НА ВЫПУСКНОЙ? Если ты проведешь какое-то время бок о бок с моей мамой или сестрой, ты поймешь, что такое бывает – причем угрожающе часто.
Учиться мне осталось только двадцать дней. Когда я размышляю о том, что произошло со мной в прошлом месяце – первая смерть в моей семье, первое рождение, первый настоящий разговор с отцом, – я понимаю, что двадцать дней – это больше чем достаточно для того, чтобы что-то произошло… почти. Ты знаешь, о чем я неговорю – о том, что я – что мы – должны сделать. Однако мой «сторонний» статус и здесь играет свою весомую роль, поэтому двадцать дней – это определенно чертовски мало.
Тоскующе твоя,
Дж.
Июнь
Второе июня
ТУК-ТУК-ТУК. Мама стучала в дверь, и эти звуки эхом отдавались в голове.
– Джесси, пришла Бриджит, хочет тебя видеть, – сказала мама. – Говорит, это срочно.
Я вынырнула из-под одеяла.
– Пусть войдет.
Когда в последний раз Бриджит заявлялась ко мне в девять утра в воскресенье, она принесла новости насчет мисс Хайацинт Анастасии Вэллис. Так что я знала, что бы ни привело ее ко мне сегодня, это действительно срочно.
Бриджит вошла, ее лицо пылало, словно рана без повязки.
– Что случилось? – спросила я.
Она вцепилась в свой конский хвост.
– Что? Ты видела анонс «Тупоголовых девиц» в Интернете?
– Нет. Это… типа…
– Бриджит, в чем дело?
– Я не могу пойти на выпускной с Перси!
Конечно. Что может быть важнее выпускного?
– Почему?
– У меня большое прослушивание в Лос-Анджелесе на следующий день после бала, – сказала она. – И это действительно сто́ящая штука, хотя я дико расстроена, что не смогу пойти на выпускной, и Перси настаивает, чтобы я не упускала такую возможность…
– Ну а я-то тут при чем?
– Пойдешь с ним вместо меня?
Я нырнула под одеяло.
– Джесс! Он уже потратил деньги на смокинг, а я уже заплатила за билет, и мы не хотим, чтобы все пропало.
– А с чего это Пепе захочет пойти на бал со мной, когда его девушка – ты?
– Потому что ты, типа, его лучшая подруга, – сказала Бриджит. – И ты… ну ты знаешь…
– Что?
Она села рядом со мной на кровать. Ее глаза слегка увлажнились.
– Ну, ты, типа, и моя лучшая подруга, и я бы хотела, чтобы ты пошла на вечеринку и развлеклась немножко.
Я даже не знала что сказать. Я никогда не задумывалась по-настоящему о наших отношениях с Бриджит. Если статус Хоуп как лучшей подруги был незыблем, то кем была для меня Бриджит? Моей одноклассницей? Единственной подругой, которая знала меня с пеленок?
И сейчас, раздумывая об этом, я пришла к выводу, что Бриджит была для меня больше чем подругой с самого детства. Она была тем человеком, к которому я шла, чтобы поговорить по душам. Но отталкивала я ее по одной причине: она не Хоуп. Ну и что с того, что у нас с ней такая разница в интеллекте в мою пользу? Что с того, что иногда она бывает просто невыносимой? Бриджит – единственный человек в Пайнвилле, которому я полностью доверяю, даже если она и не моя лучшая подруга. Она была действительно – «типа» – моя лучшая подруга. Иногда этого вполне достаточно.
– Ладно. Я пойду на выпускной с твоим парнем.
Она с энтузиазмом захлопала в ладоши, доказывая лишний раз, что девочка может уйти из чирлидерства, но чирлидер из девочки не уйдет никогда.
– И попытаюсь с ним не спать.
Бриджит сдавленно пискнула и врезала мне подушкой. В ответ я смачно шлепнула ее. И началась типичная девичья драка подушками, плод бесчисленных фантазий мальчиков-подростков.
Пятое июня
Я намеренно не говорила маме, что я все же собираюсь пойти на бал. Зная манеру матери с одержимостью расспрашивать обо всех школьных событиях, я благоразумно решила промолчать и подождать, пока она сама не догадается. Иначе полный набор восторженных причитаний был бы мне обеспечен, что наконец-то после четырех лет воздержания я воплотила ее мечты: я собираюсь пойти на выпускной вечер, и мне срочно надо в магазин за платьем, не антивыпускным, а самым настоящим выпускным платьем.
Хотя мне и противно признавать это, я хотела купить себе просто сногсшибательное платье, чтобы все, кому надо, сдохли бы от зависти. Чье сердце я хотела бы сожрать на ужин, я точно не уверена. Правда в том, что, согласившись пойти на бал с Пепе, я решила, что выпускной сам по себе – довольно забавная затея.
Берегись молнии.
Как бы то ни было, мама, находясь целиком во власти своей первой обожаемой внучки, забыла про свою обычную надоедливость и ни о чем меня не спрашивала. Так что до бала оставалось два дня, а платья все еще не было. Конечно, мне не хотелось просить маму о помощи, но именно это в итоге мне и пришлось сделать.
– Эээ… мам?
– М? – отозвалась она.
Ее больше занимали последние фотографии ее уси-пуси Марин. Я заглянула через плечо. Бетани и Г-кошелек нацепили на дочь этот ужасный кружевной чепчик. Дети и без того симпатичны, так зачем же родители украшают их, как новогоднюю елку? Судя по кислому выражению лица Марин, ей, видимо, не нравятся аксессуары, или она только что навалила в памперс.
– Эээ… мам?
– Ммм?
– Мам, я подумала, тебе надо знать, что в эту пятницу я иду на выпускной.
Мать уронила фотографии.
– Ты идешь на выпускной???!!!
– Ага.
Она недоверчиво уставилась.
– Меня пригласили, и я решила: а почему бы нет?
– Кто пригласил? Скотти?
– Мам, сколько раз тебе повторять, что Скотти – тупой болван и я никогда не буду с ним больше встречаться.
– Нехорошо так говорить, детка, – заметила она.
– Ну и он не слишком приятный человек, – парировала я.
– Тогда кто? Лен?
– Он все еще со Страшилой.
– Страшила – не слишком хорошее слово, Джесси, – заметила мать. – Это неуважение к женщинам.
– Ага, а еще она испытывает непреодолимую тягу спать с парнями своих подруг…
Она задумчиво постучала пальцем по лбу.
– Тот мальчик из «Серебряных лугов»? Маркус?
Я хмыкнула.
– Только не он.
– Тогда кто, Джесси?
– Пепе. Я имею в виду, Перси, – ответила я.
– Кто такой Перси?
– Мы вместе учимся на французском.
– Ты никогда не говорила о нем.
Это правда. Разве не забавно, что я сижу с человеком за одной партой уже три года, однако никогда не рассказывала о нем родителям? Это лишний раз доказывает, как мало они знают о моей жизни, даже если предмет не стоит того, чтобы о нем упоминать.
– Мы друзья во французском классе.
– Должно быть, ты произвела на него сильное впечатление, если он пригласил тебя.
– Не совсем.
– О, Джесси, – мать сжала мою руку, как закадычная подруга. – Не будь такой застенчивой!
– Нет, мам. Он – парень Бриджит.
Мать осеклась.
– А почему парень Бриджит идет на выпускной с тобой?
Я рассказала маме всю историю.
– Все это очень странно, Джесси.
– Да, – ответила я. – Но это не меняет того факта, что до бала осталось два дня, а платья у меня нет.
Мама сняла очки для чтения и сокрушенно покачала головой.
– Уже поздно.
– Почему?
– Когда остается так мало времени, платье купить невозможно.
– Почему?
– Почему? – переспросила она, пораженная моим невежеством. – Почему? Я скажу тебе, почему. Когда Бетани училась в начальной школе и стала встречаться со старшеклассником – как там его звали? Впрочем, как бы его ни звали, он расстался со своей девушкой и начал гулять с Бетани перед выпускным, а мы в ужасе думали, какой же подходящий наряд ей подобрать. Единственные платья, которые остались в магазинах, были ужасны. Они не стоят и пенни.
– Ну и что ты предлагаешь? Я пришла к тебе за помощью. Я думала, тебе это понравится.
– Я предлагаю тебе в следующий раз не тянуть до последнего.
– Думаю, я просто надену джинсы. – Я знала, это ее уязвит.
– Не выпендривайся, Джесси, – сказала мать. – Дай мне подумать.
Я уже не хотела идти с мамой в магазин или куда бы то ни было, вот почему ее предложение я восприняла с радостью.
– Ты смотрела в шкафу Бетани?
– Э-э-э, – все, что я смогла ответить, вспомнив тот костюм, который я надевала на злосчастное чаепитие в Пьедмонте.
– У нее там дюжина нарядных платьев. Разве стиль восьмидесятых не моден снова?
– Мам, идея хороша, но ты забыла, что у Бетани были сиськи, а у меня – нет.
– Пошли, – сказала она. – Пошли посмотрим.
Так мы с мамой закопались в шкафу с нарядами Бетани. Ужасных платьев было много. Ярко-пурпурное бальное, с юбкой, как в «Унесенных ветром». Белое многослойное до колен, которое выглядело как свадебный торт. Облегающее ярко-розовое мини-платье с пуховой оторочкой, агрессивно топорщившейся на плечах.
Но в пластиковом чехле в самой глубине шкафа вдруг обнаружилось красное шелковое платье на одно плечо и с асимметричным подолом. Ретро, но так круто…
– Ох, – выдохнула мама. – Мне всегда нравилось это платье. Оно такое… страстное. Как у Кармен.
Я приложила его к себе и поразилась, насколько оно мне подошло. Я всегда думала, что моя сестра более богата на телесные достоинства, чем я, но мама уверила меня, что в выпускном классе Бетани тоже не могла похвастаться большой грудью.
– Она до колледжа оставалась неразвитой, – призналась она. – И я тоже.
– Правда?
– Правда. Это у нас наследственное. Мы поздно расцветаем.
Есть надежда, что я рано или поздно перепрыгну из своего первого размера в нечто посущественнее.
Я примерила красное платье, и что бы вы думали? С поддерживающим лифчиком без бретелек оно идеально подошло мне.
Когда мама увидела меня в этом платье, она разразилась рыданиями.
– Ты (всхлип) так (всхлип) выросла (всхлип)! – Она крепко обняла меня и начала гладить по голове.
– Маааааааам…
– Я думаю (всхлип), что ты достаточно взрослая (всхлип), чтобы решать, в какой колледж идти (всхлип), даже если мы с папой (всхлип) не согласны.
– Спасибо за понимание, мам, лучше поздно, чем никогда. – Моя голова все еще была зажата в любящих материнских руках.
– Мы просто (всхлип) беспокоимся за тебя!
– Плохое везде случается, даже рядом с домом.
Как только я это сказала, я почувствовала себя ужасно. Конечно, она знала об этом. У моей мамы были все причины, чтобы волноваться за меня. Ее единственный сын умер в младенчестве, хотя она спала рядышком с Мэтью.
Может быть, в один прекрасный день она станет доверять мне и расскажет, что она чувствовала тогда, потеряв ребенка. А может быть, никогда не расскажет. Но это не мне решать, правда? Единственное, что я могу – это стать ей хорошей дочерью. Я частенько разрушала ее представления об идеальной дочери, однако у меня в голове крепко засели слова Бетани насчет детей: счастье быть матерью перевешивает геморрой.
– Было здорово, мам, – сказала я, наконец-то высвободившись из ее объятий, – спасибо за помощь.
– С удовольствием, – отозвалась она. – Мы должны делать такое почаще.
– Должны, – сказала я, имея в виду именно то, что сказала.
– Я слышала, в Нью-Йорке хорошие магазины…
– Да, – кивнула я.
– Ну, ты мне покажешь, – сказала она, заправляя прядь волос мне за ухо. – Девочка большого города.
И тут уж мы обе разревелись.
Восьмое июня
!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Вот что произошло на выпускном вечере 2002 года.
Так много девочек пришли в настолько откровенных нарядах, что администрация даже не посмела запретить «непристойные телодвижения во время танцев».
Сару и Пи Джея отослали домой, прежде чем они переступили порог зала, ибо стало ясно, что перед тем, как пойти на выпускной, они основательно разорили бар Д’Абруцци и заблевали стоянку перед гостиницей.
Мэнду провозгласили Королевой Бала, Скотти – Королем. Это вызвало неудовольствие, потому что королевская не-парочка сломала почитаемую традицию школы и танцевала не друг с другом, а со своими возлюбленными – она с Леном, а он с какой-то неизвестной юной поклонницей.
У Бриджит не было никакого прослушивания (еще одна ложь!), и она пошла на бал с Пепе. Они наконец-то предстали перед всеми парой, как и планировали, и Бриджит очень изящно извинялась передо мной, потому что…
Потому что это не было частью их задумки, но все привлеченные участники должны быть счастливы.
Вот вам несколько весьма драматичных сценариев, по которым были поставлены шоу на вечеринке перед выпускным в доме Сары, но только один из них послужил единственной причиной того, что я не пошла на бал.
Сценарий № 1. Страшила благодарит.
– Можно поговорить с тобой?
Мэнда – вся в блеске, цветах и небесно-голубом шифоне.
– У меня больше не будет шанса извиниться перед тобой за то, что случилось между тобой и Леном.
– Почему именно сейчас?
– Потому что так случилось. Больше этого не повторится. Мы будем иногда видеться, я уверена, но такого больше никогда не будет.
– Слава богу.
– Я просто хочу, чтобы ты знала, что мы с Леном любим друг друга.
– Мэнда, я понимаю, ты хочешь извиниться, так что можешь идти в свой колледж с чистой совестью, но честно говоря, я больше не хочу слышать ни о тебе, ни о Лене.
– Тогда, если тебе все равно, ты можешь меня выслушать.
Было заметно, как ей хочется облегчить душу, и я не стала ей мешать.
– Девочки с низкой самооценкой раньше теряют девственность, чем с высокой, – сказала она.
– Судя по всему, самооценка у меня королевская, – хмыкнула я.
– Ну да, действительно…
– Господи, Мэнда, я не в настроении выслушивать твое псевдофеминистское дерьмо.
– Нет, послушай меня, парни с низкой самооценкой стараются повременить с сексом, в отличие от парней, которые высоко ценят себя.
Я подумала.
– Курица или яйцо.
– Что?
– Может быть, причина их низкой самооценки в том, что их никто и никогда не пытался затащить в постель. Ситуация, как с курицей или яйцом.
– Пожааалуйста, – протянула она, хотя я могла сказать, что ошарашила ее. – Не в этом дело. Дело в том, что я поняла: мы оба – Лен и я – страдаем от низкой самооценки, отсюда и все наши сексуальные истории.
– Или отсутствие оной.
– Правильно.
– Фантастика. Мы закончили? – спросила я, оглядываясь в поисках Пепе.
– Нет. Послушай, – она схватила меня за руку. – Мы поняли, что должны помочь друг другу. И помогли. Я знаю, ты думаешь, что Лен – это очередной парень, но Лен – первый, кто мне действительно небезразличен.
Я молчала.
– Просто я прошу прощения за то, что все так случилось, и хочу поблагодарить тебя за то, что ты так к этому отнеслась.
Никогда еще Мэнда не была такой человечной.
– Друзья? – спросила она, протягивая руку.
Я знаю, что должна была согнуться в земном поклоне и поцеловать ее отпедикюренные ноги за такое страстное извинение. Черт возьми, должна была.
Я не пошла на бал потому, что надавала ей по физиономии, а потом началась настоящая заваруха с участием Мэнды, Сары и Бриджит?
Сценарий № 2. Шок качка.
– Так ты идешь на выпускной с Черным Элвисом, а не со мной?
Скотти в своем репертуаре.
– Ага.
– Ты выглядишь клево, – заявил он, пожирая глазами перед моего платья. – Тебе надо почаще так одеваться.
Должна заметить, что платье действительно сидело великолепно, но мне было неприятно знать, что Скотти тоже это заметил.
– Это непрактично, – сказала я, скрестив руки на груди.
– Я имею в виду, в нем ты женственная. А ты слишком часто носишь джинсы. Тебе надо чаше показывать ноги.
– Если ты закончил распространяться на тему моего внешнего вида, думаю, мне пора найти своего кавалера.
– Нет, – сказал он. – Подожди. Я не то хотел сказать. Я всегда перед тобой несу какую-то хрень.
– Именно.
– Не могу забыть, что ты сказала мне, когда я пригласил тебя на выпускной.
– Что? – это как-то ускользнуло из моей памяти.
– Ты спросила, что со мной случилось.
– А, да.
– Знаю, что я изменился, – сказал он. – И даже знаю, почему.
– Почему?
– Я был слишком мягким.
О господи. Я закатила глаза, как вишенки в игровом автомате.
– Нет, серьезно. Парни по-настоящему озабочены только двумя вещами – как бы потрахаться и сделать так, чтобы другие парни тебя уважали. Надо получить первое, чтобы твоим автоматически стало второе. А мягкость не позволяла мне затащить в койку.
– Прямо роман какой-то, – заметила я. – А как насчет уважения со стороны девушек?
И снова моя стрела угодила в цель.
– Мне нравился ты прежний, тот самый мягкий парень, но такой хороший… я уважала того парня. Вот чего ты лишился. Ты сильно ошибаешься, что мягких и скромных парней никто не любит, потому что я вполне могла бы переспать с тобой прежним, но ни за какие коврижки – с тобой нынешним.
Я не пошла на выпускной потому, что Скотти весь вечер усиленно пытался доказать мне свою мягкость, чтобы залезть в мои модные выпускные трусики?
Сценарий № 3. Ложь удивляет.
«Хаотическое Мироздание» вышли на сцену в семь вечера, чтобы дать маленький прощальный концерт. Поскольку Лен в следующем году уезжал в Корнуэлл, они решили расстаться. Я совсем не злилась, наблюдая, как в последний раз вокруг Лена и Маркуса прыгают разгоряченные девочки. Я сказала Пепе, что нам надо идти, потому что вот-вот начнется выпускной бал, а от дома Сары до школы двадцать минут езды.
– Опаздывать модно, – заявил он, хитро прищурившись. – Какой смысл идти, если все еще здесь?
Мне стало ясно, почему он хотел, чтобы я осталась, когда Маркус подошел к микрофону. Он состриг свой хохолок и без него казался еще более беззащитным, как ребенок. Или дело просто в отсутствии его обычной деланой ухмылки, сменившейся самой очаровательной улыбкой, которую я раньше никогда не видела.
– Наша первая и последняя вещь на этом концерте будет баллада собственного сочинения, – сказал он. – Это единственная песня, которую исполняю я. Так что надеюсь, вы послушаете и оцените по достоинству.
Он взглянул прямо на меня, затем резким движением скинул пиджак, оставшись в ярко-красной футболке с надписью: ТЫ. ДА. ТЫ. Затем взял аккорд и начал петь эту песню мне. Да. Мне.
Крокодилья ложь
Прости меня за ту осень, я признаюсь.
Поцелуй мои глаза – почувствуй вкус.
Ты думаешь, я тебе лгу, и те слезы, которые лью —
Крокодильи слезы.
Над верхней губой выступает пот,
Ты в жару от ярости, я идиот.
Ты все еще в битве со мной, хотя мои глаза чисты
От крокодильей лжи.
Ты, да, ты живешь в моем сердце сейчас,
Прежняя ты, что остановила нас.
Я не хочу уходить, но ты веришь, ну что ж,
В свою собственную крокодилью ложь.
Кто тебя остановит, – это ты сама,
Поверь, мне никто не нужен, кроме тебя.
Но пока ты не веришь, с тобой кто-то другой…
Каждый день я живу во лжи,
Но не крокодильей.
Как бы вы отреагировали на подобное? Как? Как бы вы отнеслись к тому, что прозвучало нечто совершенно противоположное вашим убеждениям? Позвольте уточнить: как мне реагировать, узнав, что Маркус все еще неравнодушен ко мне после случившегося? А может быть, это всего лишь часть Игры? Как мне реагировать, не зная Маркуса?
Ослепленная, я направилась к нему.
– Я хотел, чтобы ты была счастлива, – сказал он.
– Счастлива, – повторила я.
– Я думал, что если ты не будешь со мной, то ты должна быть с парнем, который заслуживает тебя, – с моим лучшим другом, – сказал он.
– С другом, – эхом отозвалась я.
– Вот почему я помогал ему, подсказывал ему, какие подарки тебе купить и прочее, – сказал он.
– Помогал, – повторила я.
– То, что случилось между вами, лишний раз доказывает, что мы с тобой должны быть вместе, – сказал он.
– Вместе.
– Но я боялся, как и ты.
Боялась, подумала я, но не могла заставить себя в этом признаться.
– Что скажешь? – спросил он.
Как будто так легко ответить…
– Почему именно сейчас? – спросила я. – Почему ты рассказываешь мне все это именно сейчас?
– Из-за Хоуп, – ответил он.
Маркус рассказал мне, что Хоуп звонила ему не так давно – как раз после нашего тогдашнего разговора о том, почему Маркус перевернул все с ног на голову. Она позвонила ему, чтобы сказать, что в смерти ее брата он не виноват, и она устала выслушивать мои психованные извинения за то, что я не пускаю Маркуса в свою жизнь. Она позвонила ему, чтобы сказать: Джесс боится признаться самой себе в том, что он прав – она отталкивает парня, потому что цепенеет, едва он приближается к ней. Эти двое – Маркус и Хоуп – вовлекли в свои интриги Пепе и Бриджит. В основном же это дело рук Хоуп.
Вот почему она – моя самая близкая подруга, и всегда ею останется, не важно, сколько миль нас разделяет.
Я не помню, сколько минут простояла в ступоре, пока он не спросил: ты молчишь потому, что удивлена, или потому, что снова хочешь меня оттолкнуть?
– Ни то, ни другое, – ответила я. – Я молчу, потому что мы уже достаточно наговорились.
Я не пошла на бал, потому что обхватила ладонями его лицо и прижалась к его губам, и это был долгий поцелуй, на глазах у всей публики? Я не пошла на бал, потому что мы прыгнули в его машину, не разжимая рук, и помчались к нему домой? Я не пошла на бал, потому что мы остались наедине, потому что его родители поехали в Мэн навестить брата? Я не пошла на бал, потому что мы, едва дыша, медленно, нервно и нежно раздели друг друга и еще более медленно, нервно и нежно занялись любовью на его постели, на простынях в черно-белую полоску, пахнувших смолистым кедром, точно так, как я представляла себе все это время…
Кстати, сейчас ни о каком состоянии аффекта и речи не шло.
Вы знаете, я не могу описать в деталях все это – секс и все такое, – особенно если дело касается меня, я чувствую, что после всех этих одержимых разговоров, что я умру девственницей и все в мире занимаются этим, кроме меня, и что мне надо дождаться нужного времени и нужного человека, и я наконец-то скажу, чтобы успокоиться окончательно:
Это стоило того, чтобы ждать.
Черт побери, стоило.
Перед тем как соскользнуть в сон, я широко открыла глаза и внезапно вспомнила, что должна задать ему один вопрос:
– Маркус?
– Да?
– Какое у тебя второе имя?
– Армстронг.
– Как у Нейла, астронавта? – спросила я.
– Нет, – ответил он.
– Как у Луи, джазмена?
– Нет, – ответил он.
– Тогда как у кого?
– Как у меня.
– Спасибо, – прошептала я и провалилась в долгий сладкий сон без сновидений.