Текст книги "Вторая попытка"
Автор книги: Меган Маккаферти
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
Второе января
Я больше никогда не буду принимать наркотики.
Не поймите меня неправильно. Я не собираюсь делать публичные заявления о вреде наркотиков. Думаю, мои неприятности больше связаны со мной, нежели с «Е». Смерть Хиза – не единственная причина, по которой я больше не собираюсь экспериментировать. Даже до того как я узнала, что он принимает наркотики, у меня было такое чувство, что мое тело просто не принимает инородных субстанций. Я не умею пить, так куда мне выше-то? Думаю, некоторые люди просто более удачно экспериментируют, нежели другие (возьмем, к примеру, Маркуса. Он без проблем отринул все свои привычки).
Я никогда не боялась превратиться в персонажа того страшного видео, которое показывала нам Брэнди на уроках про психованную. Та вообразила, что умеет летать, и слетела с крыши прямо на асфальт. И еще там была одна озабоченная девочка, которая под действием «колес» прыгала из койки в койку в течение сорока восьми часов, а потом ее грохнул ее же приятель. Нет, все гораздо менее драматично. Я боялась любых наркотиков, абсолютно, потому что они могли явить всем то, что я пыталась скрыть.
И я была права.
Побочным эффектом стал огромный и страшный геморрой, который начался со Скотти и до сих пор еще не отпустил меня.
Лен добросовестно привез меня домой, доказав свою лояльность, а на следующий день ко мне пришел Скотти, хотя я уже замучилась объяснять всем, что слишком плохо себя чувствую и абсолютно асоциальна.
– Посмотри, кто пришел, Джесси! – Мать стояла позади его, и он не мог видеть ее яростное гримасничанье и то, как одними губами она произнесла: – Все еще на крючке!
– Джесс, мы должны поговорить о том, что случилось вчера ночью, – сказал он, когда за мамой закрылась дверь.
Многое случилось, да. Но ничего такого, что могло бы объяснить присутствие Скотти в моей спальне.
– Мы сблизились этой ночью. Танцевали, обнимались и прочее.
– Ты насчет Мэнды?
– Типа того.
Если бы мой череп не держался на скотче и молитве, я бы рассмеялась. Мэнда ужасно ревнива. А сама-то как терлась своими сиськами об Маркуса?
– Уж ей-то грех обвинять кого-то в том, что флирт зашел слишком далеко, – ответила я.
Скотти рассмеялся:
– Да мне наплевать, о чем она думает. Я с ней только спал, ничего больше.
Я не имела представления, зачем он все это мне говорит.
– Так в чем дело-то?
Он плюхнулся рядом со мной на кровать. От него пахло одеколоном и кожаной курткой.
– Я все еще неравнодушен к тебе.
– А… – Я собрала с пола мозги и кое-как запихнула их на место. – Что?
– Я охренительно серьезен, – поэтично выразился он, снимая куртку. Скотти – это просто гора мускулов. Тренеры и ученые не придумали еще определения для него.
– Скотт, – начала я.
– Скотти, – поправил он, закидывая свои могучие руки за голову, так что майка задралась, обнажая аккуратные кубики пресса. – Называй меня Скотти, как прошлой ночью.
– Ладно. Скотти…
Он блеснул улыбкой победителя, но для меня это было чересчур предсказуемо, слишком приторно. Одной рукой он обхватил меня за плечо, отчего я снова потеряла нить разговора.
– Прошлой ночью между нами была связь. Ты ведь тоже это чувствуешь.
Это верно, в какой-то миг я и Скотти были едины. Первый раз с начала учебы в школе я смогла взглянуть в его лицо и увидеть прежнего Скотти, искреннего, распираемого гормонами, с прыщами на носу. Этот неуклюжий застенчивый мальчик был куда более привлекателен, чем Его Королевское Мужество.
– Это была не я, – сказала я, выскальзывая из-под его руки. – Это все «Е».
– Я много раз принимал «Е», и прежде со мной ничего такого не было.
Я поняла, что происходит. Его связи обычно были свободны от всяких субстанций, и он ошибочно принял наши объятия, спровоцированные наркотиками, за нечто большее. Так трогательно.
Об этом-то я и пыталась мямлить, когда он своими мясистыми ладонями обхватил мое лицо и попытался поцеловать. Я скакнула через всю комнату.
– Скотти! Какого черта?!
– Правильно, – покорно согласился он. – Ты не хочешь обманывать Лена.
Если честно, о Лене я думала меньше всего. Я просто рефлекторно отвергла идею повторить тот слюнявый поцелуй, который случился на одиннадцатый день нашей дружбы в восьмом классе. Но его объяснение я приняла со злорадной радостью.
– Верно! Я не могу обманывать Лена! Моего парня.
– Вот почему я здесь, – он разглядывал себя в зеркале за моей спиной и явно любовался отражением. – Теперь, когда ты знаешь о моих чувствах, ты можешь разобраться с Леном.
– Что ты имеешь в виду под «разобраться с Леном»?
– Порвать с этим недоумком.
Порвать. Весь день я провела в нравственных мучениях по этому поводу, но услышать это предложение из уст Скотти было просто отвратительно.
– Ты думаешь, я порву с ним только потому, что ты предложил себя в качестве замены?
Самообожающий взгляд Скотти в зеркало не изменился.
Король Скотти считал, что я без зазрения совести брошу Лена ради него. Боже, как же меня бесит, когда кто-то вроде Скотти считает себя выше кого-то вроде Лена, и все это обсасывается и подкрепляется речами школьных недоумков и сплетников. Если бы Хэвиленд опубликовала мое эссе «Подлизы, Подхалимы и Неудачники», такого бы не случилось. Но нет, до сих пор весь Пайнвилль простирается ниц перед Большим Стервецом с Галерки, и у него нет причин считать, что в его королевстве, выражаясь словами классика, все прогнило. Когда он шел через холл, входил в класс или выходил на школьный двор, все взгляды были устремлены на него, включая и его собственный. У Скотти тяжелый случай стероидного самолюбия, и помоги мне Бог, если я не подкреплю его еще больше.
– Я не собираюсь расставаться с Леном, – ответила я, вспомнив с внезапной признательностью его интеллигентную манеру держаться на фоне всего этого мускулистого «кобелизма». Я не разговаривала с Леном с тех пор, как он привез меня домой, и теперь я действительно хотела это сделать. Я хотела прояснить все, но сначала мне надо было выкинуть отсюда этого тупого мачо. Я встала, распахнула дверь и указала Скотти на выход.
Он встал с моей кровати и пожал плечами:
– Ладно, Джесс, как хочешь. Но ты не можешь отрицать, что нам было хорошо.
О господи. Все, что у нас есть, – это его иллюзия крутости и мое глупое желание прикрыться своим любящим и чувствительным другом. Пока я набирала номер телефона Лена, я проклинала себя за то, что не поговорила с ним раньше.
– Здравствуйте, миссис Леви, – сказала я, стараясь говорить как можно непринужденней.
– О, это ты? – сухой, холодный тон.
– Пожалуйста, могу я поговорить с Леном?
– Если бы я решала за него, я бы сказала: нет! – ответила она, причмокивая губами. – Но Лен взрослый и может сам принимать решения. Я узнаю, хочет ли он говорить с тобой или нет. Хе-хе-хе.
Ее смех был сухой и бесстрастный. Должно быть, она пошутила, я не могла себе представить, что родители могут сказать такое всерьез. Так что я тоже слабо хихикнула.
Прошло минуты две, прежде чем Лен взял трубку. Я никогда не была так рада слышать его голос.
– Лен!
– Джесс, – отозвался он голосом, похожим на замороженный лед на озере.
– Эээ… Я…
– Нам надо поговорить о прошлой ночи, – сказал он ровно.
– Эээ… Вот поэтому я и звоню…
– Давай встретимся в закусочной «У Хельги» в шесть часов.
– Хорошо. Я думала, мы можем…
– «У Хельги» в шесть, – оборвал он меня. – Увидимся.
Я знала, что Лен приедет точно вовремя, так что я приду на десять минут раньше, чтобы подготовиться. Надо было изобрести какие-то извинения: я не помню, что говорила тогда. Помню, что делала – что мы делали или что почти сделали – но не то, что говорила. Ложь во спасение наших отношений, которые я действительно хотела спасти. Правда. Лен – порядочный и честный, а таких трудно найти. Мне повезло, что он у меня есть, и я хотела сохранить его. А что касается Маркуса, я могу объяснить, что не помню ни слова, что действие наркотика непредсказуемо и не имеет ничего общего с реальностью, вот почему люди и принимают их, но я прошу прощения за то, что сделала, и он может быть твердо уверен, что этого больше никогда не повторится, и то, что я говорила по поводу Маркуса, ровным счетом не имеет никакого значения…
Я и помыслить не могла, что на нашей встрече будет присутствовать третий, однако он уже сидел за столиком, когда я вошла.
– Что ты натворила прошлой ночью? – спросил он совершенно искренне.
– О, черт. – Я тяжело осела на диванчик напротив него. – Что тебе рассказал Лен?
– Ничего. Он очень расстроен, но не говорит, почему. Он просто сказал мне, что мы должны поговорить все вместе. Что произошло?
Откуда начать? Что сказать?
– Я думаю, он переживает из-за того, что я прошлой ночью приняла таблетку экстази, – ответила я.
Глаза Маркуса расширились.
– Скорей всего. Лен такой правильный, что не принимает даже тайленол, когда у него болит голова.
– Ага, знаю, – я не могла смотреть на него. Я мяла в руках соломинку, складывала и разворачивала ее.
– И тебе понравилось?
– Ну, ты же пробовал «Е» и знаешь, каково это, – я избегала отвечать прямо.
– На всех он действует по-разному, – сказал он. – Тебе понравилось?
Я пожала плечами.
– Мне не понравилось то, что из-за меня расстроился Лен. – Это была правда.
– Ну хорошо, – отозвался Маркус, вытаскивая соломинку из стакана с содовой. – Но я-то здесь зачем?
– Эээ… Я… Эээ… – Я не могла рассказать Маркусу об этом. Я не могла рассказать ему, как далеко мы с Леном зашли, как мы начали заниматься сексом на заднем сиденье его «Сатурна». Я не могла рассказать ему, что единственной причиной, по которой секса не получилось, была та, что я не могла представить себе, что лишусь девственности с кем-то кроме Маркуса, который является лучшим другом Лена.
Пока все эти мысли проносились в моей голове, Маркус вылил несколько капель из соломинки на бумажку, которую я только что складывала и мяла. Змея выпустила яд. Я вспомнила строчки из «Падения»:
Я дразню и соблазняю
Тебя
Запретным плодом.
Делает ли это
Меня
Змеем?
Прежде чем я смогла ответить себе на этот вопрос, вошел Лен.
– Привет, – сказал Маркус.
– Привет, – сказал Лен.
– Одорогойкакярадавидетьтебя! – сказала я.
Я вскочила, чтобы обнять его. Поначалу он стоял, опустив руки, но потом все же обнял меня в ответ. Он сел рядом со мной, что, по-моему, было хорошим признаком.
Лен громко и долго откашливался.
– Прошлой ночью под воздействием экстази, упоминаемым в связи с его способностью ослаблять бдительность и высвобождать на свет самые ненормальные желания, Джессика сказала то, что привело меня в крайнее изумление…
Лен говорил очень долго. Я не могла отвести взгляд от соломинки-змеи.
– В заключение хотелось бы знать, что было между вами и почему она так сказала. Ты мой лучший друг, – он взглянул на Маркуса. – Ты моя девушка, – повернулся ко мне. – Я надеюсь, что вы оба проявите чудеса благородства и будете честны со мной.
Мы с Маркусом молчали, потому что не знали, закончил Лен или нет. Не закончил.
– Так что вопрос остается открытым, – холодно подытожил он. – Что было между вами?
Теперь все. Мы с Маркусом молчали, потому что у нас просто не было ответа на такой простой вопрос. Мы смотрели друг на друга безнадежно и беспомощно.
Наконец заговорил Маркус:
– Между нами ничего не было.
Лен резко кашлянул. Гхм!
– Тогда о чем она говорила?
Маркус серьезно взглянул на меня:
– Я собираюсь рассказать ему.
– А… – ответила я, не зная, о чем он говорит.
– В прошлую новогоднюю ночь я пытался затащить Джессику в постель.
На миг змея снова превратилась в соломинку.
– Но она отказала мне, – продолжил он. – Это было унизительно.
Лен коснулся моей руки.
– Это правда?
– Эээ… – промямлила я.
– Так что ничего не было, Лен, – сказал Маркус, заметив мое волнение. – Не переживай по поводу того, что тебе наговорила Джесс под кайфом. Наркотики чертовски круто играют с подсознанием, и с реальностью это не имеет ничего общего. Вот почему люди начинают принимать наркоту.
Этот аргумент слился воедино с тем, что звучал у меня в голове, и мне даже показалось, будто это сказала я. Но я такого не говорила.
Лен пристально изучал мое лицо, я с трудом выдерживала его взгляд.
Гхм!
– И что теперь, Флю?
– А что теперь?
– Ты хочешь заняться сексом с моей девушкой?
Маркус вынул из кармана зажигалку и начал щелкать кремнем. Он бросил курить, но ему нужно было занять руки, когда он… что? Нервничал?
– Не пойми неправильно, – начал он, – но я никогда по-настоящему не хотел заниматься сексом с ней.Я просто хотел посмотреть, получится ли у меня.
Щелк. Щелк. Щелк. Словно стреляные гильзы. Щелк. Щелк. Щелк.
– Это было давно, – Маркус бросил короткий взгляд на меня. – Тогда я не знал тебя так, как знаю сейчас.
И я задумалась. Теперь ты знаешь меня, это значит, что спать со мной ты не будешь?
– Я не знал, что мы с тобой подружимся, Лен, и что вы двое так идеально подойдете друг другу. Так что, пожалуйста, поверь: все, что Джессика говорила обо мне, не имеет ничего общего с реальностью и ее чувствами к тебе. Она любит тебя. Правда, Джесс?
Его вопрос застал меня врасплох. Маркус был прав, не так ли? Он был прав насчет меня и Лена. Мы все были правы.
Правы?
Я взглянула на бледное гладкое лицо Лена, в его зеленые глаза, яркие, как осколки стекла бутылки «Хейнекен», тонкие пальцы с мозолями от гитары. Я чокнутая. Если бы Лен встречался с другой девушкой, я бы с ума сошла от ревности и от любви к нему. И писала бы только о нем.
– Правда, – кивнула я, надеясь, что это так.
Лен склонился и легко поцеловал меня. Что было для него так не свойственно – делать подобное на людях. Он всегда был против этого, ибо считал, что по неписаным правилам этикета нельзя позволять гормонам и эмоциям управлять собой на публике. Я же просто не выносила зрелища двух обнимающихся людей, которых я знаю. Так бывает, и я не могу с этим ничего поделать.
Мне нравится думать, будто Лен поцеловал меня перед Маркусом в знак признательности за нашу честность. Но на самом деле он просто пометил территорию – моя. И это сработало, потому что краем глаза я увидела, как Маркус смотрит на нас, и я клянусь, клянусь, что в уголке его правого глаза что-то сверкнуло.
Слезинка?
Слезинка, исчезнувшая через несколько секунд после того, как мы с Леном отстранились друг от друга. Я решила было, что это лишь моя галлюцинация, дурной флэшбек, иллюзия и ничего больше.
Я лгу сама себе. Трагизм ситуации в том, что я считаю, будто бы веду вполне реальную жизнь – особенно с тех пор, как написана в прошлом году опус: «Хайацинт Анастасия Вэллис: еще одна позерка». После этого я раздружилась с Бестолковой Парочкой, бросила кросс, перестала писать в школьную газету, подала документы в желанный университет, зная, что родители против… Но моя «Е»-скапада доказала, что в любви я – просто ничто.
Во время встречи я мысленно желала Лену простить меня. Если бы я открылась и позволила Лену заглянуть мне в душу – как я когда-то сделала с Маркусом, когда ничего не знала о нем, – не было бы нужды лгать о своих чувствах. Я бы действительно чувствовала.
Правда?
Пятнадцатое января
«Самоубийственный четверг» – это термин, которым описывают состояние, наступающее через несколько дней после приема экстази. Для меня он обернулся «самоубийственным январем».
Я смутно помню, что произошло, когда свежий выпуск «Дна Пайнвилля» свалился в наши электронные почтовые «ящики». Впервые Загадочный Аноним извалял Джессику Дарлинг в грязи.
Скотти заверил меня, что никому ничего не говорил.
– Я с Мэндой встречался только потому, что рядом не было тебя, – признался он в один из тех редких моментов, когда Мэнда не сидела на его коленях. – Ты не можешь отрицать того, что было между нами. – Скотти произнес это особым «сексуальным голосом». Тьфу.
Меня несказанно радовало то, что Маркус тоже молчал – хотя бы из уважения к своему лучшему другу. Хотя, когда дело касается Маркуса, я вообще ни в чем не уверена.
Когда я случайно обмолвилась Лену, что не думала, будто кто-нибудь знает так много о той идиотской ситуации, в которую я попала, он… Да что там говорить, вот наш диалог дословно:
– Гм. Моя мама знает.
– ЧТО?!
– Гм. Я рассказал ей об этом.
– ЧТО?! ЗАЧЕМ?!
– Я все рассказываю маме. Гм. Почти.
Затем он прокашлялся и выдвинул теорию о том, как важно уважать старших, особенно тех, кто дал нам возможность жить в этом мире, кто кормит нас, одевает и защищает, так что это вполне нормальная практика в крепкой и хорошей семье, где следует быть честными друг с другом.
– ТАК ТЫ РАССКАЗАЛ ЕЙ, ЧТО Я ЗАКИНУЛАСЬ КОЛЕСАМИ И ПОЧТИ ЧТО ТРАХАЛАСЬ С ТОБОЙ НА ЗАДНЕМ СИДЕНЬЕ МАШИНЫ?! – закричала я.
– Гм. Да.
Неудивительно, почему миссис Леви говорила со мной как с законченной наркоманкой, которая хочет дефлорировать ее ненаглядного правильного сыночка. ПОТОМУ ЧТО Я ТАКАЯ И ЕСТЬ. И ОНА ЭТО ЗНАЕТ. Я же завоевала ее расположение, а большинство родителей моих друзей любили меня. И я просто не могла вынести мысль о том, что мама Лена меня ненавидит, особенно потому, что я встречаюсь с ее сыном.
Как бы грустно это ни было, это не объясняет, как Загадочный Аноним докопался до того, что произошло на вечеринке у Сары. Этим утром все мои поступки были явлены публике в лучшем виде.
КАК ДАЛЕКО ЗАШЛИ НАШИ БОТАНИКИ В СВОИХ ИГРАХ В ДЕФЛОРАЦИЮ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН ПОНЯЛ, ЧТО ОНА ПОЛУЧИЛА КАЙФ ОТ БОЛЕЕ ПОПУЛЯРНОГО И КРУТОГО ПАРНЯ?
Я выбрала путь отрицания. В этом я не сомневалась ни на секунду.
– Боже мой! – завопила Сара, размахивая распечаткой послания и тыкая в меня обвиняющим пальцем: – Это все ты!
Я хотела проигнорировать ее вопль, но против воли поинтересовалась:
– Что – я?
– Вот доказательство, что за «Дном Пайнвилля» скрываешься ты!
– Что?
– Боже мой! Ты пишешь все это, точно! Я клянусь, мне надо работать детективом! Клянусь!
– И как же это письмо доказывает, что его написала я? – спросила я, обескураженная ее логикой.
– Потому что ты знаешь, что мы о тебе догадываемся, вот и пишешь про себя!
– Но зачем мне так портить свою репутацию?
– Да ладно тебе!
Мэнда вскочила с места.
– Да ладно тебе – что?
– Никто не верит, что единственная некоронованная королева Девственности сделает что-то нелегальное или аморальное. Мисс Совершенство! Мисс Я-Ничего-Такого-Не-Делаю!
Истеричные крики Мэнды пробудили Рико Суэйва.
– Мисс Пауэр, вы осознаете, где находитесь?
Мэнда и не думала молчать.
– Но если ты думаешь, что я позволю тебе тешить свое эго фальшивыми обвинениями в адрес моего парня, ты глубоко заблуждаешься. – После этого она круто повернулась и вышла, оставив Рико Суэйва и остальных недоумевать, что произошло.
Когда прозвенел звонок, Маркус обернулся и прошептал мне:
– Я тебе говорил.
Говорил. Только я не писала об этом, потому что боялась, что не сумею сосредоточиться на Лене. Но теперь мне надо рассказать об этом.
У меня было такое чувство, что мне надо поблагодарить Маркуса за его достойное поведение в закусочной «У Хельги». Его версия не была полностью правдивой, но и лживой она не была, это точно. Даже если бы меня приковали наручниками к печатной машинке, я все равно не знала бы, какими словами описать то, что между нами было.
Я не хочу вдаваться в философию, но реальность – более субъективная штука, чем люди склонны считать. Люди вроде Лена хотят верить, что на все вопросы есть определенные и четкие ответы, потому что это дает иллюзию упорядоченности в хаотичном и безумном мире. И разве реальность – это не проявление мнения одного человека, которое отличается от мнения другого?
Версия Маркуса той истории была направлена на то, чтобы спасти мои отношения с Леном.
Я впала в паранойю по поводу «Дна Пайнвилля» и больше в школе ни с кем не разговаривала. В этот уикенд я съездила в «Серебряные луга», узнав, что Маркус будет там.
– Так-так-так, – пропела Глэдди, – смотрите-ка, кто к нам пришел!
– Привет, Глэдди, – я оглядела набитую народом комнату отдыха. Пришло время играть в бинго.
– Кого ищешь-то. Джей Ди? – спросила она так невинно, что я готова была поклясться, что она знает ответ наперед.
– Никого, – солгала я. – Я пришла навестить тебя!
Глэдди расхохоталась.
– И что ты дальше будешь делать? Попытаешься продать мне Бруклинский мост?
– М?
– Темная ты личность, – проговорил Мо.
– Почему б тебе просто не признаться, что ты пришла увидеться с Тутти-Флюти?
– Эээ…
– Знаешь, он только что был тут. Но смылся, как только увидел, что ты подъезжаешь к стоянке.
– Правда?
– Он сказал, что уважает твою личную жизнь.
– Правда?
– Да, правда ведь, Мо?
Мо энергично закивал.
– Конечно, правда.
– Где он?
– Ну… – протянула Глэдди, почесав голову или, точнее, берет на ней. Только сейчас я заметила, что он был оранжевого цвета, а штаны на ней были зеленые. Я взглянула на ее ходунки. Пурпурные ленточки. Ничего общего с ее традиционными цветовыми предпочтениями. Я удивилась про себя, как долго это будет продолжаться.
– Он внизу, – ответила она наконец, блеснув фарфоровой улыбкой. – В библиотеке.
– Спасибо.
– О нет, Джей Ди, – сказала она. – Это тебе спасибо. А теперь проваливай!
Я пошла вниз, и, разумеется, Маркус был в библиотеке, читал вслух каким-то старушкам. Он взглянул на меня, когда я вошла в темную, обитую деревянными панелями комнату. Читать он не прекратил, однако вспыхнувшее в камине пламя на какой-то миг ярко осветило его лицо, он был удивлен. Я села в кожаное кресло и стала слушать.
– «И как только смуглый стройный парень приблизился к герцогине, она почувствовала томление в чреслах. Она не могла дождаться, пока на нее обрушится напористая и страстная любовь Стефано…»
Черт! Дешевая порнушка!
– «Они упали в стог сена, сдирая друг с друга одежду и рыча от страсти, словно дикие звери…»
Маркус определенно подогревал стариковские воспоминания. А у меня есть бойфренд, который слишком хорош для таких дел. Господи, да сейчас меня заведет все что угодно, даже надписи на коробке с крекерами.
Когда закончилась глава, он закрыл книгу.
– Продолжение следует, – сказал он с усмешкой. Старушки застонали в знак протеста.
– Извините, леди, – проговорил он, указав на меня. – Мне нужно поговорить с подругой.
Седые, белоснежные и даже голубоватые головы повернулись в мою сторону. Мое явление никого не впечатлило. Когда они шаркали мимо меня к выходу, я услышала, как они обсуждают мои джинсы и неумение ухаживать за собой.
– Разве так уж сложно привести в порядок волосы перед выходом из дома?
– Или воспользоваться румянами?
– Точно. Современные девушки абсолютно не знают, как преподносить себя.
Они были очень похожи на мою мать. Очень.
– Привет, – сказала я. – Хорошо читаешь.
– Я стараюсь вкладываться в любой материал, с каким мне приходится иметь дело, – он сел напротив меня. – Я удивлен, что ты пришла.
– Ну… я просто хотела побла…
– Послушай, ты не должна благодарить меня, – перебил он. – Лен – мой друг, и я хочу видеть вас вместе, счастливыми. Я сказал то, что должен был сказать.
– Я ценю это.
– Не волнуйся, если кто-нибудь узнает о том, что в действительности произошло, наркотики эти и прочее… – туманно сказал он. – Никто в это не поверит. Как никто не поверит Тэрин, если она всем расскажет, что это ты тогда пописала в баночку, а не она.
У меня внезапно свело все тело, и даже трехмесячные занятия йогой не спасли меня от этой судороги.
– Что ты имеешь в виду? Она знает правду? Она просила тебя рассказать ей?
– Не совсем, – ответил он. – Просто…
– Что?
– Однажды она подошла ко мне в школе, и это было первый раз, когда мы с ней заговорили. Она показалась мне такой невинной и беззащитной, и я почувствовал к ней жалость.
– Правильно, – кивнула я.
– Я подумал, что ей нравится выглядеть такой грустной. Может быть, мне стоило извиниться перед ней. Может быть, нужно было все объяснить.
– Но ты этого не сделал?
– Конечно, нет. Я обещал, что никогда не предложу тебе наркотиков, и слово свое сдержал. Кроме того, как я уже говорил, никто не поверит в то, что ты поступила так плооооохо, – последнее слово он протянул с насмешкой.
Надеюсь, что он прав. Разве Маркус когда-либо заблуждался?
Только насчет меня.