Текст книги "Вторая попытка"

Автор книги: Меган Маккаферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Пятнадцатое марта

Наконец-то выпуск «Дна Пайнвилля» без упоминания всуе имени Джессики. Наслаждаюсь.

ЧТО ЗА БОГАЧКА-ТОЛСТЯЧКА НЕДАВНО ВЫПРЫГНУЛА ИЗ СВОИХ ДЖИНСОВ, ПОТОМУ ЧТО РЕШИЛА, ЧТО У НЕЕ ВСЕ ЕЩЕ ВТОРОЙ РАЗМЕР?

Сара, разумеется. Ха!

Чтобы окончательно избавиться от беспокойства, я решила наконец-то поговорить с Пепе о Бриджит. Он увивался за ней уже давно, и я не могла видеть его таким влюбленным. Я очень чутко отношусь к таким типам отношений по очевидным причинам. Когда я обвинила Пепе в том, что он втюрился в Бриджит, ответ последовал незамедлительно, быстрее, чем пиарщики Уитни Хьюстон опровергли слухи о ее «обезвоживании».

– Connerie! Bridget a eu un boyfriend celebre! (Дерьмо! У Бриджит парень – знаменитость!)

– Elle a eu une rendez-vous avec Geai de Kay. Et il n’est pas si celebre. (Она всего раз встречалась с Кейджеем. И не такой уж он знаменитый.)

– Pourquoi un РОА chaude comme Bridget me choisirait? Je souhaite. (Почему бы такой киске, как Бриджит, не выбрать меня? Я бы этого хотел.)

– Bien, uh… Elle ne va pas. C’est pourqoui je t’ai dit de l’oublier. (Ну… Она и не выберет никогда. Вот почему я уговариваю тебя забыть ее.)

– Ne t’inquietes pas de moi. Je suis copacetic. (Не волнуйся за меня. Я в порядке.)

Позже я попыталась попросить Бриджит проводить с ним меньше времени, чтобы его чувства не зашли слишком далеко.

– Я никогда не вступлю в тайные отношения с человеком, с кем вместе работаю, – ответила она.

– Ты уверена? Я думаю, он от тебя без ума.

– Джесс, это, типа, так непрофессионально…

– Но…

Бриджит решила закрыть тему, потому что в уме у нее зрел план мести.

– Забей. Нам есть о чем, типа, подумать, кроме этого, – она протянула мне страницу из «Нью-Йорк таймс». – Мы должны наконец-то встретиться лицом к лицу с Хай.

Я взглянула на страницу. Мисс Хайацинт Анастасия Вэллис подписывает книги в книжном магазине 28-го марта – как раз в тот день, когда я наметила встретиться с Полом Парлипиано в Нью-Йорке.

– Я поеду на автобусе с тобой, все равно мне нужно туда ехать, – ответила я.

– О, в этот день состоится Шествие Ящериц?

– Марш Змей, – поправила я, возбужденная до предела при одной только мысли о том, что этот день мне суждено провести бок о бок со своей давнишней любовью, так что мне удалось с легкостью проигнорировать ее возмутительное невежество. – Это большая демонстрация против дискриминации и всех форм тирании, организованная ЛПКУ.

Бриджит вздохнула:

– Он гей, Джесс.

– Я знаю. А что я могу поделать?

– Тебя кинул Лен и ты тут же решила утешиться с Полом Парлипиано?

– Гм… Совсем нет!

Она сунула в рот кончик хвоста и пробурчала что-то вроде: «Ага, как же».

Хорошо, возможно, я немного преувеличиваю свое возбуждение по поводу Марша Змей, но меня публично унизил мой экс-парень и какая-то профурсетка, чьи объятия и поцелуйчики были до отвращения приторными. Может быть, это неправильно – обращать чересчур пристальное внимание на человека, у которого только хорошие намерения относительно меня. Просто случайное стечение обстоятельств, что он стал моей первой одержимостью, моей любовью на все времена.

– Я знаю, что он гей, между нами ничего и быть не может, – сказала я. – Просто я думаю, что это здорово – получить приглашение от человека, от которого такого просто не ждешь.

– От гея, – встряла Бриджит.

Я только свирепо блеснула глазами.

– Ну что ж, если твой протест против дискриминации, типа, не перевернет мир с ног на голову, ты сможешь всегда встретиться со мной в книжном, чтобы уделить Хай пару минут.

– Возможно, – кивнула я.

– Ты все еще злишься? – спросила она. – Не хочешь выпустить пар?

Я пожала плечами.

– Перси помогает мне написать сценарий, – сказала она. – Так что мой разговор будет похож на роль, которую я сыграю. Я, типа, не желаю тратить нервы.

Бриджит – единственная, кто помнит, что книга Хай вообще вышла в свет. Просто забавно, как быстро угасла шумиха по поводу «Тупоголовых девиц». Грустно, но приходится признать, что обитатели Пайнвилля вообще не читают книги.

У нас шесть магазинов жрачки и восемь точек по продаже выпечки, зачем же ехать за двадцать миль в поисках книжного магазина? Ученики просто не могли выкроить время между пьянками, чтобы почитать, они предпочитали ждать, пока в кино будут крутить фильм, который прошел в прокате еще в 2003 году. Но кто знает, что было бы, если бы они действительно посмотрели это кино? За исключением Сары, которая никогда ничего не забывала, у большинства обитателей Пайнвилля короткая память.

Если бы Хай действительно хотела потрясти мир, она бы продала права на экранизацию MTV, и «Тупоголовые девицы» вышли бы в свет в виде короткометражки между «Квартирой» и «Ей все к лицу».

Я все еще борюсь со своим кризисом идентичности Джейн Свит. Довольно неприятно признавать, что я ни на йоту не похожа на свое Альтер-эго. Джейн Свит – не та девушка, которую могут публично унизить ее экс-парень и какая-то профурсетка. Это потому, что Джейн Свит – не та девушка, которая стала бы встречаться с Леном, если бы узнала, что он вовсе не то, что ей нужно. Или, возможно, она дала бы ему шанс, но определенно не стала бы гулять с ним так долго, как это делала я. Я все еще спрашиваю себя: «Что бы сделала Джейн?», даже если знаю, что попытка стать Дженн (как на Новый год) может привести к катастрофическим последствиям.

Но и в своем амплуа я чувствую себя неуютно. Может быть, мне стоит попросить Пепе написать сценарий моей жизни, чтобы не тратить нервы.

Семнадцатое марта

После фиаско в Пьедмонте я решила, что родители больше не отважатся появляться со мной на людях. К сожалению, я ошибалась.

Они приехали вместе со мной в «Серебряные луга» на ежегодное празднование Дня святого Патрика.

Я была просто счастлива видеть, что на сей раз наряд Глэдди и ее ходунки были выполнены в единой цветовой гамме – зеленой. Я уж начала было волноваться, что ее цветовой кретинизм – это признак того, что ей исполнился девяносто один год. Но сегодня не было никаких признаков маразма, она даже исполнила «ходунковый» вариант джиги вместе с Маркусом под завывания об ирландских знойных девицах.

На Маркусе была футболка с надписью: ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ, Я ИРЛАНДЕЦ.

– Классная майка, – усмехнулась я.

– Это подарок твоей бабушки, – ответил он.

– Оцени, Джей Ди! – заорала Глэдди.

Когда моей бабушке не хватает нежности, она прибавляет громкости.

– Я не думаю, что Маркус – настоящий ирландец, – сказала я.

– Я на четверть кельт, – возразил он, постучав себя по зеленому пластиковому козырьку. – Посмотри на эти рыжие волосы.

– ОЦЕНИ!

– Тогда я и поцелую тебя на четверть, – я посылала ему воздушный поцелуй.

– Ты разочаровываешь меня, Джей Ди, – промолвила Глэдди, тряся головой.

И Маркус, что довольно нехарактерно для него, ничего не сказал. Пока не влетела моя мать и не задала неизбежный вопрос.

– Тааааааак, Маркус, – пропела она, – и в какой колледж ты собираешься поступать на следующий год?

Меня всегда волновало то же самое. Последнее, что я слышала от Лена, было то, что Маркус не сдал даже тесты.

– Я не собираюсь поступать в колледж, – ответил он.

– Что?! – непроизвольно воскликнули мы с мамой в унисон.

– Я не собираюсь поступать в колледж.

Я решила взять все в свои руки:

– Почему?

– Мне не нужна ученая степень, чтобы жить так, как мне хочется.

– Отлично, – сказала я. – Теперь я смогу навещать тебя в Макдоналдсе в следующем году.

– Если у тебя не складывается с колледжами, то это еще не значит, что ты должна переносить свои страхи на меня.

Мои родители так и подпрыгнули на месте при этих словах.

– Как это – не складывается? – переспросила моя мать.

– Пьедмонт готов ее принять, с минуты на минуту Джесс ждет ответа от Уильямса! – побагровев от раздражения, заявил отец.

– О, теперь уже и Уильямс? – невинно спросил Маркус.

Я заерзала на стуле.

Его взгляд пронзил родителей, затем вернулся ко мне.

– Если бы я решил поступить в колледж, я бы определенно выбрал вуз в Нью-Йорке.

ЧТО ОН ДЕЛАЕТ??? И КАК ОН ДОГАДАЛСЯ???

– Можно тебя на пару слов? – спросила я сквозь стиснутые зубы.

– Рад был повидать вас, мистер и миссис Дарлинг, – вежливо сказал он, пожимая руку моему отцу.

Он потащил меня в тихий уголок, подальше от посторонних глаз.

– Лен, – сказал он, прежде чем я успела задать вопрос. – Я знаю о Колумбийском университете от Лена.

Лен настолько стал мне чужд, что я даже забыла, как когда-то по простоте душевной пыталась исповедаться ему, потому что он всего лишь был моим парнем.

– Почему ты всегда лезешь не в свое дело? – зарычала я. – Вся эта заморочка с Колумбией очень сложна, и я не хочу, чтобы все запуталось еще больше.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал.

– Что?

– Ничего, – сказал он, отворачиваясь. – Совсем ничего.

Ха! Я поняла одну вещь: когда дело касается Маркуса и меня, «ничего» превращается в «совсем ничего».

Двадцать первое марта

После уроков в библиотеку ворвался Скотти, поигрывая мускулами.

– Йоу! Джесс! Почему ты не отвечаешь на звонки?

– Скотти, я пытаюсь помочь Тэрин с тестом по геометрии.

Скотти не удосужился потратить драгоценное время, чтобы взглянуть в сторону Тэрин. Она вжалась в стул и не отрывала взгляда от параллелограммов, начерченных на бумаге.

– Так мы идем с тобой на выпускной или что? – спросил он, выдвинув нижнюю челюсть.

С тех пор как Сара предупредила меня, что Скотти собирается пригласить меня на выпускной бал, я искусно избегала его. Я избегала раздевалки, кафетерия и пряталась в таких местах, о существовании которых он даже не подозревал, например в компьютерном классе или в библиотеке.

– Ну когда ты так просишь, разве я могу отказать?

– Да! – выкрикнул он, даже не задумавшись, что я шучу.

– Нет, – отозвалась я.

– Что?

– Прости, но на выпускной бал с тобой я не пойду.

Как только я это сказала, то почувствовала, что за моей спиной сидят миниатюрные версии мамы и сестры, прямо как в мультфильме.

– ТЫ ОТКАЗАЛА САМОМУ ПОПУЛЯРНОМУ КРАСАВЦУ АТЛЕТУ КЛАССА? – верещала моя мать.

– ЛУЧШИЙ СПОСОБ ЗАБЫТЬ ЛЕНА! – визжала сестрица, чей живот со страшной силой давил мне на плечо.

Затем в унисон:

– ТЫ ЗАСЛУЖИЛА ТОГО, ЧТОБЫ БЫТЬ НЕСЧАСТНОЙ!

Возможно. Я просто знаю, что если бы я согласилась, то была бы еще несчастнее.

– Что с тобой случилось, Скотти?

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что случилось с тем милым парнем, которого я знала?

– Дай мне подумать, Джесс, – сказал он и вышел.

Он даже не дал мне шанс сказать ему, что я бы с удовольствием пошла на выпускной с тем, прежним Скотти, с тем, который был мил, немножко нелеп и прочее. С тем, кто был просто еще Одним Придурком, но честным и тактичным. Но Скотти сделал свой выбор два года назад. Когда он получил титул «Его Королевское Мужество» в 2002 году, тестостерон, необходимый для достойного ношения титула, потеснил его искренность и симпатичность.

Думаю, что это очень грустно.

Но не хуже, чем те роли, которые мы играем изо дня в день. Я, например, пытаюсь быть такой же смелой и бесшабашной, как Джейн Свит в течение последних трех месяцев, а это полное лузерство.

– Все, что тебе нужно, это быть собой, – сказал мне Мак прошлым летом. Но все, кто учился в школе, знают, что это просто невозможно – быть самим собой.

Двадцать восьмое марта

Этот день, как я и предполагала, кончился ничем, но это было мне только на руку.

– Встаешь ли ты с рассветными лучами, – пропела мать, когда я вошла на кухню.

– А мы не чаяли тебя увидеть до полудня, – в унисон ей подхватила сестра. Бетани стала ужасно громоздкой, как буфет, и день родов неотвратимо приближался. Для моих туманных делишек это было в самый раз, потому что мать была занята громоздким буфетом и на меня почти не обращала внимания.

– Сегодня я собираюсь съездить в Нью-Йорк вместе с Бриджит, – заявила я.

Фактически это так, но не совсем правда.

– Нью-Йорк? – выдохнула мать, прижав руку к груди. – Джесси! Ты не говорила, что книжный магазин находится в Нью-Йорке! – Она начала обмахиваться, словно на дворе стоял жаркий август. – Мне не нравится эта затея.

– Мам, – сказала я, – ты хотела, чтобы я пообщалась с Хай. Вот и подвернулась возможность.

– А почему ты не можешь сделать это поближе к дому?

– Из-за собственных исследований Хай старается поменьше контачить с теми, кто напоминает ей жизнь в Нью-Джерси, – ответила я. – Так что пока весь штат не приобретет иммунитет к ее писанине, сомневаюсь, что она вернется.

– О, мне это не нравится. Бетани, а ты что думаешь?

– Она едет общественным транспортом? – спросила Бетани маму.

Мать повернулась ко мне.

– Ты едешь общественным транспортом?

– Можешь сказать Бетани, что я еду общественным транспортом.

– О, – сказала Бетани. – Я никогда не ездила общественным транспортом. Грант всегда заказывает такси.

К счастью, в заднюю дверь сквозняком просочилась Бриджит, чей золотистый ореол ослепил мою мать и сестру. Я думаю, что мама и Бетани убеждены, что нас с Бриджит перепутали во младенчестве, когда все дети одинаково красные и орут.

– Доброе утро, миссис Дарлинг. Привет, Бетани, – сказала Бриджит. – Джесс, ты готова?

– Бриджит, ты знаешь город, не так ли? – спросила ее мама.

– О, конечно, – Бриджит взмахнула белоснежной рукой. – Как свои пять пальцев.

Мать и сестра с облегчением переглянулись.

– Возьми мобильный и звони, если возникнут проблемы, – мама поцеловала меня в щеку.

– Возьму.

– И не разговаривай с незнакомцами.

– Не буду.

– И остерегайся подозрительных лиц.

– Хорошо.

– И ни на шаг не отходи от Бриджит.

– Не буду.

– И…

– Маааааааааааааам…

– Хорошо. Идите, развлекайтесь. – Мать встала и снова поцеловала меня. – Развлекайтесь, пока я тут сижу в ожидании сердечного приступа.

Когда мы уже сидели в машине и нас не было слышно, я была готова оправдываться.

– Твоя мама… – начала Бриджит.

– Я знаю, она чокнутая, – ответила я. – Извини.

– Нет, – отозвалась она. – Это нормально. Она заботится о тебе. Моя мать не знает, где я провожу девяносто процентов времени, потому что она работает в ресторане.

– И ты думаешь, что это нормально. Потому что не жила с ней, – парировала я. – Но ей есть дело только до тех, кто в данный момент под рукой, в свободное время от покупок пинеток, пеленок и прочих детских вещичек.

– Ну это же, типа, клево – первый внук и все такое… Разве тебя не радует мысль, что ты станешь теткой?

– Не совсем, – ответила я. – Мы говорим о Бетани и Г-кошельке. Увековечивание красоты. Ик.

– Я уверена, что ее материнские инстинкты заходят дальше и глубже, чем ты считаешь.

И она права.

Вот только день назад я спросила Бетани, почему она хочет стать матерью, почему она с такой радостью стремится к перспективе до конца дней своих больше не носить бикини-стринг?

– Что может принести б́льшую радость, чем способствовать появлению еще одного человека в этом мире, человека, который бескорыстно любит тебя?

– Но дети могут быть жуткими занозами, – возразила я. – Ну вот как я – вроде и неплохая, но проблем от меня много.

– Да, я знаю, – ответила она, поглаживая живот. – Но хорошее пересиливает плохое.

Может быть, родители и на мир бы смотрели иначе, если бы я была запланированным ребенком.

В общем, мы с Бриджит приехали на автобусную станцию с небольшим запасом времени. Бриджит предупредила меня, что в часы пик автобусы до Нью-Йорка забиты Очень Раздражающими Пассажирами. И снова она попала в точку.

Неполный каталог Очень Раздражающих

Пассажиров в нью-йоркском автобусе № 76

Определение: Сопливикус Малолеткус.

Отвратительные характеристики: рост под три фута. Дико орет, если ему не дают конфетку, игрушку, внимание или еще чего-нибудь. Не умеет контролировать хаотичные размахивания руками, однако достаточно умен, чтобы дуться в геймбой.

Место обитания: детсады, ясли и начальная школа.

Определение: Лощеникус Пижоникус.

Отвратительные характеристики: одет «модно», кичится блестящими штучками, бесконечно трындит о музыкантах, на чьи концерты ходил. Часто поет песни из телешоу, особенно «Я мечтаю о мечте» группы «Отверженные», которых Лощеникус Пижоникус панибратски называет «Отв».

Место обитания: музыкальные магазины.

Определение: Грязникус Первертус.

Отвратительные характеристики: плаш, сальные волосы и темные очки. Садится напротив привлекательных девиц (единственно привлекательных среди всех пассажиров) и тихо поглядывает на них с вожделением.

Место обитания: сексшопы и игровые площадки.

Во время нашего путешествия мы с Бриджит почти не разговаривали, опасаясь, что наши голоса вызовут стояк у Грязникуса Первертуса. Деваться-то из автобуса было некуда.

– Так ты знаешь, куда тебе идти, да? – спросила Бриджит.

– Да.

– Садись на первый или девятый автобус, который идет по 116-й стрит, остановка «Колумбийский университет».

– Я знаю.

– И не дрейфь там.

Я вздохнула:

– Ты мою маму проглотила?

Бриджит хихикнула.

– Помни, я взяла мобильник, так что мы с тобой можем встретиться на Юнион-сквер, если твой Марш Змей провалится.

– Не провалится, – уверила я ее.

Знаменитые последние слова.

Я направилась было к сабвею, как вдруг Бриджит обернулась и задала мне вопрос, который, честно говоря, ошеломил меня:

– Типа, а что творится между тобой и Колумбией?

– Что? Откуда ты…

– Прошлым летом, помнишь? Ты сидела в кофейне с Полом Парлипиано.

– Верно, – сказала я. Я совершенно забыла, что уже говорила Бриджит по поводу Колумбийского университета.

– Так что между вами происходит? В итоге ты подала туда документы?

Бриджит никогда мне не лгала. Ни-ког-да. Так что самое меньшее, что я могла бы сделать, это ответить ей тем же. Какая разница, когда я встречусь с правдой – через пять или через тридцать дней?

– Да, – ответила я. – И все еще жду ответа.

Бриджит подняла красиво изогнутую бровь.

– Твои родители тебя убьют. Правда больно бьет, верно?

– Иди, достань ее, – сказала я.

– О, – отозвалась она, потрясая сжатыми руками. – Не сомневайся, достану.

В течение своего двадцатиминутного путешествия по городу я надеялась, молилась и мечтала, чтобы это путешествие было первым из бесконечной череды. Я ни капельки не нервничала от того, что путешествую одна. Я ощущала себя так, будто знала, куда иду, хотя никогда не была здесь по тому адресу, который выслал мне почтой Пол. Бумажку с координатами я сжимала в кармане, словно талисман. Меня не заботило окружающее, я была слишком сосредоточена на представлении о том, как я поступаю в Колумбийский университет, и Пол становится моим знаменитым гомосексуальным приятелем, просто дар божий. Мы бы ходили по пижонским магазинам на Пятой авеню, радостно визжали бы и топали ногами, едва заслышав на танцполе первые такты песни «Erasure» «Цепи любви». Обсуждали бы парней, которые нам нравятся, и злобно сплетничали бы о тех, кто нам не по душе. Мы были бы более зависимыми и погруженными друг в друга, чем просто друзья, чем любая гетеросексуальная пара на Земле.

Эта фантазия может завести далеко, как и та, что заставляет нас жениться и заводить много-много детей.

Штаб ЛПКУ располагался в общежитии для старшекурсников. Я трижды трезвонила в интерком, пока мне не соблаговолили ответить.

– Что? – раздался нервный женский голос.

– Эээ… Я на Марш Змей.

– Уверена?

– Гм… да.

Она впустила меня, не говоря ни слова.

Дверь в квартиру 3В была открыта, но я с трудом могла различить, что там внутри, ибо у стен и поперек прохода были навалены транспаранты с надписями протеста. «МЫ ИДЕМ ЗА ТЕХ, КТО НЕ МОЖЕТ ХОДИТЬ», – гласил один. «ПРОГУЛКА НИКОМУ НЕ ВРЕДИТ», – было написано на другом. Эти слоганы были ненамного удачнее тех слабеньких лозунгов, которыми Скотти и Мэнда размахивали на том провальном митинге возле школы. Но как бы то ни было, я новичок, и лучше попридержать свое мнение при себе. Одно было ясно: транспарантов было явно больше, чем тех, кто должен был их нести.

– Эти джинсы фирмы «Gap»? – услышала я неповторимый голос Пола Парлипиано. Не совсем приветствие, но лучше, чем ничего.

Я обернулась, внезапно обнаружив эстетическую привлекательность моей слегка пополневшей задницы.

– Да, именно.

Он раздраженно выдохнул:

– «Gap» – дерьмо.

Он пустился в объяснения, что джинсы этой фирмы продаются в магазинах, которые ущемляют права на работу миллионов подростков.

– Я не знала.

– Невежество – это не оправдание, Джессика, – сказал он.

– Гм, хорошо. Прости.

Затем в течение минуты все было хорошо, Пол представлял мне некоторых членов ЛПКУ: афро-американку в хипповой юбке по имени Кендра, маленького испанского хипстера Хьюго, тощего белокожего мальца с дредами по имени Зак. Для людей, которые так пекутся о правах человека, эти были чересчур заинтересованы мной.

Я подкрепилась глотком колы из бутылочки, которую достала из рюкзака, и пришла в готовность делать, что скажут, как вдруг Пол спросил:

– Ты пьешь кока-колу?

Я тупо взглянула на этикетку.

– Брось кока-колу! – закричали все.

Он опять начал объяснять, что кока-кола – самый коварный промоутер в корпоративном империализме. Я обычно не видела Пола Парлипиано без давящего окружения Пайнвилля. Свобода сделала его очень… самоуверенным, скажу я вам.

– Извини, – ответила я. – Я не знала.

Он нежно положил руку на мое плечо с глубокой жалостью.

– Невежество – это не оправдание, Джессика, – повторил он.

– Почему? – спросила я. – Как я могу знать то, чего не знаю?

Блин. Гениально, Джесс.

Затем Пол разразился длинной педагогической тирадой, смысл которой сводился к тому, что наша генеральная цель – создать прочные связи, стягивающие наше общество, а не усугублять различия, разделяющие нас, что все люди в мире должны жить как единое целое в мировом согласии и т. д. Точно так же говорила мне Хэвиленд, когда сообщила, что мое мнение больше не требуется «Крику чайки».

– Что ты должна на это сказать? – спросил он, закончив речь.

Что я должна на это сказать? ЧТО я должна на ЭТО сказать?

– Ну…

Вот он стоит, Пол Парлипиано, моя любовь на все времена, гей моей мечты, опустив свой нос и глядя на меня, словно я была лишней хромосомой. Он, конечно, был неизмеримо крут сейчас, однако я-то знала, откуда он такой взялся.

– Я думаю, такая точка зрения порождает конформизм.

Темно-карие глаза вылупились на меня из глубин его идеально правильного черепа.

– Что?!

– ЛПКУ вроде бы принимает людей разных рас, вероисповеданий и образа жизни, что хорошо. Но по сути вы просто группа одинаково думающих людей, которые хотят говорить с такими же одинаково думающими, как и вы.

Он просто стоял, выпучив глаза, красивый до невозможности.

– Вы ничего не хотите делать с теми, кто не разделяет вашу политкорректную точку зрения, и отфильтровываете любое противоположное мнение, которое может оказаться сильнее вашего.

Я почувствовала, что на меня смотрят все, однако продолжала:

– Я имею в виду, что вы даже не знаете, против чего конкретно надо протестовать, поэтому протестуете против всего!

В абсолютной леденящей тишине мне показалось, что на кончике моего носа выросла сосулька.

– Такие обвинения затрагивают каждого, кто страдает от мировой несправедливости, – наконец отозвался потрясенный Пол. – Как мы вообще можем измерить степень угнетенности?

– Но вы же в действительности не выдержите, если будете протестовать против всего!

– Ты ошибаешься, – проговорил Пол, вновь обретя холодность.

– Видишь? Точно как я говорила. Я имею право на свое мнение.

– Не имеешь, если твое мнение неправильное.

– Это мое мнение, – фыркнула я. – По определению, оно не может быть неправильным.

– Но оно неверное, – настаивал он.

Как такое могло случиться? Это же Пол Парлипиано, моя первая страсть, гей моей мечты, любовь на все времена…

В этот момент я открыла для себя фундаментальную правду относительно любви на все времена: легче убедить себя, что любишь кого-то, если ты его совсем не знаешь. Теперь я увидела самую суть Пола, по-настоящему узнала его и поняла, что заблуждалась на его счет. Вы думаете, это потому, что он гей? Нет, дело было в другом, я бы даже поняла, если бы он испытывал ко мне отвращение как женщине. А вот с его упертостью я ничего поделать не могла. Мне не нравятся люди, которые указывают мне, что нужно делать.

– Пол, я никогда не думала, что скажу это, но я не думаю, что ты и ЛПКУ мне подходите. Я выхожу из игры.

Его ответ ошарашил меня.

– Ты что – отыгрываешься за мою сестру?

– Тэрин? Почему я должна злиться на нее?

Он поджал губы.

– Ну значит, тебе надо узнать ее получше, – проговорил он, указывая на дверь.

– Отлично.

– Ничего личного, – произнес он манерно. – Может быть, увидимся здесь на следующий год.

– Да, возможно, – сказала я, удивляясь, почему после всего этого Колумбийский университет не потерял для меня своей привлекательности, если местные так реагируют на меня, и наоборот.

– Хотя я должен сказать, что разочаровался в тебе, Джессика.

– Аналогично, Пол, аналогично.

Я попыталась дозвониться на сотовый Бриджит, но она не брала трубку. Все, что я знала, это что она еще в метро – так быстро начался и кончился для меня марш протеста. Я подумала, что мы с ней встретимся в книжном магазине, даже если у меня не было особого желания видеть Хай. Разумеется, когда я подошла к магазину, Хай была повсюду – на огромных постерах и ядовито-розовых принтах обложки ее книги. Я сделала глубокий вдох и вошла.

Я шла, ориентируясь на звук голоса Хай, усиленный микрофоном, пока наконец не увидела ее. Хай окружало около пятидесяти человек – большинство девочки младшего школьного возраста: все они выстроились в очередь, ожидая, пока Хай подпишет им книгу.

Бриджит среди них не было.

Хай выглядела так, словно была родом не из Нью-Джерси или все еще находилась под прикрытием в Пайнвилле. Ее блестящие черные волосы были мелированы сполохами розового (подходящие по цвету к обложке) и подстрижены, как небрежный боб (выглядело так, будто она только что встала с постели, однако в действительности над ее головой изрядно потрудился стилист). На ней был топик в кантри-стиле и кожаная юбка, купленные в магазине секонд-хенд (все это винтажное барахло, как я прочитала в журнале «Вог» через плечо Бриджит, стоит как новое, если вставлена новая молния, или пришиты пуговицы, или еще что-нибудь). Загорелая кожа, щеки – румяные, и она будто только что вернулась из отпуска (или с «каникул», как называют отпуска такие люди. Бали, без сомнения. Или остров, которого и на картах-то нет). Ее белоснежные зубы изумительно контрастировали с сияющими ярко-розовыми губами.

Я терпеливо стояла в отделе научной фантастики, пока Хай не закончила подписывать книги. Когда последняя девочка отошла с автографом, Хай подняла голову и махнула мне рукой. На ее лице играла улыбка, словно она была безумно счастлива меня видеть.

– Привет, – сказала я.

– Привет, девочка, – она перегнулась через стол, чтобы обнять меня. К моей досаде, я позволила ей это сделать. – Я всегда знала, что рано или поздно ты появишься.

– Ну… эээ… да.

Я. Безбожно. Вру.

– Читала книгу-то? – спросила она.

– Ага.

– И?

И.

– И…

И что, Джессика? Что?

– Я ее читала, думая, что возненавижу тебя еще больше, – сказала я. – Но…

– Но? – заинтересованно спросила она, удивленная, что я не собираюсь продолжать этот разговор о ненависти.

– Но я думаю, что должна поблагодарить тебя.

– За что?

– За то, что, несмотря на отвращение и стыд при чтении, я увидела в этой книге себя – такую, какой могла бы стать, если бы не была такой дурой.

– О чем ты?

– Ну, о Джейн Свит, ты же сделала ее похожей на меня, только лучше.

– Лучше?

– Лучше. Круче. Она верит в себя, ее все любят.

Она вытаращила на меня глаза и недоверчиво покачала головой.

– Девочка моя, я всегда видела тебя именно такой.

– Что?

– Я всегда считала, что ты далеко пойдешь, – пояснила она. – Но ты просто этого не знаешь, потому что замкнулась в своем мирке и не получаешь того внимания и уважения, которого заслуживаешь.

– Ты под кайфом, что ли? – спросила я недоверчиво.

– Нет, – она рассмеялась.

– Тогда как ты можешь говорить, что Джейн Свит – это я?

– Могу, – она вытащила пачку сигарет и постучала ими по своей руке. – Потому что это написала я.

Просто нереально, да? Как же сильно мнение окружающих о тебе отличается от твоего собственного мнения! С тех пор как я прочла книгу Хай, я чувствовала себя неуютно, сравнивая себя и мое крутое альтер-эго. И вот Хай сообщает мне, что я и есть это альтер-эго.

Я была готова запротестовать, когда вдруг вспомнила, что произошло за час до нашего разговора. Я отшила свою любовь на все времена, хотя ему я, очевидно, нравилась. Какое мне еще нужно доказательство ее правоты? Хай права. Я и есть мое альтер-эго. Я просто не рассматривала себя в таком качестве. Сильной. Решительной. И вовсе не социальным изгоем.

Я могу чувствовать себя социальным изгоем, но в действительности я им не была. Тэрин – вот кто социальный изгой. Думаю, что я социальна потому, что хочу, чтобы меня оставили в покое люди, которых я не переношу, а ведь это совершенно другое, чем социальная отверженность, правда?

Осмелюсь сказать, нет.

Почему же мне понадобилось столько времени, чтобы это уяснить? Потому что я – это я, и я полная дебилка. Вот почему. (На протяжении предыдущих страниц вы имели честь в этом удостовериться.)

– Мы те, кем притворяемся, – сказала я наконец.

– Курт Воннегут, – отозвалась Хай.

– Конечно, ты знала. Сказывается образование, данное частной школой.

– Кстати, об образовании. Куда ты собираешься поступать?

Опять этот чертов вопрос! Как странно, что моя первая встреча с Хай неожиданно и быстро стала очень приятной, словно мы обе учились в вузах и обсуждали наболевшие проблемы.

– Я все еще жду ответа, – сказала я. – Не буду говорить, чтобы не сглазить.

– Да ладно, – отмахнулась она. – Но поверь мне, ты психуешь без причины.

Если бы только она знала…

– А что насчет тебя? Гарвард?

– Возможно, – улыбнулась она. – Если только я провалюсь в Кембридж. Если родилась и выросла в самом снобистском городе мира, другие варианты не канают.

Забавно, я родилась и выросла в самом неснобистском городе мира, а все равно пришла к тому же решению.

Тут появились литагенты Хай, чтобы проводить ее на следующую встречу с читателями.

– Я пошла, – сказала она.

– Да, я тоже, – отозвалась я.

– Увидимся.

Знаете что? Я знала, что она права.

– Да, Хай. Увидимся.

Когда я встретилась с Бриджит на остановке автобуса, чтобы ехать домой, она трясла головой от стыда.

– Я струсила, – стонала она. – Я сдрейфила, когда увидела ее.

– Все хорошо, Бридж.

– Я не смогла этого сделать, – продолжала она стонать, – я не смогла выступить так, как хотела.

– Все нормально. Я тоже не смогла отомстить ей – но по более странной причине.

– Ннадеюсь, мы все же не стервы, – вздохнула Бриджит.