Текст книги "Аромат апельсинов (ЛП)"
Автор книги: Меган Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)
Книга, которая упала на пол, называлась «Американское кино». Переплёт разорвался, и она оказалась открытой посредине. Я расстроенно вздохнула. Наклонилась, чтобы её поднять и замерла. Глава, которая предстала перед моими глазами, носила название «Художественные фильмы 70-х». Под ним красовался огромный, глянцевый чёрно-белый портрет невероятно красивого мужчины.
Джонни Делласандро.
Глава 2
– Что ты хочешь посмотреть сначала? Что тебя интересует? – Джен открыла дверцу шкафа, в котором размещалась её обширная DVD-коллекция. Она водила кончиком пальца по пластиковым футлярам, задержалась на одном и глянула на меня через плечо. – Ты хочешь чего-нибудь поспокойнее или сразу очертя голову в авантюру?
Книгу «Художественное кино Америки» я взяла с собой, чтобы ей продемонстрировать, и теперь она лежала, открытая на странице с фотографией красавчика Джонни.
– Из какого фильма это фото?
Джен глянула.
– «Поезд проклятых».
Я повнимательнее рассмотрела фотографию.
– Это картинка из фильма ужасов?
– Да. Но не из моих любимых. Не очень страшный, хотя, – добавила подруга, – Делласандро играет там голым.
Я вопросительно подняла брови.
– Правда?
– Да. К великому сожалению, он появляется там не с самого начала, – Джен усмехнулась и наклонилась, чтобы вытащить с полки диск с фильмом. – Но, честно говоря, эти зарубежные фильмы семидесятых годов порой очень жестокие. Много крови и внутренностей, ты как?
Я провела много времени в больницах в отделении неотложной помощи, поэтому меня уже ничего не смущало.
– Нормально.
– Тогда смотрим «Поезд проклятых», – Джен вынула диск из коробки, вставила в DVD-плейер, установила телевизор на нужный канал и, прежде чем упасть рядом со мной на диван, взяла пульт дистанционного управления. – Качество не слишком хорошее, ты уж извини. Я ухватила диск на распродаже за один доллар.
– Ты большой поклонник Делласандро, да? – я уселась поудобнее, чтобы не уронить тарелку с попкорном, и ещё раз глянула на фотографию.
Я не рассказала Джен, что стукнула Джонни по голове дверью, а через час увидела его фотографию и запечатлела в памяти каждую линию и изгиб, каждую ямочку и чёрточку. Тогда его волосы были значительно длиннее, чем сегодня, он собирал их на затылке в тяжёлый конский хвост. И он гораздо моложе, что неудивительно, ведь снимок почти тридцатилетней давности. Но, с другой стороны, он и сейчас не выглядел слишком старым.
– Он хорошо сохранился, – когда из колонок раздались первые громкие звуки музыки, Джен глянула на меня через плечо. – Совсем немного сдал, и появились морщины вокруг глаз. Но в остальном выглядит хорошо. Тебе бы посмотреть на него летом, когда он не кутается в своё длинное пальто.
Я откинулась назад и подобрала колени.
– Ты когда-нибудь с ним разговаривала?
– О, нет, дорогая! Мне очень страшно.
Я засмеялась.
– Чего именно?
Джен отключила пультом звук. До сих пор на экране красовалась надпись, написанная каплями крови, а так же поезд, который катился по рельсам между скалистых гор.
– Я бы тут же лишилась дара речи.
– Ну, ты даёшь!
Девушка рассмеялась и отложила пульт в сторону, чтобы взять горсть попкорна.
– Если честно, я встречалась с Шейном Истоном. Знаешь, певец из группы «Lipstick Guerrillas»?
– Вряд ли.
– В этом году они давали концерт в Херши в «IndiePalooza», и мой друг раздобыл пригласительный билет. Выступали десять или пятнадцать групп. Было жарко, как в аду. Мы пили пиво, потому что оно стоило полтора доллара за кружку, а вода – четыре доллара бутылка. Попросту говоря, я была немного пьяна.
– И? Что ты ему сказала?
– Кажется, я ему сказала, что хочу поскакать на нём, как на племенном жеребце. Или что-то в этом роде.
– О, Боже!
– Да, я знаю, – она драматически вздохнула и открыла банку Колы-лайт. – Не самый яркий момент в моей жизни.
– Я уверена, могло быть ещё хуже.
– Да, и я знаю, как. Дело вот в чём, я думала, что мы потом никогда не увидимся, но вместо этого постоянно сталкивались нос к носу то в кофейне, то в супермаркете, – пояснила Джен, прибавляя звук телевизора. – Поэтому я и остерегаюсь в присутствии Джонни Делласандро открывать рот.
Поезд, предположительно, тот самый с обречёнными, издал пронзительный гудок. В следующем кадре в салоне поезда появилась группа людей, одетых по моде семидесятых. Женщина в бежевом комбинезоне, волосы уложены в причёску, солнечные очки в половину лица. Она слегка помахала рукой с кучей колец на пальцах. По её просьбе подошёл официант и протянул бокал вина. Поезд покачивался, он пролил вино. Официанта играл Джонни.
– Смотри, что ты наделал, идиот! – женщина говорила с сильным акцентом. Возможно, итальянским, но я не уверена. – Ты испачкал мою любимую блузку.
– Мне очень жаль, мэм, – его голос глубокий и сильный… но нью-йоркский акцент казался в этом фильме совершенно неуместным.
Я засмеялась. Джен бросила на меня злой взгляд.
– Будет лучше, если он отведёт её в спальный вагон и трахнет как следует.
Теперь мы хихикали обе, хрустели попкорном, пили колу и насмехались над фильмом. Как я поняла, поезд прокляли, когда он въехал в туннель, который оказался входом в ад. Пояснений, почему это произошло, не последовало, по крайней мере, мне. По непонятным причинам, разговор в фильме время от времени перескакивал на итальянский. Перевод был отвратительным. Впрочем, Джонни, как ни странно, имел хорошего синхрониста.
Вероятно, я проворонила решающий момент.
Но не важно. Фильм оказался занятным, с лужами крови и внутренностями, как Джен и обещала. И с большим количеством непристойных сцен. По конец фильма Джонни избавился от своего наряда официанта, чтобы сразиться с демонами, затянутыми в латекс. Без рубашки, вымазанный кровью, волосы одним движением убраны со лба – он выглядел потрясающе.
– Вот чёрт! – произнесла я.
Классический поворот сюжета – Джонни говорил со своим сильным акцентом, сопровождая его выстрелами из винтовки, от которых демоны разлетались на кусочки. Затем под аккомпанемент вычурной порно-музыки последовала детальная постельная сцена между ним и женщиной в комбинезоне. В конце фильма женщина оказалась беременна дьяволом, который разорвал её внутренности и попробовал напасть на своего отца.
– Итак… Джонни был… дьяволом?
Джен рассмеялась и покарябала ногтями по дну пустой миски с попкорном.
– Думаю, да. Или сын дьявола.
Пробежали финальные титры. Я допила свою колу.
– Вау. Это было нечто.
– Да, уж. На редкость, дрянной фильмец. Но постельная сцена горячая.
Это точно. Несмотря на порно-музыку, дурацкие спецэффекты и искусно размещенную подушку, которая закрывала половые органы Джонни, небритый лобок женщины продемонстрировали во всей красе. Он целовал его, как нечто восхитительное.
– Хорошо сыграно, – заметила я.
Джен фыркнула и поднялась, чтобы вытащить диск из DVD-плейера.
– Не думаю, что это игра. Я считаю, что как художник, он намного лучше, чем актёр. И, как он целует… и почти в каждом фильме кого-то трахает. Не думаю, что он притворялся. Это на сто процентов Джонни.
– Как он вообще сумел снять такой фильм? – я тоже встала и потянулась. Фильм длился не слишком долго, где-то около часа, но казался значительно длиннее.
– Не знаю, – Джен пожала плечами. – В семидесятых он снял целый ряд фильмов, а потом прекратил. Как сквозь землю провалился. Позднее он вернулся в качестве художника, с тех пор принимал участие всего в паре фильмов, насколько мне известно. Небольшие роли в сериалах и так далее. Наталкивает на определённые выводы. Можешь себе представить?
– Он кого-то домогался?
– Естественно, – Джен рассмеялась. – Поэтому, они его член и не показали. Если хочешь увидеть, ты должна… посмотреть здесь.
Она вытащила диск в незамысловатой чёрно-красной обложке, на которой стояло лишь одно слово. «Мусор». Продолжая болтать, Джен запихнула диск в плейер.
– Ладно, не буду тебе заранее рассказывать об этом фильме. Хочу, чтобы ты убедилась на своём опыте.
– Звучит ещё гаже, чем «Поезд проклятых».
Подруга покачала головой.
– Нет. Просто смотри. Увидишь.
Мы включили второй фильм.
Сюжет «Мусора» оказался ещё более непритязательным, чем в первом фильме. Попросту говоря, речь шла об обособленной группе, которая жила в доме гостиничного типа, похожим на Мелроуз Плейс. Типичный комплекс зданий, знакомый по многим фильмам, снятым в Калифорнии – парочка голубоватых или зеленоватых зданий, в центре – бассейн. Здесь же данное сооружение носило название «Коув». Администрация наняла привратницу. Я уверена, её играл толстяк в женском платье, вес которого зашкаливал за триста фунтов. Остальные жильцы: сидевшая на героине Шейла, душевнобольной коллекционер фарфоровых кукол Генри, незамужняя матушка Бекки и парочка безымянных второстепенных персонажей, которые постоянно приходили и уходили.
И, конечно же, Джонни.
Он играл… самого себя. Проститутку в мужском обличье. На руке кривая и косая, будто самодельная, татуировка «Джонни».
– Мне вот интересно, его в каждом фильме зовут Джонни? – рассуждала я вслух, но в ответ добилась от Джен лишь неопределенного фырканья.
Сценарий и актёры явно не из большого кино. Даже не знаю, существовал ли вообще сценарий. Одна сплошная импровизация, практически никакой актёрской игры. Они скорее походили на группу друзей, которые прекрасным субботним вечером уселись с видеокамерой и пакетом травки, чтобы снять фильм.
– Думаю, это ближе к истине, – произнесла Джен, когда я озвучила свою теорию. – О, Господи, глянь-ка на эту божественную задницу!
В большинстве кадров Джонни снимался голышом. Со сделкой пошло что-то не так, передозировка, выкидыш. В бассейне плавал труп, потом его засунули в мусор с бытовыми отходами, от него и название фильма. Даже при всём своём желании я не могла сказать, о чём этот фильм.
Единственное, что я видела, это Джонни Делласандро. Его задницу. Пресс. Грудные мышцы. Божественны соски. Он был сложен, как Адонис, мускулистый и стройный… с золотисто-коричневым загаром. Вау! Голый и загорелый, достаточно волосатый, чтобы выглядеть мужчиной, но половым гигантом он не казался.
В этом же фильме он, действительно, переспал со всеми.
– Посмотри-ка, – пробормотала Джен. – Бьюсь об заклад, он трахает её на самом деле.
Я наклонила голову, чтобы лучше разглядеть.
– Я думаю… О! Это… У него стоит? Невообразимо! У него стояк, посмотри!
– Точно, – взвизгнула Джен и вцепилась мне в руку.
Меня сильно возбудил вид его эрекции. Последний раз я такое испытывала в восьмом классе, когда во время игры в «Правду и желание» спряталась в шкафу с Кентом Циммерманом. Желудок сжался, как при подъёме на американских горках, грудь горела, перехватило дыхание, а щёки пылали.
– Супер, – с трудом выдавила я из себя. – Это просто… супер.
– Дорогая, я знаю, что ты имеешь в виду. Впечатляет, правда? И подожди… там! Ааааааа, – Джен рухнула обратно на подушки. – Он кончает.
Сцена короткая, но впечатляющая. Аппарат Джонни во всём своём великолепии. Он что-то говорил на ходу, и я не могла решить, хочу ли я понять его слова или лучше сосредоточится на моём извращённом восприятии и смотреть на его возбуждённый член.
– Какой у него пенис! – произнесла я с большим удивлением.
– Это да, – Джен счастливо вздохнула. – Чертовски красивый мужик!
Я отвела взгляд от экрана и уставилась на неё.
– Не могу поверить, что ты на него запала и ни разу с ним не разговаривала. У тебя же бывает словесный понос. В любом случае надо попробовать.
– А что я ему должна сказать? Привет, Джонни, меня зовут Джен, и, к слову сказать, мне так нравится твой член, что я заказала бы его в качестве рождественского подарка?
Я расхохоталась.
– Что? Неужели ты думаешь, что такие слова для него ничего не значат?
Девушка закатила глаза.
– Он женат?
– Нет. Вряд ли. Честно говоря, за исключением фильмов я о нем практически ничего не знаю, – Джен нахмурила лоб.
У меня не прекращался смех.
– Ну, ты, блин, и сталкер!
– Я не… – она бросила в меня подушкой, – сталкер. Я ценю только хорошее тело. Что тут такого? И обожаю его творения. Я купила себе одну из его работ, – добавила она, будто раскрыла тайну.
– Правда?
Она кивнула.
– Правда. Его галерея действительно великолепна. Множество маленьких прелестных вещичек, и не слишком дорого. А в задней комнате у него разные коллекции. Пару лет назад он выставлял и свои работы. Но это происходит редко. Думаю, его работы, как правило, между остальными, он редко выставляет их отдельно, потому что не хочет создавать впечатления, будто они нечто особенное.
В галерее я не бывала ни разу и не имела понятия, что в ней, но согласно кивнула.
– Можно посмотреть?
– Конечно. Это в моей… спальне.
Я вновь рассмеялась.
– Почему? Картины пользуются дурной славой?
Я познакомилась с Джен недавно, лишь пару месяцев назад, когда переехала на Секонд-стрит. Я никогда не касалась стыдливых тем или переживаний. Во всём остальном она вела себя довольно развинченно, что явилось одной из причин, по которым я находила её классной. Но сейчас она не смотрела мне в глаза и издавала какой-то застенчивый смешок. Я предложила не демонстрировать мне картину, если она этого не хочет.
– Там нет ничего двусмысленного, – заявила она.
– Хорошо, – я поднялась и коротким коридором проследовала к её спальне.
Квартиру Джен обставила прямоугольной современной мебелью из Икеа. Все предметы сочетались друг с другом. Хоть и мало места, всё рационально расставлено. Спальня оказалась в том же стиле. Белые крашеные стены, контраст составляла кровать с тёмно-синим покрывалом и лимонно-зелёные шторы. Её квартира располагалась в здании старой постройки с немного кривыми стенами. Одна даже стояла под наклоном, вырубленные от пола до потолка окна выходили на улицу. На ней висела парочка её собственных работ. На противоположной стене – несколько постеров в рамках, которые даже я, полный профан в искусстве, определила, как «Звёздную ночь» и «Крик».
В центре стены висело маленькое чёрно-белое изображение, сантиметров двадцать пять на двадцать, в узкой красной рамке. Художник нарисовал картину толстыми, объёмными мазками, которые подчёркивали контуры здания, которое я опознала, как особняк Джона Харриса на Фронт-стрит. Потратив много времени на созерцание того, что люди называли искусством, я задавалась вопросом, какие они, чёрт возьми, испытывали при этом чувства. Но данная картина вопросов не вызвала.
– О!
– Я знаю. Правда, круто? – Джен отошла к стене и встала прямо перед картиной. – Я вот что думаю, глянешь на неё, ничего особенного нет. Но, всё-таки что-то в ней…
– Да, – в картине определённо что-то было. – Это ведь не порнография.
Джен рассмеялась.
– Разумеется. Я повесила её сюда, потому что рано утром открываешь глаза и первым делом натыкаешься на неё. Правда, звучит забавно? Ну, правда, ведь?
– Нет, почему же. Это единственная его картина, которая у тебя есть?
– Да. Настоящее искусство стоит бешеных денег, хотя он и затребовал за неё довольно умеренную сумму.
Я не знала, что в данных обстоятельствах являлось умеренным, но проявлять интерес постеснялась.
– Действительно прекрасная картина, Джен. А он прекрасный художник.
– Да, это его картина. Вот видишь… это ещё одна причин, по которым я с ним не разговариваю.
Я опустила взгляд и улыбнулась ей.
– Почему? Ты ведь любишь не только его задницу, но и его творения?
Джен захихикала.
– Что-то вроде того.
– Я не понимаю. Ты находишь его страстным, ты его поклонница… почему бы тебе просто ни заговорить с ним?
– Потому что будет лучше, если он посмотрит мои работы и найдёт их хорошими, не зная меня, как женщину, которая постоянно крутится вокруг него. Я хочу, чтобы он признал меня, как художницу, но этого не произойдёт.
Я подошла к стене, на которой висели её работы.
– Почему нет? Ты очень хорошо рисуешь.
– Ты совсем не разбираешься в искусстве, – это замечание прозвучало не злобно, а с любовью. Джен приблизилась ко мне. – Мои работы никогда не будут висеть ни в одном из музеев. И я не думаю, что кто-нибудь когда-нибудь создаст обо мне запись в Википедии.
– Этого нельзя знать наперёд, – ответила я. – Ты думаешь, Джонни Делласандро думал, что его махинации перед камерой и его задница сделают его знаменитым?
– У него исключительная задница. Пойдём, посмотрим ещё один фильм, – предложила Джен.
К двум часам ночи нам удалось посмотреть ещё один фильм. И всё потому, что многие сцены мы останавливали и прокручивали два, а то и три раза.
– Почему мы начали не с этого фильма? – заинтересовалась я, когда мы в третий раз прокрутили сцену, как Джонни проводил языком по голому женскому телу.
Джен погрозила мне пультом.
– Дорогая, с таких фильмов не начинают. Лучше взять что-нибудь попроще. Иначе может хватить апоплексический удар.
Я засмеялась. Но факт, что у меня и в самом деле могла иметься аневризма, которая, как утверждали врачи, могла убить меня в любую минуту, делал шутку совсем не смешной.
– Покажи ещё раз.
Она перемотала на полминуты назад и включила понравившуюся сцену. Джонни называл женщину грязной шлюхой, что с его акцентом звучало скорее умилительно, чем зло.
– Очень фальшиво, – произнесла я, наблюдая, как зачарованная, как Джонни на экране проводил языком по её голому телу, по бёдрам, затем поднялся, схватил её за волосы и перевернул. – Такое ведь не может понравиться, правда?
– Дорогая, просто представь себе, – мечтательно произнесла Джен.
В фильме Джонни снова обзывал женщину шлюхой, говорил ей, что она грязная и вонючая. И зарабатывает своим телом. Что ей, наверное, нравится жёсткий секс.
– О, Боже, – меня тоже малость пробрало. – Это…
– Страсть, да? – Джен вздохнула. – Хоть фильм и семидесятых годов.
– Это точно.
Наконец, фильм закончился, но я снова не имела понятия, о чём он был. Половину времени голый Джонни занимался сексом с другими исполнителями, как женщинами, так и мужчинами. Теперь мне требовалось время, чтобы поразмыслить.
– Ещё один? – Джен встала, и я тоже поднялась.
– Мне пора домой. Уже поздно. А если утром будем долго спать, не попадём вовремя в кофейню и, возможно, пропустим его.
– Ох, Эмм, – у Джен радостно заблестели глаза. – Я тебя заразила, правда?
– Если это болезнь, – ответила я, – то лекарства у меня нет.
Джен жила близко от моего дома, до неё можно добраться пешком. Днём и при хорошей погоде это не проблема. Но сейчас на улице зима, и район, где жила Джен считался не самым спокойным в городе. Поэтому я предпочла проехать пару кварталов на машине.
Когда я подъехала к своему дому, моё обычное парковочное место оказалось занятым.
Скорее всего, это машина подружки одного парня, который проживал через дорогу от моего дома. С ворчанием я двинулась вниз по улице, чтобы занять чью-нибудь парковку. Я надеялась, что утром под стеклоочистителем не окажется мерзкой записочки. Здесь крайне ограниченное число парковочных мест, и битва за них приобретала порой довольно жёсткие формы.
Но судьба оказалась ко мне благосклонной, когда я вышла из машины, то поняла, что припарковалась прямо перед домом Джонни Делласандро. На третьем этаже всё ещё горел свет. Большинство домов на этой улице построены по единому плану. Поговаривали, что он сделал грандиозную перепланировку, значит, свет горел в одной из спален. В своём доме я тоже собиралась переоборудовать эту комнату в главную спальню с собственной ванной. Перестройка его дома уже закончилась, поэтому вряд ли я ошибалась.
Джонни Делласандро в своей спальне. Мне стало интересно, спит он голым или нет. Я не могла утвердительно ответить, относились ли мои чувства к движению собственных соков тела, как описывала их Джен, но определённые ощущения в клиторе чувствовались точно.
По дороге к дому я предавалась сладостным фантазиям, в которых фигурировал Джонни.
Определённых причин для приступа, как и их частоты, не было. Обстоятельства, которые вызывали у других людей припадки, мигрень и нарколепсию, в моём случае являлись случайным пусковым механизмом. Меня радовало, что можно не избегать сильных эмоций и есть шоколад. Но я не знала, что конкретно вызывало приступ, который каждый раз заставал меня врасплох. И это плохо. Даже если бы я и хотела, то не смогла бы избежать его.
Приступов не было почти два года. Но сейчас аромат апельсинов подсказал мне, что это уже третий приступ за последние сутки.
Надо в ванную, чистить зубы. Я уставилась в зеркало, в нём увидела лицо Джонни, который занимался любовью с женщиной. У неё такой же цвет волос, как и у меня. Такие же глаза. Моя грудь в его руках, и мой клитор под его языком.
Я смотрела в зеркало и скользила, как Алиса из романа Льюиса Кэрролла…
– Смотри, что ты наделал! Ты пролил мой кофе! – я произношу эти слова с сильным акцентом. Это не мой собственный голос, но и чужим я его не чувствую. Слова легко соскальзывают с губ. Сексуальный голос.
– Прошу прощения, мэм! – официант промокает мои бёдра белым полотенцем. Его пальцы скользят вниз по моему животу, задерживаются там дольше, чем нужно. – Позвольте вас почистить.
– Думаю, тебе придётся компенсировать свою неуклюжесть, – моё лицо безучастно, отбрасываю назад свои длинные чёрные волосы.
– Мэм? – а он не глуп, этот парень в белом кителе официанта.
Пол под нашими ногами вибрирует.
– Придёте позже в моё купе. И будьте готовы предоставить мне соответствующую компенсацию.
В ответ он улыбается. Я тоже заканчиваю свой обед улыбкой. Она мешает мне наслаждаться едой. Но у меня всё равно нет аппетита. По крайней мере, до ужина.
Поэтому я поднимаюсь и направляюсь в своё купе, ждать его. Когда я открываю дверь, он уже там. Не в белом кителе официанта, а в тёмных брюках и выцветшей льняной рубашке. Одежда крестьянина, но мне всё равно. Крестьяне – отличные любовники.
– Посмотри, – показываю тёмное пятно на моих брюках. Я даже не пробовала его застирать. – Смотри, что ты наделал, неуклюжий болван.
– Я вам заплачу, мэм…
– У тебя не хватит денег. Эти брюки из чистого шёлка, модель разработана и сшита моим личным портным. Они незаменимы.
– И что теперь? – с вызовом произносит он.
Его длинные и густые светлые волосы собраны на затылке в конский хвост. Когда я снимаю ленту, они распадаются по моим пальцам и рукам. На ощупь его волосы грубее шёлка.
– Почисти мои брюки.
С угрюмым взглядом он вытаскивает из заднего кармана носовой платок, грубо отталкивает меня на пару шагов назад, пока я не упираюсь подколенной ямкой в край кровати, которую уже опустили на ночь. Он вытирает пятно на моих брюках, но в глаза мне не смотрит. От его прикосновений меня пробирает дрожь.
– Нет, – произношу я грубовато. – Языком.
Он опускается на колени, очень медленно… Улыбается, но глаза остаются жесткими. Он их закрывает прежде, чем его губы касаются пятна.
Сквозь тонкую ткань я чувствую жар его дыхание и снова содрогаюсь. У меня подгибаются колени, быстро хватаюсь руками за стенку. Ладони и пальцы чувствуют вибрацию поезда.
Он обхватывает руками мой зад и крепко держит. Потом поднимает на меня глаза, и его лицо оказывается лишь в паре сантиметров от моих ног. Я задаюсь вопросом, может ли он чувствовать мой запах.
– Этого достаточно? – спрашивает он.
– Нет. Недостаточно.
Его пальцы хватают меня и тянут. Шёлк рвётся. Внезапно я остаюсь голой от талии и ниже. Мои брюки лохмотьями свисают в его руках. Одно лишь мгновение, и его рот прижимается к моему телу. На этот раз к голому. Он проводит языком у меня между ног. Засасывает мой клитор, тянет его между зубами. Я вскрикиваю. Он шлёпает меня по заду, и я не знаю, хочет ли он меня перевернуть или пытается заставить кричать громче. Затем я укладываюсь на спину, он возвышается надо мной, и его член упирается в мои губы.
– Бери, – произносит он. Бесчувственно и грубо. Влагалище ноет, я отворачиваю голову в сторону. Он хватает меня за волосы и поворачивает обратно. Затем вдруг становится нежным и аккуратно проталкивает член в мой сжатый рот. И шепчет, – бери.
И я беру.
Целиком в рот. Его член толстый, горячий и жёсткий. Он проталкивает его мне в горло. Я провожу по нему языком, сосу с жадностью. Меня трахают в рот, как во влагалище, клянусь, это так же прекрасно.
Он неоднократно касается моего клитора, я, как наэлектризованная, между ног горит огнём. Вытягиваю ноги вдоль его бёдер, издаю приглушённые стоны, а его член входит в мой рот снова и снова. Волосы падают мне на лицо, он их отбрасывает, и хватает меня, чтобы замедлить темп.
Я хочу, чтобы он вошёл в меня, но он продолжает дальше. Затем отодвигается от меня, вынимает из моего рта свой член, я уже не издаю стоны, а кричу.
– Хватит, – в его голосе триумф и одновременно нежность. – Хватит меня домогаться. Как проститутка!
Мне нравится, как он произносит эти слова, каким тоном. Вдруг я перестаю понимать, почему мы в поезде, почему он официант, и какова моя роль… Баронесса? Графиня? Какая-то богатая потаскушка с кучей денег и реальной потребностью, чтобы её кто-нибудь трахнул. Всё, что вначале имело смысл, превратилось в неразбериху.
Я знаю лишь одно, это ни в коем случае не должно закончиться!
Он кладёт руку на мою щёку. Большой палец скользит по моим губам, я впиваюсь в него и кусаю. Он смеётся, поднимает меня и, как пушинку, сажает на свой член. Между нами больше нет преград, он толчками входит в меня.
Мы раскачиваемся в такт поезду. Сильные руки официанта обхватывают мой зад и двигают его вверх-вниз. Его язык овладевает моим ртом. Мы впервые целуемся, я хочу напиться его вкусом. Своим языком он проводит по моему. Наши зубы ударяются друг о друга, потому что мы слишком жадные. Он опять смеётся.
– Тебе нравится?
– Да, мне нравится, – отвечаю я, но уже без итальянского акцента.
Когда я смотрю в зеркало, то не узнаю своего лица. Я не вижу наших отражений, не вижу, как мы красиво трахаемся на полке в купе. Зеркало больше походит на окно, но в нём не мелькает, пробегающий мимо пейзаж. Вместо гор я вижу стены. И женщину.
«Эта женщина – я!»
Она здесь, и я здесь – мы составляем единое целое. И я смотрю в глаза своему любовнику, официанту, которого зовут…
– Джонни.
С этим именем на губах я очнулась после приступа. Запах апельсинов был невыносимо сильным. Я склонилась над раковиной и выпила воды из-под крана. Распрямилась с бьющимся сердцем и широко раскрытыми глазами, и мокрым от воды лицом. Я посмотрела в зеркало… но увидела лишь своё отражение.
Глава 3
Галлюцинации не были для меня чем-то новым. В детстве, в первые годы после несчастного случая проблемой являлось отличие иллюзии от реальности. Я не знала, когда у меня случались галлюцинации, всё казалось таким реальным.
Разобраться с этим не помог ни один из врачей, к которым меня таскали родители. Они просто не понимали, что со мной происходило. Мозг – это не слишком широко исследованная область. Припадки у меня не случались, но во время приступов я теряла не только сознание, но и контроль над двигательными способностями. У меня ничего не болело, за исключением нескольких раз, когда я во время отключки падала и ударялась.
Чем старше становилась, тем лучше я научилась разбираться в предвестниках приступов. Но распознать, будет ли галлюцинация или нет, у меня не получалось. Только когда ко мне возвращалось сознание, я могла сказать, сопровождался ли приступ галлюцинацией. Сознание, к счастью, возвращалось каждый раз, с галлюцинациями или без. Иногда я просто неподвижно стояла несколько минут и не моргала, а мир вокруг меня вращался. Те, с кем я только что общалась, думали, что я на мгновение потерялась в мыслях.
Точно так я себя и чувствовала. Мысли блуждали, а тело оставалось на месте. Я научилась быстро возвращаться к разговору с людьми, которые знали меня не слишком хорошо, так что они практически не замечали моего невнимания. Да, со временем я научилась приспосабливаться.
Галлюцинации были в большинстве случаев красочными и очень громкими. Часто они являлись продолжением того, что я делала, когда они начались. Я могла не выходить из приступа часами, но в действительности он длился не дольше минуты. Или я долгое время проводила в однообразной темноте, прежде чем впасть на несколько секунд в состояние сна.
Однако до сегодняшнего дня у меня не было столь живописной и яркой галлюцинации сексуального характера.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя после неё. Проводить воскресенье в постели не входило в мои привычки, но факт оставался фактом, и я схватила ноутбук и взяла с собой под одеяло. Обычно кровать – это моя святыня, место, посвящённое лишь сну, а не работе. Я любила свой ноутбук, как сиамского близнеца, и с момента переезда таскала его в сумке, но предпочитала на нём работать либо за столом, либо на диване. Хотя и использовала трекпад для прокрутки списка результатов поиска.
Джонни Делласандро, конечно. Он зацепил меня всерьёз.
Существовал единственный сайт о его галерее. Единственное упоминание в его биографии о предыдущей актёрской карьере состояло всего из трёх слов: «Звезда независимого кино», далее длинный список других профессиональных достижений. На сайте указывались часы работы и перечень грядущих мероприятий. Фотография Джонни, который улыбался в камеру и выглядел так, будто хотел переспать с тем, кто оказался за камерой… «Молчи, моё маленькое похотливое сердечко».
Нашлись и другие его фотографии, на большинстве из них Джонни пожимал руки более или менее известным персонам. Джонни с мэром, ди-джеем местной радиостанции, с директором какого-то музея. Но помимо них, что удивительно, Джонни с настоящими знаменитостями. Рядом с ним фигуры звёзд кино шестидесятых-семидесятых годов. Рок-звёзды. Поэт. Писатели. Все без исключения знакомые лица. На большинстве изображений Джонни со своим визави смотрели в камеру, но на парочке случайных фотографий гости пожирали его глазами. Или хотели прыгнуть к нему в постель… в этом я не могла их упрекнуть.
Возможно, мужчина не стеснялся своего эротического прошлого, как я думала. Дальнейшие поиски позволили обнаружить полудюжину интервью в различных блогах, у которых оказалось не слишком много читателей. Что меня совсем не удивило. Любой дурак с компьютером мог создать блог, и хотя Джонни достиг определённого уровня известности, он пользовался популярностью у небольшой аудитории. Но слов сожаления об этом от него не прозвучало. По крайней мере, в интервью, которые он раздавал в последние два года. Они крутились вокруг его современных работ, но неизбежно задавались и вопросы об актёрской карьере.
«Мне надоело то, чем я занимался» – заявил Джонни в видеоклипе, записанном на церемонии награждения, о которой я никогда не слышала.
Видео оказалось расплывчатым, звук плохой, люди, двигавшиеся на заднем плане, внушали страх. Тот, кто держал камеру, также задавал вопросы. Голос, как у гермафродита, и микрофон он держал слишком близко ко рту. Джонни казался не особо заинтересованным в интервью, но всё же ответил ещё на несколько вопросов.
