Текст книги "Мыс Иерихон"

Автор книги: Мэг Гардинер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Я ощутила заметное облегчение. Душевные муки прекратились. Но потери, которые понес Джесси, обескуражили его и бросили в некую эмоциональную пропасть. Казалось, он начал постепенно отгораживаться не только от меня, но от всего того, что его окружало. И я не думала, что, работая рядом с ним в одном учреждении, смогу решить эту проблему.

Он сжал руками свою чашку с кофе.

– Это работа, а не тюремное заключение.

– Конечно, работа.

– Тогда почему же ты выглядишь так, словно собираешься вернуться все к тому же краю пропасти?

Начать жизнь заново было практически невозможно, потому что он слишком хорошо знал меня. Я только собралась сделать остроумное замечание, когда по его лицу пробежала тень и он прижал к нижней части спины кулаки. Джесси прикусил губу в попытке выйти из затруднительного положения. Я ждала. Поделать я ничего не могла.

– Ну, так что у тебя за новость? – спросил он.

У моего отца была пословица: «Боже упаси меня от людей с добрыми намерениями». Впоследствии я часто повторяла ее уже для себя, но в тот момент, наблюдая за тем, как Джесси болезненно переживает свое поражение, я решила проявить доброту.

– С этим можно подождать.

В полночь барменша взяла перерыв и ушла в проход между домами, который находился позади клуба. Дождь прекратился. В ушах у нее звенело от музыки. Она оставила дверь открытой на несколько дюймов, подперев ее кирпичом, закурила, подняла голову и посмотрела на ночное небо. Сквозь приоткрытую дверь все равно проникали звуки, но здесь по крайней мере она могла слышать собственное дыхание.

Ей также было слышно, как по телефону-автомату за дверью разговаривал какой-то мужчина.

– Это Мерлин, – говорил он. – Она в «Чако» и не одна.

Барменша затянулась «Винстоном» и посмотрела, как покраснел кончик сигареты.

– Она была в доме в Исла-Виста, а потом поехала к центру. Когда я вошел в клуб, она стояла у стойки и пила «Хайнекен».

Барменша задержала сигарету в дюйме ото рта. «Наверное, частный детектив», – подумалось ей.

– Она ждала этого парня на костылях. Он назвал ее Роуэн, – продолжал мужчина. – Я не знаю, что с ним. Возможно, у него проблемы с коленными чашечками. – Пауза. – Из-за того, что эта Роуэн сказала ему. Послушайте, они послали меня по полной программе, когда заговорили черт его знает о чем.

Барменша снова затянулась.

– Да, но это только потому, что она заговорила со мной первой. Захотела, чтобы я потанцевал с ней. Но… Нет. Конечно, нет… Из-за того, что с ней рядом оказался этот парень. А разве я не сказал этого? Он ведет себя как настоящее дерьмо. Я так думаю.

Барменша опустила сигарету и замерла на месте.

– О, конечно, могу себе представить. Все это чертовщина какая-то. Алло, вы слушаете? Этот малый вам не попадался? – Молчание. – Что угодно. Мы займемся этим завтра. Я иду домой. У меня резь в глазах.

Послышался звук повешенной трубки. Барменша бросила сигарету и придавила ее кончиком туфли. Ночь казалась влажной и холодной.

Она медленно досчитала до пятидесяти, прежде чем открыть дверь. Коридор был пуст. Это хорошо. Не хватало еще, чтобы мистер Доверчивый начал ей вешать лапшу на уши. Она знала, с кем он разговаривал, и поскольку он был просто идиотом, то вполне мог бы сильно навредить самому себе.

Чего только не наслушаешься, стоя за стойкой бара!

Сумрак. Небо, свет, вода. К пяти утра дождь прекратился, но ветер и прилив способствовали образованию высоких волн. Они с грохотом обрушивались на берег и доходили почти до утесов. Образовывались горы песка, смешанного с водорослями. Видимость – почти никакая. В западной части Голеты волны накрывали пирс. А дальше, за пирсом, в тумане едва виднелся университетский городок.

На утесе, нависавшем над берегом, потрескивали под напором ветра эвкалипты, а ухоженные лужайки миллионеров дюйм за дюймом обрывались в океан. Из-за плохой погоды людей на улицах не было. Никто не смотрел на пляж, когда волны выбросили тело на берег. Оно долго плавало в воде, то поднималось вверх, то опускалось вниз подобно бревну, прибитому к берегу.

Вынесенное серыми волнами на берег, оно задержалось в переплетшихся между собой водорослях. Единственным предметом на пляже, который поблескивал в свинцовом свете начинающегося дня, был серебристый браслет на запястье бледной руки мертвого тела.

Глава третья

Садовая калитка набухла от дождя и никак не хотела открываться. Было около восьми утра, когда я вышла из гимнастического зала. В зубах я держала ключи от машины, в одной руке – стаканчик с кофе, в другой – сумку с рогаликами. Я толкнула калитку ногой. С плюща, который каскадами свисал с забора, на меня полетели брызги воды. Калитка затряслась и открылась.

Я пошла к своему коттеджу. Весь двор был усыпан упавшими ветвями деревьев. На лужайке, рядом с домом Ники и Карла Винсент, лежала целая полоса опавших цветов бугенвиллей, похожая на поверженного дракона.

Ники была моей лучшей подругой, бывшей соседкой по студенческому общежитию. Она содержала небольшую картинную галерею, а Карл был управляющим фирмой, занимающейся разработкой программного обеспечения. Они заменяли мне близких родственников, разбросанных по всей стране.

Со стороны дома Винсентов слышались какие-то удары. У окна гостиной на стуле стояла их только что начинающая ходить дочь Теа в розовой пижамке и стучала ручками по стеклу. Она улыбалась, прислонясь ротиком к стеклу, и дула наподобие Луи Армстронга. Я послала ей воздушный поцелуй.

На этом же земельном участке стоял мой коттедж. Он представлял собой небольшой дом из необожженного кирпича. В свое время он предназначался для ночлега гостей. У двустворчатых окон, доходящих до пола, блестел отливавший серебром жасмин. Пока я возилась с ключом, услышала, что звонит телефон. Войдя, я взяла трубку и услышала суховатый голос Лавонны Маркс:

– Что бы ты ни делала сегодня утром, отложи на лучшие времена.

Восемь утра в субботу – это было слишком рано даже для нее.

– Хорошо. Что про…

– Приходи немедленно в контору. Джесси у тебя?

– Нет.

В субботу Джесси занимался своим обычным делом: тренировал детскую команду пловцов «Блейзерз». После этого он шел в свой офис, погружался в работу и постепенно изнурял себя. Он готов был заниматься чем угодно, лишь бы не испытывать боль воспоминаний о насильственной смерти.

– Я только что из гимнастического зала, дай мне время…

– Сейчас же.

Она повесила трубку.

Юридическая фирма «Санчес-Маркс» занимала верхний этаж здания, построенного в испанском стиле. Оно стояло неподалеку от здания суда. Проходя по коридору, я посмотрела в окно, занимавшее всю стену, на нависшие над городом рваные серые облака, давившие на красные черепичные крыши домов и мокрые пальмы. Мимо пролетела стайка воробьев. Кабинет Лавонн находился в конце коридора. Я пригладила волосы, пытаясь прилично выглядеть. Джесси же мог позволить себе являться на ковер неряшливым, но он уже находился в штате. Я окликнула ее по имени.

– Открыто, – ответила она.

Лавонн стояла у окна, скрестив руки. Она была вся в черном – от широких брюк до высокого воротника свитера. Непослушные темные кудри и очки дополняли общий вид – и городской, и восточный, и настолько не соответствующий Санта-Барбаре, насколько это только было возможно. Ведь жила она здесь всего двадцать пять лет.

Я пригладила свои бедра.

– Извини меня за такой вид. Я занималась…

– Чем? Колотила боксерскую грушу? Толкала ядро? Ела металлические опилки?

– Почему такая спешка?

Она отвернулась от окна. Что могло ее так взволновать? Отчего она вызвала меня именно сегодня? И что я должна была ответить: да или нет?

Она сняла очки.

– Я должна задать тебе вопрос и хочу получить на него правдивый ответ.

Ну и ну! Неужели она считала нас с Джесси слишком пылкими любовниками, чтобы позволить нам работать вместе? Я попыталась оценить выражение ее лица. У Лавонн было всего несколько слабостей – по отношению к ее ученому мужу, к ее сексуально озабоченным дочерям, которые сейчас улыбались с фотографии на столе, и к Джесси. Она восхищалась тем, как он жил – бесстрашно, не сворачивая с избранного пути. Если встанет проблема выбора между Джесси и мной, то у меня не останется никаких шансов.

– Разумеется, – сказала я.

– Ты когда-нибудь прежде видела вот это?

Она подала мне листок бумаги. Нечто странное. Это была фотокопия трех чеков. С многозначными цифрами, составляющими в целом почти пять тысяч долларов. Чеки были выписаны на имя Эван Делани.

– Ты получала наличные по этим чекам?

У меня начало стучать в висках.

– Нет.

Я бегала глазами по фотокопии. Имя на чеках было, безусловно, моим, и оно было вписано в графу «Выплатить подателю сего». Потом я увидела номер счета, с которого снимались деньги по этим чекам. Меня охватило чувство омерзения. «Датура инкорпорэйтед».

– Что это означает? – поинтересовалась я.

– Деньги по этим чекам были украдены у «Датуры».

«Датура» была важным клиентом фирмы. Новость не из приятных, точнее, очень неприятных.

– Я не брала этих денег, Лавонн.

Она опустила плечи.

– Тогда объясни, каким образом на чеках оказалось твое имя.

Ноги у меня сделались ватными.

– Не могу.

«Датура инкорпорэйтед» была основана для ведения дел Карен Джимсон и ее мужа Рики, известного в свое время под именем Слинк. Он являлся солистом джаз-банда «Джимсонвид». Они были миллионерами и жили в огражденном высоким забором поместье в Монтесито. Карен инвестировала деньги Рики, а он планировал очередное реабилитационное турне.

Земля ушла из-под моих ног еще на несколько футов. Никакого случайного совпадения в этом не было.

– Карен позвонила мне домой час назад, – сказала Лавонн. – Они дали мне шанс разобраться с тем, что произошло, не сообщая о случившемся полиции. Так что если у тебя есть что сказать мне, то говори это сейчас. Они с Рики уже едут сюда.

Усилием воли я заставила себя дышать ровно.

– Хорошо. Давай выясним все здесь и сейчас.

Но у меня свело губы. В восемь часов утра в субботу видеть можно было кого угодно, но только не Карен Джимсон, Железную Фею.

– Ты была в поместье три недели тому назад, так ведь?

– Да, так. Я привозила проекты соглашений с синдикатом «Эмбаркадеро». – Я попыталась взглянуть на дату подписания чеков, но перед глазами у меня все сливалось. – Именно тогда их и украли?

В коридоре звякнул лифт. Мгновение спустя послышался возбужденный голос:

– Куда здесь все подевались?

По полу застучали каблуки.

Лавонн надела очки.

– Мы здесь.

В дверях появилась Карен. Увидев меня, она скрестила руки и оперлась о дверной косяк, выставив вперед бедро.

– Разговор о твоей наглой выходке. – Она горделиво вошла в кабинет, жуя резинку. – Идиотское начало уик-энда, скажу я вам. Я имею в виду получение вчера этих чеков из банка.

Я повернулась к ней:

– Я их не крала.

– Ну давай, давай, отнекивайся. Вой на какую-нибудь другую луну, малышка.

Внешность Карен Джимсон производила странное впечатление. Кошачий нос, стрижка под мальчика, желтовато-коричневые глаза. Она была одета в белую майку сержанта, занимающегося с солдатами строевой подготовкой, обрезанную на столько, что из-под нее было видно ее плебейское происхождение. Она носила кольцо с сапфиром размером с медвежонка Гумми. Работать с ней было невероятно сложно.

– Послушайте, как все было, – продолжала Карен. – Эван пришла в наш дом двадцатого января. Чеки помечены именно этим числом. Не знаю, как вы, но считать я умею.

– Постойте, – вмешалась я. – Я была в вашем доме всего десять минут. Они ушли на то, чтобы получить ваши подписи на контрактах с «Эмбаркадеро». Я постоянно контактировала либо с вами, либо с Рики.

– Ловкость рук. – Она сымитировала движения карманного воришки. – Простой фокус.

– Хорошо сказано. Вы приняли меры к тому, чтобы сохранить на чеках отпечатки пальцев?

Она ухмыльнулась:

– На этом этапе? На них будет слишком много отпечатков. Мои, Рики, банковских кассиров, того, кто клал их в конверт, чтобы отослать нам…

– Но не моих.

– Прекрати, дорогая. Ты могла стереть их за тридцать секунд.

– Карен…

– Давайте договоримся так. Ты возвращаешь деньги. – Она повернулась к Лавонн: – А «Санчес-Маркс» разрывает с ней всякие отношения. Навсегда. – На зубах у нее лопнула резинка. – Принимайте эти условия, и тогда все будет забыто. Как будто ничего и не случилось. – Она посмотрела на меня: – До двенадцати часов понедельника.

Я открыла рот, но сказать ничего не смогла. Карен жевала свою резинку.

– Позволь мне поговорить с Эван наедине, – обратилась к ней Лавонн.

– Да, конечно. Где тут у вас кофейник? Я хочу пить.

Она вышла, и Лавонн закрыла дверь.

– Двенадцать часов, понедельник. Поняла?

– Я не могу.

– Карен дает тебе шанс. Она поворачивается и считает до десяти, и если все будет улажено, они не будут обращаться в полицию. Или в адвокатуру штата.

– Лавонн, я не крала эти деньги. Ты просто не можешь верить в то, что я могла это сделать.

Лавонн стояла неподвижно и была так возбуждена, что, казалось, вот-вот взорвется.

– Верить, не имея никаких доказательств, – пустое дело.

Это уже была некая лазейка.

– Чего же ты хочешь?

– Доказательств. – Она бросила свои очки на стол. – К утру понедельника. Найди их, и я представлю их Джимсонам.

Я выскочила из кабинета Лавонн в коридор, сжимая в руках фотокопию и сквернословя про себя. Потом свернула в холл.

Рики Джимсон стоял у окна и разговаривал по сотовому телефону.

– Жидковато, приятель. Я повторяю тебе, что фонограмма никуда не годится, – говорил он.

Руки у него были толщиной с веревку. Джинсы на заднице висели мешком. Подойдя поближе, я увидела, что его белесую гриву уже пробивает седина.

– Барабан отстает, а гитара, задающая ритм, играет, по-моему, бесцветно, – продолжал он. – Я прослушиваю это в машине и, когда еду в южном направлении, не могу ничего расслышать из-за грохота движущихся по этому чертову шоссе машин. Нам надо как-то уладить это дело.

– Рики, – позвала я.

Он повернулся, но его внимание все еще было сосредоточено на телефонном разговоре. В молодости его сравнивали с коброй. Теперь он был похож на питона, проглотившего рождественский окорок. Однако лицо у него до сих пор оставалось красивым, с ясными глазами, а гладкая кожа объяснялась потребленными пивными калориями.

– Нет, – сказал он в трубку. – Позвони в студию и скажи, что мы там будем сегодня во второй половине дня. Мы – «Джимсонвид», дурачок. Ничего просить не нужно, просто скажи, что мы придем.

Я подняла фотокопию до уровня его глаз.

– У тебя неприятность.

Он с любопытством прищурил глаза, почесал бородку и нагнулся вперед, чтобы прочитать, что там написано. Бровь у него при этом изогнулась.

– Не клади трубку.

– Вас обокрала не я. Подумай о том, кто еще знает, где Карен хранит чековую книжку «Датуры».

Позади меня прозвучал ее ледяной голос:

– Что это ты здесь делаешь? – Она приближалась ко мне по коридору, грозя пальцем. – Нет, Эван, говори со мной. Только со мной.

Взгляд Рики, подобно мячику в пинг-понге, перескакивал с меня на нее и обратно. Он плотно прижал трубку к уху.

Карен подняла руку, как бы желая этим жестом успокоить его.

– Этим займусь я.

Рики вернулся к своему телефонному разговору. А Карен снова посмотрела на меня:

– Ты не способна держать себя в положенных границах?

– Ты держишь чековую книжку «Датуры» под замком?

– Тебе уже было сказано, что следует сделать. Начинай действовать. Не обращайся через голову и не втягивай в это дело моего мужа. – Она продолжала жевать резинку. – У него есть дела поважнее. Он заканчивает альбом и планирует турне. Излишнее беспокойство ему ни к чему.

– Сколько людей на тебя работает? Кто вхож в дом?

– Много людей. Но на тех чеках оказалось именно твое имя. Я получила бы по ним наличные, но не для себя. Ни за что.

– Именно поэтому все это дело выглядит более чем странно. Если бы я украла эти чеки, я оформила бы их на оплату наличными, а не на собственное имя. Ни в коем случае.

Жевание резинки замедлилось. Карен прищурилась.

– Наличные. Хорошая мысль. Именно такие деньги мне и нужны. – Она скрестила на груди руки. – В понедельник, исполняй то, что тебе велено.

Выскочив как угорелая на улицу, я медленным шагом направилась к автостоянке. На меня со всей силой обрушился ветер, отчего заслезились глаза. Как, черт побери, найти свидетельства своей невиновности? Когда я завернула за угол дома, послышалась музыка в стиле рэп, которая доносилась из автомобильной стереосистемы. Тишину нарушали «БМВ» и большой черный «Х5». Их тонированные стекла вибрировали с каждым ударом барабана. На номерных знаках виднелась аббревиатура «Джимсонвид». Машины стояли на месте, отведенном для инвалидов.

Не просто стояли, а занимали два таких места.

У меня от злости зашевелились волосы. Какая наглость! И Карен еще осмеливается читать мне нотации по поводу каких-то границ? Срезая угол, я направилась к «Х5», готовая наброситься на шофера, телохранителя, на любого, кто сидит в этой машине. До нее оставалось футов десять, когда сквозь шум пробился взрыв хохота. На заднем сиденье показалась женская рука. На ее запястье мерцали серебряные браслеты. По стеклу скользнула ладонь. Я замедлила шаг. В окне мелькнула рука.

Потом на заднем сиденье показалась верхняя часть головы. Темные взъерошенные волосы. Волосы мужчины, смотрящего вниз. Женщина подняла ногу и ударила ею о подголовник водительского сиденья. На ней были черные ботинки фирмы «Катерпиллер». Серебристые отверстия для шнурков, казалось, подмигивали мне. Я остановилась.

На какое-то мгновение мужчина поднял голову и посмотрел на меня. Черты его лица были размыты светом, отражавшимся от окна. Женская рука потянула его обратно вниз. Прежде чем мужчина исчез, он ухмыльнулся мне.

Глава четвертая

Не помню, как я села в машину и проехала первую милю. Я пришла в себя, когда по радио услышала голос Тоби Кейта, ничем не знаменитого баритона из Оклахомы, певшего о том, что испытывает желание похлопать кого-то по заднице. У меня вспотели ладони, а зубы то и дело покусывали щеки. Я поняла, что направляюсь вверх по Стейт-стрит в сторону гор, мимо опустевших тротуаров и окон складских помещений, в которых отражались темное небо и голубые флаги, висевшие на фонарных столбах.

Где-то в глубинах моего сознания ярким пламенем вспыхивали раздражение и… страх. Ну почему я не сказала им? Почему я ничего не сказала?

Потому что подозрение еще оставалось где-то на уровне подсознания.

Почему я не настояла на том, чтобы они довели дело до конца и обратились в полицию?

Потому что, когда ты поступаешь таким образом, ты передаешь контроль над ситуацией власти, которая вправе лишить тебя свободы. И еще потому, что это была кража, которую совершил кто-то из сотрудников фирмы. И хотя я бывала в доме Джимсонов, существовал еще кто-то, кто бывал там значительно чаще.

Пи-Джей Блэкберн.

Пи-Джей служил у Рики Джимсона мальчиком на побегушках. Я снова взглянула на фотокопии чеков, со страхом подозревая, что они были украдены Пи-Джеем. Дела у него были плохи, а теперь из-за него у меня начались неприятности.

Я поехала к Исла-Виста, пытаясь застать его дома, но там никого не оказалось, и я оставила ему записку.

Направляясь обратно в город, я срезала угол, проехав через университетский городок. В восточной части городка я остановилась у обрыва, нависавшего над пляжем. С мыса открывался великолепный вид на береговую линию. Долина Голета и горы были закрыты облаками. Я закрыла на замок свою сумочку в бардачке, опустила несколько монет в счетчик стоянки автомобиля и, подняв воротник свитера, направилась к ограде на краю обрыва.

У Пи-Джея всегда возникали какие-то сложные ситуации, но то, что случилось менее чем за двенадцать часов, граничило с катастрофой. Все свидетельствовало о том, что это стечение обстоятельств не случайное. И у меня возникла ужасная догадка, что проблемы Пи-Джея связаны с делами Рики.

Рики Джимсон, сын фермера из Миссури, прошел трудный путь к славе. Пел он самозабвенно. Его золотистые кудри при этом развевались. Пел в стремительном темпе и часто заканчивал выступление, распластываясь на сцене с микрофонной стойкой в руках. Но чаще всего он пел о смерти.

На первый взгляд его песни были о женщинах, о сексе или о том, что пора начинать или, как говорилось в одном хите, делать это «верхом на пенисе». Однако на самом деле они были о печали, о душевной пустоте, о могиле. И все это потому, что Рики Джимсон, сделавший блестящую карьеру в области музыки и живший для того, чтобы сообщить нам об этом, был убежден, что смерть следует за ним по пятам.

Или по крайней мере по пятам его друзей и родных. Его родители погибли, пытаясь сбежать на «кадиллаке» от торнадо, который разразился в Канзасе. Его подружка задохнулась насмерть, подавившись табачной жвачкой, в гостиничном номере, который он снимал. Автобус «Джимсонвид», на котором они совершали турне, потерпел катастрофу при попытке избежать столкновения с коровой на заснеженном шоссе. А потом был еще стадион «Эрроухед» в Канзас-Сити, на котором «Джимсонвид» играл для пятидесяти тысяч своих поклонников. Когда над их головами собрались грозовые облака, Баз Эррера вышел вперед, торжественно заиграл свою сольную партию на гитаре и был поражен ударом молнии.

После этого Рики в течение двух лет никуда не выходил. Как писала желтая пресса, был год, в течение которого он ходил только в купальном халате, если тот не спадал с него, когда он с трудом тянулся к полке с крепкими спиртными напитками за очередной бутылкой «Куэрво».

Все изменилось с появлением Карен. Она была вдовой База Эрреры. Карен привела Рики в чувство, поставила на продажу его дом на Голливудских холмах, собрала его и отправилась с ним и своей дочерью в Монтесито. Они поженились, и Карен начала инвестировать авторские гонорары Рики через фирму «Датура». От слов «датура» и «вид» ^[2]было образовано и название джаз-банда.

Вместе с тем двадцать пять лет в музыкальном бизнесе, не говоря уже о внутренних побудительных мотивах Рики, сыграли свою роль. В последнее время он был более или менее трезв и рассудителен. Но ему был нужен помощник.

И вот появился Пи-Джей Блэкберн.

Рики был нужен мальчик на побегушках, и Карен принялась за поиски. Она обратилась в юридическую фирму. Джесси рекомендовал Пи-Джея, который отреагировал единственным словом: «Круто». Так что последнюю пару лет он готовил для Рики сливочное мороженое с фруктами, соками, сиропом и взбитыми сливками. Бегал в газетный киоск за сигаретами и журналом «Роллинг стоун», подбрасывал для него футбольный мяч на заднем дворике. Так постепенно Рики вернулся к активной деятельности.

И все это потому, что Рики не хотел превратиться в очередную легенду рок-н-ролла Санта-Барбары, ушедшую со сцены. О, он продолжал танцевать свой танец. Принимал участие в мероприятиях местных клубов, выступал в качестве судьи на ежегодных конкурсах специалистов по приготовлению острых блюд «Чили Кукофф» в Оук-парке. Он рекомендовал фен, придумав рекламный девиз: «Всегда готов подуть», появлялся в качестве судьи в телевизионном шоу «Рок-Хаус». Однако его главным делом было пение, от которого он не мог отказаться. Поэтому он записывал новый альбом и планировал новое турне для «Джимсонвид» через несколько недель.

Я не думала, что хищение чеков из «Датуры» именно сейчас было случайностью. Но где-то на уровне интуиции мне было ясно, что тут не обошлось без Пи-Джея.

Подо мной грохотал океан. На берег катились огромные волны. На пляже никого не было. Я спустилась по деревянным ступенькам на песок.

Я понимала, что для того, чтобы снять с себя все подозрения, мне следовало бы обратиться в полицию. Вмешиваться во внутренние дела «Датуры» я не имела права. Если расследование выведет правоохранительные органы на Пи-Джея, то пусть это будет он, а не я.

Я прошлась по пляжу. На песке лежали выброшенные деревья. Многочисленные бурые водоросли тянулись обратно в сторону воды, и я пыталась разглядеть в их причудливых формах какие-то образы. Гремел прибой.

Шел отлив, и на пике Кампус обнажились бывшие под водой камни. Я пробиралась по этим камням вперед, стараясь не поскользнуться, и перешла таким образом на другую сторону. В проливе были видны нефтяные платформы и контейнеровоз, шедший в южном направлении.

Прямо передо мной в сторону Исла-Виста тянулся грязной линией освобождающийся от воды пляж. На крутом откосе, нависающем над песчаным пляжем, выстроилась линия домов Дель-Плайя-Драйв. Я подняла ветку, прибитую к берегу, и кинула ее в набегающие волны.

Кого я обманывала? Даже если упавшая с балкона девушка реально существовала, я не смогу ее найти. Протяженность береговой линии Санта-Барбары составляет сто двадцать миль пещер, пирсов, камней, нефтеперегонных заводов, а также песчаных пляжей. Пора отправляться домой и рассказать обо всем Джесси. Я повернулась.

В это время по тем же камням пробирались двое мужчин. Увидев меня, они пошли быстрее.

Вообще-то я не из тех, кто никогда не доверяет незнакомцам. Но как будто что-то на ухо подсказало мне: «Будь подальше от этих людей». Я осмотрелась в поисках другого пути возвращения. Мужчины пошли в моем направлении.

– Стой! – крикнул один из них. – Остановись! Да, да, ты. Роуэн.

Это был «Гофер» из бара клуба «Чако». Его грязные волосы развевались на ветру.

– Думала вчера вечером поиграть со мной немного? Да?!

Пошатываясь, он пробирался ко мне. Второй человек шел вслед за ним. Он был выше «Гофера», более лыс и вдвое сильнее. Такие же усы. Санта-Барбара – это последний опорный пункт Панчо Вильи.

– Издеваешься надо мной, смеешься. Вот чем ты занимаешься – унижаешь мужчин?

Свой телефон я оставила в машине. Как это глупо! И пляж пустой. Однако в кампусе, там за лагуной, находится лаборатория морских исследований, а в ней должен быть хоть кто-нибудь.

«Гофер» приподнял очки.

– Как насчет того, чтобы сыграть в новую игру? – Он повернулся к своему напарнику: – Как ты думаешь, Мерфи?

Сколько отсюда до морской лаборатории? Метров четыреста? Я сделала два шага бегом, и Мерфи прыгнул прямо передо мной, преграждая путь. У него была бритая голова, а сам он был бледен, как глазированный пончик. Несмотря на прохладную погоду, на нем была тенниска без рукавов. Казалось, он был совершенно нечувствителен к холоду. Собачий ошейник с шипами и кожаные повязки на запястьях едва ли были теплыми предметами одежды.

– Мы сыграем в игру под названием «Правда или ложь». – Он подошел ко мне. – Я начинаю. Ты врунья и плутовка.

Я подняла руки и начала отступать к воде.

– Перестаньте, я вас не знаю.

«Гофер» с трудом пробирался по камням.

– Пусть она примет наш вызов, Мерфи. Она храбрая, когда бросает вызов парням. Посмотрим, как ей понравится, когда вызов бросают ей.

Мерфи взял выброшенную волнами палку примерно в ярд длиной. Потом он переломил ее и прицелился в меня обломками.

– Мерлин, теперь твоя очередь. Правда или вызов?

«Гофер» наконец дошел до того места, где кончались камни, и опустился на песок.

– Правда.

Мерфи начал махать в мою сторону палками, пытаясь отогнать меня к воде.

– Тогда скажи мне, врет она или знает?

– Она знает. Иначе ей незачем пытаться удрать.

– Я тоже так думаю.

– Итак, мы с тобой согласны, – продолжал «Гофер». – Деньги принадлежат тебе. Вопрос в том, как ты их нам передашь. И насколько быстро.

Мерфи ухмыльнулся:

– Каким бы тебе хотелось бы иметь свой нос? Переломанным? Или с воткнутыми в него этими палками так глубоко, что тебе пришлось бы дышать через макушку?

Глава пятая

Деньги? Какие деньги? Волны пенились у моих лодыжек. Холод пробирал меня до костей.

– Нам известно, что они у тебя, – сказал Мерфи. – И босс это тоже знает.

– Какого черта вы…

Постой. Босс. Я начала спокойно размышлять.

– Так это Карен вас послала?

Мерфи нахмурился:

– Что?

На смену моей тревоге пришла ярость.

– Черт побери! Если она думает, что меня можно заставить силой…

– Какая там еще Карен? Нас послал мистер Прайс.

Теперь ярость сменилась полным замешательством. И испугом. Мерфи подталкивал меня дальше в воду.

– Ты сыграла свою партию, – сказал он. – Но у тебя ничего не вышло, а теперь настало время платить. Теперь ты должна либо выполнить договор, либо вернуть деньги.

«Гофер»-Мерлин конвульсивно передернулся.

– Прямо сейчас, Роуэн.

– Перестаньте называть меня этим именем. Меня зовут иначе.

– Да, это точно. Это было издевательство. На самом деле ты Эван Делани.

Он громко засмеялся. Мерфи только фыркнул.

– Игра на этом заканчивается, – заявил Мерфи. – Мы знаем, что ты спрятала деньги в надежном месте. Покажи ей, Мерлин.

Мерлин поднял лист бумаги. Я совсем упала духом. Это была фотокопия украденных чеков. Единственное, как они могли достать их, – это взломать дверь машины и проникнуть внутрь. Я уже была по колени в воде.

«Гофер» осклабился:

– Ты, похоже, испугана, милашка. Правда, Мерфи? Что случилось? Маленький мальчик не может защитить тебя? А он с неба не свалится и не выйдет из меня.

– Вы думаете, он недостаточно вежливо обошелся с вами вчера вечером?

– Конечно, – ответил «Гофер».

– В следующий раз не будет.

– В следующий раз ему так обращаться со мной и не придется. Последний человек, который обращался со мной невежливо, уже мертв. – Он приложил два пальца к виску. – Раз, два – и готово, а?

– Единственный выстрел в горло. Пуля со срезанной головкой.

Они посмотрели друг на друга и громко захохотали.

– Ну давай, попугай нас еще, – предложил Мерфи и с трудом пошел ко мне по воде. – У тебя есть выбор – восполнить денежные потери босса с процентами. Мерлин, какой там «навар» на вклады?

– Один пункт за неделю? – проговорил «Гофер». – Дай-ка подумать минутку.

– Не важно. Мы пришлем тебе счет. Так что собери вещички к тому времени, когда мы за ними придем получать долг.

Получать долг? Вот мерзавцы! Так они собирают долги, выколачивают деньги. И они напали на меня, требуя возврата долга, сделанного кем-то другим.

Мерфи холодно улыбнулся мне и отбросил свои палки в стороны.

– Итак, выбирай. Мокрая или сухая?

– Что?

– Значит, мокрая.

Сделав три шага в мою сторону, он поднял согнутую в локте руку и толкнул меня. Я упала спиной в набегавшую волну.

– Подходящий день для морских купаний, – сказал Мерфи, и они со смехом ушли.

Когда я наконец добралась до ступенек, вся дрожавшая от холода, то рысцой побежала вверх. Я со страхом думала о том, что сейчас увижу. Кричали чайки, парящие на порывах ветра. И это случилось: в машине было выбито окно.

У меня по шее поползли теплые мурашки. Открыв дверцу, я заглянула внутрь. Все сиденье было завалено осколками стекла. Но я с облегчением вздохнула: бардачок не вскрывали, так что моя сумочка с бумажником и телефоном остались целы.