Текст книги "Охота на лис"

Автор книги: Майнет Уолтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

– Не будь таким вульгарным! – крикнула она.

Глаза Джулиана сверкнули злобой.

– А почему ты меня не спросила? Я бы тебе рассказал, чего стоит благодарность Лео Локайер-Фокса. – Он соединил большой и указательный пальцы в кружок. – Ноль! Ни-че-го! Он неудачник, как и его сестричка. Парочка паразитов, живущих за счет отца. Она алкоголичка, а он игрок. И если Джеймс окажется таким идиотом, что оставит им Особняк, они продадут его еще до похорон отца.

Монро, допрашивавший обоих детей Алисы, знал, что характеристика, которую дал им Джулиан, абсолютно верна.

– Создается впечатление, что вы знакомы с ними лучше, чем ваша жена, – заметил он. – Как могло так получиться?

Джулиан повернулся к Монро:

– Я сужу только по слухам. Фермеры – арендаторы Джеймса знают их обоих, и сына, и дочь, уже много лет, и они доброго слова о них ни разу не сказали. Все о них одного мнения – испорченные, избалованные дети, превратившиеся в совсем пропащих взрослых. Пол Сквайерс говорил, что они должны были унаследовать деньги Алисы после ее смерти… но в прошлом году она переписала завещание, когда Джеймс уволил своего предыдущего адвоката и взял Марка Анкертона. Вот почему на похоронах они демонстрировали к отцу открытую неприязнь. Оба ожидали получить по полмиллиона, а не получили ничего.

Монро знал, что это неправда. И дочь, и сын Локайер-Фоксов унаследовали каждый по пятьдесят тысяч, хотя по сравнению с полумиллионом такие деньги и могли показаться «ничем».

– А вы были на похоронах?

Джулиан кивнул:

– Я стоял в самом конце и почти ничего не видел, кроме множества голов… Но их враждебность по отношению к отцу была заметна всем присутствующим. Джеймс и Марк сидели с одной стороны, а Лео и Элизабет – с другой. После похорон они даже не попрощались с бедным стариком Джеймсом… Конечно, они считали, что он убедил Алису изменить завещание. – Он бросил на жену осуждающий взгляд. – И конечно, их поведение развязало языки многим местным женщинам. Родители всегда виноваты… Дети всегда невинны и чисты… Ну и всякое такое дерьмо. – Он презрительно усмехнулся. – Джеймсу страшно не повезло с детьми. Бедняга! Детей надо учить розгой, и начинать следует как можно раньше.

Монро чувствовал, что в отношениях между этими двумя немолодыми людьми нарастают напряжение и отчужденность. «За один раз раскрыто слишком много карт», – подумал сержант.

Теперь Элеонора уставилась на своего мужа.

– Полагаю, Пол Сквайерс – один из твоих собутыльников? – злобно процедила она. – Как поживает его дочушка? Та блондиночка, разъезжающая на лошади?

Джулиан пожал плечами:

– Откуда мне знать?

– Джемма… Джемма Сквайерс. Она тоже принимает участие в охоте.

Джулиан изумленно взглянул на нее:

– У нас очень большая охота, Элли. Я с ходу могу сказать тебе, что в ней принимают участие как минимум двадцать блондинок. Тебе стоит как-нибудь понаблюдать. Я могу тебя даже вымазать кровью, если хочешь. <sup>[5]5
  Имеется в виду охотничий обычай метить кровью лицо того охотника, который убил своего первого зверя.


[Закрыть]</sup>Тебе пойдет, будешь выглядеть гораздо свежее. – Он расхохотался, увидев, как изменилось выражение ее лица. – Моя жена – ярая противница охоты, – добавил он, обращаясь к сержанту. – Считает ее слишком жестоким занятием.

У Монро тоже появились вопросы об упомянутой блондинке.

– Я согласен с миссис Бартлетт, – сказал он мягко. – Охота – это сражение, силы противников в котором явно не равны… Испуганное маленькое животное, которое лошади загоняют до изнеможения, а затем раздирают на части собаки. Я не нахожу в охоте ни демонстрации мужества, ни каких-либо эстетических достоинств. Любой, кто получает от нее удовольствие, – попросту садист. – Монро снова улыбнулся. – Но конечно, я высказал лишь исключительно личное мнение. Мне не известна официальная точка зрения по данному вопросу. Но я совершенно уверен, что налогоплательщики пришли бы в ужас, узнай они, какие средства уходят только на то, чтобы не допустить столкновений между охотниками и саботажниками.

– О Боже! – Джулиан поднял руки в шутливом жесте капитуляции. – Каждый пусть остается при своем мнении. А то мы передеремся.

Монро улыбнулся:

– Совсем не по-спортивному, сэр. Уверен, лиса сказала бы то же самое преследующим ее собакам. Она ведь только хочет жить и давать жить другим. И единственная проблема для лис – их силы слишком малы, чтобы сопротивляться людям, желающим их уничтожения. Они в меньшинстве. Точно так же, как вы в данный момент, – он бросил взгляд на Элеонору, – и как полковник в вопросе с пресловутыми звонками. Насколько мне известно, вы просили миссис Уэлдон звонить ему по ночам, миссис Бартлетт. Почему? Создается впечатление, что вы намеренно пытались лишить его последних сил.

– Я… – Она провела языком по пересохшим губам. – Ночью его наверняка можно было застать дома.

Монро покачал головой:

– Прошу прощения, но это не ответ. По словам миссис Уэлдон, все звонки записывались, поэтому не имело никакого значения, дома он или нет. Она еще сказала, что он в буквальном смысле слова сделался отшельником. Вы не могли бы объяснить мне, в чем тут дело? Так как я не совсем понимаю, почему вы считаете жестоким затравить до смерти лису… и полагаете, что данный принцип не относится к восьмидесятилетнему старику? Чего вы стремились добиться?

Вновь молчание. Сегодня вечером разговоры постоянно перемежаются тягостным и напряженным молчанием, подумал сержант. И во время этих пауз злобные дамочки, с которыми ему приходится иметь дело, пытаются найти себе оправдание.

– Мы пытались лечить Джеймса его же собственными средствами, – пробормотала она, не глядя на полицейского.

– Понимаю, – сказал он медленно. – Тем, что по чьей-то подсказке вы называете «сломать жизнь». – Сержант произнес фразу утвердительным тоном. – Миссис Бартлетт, для чего, по вашему мнению, существуют суды? Как вы думаете, почему сведения, представленные обвинительной стороной и стороной защиты, так тщательно и придирчиво анализируются судьей и присяжными до вынесения решения суда и приговора? Почему вам ни разу в голову не пришло ни малейшего сомнения по поводу тех обвинений, что выдвигались вами в адрес полковника?

Она ничего не ответила.

– Чьей идеей было облечь откровенно злой умысел в одежды правосудия?

Элеонора овладела собой.

– Это не был злой умысел.

– Значит, нечто худшее, – произнес Монро резко и жестко. – Против вас могут быть выдвинуты обвинения в насилии и шантаже, если в записях телефонных разговоров обнаружатся какие-либо требования, предъявляемые к полковнику.

Она нервно облизала губы.

– Я никогда никаких требований ему не предъявляла.

– Позвольте! Давление, оказываемое с целью добиться признания в своей вине, уже может рассматриваться судом как насилие, миссис Бартлетт. Даже в том случае, если он действительно виновен во всем, в чем вы его обвиняете, использование телефона для угроз в его адрес считается уголовным преступлением. А если вы просили у него денег в обмен на молчание, – сержант многозначительно обвел взглядом роскошную обстановку комнаты, – или принимали деньги от какого-то третьего лица в качестве платы… – Монро на секунду замолк, – платы за то, что сделали жизнь полковника невыносимой, лишь бы он согласился на требования, предъявляемые ему этим третьим лицом, против вас выдвинут целый ряд обвинений, самым серьезным из которых будет сговор с применением насилия с целью мошенничества.

– Но я не занималась ничем подобным! – воскликнула Элеонора, поворачиваясь к мужу.

Джулиан решительно покачал головой.

– Ко мне за помощью не обращайся, – предупредил он. – Вы с Прю действовали сами, ни с кем не посоветовавшись, так что сами и расхлебывайте. Я последую примеру Дика. – Он сделал жест, как бы умывая руки. – Ищи другого придурка, который вытянет тебя из грязи.

Накапливавшийся гнев наконец вырвался у Элеоноры наружу.

– Тебя такой выход устроит, как же! Сможешь сбежать со своей молоденькой сучкой… И все якобы по моей вине. Скажи-ка, сколько ты на нее потратил? Плата ветеринару… Фургон для транспортировки лошади… – Она судорожно перевела дыхание. – Ты, видать, думал, так будет продолжаться до бесконечности, потому что мне можно вечно вешать лапшу на уши и откупаться от меня вот такой дешевкой… – Она пнула ковер ногой. – С ней-то ты расплачиваешься подороже. Даже ты при всем своем идиотизме понимаешь, что твое тело уже давно не способно вызвать у нее неоплаченное желание.

Джулиан только хохотнул в ответ.

– Ты так предсказуема, Элли. Гав… гав… гав. Ты не можешь просто спокойно жить, ни на кого не бросаясь. Тебе обязательно надо вцепиться кому-нибудь в глотку. Но в данном раскладе, хочу напомнить тебе, «плохим парнем» являюсь не я, а ты, милашка, вместе со своим маленьким жирным клоном. – Он презрительно фыркнул. – Ответь-ка мне на один-единственный вопрос: вы со своей Прю хоть раз сделали паузу и задумались, а правы ли вы? Любой кретин мог вложить тебе в мозги какую угодно историю, и ты бы в нее поверила, лишь бы только она хоть как-то удовлетворяла твое злобное, мелкое и такое уязвимое самолюбие.

– Ты сам мне говорил, что Джеймсу сошло с рук убийство! – крикнула она в ответ. – «Джимми-подонок» – вот как ты его называл… Совершил идеальное убийство… Запер Алису на холодной террасе, а сам принял снотворное, чтобы не слышать ее стонов и криков.

– Не будь дурой! – сказал Джулиан. – Если у нее в самом деле не было возможности вернуться в дом, она могла бы спуститься в сторожку. У Боба и Веры есть ключи. – Прищурившись, он добавил: – У тебя не все в порядке с психикой, Элли. В этом поселке есть, наверное, только одна женщина, способная превзойти тебя в злобе, – Вера… Но она совершенно выжила из ума. – Он мгновение пристально всматривался в лицо жены, затем издал возглас изумления. – Я все-таки надеюсь, что информацию ты получала не от нее, глупая сучка. Она поклялась отомстить Джеймсу с тех самых пор, как он обвинил ее в воровстве. Всем было понятно, что украла именно она, но Вера только и делала, что осыпала его проклятиями и обвинениями. Если ты основывалась на ее словах, тебе действительно необходимо срочно провериться у психиатра.

По густо накрашенному лицу Элеоноры Монро видел, как с каждым мгновением ситуация все ближе подходит к катастрофической развязке. Элеонора опустила голову.

– Я… – Голос у нее сорвался. – Откуда тебе так много известно? – спросила она вдруг. – Неужели эта маленькая шлюшка рассказала?

Глава 24

Лео ответил с первого гудка.

– Лиззи? – тихо прошептал он так, словно находился в многолюдном месте и не хотел, чтобы его услышали.

Номер Марка в списке номеров на телефоне Лео не числился, но все равно было странно, что первое предположение, которое пришло ему в голову при звуке звонка с незнакомого номера, было, что ему звонит сестра.

– Нет, это Марк Анкертон. – Он напряг слух, чтобы услышать малейший шорох, исходивший от Лео, но не услышал ничего. – Почему вы подумали, что вам позвонила Лиззи?

– Не ваше дело! – грубо ответил Лео, повышая голос. – Что вам надо? Кстати, Марк, как проводите Рождество? Как здоровье моего папочки?

– Да бросьте! Где вы?

Смешок в трубку.

– Вам бы очень хотелось узнать?

– Не особенно. Собственно, мне нужна Лиззи. Я пытался найти ее по домашнему телефону, но она не отвечает. Вам не известно, где она и все ли с ней в порядке?

– Да вам ведь плевать на нее.

– Я не стал бы звонить, если бы мне действительно было плевать. – Он украдкой бросил взгляд на Джеймса. – Ваш отец решил увеличить выплаты на ее содержание. Его также беспокоит ваше положение. Конечно, он совсем не в восторге от сцены, которую вы устроили на днях… но он хочет быть справедливым. – Марк взял Джеймса за руку, почувствовав, как тот весь вскипает от возмущения.

Лео злобно рассмеялся:

– Вы имеете в виду ту ссору, которую он устроил? Я ведь ни слова не сказал. Он совершенно выжил из ума. Ему ничего нельзя доверять. – Лео сделал паузу, словно ожидая ответа от Марка. – Вы, как обычно, рядом, дергаете дряхлую куклу за веревочки. Так знайте, я нанял адвоката, который собирается оспорить завещание. Старик уже несколько лет, как свихнулся, мать скорее всего тоже. А вы составляли их новые завещания, ни разу не усомнившись в умственных способностях того и другого.

Марк проигнорировал его разглагольствования.

– Да, вы совершенно правы – я рядом со своим клиентом. Я не хотел, чтобы на Рождество он оставался в одиночестве. – Он сделал еще одну попытку: – А где находитесь вы?

Снова злобный хохот.

– Боже, какой заботливый сукин сын! Вы не хотели, чтобы он оставался в одиночестве на Рождество! Вы даже не представляете, как омерзительны мне ваши слова! Гребаный Марк это… гребаный Марк то… Вам удалось повлиять и на мать. Отец с незапамятных времен раскачивает поместьем, как приманкой, у нас перед носом, но мать всегда собиралась оставить деньги нам.

Марк решил больше не сдерживать возмущения.

– Если вы таким дерьмом кормите своего нового адвоката, то, боюсь, далеко вы с ним не продвинетесь. Вам с Элизабет были предъявлены копии завещания Алисы. Она хотела, чтобы ее деньги послужили какой-нибудь благой цели, и прекрасно понимала, что если оставит их вам, то единственная цель, которая будет с их помощью достигнута, – ваш полный нравственный и физический распад.

– И кто вложил ей в голову эту идею?

– Вы, когда послали Лиззи забрать картины Моне.

– Они принадлежат ей.

– Отнюдь. Мать Джеймса передала их ему во владение до его смерти. И только потом они, по ее завещанию, должны перейти Лиззи. Алиса была просто вне себя от ярости. Она понимала, что, если картины попадут вам в руки, вы их немедленно продадите… И конечно, попытки Лиззи заполучить картины стали причиной еще одной неприятной сцены с криками и взаимными обвинениями. Откровенно говоря, вам нужно благодарить покойную мать за то, что она вообще не завещала все, что имела, благотворительным фондам, оставив вас ни с чем. По крайней мере, передав состояние вашему отцу, она предоставила вам еще один шанс доказать, что вы способны измениться к лучшему.

– Он не оставит нам деньги ни при каких обстоятельствах. Бекки сказала, что их получит дитя любви Лиззи. – Презрительное фырканье. – Кстати, как она там поживает? Полагаю, вернулась к вам… Она заявила мне, что вы ее примете в любой момент с распростертыми объятиями.

Слова Лео застали Марка врасплох.

– Бекки?

– Конечно, Бекки. Вас бросало так много женщин, что даже и не вспомните, о ком идет речь? Ну что ж, она ждет вас… Можете передать ей мои слова. Она двуличная сучка… – еще один смешок в трубку, – но что я вам говорю, вы сами это знаете. И поделом вам. Помните то дерьмо про мандрагору?.. Вы были моим должником.

Марк задумчиво потер рукой нижнюю челюсть.

– Я не видел Бекки с тех самых пор, как она ушла от меня к вам. И к вашему сведению, я скорее перережу себе глотку, чем буду иметь дело с какой-нибудь из использованных вами шлюх. Подпорченный товар меня не интересует.

– Черт с вами!

– И еще к вашему сведению, – продолжал Марк, – мать не оставила бы вам ни одного фартинга, если бы не мои уговоры. Итак, у вас нет желания поблагодарить меня за пятьдесят тысяч?

– Скорее я перережу себе глотку. Ну и где картины?

Странный вопрос.

– Там же, где и всегда.

– Нет, их там нет.

– Откуда вам это известно?

– Не ваше дело. Где они?

– В безопасности, – сухо и кратко ответил Марк. – Ваша мать полагала, что вы предпримете еще одну попытку заполучить их.

– Вы хотите сказать, вы полагали… Маме самой никогда бы не пришло в голову ничего подобного. – Еще одна пауза. – Вы что, в самом деле с ней не встречались? Она говорила, что ей достаточно поманить вас пальчиком, и вы бегом прибежите.

– О ком вы?

– О Бекки, конечно. Я не сомневался, что вы такой болван, что платите все ее долги. Между прочим, это меня очень веселило. Мне нравилось, что кто-то вас обирает. Ведь мания-то у нее – хроническая.

– Какая мания?

– Сами догадайтесь. Кстати, отец всерьез собирается повысить выплаты на содержание Лиззи?

«Игра?..»

– Да.

– И насколько?

– Пятьсот в месяц.

– Боже! – воскликнул Лео с отвращением. – Гроши. Он ведь целых два года не повышал выплаты. Неужели вы не могли уговорить его хоть на штуку?

– А вам-то какое дело? Все равно деньги достанутся не вам.

– Я на них и не рассчитываю.

Ну что ж, неплохо, цинично подумал Марк.

– Лучше, чем ничего. Если она уже прокутила материнские пятьдесят тысяч, ей будут гарантированы пятьдесят бутылок джина в месяц… Но Джеймс выплатит их только после личного разговора с ней.

– А как насчет меня самого?

– Я веду переговоры.

– Только не ожидайте благодарности. От меня вы можете рассчитывать на единственную благодарность – пожелание как можно скорее оказаться на глубине шесть футов под землей.

– Идите в задницу.

На сей раз в трубке раздался веселый смех.

– Боюсь, в данный момент это моя единственная альтернатива.

Марк невольно улыбнулся.

– Можете рассказать о ней подробнее, – проговорил он сухо.

– Вы явно с какой-то целью надавили на отца, – сказал Лео после секундной паузы. – Он бы скорее повесился, чем увеличил выплаты. Итак, с какой целью вы звоните?

– Вы знаете Элеонору Бартлетт? Ту, что живет в Шенстед-Хаусе?

Молчание.

– Вы когда-нибудь с ней разговаривали? Знакомили ее с Элизабет?

– Почему это вас так вдруг заинтересовало?

Марк подбросил воображаемую монетку. Выпало – будь откровенным. Да и в любом случае, что он теряет? Если Лео как-то причастен к происходящему, то он все и так знает. А если нет…

– Она обвиняет Джеймса в инцесте, говорит, что он отец ребенка Лиззи, и заявляет, что рассказала ей обо всем сама Лиззи. Элеонора пользовалась телефоном для запугивания Джеймса, что является уголовным преступлением, и я посоветовал ему заявить в полицию. Но прежде чем мы обратимся в полицию, мы хотим знать, правда ли, что Элеонора Бартлетт слышала все это от Лиззи.

В голосе Лео звучало торжество:

– И почему же вы полагаете, что это клевета?

– А вы полагаете, что нет?

– Зависит от того, сколько она стоит.

– Ничего не стоит.

– Ошибаетесь, дружок. Репутация отца очень много для него значит. Начните переговоры с ним, исходя из упомянутого условия, и выясните, сколько он готов заплатить за ее защиту.

Марк ответил не сразу.

– А как насчет вашей репутации, Лео? Сколько стоит она?

– У меня в данном случае с ней нет никаких проблем.

– Они, несомненно, возникнут, если я повторю наш сегодняшний разговор в полиции и добавлю к нему еще и те обвинения, которые выдвигает против вас Бекки.

– Вы говорите о той ерунде, что она прет на меня по поводу того, что я заставлял ее брать деньги взаймы? – едким тоном произнес Лео. – Она не выдерживает никакой критики. Бекки сама по уши в долгах. – Подозрительная пауза. – Но вы только что сказали, что не разговаривали с ней.

– Я сказал, что не виделся с ней. А разговаривал я с ней по телефону не далее как полчаса назад. Она отличалась необычной прямотой, когда речь шла о вас… Боюсь, все, что она говорила, было далеко не комплиментарным. Она обвиняет вас в насилии… Говорит, что боится вас…

– О чем, черт возьми, вы говорите? – злобно прервал его Лео. – Я и пальцем к этой сучке не прикоснулся.

Марк бросил взгляд на Джеймса.

– Я не о ней, а о другой вашей жертве говорю. Вы не догадались?

– На что вы намекаете?

– Все-таки попытайтесь догадаться сами. Когда подобные вещи к вам не относятся, вы считаете их смешными, даже пытаетесь на них заработать деньги.

Наступила долгая пауза.

– Вы не могли бы объясниться короче и определеннее?

– В данных обстоятельствах нет.

– Отец слушает?

– Да.

Телефон мгновенно отключился.

*

За два часа Нэнси получила три противоречивых сообщения. Первое было от Джеймса, сказавшего весьма обеспокоенным голосом, что, как ни приятна была ему встреча с ней, при сложившихся обстоятельствах ее дальнейшие визиты в Особняк крайне нежелательны. Затем сообщение от Марка, в котором говорилось, что Джеймс лжет. И наконец, третье, где речь шла о каких-то чрезвычайных обстоятельствах. Все ее попытки связаться с Марком по телефону заканчивались неудачно – звонки переадресовывались на автоответчик. А ее эс-эм-эска так и осталась без ответа.

Нэнси беспокоилась по поводу того, что ей пришлось бросить дела в Бовингтоне и отправиться в пятнадцатиминутное путешествие в Шенстед. Она чувствовала себя просто идиоткой. Какие обстоятельства? Тем более чрезвычайные? Особняк «Шенстед» был погружен во мрак, и, когда Нэнси позвонила в дверь, ей никто не ответил. Время от времени из-за туч выглядывала луна, освещая фасад старинного здания, но вокруг не было никаких признаков жизни. Она пыталась что-нибудь разглядеть сквозь оконные стекла библиотеки, какие-нибудь намеки на свет, пробивающийся под дверью, ведущей в гостиную, но смогла увидеть только свое собственное отражение.

Ей сделалось неуютно. Что подумает Джеймс, если вернется и увидит, что она заглядывает к нему в окна? Хуже того, что он может подумать, если сейчас наблюдает за ней из неосвещенных комнат Особняка? Какие бы обстоятельства он ни имел в виду, вероятно, они все еще достаточно актуальны, и его слова по их поводу были ясны, определенны и не требовали никаких толкований. Больше он не желает ее видеть. Нэнси вспомнила его утренние слезы и собственную растерянность и поняла, что ей не следовало приезжать.

Нэнси вернулась к машине и села на водительское сиденье. Она пыталась убедить себя, что они пошли в какой-нибудь паб – так бы, к примеру, поступили ее родители, – но это показалось ей маловероятным. В данных обстоятельствах – но в каких обстоятельствах? – интуиция подсказывала Нэнси, что они не должны были уйти из дома. Сообщения, полученные от Марка. Скрытная натура Джеймса.

Его изоляция в последнее время. Близость бродяг. Капкан, который кто-то установил для собаки Джеймса. Все это крайне подозрительно.

Вздохнув, Нэнси извлекла из бардачка фонарик и вышла из машины. Да, она, конечно, пожалеет о том, что приехала сюда. Можно держать пари – они сидят в гостиной и делают вид, что их нет дома.

Девушка прошла к террасе.

Свет в гостиной выключен, а дверь на террасу заперта изнутри. Приложив руку козырьком ко лбу, Нэнси попыталась рассмотреть, что внутри помещения, и по едва заметным огонькам догоравших в камине углей заключила, что комната пуста. Решив довести начатое дело до конца, Нэнси отошла на несколько шагов назад, чтобы взглянуть на окна второго этажа, и ощутила неприятное чувство, осознав вдруг, что находится на том или почти на том месте, где умерла Алиса.

Какая-то ерунда, подумала она. Сумасбродная затея, задуманная чертовым Марком Анкертоном. Надо же: мурашки от суеверного ужаса из-за женщины, которую она никогда в жизни не видела. Внезапно затылком она ощутила чье-то присутствие у себя за спиной, чей-то тяжелый взгляд… Она даже услышала дыхание…

Нэнси резко повернулась, прочертив светом фонарика широкую дугу…

*

Полицейский постарше громко постучал в дверь автобуса Лиса и совсем не удивился, когда никто не ответил. Он проверил ручку, понял, что автобус заперт, затем обернулся и вопросительно взглянул на Вулфи.

Белла раздраженно вздохнула.

– Чертов придурок! – пробормотала она, прежде чем вновь продемонстрировать полицейскому дежурную улыбку.

– Вы знаете, где он? – спросил Баркер.

Белла отрицательно покачала головой:

– Я думала, он спит. Он собирался дежурить у каната сегодняшней ночью… поэтому и начала с другого конца… не хотела будить его раньше времени.

Внимание Баркера переместилось на Вулфи.

– А ты, сынок? Может быть, ты знаешь, где твой отец?

Мальчик тоже покачал головой.

– Он всегда запирает автобус перед тем, как куда-нибудь уйти?

Кивок.

– Он говорит тебе, куда уходит?

Дрожь страха.

– Ну и что ты должен делать, по его мнению? Замерзнуть? А если бы рядом не оказалось Беллы? – Полицейский был вне себя от возмущения. – Что в автобусе такого, что для него более важно, чем собственный ребенок? – спросил он, обращаясь к Белле. – Полагаю, пришло время побеседовать с вашим загадочным другом. Кто он такой? И что замышляет?

Белла почувствовала у себя за спиной какое-то движение.

– Ну и ну! – воскликнула она злобно, заметив, что Вулфи бросился к лесу, словно за ним гналась свора гончих. – Неплохо, мистер Баркер. И что теперь будем делать? Ведь по крайней мере в одном вы совершенно правы, миленький: его папочке абсолютно наплевать, если его сынок замерзнет насмерть… И всем остальным тоже. – Она ткнула Баркера пальцем в грудь. – И хотите знать почему? Могу поклясться, что парнишка ни в каких документах не зарегистрирован, поэтому он по большому счету и не существует вовсе.

*

Сообщение от Нэнси поступило сразу же, как только Марк прекратил телефонные разговоры, и на сей раз никаких дискуссий не последовало. Он набрал «999» на мобильном, коротко произнес: «Полиция», затем поспешно захлопнул дверцу и быстро развернул машину.

*

Настоящая собачья свара, подумал Монро, глядя, как Бартлетты набросились друг на друга. К Элеоноре он не испытывал ни малейшей симпатии, но и вульгарные насмешки Джулиана действовали ему на нервы. Вся суть их отношений строилась на подавленной агрессии, и сержант начал задаваться вопросом, а не виноват ли и муж в каких-то проблемах Элеоноры? При всей внешней воспитанности Джулиан по характеру оказался грубияном и задирой.

– Ты выставляешь себя сейчас полной идиоткой, Элли. Кто-то подбросил тебе грязную сплетню, и ты из-за нее готова затеять целое сражение. Кто наговорил тебе всю эту ерунду насчет какой-то там шлюшки?

Нервы Элеоноры были на пределе, и потому, конечно, она просто не в состоянии была продумывать свои ответы.

– Те люди, что остановились в Роще, – выпалила она. – Они наблюдали за нами.

Джулиан удивленно рассмеялся:

– Те цыгане?

– Ничего смешного. Им очень многое о нас известно… Известно, как меня зовут… марка твоего автомобиля.

– Ну и что? Это не секретная информация. Вероятно, они почерпнули ее от какого-нибудь здешнего дачника. Нет, положительно, детка, тебе нужно заканчивать с инъекциями ботокса и гормонов. Они начали действовать на твою голову.

Элеонора топнула ногой.

– Я заглянула к тебе в компьютер, Джулиан. Там все как на ладони. Все электронные письма твоей подружке.

«Нет, больше не могу», – подумал Монро, увидев, как изумленно пожимает плечами Джулиан. У него все так легко получается. Он постоянно опережает свою женушку по крайней мере на шаг. В это мгновение в нагрудном кармане сержанта завибрировал мобильный. Монро вынул телефон из кармана и принял поручение срочно прибыть на место происшествия в Особняке.

– Хорошо. Через три минуты буду. – Он встал. – По-видимому, нам предстоит еще встретиться с вами, – сказал он, обращаясь к Элеоноре. – И с вами, мистер Бартлетт.

Джулиан нахмурился:

– А со мной зачем? Я за действия жены не отвечаю.

– Конечно, нет, сэр, но вы отвечаете за свои собственные действия, – ответил Монро, направляясь к двери.

*

Нэнси услышала скрежет автомобильных шин по гравию, уже находясь на террасе, и с облегчением повернулась к подъехавшей машине. Ее сержант был совершенно прав: воображение – страшная штука. От кустов и деревьев, окружавших лужайку, падало слишком много теней, и каждая напоминала темную скорчившуюся фигуру. Она вспомнила слова Джеймса: «По-настоящему объективно можно оценить, насколько ты действительно мужествен, только когда остаешься в полном одиночестве». Теперь она поняла, как он был прав.

Нэнси не знала, долго ли простояла, прикованная к одному месту, спиной к окнам Особняка, покачивая фонариком из стороны в сторону. Казалось, прошло несколько часов. Состояние девушки в тот момент было совершенно необъяснимым. Знания и опыт подсказывали, что она должна вернуться в машину, двигаясь вдоль стены Особняка, и таким образом обезопасить себя от нападения сзади. Но она не могла заставить себя сойти с места. Может быть, потому, что заросшие плющом стены здания казались ей не менее зловещими, чем деревья в саду. Буйно разросшийся пиракант, ощетинившийся колючками, нависал между окнами гостиной и библиотеки. Разум подсказывал Нэнси, что за ним нет и не может быть никого. По пути к дверям на террасу она проходила мимо дерева и, конечно, заметила бы любого, кто захотел бы спрятаться в его тени, но стоило ей затаить собственное дыхание, как она сразу же начинала слышать чужое.

Один раз она даже спросила:

– Кто здесь?

Единственным ответом была гробовая тишина.

В те мгновения, когда луна скрывалась за тучами и опускалась темнота, Нэнси начинала различать мерцание света за зарослями орешника в лагере бродяг в Роще. Раз или два до нее донеслись обрывки разговора и чей-то смех. Позвать на помощь? Нет, ветер дует в противоположном направлении, ее все равно никто не услышит. Любой звук поглотит высокая стена Особняка. Да и в любом случае это было бы крайне неразумно. Подобно страусу, зарывающему голову в песок, Нэнси понимала, что бездеятельность безопаснее, чем провоцирование прямого столкновения.

*

Лис поднял голову, и девушка уловила его движение. Его чувства, значительно более тренированные, чем ее, уловили реакцию Нэнси. Но всплеск интуиции помог девушке ощутить почти незаметную вибрацию воздуха, что еще больше усилило страх. Нэнси физически ощущала, что опасность, угрожавшая ей, увеличилась. В это мгновение она напоминала свою бабку, мольбы которой впустить ее в дом никто не услышал и которая боялась пошевелиться, так как считала, что орудием ее смерти станет не ночной мороз, а молоток.

Он чувствовал запах страха…

…подобно лису в курятнике…