Текст книги "Охота на лис"

Автор книги: Майнет Уолтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

Оба улыбнулись.

– Но от этого она становилась ничуть не менее милой и доброй бабулей. Ну и кто еще живет в Шенстеде?

– Постоянно очень немногие. И здесь корень всех проблем. Бартлетты в Шенстед-Хаусе. Он рано ушел в отставку и сколотил состояние на распродажах в Лондоне. Вудгейты в Пэддок-Вью. Они платят чисто символическую арендную плату компании, владеющей большинством коттеджей, сдаваемых на дачный сезон. За предоставляемую им скидку Вудгейты следят за сохранностью коттеджей. А на Шенстедской ферме живут Уэлдоны. – Марк указал в сторону леса, обрамлявшего парк на западе. – Строго говоря, им принадлежит земля в том направлении, то есть уже за пределами поселка. К югу от территории поселка располагаются земли Сквайерсов и Дрю.

– Они те самые фермеры-арендаторы, о которых вы мне говорили?

Марк кивнул:

– Здешняя земля вся принадлежит Джеймсу, отсюда до самого побережья.

– Ух ты! – снова воскликнула она. – Территория что надо! А как получилось, что жители поселка имеют право бесплатного проезда по его земле?

– Прадед Джеймса – тот, чье пальто вы видели, – даровал рыбакам право свободно перевозить лодки и улов к берегу и от берега в целях поощрения ловли омаров на побережье у Шенстеда. Как ни странно, он столкнулся с той же проблемой, которая вновь проявилась с особой остротой и ныне – вымирание поселка и быстрое сокращение рабочей силы. То было время промышленной революции, и молодежь уезжала из поселка в города в поисках более высокооплачиваемой работы. Ему хотелось не отстать от успешно развивавшегося промысла по ловле омаров в Веймуте и Лайм-Реджисе.

– И сработало?

Марк кивнул:

– Примерно в течение пятидесяти лет его начинание имело успех. Весь поселок переключился на ловлю омаров. Здесь работали грузчики продукции, варщики, сортировщики, упаковщики и многие, многие другие. Сюда привозили лед тоннами и хранили в ледниках по всему поселку.

– А ледники все еще существуют?

– Насколько мне известно, нет. Они стали излишними, как только изобрели холодильники и провели сюда электричество. – Марк указал в сторону японского сада. – Ледник, который когда-то был здесь, превратили в пруд. Мы им только что любовались. У Джеймса в одном из подсобных строений сохранилась коллекция медных котлов для варки – вот, пожалуй, и все, что дожило до наших дней.

– Но что случилось? Почему промысел пришел в упадок?

– Из-за Первой мировой. Отцы и сыновья ушли на фронт и больше не вернулись. Конечно, последствия были примерно одинаковы для всей страны, но для такого небольшого поселения, как Шенстед, они оказались просто опустошительными, ведь промысел зависел от наличия достаточной мужской силы. – Он вывел Нэнси на середину лужайки. – Отсюда хорошо видна береговая линия. Якорная стоянка там не очень надежная, поэтому приходилось вытаскивать лодки на сушу. В одной из спален развешаны фотографии этого процесса.

Прикрыв глаза ладонью от солнца, Нэнси посмотрела в ту сторону, в которую указывал Марк.

– Если промысел настолько трудоемок, то он был обречен с самого начала, – проговорила она. – Цены все равно рано или поздно отстали бы от производственных затрат. Отец постоянно твердит, что главным разрушителем сельских поселений стала механизация сельскохозяйственного труда. Один работник на комбайне может выполнить работу, которую раньше выполняли пятьдесят человек, и сделает ее быстрее, качественнее и с меньшими потерями. – Она кивком указала на расстилавшиеся перед ними поля. – Вероятно, эти две фермы нанимают рабочих со стороны для вспахивания и уборки полей?

Марк был потрясен.

– Как вы догадались, бросив на поля один-единственный взгляд?

– Да я вовсе не догадалась, – ответила Нэнси, рассмеявшись, – но вы ведь ни словом не упомянули о том, что в поселке живут рабочие. А тот фермер, который владеет землей дальше к западу, он тоже нанимает работников по контракту?

– Дик Уэлдон? Нет. У него был неплохой бизнес по ту сторону от Дорчестера, потом он за гроши купил Шенстедскую ферму, когда предыдущий владелец обанкротился. Он совсем не дурак. Дик поставил сына во главе своего основного бизнеса на западе, а сам занялся развитием здешней фермы.

Нэнси с любопытством взглянула на него.

– Он вам явно не нравится, – заявила она.

– Почему вы так думаете?

– Заключила по вашему тону.

«А она проницательнее, чем я», – подумал Марк. Несмотря на все улыбки и смех, он все еще не способен ничего определить ни по выражению ее лица, ни по интонациям. Манеры Нэнси были далеки от сухости, присущей Джеймсу, но она, несомненно, не менее сдержанна. В другом месте, в другой ситуации и с другой женщиной он был бы рад заняться настоящим флиртом, но в нынешних обстоятельствах боялся оказаться в неловком положении.

– В чем причина вашей перемены? – спросил он, резко переводя разговор на другую тему.

Она повернулась к дому.

– Вы имеете в виду, почему я все-таки решила приехать?

– Да.

Нэнси пожала плечами:

– Он говорил вам, что писал мне?

– Сказал только вчера.

– И вы читали письма?

– Да.

– В таком случае вы можете сами ответить на свой вопрос… Но одну подсказку я вам все-таки дам. – Нэнси бросила на него взгляд, в котором сверкнула улыбка. – Его деньги меня не интересуют.

Глава 9

Охота превратилась в настоящий сумасшедший дом, как и предсказывал Джулиан Бартлетт. Поначалу саботажники проявляли видимую сдержанность, но как только в Блантайрском лесу вспугнули лисицу, автомобили устремились вперед, чтобы создать «безопасные проходы», и повсюду загудели охотничьи рожки, отвлекавшие собак на ложный след. Собаки, потерявшие навык за время запрета на охоту, очень быстро запутались, а охотники утратили контроль над ситуацией. В конце концов какое-то подобие порядка удалось восстановить, но попытка вернуться в Блантайрский лес и «поднять» вторую лису ни к чему не привела.

Наблюдатели в автомобилях попытались блокировать саботажников и криком сообщали охотникам направление, в котором бежала лиса, но запись на пленку лая целой стаи, усиленная мощным громкоговорителем, разогнала собак. Возмущение охотников, уже и без того довольно сильное, достигло угрожающей степени, когда саботажники вышли на поле и стали размахивать руками перед лошадьми, пытаясь заставить их сбросить своих седоков. Джулиан ударил хлыстом наглого парня, пытавшегося схватить Хвастуна за поводья, и грязно выругался, заметив, что какая-то дамочка снимает его на фотокамеру.

Джулиан повернул и подъехал к ней, с трудом удерживая Хвастуна.

– Если вы это обнародуете, я подам на вас в суд, – процедил он сквозь зубы. – Тот парень намеренно пугал мою лошадь, и я имел полное право защищать себя и свое животное.

– Можно мне будет вас процитировать? – спросила дамочка, нацеливая на него объектив камеры и делая один за другим несколько снимков. – Как вас зовут?

– Не ваше чертово дело!

Репортерша опустила камеру, висевшую на нагрудном ремне, и, широко улыбнувшись, похлопала по ней, затем из кармана куртки вытащила журналистский блокнот.

– С такими фотографиями мне не составит труда узнать ваше имя. Разрешите представиться, Дебби Фаулер из «Уэссекс таймс», – произнесла она, отходя на безопасное расстояние. – Я придерживаюсь абсолютного нейтралитета… просто мелкий наемный рабочий, зарабатывающий себе на жизнь. Итак… – еще одна широкая улыбка, – вы мне скажете, что вы имеете против лис… или мне самой все придумать?

Джулиан злобно нахмурился.

– Ничуть не сомневаюсь, вы на такое вполне способны.

– Ну, в таком случае поговорите со мной, – предложила репортерша. – Я здесь, рядом с вами, и я вас слушаю. Изложите мне аргументы сторонников охоты.

– А какой смысл? Меня вы все равно распишете как жестокого агрессора, а вот того идиота… – он кивком указал на тощего саботажника, который медленно отступал, потирая задетую хлыстом руку, – как героя, несмотря на то что он напал на меня с сознательным намерением добиться, чтобы я сломал себе шею.

– Вы преувеличиваете, конечно? Судя по вам, вы далеко не начинающий наездник и, видимо, бывали в подобных переделках и раньше. – Журналистка оглядела поле. – Вы ведь прекрасно понимаете, что рано или поздно столкнетесь с кем-то из саботажников, поэтому, как мне кажется, противостояние с ними – составная часть вашего развлечения.

– Ерунда! – воскликнул Джулиан, наклонившись поправить левое стремя. – Это скорее можно сказать о проклятых хулиганах с рожками и дудками.

– И я, конечно же, скажу, – радостно подтвердила она. – Нынешнее действо напоминает столкновение между двумя бандитскими группировками. «Акулы» против «Ястребов». «Джентльмены» против «Пролетариев». С моей точки зрения, лисы в данном случае не играют никакой роли. Они не более чем предлог для драки.

Не в правилах Джулиана было пасовать перед подобным напором.

– Если вы такое опубликуете, вас засмеют со всех сторон, – процедил он, выпрямляясь в седле и натягивая поводья. – Что бы вы там ни думали по поводу лис, в пользу как охотников, так и саботажников можно сказать по крайней мере одно: что бы мы ни делали, мы делаем это из любви к природе. А написать вам стоило бы о тех, кто ей по-настоящему вредит.

– Несомненно, – ответила она с лицемерной ухмылкой, – скажите мне, кто они такие, и я напишу о них.

– Бродяги… бомжи… странники… называйте их, как вам будет угодно, – пробурчал он. – Прошлой ночью несколько автобусов, набитых ими, прибыло в поселок Шенстед. Они гадят повсюду, воруют у местных жителей, а вы о них почему-то ничего не пишете, мисс Фаулер. Вот кто настоящие вредители. Сосредоточьте свой журналистский талант на них, и все вам будут весьма благодарны.

– А вы бы на них собак спустили?

– Не задумываясь, – ответил Джулиан, поворачивая Хвастуна и возвращаясь к другим охотникам.

*

Вулфи сидел на корточках среди деревьев и наблюдал за людьми на лужайке. Вначале ему казалось, что перед ним двое мужчин, затем, когда один из них засмеялся, он по голосу понял, что это женщина. Он не слышал, о чем говорят, потому что прохаживались они далеко от него, но были совсем не похожи на убийц. По крайней мере ни один из них не напоминал старого убийцу, о котором говорил Лис. Лучше ему было видно мужчину в куртке; его спутницу в шапке, натянутой до бровей, Вулфи никак не мог толком разглядеть. Из увиденного мальчик заключил, что лицо у мужчины доброе. Он часто улыбался и раз или два обнимал свою спутницу за плечо и направлял в другую сторону.

В сердце Вулфи вдруг зародилось сильное желание выбежать из укрытия, броситься навстречу прогуливающейся паре и попросить этого человека о помощи. Всякий раз, когда он просил денег у незнакомых людей, они отворачивались… но деньги ведь такая мелочь по сравнению с тем, о чем он хотел просить сейчас. Что скажет незнакомец, если он попросит его о помощи? Отведет его в полицию, решил Вулфи, или вернет Лису.

Он повернул замерзшее лицо к дому и в который раз восхитился его величиной. Все бродяги мира могут поместиться здесь, подумал Вулфи, почему же старому убийце разрешают жить тут одному?

Острое зрение Вулфи уловило какое-то движение в угловой комнате на первом этаже дома, он несколько секунд внимательно всматривался и вскоре различил за стеклом человеческую фигуру. По телу мальчика пробежал холодок ужаса, когда мертвенно-бледное лицо повернулось в его сторону и лучи солнечного света сверкнули на серебристых волосах. Старик! И он смотрит прямо на Вулфи! С бешено бьющимся сердцем ребенок выбежал из своего укрытия и бросился к казавшемуся ему теперь безопасным автобусу.

*

Марк засунул руки в карманы, чтобы согреть их.

– Как мне кажется, именно решение Джеймса не вовлекать вас в это дело и заставило вас приехать, – сказал он Нэнси, – хотя я и не совсем понимаю почему.

– Скорее поспешность, с которой он принял свое решение, – ответила она, немного задумавшись. – По первому письму можно было заключить, что он так отчаянно стремился установить хоть какой-то контакт со мной, что готов заплатить громадную сумму в судебных издержках, только бы получить от меня ответ. А второе письмо производило прямо противоположное впечатление. Оставайтесь в стороне, не вмешивайтесь… и никто никогда не узнает, кто вы такая. Первое, что мне пришло в голову: я сделала ошибку, ответив. Возможно, план состоял в том, чтобы вынудить меня подать в суд и тем самым не позволить хоть этой части семейных денег оказаться в руках его сына… – Она резко прервала фразу на подъеме, от чего предложение сразу прозвучало вопросительным.

Марк отрицательно покачал головой:

– У Джеймса не могло быть такого намерения. Он не так коварен.

«Или никогда не был так коварен до сих пор», – добавил Марк про себя.

– Думаю, вы правы, – согласилась девушка. – В противном случае он охарактеризовал бы себя и своего сына совершенно иначе. – Она снова немного помолчала, вспоминая свои впечатления от писем Джеймса. – Та маленькая басня, которую он мне прислал, была очень странной. Ее подтекст совершенно ясен: Лео убил свою мать, разозлившись на нее за то, что она отказалась давать ему деньги. Это правда?

– Правда ли, что Лео убил Алису?

– Да.

Марк покачал головой:

– Он не мог ее убить. В ту ночь Лео был в Лондоне. Его алиби вполне надежно. Полиция самым тщательным образом все проверила.

– Но ведь получается, что Джеймс не согласен с их выводами.

– Во время расследования он был вполне согласен с их выводами, – ответил Марк, и в его голосе слышалась некоторая неловкость, – или по крайней мере мне казалось, что он согласен. – Он помолчал. – Не кажется ли вам, капитан Смит, что вы слишком многое вычитываете из простенькой басни? Насколько я помню, во втором письме Джеймс извинялся за слишком эмоциональный язык в первом. Вне всякого сомнения, письмо следует воспринимать скорее символически, нежели буквально. Ну, предположим, он написал бы «зарычал на…» вместо «сожрал»? Басня получилась бы значительно менее яркой… но гораздо ближе к истине. Лео частенько кричал на мать, устраивал ей истерики, но он совершенно очевидно не убивал ее. Ее вообще никто не убивал. Она умерла от остановки сердца.

Нэнси рассеянно кивнула, как будто слушала своего спутника только вполуха.

– А Алиса отказалась давать ему деньги?

– Да, в том смысле, что она переписала завещание в начале года и исключила из него обоих своих детей. – Марк покачал головой. – По сути дела, я всегда считал это главным доказательством того, что Лео не убивал ее. И он, и его сестра были хорошо информированы обо всех изменениях в завещании и прекрасно знали, что в случае смерти матери ничего не получат… ну, по крайней мере не получат того полумиллиона, на который рассчитывали. У них оставался хоть какой-то шанс получить большую долю наследства, только если бы Алиса была жива.

Нэнси, задумчиво нахмурившись, посмотрела в сторону моря.

– И если бы они «образумились», как писал в своей басне Джеймс?

– Безусловно. – Марк вытащил руки из карманов и подул на них. – Он уже говорил вам, что дети стали для него сильнейшим разочарованием в жизни, поэтому не открою вам большой тайны, если еще раз подтвержу его слова. Алиса постоянно искала какие-то рычаги, с помощью которых можно было бы воздействовать на их поведение. И изменение завещания казалось ей одним из таких рычагов.

– Отсюда, наверное, возникла и потребность отыскать меня, – произнесла Нэнси без всякой враждебности. – Я должна была стать еще одним рычагом.

– В этом не было никакой циничной рассудочности, – извиняющимся тоном ответил Марк. – Они просто пытались найти «следующее поколение». И Лео, и Элизабет бездетны… и вы остаетесь единственным генетическим звеном, которое связывает их с будущим.

Нэнси повернулась и взглянула на него.

– Признаться, до вашего появления никогда не задумывалась о своих генах. – Она едва заметно улыбнулась. – А теперь начала их бояться. А вообще-то Локайер-Фоксы думают о ком-нибудь еще, кроме самих себя? Неужели эгоизм и алчность – единственное наследие, полученное мной от их семейства?

Марк вспомнил о пленках, лежащих в библиотеке. Что бы она подумала, если бы услышала их?

– Вам следует побеседовать с Джеймсом, – посоветовал он. – Я всего лишь жалкий поверенный, следующий определенным инструкциям, хотя со своей стороны никогда бы не охарактеризовал ваших деда с бабушкой как эгоистов. Я полагаю, Джеймс совершил большую ошибку, написав вам. И я высказал ему свое мнение. Но, отправляя вам свои письма, полковник пребывал в глубочайшей депрессии. Конечно, подобное объяснение вовсе не извиняет его, зато может пролить некоторый свет на причину путаницы в его мыслях.

Какое-то мгновение Нэнси выдерживала его взгляд.

– Кроме того, в басне содержался намек на то, что Лео убьет и его, если он отдаст кому-нибудь хотя бы часть их денег. А это правда?

– Не знаю, – честно признался Марк. – Я прочел чертово письмо в первый раз вчера и не имею ни малейшего представления относительно того, что он хотел им сказать. В данный моменте Джеймсом очень тяжело разговаривать, как вы, наверное, сами понимаете, так что я не могу ручаться относительно того, какие выводы и на каком основании он делает.

Нэнси ответила не сразу, некоторое время она пыталась тщательно обдумать свои слова и, возможно, была не совсем уверена в том, что подобные мысли стоит высказывать вслух.

– Ну, предположим чисто гипотетически, – наконец пробормотала она, – что Джеймс написал в точности, что думал: Лео убил свою мать за то, что она лишила его наследства, и угрожал отцу такой же участью, если тот осмелится отдать деньги на сторону. Почему Джеймс в таком случае в промежуток между отсылкой первого и второго писем все-таки решил не ввязывать меня в запутанные семейные дела? Что изменилось в период между октябрем и ноябрем?

– Вы очень ясно объяснили в ответном письме, что вам не нужны его деньги и что вы не собираетесь конфликтовать с Лео из-за них. Вполне вероятно, что Джеймс очень серьезно отнесся к вашим словам.

– Но не в этом же суть…

Марк удивленно взглянул на нее:

– А в чем?

Нэнси пожала плечами:

– Если его сын так опасен, как становится ясно из басни Джеймса, почему полковник с самого начала не беспокоился за меня, ведь он вовлекал меня в крайне рискованное дело? Он отправил вас ко мне через несколько месяцев после смерти Алисы. Когда полковник писал мне первое письмо, он считал, что Лео имеет какое-то отношение к ее смерти, но ведь подобные соображения не остановили его.

Марк упорно старался шаг за шагом следить за ее логикой.

– Ваше умозаключение еще раз подтверждает мой вывод: вы вычитали из письма слишком много того, чего в нем нет. Если бы Джеймс считал, что подвергает вас опасности, он не отправил бы меня искать вас… И если бы у меня были хоть какие-то сомнения, я бы сам не стал заниматься вашими поисками.

Нэнси снова пожала плечами:

– И все равно, откуда столь резкий разворот в его втором письме и бесчисленные заверения в том, что он гарантирует мою полную непричастность и анонимность? Я ожидала ответа с «игрой на повышение», с попытками убедить меня, что я неправильно поняла его намерения. А вместо такого вполне логичного продолжения какие-то путаные извинения за первое письмо и за решение написать мне в принципе. – По озадаченному виду Марка Нэнси поняла, что не очень ясно объяснила свою точку зрения. – У меня сложилось впечатление, что кто-то хорошенько вправил ему мозги между теми двумя письмами, – сказала она, – и я пришла к выводу, что это сделал Лео, потому что именно его Джеймс боится больше всего.

Нэнси бросила на Марка изучающий взгляд.

– Давайте обменяемся кое-какой информацией, – резко предложила она, направляясь к скамье с видом на всю долину. – Характеристика, данная Джеймсом Лео, соответствует истине?

– В высшей степени, – ответил Марк, следуя за ней. – Он производит впечатление весьма приятного человека до тех пор, пока вы не перейдете ему дорожку… Тогда он становится откровенным подонком.

– А вы переходили ему дорогу?

– Два года назад Джеймс и Алиса стали моими клиентами.

– И что тут дурного? – спросила Нэнси, обходя вокруг скамейки и глядя на пропитавшиеся водой дощечки.

– До моего появления делами семьи управлял ближайший друг Лео.

– Интересно. – Она кивнула в сторону скамейки. – Вы не согласитесь одолжить мне край куртки, чтобы я не промочила себе зад?

– Конечно, конечно. – Марк начал расстегивать металлические кнопки. – С удовольствием.

Глаза Нэнси шаловливо сверкнули.

– Вы всегда так любезны, или только внучки ваших клиентов могут рассчитывать на особое обхождение?

Движением плеч Марк сбросил куртку и разложил ее на скамейке подобно сэру Уолтеру Рейли, накрывающему лужу перед королевой Елизаветой.

– Внучки моих клиентов могут рассчитывать на особое обхождение, капитан Смит. Ведь никогда не знаешь наверняка, когда и при каких обстоятельствах… они тоже могут стать моими клиентами, будучи переданными мне как бы по наследству.

– Ну, сейчас вы явно столкнулись с бесперспективным случаем, – предупредила Нэнси, – так как беседуете с той самой внучкой, которая никому и никогда по наследству передана не будет. Так что ваш широкий жест несколько излишен. Мне требуется только небольшой краешек, на который я могла бы присесть, поэтому вам не было никакого смысла снимать куртку.

Марк опустился на самую середину скамьи.

– Вы меня до смерти перепугали, – шутливо произнес он и вытянул ноги перед собой. – А куда мне положить руку?

– Я не планировала такой близости, – откликнулась она, неуклюже примостившись рядом с ним на краешек скамейки.

– Подобной близости вряд ли удастся избежать, если вы сидите на мужской куртке, которая продолжает оставаться на вашем спутнике.

У него были темно-карие, почти черные глаза, в которых сейчас присутствовало насмешливое осознание значимости ситуации.

– Вам следовало бы пройти тренинг по выживанию в экстремальных условиях, – произнесла Нэнси не без сарказма. – Тогда бы вы очень скоро поняли, что в холод согреться гораздо важнее, чем беспокоиться относительно того, к чему вы прикасаетесь.

– Мы с вами не проходим тренинг по выживанию в экстремальных условиях, капитан, – вяло проговорил Марк. – Мы сидим прямо на виду у моего клиента, которому, как мне кажется, не понравилось бы, что его поверенный обнимает его внучку.

Нэнси оглянулась.

– О Боже, вы правы! – воскликнула она, вскакивая на ноги. – Он идет к нам.

Марк тоже подскочил.

– Где? О! Ха, черт возьми! Ха-ха-ха! – желчно произнес он, поняв, что обманут. – И вы, наверное, думаете, что это чертовски смешно?

– Безумно смешно, – ответила Нэнси, снова садясь на скамейку. – Итак, раньше семейные дела были в полном порядке?

Марк тоже сел, теперь подчеркнуто сохраняя определенную дистанцию.

– В общем, да, пока мой предшественник выполнял инструкции Джеймса, – ответил он. – Я заменил его, когда Джеймсу захотелось переписать инструкции, заранее не предупредив Лео.

– И как отреагировал Лео?

Марк задумчиво вглядывался в горизонт.

– Вопрос на миллион долларов, – ответил он медленно.

Нэнси с любопытством посмотрела на него.

– Я хотела сказать, как он отреагировал на вас?

– О… поил меня вином, кормил обедами до тех пор, пока не понял, что я не предам доверие его родителей, и тогда решил мне отомстить.

– Каким образом?

Марк покачал головой:

– Ничего существенного. Просто личное. При желании Лео очень… харизматичен. Многие клюют на эту удочку.

В голосе его звучала давно затаенная горечь, и Нэнси решила, что «просто личное» было для него чем-то очень важным. Она подалась вперед, упершись локтями в колени. «Многие» значит «женщины», подумала Нэнси, «эта удочка» – «обаяние Лео». В переводе фраза Марка означала «Женщины клюют на обаяние Лео»… А может быть, одна женщина? Женщина Марка?

– Чем Лео занимается? Где он живет?

Для того, кто первоначально не хотел ничего слышать о своем биологическом семействе, она неожиданно сделалась чрезмерно любопытна.

– Он плейбой, игрок, живет в квартире в Найтсбридже, которая принадлежит его отцу. Если быть совсем уж точным, Лео безработный без всякой надежды найти какую бы то ни было работу, так как он обокрал банк, в котором когда-то работал, и избежал тюрьмы только потому, что отец выплатил похищенную им сумму. И это было отнюдь не первым его преступлением. Алиса раза два до того вносила за Лео залог, когда он попадал в серьезные переделки из-за неспособности контролировать свою страсть к игре.

– Бог мой! – Нэнси явно была потрясена. – Сколько же ему лет?

– Сорок восемь. Каждый вечер он проводит в казино, и так в течение многих лет… даже тогда, когда он еще работал. Он просто исключительно талантливый мошенник. Люди попадаются на его удочку, потому что Лео умеет хорошо себя подать. Не знаю, как у него обстоят дела сейчас – я с ним не разговаривал несколько месяцев, – но с тех пор, как было обнародовано завещание Алисы, они не могут обстоять хорошо. Он использовал вероятность большого наследства в качестве залога под многочисленные займы.

Это многое объясняет, подумала Нэнси.

– Неудивительно, что его родители решили изменить условия завещания, – произнесла она сухо. – Не надо быть большим пророком, чтобы понять – в случае если бы ему достался Шенстед, он бы продал его, а деньги спустил в рулетку.

– М-м-м…

– Какой придурок! – воскликнула она с глубочайшим презрением.

– Он мог бы вам понравиться при личной встрече, – предупредил ее Марк. – Он всем нравится.

– Со мной такое не проходит, – твердо ответила Нэнси. – Я когда-то знала одного подобного человека, и больше меня не проведешь. Он был сезонным рабочим на ферме, а мне было всего тринадцать. Всем – не исключая и меня – казалось, что из его задницы солнышко светит, до того момента, пока он как-то не швырнул меня в сарае на солому и не вытащил из штанов свой член. Правда, ему мало что удалось. Думаю, парень решил, что так как я намного его слабее, то не буду сопротивляться. Но в то мгновение, когда он немного расслабил хватку, я выскользнула из его объятий и схватила вилы. Мне бы, наверное, следовало убегать, но я думала только о том, какой он негодяй, обманщик и притворщик. С тех пор я возненавидела людей, похожих на него.

– И что с ним было потом?

– Получил четыре года за попытку изнасилования несовершеннолетней, – ответила Нэнси, отведя взгляд в сторону. – Он оказался по-настоящему мерзким подонком… Пытался представить дело так, будто бы я напала на него с вилами за то, что он мочился на стену сарая. Но я так сильно кричала, что прибежали два других работника и нашли его на полу со спущенными штанами. Если бы не это, думаю, ему удалось бы выкрутиться. Мама говорила, что как свидетель он производил впечатление очень правдивого человека. В конце концов присяжные все-таки пришли к выводу, что мужчине незачем обнажать ягодицы, если он хочет помочиться, да к тому же на расстоянии каких-нибудь двадцати метров оттуда находился уличный сортир.

– А вы присутствовали на суде?

– Нет. Судья сказал, что я слишком мала для перекрестного допроса. Моя версия происшедшего была представлена в письменном виде.

– И как он защищался?

Нэнси взглянула на Марка:

– Заявил, что я набросилась на него без всякой провокации с его стороны, а он не стал защищаться, боясь поранить меня. Его адвокат настаивал, что так как обвиняемому нанесены более серьезные раны, чем мне, и что тринадцатилетняя девочка смогла бы нанести подобные раны взрослому мужчине только в том случае, если бы он не оказывал ей серьезного сопротивления, значит, нападающей стороной был не он, а я. Я просто в ярость пришла, когда прочла отчет о суде. Он расписал меня как испорченную, наглую богатую девицу с дурным характером, которая, не задумываясь, способна поколотить несчастного батрака. Когда с вами происходит нечто подобное, в конце концов невольно возникает ощущение, что не он, а вы находитесь на скамье подсудимых.

– И сильно он от вас пострадал?

– Думаю, не настолько, насколько заслуживал. Десять швов на заднице и слегка затуманенное зрение из-за того, что вилами я задела ему глаз. Мне повезло… удар был удачный… из-за этого он не смог в нужной мере сфокусировать зрение. Если бы он нормально видел, он бы вырвал вилы у меня из рук, и не он, а я сама оказалась бы в больнице. – По ее лицу пробежала тень. – Или на кладбище, как Алиса.