Текст книги "Охота на лис"

Автор книги: Майнет Уолтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Глава 21

Мучительное чувство одиночества становилось для Прю невыносимым. Ей было стыдно звонить кому-то из подруг, а дочь так и не перезвонила. Прю вообразила, что Дженни также отправилась к Джеку и Белинде, и ее неприязнь к Элеоноре возросла. Она представила, как Элеонора сидит дома с Джулианом, всеми правдами и неправдами пытаясь привязать его к себе, а Прю тем временем находится на краю бездны всеобщего презрения и на грани развода с мужем.

Все негодование Прю сконцентрировалось на ее так называемой подруге. Дарт Вейдер существовал лишь на периферии ее сознания. Из-за отчаяния мысли Прю путались, в данный момент она просто не способна была размышлять о том, кто он такой и какое отношение имеет к ее подруге. И вот, взглянув в окно, она с ужасом обнаружила там лицо мужчины. Всего одно мгновение Прю видела его, лицо только промелькнуло, но этого оказалось достаточно, чтобы исторгнуть из груди несчастной женщины крик ужаса.

На сей раз Прю все-таки вызвала полицию. От страха она едва могла говорить, но ей тем не менее удалось произнести в трубку адрес. В полиции ожидали проблем с того самого момента, как получили информацию о прибытии в поселок бродяг, и немедленно послали машину для выяснения обстоятельств. Тем временем женщина-офицер беседовала с Прю по телефону, чтобы успокоить ее. Может ли миссис Уэлдон описать человека, заглянувшего к ней? Она его узнала? В ответ Прю дала стереотипное описание грабителя или насильника:

– Бледное лицо… пристально всматривающиеся глаза…

«Но это не был ни Джеймс Локайер-Фокс, ни Марк Анкертон», – не уставала повторять она.

На недоуменный вопрос дамы из полиции, с какой стати в данной связи должны вообще упоминаться имена полковника Локайер-Фокса и мистера Анкертона, Прю выдала сумбурную галиматью о вторжении в дом, запугивании, инцесте, звонках с угрозами, магнитофонных записях, Дарте Вейдере, убийстве собаки и собственной невиновности.

– Вам следовало бы поговорить с Элеонорой Бартлетт из Шенстед-Хауса, – повторяла Прю так, словно не она вызывала полицию, а ей позвонили оттуда. – Она все затеяла.

Выслушав невероятные признания Прю, сотрудница полиции передала информацию своему коллеге, который занимался расследованием дела Алисы Локайер-Фокс. «Кое-что из рассказанного может вас заинтересовать, – заметила она. – Некая миссис Уэлдон намекает на какие-то доселе неизвестные скелеты в шкафу у Локайер-Фоксов».

*

Прю наговорила так много из-за сильнейшего приступа жалости к себе, который не смогла побороть. Ей целый день до такой степени не хватало доброты и внимания, что мягкий женский голос на противоположном конце провода, а затем приезд двух солидных мужчин в форме с целью поисков незваного гостя у нее в доме и во дворе внушили Прю то доверие, какого от нее невозможно было добиться никакими другими способами. Слезы навернулись бедняге на глаза, когда один из констеблей протянул ей чашку горячего чая и сказал, что нет никаких причин для беспокойства. Кто бы ни был тот любопытный, что подсматривал в окно, к моменту их прибытия он ушел.

Когда полчаса спустя появился сержант Монро, Прю уже из кожи вон лезла, чтобы хоть чем-то быть полезной. После визита полковника и его адвоката она располагала гораздо более обширной информацией и смогла предоставить следователю сбивчивую картину событий, завершив ее описанием звонков с угрозами, исходивших от человека, пользовавшегося устройством для изменения голоса, рассказом об убийстве собаки Локайер-Фоксов и о каком-то ограблении в Особняке, о котором упоминал Марк.

Слушая ее, Монро все больше хмурился.

– Но кто звонивший? Вам он известен?

– Мне нет, но я уверена, что Элеонора Бартлетт его знает, – ответила Прю с явным желанием доставить подруге как можно больше неудовольствия. – Я думала, что информация поступала от Элизабет… По крайней мере так мне говорила Элеонора… Но мистер Анкертон сказал, что Элеонора читала все с листа, и теперь я думаю, что он прав. Если вы прослушаете их обоих – ее и того мужчину, – вы заметите, что они во многом совпадают.

– Что все это значит? То, что неизвестный мужчина написал для нее сценарий?

– Да… думаю, да.

– Итак, вы утверждаете, что миссис Бартлетт состоит с ним в сговоре с целью шантажа полковника Локайер-Фокса?

Прю подобная мысль никогда не приходила в голову.

– О нет… вовсе нет… Она хотела просто пристыдить Джеймса и заставить его сознаться.

– Сознаться в чем?

– В убийстве Алисы.

– Миссис Локайер-Фокс умерла естественной смертью.

Прю слабо отмахнулась:

– Таково было заключение следователя… Но ведь никто ему не поверил.

Заявление было слишком абстрактным, и сержант предпочел не обращать на него внимания. Он снова сверился со своими записями.

– Итак, вы полагаете, что полковник убил свою жену, потому что за день до смерти матери дочь миссис Локайер-Фокс сообщила ей, что в свое время родила ребенка от собственного отца? Вы уверены, что миссис Локайер-Фокс в тот день встречалась со своей дочерью?

– Она ездила в Лондон.

– Лондон – очень большой город, миссис Уэлдон. И по нашим сведениям, миссис Локайер-Фокс присутствовала на заседании комитета одного из тех благотворительных обществ, в деятельности которых принимала активное участие. Кроме того, как Элизабет, так и Лео Локайер-Фокс сообщили нам, что не виделись с матерью на протяжении примерно шести месяцев. Все это никак не стыкуется с вашей версией.

– Не с моей версией, – возразила Прю, – я никогда никаких версий не строила. Когда я ему звонила, я всегда молчала.

Монро еще больше нахмурился:

– Но вы ведь прекрасно знали, что именно такой версии придерживается ваша подруга. Кто же смог убедить ее?

– Должно быть, Элизабет, – неуверенно ответила Прю.

– С какой стати она стала бы уверять ее в подобном, если сама сказала нам, что не видела мать на протяжении шести месяцев?

– Не знаю. – Прю озадаченно прикусила нижнюю губу. – Я от вас сейчас впервые услышала, что вам, оказывается, известно, что Алиса ездила в Лондон. Элеонора постоянно всех уверяет, что Джеймс ни за что не рассказал бы вам правды.

Сержант едва заметно улыбнулся:

– Вы не очень высокого мнения о полиции Дорсета, как я вижу?

– О нет, напротив, – заверила его Прю, – вы прекрасно работаете.

Улыбка мгновенно исчезла.

– Почему же вы в таком случае предположили, что мы не станем проверять, куда ездила и с кем встречалась миссис Локайер-Фокс накануне своей смерти? Вопрос о причине ее смерти был решен только после того, как патологоанатом представил данные вскрытия. В течение двух дней мы допрашивали всех, кто так или иначе находился с ней в контакте.

Прю почувствовала, как ее снова начинает заливать краска.

– Элеонора сказала, что вы все масоны… и патологоанатом.

Монро задумчиво взглянул на нее.

– Ваша подруга либо очень плохо информирована, либо по какой-то причине враждебно настроена к полиции, либо просто поразительно невежественна, – заметил он, прежде чем снова углубиться в свои заметки. – Вы утверждаете, что вас убедила в достоверности этой встречи ссора, которую вы случайно подслушали. Встреча, в ходе которой миссис Локайер-Фокс обвиняла мужа в том, что он сломал жизнь Элизабет…

– Ну, мне показалось вполне логичным, что…

Он не обратил на ее слова никакого внимания.

– Но в данный момент вы уже не уверены в том, что она беседовала именно с полковником. Кроме того, вы считаете, что могли перепутать последовательность событий и что мистер Анкертон был прав, сказав, что имевшее место убийство собаки полковника связано со звуком удара, который вы слышали. Он полагает, что миссис Локайер-Фокс пришлось стать свидетельницей зверского убийства одной из ее лис.

– Это случилось так давно. Тогда я на самом деле считала… Меня все происшедшее так потрясло… Смерть Алисы, о которой я узнала на следующее утро… Я просто не представляла, кто еще там мог оказаться, кроме Джеймса.

Мгновение сержант молчал, размышляя над несколькими своими пометками в записях.

– Полковник сообщал об обнаружении растерзанной лисы у себя на террасе в самом начале лета, – вдруг сказал он. – Вы что-нибудь слышали о том происшествии? Или, может быть, вам известно о каких-то других случаях подобного рода?

Прю отрицательно покачала головой.

– Не могла ли быть виновницей происходящего ваша подруга, миссис Бартлетт?

– Боже мой! Ну что вы такое говорите! – Прю была совершенно искренне потрясена. – Элеонора очень любит животных.

– Но вероятно, без всякого зазрения совести съедает их на обед?

– Ну что вы сравниваете!

– Верно, сравнение не очень удачное, – холодно согласился Монро. – Ну что ж, давайте несколько иначе поставим вопрос. После смерти супруги на полковника Локайер-Фокса обрушилась целая лавина жестокости. Вы повторяете мне, что телефонная кампания против него была инициирована вашей подругой, так почему вам представляется столь уж невероятной мысль о том, что она оказалась способной на убийство его собаки?

– Потому что она боится собак, – ответила Прю неуверенно, – и в особенности она боялась Генри. Он ведь был большой датский дог. – Она озадаченно покачала головой, совершенно запутавшись. – Какая жестокость!.. Я просто не могу без содрогания думать об этом.

– Но вы не считаете жестокостью обвинять пожилого человека в инцесте?

– Элеонора сказала, что, если бы наши обвинения были несправедливы, он бы обязательно дал нам отпор, но ведь он ни одного слова не произнес в свою защиту… Просто сидел у себя в Особняке и делал вид, что ничего не происходит.

Ее доводы не произвели на Монро никакого впечатления.

– И что, вы ему поверили бы, скажи он вам, что все ваши обвинения – неправда? При отсутствии ребенка, которого давно усыновили, его аргументы оказались бы для вас ничуть не более убедительными, чем аргументы его дочери, которым вы с вашей подругой уже и без того поверили.

– А с какой стати ей лгать?

– А вы сами-то хоть раз с ней встречались?

Прю отрицательно покачала головой.

– А я встречался, миссис Уэлдон. И только благодаря тому, что ее соседи подтвердили, что она действительно не виделась с матерью накануне смерти, я смог счесть ее показания достоверными. А ваша подруга встречалась с ней?

– Не знаю.

– Не знаете, – подтвердил он. – Для самозваного судьи вы потрясающе мало информированы. И к тому же с легкостью меняете свою точку зрения, если кто-то ставит ее под сомнение. Вы только что уверяли меня примерно в следующем: вы сказали миссис Бартлетт, что не верите, что отцом ребенка мог быть полковник, и в то же время так послушно и с такой готовностью вступили в кампанию против него. Почему? Может быть, миссис Бартлетт обещала вам какие-то деньги за участие в названной кампании? Возможно, она надеялась получить какие-то выгоды в том случае, если ей удастся выжить его из Особняка?

Прю в ужасе схватилась за голову.

– Конечно, нет! – воскликнула она. – Какое чудовищное предположение!

– Ну почему же чудовищное?

Прямота вопроса заставила ее судорожно ухватиться за соломинку.

– Теперь все кажется таким очевидным… Но в то время все было совсем не так ясно и не так просто. Элеонора была уверена… А я слышала ту жуткую ссору. И Алиса на самом деле сказала, что жизнь Элизабет сломана, я совершенно точно помню.

Сержант видел слишком много судебных процессов, чтобы с доверием относиться к человеческой памяти.

– Но почему тогда никто из ваших друзей не поверил истории с инцестом и убийством? Вы сказали мне, что были потрясены, узнав, что вы одна вступили в пресловутую телефонную кампанию против полковника. Вы почувствовали, что вас провели. – Он сделал паузу и, не дождавшись ответа, продолжил: – Предположим, миссис Бартлетт столь же доверчива, как и вы – в чем я очень сомневаюсь, – значит, главным виновником всего является тот мужчина с голосом Дарта Вейдера. Итак, кто он такой?

– Не имею представления, – пробормотала Прю. – До сегодняшнего вечера я даже вообще не знала, что он существует. Элеонора никогда о нем не упоминала, говорила, звонят только девушки… – Прю осеклась и замолчала в безнадежной попытке пробраться сквозь темный туман стыда и спутавшихся мыслей, который скапливался у нее в голове с момента прихода Джеймса. – Какая же я дура! – воскликнула она, почувствовав внезапное прояснение. – Она ведь постоянно мне лгала.

*

Автомобиль полиции затормозил рядом с канатным ограждением, и из машины вылезли два крепких констебля, оставив фары направленными на лагерь скваттеров. Лучи фар ослепили Беллу, она осторожно сняла Вулфи с колен и встала, прикрыв его полой куртки.

– Добрый вечер, парни, – сказала она, приложив к губам шарф. – Чем могу быть полезна?

– Одна дама, живущая дальше по шоссе, позвонила в полицию и заявила, что кто-то без разрешения входил на территорию возле ее дома, – ответил полицейский помоложе, на ходу надевая фуражку. Он указал вправо. – Кто-нибудь из вас за последний час или два выходил в том направлении?

Белла почувствовала, как задрожал Вулфи.

– Я лично никого не видела, миленький, – весело ответила она полицейскому, – но я ж смотрела в сторону дороги… поэтому могла и не доглядеть. – Про себя она последними словами проклинала Лиса. Зачем устанавливать правило, запрещающее кому бы то ни было выходить за пределы лагеря после наступления темноты, и потом самому же его нарушать? Единственный ответ: чтобы иметь возможность беспрепятственно шмыгать по поселку. Мысль о том, что Лис всего лишь самый обычный вор, понравилась Белле. Она низвела его образ до обычного человеческого масштаба и на какое-то время позволила себе забыть жутковатые упоминания Вулфи о лезвии.

Второй офицер, усмехаясь, прошел в полосу света.

– Должно быть, я имею честь беседовать с Беллой Престон, – сказал он. – Шарфа и куртки явно недостаточно, чтобы скрыть такие формы и такой голос. Что ты задумала на сей раз, душка? Надеюсь, не очередной безумный рейв? Мы от предыдущего до сих пор никак в себя прийти не можем.

Белла сразу узнала представителя полиции, который вел с ними переговоры в Бартон-Эдже. Мартин Баркер… В общем неплохой парень. Высокий, кареглазый, немного за сорок, вполне галантный. С улыбкой она опустила шарф.

– Нет, нет, нет. Все нормально и вполне законно, мистер Баркер. Эта земля не является чьей-то собственностью, поэтому мы предъявляем на нее права в качестве первых поселенцев.

Ее слова вызвали еще одну усмешку.

– Вижу, вы прочитали много разных книжек, Белла, и особенно приключенческих романов.

– Возможно, что и так, но мы планируем остаться здесь до тех пор, пока кто-нибудь не предъявит нам документы на владение Рощей. У нас есть все права – как и у любого другого – попытаться законно зарегистрировать ее как свою собственность. И мы первыми приняли такое решение.

– Вам ничего не светит, милашка, – ответил полицейский, передразнивая ее манеру говорить. – Вам очень повезет, если вы получите разрешение пробыть здесь дольше, чем неделю, но готов съесть свою фуражку с потрохами, если через две недели от вас здесь что-то еще останется. Как тебе такое пари, подружка?

– Неплохо. А почему это вы так уверены?

– Нет, почему вы так уверены, что здешняя земля никому не принадлежит?

– Она документально ни за кем не закреплена.

– Откуда вы знаете?

Хороший вопрос, подумала Белла. Они поверили Лису на слово, как поверили ему на слово во многом другом.

– Ну, скажем так, – ответила она, – что-то незаметно, чтобы кого-то в поселке особенно волновало наше присутствие. Парочка местных, правда, пошумела тут немного. Угрожали нам адвокатами. Но единственного адвоката, который здесь все-таки появился, скваттеры, обосновавшиеся у самого порога его клиента, тоже особенно не интересовали.

– Я бы не стал возлагать на это особые надежды, – мягко предупредил Мартин Баркер. – Как только праздники закончатся, они всерьез займутся данным вопросом. В здешние места вложены слишком большие деньги, чтобы позволить из-за каких-то скваттеров снизить цену на коттеджи. Ты сама прекрасно знаешь правила, Белла. Богатые богатеют, бедные еще больше беднеют, и такие, как мы с тобой, никогда не смогут изменить законы мира, в котором живут. – Он положил руку на канат. – Итак, ты позволишь нам пройти? Для вас самих будет небесполезно удостовериться, что вы тут ни при чем.

Белла кивнула. Они все равно войдут, что бы она им ни сказала. Если не найдут никакого другого предлога, то на основании подозрений в нарушении спокойствия. Она попыталась в ответ на их вежливость продемонстрировать собственную:

– Конечно, входите. Мы приехали сюда не для того, чтобы стать причиной чьих-то проблем, поэтому чем скорее вы поймете, что мы ни в чем не замешаны, тем лучше. – Она готова была прикрывать сына Лиса, но не самого Лиса. Пусть подонок сам объясняет им свое поведение, подумала Белла, приподнимая полу куртки и выпуская оттуда Вулфи. – Это Вулфи. Он гостит у меня и у моих девочек, пока его мама в отъезде.

Вулфи весь дрожал от ужаса, уставившись на лица констеблей, и его доверие к Белле исчезало с такой же быстротой, с какой с коленей осыпались опилки. Он ведь ей говорил, что Лиса нет. Что сделают полицейские, когда обнаружат, что их автобус пуст? Белла не должна была впускать их… Она не должна была упоминать его мать… Они осмотрят его, найдут синяки и заберут…

Мартин заметил на лице мальчика страх и присел перед ним на корточки.

– Привет, Вулфи. Ты много загадок знаешь?

Вулфи прижался к Белле и ничего не ответил.

– Можешь мне какую-нибудь загадать?

Мальчик едва заметно отрицательно покачал головой. Мартин еще мгновение пристально всматривался в лицо Вулфи, затем подмигнул ему и встал. Ужас мальчика был почти физически ощутим. Но чего он боялся – самих полицейских или того, что они могли найти, обыскивая лагерь, – определить не представлялось возможным. Одно совершенно ясно: если бы Белла присматривала за мальчиком достаточно долго, он не был бы сейчас одет в совершенно непригодную для зимы одежду и не выглядел бы таким истощенным.

– Ладно, – произнес Мартин, – может, представишь нас своим друзьям, Белла? Моего спутника зовут капитан Шон Уайетт, и ты разъясни своим товарищам, что нас интересует только человек, без разрешения вторгшийся на территорию Шенстедской фермы.

Она кивнула, крепко сжав руку Вулфи.

– Насколько я знаю, у нас вам некого искать, мистер Баркер, – произнесла она, пытаясь говорить с возможно большей уверенностью. – Мы все семейные люди, и мы затеяли наш проект в соответствии с законом, так, чтобы у местных жителей не возникло никаких причин для беспокойства и жалоб. Правда, у нас тут припасена небольшая порция «допинга». Но больше ничего.

Баркер отошел в сторону, чтобы дать ей возможность проводить их внутрь лагеря, и заметил, что Белла предпочла начать с крайнего справа автобуса, самого дальнего от них, из которого сквозь закрывавшие окна картонки сочились тусклые лучики света. Мартина, естественно, больше всего заинтересовал автобус слева, который словно магнитом притягивал к себе взгляд Вулфи и был погружен в полную темноту.

*

Когда сержант Монро по дороге в Шенстед-Хаус прошел мимо лагеря скваттеров, он заметил несколько фигурок, рельефно высвеченных фарами автомобиля его коллег. Они суетились перед своими автобусами. Было вполне логично предположить, что человеком, заглядывавшим в окно миссис Уэлдон, был один из бродяг, но сержант решил выяснить, насколько обоснованны слова Прю о том, что ее подруга сделалась «какой-то не такой» после того, как посетила лагерь. В каком-то смысле это был единственный предлог, под которым он мог допросить миссис Бартлетт, так как других очевидных оснований для ее допроса у него не было. Никаких жалоб на нее не поступало, а дело миссис Локайер-Фокс было закрыто несколько месяцев назад.

Тем не менее беседа с Прю Уэлдон подхлестнула любопытство сержанта. Смерть Алисы не выходила у него из головы, несмотря на, казалось бы, совершенно ясное заключение коронера. Монро был первым, кто приехал на место смерти, и впечатление, которое произвело на него маленькое старушечье тело в тонкой ночной рубашке, выношенном мужском халате и в сапогах, припавшее к солнечным часам, было крайне угнетающим. Каким бы ни было заключение патологоанатома, то, что он увидел, оставило у него в душе ощущение присутствия на месте преступления. Пятна крови на расстоянии ярда от тела, явное несоответствие легкой ночной одежды и тяжелых сапог – все подводило к неизбежному выводу: что-то (или кто-то) разбудило ее, заставило выйти из спальни и отправиться осматривать террасу.

Он не придал особого значения истерическим заверениям Прю, что «странности» Элеоноры объяснялись тем, что лицо у окна принадлежало таинственному Дарту Вейдеру. «У вас, миссис Уэлдон, как-то всегда получается, что дважды два равно пяти». Тем не менее сержанта заинтересовало странное совпадение появления бродяг с размолвкой между двумя женщинами. Монро был достаточно опытным следователем, чтобы не делать поспешных выводов, но подозрительный характер совпадения не выходил у него из головы.

Он остановился у входа в особняк «Шенстед», все еще раздумывая, не стоит ли ему вначале побеседовать с полковником Локайер-Фоксом, а уж потом идти к миссис Бартлетт. Из разговора с ним Монро мог бы узнать, что конкретно говорили женщины в ходе телефонных звонков. Однако в том случае если полковник откажется беседовать с ним, у сержанта вообще не останется никаких предлогов для разговора с миссис Бартлетт. Следователю необходимо было официальное заявление или иск со стороны полковника. И в случае каких-либо недоразумений адвокат Локайер-Фокса, если именно он советовал полковнику не обращаться в полицию, обязательно напомнил бы Монро о факте отсутствия с их стороны каких-либо жалоб и исков.

Больше всего интриговала Монро загадочная сдержанность полковника. Размышляя над фактом использования устройства для изменения голоса и замечанием адвоката, сделанным миссис Уэлдон, что ее подруга подозрительно хорошо информирована о подробностях семейных проблем Локайер-Фоксов, сержант все больше приходил к неизбежному заключению, что Дарт Вейдер является близким родственником полковника.

Он также припомнил и то, что через несколько часов после смерти жены Джеймс Локайер-Фокс обвинил своего сына в ее убийстве…

*

На звонок к двери подошел Джулиан. Он взглянул на удостоверение Монро, молча выслушал его просьбу о разрешении пройти в дом и побеседовать с миссис Бартлетт, затем пожал плечами и широко распахнул дверь перед полицейским.

– Она там, – сказал он, проводив его до гостиной. – С тобой хочет поговорить следователь из полиции, – сообщил он Элеоноре совершенно безразличным тоном. – Я поднимусь к себе в кабинет.

Монро заметил, как ужас, отобразившийся на лице женщины, мгновенно сменился чувством облегчения, едва муж объявил о своем уходе, поэтому сержант поспешил преградить ему дорогу.

– Я бы рекомендовал вам остаться, сэр. То, что я собираюсь сказать, имеет самое непосредственное отношение ко всем членам вашей семьи.

– Думаю, я в любом случае буду исключением, – холодно ответил Джулиан.

– Почему вы так уверены, сэр?

– Потому что я только сегодня узнал о треклятых телефонных звонках. – Он бросил взгляд на непроницаемое лицо сержанта. – Ведь вы пришли сюда из-за них, не так ли?

Монро взглянул на Элеонору.

– Не совсем. Миссис Уэлдон сообщила, что на территорию Шенстедской фермы проник некто неизвестный, и она полагает, что вашей супруге может быть известно, кто он такой. Незнакомец появился вскоре после того, как полковник Локайер-Фокс и его адвокат дали ей прослушать записи со звонками, в ходе которых миссис Бартлетт и какой-то мужчина предъявляли полковнику одинаковые обвинения. Миссис Уэлдон считает, что звонивший и человек, проникший на территорию фермы, – одно и то же лицо. Надеюсь, миссис Бартлетт сможет пролить определенный свет на упомянутую ситуацию.

На лице Элеоноры появилось такое выражение, словно ее оглушили.

– Я вообще не могу понять, о чем вы, – выдавила она.

– Прошу прощения. Очевидно, я недостаточно ясно объяснил суть дела. Миссис Уэлдон полагает, что незнакомец, проникший на территорию фермы, является инициатором кампании против полковника Локайер-Фокса. Кроме того, она считает, что он находится среди бродяг, разбивших лагерь в Роще неподалеку от поселка… Еще она говорит, что вы, вероятно, беседовали с ним сегодня утром, так как, по ее мнению, после той беседы начали вести себя чрезвычайно странно. Названный человек пользуется устройством для изменения голоса для маскировки, но миссис Уэлдон уверена, что вы его знаете.

Нижняя челюсть Элеоноры отвисла.

– Какая поразительная нелепость! – выпалила она. – Прю фантазерка… И всегда ею была. На вашем месте я бы вообще усомнилась в существовании какого-то незнакомца, ведь ради того, чтобы привлечь к себе внимание, она способна выдумать все, что угодно. Думаю, вам известно, что она поругалась с мужем и он собирается с ней разводиться?

Монро на сей счет ничего известно не было, но подобные вопросы с миссис Бартлетт обсуждать он не собирался.

– Она очень напугана, – сказал он. – По ее словам, этот человек зверски убил собаку полковника и бросил ее у входа в Особняк.

Элеонора нервно перевела взгляд на мужа.

– Мне ничего не известно ни о каком убийстве собаки.

– Вам очень хорошо известно, что собака погибла, миссис Бартлетт. Миссис Уэлдон сказала, что вы даже радовались ее гибели… – сержант сделал паузу, чтобы подчеркнуть значимость следующей фразы, – и говорили что-то насчет того, что туда им всем дорога.

– Неправда!

Джулиан не собирался выгораживать Элеонору – напротив, он решил поддержать высказываемые против нее обвинения.

– Нет, что ты, милая, это очень на тебя похоже, – сказал он. – Ты всегда ненавидела старого беднягу Генри. – Он повернулся к Монро. – Садитесь, сержант, – пригласил он, указывая на кресло и направляясь к другому. – Я и не подозревал, что тут может быть нечто большее, чем просто, – он сделал жест крайнего отвращения, – унизительная история о том, как моя жена и Прю Уэлдон звонили по телефону. Кажется, я действительно ошибался. Что же на самом деле происходит?

Усаживаясь в кресло, Монро внимательно наблюдал за тем, как меняется выражение лица Элеоноры. Совсем не похожа на свою толстую подружку – штучка покруче и похитрее, – но в ее взгляде не меньше, чем во взгляде Прю, чувствовалось ощущение надвигающейся неизбежной катастрофы.