Текст книги "Прыжок"
Автор книги: Мартина Коул
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 48 страниц)
Сэди опять закрыл глаза и улегся на койку.
– У тебя начинается то, что называют тюремной паранойей. Многие парни подхватывают ее. Она вызывается тем, что человек заперт в клетке и слишком много думает. Скоро ты перестанешь доверять даже своим братьям, как и ей, когда она приедет для свидания с тобой. Тебе покажется с полной уверенностью, что она изменила свое отношение к тебе, что она ведет себя отстраненно. И ты автоматически станешь убеждать себя, что это все по одной причине: дескать, она обслуживает кого-то другого… В действительности, Джорджио, с каждым визитом ей становится все труднее и труднее говорить с тобой. Ведь ты всегда теперь прислушиваешься к ней с пристрастием: а не говорит ли она что-то такое, что можно будет вменить ей в вину, что-нибудь, за что ты сможешь потом зацепиться? Постепенно она потеряет терпение, а ты окончательно уверишься: вот, мол, я был прав! И наступит момент, когда она примет решение бросить тебя, потому что уж слишком все это напоминает тяжкую работу. И вот тогда-то она и повстречает кого-то другого, дружище, – того, кто будет говорить ей то, что мог бы сказать ты, если бы не был таким упрямым и невежественным, не желающим себя утруждать. Сидя здесь, ты каждый день воображаешь себе, как она там развлекается с каким-нибудь Томом, Диком или Гарри… Ты дурак, Джорджио. Самый настоящий дурак.
Джорджио потрясенно слушал своего маленького друга. Сэди никогда еще не говорил с ним так.
– С чего это ты так расхрабрился?
Сэди улыбнулся.
– Я скажу тебе, отчего я расхрабрился. Лучшую часть жизни я провел за решеткой, приятель. И повидал много парней вроде тебя. Мне встречались и обыкновенные честные мужчины, и геи – можешь назвать их так или как угодно, – и убийцы, и поджигатели, и грабители. И даже мерзкие насильники. Так вот: как только оказываешься за решеткой, сразу чувствуешь себя выброшенным из жизни. Жизнь для тебя теперь – это четыре стены и ожидание всяких зверств со стороны любого, кто крупнее или сильнее тебя. Но есть и другая сторона медали: жена или подружка, которая не совершала преступления, а лишь полюбила тебя либо вышла за тебя замуж, превращается в мишень, в которую ты направляешь главный удар собственных негативных чувств. Ты тратишь весь остаток энергии на то, чтобы разобраться: а не предает ли она тебя?.. Хотя на самом деле единственный, кто тебя предал, – это ты сам! Ты оказался в клетке по собственной вине, сам себя подставил. Это же все так просто!
Джорджио внимательно выслушал Сэди. Какая-то часть разума Джорджио признавала справедливость слов друга, но другая его часть, несмотря ни на что, отвергала любые аргументы… Влажные волосы и сумка с вещами – достаточно весомое доказательство измены, если речь идет о жене человека, находящегося в заточении. Если же подобная «новость» передается с большой эмоциональной нагрузкой…
В общем, Пэдди Доновон передал Джорджио из рук в руки боеприпасы, и тот был готов пустить в ход весь свой арсенал.
Ник Карвелло тщательно осмотрел судно и утвердительно кивнул. Это была небольшая рыбацкая моторная шхуна, она выглядела крепкой, неоднократно использованной и вполне надежной. В действительности шхуна имела двигатель большей мощности, чем казалось на первый взгляд, а также хорошо укомплектованный бар, удобную кровать и высокочастотное радио. Она могла легко набрать крейсерскую скорость и при этом была достаточно мала, чтобы при необходимости быстро затеряться в море. Ник подтвердил свое положительное решение, обращаясь к молодому человеку, наводившему порядок внутри судна:
– Я хочу, чтобы лодка была полностью готова самое позднее к воскресенью, а потом ее следует перегнать отсюда и поставить в самый надежный лодочный сарай, который у нас есть. И я никому не собираюсь напоминать о чем-либо по десять раз. Договорились?
Молодой человек кивнул. Лицо его большей частью скрывалось под рыбацкой вязаной шапочкой.
Ник Карвелло бросил последний взгляд на выбранную лично лодку и, довольный собой, достал из кармана мобильный телефон и набрал номер Энтони Кальдера.
– Привет! У нас тут все путем. И посудина готова отправиться к месту прыжка. Я тоже готов. О'кей? – Он положил мобильный назад в карман. Повернувшись опять к молодому человеку, Ник будничным тоном заметил: – Не поленись сделать на лодке запас какой-нибудь приличной еды, естественно, в консервных банках. Присовокупи туда хорошую бутылку бордо… Ах, да, еще маленькую бутылочку «Гленморанжи» – мой клиент любит эту марку виски. И потом я хочу, чтобы ты оказал мне небольшую дополнительную услугу. Отыщи для меня Малыша Дики. Передай ему, что нам надо срочно переговорить… Ты все запомнил?
– Я все запомнил. – Юноша повернулся к нему и дружески улыбнулся.
Ник начал непристойно извиваться, подражая манерам женщин легкого поведения, и выкрикивать тонким голоском:
– Такой мужественный! Такой сильный! Поцелуйте же нас!
Юноша выпрямился и усмехнулся:
– Ты получил бы хороший шок, Ник, если бы я согласился.
На секунду лицо Ника сморщилось от притворной грусти.
И чуть позже уже собственным голосом он сказал:
– Можешь поставить на кон свою жизнь – так бы оно и было. Но далеко не сильный шок, какой получила бы твоя старуха, когда я ей объяснил бы, что к чему.
И они оба одновременно рассмеялись. При полном взаимопонимании им было легко и приятно общаться.
Джонни внимательно слушал то, что ему говорила жена. Он намеренно не смотрел на Энни, чтобы та не догадалась, как скоро он выкинет ее слова из головы… Энни никогда не оборачивалась, идя вперед. Стоило людям понять, что она – прирожденный переговорщик, они сначала испытывали легкое потрясение, а затем и приятное изумление от этого ее очевидного дара.
Дэнни Маканултис был низеньким толстым человеком с сильным акцентом выходца с глазговского дна. Его средний брат Кирилл (его мать очень гордилась тем, что дала ему такое звучное имя, а он чувствовал себя от этого сильнее) сидел тихо, пока Дэнни вел переговоры за них обоих. Третий брат, Иан, самый младший, готов был принять все, что бы ни решили за него старшие. Дэнни понимал: прыжок должен быть прибыльным и быстрым делом – нечто вроде привычной и легкой работы, которая к тому же доставляла бы удовольствие. Братья будут ночью на юге, и они вернутся домой спать прежде, чем полицейские пойдут по следу: это – превосходная работа! Но Дэнни также знал, что Джонни, будучи парнем честным и уважаемым во всем королевстве, обладал большой проницательностью, почти такой же, как у его старухи.
– Мы считаем, что каждому из нас положено, по меньшей мере, по семь тысяч за день работы. Ведь мы же себя подводим под монастырь!..
Энни перебила его:
– Всей работы здесь на два часа. Все, что вам нужно сделать, – это дождаться кое-кого в условленном месте. И больше ничего. Вы не будете участвовать в самом прыжке. Я предлагаю вам каждому по пять тысяч – и хорош.
Дэнни в сомнении покачал головой. Кирилл сделал то же самое вслед за ним. Впрочем, они оба знали, что будет так, как скажет Энни.
– При всем уважении к вам, миссис, замечу: мы там будем самыми главными людьми. Именно мы должны отвезти прыгуна к месту назначения…
– Нет, не вы! – снова перебила спорщика Энни. – Вы везете его всего несколько миль, а потом выходите из игры. Пять тысяч каждому, и все!
Дэнни грустно посмотрел в глаза женщины на сносях и выдохнул:
– Восемь.
– Семь, – усмехнулась Энни.
– По рукам.
Джонни тоже усмехался, глядя, как довольный Дэнни пожимает руку Энни.
– О датах я сообщу вам ближе к делу. Это произойдет на одной из следующих нескольких недель. Вам будут предоставлены машина и одежда, так что сможете сразу приступить к работе. И не следует ввязываться ни в какие свары: мы сами со всем этим справимся, прежде чем вы о чем-то узнаете.
– С вами обоими приятно иметь дело!
Энни в ответ молча улыбнулась и проводила братьев до двери. Когда она вернулась в комнату, Джонни, смеясь, заметил ей:
– Ну ты даешь, девочка! Нам же выделили по десять тысяч на каждого.
– Кальдер будет думать, что они получат именно это. Почему бы не нагреть чуток фунтов на этом деле? На самом деле я собиралась предложить им по восемь. Тоже мне – мужчины, а? Вы никогда не цените себя достаточно высоко. Предоставляете возможность простым женщинам вот так обирать вас! – Она положила руку на свой громадный живот. – Этому младенцу пора бы уже трогаться, Джонни. Как только покончим с этим дельцем, выйдем как раз на уровень ста тысяч.
– Я уже присмотрел для нас небольшой домик в Уэльсе, – улыбнулся он. – Тридцать семь тысяч. У нас и так останется много, чтобы просто жить, изредка выполняя какую-нибудь работенку. Я хочу вырвать детей из этой грязи.
Энни подняла брови и серьезно спросила:
– А сможем ли мы когда-нибудь отвадить наших детей от грязи, а?
– Это нам еще предстоит увидеть, моя любовь, – в том же тоне ответил Джонни.
Энни устроилась на кожаном диване и взяла в руки вязание.
– Ты все-таки сообщи Кальдеру и Алану о положении дел. Мы готовы отчалить. Готовы, как никогда.
– Я им сейчас же позвоню, – беспрекословно согласился Джонни.
Начав вязать крошечные пинетки, Энни сказала мужу, обернувшись к нему через плечо:
– Кстати, включи чайник, пока будешь на кухне. Я убила бы сейчас кого угодно за чашку чая.
Джонни угодливо захихикал и набрал номер Алана, думая про себя: «Только моя Энни может сделать меня счастливым. Она просто феноменальна!» (Его отец как-то раз в шутку напутствовал сына: «Женись на шлюхе, сынок. Она не может пасть ниже».) Что ж, мой отец во многих отношениях был прав. Если ты была проституткой с Кинг Кросс, то в дальнейшем выбор для тебя невелик: либо ты наверху, либо в самой земле. Энни хочет подняться наверх, и она тащит меня с собой… И за это я всегда буду ей благодарен».
Джемси погладил брюхатую суку из породы ротвейлеров по голове и успокаивающе заговорил с ней:
– Ну, ничего, моя дорогая, он уже выходит. Вот хорошая девочка! Я такой красавицы никогда не видел…
Он поднял на руки новорожденного щенка и аккуратно положил его возле головы суки. Та вначале тщательно облизала его, а затем вытянула из себя детское место с помощью Джемси и собственных зубов.
Девушка, служившая на псарне, сделала шаг к ним, но сука зарычала на нее, обнажив страшные клыки, и с ворчанием попыталась подняться на ноги.
– Отойди, Джанет! Видишь – собака не в себе! Пойди и приготовь мне порцию горячего тодди. И еще – питье для собаки. Налей большую каплю «Гленфиддиха» в теплое молоко, это ее успокоит. Роды почти закончились.
Джанет с радостью покинула теплую псарню… Она не доверяла этой суке. Никогда не доверяла. Но Джемси всегда мог вытворять с собаками, что хотел. Казалось, те воспринимают его как своего. Словно у него был такой же, как у них, запах.
Джемси увидел, как прорезалась последняя головка, и улыбнулся: «Шесть маленьких красавчиков!» – Он был на седьмом небе.
Спустя десять минут суку начали поить горячим молоком с виски, а Джемси попивал свой тодди, не уставая восхищаться новорожденными щенками. И в этот момент зазвонил мобильный телефон.
Он включил трубку и, сияя от радости, ответил:
– Привет тебе, Алан! У меня, понимаешь, шесть прелестных щенков, новорожденных, красивых – просто слов нет! Да-да, не волнуйся, все готово и ждет тебя. Тут на стенде есть парафиновый воришка – на случай, если ты передумаешь. Мне надо идти, приятель. Поговорю с тобой завтра…
Он выключил мобильник и снова погладил суку по голове, успокаивая ее.
– Ну-ну, моя красавица. Ты пока расслабься, а я скоро вернусь.
Спустя десять минут он оказался в подвале своего дома – тот напоминал настоящий арсенал. Джемси взял в руки «армалит» и тщательно проверил его. Потом начал проверять остальное оружие, которое могло потребоваться для прыжка.
Он так и сиял от счастья во время работы.
Джек Кроун навестил Джоджо. Молча выслушал приятеля, который со всеми живописными подробностями изложил, что он собирается сделать с Ником Карвелло, как только окончательно поправится. Когда Джоджо на мгновение смолк, Джек тяжело вздохнул.
– Что это ты вздыхаешь, Джек? – жестко спросил Джоджо.
Джек сполз еще ниже по неудобному больничному креслу.
– Они нашли твои пальцы?
Джоджо злобно фыркнул:
– Станут они мараться, мать их! Этот сутенер, наверное, оправил мои пальцы в золото и сделал из них ожерелье. Но я обещаю тебе: как только Джорджио выйдет, я отплачу всем им, включая его самого! Изначально за всем этим стоял он. Так он дал понять, что не доверяет нам. Что ж, если он хочет получить свои деньги со сделки, то должен начать выказывать мне уважение. Я не собирался в этом участвовать, это была его идея, а теперь он пытается заткнуть мне пасть. А заодно и тебе. На случай, если мы вдруг решим раструбить об этом деле всем, пока он за решеткой. Тем более что он сидит с Левисом и всеми этими гадами. Левис не стал бы ввязываться в такое дело. Брунос-то думал, что один завладеет всеми деньгами, безмозглый мерзавец! Что ж, я потерял больше, чем свои пальцы. Я потерял лицо и уважение. Однако Джорджио придется усвоить, что со мной нельзя так поступать…
Джек опять заерзал в кресле.
– Ты успокоишься, в конце-то концов? – раздраженно спросил больной. – У меня от тебя в глазах рябит!
Джек закатил глаза к потолку.
– Я больше не хочу ни капли этого. Оно однозначно все сгорит у нас перед носом. Не нужно было нам вообще втягиваться. Как ни рассматривай это, Джоджо, все неправильно.
Джоджо не посмел взглянуть в глаза приятелю и лишь тихо пробормотал:
– Может, и неправильно, дружище. Но в конечном счете, это самый большой источник денег на настоящий момент. А мы лишь на нижнем этаже. Как только совершится убийство, мы сумеем выйти из всего этого и стать богаче, чем когда-либо могли мечтать. И это будет почти полностью легально.
Джек расстроенно покачал головой:
– Но мне это не нравится, Джоджо. И никогда не нравилось. Не нужно было мне тебя вообще слушать. Насчет всего этого…
Джоджо забеспокоился. Раньше во всех их совместных делах Джек спокойно выполнял то, что ему приказывал Джоджо: «А сейчас со мной будто бы говорит не сам Джек, а его тощая жена».
– Послушай, – вкрадчиво обратился Джоджо к приятелю, – все, что мы когда-либо делали, имело отношение к деньгам. А распределением занимался Джорджио. Он и теперь сумеет отвести от нас огонь, когда тот начнет гулять по улицам. Никто из них не узнает, что это мы запрятали деньги, пока Джорджио не скажет им. А Джорджио не станет это делать. Он подумал, что мы можем проболтаться: дескать, как только его упрятали, тут мы и забеспокоились. Вот из-за чего весь сыр-бор. Потому и пострадала моя рука. Наверное, Ник Карвелло что-то знает, потому что мгновенно накостылял мне. Так что не волнуйся на этот счет. Как только Джорджио выберется, он возьмет вожжи в свои руки. Эта дрянь путешествует по воздуху, парень. Он может распределять деньги, откуда захочет. И по всему миру.
Джек догадался, что Джоджо просто пытается успокоить его. Кроуну показалось, что Джоджо сейчас не полностью доверяет ему, своему партнеру, и не хочет, чтобы он, Джек, высовывался… Эта мысль должна была бы огорчить Джека. Но почему-то не огорчила.
Джек Кроун знал, как никто другой, свои способности. Ремесло сводника часто представлялось ему единственной опорой в мире, в котором он жил. Джек понимал, что он всего лишь тяжелый, упрямый парень. Однако в сводничестве он преуспевал, этот бизнес приносил ему доход. Он за много лет не слишком-то возвысился, но в конечном итоге бизнес принес ему много денег и много счастья. И Джек вовсе не хотел ставить под угрозу ту жизнь, которую сам создал, – ни в угоду Джоджо, ни в интересах этого ублюдка Джорджио.
– Послушай, Джек, а как насчет того, чтобы позвонить Алану и сказать ему: найди, мол, себе двух других хлыщей, чтобы занялись этим делом? Тогда от нас не будут ничего ждать, и мы сможем наблюдать за Кальдером без проблем. Алан в этом увидит смысл. Таким образом мы отстранимся от прыжка. А Джорджио… Да пускай себе думает, что хочет, мать его! Ну что – мне сделать это?
Джек долго переваривал то, что сказал Джоджо. Проразмышляв чуть ли не вечность, он улыбнулся, соглашаясь.
Джоджо расслабился. Он хотел выйти из игры. И вот, наконец, добился этого. После недавнего крутого разговора с Ником ему не слишком-то и хотелось вступать в очередную стычку с Карвелло. Единственным его желанием было забрать деньги, очистить их от всей этой грязи, а потом исчезнуть с лица земли.
Джоджо уже ощущал себя хозяином сказочного богатства. И в отличие от Джека у него никогда не возникало сомнений в том, что он делал. Джоджо решил, что в ближайшем будущем переберется за океан, выправит там себе новые документы и начнет новый крупный бизнес: «Это в перспективе должно будет принести мне немалые деньги, а какими путями я этого добьюсь – никого не касается».
– А, как ты думаешь, Алан пойдет на это? – Голос Джека вернул Джоджо к реальности.
– Конечно, пойдет! – В голосе Джоджо опять зазвучали нотки раздражения. – Он что – не понимает, как я отношусь к человеку, который отстрелил мне пальцы? Пошевели мозгами, Джек, черта ради!
Джек кивнул и предложил:
– Принести тебе бутылку «Люкозада»? Или хочешь еще что-нибудь?
Джоджо округлил глаза:
– Эта больница и так обходится мне в тысячу в день. Нажми кнопку звонка, и тебе принесут большой стакан шотландского виски, если выскажешь такое пожелание. Но, ради бога, Джек, никогда, слышишь, никогда не заказывай «Люкозад», когда ты здесь! Я этого не переживу…
Джек шумно вздохнул и снова погрузился в молчание. А Джоджо все говорил и говорил, как будто от звука его собственного голоса могли вновь отрасти потерянные пальцы.
Алан Кокс получил очередное сообщение от Энтони Кальдера. Алан мысленно улыбался, говоря с партнером по телефону, и думал: «Мы готовы к прыжку. Готовы двигаться. Дело – за самим прыжком».
Энтони взялся организовать встречу с человеком, который мог вытащить кого угодно и откуда угодно: из турецкой тюрьмы, из тайской тюрьмы и который способен был похитить ребенка прямо с улицы в любой точке света. Этот человек, бывший парашютист и бывший наемник, знал тюремную систему вдоль и поперек.
Алан чувствовал у себя в крови мощный приток адреналина: «Слишком долгое время я был вне игры. А теперь я вернулся. И наслаждаюсь каждой секундой на игровом поле… Как только прыжок начнется и дело пойдет, я смогу расслабиться и спокойно наблюдать за спектаклем. А сейчас мне осталось лишь позвонить Донне Брунос и договориться с ней о встрече за обедом. Нужно ее проинформировать».
Кокс мог бы сообщить все по телефону, но откровенно не желал этого делать. Шутил, что якобы не доверяет телефонам. На самом деле ему просто хотелось увидеть ее. Его волновала предстоящая встреча с ней.
Набирая номер Донны, он представлял ее себе в спальне, без тюрбана из полотенца на голове и не такой подавленной: «Моя мечта – видеть ее одинокой и самостоятельной женщиной, без Джорджио…»
Глава 30
Малыш Дики, семидесятилетний гомосексуалист, ростом был, что называется, метр с кепкой. Отсюда исходило и его прозвище. Тощий, чуть ли не изнуренный на вид, он рано потерял все волосы. Тонкие черты его лица заметно поблекли с возрастом, но в сочетании с очень выразительными карими глазами они позволяли поддерживать имидж этакого доброго дедушки; таким его и представляли себе многие. На самом же деле Малыш Дики был профессиональным стукачом, настоящим полицейским наушником.
Вместо того, чтобы просто получать от полиции деньги за информацию, Малыш Дики сам с удовольствием якшался с порочными людьми. Если кто-то хотел узнать, где вскоре начнется какая-нибудь заварушка, ему следовало спросить об этом у Дики. Если это был человек, собирающийся своими руками устроить свару, Дики мог выяснить для него все необходимое и четко доложить. С помощью Дики легко было получить представление, кто, к примеру, в вашей организации все разбалтывает, а кому вы можете доверять. Через сеть проституток, сводников, геев, грабителей, воров и перекупщиков Малыш Дики получал информацию обо всем. Если же он о чем-то не слышал, значит, оно и не стоило того, чтобы о нем знать. Получение и передача информации давно стали для Дики доходным бизнесом. На улицах знали, что Малыш Дики никогда не несет чушь, и благодаря этому все, включая самого Малыша Дики, чувствовали себя в безопасности. Никто не понимал лучше Дики, как порой благополучие и сама жизнь зависят от собственной осмотрительности.
Он приехал к Нику Карвелло в пять пятнадцать дня – улыбающийся и дружелюбный, как маленький коричневый плюшевый медвежонок. Однако Ник знал его совсем с другой стороны. Малыш Дики с детства умел обращаться с ножом. О нем ходили смутные слухи, что он якобы может не моргнув глазом зарезать кого угодно и где угодно. За его широкой, от уха до уха, улыбкой и дружелюбной внешностью скрывалось море ненависти. Ведь невозможно продержаться в живых более пятидесяти лет, будучи предоставленным самому себе и не умея при этом за себя постоять.
– Привет, Дики, приятель! Как дела? – вполне нормальным голосом спросил Ник. Он слишком хорошо знал Дики, чтобы играть с ним в привычные игры.
Малыш Дики пожал плечами. У него это вышло очаровательно и грациозно.
– Хорошо, парень. А у тебя?..
Покончив с обязательным вступлением, они уселись на кухне у Ника, собираясь вдвоем уговорить бутылку белого рома.
– О чем ты хочешь узнать, Ник? Что-нибудь насчет Джоджо? Или о Джеке Кроуне?
Ник Карвелло мысленно восхитился Дики.
– Новости, однако, быстро распространяются.
– Скажи мне, парень, какого хрена ты сделал с его пальцами? – засмеялся Дики.
Ник тихо захихикал с ним в такт, словно реагируя на особенно смешную шутку.
– Я смыл их в сортир.
Дики осклабился, показав на удивление белые зубы лишь с несколькими коронками.
– Это лучшее место для них, если хочешь знать мое мнение.
Ник вдруг резко перестал улыбаться.
– Но я не хочу знать твоего мнения, понятно? Ты здесь для того, чтобы сказать мне, что ты слышал обо мне, о Джоджо, Джеке или об этом мерзавце Чарли с Кинг-стрит. Давай выкладывай все, Дики, у меня не так много времени.
Малыш Дики отпил знатный глоток белого рома из стакана и опять пожал своими детскими плечиками.
– Что ж, все знают, что в Джоджо стреляли. Кроме полиции, разумеется. Но так оно и должно быть. Но вот что я слышал помимо этого: ты собираешься устроить кому-то побег, а этот кто-то твоими руками расправился с Джоджо. Таким образом ты оказал ему некую услугу, не осознавая этого. Я также слыхал, что на юге есть какие-то люди, которые хотят узнать, что происходит. И они готовы заплатить кучу денег, чтобы выяснить это. Вот и все, Ник. А ты собираешься меня просветить?
Ник в задумчивости медленно провел языком по зубам.
– Кто тебе это сказал?
Малыш Дики снова засиял широкой белозубой улыбкой.
– Ну, ты же знаешь, я не разглашаю информацию о своих источниках, Ник. Только благодаря соблюдению этого принципа я и дожил до моих лет. Малыш Дики никогда зря не разевает пасть. Ты лучше, чем кто-либо другой, должен понимать, насколько это разумно.
Ник понимающе кивнул.
– Послушай меня, Дики. Речь идет о крупном деле. Но об этом ты уже знаешь. А теперь еще внимательней меня слушай. Я сделаю тебя своим подручным, и ты должен будешь работать исключительно на меня, пока все это не закончится. Если кто-нибудь еще предложит тебе какие-то гроши, отсылай его ко мне. Ссылаясь на слухи, разумеется. Я тогда лично нанесу этим любопытным визит, и тебе не придется пачкать рук. Я подстрахую тебя. Я все для тебя устрою. Но мне нужно твое слово, что ты работаешь на моего парня. Предупреждаю: при первых признаках двойной игры тебя найдут без башки, языка и хрена. Ты понял, к чему я клоню?
Малыш Дики несколько секунд молча сидел, обдумывая предложение. И Дики, и Ник понимали, что предложение будет принято. Ник, бесспорно, считался королем геев, и под его рукой находилось очень много людей. Однако Малыш Дики оценил сам подход: Ник сделал вид, что спрашивает его. Значит, он понимал правила игры и соблюдал их.
– Хорошо. Но мне нужно пять тысяч вперед. И я хочу от тебя гарантии, что мне не придется иметь никаких общих дел с Элби. Этот парень наводит на меня страх.
На сей раз Ник улыбнулся совсем по-дружески.
– Ты получишь три тысячи вперед. И будешь сосать у Элби член, если я прикажу тебе сделать это. А теперь – к делу. Все сведения, что ты соберешь на улицах, должны немедленно попадать ко мне. Я дам тебе номера моих мобильного и машины. Мне нужны самые горячие новости. И вообще я должен быть в курсе всего, о чем бы ты ни узнал. Неважно, относится это к делу или нет. И какая бы свара ни затевалась – любая, большая или малая, где участвуют пушки или полицейские. Особенно если это на юге. Я должен знать, когда Джоджо О'Нил гадит и жрет. Я должен все знать о его бизнесе. Я должен знать, какой размер лифчика носит старуха Джека Кроуна, где его видели, с кем он говорил. Короче, я хочу знать все.
– А это все включает информацию об Алане Коксе? – невинно поинтересовался Дики.
Ник рассмеялся, глядя в безмятежное лицо старичка.
– Я также хочу узнать, почему сегодня ты уже об этом знаешь! Кто тут слабое звено, Дики? Скажи мне это сейчас, и я дам тебе еще пару тысяч авансом.
– Это был Джонни. – Малыш Дики отметил про себя, что у Ника сразу осунулось лицо. И усмехнулся.
– Но ты не волнуйся, Джонни никому ничего не говорил. Я лишь подслушал в клубе разговор о том, что к Джонни приезжали крупный мужчина и симпатичная женщина. Они подъехали на крутой тачке. Мне не потребовалось много времени, чтобы разнюхать, кто это были. Тем более что люди везде и обо всем болтают. Если бы ты столько лет ко всему прислушивался, сколько делаю это я, то тоже легко умножал бы два на два. Кокс просто дурак. Ему нужно было хорошенько подумать, прежде чем приезжать с визитом в Клайд. Господи, да кто-нибудь заплатит их молочнику – и через пару недель разговоры пойдут по всему городу! Но в любом случае я не слышал, чтобы имя Кокса упоминалось, так что не переживай. Твою тайну я надежно сохраню. Я также слышал, что Джонни разыскивал братьев Маканултис. Ты же знаешь Джонни: он их, конечно, нашел. Я все слышу, парень, все. А если я о чем-то не слышал, значит, оно того не стоило.
– Но ведь ты умеешь хранить секреты, не так ли?
Дики допил ром из стакана и налил себе еще.
– Как могила, парень, как могила, мать ее! Особенно когда мне платят вперед. Куча денег – это прекрасное подспорье для слуха. Ты понимаешь, о чем я. Деньги также помогают мне запоминать, что я услышал, и не забывать, кому я должен это передать.
Ника не обидела речь старика. Он всегда уважал власть денег. Без денег ты бесправен и беззащитен; с ними же можно, по крайней мере, получить хоть слабые намеки на грозящую тебе опасность.
– Я сегодня же привезу тебе деньги, – пообещал он Малышу Дику. – Не отрывай ухо от земли, парень, и помни: ты отныне слушаешь только для меня.
Маэв приехала к Донне. Она так и сияла, входя в дом и держа шоколадный торт в пухлой руке. Долли встретила ее, и их громкие голоса донеслись до кабинета Джорджио, где Донна в очередной раз просматривала его бумаги. Донна вздохнула и вышла из кабинета. Оказавшись в жаркой кухне, она наклеила на лицо широкую улыбку.
– Привет, дорогая! Я как раз проезжала мимо и подумала, что надо бы заскочить к тебе.
Донна мысленно съязвила: «Ну никто не может просто так проехать мимо моего дома!» Все три женщины понимали напряженность ситуации, но увлеченно играли свои роли.
– Я поставлю чайник… – Долли начала готовить чай.
Маэв пристально посмотрела в лицо Донне. (Донна при этом нахмурилась.) А затем кивнула головой на заднюю дверь:
– Я слышала, дом выставлен на продажу? Еще нет покупателей?
Донна отрицательно покачала головой.
– Пока нет. Но сегодня должна приехать посмотреть дом какая-то пара.
Маэв с понимающим видом кивнула.
– А как выглядит сад?
На сей раз ей ответила Долли:
– Прекрасно, как всегда. За ним присматривает садовник. Сейчас у Донны нет времени. Со всеми этими делами, знаешь ли…
Маэв прошла через кладовку и отворила заднюю дверь. После чего вышла в сад. И Донна волей-неволей последовала за ней, поняв прозрачный намек.
– Позови нас, когда чай будет готов, Долли…
Обе женщины вскоре исчезли из виду. Долли смогла проводить их взглядом, лишь пока они шли по узкой дорожке к теннисному корту.
– Из-за чего, в конце концов, начался весь этот сыр-бор, Маэв? – резко спросила Донна.
Маэв глубоко вздохнула. Голос ее зазвучал тихо и расстроенно.
– Я слышала о тебе и Стефане. И не хотела говорить об этом в присутствии Долли. Она и без того слишком многое слышит.
Донна с мрачным видом прислушивалась к приглушенному голосу свекрови.
– Мне кажется, у Стефана неприятности. Вчера к нам в ресторан приходили… Трое мужчин. И, могу точно сказать, это были не респектабельные бизнесмены. Они просили передать Стефану, что их прислал Дональд Левис.
Донна почувствовала, как у нее от лица мгновенно отхлынула кровь.
– Левис? Но для чего ему понадобился Стефан?
– Может, ты мне скажешь, дорогая? Что-то происходит, что-то должно случиться, а я никак не могу докопаться до правды. Когда я сказала об этом Марио, он просто пожал плечами. И потом добавил, что Стефану следует хорошенько о себе позаботиться. Но я не уверена, что Марио прав. У меня такое чувство, что это имеет какое-то отношение к Джорджио. Хоть он мой сын, но, да простит меня Бог, Донна, в последнее время мне все труднее по-прежнему любить его. В чем бы ни был замешан Джорджио, Стефан замешан в этом тоже, и по самую шею… Почему они не стали разыскивать Стефана в его офисе или на квартире? Почему они приехали в ресторан? Вот что меня тревожит! Словно знали: если прийти прямо к нам в дом, это еще больше обеспокоит и Стефана, и всех нас.
Донна на мгновение задумалась.
– А как они выглядели?
Маэв состроила жуткую гримасу.
– Вот такие огромные хлыщи в дорогих костюмах и с рожами, как задница чокнутого! Типичные приятели Джорджио, если хочешь.
Донна схватила Маэв за руку.
– А они угрожали вам? По-настоящему угрожали?
Маэв расслышала металлические нотки в голосе Донны и вздохнула.
– Ты становишься почти такой же, как Джорджио или Стефан… Знаешь, год назад ты так же забеспокоилась бы, как я. А теперь у меня такое впечатление, будто ты чуть ли не хочешь заставить их заплатить. Я слышу и вижу это по твоему тону и по поведению. Послушай, Донна, выбирайся-ка ты из всего этого, пока у тебя еще есть шанс! Пусть Джорджио всем управляет из своей тюремной камеры. У меня даже пропало желание, чтобы он вернулся домой. Не позволяй ему сделать тебя такой, как он, как Стефан, как Дональд Левис. Ведь из-за различий между нами и ими Джорджио и Левис – за решеткой, а мы с тобой – на свободе.
