Текст книги "Пехота"

Автор книги: Мартин Брест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Ага. Ну, вдруг шо, я маякну, – мыслями Сайгон уже был далеко, за первой посадкой. А скорее всего – дома, в отпуске, с бутылкой пива в бане.

Нет, шли они не тяжело. Хорошо шли, если честно. Привычно как-то… видно, что постоянно ходят. Маленькая цепочка людей уходила на поле, мы с командиром смотрели на них и молчали. Странно это… ну вот откуда это у нас? Мы все – мобилизованные, мобизяны, мобизяки, гражданские абсолютно люди – сейчас и здесь почему-то были военными, принимали решения, по собственному разумению рулили всей этой херней вокруг, под названием «позиционная войнушка»… и постоянно боялись. Страх есть такой в армии – проебать. Вспышку, дрг, человека… отдать неправильный приказ и потерять людей, или не выполнить боевую задачу… которую мы почему-то всеми силами старались выполнять. Четверо мобилизованных уходили через грязно-снежное поле, еще двое стояли на куче земли, гордо называемой «бруствер» и провожали их взглядом. Надо обо всем этом написать… потом. Когда-нибудь. Если вернемся живыми.

– Все, Мартин, разведка ушла. Задачи их я понял, странно, что с коптера они все это не могли сделать, там же тока глянуть и все. На вторую зеленку пошли. Нам, кстати, надо квадрик покупать, – командир поежился, развернулся и легко соскочил с бруствера.

– И нахрена? Тридцать тысяч некуда деть, которых у нас нет? – я гораздо тяжелее, чем ротный, сполз с кучи смерзшейся грязи и потопал рядом с командиром в сторону КСП.

– Не знаю. Оно-то так… но вот чуйка у меня. Треба квадрокоптер. Китайский есть, такой, как его… «Фантом» называется. Охрененная штука. Дальность – три кэмэ. Двадцать минут в воздухе. Я тебе ссылку дам.

– Хуилку. Инет опят не работает, заплатить надо было вовремя…

И тут меня торкнуло. Я аж остановился. Ччччерт, да что ж такое. Что ж так херово-то?

– Шо ты стал? Идем, холодно.

– Не знаю. Не знаю. Предчувствие херовое, Вась. Херовей некуда. Не знаю, почему.

… Такое лучше не пропускать. Не давить в себе. Есть чуйка? Вот ее и слушай. А чуйка есть, есть у всех, и никто от нее не отмахивается, и это правильно. А если предчувствие плохое, то надо подготовиться ко всякой херне. И слово «подготовиться» в армии обозначает всегда одно и то же – проверка готовности особового складу, зброи и техники к бою. Вот этим и займемся. Чееерт, да что ж оно так кроет-то, а? Аж тошнит. Ладно. Дашка у нас на ходу. Птур – неизвестно, но птур нам и не надо. АГСы – почищены, смазаны и работают, правда, один только выстрелом разряжается, ну то такое, разряжать нам его тоже не надо. Да АГСы и не помогут, не та дальность. Главное – «микропушка» СПГ пашет, надо контакты сейчас проверить.

– Мартин, а Мартин. Чуешь. А у нас сколько выстрелов до СПГ? – вот за что я любил ротного, так это за то, что он никогда не забивал хер на мнение подчиненных, если оно касалось войны. И за то, что думали мы обычно в одну сторону. Ну, если о серьезном.

– Двенадцать, если порохá сухие. Максимум восемнадцать.

– Маааартиииин… А ну, давай без вот этого своего нычкарства, ладно? Не тот случай.

– Лаааадно… Двадцать четыре, по-нашему говоря – четыре ящика, и еще ящик кумулятивов, но он в оружейке, шо нам те дальности… Вася… – я опять остановился.

– Шо?

– Тре Ваханыча. Бэху надо чинить. Срочно.

– Шо, все так серьезно? – мы уже не шутили, все, пехотно-разведчицкие понты закончились, началась работа. Да она и не прекращалась, на самом деле. Ни на секунду.

– Ага.

– Ладно, ща Ваханыча и Васю-механа сориентируем. А вдруг получится? И гэбээрку сформируем, на всякий случай. Если бэха заведется и начнется муйня – выскочим на бэхе, поднакидаем, заберем пацанов и уйдем, лишь бы птура не поймать.

– А не заведется?

– На джипе поедем.

– Все не влезут. А бусик по полю не пройдет.

– Так что теперь, не ехать?

– Тоже правильно. Ладно, разберемся. Можно у погранцов этого их спартана взять. Который с дашкой.

– Он не на ходу. Опять. Ладно, харе пиздеть. На тебе зброя и гбр, на мне – бэха. Срок – до десяти-ноль. Все, разбежались. – И мы разошлись в разные стороны: я – поднимать расчет СПГ, скручивать выстрелы, формировать из нормальных пацанов «группу быстрого реагирования», а командир – совершать настоящий подвиг, то есть чинить бэху.

В десять тридцать Ваханыч вынырнул из недр железяки и крикнул:

– Давай!

Прапор что-то там сделал, бэха помаслала, помаслала и вдруг завелась, выкинув в сторону поля грязный теплый выхлоп. Я улыбнулся и помахал Ваханычу рукой. Счастливый Вася-механ стал вытирать руки о свою кошмарную куртку.

За второй посадкой, возле сепарского ВОПа, неожиданно бахнули две гранаты, хлестнула очередь. Вторая. Третья.

Рация молчала.

… я дернулся. Да все дернулись. Там… где-то там, опять за второй посадкой еще раз бахнуло и смолкло. Рычала бэха, крутил головой, ничего не слышавший Ваханыч, все молчали. Бегом, бегом. Так же молча, не говоря никому ни слова, мы рванули в разные стороны, я и коммандер – до кунга, а пацаны – по блиндажам. Рывком заедающую зеленую дверку, пригнуться на входе, выстуженный кунг встречает навалом вещей, скомканным спальником и стоящими в подобии стойки двумя АКС-ами. Опять рывок – валяющаяся внизу рпска взлетает и падает на плечи, неудобно зажимая капюшон теплой куртки, сверху плитоноску, сцуууука, долбанные липучки, как всегда, цепляются за что попало. Рация молчит. Так, магазины, магазины… три, четыре… четыре на рпске и еще четыре на плейте, две гранаты-ргдшки у меня, я в бросании гранат не силен, так что что-то попроще берем, он нехай коммандер эфки приходует. Развернуться, нырнуть под койку и вытащить настоящее сокровище – медрюкзак. На нем пара подсумков с магазинами, ножницы вот эти вот кривые для одежды, опять название забыл, и пара новых турникетов. Распустить лямки, вывалиться из кунга, накинуть на плечи, застегнуть фастекс, стянув эти самые лямки на груди, снова в кунг, АКС из стойки, и… мляаааа, чуть не забыл.

Ставшими неожиданно горячими пальцами расстегнуть кобуру и швырнуть ее на койку, ну его нахер – по броне вышивать в набедренной, а еще и бегать, мабуть, придется. Неудобно, поэтому сунем зброю по кличке «Пестик» в подсумок на рпске, в другой – два запасных магазина. Вроде норм. Погнали, погнали – я приплясываю от нетерпения на замерзшем холмике, к которому задом подогнан ЗИЛ, мимо проносятся пацаны, на ходу облачаясь, о, красавцы, минимум три мухи увидел и многострадальный ПКМ наш, а РПГ-7 не брали, правильно, не тре нам его, он неудобный будет… И телефон молчит. Да что ж такое… Да быстрее, быстрее, на бэхе уже четверо, сейчас запрыгнем, рывок холодной брони – и пойдем по полю, взметывая комья смерзшейся донбасской земли, тринадцатитонная злобная бестия с двухцветным флагом.

– … ждем, слышишь? – из кунга высовывается коммандер и вместо того, чтобы лететь во весь опор до бэхи, закуривает.

– Ждем… Чего? Чего, блядь, ждем-то? – я вскипаю и срываюсь на крик: – Там пацанов уже порубили, мабуть, чего ждать-то?!

– Мартин… – голос коммандера спокоен и даже вкрадчив, – ну от скажи мне… Куда ехать? Куда мчаться в силах тяжких, бряцая калибром?

– Туда… – машу рукой с сигаретой (когда я успел прикурить?) куда-то в сторону Ростова, – а хотя… Епт. Точно.

– Вот именно, – коммандер выбирается из кунга, выпрямляется и начинает покачиваться с пятки на носок грязнющих рыжих ботинок. – Куда мы поедем? Где точно, вот совсем чётенько, была война? Ну, сядем мы на бэху, вылетим в поле, подгребем до сепарского опорника… а дальше что? Будем по посадке бегать и кричать «Разведкаааа! Ауууу!» Вопрос простой – как мы их найдем?

– Бля. Точно. – И я вдруг успокаиваюсь.

А ведь прав. Рация молчит. Телефон молчит, номера Сайгона у меня нема. Куда я собрался, воин невероятный? Магазинов напхал… Рэмбо хренов. Снимаю медрюкзак и ставлю на валяющуюся рядом какую-то коробку с Новой Почты, давно размокшую под осадками лінії бойового зіткнення.

– … точно – где была война? – коммандер ждет ответа по рации и секунд через тридцать его получает.

– …пшшшшч… За второй посадкой, в районе крайнего сепарского опорника. Точнее не скажу. Не видно нихера из-за посадки, дыма нет, все молчат. Ну, сколько тут… Километра два с половиной по прямой. Мы сейчас все смотрим, как повторится – точнее скажу… как понял меня?.. – Радейка начинает пикать садящимся аккумом, и Танцор прячет ее во внутренний карман грязноватой софтшельной куртки.

– От бачиш… – он снова затягивается, внешне спокойно, но я вижу, как он почти выплевывает дым в низкое мерзкое небо декабря, как подрагивают пальцы и как он слегка наклоняет голову, словно выпрашивая у рации хоть писк, хоть шорох, хоть какой-то намек на то, что четыре пацана, ушедшие три часа назад, все еще живы, и мы можем им помочь.

– Бля. Бля, бля, бля. Шо ж делать-то? – я совсем успокаиваюсь, ругаюсь уже по привычке.

– Ничего. Ждать, не глушить бэху, быть готовым хуярить из СПГ и снова ждать. Контакты работают? Точно? Уверен? Тогда норм. Пехота мы, наше дело – копать, сидеть и ждать. – Танцора тянет на философствование, а это значит, что он сейчас обдумывает все-все подробности и нюансы, впитывает обстановку, ищет решение. И он его найдет, я вам доповидаю, я знаю его уже много лет – то есть два с половиной месяца. По военным меркам – это очень, очень долго.

– Я до СПГ пойду. – Я выбрасываю бычок под кунг, безбожно засоряя ландшафт, состоящий из грязи, снега и войны, накидываю ремень АКС-а через плечо, разворачиваюсь и топаю, оскальзываясь, по узкому кривому распадку в сторону позиции. Молчит рация. Молчит телефон. Номер я у разведоса не взял, дебил мля, идиот охрененный пехотный, одна штука, мозг вообще не утруждал утром, прикольчики строил… Дундук, как ни крути.

– Эй… Эй! – меня догоняет разведосовский водила. Шапка сдернута, руки уже испачканы какой-то фигней. Интересно, у водил вообще бывают чистые руки? И снова философский вопрос, голову усердно заполняю разной херней, чтобы выгнать картинку четырех тел под посадкой, остывающих прямо во вторую зиму войны. Или плен… Бляаааа, только не плен… Хотя плен – это значит живой. А живой – это что? Правильно. Это хорошо. Очень хорошо.

– … шо там? А? Может, поедем? – оказывается, водила мне вопросы задает и уже, кажись, хочет потрясти меня за грудки – настолько я упал в собственные мысли.

– Ничего, брат. Не знаем ни хера. Стрельнули – и затихли. Ждем. Извини. Ждем. Иди на КСП. Чаю сделай себе. Извини.

Я отступаю на шаг и вижу, как неожиданно сгорбившийся дядька как-то неуклюже разворачивается и бредет, шоркая ботинками, в сторону строения из досок из баннеров, где находятся мыши, травящий газовый баллон, чайник, ноут и радейка связи со штабом. Эх… Ччччерт. Ладно, чего канючить, надо на позицию – и глянуть, что там к чему.

И в этот момент зазвонил телефон.

Так быстро я еще не бегал. Или бегал. Это неважно, на самом деле. Важно, что от спокойного и даже скучного голоса Сайгона в трубке «Чуєшь… а ну накинь на орієнтір-чотири… нормально так. І трубку не кладі, я коррєктірую, бля, тока бистріше…» и до первого выстрела СПГ, с хрустом проломившего плотный холодный воздух, прошло не более пары столетий. Я успел увидеть возле гранатомета одного Талисмана, где ж Шматко, бля, мявкнуть в радейку: «Вышел Сайгон по телефону, работаю по его задаче!», подлетел к заряженному СПГ, упал коленом прямо на камень, воткнул глаз в полуприцел, пальцы тронули верньер и нежно-нежно навели трубу на вбитый колышек. Дальность… стоп, так, ноль-тридцать стоит, норм, дальность ставим два-и-два, сколько там по планшету АрмииСОС, два двести тридцать? Не, два-и-три поставлю, лучше чуть перекинуть для начала, да? Все, поднимаем трубу вверх, выводя пузырек на грязной колбочке встроенного «уровня» на центр. Готово. Поднять руку, проверить что взведено, аккуратней, мля, только бы не сдвинуть нетяжелое тело гранатомета… И – руку вниз, ласково обнять спусковой, прижать ухо к плечу, вдавливая телефон в лямку плитоноски. Давай, роднулечка, люблю тебя… Спуск. Бббах – и свист. Ох, как же я обожаю этот трогающий за нервы, нежный высокий звук.

– Быстрее, мля!.. – та никого тут подгонять не надо, хватаюсь руками за лапы станка, пытаясь удержать его на месте, Талисман загоняет новый выстрел, лишь бы контактная группа не заглючила и оба контакта опустились, хлопок, пальцы на верньер по дальности, по фронту я точно не промазал. Далекий «бах».

– … Перекинув сотку, бля, давай ближче і правіше трохи, на п’ятдесят, – голос Сайгона все так же спокоен, только говорит слишком быстро.

Ну, с Богом, СПГ – зброя неточная, по своим бы не попасть, но тут уж как повезет, ага, им там на месте видней.

– … тввввою мать, Мартин! – коммандер нарисовывается рядом, затыкает уши, ббббах – я поворачиваюсь, опять вжимая в ухо телефон, он быстро, пока летит граната, наклоняется. – Ну, шо там у них?

Я пожимаю плечами. Ну шо за дебильный вопрос. Я шо, знаю? Ща спрошу.

– Оце вже заєбісь! Насипай, насипай ровненько отутой! Хуярь на всі гроші! – в голосе Сайгона там, в двух километрах восточнее меня, прорезается эмоция. И только сейчас я слышу, что не я один стреляю – там, на том конце трубки, валит стрелкотня. Отодвигаюсь от СПГ, к прицелу плюхается Шматко, отталкивая меня плечом, аккуратно обнимает теплый гранатомет и тут же начинает орать на Талисмана, который слишком резко захлопывает крышку.

– Сайгон! Таксі треба? – пытаюсь не кричать в трубку, там у них сейчас войнушка, и цифровой мостик, соединивший пехоту и разведку, кажется чем-то зыбко-правильным, совершенно нематериальным и безумно необходимым. Долгое молчание. Дыхание, выстрелы, щелчки, снова выстрелы.

– … Давай. Нє помєшаєт. На лівий угол посадки давай, – краткий ответ на сбитом дыхании.

– Птур?

– Нєма в ніх птура. Вже нэма. – И связь прерывается.

Я разворачиваюсь, подхватываю из-за спины автык и натыкаюсь на взгляд коммандера. Ну, оно и понятно. Сам бы так поступил, епт. И доказывать не надо ничего – только время потеряем. Эх. Остаюсь, короче.

– Левый край. Работайте по третьему – я по четвертому буду накидывать на все деньги. Я на рации, телефон мой возьми, последний принятый… – Я протягиваю ему грязный китайский смартфон. Выхлоп почти в лицо – подлетает бэха, и на ней – люди, и у людей – яркие, горящие, совершенно сумасшедшие глаза. Абсолютное счастье, невероятный страх, дикий адреналин – и снова абсолютное счастье.

– Медрюкзак мой возьмите, недоліки! – кричу я вслед и вдруг вижу мой рюкзак навьюченным на Федю, Федя сидит на башенке и щурится, и бэха идет по полю, оооой…

Ах, как она шла. Гладко, плавно, как ладонь твоя скользит по чистой коже любимой женщины, зажигая оранжевые всполохи в темноте прохладной постели, как теплые подушечки пальцев в полете касаются мурашек и легко, едва слышно, на полувздохе скользят дальше, поднимаясь и опускаясь по изгибам расслабленного тела, оставляя за собой легкую серебристую дорожку смеси нежного желания, чистой грубой страсти и сумасшедшей жажды жить. Бэха шла на восток, я оставался позади, пальцы шарили по карманам в поисках сигарет, да вот же пачка, возле ноги валяется, неожиданно заболело колено, Талисман заряжает гранатомет, далекая уже бэха вильнула, ее пушка довернула чуть вправо и неожиданно рявкнула, выпуская огэ-пятнадцатую в это небо, избиваемое уже полтора года, но все такое же. Мое.

Разведка

… Километр мы протопали относительно свободно. Танцор сориентировал по позициям абизян, и в этом месте у них было «всё плохо».

По большому счёту первую посадку можно было бы забрать с лёту, но тактических преимуществ это не давало, а любой опорник там был обречен на бесконечные обстрелы. Тупо сидеть и крепиться? Бéспонту, кароче.

Такие места и есть, в основном, самыми частыми локациями для работы идиотов типа нас.

Пехота… она пехота.

Они не ссут сюда ходить, не ссут здесь находиться… Но в конце у пехотного разума почему-то возникает мысль: «Ну був я там. І шо?»

В том-то и дело, блядь, что ничего!) Вообще!) Просто мы тут работаем… Да, Вася пехотный, и ты можешь тут работать. Переводись и будем вместе работать тут. Что? Ах, блиндаж только вырыли с пацанами на зимовку) Ах, только-только буржуйку поставили. Ааааа, только свет туда провели и антенну на роутер купили. Ну, так всё, сиди и жди «двазелёных-одинкрасный» или не дай бог «красный-красный» от разведки).

Ну, как-то так.

Так или не так, но мы пришли к развилке посадок.

– Перекур, пулємьот курить у полі, а малий с той сторони посадки. Старайтеся сохранять той … як його.…

– Спокій? – спросил Воркута рядом, улыбаясь.

– Блядь, візуальний контакт … і спокойствіє.

Малый подссыкал, ну то нормально. Которые не зассали на контракт в разведку – с теми и ходим. (Он, Воркута тоже був молодий, зєльоний… правда не тупив так).

– Малий, шо таке візуальний контакт?

– Ну, це тіпа … ну там… бачить друг друга.

– Та ти, блядь, Енштейн. Йди.

Пулеметчик протарахтел мимо в поле кряхтя про «командирів, блядь, покурити бідному Кєліму ніде». Это нормально, знач, функционирует, раз бурчит.

Я снял рюкзак и поставил его возле дерева, а сам сел жопой на листья и хворост спиной к стволу…

Изо рта шел пар вперемешку с дымом, от чего казалось, что ты паровоз какой-то. Воркута не курил, сидел рядом.

– Воркута, будеш «Снікєрс«? Я брав.

– Певнооооо… Ні, в мене «Мівіна» є.

– Еееех, кофе б щас. (О, а може, поки сидимо, бистро закипятить на сухом спірті? Кружка в рюкзакі зверху. Скільки тут до абізян? Ну, по прямій пятьсот, навєрно. Та ну нахуй).

Я курил, выпуская дым вниз. Напарник хрустел мивиной. Тихо так, как будто нет никакой войны, и ты просто с друзьями, как лох, вышел в посадку в экипе попонтоваться.

Каррр. Каррр. В свинцовом небе, интенсивно махая крыльями, летела ворона по своим вороньим делам. Тихо-то как.

– Сайгон, шо з рацією?

– Я їбав. Виключив і в рюкзак положив.

– Угу. План дій є?

– Нема.

– Угу.

– Хулі «угу«? Дай покурить, не порть настроєніє.

Через 15 минут все собрались. План был придуман секундой ранее и оглашен без вступлений:

– Кароче, пехота казала, шо сєпари щитають це направлєніє танкоопасним, того в пєреміріє викопали на фланзі позицію для ПТУРа. Пулємьот і малий йдіть налєво, а я з Воркутою прямо. Подивимось, шо там. А ви злєва прикриєте, шоб «хвост не кинули».

Идея была отвратительная, только препиздень и я могли подробить группу. Келиму тоже не понравилось:

– А де ми там будем?

– А там ложбинка, в ній нормально.

– Ну, то годі пиздіти, йдіть вже.

– Давай, на тєлєфоні. Малий?

– А?

– Хуйна. Не тупи.

– Не буду.

Мы шли аккуратно с другой стороны посадки. НПшка с ПТУРром была на «девять часов», метров стопийсят от нас. Мы подползли к краю посадки и разместились вдоль разлогих веток. Чуть примяв траву, увидели торец окопа и просвет сквозного входа в блиндаж. Там не было никого. Метрах в пятистах стоял дом, который и был ВОПом…

– Гарно зайшли з флангу.

– Ну.

Минут через десять захотелось в туалет, организм не хотел греть лишнюю жидкость и пытался ее сбросить. В блиндаже и окопе не было никакого движения (якшо смєна, то должні б були уже поміняться).

– Йдемо?

– Нє, наблюдаєм.

Было холодно и страшновато. Нас вряд ли было видно, страшно было оттого, что веревочка размоталась. Идти в окопы к абизянам не хотелось, а прийти, посмотреть и уйти тоже как-то тупо.

Прошло еще десять минут, и из дома кто-то вышел с голым торсом и красной миской. Вылил парящую воду и зашел обратно. Больше никого.

– Йдемо?

– Подивись ще минуть пять, я поссу.

Лежа снял рюкзак, автомат положил рядом и перевернулся, как рулон, три раза вокруг своей оси. Лег поудобней бочком, расстегнул ширинку и с облегчением лежа справился, наблюдая, чтоб лужка не текла в мою сторону. Потом всё в обратной последовательности.

– Нікого?

– Ні.

– Тоді ідьом.

В окоп прыгать не стали, пошли поверху со стороны фронта, пригибаясь и укрываясь за бруствером. До входа в блиндаж оставались считаные метры, когда послышался хриплый, чуть каркающий голос:

– А я ему и говорю, Тяпа приедет и будем базарить, а так я делов не знаю.

– Кхххм, ты смотри, пооперялись…

Мы легли. Дышать не хотелось, хотелось просочиться сквозь замерзшую землю, уснуть и проснуться лет так двадцать тому назад, чтоб поесть рисовой молочной каши и смотреть мультики. Вместо этого рука судорожно достала Ф-ку из разгруза, думать было некогда. Время, пока кто-то из сепаров не глянет в смотровую щель и увидит двух укропов в пяти метрах от себя, шло на секунды. Воркута тоже достал Ф-ку.

Из блиндажа донеслось брязканье оружия (ставят автоматы на пол, самое время). Я отогнул усики, дернул, встал на колени и бросил в окоп по такой траектории, чтобы граната закатилась в дверь. Напарник бросил свою через крышу навесиком с другой стороны входа, и она тоже упала в окоп. Уши зажимать не хотелось, в голове понемногу уже начал распеваться «Рамштайн», кровь ударила в виски, потом – взрыв и сразу еще один. Очень громко. И было видно, как из бойниц ударила волна сизого дыма. Уже на полпути в окоп и когда переводил режим огня на автоматический, увидел этот дым.

…Мерзлый камень вылетел из-под ноги и, потеряв равновесие, я полетел в окоп головой вперед, успев послать в глубь блиндажа длинную очередь. Ударился сначала плечом, потом каской, а потом хрустнула шея. Я не успел закрыть глаза и перед ними тут же грохнулись берцы Воркуты, пыль из-под которых полетела в открытые глаза. Они безумно начали резать и я, пытаясь встать, глупо моргал. Автомат зацепился за стенку окопа, врылся в землю и мешал подняться со спины. Воркута хуйнул длинную в блиндаж. Я бросил автомат, перевернулся на живот, стал сначала раком и с закрытыми от рези глазами рыскал рукой в поисках ствола. Воркута ебонул еще одну, я к тому времени поднял автомат и перевел его на одиночные. Превозмогая адскую боль в глазах, неуклюже перепрыгнул через напарника и, широко разодрав зенки, начал стрелять во все подозрительное внутри будки. Вова зашел со мной. Два тела лежали порознь, одно повисшее на станке поврежденного гранатой ПТУРа, стоящего внутри, а второе сбоку от входа в блиндаж на боку. Оба с осколочными и пулевыми ранениями, не совместимыми с жизнью. Внутри воняло тротилом, кровью, какой-то квашеной капустой и железом. Вокруг было много икон на листах А4, и это было божественно (ну шо, помогло вам, православниє?). Время, отведенное на осмотр, шло на минуту-две, максимум. На импровизированном столе валялись останки ТАПика, других средств связи не было видно. Автоматы покорёженные, с треснутыми прикладами, дырками в магазинах и сквозными отверстиями в крышках ствольных коробок.

– Воркута, шмонай.

Сам я обыскал висящего на станке. Ни хера. Сигареты с зажигалкой, засаленные карты игральные, мелкие деньги, которые я рассыпал по полу, и всё (Боже, та чого ж вони так усі воняють?).

– Сайгон?

– Кажи.

– Є.

– Шо є?

– ПМ є.

Воркута, «блядькая», лихорадочно пытался отстегнуть тренчик штатной пээмовской кобуры на поясе от пистолета.

– Магазін другий не забудь достать.

– Так це кому?

– Ти знайшов – значить твій. Сйобуєм.

Сфотографировав напоследок тела, мы быстро побежали по окопу в сторону посадки. На самом верху, пока напарник прикрывал, я с заготовки смастырил нехитрую растяжку на подъеме из окопа. Затем пробежка галопом – и вот они, спасительные ветви. Мы в зеленке. Никого. Вообще.

Короткая передышка и быстрый шаг между веток и поваленного сухостоя. Тяжело, хекая и сбиваясь с ног. Хорошо, что недолго. На перекрестке, где мы разделились с пацанами, я набрал наших:

– Альо, чуєш, щас ми до вас підійдем сзаді, не йобніть.

– Добре, ждемо.

Воркута вертел в руках и рассматривал ПМ.

– Заховай і нікому не показуй. Я нічо не бачив.

– Добре.

Мы чалапали, пригибаясь и перебегая прогалины. Со стороны опорника сепаров началась стрельба. Вроде, как по нам, но высоко.

Мы дошли до своих.

Келим лежал в когда-то оросительном канале у пулемета, направленного в сторону абизян, а малый зорко смотрел на фланг в том же канале чуть на отдалении.

– Шо тут? – мы плюхнулись в канал рядом.

– Газелька в дворі стоїть, приїхало троє в «горках» ще до вибухів. А шо то було?

– Мінус два хобота.

– Зрозумів.

Тем временем огонь стал более плотным и ближе, как по нам. Иногда пули со свистом турбины Формулы пролетали где-то совсем близко. Насколько близко, думать не хотелось…

– Саме время показать на практікє умєніє работать в связці с пєхотой. Поки можна.

Я достал телефон и набрал последний. Это был Мартин.

– Чуєш… а ну накинь на орієнтір четирі … нормально так. І трубку не клади, я корєктірую, бля, тіки бистріше.

Я повернулся к Воркуте, чтоб дать комментарий:

– Ясєн хуй, шо не попадуть в Газєль прямо, він щас кине дальше, а потом на вилку будем ловить.

– Угу. Тільки ми не встигаємо, вже треба йти, бо пізда, – ответил Воркута.

– Я дуже надєюсь, шо у пєхоти ота хуйня желізна їзде. К нам подполз малый:

– А шо саме хуйове, шо може буть?

– Саме хуйове, єслі Нємца на ВОПі напоїли. Ми вернемся, а з машини пропав гєнєратор і резина.

В этот момент над головами что-то прогудело, полетело дальше и рвануло. Малая пизда решила выглянуть, Воркута успел его схватить и дернуть вниз как раз в тот момент, когда возле него взмылся фонтанчик земли и следом послышался хлесткий выстрел СВД. Я разжал рукой микрофон телефона:

– Перекинув сотку, блядь. Давай ближче і правіше трохи, на пійсят.

Келим кинул первую очередь с «покемона».

– Чув, не давай висовуваться їм.

Вторая граната пришлась по фронтону летней кухни возле дома, пришло знатно…

Я вспомнил фразу дядька Петра Вакуленчука, он работал комбайнером и был всегда при деньгах. Приходя в воскресенье играть в домино, он выкладывал в магазине на прилавок пресс бабла и со словами «На всі гроші» начинал поить всех мужиков.

– Оце вже заєбісь! Насипай ровнєнько отутой. Хуярь на всі гроші! А? Давай, не помішає, на лєвий угол посадки давай. Нема в них Птура. Вже нема.

Воркута стоял рядом со мной, стрельнул с ГП и смотрел вслед до самого разрыва:

– Шо там, Сайгон?

– За ПТУР сєпарский питали. Ггггиии.

Воркута тоже заулыбался. В этот улыбчивый момент захотелось вниз, безумно.

– Очкуй!

Все успели, даже медлительный Келим успел упасть, когда к нам прилетел РПГ. Он разорвался где-то совсем рядом, сразу же придав нашим лицам налет охуения. Взрыв с шипением разнесся на сотни осколков, режущих ветки деревьев и разгоняющих воздух вокруг нас, прогревая его догоряча. Келим неуклюже ударил малого ногой по ноге:

– Це тебе змалювали, пизда. Малый виновато пожал плечами.

– Пацани, даєм на лабутени, до края посадки. Там щас діліжанс приїде за нами. Бо заіграємся, – сказал я.

Бежать было недалеко.

Когда страшно, всегда недалеко. Вперед сепары не пошли, ограничившись ураганным огнем по посадке, что затруднило наше передвижение.

Когда оставалось метров сто пятьдесят, мы услышали рёв мотора «бэхи».

– Бистріше, бистріше.

Еще немного, и вот она, красавица «бэха», и самые лучшие мои друзья из пехоты.

Мы стадом горных баранов вылетели из посадки прямо в их объятья.

– Ну, шо там, рассказывайте, – накинулся командир.

– Блин, Танцор, давай на КСП.

Танцор был возбужден и взбудоражен, ему (раз он сюда уже приехал) хотелось взять штурмом опорник, потом Докуч, потом Ростов, потом Москву, а потом выкинуть бумажный стаканчик из-под кофе в грязную воду Тихого океана в порту Владивостока и поехать домой к жене.

Но он был командиром роты и понимал, шо низзя.

Под звуки очередного прилета нашего СПГ мы подождали, пока чумазый мехвод с торчащей «с погреба» головой развернет гусянку, быстро погрузились и, выдав сноп искр из выхлопного коллектора, рванули вперед.

– Чув, Танцор, ви там Нємца мені не напоїли? – кричал я на ходу, пытаясь перекричать и ветер, и мотор.

Танцор, улыбаясь, пожал плечами.

«Пізда гєнєратору» – подумал я, крепче схватившись за лямку черного мусорского броника пехотного офицера.

Пехота

– Усе, Мартине. Один ящик зостався, – полуоглохший Шматко почти прокричал эти ненавидимые в пехоте слова и зачем-то пнул этот самый ящик с ОГ-9.

Я выплюнул бычок в замерзшую грязь и сразу же сунул в рот новую сигарету. Во рту вязало и горчило от долбаных сигарет, ненавистного запаха сгоревших стартовых, противной зимы и надоевшей войны.

Наряд не видел ни хрена.

Маленькая коптящая точка бэхи нырнула за первую посадку, которую я всегда так хотел занять, и надежно ушла из поля зрения. Эх, сейчас бы квадрик подвесить и хоть чуть-чуть увидеть, что происходит… Ага, квадрик. И самолет АВАКС. Мы перешли на основной вид пехотного получения информации – на слух. На слуху были маты наряда, пытавшегося с советским биноклем залезть на чахлую акацию, стрелковка вдалеке и редкое уханье пушки нашей бэхи.

– Пятнадцать. У них пятнадцать огэ-пятнадцатых, – произнес я вслух и почесал грязную голову под не менее грязной флисовой шапкой. Пятнадцать и пятнадцать. Смешно. Прям закачаешься. Фу, мля, скоро блевать от этих сигарет буду. – Скручивай, заряжай, но пока не стреляй. Посмотри на колышек, шоб не съехали влево. – И Шматко с кряхтением наклонился к ящику, пытаясь пальцами выдрать проволочки из зеленых грязных замков.

Проволочки выдираться не хотели, а одна кисть у Шматко почти не работала – осколок пробил запястье еще под Старогнатовкой в июле пятнадцатого. Шматко мог комиссоваться влегкую, пальцы едва сгибались, кости ныли на погоду, да и военврачи настаивали, но он вернулся в мотопехотную роту.

Вернуться – это почему-то было важно. Важно, чтоб пацаны не подумали, что закосил. Через три месяца Талисман, с дико болящей почкой будет сидеть на обезболивающих и все равно ходить в наряд, но не уезжать «на больничку». Через четыре месяца ротный с поврежденной ногой будет хромать с палкой по другому ВОПу, но хер его заставишь даже проехать мимо горбольницы в Волновахе.

Это будет потом, а сейчас вывернувшийся из-за бугра Ярик легко выдернул проволоку, пинком открыл ящик и выхватил запаянную в клеенку советскую гранату. Талисман распотрошил пороховой, с сухим морозным щелчком соединились части, и первый из последних шести выстрелов для СПГ воткнулся в грязный гранатомет – единственную зброю, которой мы сейчас могли достать до сепарского опорника. С дерева послышался крик.

– Бэха идет, бэха! – Кто-то из наряда с хрустом спрыгнул с акации (ты гля, залезли-таки!) и начал быстро надевать куртку. – Вон, на поле уже!

Очки я в армии носил в трех случаях – на нараде в штабе, на выезде в Волноваху и на близкой войне. На нараде в штабе я любил наблюдать за лицом того военнослужащего, к которому непосредственно обращался наш комбат с пламенной речью, исполненной лестных эпитетов, удивительных сравнений, матерых метафор и искрометных обещаний. Некоторые особо понравившиеся выражения я старался запомнить, чтобы потом щегольнуть на позиции. Уезжая с той же позиции в город грехов Волновегас, я вел машину в очках, ну а в городе из-за очков был невидим для патрулей ВСП. Грузный чувак в комплекте мультикама, без головного убора, в очках, с папкой бумаг в руках и пистолетом на бедре производил настолько полное и законченное впечатление замполита, что вспшники вежливо отвечали на мое приветствие и шли дальше проверять документы у невероятно тактических разведосов в тактических горках, тактических очках, ну и так далее. К счастью, разведосы ходили по Вахе спокойные, пили кофе и даже почти никогда не гнобили вспшников. Ну, а сейчас подошел третий случай – я выцарапал очки, сделанные в мастерской в той же в Вахе (в два раза быстрее, в два раза дешевле и в два раза лучше, чем в Киеве), взгромоздил их на нос и прищурился в сторону поля.