Текст книги "Пехота"

Автор книги: Мартин Брест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

В означенном кузове здоровенной машины стоял красный генератор, отчаянно воняющий бензином, несколько булек с запасом топлива, рюкзаки, коробки с квадрокоптерами, спальники, пыльная запаска и масксетка, которой мы наивно решили маскировать машину уже там, в новой посадке.

Жаркий день разгорался, я поглядывал на любимые белые кроссовки и лениво размышлял, не слишком ли палевно будет их обуть. Нервничающий Николаич имел мозги Механу Васюму, надевшему вместо пиксельной куртки любимый вусмерть угвазданный свитер родом из девяностых, тот, который был у каждого, с ужасающими геометрическими рисунками. Президент курил, опершись о грязный борт, имел вид скучающе-утомленный. Рядом с ним стоял Прапор и рассказывал ему прямо в ухо, какой Сережа плохой друг, как он бросил боевого товарища погибать от скуки на терриконе и как сам Прапор ему за это коварно отомстит. Скука на терриконе характеризовалась стуком дашки со стороны Кандагара, неожиданно хорошо слышимой в донбасском воздухе, изредка разбавляемом хлопками вогов. Было… Было, как обычно. Только мандражило что-то. Я ткнул кулаком медрюкзак, опять в уме посчитал объем физухи, количество турникетов, тампонады и ножницы. Разделил на предполагаемое количество человек, которые удостоились великой чести участвовать в захвате посадки под Новоласпой, и опечалился.

Ротный отстал от Васюма, придал ему направление на блиндаж для переодевания в камуфляжку и подошел ко мне.

– Ты за рулем, – сказал Танцор и вытащил у меня из кармана свою пачку Мальборо, – є цікава новина.

– Жги, военный, не томи. Как и подобает укроповскому воину, я с честью приму все удары судьбы, кроме отмены отпуска.

– Комбат звонил. Второй бат дает МТЛБ.

– С механом? – тут же спросил я.

Президент развернул к нам правое, не занятое Прапором ухо, и вовсю начал прислушиваться.

– Конечно, с механом. Вот ты умеешь маталыгу водить?

– Я и машину с трудом вожу. Мне-то нахрена? Васюм умеет, – я мотнул головой в сторону блиндажа, откуда вылетали вперемешку шмотки и ключи – механ искал пиксельную куртку. Ща не найдет и сопрет у Галы, к бабке не ходи.

– С механом, – повторил Николаич, – будет у нас бронированный медэвак. Классно?

– Не классно. Я с Юлькой Евдокимовой общался и в курсе про эту металебу. Небэгэ..

– Совсем? – прищурился Танцор.

– Совсем, – опять мотнул головой я и повторил: – Небэгэ.

БГ – это такой специальный военный термин, касающийся всей номенклатуры военной бронетехники. Я его впервые услышал в декабре пятнадцатого, когда ударили первые заморозки и не завелась наша единственная бэха-копейка. Услышал я его ровно за шесть секунд до того, как комбат развесил мощных военных звиздюлин на батальонной нараде за то, что вверенная техника – неБоеГотова. То, что отхватили все командиры рот, ни капли не утешало, бо эта бэха была нашим единственным призрачным шансом оказать не только внятное сопротивление, «ежели попрут», но еще и осуществить эвакуацию раненых, которые неизбежно появятся в результате виконання бойового наказу про утримання позицій. Или убитых – мы старательно о них не говорили, но предполагали, само собой.

Трубка лопнула, тосол вытек, прицел не работал, аккум сел – все случаи, когда боевая машина не могла самостоятельно заводиться, ехать, более-менее прицельно стрелять, все назывались емким и иногда страшным выражением «техніка небоєготова». Или – небэгэ. Ты можешь быть любым командиром – пьяницей, затянутым уставником, рубахой-парнем, демократичным менеджером или зверским сатрапом, но твоя техника всегда должна быть боеготова.

– Побачим, все равно сейчас заедем за ней, – сказал ротный и выкинул наполовину скуренную сигарету на смесь глины и крупной щебенки, составлявшей основное дорожное покрытие нашей дороги-на-террикон, спускавшейся с позиции четко на восток и простреливаемой сепарами на протяжении всех пятисот метров. Проволочки их птуров иногда путались под ногами, и мы старательно скручивали их, пытаясь не намотать на колеса машин.

– Та не выкидывай ты. У меня в машине можно курить, – мстительно сказал я и закинул свой РПК на гору вещей. – Президент, ты планшет взял?

– Узяв, узяв, не зайобуй, – отозвался Серега. – Он обошел машину сзади и неожиданно ловко вскарабкался на гору шмоток в кузове. Уселся, нацепил на нос понтовые тактические очки и требовательно постучал рукой в перчатке по кабине: – Погнали вже, харе тупити.

– В бошку себе постучи, пассажир, – тут же отозвался я. – Кєпочку свою тримай, гроза «жигулей».

– Не треба заздрити. От був би ти реально воєнний, а не діловод хєров, тоді би їб@в мені мозги. Поїхали.

– Васюууууум! – дружно заорали мы с командиром.

По узкой глиняной тропинке бежал Механ в новеньком кителе с болтающейся биркой, за ним гнался Гала, размахивая руками, и громко обещал всяческие кары подлому похитителю речового майна. Лицо Васюма было бесстрастным, воздух мощно надувал его прокуренные легкие, руки двигались свободно, нульцевые рыжие таланы легко касались неровной земли Донбасса. Ах, как он бежал… Гала остановился, махнул рукой и выругался. Мы заржали и полезли в кабину. Прапор помахал рукой и отошел от «форда». Сверху опять раздался требовательный стук.

– В бошку себе стучи! – крикнул я и подключил телефон к колонкам, приклеенным на торпеду. – Что слушаем?

– Диси. Ща, жди, – ротный поднял радейку и запросил эспешки.

Ответ пришел ожидаемый, типа «все спокойно, движа на их позициях нет, слетайте». Спуск на машине занимал около сорока секунд – и мы свято верили, что этого времени сепарам не хватит, чтобы увидеть нас и пустить ракету птура в лоб нашей машине, точнее, что мы успеем свернуть в крутой поворот внизу террикона и уйти из видимости. Пока получалось. Поэтому на спуске мы всегда вслух отсчитывали секунды, да и на подъеме тоже. Я сдал назад, развернул тяжелый джип, воткнул первую и тыцнул по экрану смартфона. Все равно, мы не сможем услышать за дребезжанием машины и ревом мотора пуска птура, зато хоть музыку послушаем. Из маленьких колонок врубился саундтрек из «Железного человека».

– Кто считает? – перекрикивая первые аккорды AC/DC, спросил я.

– Я! – прокричал Танцор, и я увидел, как зажглись его глаза. – Погнали!

Задние колеса с хрустом провернулись по щебенке, машина рванула с места и вывернула на дорогу.

– Раз! – крикнул Вася и улыбнулся.

4

Ах, как он стоял. Так искренне, так смело, так отчаянно красиво и невероятно по-военному. Я аж залюбовался, даже схватил смартфон, валявшийся на пыльной приборке, чтобы включить что-нить эдакое… соответствующее моменту. Придерживая левой рукой руль, перемотанный желтым скотчем, я правой клацал в телефоне. Так, алё, военный, аккуратней. В лужи не заезжать… Стоп. Какие лужи, плюс тридцать в Новотроицком… Мля.

Не, с виду МТЛБ была аки новая. Ну как, новая… по атошным меркам. Равномерно покрашенная, равномерно грязная и равномерно стоявшая, притулившись к забору, окружавшему хату, в которой жил штаб второго бата. Мы подъехали… Ладно – мы подлетели, громыхая подвеской, генератором и Сережей в кузове, я оттормозился, в очередной раз заставив слегка понервничать варту на воротах, ротный выпорхнул из машины, не зацепившись ничем, и исчез в недрах штабной хаты. Я закурил и откинулся на серую спинку сидушки, на крыше послышалось шебуршание, в оконном проеме показалась рука и требовательно щелкнула пальцами. Я вытащил сигарету и сунул в ладонь этому нахабе. Рука исчезла, сверху глухо послышалось «бля…», потом рука с сигаретой появилось снова. Я злобно улыбнулся, вытащил сигарету, прикурил, глубоко вдохнув горький и тягучий дым, и снова отдал. Рука с грязными каемками под ногтями исчезла и больше не появлялась.

Странный опыт все-таки получаем. И как-то незаметно, потихоньку, не замечая, мы осваивали автомобильные привычки войны. Не пристегиваться. Быстро выскакивать из машины, как только она останавливалась. Даже если остановилась она у ларька с шаурмой в Волновахе – все равно пальцы автоматом цепляют ручку, локоть толкает грязную дверку, и через секунду ты уже стоишь в паре метров от машины. На тебе плейт и рпска, в руках – рпк, иногда еще и папка с бесконечными военными бумагами… Мы как-то научились ни за что не цепляться и ничем не звенеть, и совершенно этого не заметили. Ротный на каком-то потустороннем автоматизме втыкал свой акс возле ручника. Мда… Прибавлять газу на открытых участках. Автоматически смотреть по сторонам. Не становиться на заросшей обочине, если хочешь стать на дороге – стань, мля, на дороге. Ничего, кому мешаем, тот объедет.

Да. И еще – не закрывать машину. После армии я раз двадцать не просто забывал закрывать свою, а еще и ключи в замке оставлял. Парадокс – в мирном тыловом городе, который собственно и оберегает, за который воюет армия, нельзя оставить машину открытой, обнесут. А на войне – не вопрос, хоть бумажник в ней оставляй или, что ещё важнее, командирский «акт передачі посади».

Слишком быстро он вернулся. Та ну. Не может быть. Пять минут? Не смешите меня. Все не так. Ротный должен был зайти в штаб и сказать:

– Я за маталыгой, где мехвод?

Ему должны были ответить, что без понятия, про аренду маталыги первый раз слышат, мехвода ее в глаза не видели, и вообще, он уехал в медроту лечить зуб и будет хер знает когда, бо склонен к вживанню, а тут – Волновегас, город соблазнов, зуб, опять же, обмыть надо… Тогда ротный позвонил бы комбату, комбат бы сказал, что он не на месте и пусть Вася звонит НШ. НШ бы сказал, что ему задачу никто не ставил и что он перезвонит комбату и уточнит, и вообще, он в Волновахе, воспользовался оказией, что кого-то повезли зуб лечить, и покупает билеты домой, в отпуск. И пусть Вася найдет ЗНШ, он где-то тут, на месте, и вот тот уже… Короче – разберетесь. И вот уже ЗНШ, сержант, мобилизованный в шестую волну, почесал бы черную густую бороду, задумчиво посмотрел бы на ротного и начал бы процесс выдачи маталыги «во временное пользование на три дня, с возвратом». Короче, всей забавы – часа на полтора минимум.

Но этого не произошло. И мехвод был на месте, и комбат, и НШ, и мтлб завелась почти сразу и, чихнув теплым выхлопом, двинулась в сторону трассы «Донецк – Мариуполь». Мехвод, правда, пытался объяснить, что он по маталыге не шарит, но выбора у него особо не было. Вася тут же вскочил на броню, сделал картинно-грозное выражение лица «Усім ворогам – п.зда» и вот так, верхом на бронированном тягаче, умчался в жаркий полдень начала лета шестнадцатого года.

«Форд», за рулем которого оставался я, на заднем сиденье – Васюм, а в кузове – невероятно тактический Президент, пристроился в кильватер маталыги, и так мы летели долго. Метров пятьсот.

Я вильнул, чуть не выронив телефон, и объехал лужу. То есть, не лужу… Мля.

– Танцор – Мартину! – крикнул я в радейку.

Ну-ну, покричи еще, он же на броне, не слышит ни хрена. Я бы посигналил – да сигнал не работает. Фарами мигать бесполезно – они основательно замазаны грязью. Бля.

Я прибавил, свернул левее, поравнялся с броневичком и начал махать рукой. О, заметил. Знаками показал Танцору, шо треба пит-стоп, шота сильно резво взял, того и смотри – гонку выиграет, Молния МакКвин наш мотопехотный…

Маталыга стала, как останавливается вся гусеничная техника с неопытным механом внутри – замерла как вкопанная, сильно клюнув носом. Ротный чуть не улетел вперед, влекомый инерцией постоянства законов физики, столь же неизменных, как закат солнца или текущий краник на цевешке.

– Николаич, ты это… Кино американское видел, боевик чи шо? – я высунулся в окно и прикурил сигарету. Опять.

– Ну. А шо? Че стоим? – Вася был слегка недоволен, но не рычал, знал, что просто так я их бы не тормознул.

– Бо ща мы это кино еще раз можем посмотреть. А ля натюрель, так сказать. Из крейсера твоего соляра п.здует шо дурна, – я кивнул на ручей, лившийся откуда-то из дна маталыги и заливающий пыльную дорогу, и метко кинул в него сигарету. Сигарета пролетела положенные ей три метра, шлепнулась прямо в лужу и с шипением потухла.

– Хороший у нас соляр. Военный. – Вася задумчиво посмотрел на сигарету, на ручеек, на неумолимо приближающийся полдень и вздохнул. – Все. Ща нехай домой п.здует. Нема у нас брони.

– Словами «я же говорил» всего не передать, – я сказал это максимально мерзким тоном и улыбнулся. – И снова наш добрый паровозик к вашим услугам. Николаич, да садись ты, потом позвонишь и доложишь, с дороги, давай, а то войну без нас начнут.

– Не должны, – Вася запрыгнул в машину, снова ничем не зацепившись, и посмотрел на меня: – Ну, чего сидишь? Давай уже сигарету…

– Чуєш… Так ми шо, вже в Старогнатівку не поїдемо? – подал голос доселе молчавший Васюм.

– Ах, Васюм, друг мой… Если бы в нашей прекрасной роте был бы еще кто-то, хоть вполовину столь же рукастый, толковый и мастеровой… – ласково промурлыкал ротный и обернулся к Васюму, – то я бы обязательно, во что бы то ни стало, без промедленья та довго не вагаючись, взял бы… Конечно, тебя! Те Бя! Воин, мля! Не сцать! Все будет заебись!

– Та мені похєру, тіко ж футбол сьогодні… – пробормотал Вася и замолк.

Мы уставились друг на друга.

– Футбол, – сказал Вася.

– А-хре-неть, – ответил я.

– Коварен, как Локи.

– Клаузевиц! Маннергейм!

В окне показалась рука и снова требовательно защелкала пальцами.

– Від’їбіться від нас! – крикнул я в окно.

– Чого вы там трындите? Че не едем? – Президент попытался перевеситься через кабину и заглянуть в салон через лобовуху.

– Серега, – проникновенно сказал я, – сегодня футбол.

– И шо? Я його не люблю.

– Это фигня, шо ты не любишь. Главное, его любят сепары.

– И шо? – спросил Президент.

– Сережа. Не тупи. Мы заходим на захват новой посадки, отжимаем «серую» зону ровно в тот вечер, когда все в этой армии, ну и в той, в соседней, будут смотреть футбол.

– Бля. Охрененно. – Серега расцвел, и на перевернутом лице это смотрелось еще страшнее.

– Васяаааа… А мы ведь дебилы. Натуральные. Мобилизованные, – протянул я и тронулся с места.

Машина резко стартанула, оставив позади мотолыгу, ругающегося мехвода и расползающуюся лужу соляра.

– Сх.яли, мон колонель, – ротный попытался поудобнее устроиться на пыльном сиденье. – Мля, броник забыл снять.

– Потому что мы рассуждаем про броню для эвакуации. Маталыгу вон чуть не уграли… А на нашем терриконе остались две бэхи.

– Всего две.

– Целых две. На ходу. С прицелами. С двойным бэка.

– С тройным, – командир иронично на меня посмотрел, – шо я тебя, не знаю, ты наверняка от жадности нагреб неучтенки.

– Инсинуация это, Николаич! – я даже головой мотнул от возмущения. – И вообще! Если бы не моя некоторая эээ… запасливость, где бы мы были? Недостачу броников бы считали и за голову бы хватались? Не нужно голословных обвинений. Есть двойной бэка, как положено, и небольшая нычка на день Жо.

– Ясно. Исходя из витиеватых выражений – у нас не тройной, а четверной бэка. Не готов осуждать, всячески приветствую. Я… то есть, ты за меня про него расписывался?

– Пффф, – я всеми силами изобразил презрение к этой возможности, – все ровненько, лежат себе ящики и лежат. Я у шестой роты взял, они с бэх работают и бэка на них списывают. Поменялись мы.

– На что это, интересно? – подозрительно спросил ротный.

– На хорошее отношение. От шо ты выпытываешь? Нихто тебе не расскажет тонкостей армейских горизонтальных взаимовыгодных связей. Ты у нас кто? Командир, – я по привычке перешел на комбатскую манеру изъяснятся. – Твоё дело что? Правильно, командовать. Вот и командуй. И бэху тре с собой цеплять. С бэхой вообще ветер будет.

– Не будет ветра. Ты шо думаешь, я не прикинул этого варианта? Прикинул. Не выйдет.

– Разверни, а то я не понял. Туповат-с.

– Три причины. Номер раз, – ротный увидел валяющуюся в бардачке початую и мятую пачку «Прилук», тут же выдернул из нее сигарету, осмотрел ее на предмет следов грызунов и сунул в рот. Зачем-то начал хлопать себя по «Корсару» в поисках зажигалки. Я протянул красную дешевую запальничку и начал слушать дальше: – Бэхи по докам стоят на нашем ВОПе. О них знаю, рассчитывают, взять одну – это залет. Во-вторых, а если она заглохнет по пути?

– Дернем.

– Чем?

– Второй бэхой.

– То есть снять с позиции уже обе бэхи? Не, идея супер, в бригаде нас расстрелять не расстреляют, но того здоровья уже не будет. И ладно, первую бэху мы могли ночью с террикона спустить. А вот вторую пришлось бы уже днем. И за тридцать секунд она не съедет. Мы их прогревы даже слышим, значит и они – наши. Да только она из капонира дернется – у них уже расчет на птуре сидеть будет. Мы у них две бэхи прибили и жигуля, не считая всего остального. Они у нас – бусик заптурили. Мы ведем три-один, они злые как черти, и просто так нам спуск бэхи не подарят.

– Ладно. А шо – три?

– А три – это, друже мій Мартіне, возможность эту бэху потерять. Там. И этим очень круто подставить комбата. И всю операцию, которая планировалась две недели и план которой утверждался везде, где только можно. И там четко расписаны «сили та засоби». И если количество людей эээ… вариативно, то вся броня – четко и по пунктам. И никаких двух арендованных в семьдесятдвойке бэх-двоечек в этом плане ни хера нет.

– Хммм… А ведь можно ж было…

– И вот это и есть «в-четвертых» – прищурился Вася. – Да, именно так. По тебе ж видно. Две бэхи, вытянутые с позиций – это дикий соблазн поехать на них дальше в село.

– А чем плохо? Плюс километр – и «Белокаменка наша».

– Птур в борту «наш» и минометка из Новоласпы. Тоже наша. Никто этого не планировал. Не считал. Не думал. Мы, такие красивые, с ходу операцию менять собираемся? Так нельзя.

– Чего это так нельзя? – протянул я уже из чистого упрямства.

– Того это. Все это весело, конечно – мы, все такие невероятные, на двух бэхах, влетаем в Белокаменку… и мощно выгребаем звиздюлей. Не, взять-то мы ее возьмем, нахрапом… Но сколько мы людей потеряем?

– Мля. Ты такой благоразумный – аж противно. Через Бугас ехать или по дальней дороге?

– Через Бугас. Раньше приедем – раньше пожрем, – сказал Николаич старую военную мудрость. – Через низ погнали, кстати, в магазин заглянем.

– Пиво? Под футбол? – из меня опять попер очень-очень, вот прям невероятно смешной юмор. При слове «пиво» с заднего сиденья послышалось невнятное кряхтение.

– Очень смешно… Не, ты понял? Гигиии… Мотолыга теперь – это ты. Она ж в БРку вписана и закреплена за медицинской складовой нашого хаотичного воєнізованного движа.

– Мобилизированного, – поправил я. – Правильно говорить – «мобилизированного».

5

Я ржал и все никак не мог остановиться. Броник валялся в кузове пикапа, убакс я уже где-то и в чем-то выпачкал, а пистолет и пара магазинов плюс аптечка и еще один турникет – все это висело на поясе… Мммм… Я называл его «warbelt», по сути, это была рпс-ка, только без лямок. И этот самый «warbelt» сейчас трясся от смеха вместе со мной, я так скоро икать начну, оооох, аж слезы выступили… Вдох-выдох… Уууух.

Судьба-злодейка заглянула в добрые глаза ротного, когда мы пафосно заехали во двор штаба в Старогнатовке. Все было абсолютно спокойно, ничем не отличалось от предыдущих восьми месяцев, хотя… Вон на раздолбанном асфальте приткнулись две «таблетки» из медроты семьдесятдвойки, возле них с неподражаемым врачебным цинизмом курили медики. Наряд на шлагбауме посмотрел на нас осоловевшими от скуки глазами, поднял раскрашенное бревно и равнодушно отвернулся. Пикап приткнулся к хлебному фургончику, прямо под шикарную акацию, сверху заматерился Серега, въехавший в листву этой самой акации, мы выскочили из машины и завернули за угол. За углом под навесом, натянутым из брезента, обычно стояла военно-полевая кухня КП-130, на которой никто не готовил, рядом – сложенный из кирпича кривоватый квадрат, на котором бесконечно закипал безнадежно закопченный казан. На лавке, шатающейся возле КПшки, сидел комбат и лениво курил.

– Бажаю здоров’я, – сказал ротный.

– Здрасте, Сан Саныч, – сказал я, – а где кипиш?

– А какой тебе кипиш нужен? – сказал комбат вместо приветствия и покосился на мою обувь. – Ну надо же. Не в своих белых кроссовках.

– Не хотел вас бесить заранее, – абсолютно серьёзно ответил я и повернулся к ротному. – Если я не тре, то я до медиков, познакомлюсь, нашу тему перетру. Войду, так сказать, в зацепление. Угу?

– Давай, будь на телефоне, – ответил Вася и поправил кобуру на бедре.

А я – умница, я кобуру дома оставил, а пестик на многострадальный «warbelt» перевесил, воткнув в магазинный подсумок. Умница я? Реальность показала, что нет.

Я завернул обратно за угол штаба, сложенного из серого силикатного кирпича, сунул в рот сигарету и уставился на наш пикап. У открытой задней двери стоял Васюм, ежащийся в необмятом пиксельном кителе, на кузове сидел Президент и пытался отодрать от моего старого рюкзака привязанную за разложенные ручки кружку. Васюм сочувствующе вздыхал, Президент зверел, сверху тихо шелестела листьями акация. Идиллия, епт.

– Сереженька, а ну прибери грабки от моего рюкзака и слезай с моей машины, – ласково сказал я и начал шарить по карманам в поисках зажигалки. Блин, я ж ее командиру отдал, в машине еще.

– Як ти її прив’язав? – Серёжа не оставил попыток отодрать кружку от рюкзака. Рюкзак сопротивлялся.

– Васюм, навіщо цьому недоліку моя кружка? – обратился я к Механу.

Механ вздохнул и развел руками. Колыхнулась в прозрачном воздухе неоторванная бирка.

– Кохве хочу, – пропыхтел Президент и наконец-то отстал от кружки, – в штабе ж чайник, небось, есть.

– Сережа, не выпендривайся. Сп.зди кружку в штабе, будь, как все. А это что? – Я углядел высовывающийся из-за борта знакомый пламегас. – Президент. Ну, бля.

– Это не я. Это Механ, – попытался съехать Президент. Механ на него возмущенно уставился.

– Не рубай мне окуня, сонечко. – Я запустил обе руки в кузов и из-под вороха спальников, карематов и баклажек с бензином вытянул ПКМ. – Вот нахера ты его взял?

– Один покемон всегда лучше, чем ни одного покемона, – родил мудрость Сережа и наконец-то спрыгнул с машины. – Нехай лежит. Лишним не будет.

– Ротный сказал – не брать. Прямо сказал. Нарушаем, гражданин? – Я не видел проблемы в покемоне, но не выполнить прямую вказівку – это неправильно. Хотя… ПКМ это вам не автык. ПКМом можно и войну воевать. А воевать из ПКМа Президент умелый. – Чей хоть тиснул? Варвы?

– Варвы, – кивнул Серега, – норм аппарат, почищенный, приведенный к точному бою. Три коробочки имеется к нему. Не сцыте, военный, я сам потащу.

– Короче. Перед Васей отмажу. Иди в штаб, мути кофе.

И мне намути. И Васюму, он вон тоже пить хочет.

– А ми тут як, надовго? – как бы равнодушно поинтересовался Механ.

– Ни хера, Васюм, ни в какие магазины никто не идет. Сигарет и хавки мы купили, воды щас наворуем у начпрода, больше нам ничего не надо. Тепленьким на войну никто не поедет. Все, я погнал до медицины, Сережа – кофе, Механ – не проеб.ться. Контроль за виконанням наказу залишаю за собою. – И я потопал мимо банной палатки в сторону «таблеток».

Через полчаса карма-злодейка довела меня до истерики, а ротного и Президента – до вусмерть испорченного настроения.

– Танцор, смотри сюда, – комбат развернул карту на столе первого этажа штаба. Ротный наклонился вперед, одновременно протягивая руку куда-то вбок, в которую Президент сразу же вложил планшет АрмииСОС, – отмечай себе. Цель семнадцать, бээмпэ противника. Отут капонир, видишь? Нашел?

– Нашел, – ответил Вася и тыцнул по экрану потрепанного «Asus»’а.

– Карту надо иметь. Кар-ту. А не только планшет, – веско сказал начштаба.

– Карта есть, но наша, окрестности Докуча. И на планшете удобнее.

– А сядет планшет?

– Заряжу. Два пауэрбанка с собой.

– А сломается?

– На телефоне открою.

– А телефон сядет или сломается? Как тогда задачу выполнять будешь?

– А карта порвется, проеб.тся или сгорит? Викторыч, я не понял, вы чей друг, мой или медведя? – Вася посмотрел на начштаба.

Роман Викторович покачал головой.

– Так, если двадцать первый век закончил выяснять отношения с девятнадцатым, вернемся к ориентирам. Смотри. Цель восемнадцать, укрепленная позиция. Ориентиры прикинул? Понял? Точно? Дальше, цель девятнадцать, минометная позиция… – комбат быстро нарезал задачи, хотя торопиться вроде некуда.

Я оглянулся. А Механ-таки проеб.лся, вот блин. Ну, ничего, не дай Боже придет с запахом – он у меня обратно на террикон пешком пойдет.

– Минометная позиция, – начал смаковать Вася. – Это хорошо. Эх. Накрыть бы…

– Накроем, если надо будет. Дальше. Цель нумер двадцать. Отдельно стоящее здание. Там живут лентяи, не хотят в блиндажах жить. Ничего, это ненадолго.

– Принял, нанес.

– Я говорю куда – и ты туда летишь. Если надо, будешь корректировать СПГ или семьдесятдвоечные минометы.

– Все понял.

– Вы на хрена генератор приперли?

– Батарейки заряжать.

– Там есть геник, свой выбросьте тут. Мне машина ваша нужна.

– Это не машина, это медэвак, – вклинился я, – я уже все точки забора раненых с медиками согласовал.

– Медэвак у нас – бэтэр разведки, – комбат злился, но все-таки объяснял.

– Доповидаю. Бэтэры разведки у вас и огневое прикрытие, и медэвак. Так не пойдет. Бэтэра не окажется тогда, когда он мне понадобится. Медэвак – это всегда отдельная машина, нигде и никак больше не участвующая. Я медиком иду и отвечаю за эвакуацию до «Пятого клапана», и чтоб живым довезти. – Я наклонил голову и смотрел на комбата исподлобья.

– Так, военный. Во-первых, ты не понял. Во-вторых, рановато ты начал комбату перечить, – комбат вдруг стал необычайно вежливым, и это обозначало – оно взбешено. – На машине своей ты повезешь сапера и кучу бэка и вооружения. Так что геник свой выбрасывай к херам, и остальное тоже, стой ровно и жди команды.

– Я повезу все, что надо и куда надо. Но потом пикап останется медэваком со мной.

– Мартин. Иди, покури, остынь и не п.зди мне тут, – махнул рукой комбат.

Я остался на месте, мы оба были упрямцами, только он отвечал за весь батальон и за всю операцию, а я – нет. А с другой стороны, медэвакуация – это моя зона ответственности, и если я посчитаю нужным, позвоню сейчас на террикон, и через два часа сюда приедет бэха-двойка. Ммм… То я перегибаю, пожалуй, вызывака грозный нашелся. Я аж зубами скрипнул, ну как же ж не понимать, что медэвак – это самое важное. Хотя… Каждый, буквально каждый, кто за что-то отвечает в армии, считает именно свое направление самым важным и «выносит мозг» комбату именно по своим задачам. Эх… Пойти покурить? Кофе наконец-то намутить?

– А… Насчет зарядки…Так, а геник откуда на новой позиции? Неужели с собой понесут? Или разведка заволокла? – вклинился ротный, пытаясь спасти меня от комбатского гнева.

– А кто тебе сказал, что ты идешь на новую позицию? – посмотрел на Васю все еще раздраженный комбат.

– А куда? – недоумевающе спросил Вася.

– Ты летаешь вон от него, – кивнул комбат на «Малыша», командира РВП. – С «Кукушки». А Прези… тьфу, Сергей будет работать с СПГ с «Кондора», который становится тылом.

– С «Кукушки«? На захват я не иду? – ужаснулся Вася.

– С чужого СПГ? С непонятно пристрелянным прицелом? – в унисон ужаснулся Президент.

И вот тогда я заржал. Взахлеб, до истерики. И все, кто увидел Васино лицо, это выражение «меня не взяли на войну», засмеялись. Дурное напряжение, царящее в большой комнате на первом этаже здания, лежавшее тяжелой холодной тушей на взгорбленном паркете и давившее на души каждого, кто участвовал в подготовке операции, вдруг куда-то делось. Все смеялись, в двери заглянул зампотыл, увидел ржущую толпу, на всякий случай улыбнулся и быстро исчез.

А мы ржали. Даже Вася улыбался, и я вдруг представил, что сказала бы его жена, Оксана, если бы узнала, что ее муж страшенно расстроен тем, что его не взяли в группу на захват новой безымянной посадки, затерявшейся среди тысяч таких же по всей длинной и нагретой щедрым солнцем линии разграничения.

6

– Тыловые крысы. Покы я на передку воював, вы в тилу баб портылы! – я изгалялся как мог, выдумывая все новые и новые мерзкие выражения, адресованные Васе и Президенту, стоящим за машиной. Вася копался в планшете, Президент отбрехивался и скрипел зубами.

– Повертайся живим. Янгола-охоронця, – буркнул Вася, выключил планшет и сунул его в нагрудный карман горки.

– Так, не п.зди мені отут, воєн ніхуясебе! – рявкнул Серега.

– Обидеть героя может каждый! – тут же ответил я. Стоявший у меня за спиной начштаба засмеялся.

Расклад был простым, и в этом раскладе каждому нашлось место. Комбат все задумал, защитил перед старшими начальниками и теперь рулил подготовкой. Начштаба все рассчитал, нарисовал на карте «Задум командира батальону» и теперь отвечал за координацию с підрозділами, которые должны нас прикрывать, если начнется халепа.

Прикрывала нас минометная батарея и два танка из танкового батальона. Наверное, еще кто-то, но меня как-то забыли поставить в известность. Насчет прикрытия я бы не обольщался, честно говоря, по-правильному было бы рассчитывать только на свой батальон. То есть, два бэтэра разведки, которые ездят и стреляют. В одном из них мехводом – Серега «Зубастик», и это вселяет надежду, да и начраз, он же командир разведвзвода, был нормальным. На этом бронетехника батальона начиналась и заканчивалась.

СПГ наши должны были работать с «Кукушки» и «Кондора», и на эти микропушки я крепко надеялся, мы все же были пехотой, «земляными червями» и «окопным быдлом», а пехота обожает СПГ. С «Кукушки» должен был работать Ваня, он же «Малыш», и я не знал никого в батальоне, кто мог бы управиться с тройкой гранатометов так же изящно-непринужденно. Плюс там наш ротный, тоже далеко не дурак с СПГ, плюс в дневное время – корректировка с квадриков, в которой он наблатыкался на терриконе.

С «Кондора», с той позиции, через которую пойдет группа захвата и которая становится тылом, должен был работать из одного граника Президент, и эта ироничная падлюка, младший из трех братьев – притом что оба старших тоже повоевали на этой войне – своего бы не упустил ни за что. Остальные… Мой бат, но вот так – стопроцентно, я был уверен в своей роте. Это уже ни хрена не мало, на самом деле. Еще, конечно, Васюм – несмотря на все наши приколы и трепетную любовь Механа к спиртосодержащим жидкостям, когда нужно, Васюм превращался в совершенно отбитого пехотинца с лозунгом «Ни ума, ни мозгов, ни жалости», такого же, как и большинство остальных, не боявшегося ни черта и выполнявшего свою задачу в любой ситуации и с любыми вводными.

Резервом командовал замкомбата. Резерв я обожал, так как старшим расчёта АГСа был наш бесценный начальник финслужбы батальона Андрей с позывным «Вуди», молодой, умный и абсолютно адекватный. Еще в резерве был Толик «Банкир», начальник строевой… Короче – резерв у нас был, и этот резерв теперь выдвигался на «Кондор» как на основную позицию, на которой они могли встретить возможную контратаку сепаров. А вез их кто? Правильно, я. И еще я вез своих, кучу бэка, воды и зброи.