Текст книги "Пехота"

Автор книги: Мартин Брест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Был вечер… Замечательный. Тихий, ласковый, удивительный вечер, мне было откровенно страшно, я старался не подавать вида, быть «как все», натужно шутил, подкалывал Васю, Президента и Механа и постоянно нащупывал в кармане телефон.

Звонить? Не звонить? Эххх… Черт его знает… Нет, не буду звонить. Телефон-то выключить придется. Хотя бы на день… И тут телефон зазвонил.

Жену не обманешь, тут как ни придумывай. Чувствует. Вроде днем уже разговаривали, вроде и повода для звонка никакого… Но звонит. А что сказать? Что вообще принято говорить? Что все будет хорошо. Что какое-то время буду на сержантских курсах в Волновахе и не смогу говорить. Что люблю… И что целовать ребенка надо очень много и часто. Ну и все, в принципе. Ничего не сказал… но как-то полегчало. Так, ну что, погнали, не?

Тяжело нагруженный и просевший пикап, в кузове которого болталась невероятная куча бэка, зброи и мобилизованных пехотинцев, зарулил на «Кукушку». Вася выскочил из машины, вдохнул, посмотрел на позицию, на улыбавшегося Малыша, вылезшего из блиндажа, и принял подаваемые Президентом из кузова коробки с квадриками. И третий «Фантом», и четвертый были без рюкзаков, просто в картонных упаковках, к каждому был отдельный волонтерский планшет, и они были какими-то… бессмертными, что ли. Заколдованными непонятно кем и когда, квадриками-несбивайками, мы пролетали на высотах в сто пятьдесят – двести над активно стреляющими сепарами, падали на серую зону – и квадрики упорно выживали. Тройка вообще влетела в кузов шишиги на полной скорости и отделалась только сломанными лопастями. Зачарованные, точно.

Я передал Васе его потертый АКС, спальник и рюкзак сбросили из кузова.

– Малыш, принимай гастарбайтера! – крикнул сверху Президент.

Малыш засмеялся, ротный погрозил Сереге кулаком.

– Я этого Гаранта на «Кондоре» подарю в третью роту. Навсегда. С тебя магарыч, – пообещал я Васе. – Все взял?

– Та, вроде, все.

– Ага. Что забыли, назад привезем, – кивнул я.

– Себя назад привезите, – буркнул Вася.

– Рано хоронишь, начальник, – засмеялся я.

– Тьфу на тебя, дурко. Все, давай. Скучной ночи.

– Скучной ночи, Николаич. Все будет заеб.сь. – Я обнял командира и залез обратно в машину.

Вася помахал рукой населению кузова и поднял рюкзак. Машина заскользила задними колесами по траве, немножко буксанула, дернулась и вывалилась на грунтовку. Мне было… странно. Неуютно, что ли. Непривычно. Без ротного… В нем я был уверен на тысячу процентов, я настолько привык, что он присматривает за мной, а я – за ним, что оказаться отдельно было… хм… Ладно, не отвлекайся, мобилизованный сержант, сегодня у нас будет интересная ночь.

Серега и остальные сползли на «Кондоре», там же сгрузили часть бэка и Серегин ПКМ, нехай сам с ним еб.тся. Мы с Васюмом покурили с населением «Кондора», попили водички и поехали на РОП, позицию еще западнее «Кондора», нужно было догрузиться, и там в машину должен был подсесть Иисус – наш сапер, он же начальник инженерки. Кроме Иисуса в машину очень хотел АГС, и мы с Васюмом стали перед дилеммой – взять с собой сапера, единственного из нас, кто знает путь, по которому может пройти машина, ну и расположение мин на этом тернистом пути, или единственный АГС. Было около половины десятого вечера, во рту горчило от бесчисленных сигарет, вокруг нас собирался вечер и сводный взвод тех, кто должен был идти вперед.

Навьюченная по самое «не зайобуй», привязавшая к разномастным рюкзакам лопаты, цинки, короба к пкмам, какието скатки, свертки и ленты – возле машины собиралась пехота. Пехота была дурная, резкая, вечно недовольная и совершенно родная, мимо протопало двое связюков, пытавшихся друг другу втулить четвертую катушку кабеля. По пыльной асфальтовой дороге подкатил бэтэр разведки, сидящий за мехвода Зубастик высунулся и помахал нам рукой. Сзади к нам неслышно подвалили два метра и сто килограмм, обвешанных оружием, я обернулся и увидел единственного из моих знакомых военного, кто мог носить в набедренном кармане горки саперную лопатку, и ни у кого это даже не вызывало желания пошутить. Дима, «Алмаз», командир третьей мотопехотной роты и сегодня – командир сводной группы. Дима выглядел так, как и должен был выглядеть и чувствовать себя командир перед таким интересным мероприятием – он был за.бан, зол и в меру ядовит.

– Чего стоим, кого ждем-на? – вместо приветствия буркнул Дима и хлопнул комара на тыльной стороне ладони.

– Тебя ждем, точнее, твоего мудрого командирского решения. Вот у нас дано – пикап, один Механ, один я, один Иисус и один АГС. Выбери три из четырех.

– Если ты хочешь мудрое решение-на, то это к комбату.

А я по-простому скажу. Ты медик-на?

– Угу. – Я тоже хлопнул комара.

Вот задолбали, сепары летающие, хуже мышей. А хотя нет, ничего нет хуже мышей.

– Тогда ты в теме. Ну и машина твоя-на. Механ тоже надо – он и машину водит-на, если ты ээээ… – Алмаз покрутил сигаретой в воздухе, – закончишься-на. И копать сможет.

– Угу.

– АГС мне во как нужен, у меня ж только три ПКМа-на, СВД у разведосов и остальное – пукалки. А сапер-на мне нахер не впал. Иисус, без обид-на. – Алмаз посмотрел сверху вниз на Иисуса. Иисус был ростом метр шестьдесят пять, чистого весу без погон имел килограмм пятьдесят, и при этом проглотить без соли этого жилистого, хитрого и упертого дядьку не получалось еще ни у кого.

– Нема сапера – машина не доедет. Они пути не знают. И ТМ-ки там стоят. Я туда на машине ездил, на «Волыньке» своей. Ну, не совсем туда, но близко, – Иисус без боя не сдавался. – А, и еще есть приказ комбата.

– Мля. Мартин-на. Делай шо хочешь, хоть приматывай Иисуса-на скотчем на капот, но АГС мне обеспечь. И улиток штук десять-на. Эй, мля, ты шо это скинул? – вдруг заорал Алмаз в сторону. – Я тебе, бля, щас скину-на! Спальник щас оставишь, а коробку понесешь! Охерел-на, воин?

– Эх… – Я облокотился о теплый борт машины, пощелкал грязными ногтями по кружке, все так же привязанной к моему рюкзаку, и улыбнулся. – Что-то придумаем. Мы же в армии.

На дороге показался комбатский паджеро, подрулил к нам, качнувшись на горбах грунтовки, и из него вылез комбат. Воинство, до этого громко возмущавшееся своей нелегкой пехотной судьбой, тут же примолкло, солнце бросило свои последние… нет, крайние лучи на двадцать пять человек, две машины и жидкую зеленку под Старогнатовкой.

– Речь, – сказал комбат и замолчал.

Пехота тихо внимала. Кто-то чихнул, кто-то выронил лопатку и, звеня майном, наклонился ее подобрать, пытаясь не упасть. Связюки пытались тихонько подложить катушку с проводом на гору бэка в кузов пикапа, зоркий Васюм, сидящий сверху, безмолвно пресекал этот произвол угрожающими жестами.

– Речь, – повторил комбат. – Она будет краткой. Нет лучше войск, чем пехота, нет лучше пехоты, чем сорок первый батальон. Копайте тихо и быстро, не палитесь, и все будет заеб.сь. А если спалитесь, мы их танками в пять секунд расх.ярим. С Богом.

Толпа заухмылялась. Я вспомнил, что танков у нас аж два, и те неизвестно где и когда подскочат. С другой стороны – они из танкового бата семьдесятдвойки, а командира танкистов я знал, он был абсолютно чокнутый в хорошем, военном смысле этого слова. Если их… если нас начнут сильно ху.рить, он и роту выкатит, наплевав на всякие «заборони на відкриття вогню» и ОБСЕ, и отровняет ландшафт по полной. Надеюсь. Крепко надеюсь. И комбат, наверное, достиг некоторых эээ… договоренностей на их, комбатском, уровне. Никогда нельзя недооценивать силу армейских горизонтальных связей.

– Перекур и выдвигаемся, – зычно крикнул Алмаз. Комбат подошел к пикапу, поднял голову и начал с интересом рассматривать Васюма, сидящего сверху на горе ящиков. Васюм занервничал.

– Это что? – комбат махнул рукой вверх.

– Это не «что», это матрос Васюм, готовящийся войти в историю, как первый механик-водитель, на.бнувшийся с волонтерского пикапа при захвате серой зоны в секторе «Мэ», – быстро ответил я.

– Та я понял, что Механ. Я спрашиваю, почему без бронежилета и каски? – комбат даже не усмехнулся. – Эй, на крейсере! Где бронежилет и каска?

– Виноват, тарщ полковник! – гаркнул я во всю мощь прокуренных легких. – Разрешите устранить?

– Устраняй, – комбат отвернулся к Алмазу.

– Я в бронике-на, – на всякий случай сказал Алмаз.

– Но без каски, – тут же парировал комбат.

– Она у него в кармане, – вклинился я, – под саперной лопаткой.

– Юмористы. Петросяны херовы. А кто за все отвечает?

– Вы, – хором сказали мы с Алмазом.

– Отож, – вздохнул комбат. – Так, выдвигаешься через полчаса, а то и через сорок минут. Ближе чем на восемьсот не подъезжай! Карту запомнил? Все. Жди моего звонка. Иисуса нашел?

– Нашел.

– И где он?

– Ээээ, – я обернулся к машине.

За кабиной раздалось невнятное шебуршание, сдавленные маты, и тут же показался Иисус в надетой набекрень незастегнутой каске.

– Я тут.

– Что решил? Затягивать будешь?

– Сбоку в посадке, справа – да, поставлю. На поле – нет.

Палевно, срисуют в момент.

– Я же говорил… – комбат опять обернулся к Алмазу: – Ладно, давай уже сигарету, и выдвигайтесь.

Алмаз протянул открытую пачку, потом зажигалку. Понемногу начинало холодать, полетели на дорогу яркие светлячки окурков, и маленькая группка уставших людей, вытягиваясь в колонну, неторопливо потопала на поле. Последними шли два связиста, один разматывал кабель, второй пытался пристроить, ну хоть куда-то, четвертую катушку.

Я поставил локти на капот, положил подбородок на сплетенные пальцы и постарался запомнить навсегда, вбить, впечатать в память этот кадр – куцая зеленка, поле, две машины, набитые боекомплектом, и два с половиной десятка людей, о которых никто и никогда не вспомнит, не оценит, не наградит, и которые уходят туда, в сторону Белокаменки, ни черта не зная и упрямо переставляя ноги, шаг за шагом, стукая берцами в донбасскую пыль. На восток, откусывая по километруполтора-два, нечасто, потихоньку, теряя людей, сжигая топливо и вгрызаясь в грунт, двигалась украинская пехота.

7

– Нооочь… И тишинаааа… Данная навеееек… – я распевал песню, втискивая тяжелый пикап вдоль посадки где-то между Гранитным и Старогнатовкой, пытаясь приехать куда надо, а не хрен знает куда. В «хрен-знает-куда» было плохо, мне туда не хотелось, да и никому, честно говоря, не хотелось. Слева от меня, на переднем сиденье машины, в немыслимой для гражданского человека позе ехали обнявшиеся Иисус и АГС.

– Слушай, я не понял, тут левее, нет? – Я придвинулся к лобовому стеклу, но виднее не стало. Попытался высунуть голову в окно, но так тоже ни черта не было видно.

– Я так не скажу, – просипел Иисус, – я ж не вижу ничего из-за этого твоего АГСа.

– Это не мой. Это алмазовский. Ты мне чужой АГС не приплетай. И ногами там не шуруди, прицел сломаешь.

В ногах у сапера лежал завернутый в какое-то рядно ПАГ, булька с водой и еще какая-то минно-взрывная фигня, постукивающая друг о друга твердыми боками в банальном советском замызганном вещмешке. Мне совсем не хотелось знать, что там. В кузове, на башне из ящиков с бэка, горделиво возвышался Васюм, обозревая окрестности, то есть, серую зону, полосу безвластной и ничейной земли. За нами тащился комбатовский паджеро с Мадьяром за рулем. Дороги Мадьяр тоже не знал. Мы тулили вдоль посадки, инет стоически отказывался работать, навигатор помещал нас то в Кальмиус, то к «нижнему» магазину в Старогнатовке, то почему-то к волноваховскому автовокзалу. Хотелось есть.

– Да. Тут налево, вдоль посадки до угла, и там разгружаемся. До наших будет примерно метров восемьсот-девятьсот.

– О. То шо комбат прописал. Погнали.

– Потихоньку давай. Я тут не проверял ни черта.

– Вот умеешь ты обнадежить. Поползли. Васюууум, – я опять высунул голову в окно.

– А? – раздалось уставное выражение второй роты откуда-то сверху.

– Посилити пильність, людей в укриття, спостерігати і доповідь мені! – пробормотал я и с третьего раза поймал вторую передачу.

– Шо? – прилетело с башни-из-сплошного-бэка.

– Ничо. Забей. Высматривай угол, скоро приедем.

– Ага, – равнодушно ответил Вася.

Но тихо было, да. Урчание двух машин, идущих без света, только и вплетало в эту ночь солярный выхлоп и треск травы под горячими шинами. Тихо… И это было прекрасно. Люди дошли, сбросили бэка, выползли на поле и взялись за лопаты. Нам бы три ночи… Ээээх, не перегибай, Мартин. Хотя бы две, и мы хоть немного закопаемся. А ежели мы хоть немного закопаемся, то выковырять нас можно или тяжелой артой, или ножками, ножками к нам пришлепать. Мечты, мечты. Интересно, как футбол закончился? Кто хоть играл-то?

– Не понял, – сказал Иисус и опять засовался на сиденье.

– Отэто ты сейчас плохо сказал. Неуютно. А учитывая, что ты еще и сапер, это вдвойне херово.

Я нажал на тормоз, тяжелая машина стала, сзади тут же остановился паджеро.

– По моим расчётам мы уже проехали угол. Но угла-то нет!

– Мда… – я вылез из машины и посмотрел вверх.

Махнул Мадьяру, он подхватил свой АКМС и тоже вылез наружу.

– Шо такое?

– Иисус нас завел, хер знает куда. Еще полчаса – и Россия.

– Эй, ты того, не перегибай! – возмутился Иисус. – Просто с посадкой этой долбаной не совсем ясно. Там надо было на восток сначала…

– Я карту не смотрел, – тут же открестился Мадьяр. – Я занят был. Саныч сказал, шо Иисус все знает.

– Ни хера я не знаю, отвяньте от меня.

– Так, военные. Давайте рассуждать логически. Мы должны были ехать вдоль посадки с запада на восток. Доехать до тупого угла. Разгрузить машины, нашу замаскировать, тебя отпустить с Богом, – я кивнул на паджеро, Мадьяр согласительно поворчал. – А потом пройти примерно восемьсот метров на юго-восток, вдоль этой стороны посадки, и пешком выйти к нашим. Так?

Ответом мне было гордое молчание. Я еще раз покрутил в голове карту. Вроде, похоже. Звезды… Вон Полярная. Вроде бы. От нее… Блин. Мы едем на юго-восток. Хм. Насколько мы уехали? Мы могли не доехать до нужной нам лесополосы, свернуть раньше… Тогда Белокаменка от нас четко на севере, так? И мы приехали к сепарам. Но тогда мы бы пересекли асфальтовую дорогу, раньше соединявшую Белокаменку с Гранитным… А мы ее не пересекали. Здоровый топографический кретинизм пехоты боролся во мне с пониманием, что площадь-то тут небольшая, ограниченная асфальтовыми дорогами, и потеряться толково, со вкусом, с форсированием Кальмиуса и выходом на Красный Октябрь мы просто не сможем. Значит, мы возле одной из аж двух посадок…

– Эээ… Мартин, чуеш… – прокашлялся с высоты Васюм. – Якщо ви вже закінчили блукати, то я тоді злізаю та йду далі пішки. Бо, по-перше, наши тут йшли, ось польовка на кущах, – Механ махнул рукой вбок, на кусты. – А по-друге, вон впереді наші біля посадки шорхаються, шо дурні. Метрів двісті, чи шо. Так я піду?

– Бля, – сказал я.

– Ливингстон, – сказал Иисус из кабины. – Заберите АГС, пожалуйста.

– Контакт сзади, – сказал Мадьяр и исчез.

Я дернул РПК из кабины, упал на колено и аккуратно, тихо-тихо, опустил предохранитель. Чччерт, очки замацанные, не вижу ни черта толком. В кабине шоркается Иисус, пытаясь выбраться из-под гранатомета, Васюм наверху привстал и всматривается в темноту.

Из этой самой темноты, ровно оттуда, откуда мы приехали, появились две смутно знакомые фигуры. Связисты, ругающиеся друг на друга, тащили четвертую катушку, видно брошенную на полдороге. Они молча обошли обе машины и потопали вперед, с неуклюже болтающимися автоматами, в брониках и нелепо сидящих касках. Я поднялся, выдохнул и сунул в рот сигарету. Из кустов неслышно появился Мадьяр, а из кабины с каким-то непонятным хрустом выпал Иисус.

– Давайте вже розгружатись, бо їсти охота, – проворчал Васюм и ловко соскочил на землю.

– Ох.енно, бл.дь, – подвел я краткий итог первого этапа захвата серой зоны силами одного отдельно сводного взвода одного невероятного мотопехотного батальона.

8

… чи ее руками просто затолкать в кусты? Ну да, сильно мы две тонны затолкаем. Не, треба заводить этот трактор с турбиной, по неясной для меня причине именовавшийся пикапом, и сдавать задом в посадку. Посадка была настолько хилой, что казалось, газани я чуть сильнее, и проскочу ее насквозь, вывалившись прямо на поле перед Белокаменкой. Задние фонари были давно и надежно залеплены вот этим американским серым скотчем, таким, что легко рвался руками, но как прилепишь – фиг отдерешь потом. Чуть назад… Васям, не молчи, много еще?

– Давай, не сцы, давай… Стооой. Отутой нормально буде, все, глуши. – Васюм махнул рукой и буцнул какую-то ветку. Ветка не шелохнулась, а Васюм захромал вдоль машины. – Ключи на сідушку брось, повний привід не вимикай. І дверку сильно не зачиняй.

– Фуууух. Упарился. Ладно. Тре пацанам сказать, чтоб богатство до утра забрали, а то палевно будет. – Я вытащил откуда-то из-под сиденья бутылку теплой воды и надолго присосался к горлышку.

Перед нами справа от машины лежало аккуратно то, что мы привезли двумя машинами. Иисус уже умчался куда-то в чахлые деревья, забыв свой рюкзак со шмотками, зато прихватив вещмешок с саперными своими приблудами.

АГС с прицелом, девять улиток набитых и еще цинков семь вогов. Стрелкового бэка до чёрта, мух двадцать шестых десять… не, одиннадцать, десяток булек с водой, четыре коробки-сотки к ПКМ-у и жемчужина нашей коллекции, вишенка на тортике советского военпрома – 9П135М и пять стотринадцатых ракет. Нет, гоню, три стотринадцатых и две стоодиннадцатых. О как. Я накинул на плечи медрюкзак, сгреб второй, с хавкой, шмотом и магазинами, отцепил спальник, каремат, третьей рукой подхватил РПК и побрел, пошатываясь, вперед, вдоль посадки.

Алмаза я нашел на поле. На том самом поле, где все копали позиции – по факту просто лунки в земле типа «яма пехотная, стрелковой ячейкой обзываемая», которые потом, достигнув нужной глубины, должны будут соединиться траншеей и образовывать что-то типа полукруга, из любой точки которого будет открываться прекрасный вид на Белокаменку. Алмаз, скинув броню, ожесточенно вталкивал лопату в сухую землю сектора М, второй человек, рядом с ним, смотрел на поле в теплик.

– Бог в помощь, – я присел рядом с ямой.

– Пригнись ниже, не маячь-на, – буркнул Алмаз, не отвлекаясь. – АГС привез?

– Все привез, как заказывали, ровно по накладной. Доставочка до подъезда, на этаж не поднимаем. Рассчитаться бы. Товарные чеки в коробочках, на гарантии распишитесь – и я поехал дальше по заказикам.

– О, юмор, – выдохнул Алмаз, разогнулся и аккуратно положил лопату на будущий бруствер. – Юмор я люблю. Давай так – я сейчас нашего агсника кликну, ты ему всю фигню отдашь, и он пойдет размещаться.

– Позицию по АГС тоже будешь копать?

– Потом. Хер знает когда. Нам тут бы успеть… Светает рано. Сейчас почти двенадцать… Копаем до трех, до четырех маскируем позиции и съебываем в посадку, а тут весь день разведка дежурит.

– Успеешь?

– Выбора нема… Но это п.здец засада-на, Мартин. Тут курган, явно. Пацаны-на уже черепок какой-то выкопали. Сантиметров пятьдесят-на земля, а дальше все, звизда. Кирками сейчас будем ху.рить-на.

– Это херово.

– Шо у тебя по медицине? Я с вечера не зае.бывал, сам за.баный был, ну и ты говорил, шо все ах.енно будет.

– Я тебе и сейчас мозг мусорить не буду. Все нормально будет, по максимуму. Отработаем, но лучше бы не пришлось.

– Та отож. Все, давай, размещайся там, зброю выдай только моим. А то мы тут и копаем, и смотрим, – и Алмаз кивнул на аккуратно лежащий на автомате «Пульсар».

– Там на краю мой Механ сидит. Передай своим, чтоб нашли его, он скажет, где зброю забрать. И остальное до рассвета сгрести бы надо, бо спалимся.

– Далеко?

– Метров до двухсот. Проеб.ли чутка с маршрутом. Но то такое, приныкали нормально машину, и если что – нести ближе.

– Лучше бы не пришлось-на.

– Да, лучше бы не пришлось.

Молчим, курим в яме. Слева и справа раздается хэканье и стук лопат, странные звуки для обычной летней ночи. Кто бы сказал еще два с половиной года назад…

– Короче. Хватай свою тяпку, я сейчас за пуликом сгоняю и сяду у тебя тут за СП. Все равно делать нечего.

– Копай себе дневку, ховаться по светлому надо будет, увидят – п.зда нам-на.

– Лопату именную серебряную дома забыл. Да нормально все, под утро выкопаю. Сколько теплаков?

– Один.

– Бля.

– Еще два ночника, но такие-на, хероватые.

– Ладно. Механа я тебе на правый край поставлю, ночник возьмет.

– На левый-на его загоняй, справа Иисус в посадке шарится, ядреную-на бомбу мастерит.

– Понял-принял. Ща вернусь, три минуты.

Я поднялся и, пригибаясь, потопал в посадку. Обернулся, сузил глаза под мутными очками. Старлей, командир мотопехотной роты, тяжело взмахивал лопатой, всаживал ее в твердую землю и шумно выдыхал при каждом ударе. В нескольких сотнях метрах восточнее, за полем, невидимая сейчас нами, стояла брошенная жителями Белокаменка.

… Включить, подождать полминуты. Подняться, стать на болящие колени и потихоньку, слева направо, за минуту ощупать черно-белый мир, пытаясь сквозь тепловизор понять, дотянуться, потрогать – это точно не человек там, на поле? Движется? Может, лежит, точно так же всматриваясь в меня через свой такой же теплак?

Через минуту картинка в теплаке замыливается, нужно выключить и подождать. Лежу на земле, пытаюсь проморгаться, рассматриваю огромное небо, раскинувшееся сверкающими каплями над двумя восточными областями. Мерцают, собаки такие. Боже, красиво-то как, даже на мой невпечатлительный взгляд айтишника, никогда не поднимавшего взгляд выше монитора. Красиво. Прохладный ночной ветер подлетает к грязному лицу, гладит прозрачными пальцами кожу, проводит по переносице какой-то легкой сухой травинкой и улетает дальше, прочь от маленькой горстки уставших теплых людей, копающих землю, которой миллиарды лет.

…Еще удар, еще. Плохо наточенное лезвие лопатки вбиваю в землю, стоя на коленях, отбрасываю аккуратно, нельзя расшвыривать, палевно будет, поэтому вот так вот, холмиком. Капля пота скатывается по носу, повисает на кончике и падает в пыль. Бух. Бух. Надо было свою лопату с террикона везти. Именную, мля. Серебряную. С инкрустацией. Бух. Что ж тебе дома не сиделось, воин, мля, ох.евший. Бух. Не, главное «куда вы без меня, я такмед, я в учебке инструктором был!». Инструктор хренов. Бух. Маленькие дети, ни за что на… Бух… свете не ходите, дети, в «warbelt’e» копать. По штабу рассекать – оно да. Воевать, мабуть, тоже. В Волновегасе бередить сердца юных и свирепых вспшников… Бух… Но копать… Лучше бы я лопату взял. Уууух. Перерыв. Что ж колени так болят, а? Нема наколенников, не подобрал удобные, а неудобные раздал. Надо было себе штаны такие понтовые, со встроенными «коленями», купить. Ага. Но – дорого. Нам еще машины перед маршем доворачивать, бабла уйдет, ооой, сколько. Нахер мне те штаны, лучше еще один аккум на моторолу прикупить. И маленькие – на теплак. На теплак даже нужнее. Все, отдохнул? Потом покуришь, айтишник мотопехотный, инструктор, мля, невероятный. Бух. Ччерт, светает уже, быстрее надо…

… Включить теплак. Осмотреть поле. Выключить, экономя батарею. Лечь спиной на землю, почувствовать все ее неровности, бугорки, впадинки…

… Бух. Еще раз. Еще. Покури, братан, я тебя подменю. Молодой хлопец, три недели как из учебки, сворачивается на дне ячейки и с наслаждением хлебает теплую воду. Бух. Отдохни, я покопаю, я же медик, мля…

… Включить теплак…

9

Они спалили нас только под вечер второго дня. Черт его знает как, но эти хлопки ни с чем не спутаешь, звук ввинчивающихся в воздух вогов продрал по спине и ушел куда-то в ноги. Краем глаза я увидел, как наш агсник рвет взвод и накручивает наш единственный гранатомет куда-то в сторону выходов.

Ячейки были готовы едва наполовину. Сантиметров шестьдесят от силы, а про траншею никто ещё и не мечтал. Шестьдесят сантиметров – много или мало? Мы с Васюмом… Ну ладно, в основном, Васюм… Мы отрыли полблиндажа в зеленке, назвали это медпунктом и готовились к ночи. Ночь наступила чуть раньше. Васюм соскользнул в четырехугольную яму, я схватил РПК и спрыгнул вслед за ним. Мимо пронеслись два хлопца, первый тащил установку птура, а второй нежно прижимал к груди эм-стоодиннадцатую. Пшикнула рация, тут же вышла еще одна серия вогов. Эти легли в посадку, ближе к нам, примерно между машиной и нашей позицией. Нащупывают. Наши почти все, кроме разведки и расчетов тяжеляка, были на поле. Шестьдесят сантиметров… Мда.

Куда я пулемет схватил, идиот? Я отбросил РПК, застегнул на себе многострадальный, измазанный землей «warbelt» и выдернул из-за поваленного ствола медрюкзак. Каску нахер, неудобная эта темповская хрень, подвес явно дебил делал с квадратной головой. Плейт на себя, магазины нахер, на поясе есть два и один сорокпятый в пулемете, этого хватит.

Вот долбаная липучка… Еще два турникета в набедренные карманы… Как, как еще подготовиться? Носилки, точно, мягкие носилки развернуть и засунуть под лямку. Все. Ждем.

Выходы. По нам. Всё, нащупали. Сейчас они АГСом перестанут играться, и по нам отработает миномет. Ну что, майн диар командир мотопехотного взвода, вы в первых рядах, поздравляю. Поле замерло совсем. Шестьдесят сантиметров. В маленьких ямках посреди Донбасса на никому не известной операции приготовилась воевать пехота. Три ПКМа, один АГС, птур, почти бесполезный из-за падающих сумерек, и двадцать пять украинских военных. Херрасе. Целых двадцать пять… Я сплюнул и закинул рюкзак на плечо. Хлоп, хлоп, хлоп… Приходы… Сейчас въ.бут из миномета.

Выходы. Грохот, свист – и три железных болванки разлетаются среди Белокаменки. Осколки хлещут по стенам домов, секут низкую траву. Еще. Еще. Три СПГ с «Кукушки», беглым, я не знал, что Малыш может стрелять с такой скоростью. Сепарский АГС заткнулся, и тонкие свисты ОГ-9 тянули свои ноты в этом прекрасном, замечательном, самом вкусном воздухе, раскидывая металл над сепарскими позициями. Васюм присел на краешек, вытащил из мятой пачки синих «Прилук» сигарету и протянул мне. Я взял.

– Ще поживемо, – сказал Васюм и улыбнулся.

– Спасибо, Малыш, – неожиданно охрипшим голосом произнес я в пространство и закурил.

…

– Спасибо, Ваня, за приют, за ласку, – ротный закинул коробки с квадриками в кузов и обнялся с Малышом. Я помахал Ване из машины. Сзади сидел Васюм и грустно смотрел на китель Галы. Китель был весь уделан землей, а из полуоторванного рукава торчали яркие зеленые травинки. Васюм печалился, я улыбался, ротный захлопнул дверку и повернулся.

– Ну, шо там. Доповідай.

– Все за.бісь, товарищ генерал-лейтенант. За вашим наказом – без подій, – я развернулся и покатил на выезд с «Кукушки».

– Ну, норм. По дороге расскажешь. Погнали в штаб, отметимся – и домой.

– Ау, погоди, за Президентом заехать надо.

– А может, мы его на «Кондоре» забудем? Типа в подарок, – глаза ротного загорелись от этой прекрасной идеи. – Я хоть одно утро нормально посплю.

– Не прокатит. Я тут прикидывал – хорошо, но не получится.

– Чего это? Все получится, мы же в армии.

– Ну, во-первых, он шо тот кошак, по-любому домой дорогу найдет. Хоть к сепарам его завози, ну, я не знаю.

– Это точно.

– Во-вторых, у его жены есть мой номер телефона.

– Ой, бля.

– Отож. Хера мы отмажемся, любящее сердце х.й на.бешь.

– Зная его характер, может, она сама не против, чтобы он потерялся где-то в донбасских степях.

– Женщин нам не понять. Да и ребенок у него. Кстати, может его лучше хлопнуть? Шестьсот тысяч, все дела. Оформим, как надо, геройская смерть, грудью закрыл командира от вражеского снаряда калибром сто пятьдесят два миллиметра…

– А это мысль. Спишем на боевые, мол, так и так…

– Ээээ… Граждане вєлікіє начальнікі… – подал голос Механ. – На штабу тре гєніка нашого забрати, бо сп.здять, до бабки не ходи. І ета… В магазін треба заїхати.

– Заедем, Васюм, заедем. Пиво свое ты точно заслужил. Попей перед смертушкой лютой, пока Гала свой дембельский китель не увидел. – Ротный обернулся к Васюму и сделал строгое лицо: – Тока это… Без перебільшень. А мы кофейку треснем. Или, может, уже на терриконе?

– Николаич, ты будешь смеяться… – Я свернул на грунтовку к «Кондору», аккуратно объехал яму от градины и продолжил: – Помнишь кружку мою ох.нную, с раскладными ручками, шо я кофе в ней варил?

– Помню, конечно. Хорошая мензурка, почти новая, с пробегом по АТО. Еще бы ты мыл ее хоть иногда, цены бы ей не было.

– Если не мыть, кава вкусней получается… Так вот. Нема больше кружки. Там осталась, на «Спарте».

– От халепа какая. Так что, «Спартой» нарекли позицию?

– Ага. Мы же пехота, обожаем всякие древние эпосы.

– Ну, нехай «Спарта».

– Так и я о чем. Но кружку жалко. Кстати, о Президенте, Николаич. А знаешь, что в-третьих? – я притормозил, увидев, как от блиндажей к нам шагает улыбающийся Серега.

– Шо?

– В-третьих, нам без цього недоліка будет просто и банально скучно.

– Мы будем по всему этому скучать, Мартин, – командир посмотрел на грязный камуфлированный капот волонтерского джипа.

– Да, Николаич. Мы будем по всему этому скучать.