Текст книги "Психиатр"

Автор книги: Марк Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

Двусмысленно ухмыльнувшись, Джексон сказал психиатру:

– Ну, я оставляю вас, наверняка вам нужно обсудить много важных вещей. Я могу на тебя рассчитывать?

– Разумеется, господин директор.

Напоследок Вик Джексон бросил взгляд в сторону Катрин, за дверью палаты он столкнулся с доктором Кэмпбеллом.

Артур Кэмпбелл, дело которого в первую очередь подлежало рассмотрению на предстоящем заседании, явно нервничал:

– Ты говорил с Томасом?

– Я вызвал его к себе в кабинет.

– Ты все еще не поговорил с ним? – произнес тот встревоженным голосом. – Ведь через десять минут начнется!

Директор успокаивающим жестом положил руку на плечо коллеги:

– Послушай, не надо волноваться. У меня уже есть поддержка Ривза. С голосом Томаса у нас будет большинство, и двум истеричкам, жаждущим твоей крови, придется уйти ни с чём.

Доктор Кэмпбелл, не слишком успокоенный услышанным, нервно засмеялся. Вик Джексон торопливо отделался от него:

– Послушай, встретимся на месте. Я должен идти к себе, если хочу успеть поговорить с Томасом. Но ты не волнуйся, он на нашей стороне. В любом случае он не может мне в этом отказать – я, в конце концов, директор!

Глава 6

На пороге палаты Катрин доктора Гибсона остановила одна пациентка, которая три или четыре месяца в году проходила курс лечения в клинике по поводу обостренной анорексии и шизофрении. Двадцатипятилетняя Эми Робер считала себя гениальной поэтессой и в периоды вдохновения дни и ночи напролет строчила в большой тетради свои недоступные пониманию творения.

С не меньшей интенсивностью она была очарована доктором Гибсоном, его энергией, умом, чувствительностью и благородством характера. Он являлся мужчиной ее мечты, ее идеалом, поэтому она ни разу не возразила против продления пребывания в клинике: так она могла видеться со своим кумиром.

Девушка размахивала большим белым листом, напоминавшим странную рукопись.

– Доктор, я так счастлива, что наконец-то нашла вас! Я вас разыскиваю уже целый час! Вы непременно должны прочитать мою новую поэму. Она и правда гениальна! Знаете, я написала ее на одном дыхании!

– Я прочту ее, Эми, обещаю, но не сейчас. Я в самом деле очень спешу, у меня заседание через несколько минут.

Но пациентка, лицо которой, несмотря на почти скелетическую худобу, сохранило следы былой красоты, настаивала на своем:

– Я оставляю ее вам, доктор. Пусть вы не можете прочитать это сию минуту, возьмите.

Психиатр взял лист, засунул его в карман халата и, извинившись, двинулся дальше.

Внезапно он ощутил усталость. С тех пор как умерла его жена, он чувствовал, как больные вытягивают из него силы. Каждый отнимал немного энтузиазма, душевного спокойствия. И у доктора складывалось впечатление, что ему уже недалеко до полного истощения.

Его жене был присущ дар ежедневно восстанавливать в нем силы, столь необходимые для противостояния атмосфере уныния, царившей в клинике. Она была для него живительным источником, фонтаном, в котором он возрождался. Утратив этот источник, он оказался в свободном полете, его жизненные силы таяли, засасываемые пугающей пропастью. Неужели он уже оказался на грани депрессии, душевного опустошения? Возможно, все, что ему нужно, – это просто отдых, ему следует поехать в отпуск… Следуя в свой кабинет, он вдруг обратил внимание на висевший на стенде плакат с великолепными пейзажами пляжей на южных островах, – вероятно, именно в этом он и нуждался. Уехать. Все забыть, чтобы начать сначала.

Несмотря на советы близких, после смерти Луизы он не захотел никуда уезжать, хотя располагал достаточными средствами, да и руководство клиники охотно предоставило бы ему два или три месяца отдыха. Но он вцепился в работу, как в спасательный круг, зачастую проводя в больнице по восемнадцать часов кряду.

В кабинете его встретила секретарь:

– Господин Джексон позвонил дважды за десять минут. Он непременно хочет увидеться с вами перед заседанием.

– Я знаю, – ответил Томас.

– Я нашла досье, доктор. Оно на вашем столе.

– Очень мило, Грейс, благодарю.

Его элегантной помощнице было пятьдесят лет, десять из которых она работала на доктора и была абсолютно предана ему.

– Что-нибудь еще?

– Нет, Грейс, спасибо. Хотя постойте: презентация нового лекарства состоится ровно в четыре?

– Да, в амфитеатре.

– Спасибо.

В кабинете доктора Гибсона все было подобрано со вкусом: мебель, ковры, изящные безделушки. Он склонился над огромным букетом цветов, которые секретарь регулярно ставила в вазу, и вдохнул аромат белых роз.

Потом он взял маленькие позолоченные ножницы, постоянно лежавшие на столе, срезал один цветок и вдел его в петлицу. Сев за стол, он распаковал рубашку, приготовленную Грейс.

Дело, и без того деликатное, становилось еще более щепетильным, так как касалось его коллеги, почти друга; проблема заключалась в том, что у доктора Кэмпбелла была связь с пациенткой. Томасу Гибсону, возглавлявшему комитет по дисциплине, предстояло принять сложное и мучительное решение, если его коллега не сможет рассеять все до единого сомнения в том, что несет ответственность за вменяемую ему в вину ошибку.

Гибсон нахмурил брови. Документы досье произвели на него удручающее впечатление. Врач посмотрел на часы. До заседания оставались считанные минуты, а ему в любом случае нужно было еще зайти к директору клиники.

Он отложил распакованную рубашку и бросил взгляд на черно-белый портрет жены, фото, уже много лет стоявшее на его столе, снова напомнило о ее волнующем сходстве с Катрин. Та вполне могла бы сойти за дочь Луизы.

Его охватила тоска. Сможет ли он когда-нибудь забыть ее? А впрочем, хотел ли он этого на самом деле? Вдруг это окажется предательством?

Звонок телефона заставил его подпрыгнуть на месте.

– Доктор, директор только что звонил снова, – встревоженно проговорила секретарь. – Кажется, он теряет терпение…

– Да, хорошо, Грейс, я иду.

Он сменил рубашку и быстрым шагом направился в кабинет Вика Джексона.

Глава 7

В то время когда секретарь директора пригласила доктора Гибсона в кабинет, Вик Джексон как раз снял трубку телефона, поэтому жестом предложил посетителю сесть. Томас занял место напротив большого стеклянного стола, сиявшего чистотой, став невольным свидетелем телефонного разговор начальника.

– Ваше Преосвященство, – сказал директор, – я не понимаю, я… однако ваше имя фигурирует в списке. Подождите…

Он протянул руку к металлической этажерке, где лежало штук двадцать приглашений, отпечатанных на хлопчатой бумаге с вытисненными золотыми буквами. Он слегка небрежно потянул список из-под стопки приглашений на прием, который он давал сегодня вечером, и они упали к ногам доктора Гибсона.

Директор не придал этому значения – это были лишние экземпляры, – поэтому лишь скривил губы, как бы адресуя коллеге извинение за свою неловкость. Он быстро пробежал глазами список, пестревший множеством помарок, добавлений и исправлений, сделанных от руки.

Доктор Гибсон наклонился и собрал приглашения, намереваясь сложить их в обычный пакет. Однако он не смог удержаться, чтобы не бросить на текст беглый взгляд.

Встреча друзей —

выпускников 1953 года

Бруклинской высшей школы

состоится

5 июля, в четверг, в 21 час

у доктора Вика Дж. Джексона,

2354, Старое морское шоссе, Восточный Хэмптон.

Просьба откликнуться не позже 30 июня.

«Пятнадцатое июля, но это же сегодня», – подумал доктор Гибсон, кладя пакет с приглашениями на стол директора. То, что сам он не был приглашен, его не удивило – ведь он не учился в Бруклинской высшей школе.

Продолжая говорить по телефону, Джексон поблагодарил его кивком. Наконец он нашел в списке имя своего собеседника, который на самом деле был вовсе не представителем духовенства или высокопоставленным лицом, а являлся советником по особым поручениям мэра Нью-Йорка, чем, собственно, и заслужил прозвище, полностью отражавшее его чрезвычайное влияние на мэра. К тому же, будучи одноклассниками, директор клиники и советник встречались довольно регулярно, чем объяснялась некоторая фамильярность тона.

– Ну конечно, Ваше Преосвященство… ваше имя значится в списке. Сам не понимаю, что могло случиться. Вы ведь по-прежнему живете возле Центрального парка? Да, это именно тот адрес, по которому я… В любом случае приношу тысячу извинений. В конце концов, самое главное, что вы вовремя проинформированы о нашем небольшом торжестве. Кстати говоря, я надеюсь, что вы свободны? Нет? Но вы ведь сможете освободиться? Да! Вот так-то лучше! А то мне на минуту показалось… Потому что я приготовил для вас самые разнообразные сюрпризы. Да, к счастью, вы заговорили о нашей национальной литературной критике. В противном случае я был бы крайне опечален, тем более что я чувствую свою ответственность. Не сможет ли Лулу тоже прийти? Решено! Меньшего я от вас и не ожидал! Я этому очень рад! Послушайте, Ваше Преосвященство, мне бы очень хотелось поговорить с вами подольше, – продолжал он, засовывая список обратно под приглашения, – но я не один в кабинете, и потом, у меня через пять минут начнется заседание комитета… Тогда увидимся вечером. И попросите Лулу надеть свое самое красивое платье. Как давно ее не было с нами – все так соскучились по ней. Наденет свое красное сатиновое платье? Ну это уж слишком, Ваше Преосвященство! Мне не терпится ее увидеть. Ну что ж, я прощаюсь до вечера.

Он повесил трубку и на минуту застыл с мечтательной улыбкой на лице в предвкушении вечеринки. Затем он вернулся к действительности и какое-то время смотрел на Томаса, решая, как начать деликатный разговор, для которого он его вызвал. Томас подметил блеск в глазах директора, чего не было еще несколько минут назад в палате Катрин.

– Извини меня, – произнес Вик Джексон, – сегодня вечером у меня состоится встреча выпускников, а всеми уважаемый Губерт Росс не получил приглашение.

– Губерт Росс, правая рука мэра?

– Да, он такой обидчивый, даже чересчур! Но мы ведь здесь не для того, чтобы это обсуждать?

– Конечно нет, да и времени мало.

– Скажи, Томас, ты уже принял решение насчет Артура?

Он редко называл Гибсона по имени, несмотря на годы совместной работы. Врагами они не были, и между ними не возникало серьезных разногласий, но можно было бы предположить, что между столь противоположными личностями неизбежно назреет конфликт. Рано или поздно.

– Еще нет, – ответил Томас.

– То есть как нет?

– В принципе, я никогда не принимаю решение до слушания. Я стараюсь учесть мнения всех сторон, прежде чем высказаться самому.

– Послушай. Я не против того, что у тебя есть принципы, но дело слишком деликатное. Ты прекрасно знаешь, что Артур всегда был уважаемым психиатром, ответственным работником. И потом, ты должен помнить, что может пострадать репутация клиники. Я говорил с мужем этой пациентки, к счастью, он готов все уладить полюбовно. Мы избежим скандала и спасем честь выдающегося врача, который допустил незначительную ошибку в разрешении ситуации при веских смягчающих обстоятельствах.

– Посмотрим, что он нам скажет, – коротко ответил доктор Гибсон.

Директор понял, что тот не готов проявить гибкость, на которую можно было рассчитывать в данном случае. Он продемонстрировал явное раздражение, повысив тон:

– Слушай, Томас, нам нужен твой голос, только твой. Две наши коллеги-женщины, если не сказать – две коллеги-идиотки, будут голосовать против Артура, потому что он мужчина, а они женщины. Голос Ривза у нас уже есть, и не хватает только твоего. Ты со мной или против меня, Томас? Я должен знать!

– Я не только психиатр и коллега, но еще и глава комитета по дисциплине, а посему у меня есть некоторые обязанности, – ответил Гибсон. Он посмотрел на часы и встал со стула. – Уже нужно идти. Пора начинать.

Директор больше не пытался его убедить. Доктор Гибсон был действительно упрямым человеком. Но голосовать против ему не выгодно, подумал Джексон, в противном случае он наживет себе таких врагов, что трудно себе представить.

Глава 8

– Дорогие коллеги, я не стану отрицать, что имел сексуальные отношения с мадам Итон!

Доктор Кэмпбелл, сорокалетний мужчина с черными, уложенными с помощью геля волосами, выдававшими его итальянское происхождение, нервно прикурил сигару.

Предстать перед комитетом по дисциплине всегда было задачей не из легких, и в данном случае обвинения, выдвинутые против, психиатра, могли если не подорвать его карьеру, то по меньшей мере повлечь за собой месяцы, а то и целый год испытательного срока. Что же касается его профессиональной карьеры, то для ее восстановления понадобятся годы, если это вообще окажется возможным.

Комитет по дисциплине собирался всегда в одном и том же помещении – освещенном единственным окном, невзрачном зале, стены которого были увешаны фотографиями директоров, когда-то возглавлявших клинику Гальярди.

Четыре члена комитета с доктором Гибсоном во главе внимательно слушали лихорадочные оправдания обвиняемого врача. Кроме Вика Джексона в состав комитета входил доктор Генри Ривз, довольно нерешительный человек, прячущийся за маленькими позолоченными круглыми очками, у него был вид скорее ученого-исследователя, чем практикующего врача, коим он являлся. В комитет также были включены две женщины. Первая, доктор Джулия Купер, незамужняя симпатичная брюнетка тридцати лет, обращала на себя внимание как насмешливым надменным взглядом огромных голубых глаз, так и блестящими научными статьями, регулярно публикуемыми в самых популярных медицинских журналах страны. Вторая, пятидесятилетняя Жанет Вильсон, служила настоящим примером для подражания для большинства молодых женщин-врачей, поступавших на работу в клинику. Умная, наделенная удивительной работоспособностью, она пользовалась любовью пациентов и уважением со стороны всех коллег без исключения, что, собственно, и повлекло за собой ее членство в комитете по дисциплине в качестве лучшего гаранта правомерности принимаемых решений.

Доктор Кэмпбелл нервно затушил сигару и продолжил речь в свою защиту:

– Я мог бы все отрицать по причине отсутствия свидетелей, а это означает только ее слово против моего. Но я хочу открыть перед вами все карты и играть по-честному. Смею заметить, что у меня есть смягчающие обстоятельства. Во-первых, мадам Итон еще месяц назад была выписана из клиники.

Доктор Жанет Вильсон поправила очки с бифокальными линзами и склонилась над блокнотом, что-то записывая.

Ее волосы уже посеребрила седина, но это лишь придавало ей некий шарм, несмотря на то что она была совершенно чужда тщеславия и кокетства.

– К тому же, – продолжал доктор Кэмпбелл, – когда она дозвонилась до меня в тот вечер – я в это время был за рулем, – то пригрозила, что покончит с собой, если я немедленно не приеду к ней.

– Если я правильно понял, – вставил директор, – она почти не оставила вам выбора. Отказав ей, вы рисковали понести ответственность за возможное самоубийство.

– Именно, – сказал доктор Кэмпбелл, явно довольный вопросом, который укрепил его позицию. – Но я хотел было сообщить ей номер телефона моего коллеги, доктора Ривза.

– С какой целью? – спросила доктор Джулия Купер.

Всем своим тоном она показывала, что находит решение коллеги довольно странным. У Жанет Вильсон была такая же реакция; она широко открыла глаза в ожидании ответа. Вооружившись ручкой, она, без сомнения, приготовилась зафиксировать решающий аргумент.

С некоторым замешательством в голосе доктор Кэмпбелл объяснил:

– Потому что, откровенно говоря, у нас с ней были некоторые трения во время ее пребывания в клинике. Она была, так сказать, слишком навязчивой. И присутствующий здесь доктор Ривз может подтвердить мои слова.

– Это правда. Я могу это подтвердить, – поспешил вставить доктор Ривз. – Мадам Итон была буквально помешана на нашем коллеге, но он всегда действовал с большим профессионализмом.

– В таком случае почему же она не захотела поговорить с доктором Ривзом? – спросила доктор Вильсон.

– Она ответила, что не хочет разговаривать с этим уродцем…

Доктор Кэмпбелл непроизвольно отпустил это словечко. Именно так выразилась его пациентка, но ему все же следовало подобрать другую формулировку. Он повернулся к коллеге и виновато пожал плечами, как будто говоря: «Извини, но я лишь передаю слова моей пациентки».

Директор клиники не удержался от смеха, о чем тут же пожалел, принимая серьезный вид. Доктор Гибсон в свою очередь едва заметно улыбнулся, но сумел вовремя подавить в себе взрыв смеха: доктор Ривз ведь и правда не был похож на завзятого сердцееда – в его облике не было совершенно ничего общего с похитителем женских сердец!

– Я… – начал доктор Кэмпбелл. – Когда я понял, что она не станет звонить моему коллеге, то испугался за ее состояние и поехал к ней в отель, так как не хотел, чтобы на моей совести была попытка суицида.

– К ней в отель? – спросила доктор Вильсон. – Вы что, не отдавали себе отчета в том, что делали? Вы были уверены, что это не ловушка?

– Но послушайте, новая пациентка Томаса тоже пыталась покончить с собой в номере отеля. А если бы она до попытки самоубийства лечилась у него и позвонила ему из гостиничного номера, полагаю, он не колеблясь поехал бы туда, не так ли, Томас?

– В самом деле, я думаю, что поступил бы так же, – согласился доктор Гибсон.

– Спасибо, – произнес доктор Кэмпбелл, чувствуя, что одержал маленькую победу. – Итак, я продолжаю. Однако я хотел бы заметить, что до этого был в баре, где пропустил несколько стаканчиков.

– Вы пили? – переспросила доктор Вильсон.

– Да, мадам, я выпил! У меня выдался тяжелый день в клинике, и я позволил себе выпить виски, что, согласно новому постановлению, разрешено, если только за прошлую ночь правительство не внесло изменений и мы не возвращаемся к славным временам запрета на алкоголь.

– Вы выпили и сели за руль! – продолжала настаивать доктор Вильсон, которая была не намерена давать ему ни малейшей поблажки.

Прочие члены комитета считали, что она заходит слишком далеко, но ни у кого не было желания возразить или остановить ее. Она имела право – даже была обязана – задавать все вопросы, относящиеся, по ее мнению, к делу.

– Да, я выпил, и что? Вы психиатр или полицейская ищейка? – парировал Кэмпбелл. Он с показным раздражением затушил вторую сигару, не сделав и пяти затяжек. – Теперь позвольте мне закончить. В общем, я приехал в отель и хотел попросить ее спуститься в бар, чтобы не оставаться с ней наедине. Но она ничего не стала слушать и настояла на том, чтобы я поднялся. Когда я подошел к номеру, дверь оказалась открыта, мадам Итон крикнула, чтобы я вошел. Она лежала на кровати и выглядела очень плохо. Во всяком случае, была слишком возбуждена. Она попросила проверить ее пульс, так как боялась, что случится сердечный приступ. Когда я взял ее за руку, она откинула одеяло, и я обнаружил, что она совершенно голая. Она повалила меня на себя… И… в общем, я выпил в тот вечер, поэтому случилось то, что и должно было случиться. В конце концов, я всего лишь мужчина.

Повисла пауза. Джексон поспешил вмешаться:

– В свете вышесказанного ситуация мне кажется ясной; я полагаю, что трудно в чем-либо обвинять нашего коллегу. Не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, будто я пытаюсь повлиять на решение комитета, но очевидно, что все было продумано ею заранее. Эта женщина подстроила ему западню. И потом, все происходило за пределами клиники.

– Однако она все еще являлась его пациенткой, а психиатр остается психиатром, даже если он не в клинике, – возразила доктор Вильсон. – Кроме того, поскольку она позвала вас в качестве психиатра, так как на тот момент находилась в депрессивном состоянии, ответственность лежала на вас.

В зале снова повисла тишина, и директор клиники воспользовался этим, чтобы взять слово:

– Итак, я думаю, что все уже сказано. Приступим к голосованию. Но прежде мне хотелось бы напомнить членам комитета о возможных последствиях обвинительного приговора нашему коллеге. Речь идет не только о том, что он рискует получить испытательный срок шесть месяцев, а может, и дольше – как решит Совет врачей, но к тому же будет нанесен ущерб безупречной репутации клиники. Здесь у меня копия договора с господином Итоном о полюбовном решении проблемы, он проявил понимание ситуации и решил не выдвигать обвинений ни против клиники, ни против нашего коллеги. Я думаю, что это самое разумное решение. Доктор Кэмпбелл получил хороший урок и проявил завидную искренность, признав свою вину, чего мог и не делать. Надеюсь, вы учтете данное обстоятельство при голосовании.

Выдержав паузу, он в первую очередь повернулся к доктору Ривзу, который, казалось, придерживался первоначального решения, так как заговорщически наклонил голову, затем к доктору Гибсону, который остался невозмутимым. Судя по всему, он размышлял. В его распоряжении было несколько секунд, так как положение главы комитета давало ему право голосовать последним, только в спорном случае кто-то еще мог сделать это после него, чтобы разрешить спорную ситуацию.

– Пусть те, кто считает, что доктор Кэмпбелл должен понести наказание, поднимут руку, – медленно произнес он.

Как и следовало ожидать, доктор Вильсон тут же сделала это. Доктор Кэмпбелл посмотрел на нее с едва скрываемым презрением. Он был готов к тому, что она проголосует против него. Но когда вслед за ней подняла руку и молодая Джулия Купер, он удивился. Как?! И она тоже? Он тут же вспомнил, что в прошлом году между ними было завязался роман, однако, решив не заходить слишком далеко, он положил конец их отношениям. В то время у него уже было две любовницы, к тому же брак его был вполне благополучным, и ему не хотелось еще больше осложнять себе жизнь, если это вообще было возможно. Неужели ее решение было продиктовано местью?

– Что ж, – сказал директор, выждав несколько секунд, – у нас равное количество голосов за и против. – Он повернулся к доктору Гибсону. Ему придется вынести вердикт. – Вы голосуете против или поддерживаете обвинение?

С минуту доктор Гибсон колебался, обводя взглядом своих коллег, и наконец объявил:

– За. Я за наказание. Допущена профессиональная ошибка. Необходимо, чтобы Совет врачей был об этом проинформирован. Я прослежу за тем, чтобы дисциплинарный отчет отразил все смягчающие обстоятельства. Члены комитета будут приглашены для подписания отчета, затем копию отправят в Совет. Дамы и господа, заседание окончено.

Гибсон незамедлительно встал и уже хотел покинуть зал, как доктор Кэмпбелл преградил ему путь:

– Я думал, ты мне друг.

– Я друг, но также глава комитета по дисциплине. Отчет будет вполне объективным.

– Они сразу же набросятся на меня и свяжут по рукам и ногам. Это же настоящее гестапо! Что с тобой? Ведь это я, я был с тобой, когда в прошлом году умерла твоя жена! Я пытался помочь тебе! Почему ты так поступил?

– Мне жаль, Артур, мне действительно очень жаль.

В порыве гнева доктор Кэмпбелл выхватил белую розу из петлицы пиджака Томаса и бросил на пол.

– Ты мне за это заплатишь! – пригрозил он. Затем бросил уязвленный взгляд на директора клиники. Все-таки Джексон заверял его, что дело в шляпе и Томас на их стороне! Директор опустил голову, униженный этим профессиональным провалом. Его авторитет был поставлен под сомнение.

Наконец доктор Кэмпбелл покинул зал в сопровождении коллеги Ривза.

Доктор Вильсон подошла к Гибсону, чтобы пожать ему руку:

– Благодарю вас. Честно говоря, я вами горжусь! Я не думала, что вы поддержите нас. Нужно послать подробный отчет всем членам корпорации. Слишком много злоупотреблений. Если мы не проявим абсолютную жесткость, то утратим доверие людей.

– Если только мы не утратим его еще раньше, доктор Вильсон, вытаскивая на свет все грязное белье, – вмешался Вик Джексон, который подобрал все ее записи, похоже довольно язвительные.

Радостно улыбающаяся Джулия Купер тоже подошла, чтобы пожать руку доктору Гибсону.

– Смелое решение, – сказала она.

– Благодарю.

– Увидимся в амфитеатре?

– Да, – ответил доктор Гибсон.

Молодая женщина покинула зал. Доктор Гибсон остался наедине с директором, чье нарочитое спокойствие настораживало. Тот в свою очередь встал и обратился к нему холодным и ровным тоном:

– Ты допустил ошибку, Томас.

– Я сделал то, что велела моя совесть.

– В любом случае ты меня разочаровал, Томас! Ты меня очень разочаровал. Я полагал, что ты на моей стороне, теперь вижу, что это не так. Мне следует запомнить это на будущее.

Не сказав больше ни слова, он покинул зал. Томас Гибсон остался в одиночестве. Возможно, это было самое трудное решение в его жизни. Доктор Кэмпбелл действительно был для него больше чем коллега, он был другом. К тому же сказанное им о том, что ему довелось оказать Томасу поддержку в трагический для того момент, было истинной правдой.

Почему жизнь поставила его перед таким мучительным и жестоким выбором? – мысленно воскликнул психиатр.

Тут он заметил на полу белую розу, брошенную разгневанным Кэмпбеллом. Подобрав цветок, доктор вдохнул его аромат, будто пытаясь с его помощью вернуться в прошлое, и аккуратно вдел розу обратно в петлицу.