Текст книги "Диалоги о ксенофилии (СИ)"

Автор книги: Мария Ровная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Дороги угасшего дня

с ночной сошлись воедино.

По ней мне идти к тебе.

Где любовь тебя прячет ныне?

По ней мне идти к тебе,

как свету струить с вершины,

как бризу с моря лететь,

как запаху лить с полыни.38

Она читала тихо, отчётливо и сдержанно, почти монотонно. Её голос словно исчезал – оставались лишь ритм и мелодия стихов. Уртхаиды сосредоточенно слушали.

– Вы странные существа, хомо, – сказала Ролле Раан. – Вы пытаетесь выразить словами то, что совершается в безмолвии: движения души и постигающие озарения духа.

– У нас с вами общие проблемы, досточтимая Ролле Раан: асимметрия функций мозга и невербализуемость подсознательных и сверхсознательных процессов мышления. Но вы принимаете немоту интуитивного разума как данность. А мы стремимся дать имя всему сущему, в том числе и тому, что происходит в наших душах. Ещё?

– Да. Слово «вода».

– Вода благоволила литься, – немедля откликнулась Анна. – Она блистала, столь чиста, что ни напиться, ни умыться. И это было неспроста. Ей не хватало ивы, тала и… 39

Она запнулась, потеряв дыхание и голос. Гарамаунт обернулся, встревоженно схватил её всеми четырьмя руками:

– Что болит? Что у тебя болит? Шрамы? Голова?

– Нет, – она глотнула. «Черти б тебя взяли, эмпат…». – Нет. Ничего. Я лучше прочту другое. Вот.

За ночь вьюнок обвился

Вкруг бадьи моего колодца…

У соседа воды возьму.40

Уртхаиды совершенно по-человечески почесали затылки. Правда, у них этот жест выражал восторг: им почему-то больше всего нравились хокку.

– Дальше, – потребовал Гарамаунт. – Вселенная.

– Вы задаёте это слово в семнадцатый раз.

– Ты считала?! – удивился Гарамаунт.

– И каждый раз слышим новые стихи, – заметила Ролле Раан.

– Ладно, – Анна покусала губу, припоминая. -

Ни собственный мой страх, ни вещий взор

Вселенной всей, глядящей вдаль прилежно,

Не знают, до каких дана мне пор

Любовь, чья смерть казалась неизбежной.41

– М-м… – произнесла Ролле Раан. – Давай возьмём что-нибудь простое. Трава.

– Трава, так трава.

Судьба меня для встречи

хранит живою,

не то давно б я в поле

росла травою.42

Завтра пробежишь двенадцать рю, – сделала вывод Ролле Раан. – Твоя душа больна.

– У меня больше нет души, – пробормотала Анна. Упрямо тряхнула высохшими волосами. – Я здорова. Болен мир, расстреливающий собственный разум.

– Ты считаешь своё состояние удовлетворительным?

– Вполне. Нормальное состояние человека, утратившего существенные части тела.

– Твои стихи говорят о другой утрате.

– Уртхаиды не вмешиваются в дела гуманоидов, – с безбожным акцентом ответила Анна на языке уртхаидов.

– Я построил схему твоих биопотенциалов, – сказал Гарамаунт. – Мы сделаем искусственные органы, которые избавят тебя от неудобств.

– Спасибо, милый Маунт. Но я кормчий, – Анна высокомерно вскинула голову. – Я не могу искажать свои потенциалы. Они нужны мне для управления кораблём, а не протезами.

Гарамаунт остановился, снял женщину со своей спины и поставил перед собой в высокую лиловую траву.

– Но это не страшно, – поспешила она успокоить его. – Можно достать у хомо кибера и перепрограммировать. Я понимаю, тебе надоело со мной нянчиться…

– Ты намерена и впредь водить корабли в син-ро?

– Конечно.

– И сможешь?

– Научусь.

– Ты думаешь, твои сородичи доверят тебе корабль и свои жизни?

– Это будет зависеть от меня.

– Значит, ты не лгала? Хомо покинули тебя не потому, что ты стала неполноценной?

– Они считали меня погибшей, – в сотый раз повторила Анна. – Наверняка они потом искали моё тело.

– Ещё одно слово, – подала голос Ролле Раан. – Хомо.

– Человек… – Анна глубоко вздохнула. -

Я человек. Я посредине мира.

За мною мириады инфузорий.

Передо мною мириады звёзд.

Я между ними лёг во весь свой рост -

два берега связующее море,

два космоса соединивший мост.43

– А на слово «уртхаид»? – вскричал Гарамаунт, оглушив Анну.

– Это относится и к уртхаидам, – Анна снизу вверх улыбнулась им. – Разве дело в имени?

– Но ведь создал их человек, – сказала Ролле Раан. – Человек, а не уртхаид. Вот что, досточтимая Анна. Через восемь дней заседает Палата Специалистов. Специалисты хотят услышать от тебя следующее: с каким народом гуманоидов нам целесообразнее установить торговые связи, какие шаги нам следует предпринять для этого, согласятся ли гуманоиды продавать нам свои стихи и чем мы, в свою очередь, можем их заинтересовать.

Победа!…

– С Хэйн-Дианноном, – ответила Анна так, словно ждала этого разговора. Её бил нервный озноб. – Послать им поздравление с праздником Объединения и пригласить их торговых экспертов. У хэйнитов богатейшая литература. Она будет в вашем распоряжении, как только вы подпишете конвенцию Содружества об авторских правах. Скорее всего, хэйнитов заинтересуют ваши музыкальные деревья, раковины, цветы и пуховые изделия.

– Не волнуйся так, – посочувствовал Гарамаунт. – Специалисты тебя не обидят.

– Но не могу же я выступать на заседании Палаты в драном комбинезоне! – с отчаянием сказала Анна.

Уртхаиды переглянулись и засмеялись.

– Придумаем, как тебя одеть, – заверила Ролле Раан. – А после заседания… Хотя мне жалко отпускать тебя…

– Куда отпускать?! – всполошился Гарамаунт.

– Но если ты хочешь вернуться к своему делу, к своим соплеменникам… И если ты твёрдо знаешь, что они будут заботиться о тебе не хуже, чем заботимся мы…

У Анны ослабели колени. Она села на чужую землю, в чужую траву, осознав лишь теперь, какое напряжение держало её все эти долгие месяцы.

– Я никогда не сомневалась в том, что уртхаиды уважают свободную волю мыслящего существа независимо от его расы, – сказала она, покривив душой: до сих пор она была убеждена в обратном.

– Значит, ты хочешь вернуться домой? – огорчённо пробормотал Гарамаунт.

– Не знаю, – после долгого молчания ответила Анна.

_ _ _ _ _

2. И много будет странствий и скитаний

Сад вокруг центрального здания заповедника казался вымершим. Только возле карты на огромном экране негромко беседовали, тыча в карту щупом, двое мужчин и три женщины. Ингу с её флаером они не заметили.

– Начался лёт олеандрового бражника.

– Удивил! У меня на подоконнике ещё вчера вылупился.

– Ты в другом квадрате.

– Не спорьте! Потом недоумеваем, откуда у инфора такие выражения.

– Что у тебя, Лен?

– Узунларское: появились восемь краснозобых казарок.

– Рано прилетели.

– Каялы-Сарт: зацвела цингерия Биберштейна.

– Двойная сосна… где она? А, вот. У могильников птенец встал на крыло.

– Это уже одиннадцатая пара. А у меня на косе монахи рожают.

– Ну-у?! Сколько самок?

– Не знаю. Пробовал подкрасться на гравитре – они сразу переполошились.

– А если на флаере, повыше? Надо же выяснить…

– Только суньтесь кто-нибудь! Уйдут же!

– Да чего проще, мальчики! Дарью попросим.

– А-а, ну если Дарью…

– Простите, – подала голос Инга. Все пятеро обернулись к ней. Она одарила их чарующей улыбкой. – Помогите мне найти Растопчину.

– Дарья в степи, у сайгаков, – сказал один из мужчин.

– Нет, она с утра отправляла фламинго, – возразила женщина.

– Уже отправила, – уточнила другая. – По-моему, она уехала на Караби-яйлу.

– Я её видела в пятом павильоне, – добавила третья.

– А где пятый павильон? – спросила Инга.

– Возле Ащи-Голя. Садитесь в свой флаер…

– Лучше подождите здесь, – посоветовал второй мужчина. – Она должна пригнать кобыл на осеменение.

– А… – начала было Инга, но тут подбежал молодой парень, возбуждённо закричал: «Смотрите, самец полосатой эмпузы!» – и сунул, как показалось Инге, прямо ей под нос семисантиметрового рогатого зелёного богомола, растопырившего жуткие клешни.

Ингу сдуло к крыльцу. Чокнутые сотрудники заповедника, забыв о ней, с восторгом обсуждали чудище. «Если оно зелёное или дёргается – это биология», – вспомнила Инга. Стряхнула с руки жука. Стёрла с подола увесистую бомбочку гуано. «Наверное, могильник, встал на крыло…».

Из-за угла выглянула острая морда. Насторожила уши. Потянула носом Ингин запах. Волк?… Нет, немедленно домой! Договориться с Дарьей можно и по фону. Вот только утихнет дрожь в коленках…

На аллею, сотрясая землю, вылетел табун ослепительных лошадей. Его вели Максуд с Дарьей. Всадники приветливо помахали Инге руками. Дарья остановила свою невысокую буланую кобылёшку так резко, что та взрыла копытами траву.

– Инга, ты ко мне?

– Да.

– Подожди минутку, ладно?

Табун скрылся в конюшне за центральным зданием. Инга пошла следом. Там деловито загоняли лошадей в станки.

– И обязательно на пролактолиберин! – вещал начальственный бас.

Дарья слабо отбивалась от давешних пятерых:

– Боюсь, я не успею… Ещё прививки…

– Дашенька, прививки я сделаю!

– И к сайгам съездим!

– Дашенька, только сосчитать!

– Ну хорошо. Я сейчас, Ингушок.

– Иди, Дари, я один справлюсь, – сказал Максуд.

– Спасибо, – улыбнулась ему Дарья.

– Я не вовремя? – смутилась Инга. – Ты очень занята?

– Не больше, чем обычно. Чандра! Вирга! Ашатн! Не хулиганьте!

Последнее относилось к её свите: за Дарьей увязались буланая кобыла, журавль-красавка и лакированный чёрно-пегий дог. Кобыла бодала её в спину, красавка стучала клювом по плечу и щипала рукав, а собака легонько хватала зубами за икры.

– А я думала, вы с Максом расстались, – осторожно полюбопытствовала Инга.

– Как любовники – да.

– А как сотрудники сохраняете добрые отношения?

– Естественно.

– Дашенька, на это способна только ты, – искренне восхитилась Инга. – Тебе ещё не предлагали читать курс управления ситуацией?

– Чему ты удивляешься? Ты ведь сама контактёр.

Инга покачала головой:

– Боюсь, будь я на твоём месте, после столь бурного романа мы бы возненавидели друг друга.

– Максуд славный человек, и ненавидеть мне его не за что, – Дарья помрачнела. – Но я… не могу забыть, что, если бы не наш роман, Ася была бы жива.

– Даша! – ахнула Инга. – Дашенька, милая, это же случай, судьба! Да и погибла она уже после того рейса, в котором заменяла Макса!

– Но что-то же случилось в том рейсе… – Дарья вздохнула и, встряхнувшись, сменила тему. – Ну, а что у тебя?

– Я опять с просьбой, – повинилась Инга. – Дашенька, проведи экскурсию с моими подопечными!

– Опять?! – Дарья широко раскрыла и без того большие глаза. – Опять приведёшь каких-то чешуйчатых, с фасеточными глазами; они будут неразборчиво лопотать на унлатхе, пробовать на зуб дверные ручки и заводить беседу с перекати-полем!

– Нет-нет! – Инга со смехом затрясла головой. – Хомо сапиенсы! Колонисты с Земли Полинга-Аксентьева. Семь человек.

– М-м… Это одна из отколовшихся колоний?

– Да.

– А что они делают на Земле?

– Торговцы. Привезли духи и драгоценные камни, а покупают генный материал.

– Но я-то не генетик.

– Зато ты эмпат-контактёр, – веско сказала Инга.

– Нет, Инга. Извини. Я послезавтра улетаю.

– Куда?

Дарья ткнула пальцем в небо.

– А-а. Соскучилась по спэйсу?

– Угу. Разрываюсь между зверьём и кораблями.

– Бери зверьё на корабль. Слушай, Дашенька, ведь тебе же самой будет приятно прогуляться по заповеднику! И кто, если не ты, сумеет так показать им степь?

Дарья понимающе усмехнулась на эту лесть.

– А они молчуны, вопросов не задают, совершенные истуканы! – убеждала Инга. – Тебе с ними хлопот не будет. У них даже имя одно на всех.

– Неужели клон? – удивилась Дарья.

– Нет, откуда у них клонирование? Они совсем дикие. Ходят в хаки и от женщин шарахаются.

– Да-а, действительно, дикие, – иронично согласилась Дарья. – И это всё, что ты о них знаешь? Ты же их курируешь, контактёр!

Инга развела руками:

– Они люди, а не лошади или собаки. Попробуй, может ты узнаешь больше.

– А мне зачем? Ладно, – неохотно сдалась Дарья. – Приводи их завтра в полдень на берег, к началу тропы.

– Дашенька, дорогая, спасибо! Ты меня так выручила! Я никогда этого не забуду!

– Забудешь, – успокоила её Дарья. – Извини, Ингушок, мне пора. До завтра.

– Что она хотела? – поинтересовался Максуд, когда Дарья вернулась в конюшню.

– Навязала мне экскурсантов.

– Ну, это свинство! – возмутился Максуд. – И всегда она обращается именно к тебе! Знает, что ты не можешь отказать.

– Что же ты, в таком случае, не заслонил меня собой? – с кротким недоумением улыбнулась Дарья.

Максуд смешался.

– Н-ну… Я же не знал… И потом, я не контактёр.

– Ну, я их! – мстительно посулила Дарья. – В сёдла и по всей территории, триста пятьдесят квадратных километров. И Ингу тоже. Будет знать, как сваливать на других свои обязанности.

– Инга сбежит. Она лошадей боится, потому и попросила тебя.

– Ладно. Проведу центральной тропой – и довольно с них.

Дома Дарья села, пригорюнясь, над недоупакованной сумкой, обняла Ашатн, сунувшую лобастую голову ей под мышку, и принялась завидовать Инге. Вот ведь умеет женщина! Все рады ей услужить, выполнить её просьбу, сделать ей подарок. И все ею очарованы. Конечно, Инга – она же такая милая, умная, – а контактёр из неё, между прочим, средненький, – такая красивая… Наверное, и из этих диких колонистов уже выудила восторги, духи и самоцветы.

«Нет, – Дарья состроила себе рожу, глядя, как в зеркало, в экран терминала. – Даже будь я такой же красавицей – я бы так не сумела. Да и не захотела бы…».

В открытое окно всунулась унылая лошадиная морда.

– Чего тебе, Чандра?

Чандра скорбно моргнула и коротко заржала, точно всхлипнула. Она хорошо знала, что означает разложенный на диване золотисто-коричневый форменный комбинезон Земного Звёздного флота с шевроном навигатора шестого круга над левым локтем и эмблемой эмпат-контактёра на правом нагрудном кармашке.

– Я ненадолго, – фальшивым голосом пообещала Дарья. – Скоро вернусь, девочка косматая.

Чандра фыркнула и отвернулась.

– Ну, что поделаешь… Корабли – тоже моя жизнь.

Она съела пополам с Чандрой грушу, поволынила ещё чуть-чуть… Однако надо укладываться, завтра времени уже не будет. Комбинезон. Этюдник, краски, бумага, стило. Косметичка. Несессер. На всякий случай – нарядное платье, синее, с дивной вышивкой и тончайшими, сплетёнными иглой кружевами. Асино творение. Асин подарок…

Дарья достала её последнее письмо, переданное с Центральной. «Солнышко моё сероглазое, – расплывались перед глазами факсимильные бисерные строки, – прости, не сердись, на Новый Год меня не будет. У меня изменились обстоятельства. Я теперь в ШР. Всё объясню, когда смогу. Счастья тебе с Максудом. ????? ??????!44 А».

Объясню, когда смогу… Что заставило её, грохнув все свои деньги, купить корабль? Что толкнуло в шельтинх-разведку? Она ведь никогда особенно не интересовалась Странниками. Нарушить традицию, отказаться от любимого праздника, мчаться сломя голову к какой-то паршивой звезде Румека, на планету первой степени опасности…

Ашатн встала передними лапами Дарье на колени и лизнула её в мокрую щёку. В окно бесшумно влетела сплюшка, села Дарье на плечо, уставясь на неё круглыми жёлтыми глазищами, нежно засвистела.

Дарья высморкалась, вытерла глаза и спрятала письмо на дно сумки.

_ _ _

Инга уже топталась у флаера, поёживаясь от августовского киммерийского ветра, пахнущего полынью, солью и водорослями. Табун в облаке пыли прогрохотал по скалистой тропе над морем. Дарья осадила Чандру и издала пронзительное ржание. Инга отшатнулась к флаеру. Семь осёдланных лошадей, прижимая уши и вскидывая головы, описали круг и остановились рядом с Дарьей.

– Я вижу, ты нашла с ними общий язык, – попробовала сострить Инга.

– Привет, – Дарья спрыгнула с седла, прищурилась на зависший над водой метрах в пятистах от берега корабль. – Это что, их шип?

– Да. «Снарк».

– Что ж они, так на корабле и летают по планете туда-сюда?

– Да, представляешь, никаким земным транспортом не пользуются – только шип и гравитры.

– Хм…

– Я же говорю – дикари.

– А тарелочка ничего, – с уважением протянула Дарья, любуясь обводами километровой махины.

– О, вот и они сами, – понизив голос, сказала Инга.

Из маленькой бухты по крутой тропе цепочкой, след в след, поднимались мужчины в одинаковых пятнисто-зелёных штанах и таких же наглухо закрытых куртках. На груди у каждого белела эмблема: три полумесяца, соприкасающихся концами и образующих трёхлепестковый цветок, и точка внутри.

– Что это за знак? – одними губами спросила Дарья.

– Не знаю, – почтительным шёпотом отозвалась Инга.

Дарья тихонько вздохнула: Инга верна себе.

Мужчины шли быстро, упруго и плавно, мягко перенося ногу, но к земле каждый раз прирастая накрепко. Приблизившись, коротко и чётко склонили головы. Они напоминали героев детского историко-романтического фильма о Звёздных Пионерах.

– Рада вас познакомить, – защебетала на унлатхе Инга. – Господа Эбстерхиллы – наши братья по Адаму с далёкого, но дружественного Полакса. А это Дарья Растопчина, она влюблена в этот замечательный заповедник, знает его, как свою спальню, и всё вам здесь покажет.

Дарью и господ Эбстерхиллов слегка передёрнуло. Не заметила этого одна Инга. Прочие заметили, и Дарья почувствовала, что суровые полаксиане стали ей ближе. Даже их ауры, сходные у всех семерых, казались ей уже не столь грозными и колючими, как в первый момент.

Инга упорхнула. Экскурсанты изучающе уставились на Дарью.

– В заповеднике установлен строгий экологический режим, – скучным голосом заговорила она, засунув руки в кармашки бриджей. Она так досадовала на Ингу и её подопечных, что оделась по-рабочему, даже не причесалась толком – и теперь была готова пожалеть об этом. Ну и чёрт с ними, пусть любуются её кое-как подколотым, разваливающимся от густоты и тяжести снопом волос, облупленным носом, шершавыми от ветра губами и тощим пузом под завязанной узлом рубашкой. – Поэтому самый подходящий вид транспорта здесь – лошадь. Вы умеете ездить верхом?

– Умеем, леди Дария, – звучным басом сказал самый старший из полаксиан, возглавлявший цепочку, – мощный, грузный, с резкими чертами лица и сединой в чёрных волосах.

– Поехали.

И тут седой полаксианин прикоснулся к эмблеме, поднял согнутую в локте руку с раскрытой ладонью и произнёс:

– Absterhill's clan у Ваших ног, леди Дария. Шедир Эбстерхилл.

И сразу отступил в сторону. Перед Дарьей проделал те же приветственные пассы смуглый кудрявый человек в тонкой падишахской бородке и с восточной негой во взоре:

– Фарид Эбстерхилл.

Шаг в сторону – и за ним тёмно-рыжий, со скуластым лицом, твёрдым носом и тёмными глазами индейца:

– Патрик Эбстерхилл.

Они шли по старшинству. Странно, думала Дарья, называют себя родом – и совершенно разные типы. И зачем им генный материал при таком разнообразии признаков?

– Джошуа Эбстерхилл, – американец из древних вестернов, явно ирландского происхождения: неистребимые кельтские гены пылали в рыжих вихрах, чертями прыгали в голубых глазах. Он улыбнулся Дарье так широко, точно сто лет знал её, десять лет ждал встречи и теперь безмерно рад.

– Орк Эбстерхилл, – античный бог, величавый, будто выступает на котурнах, с неожиданно нежной застенчивой полуулыбкой.

– Кайс Эбстерхилл, – невысокий, высушенный степными ветрами кыпчак. Узкие чёрные – зрачка не различить – глаза, стиснутые губы и шрам через всё лицо.

– Аян Эбстерхилл.

Аян был совсем ещё мальчик, светловолосый, сероглазый и тоненький.

Дарья искренне ответила сразу всем:

– Я рада вам, господа Эбстерхиллы.

Красавец Орк подставил ей ладони, не обращая внимания на предупреждающий рык Ашатн, и поднял Дарью в седло. Сами Эбстерхиллы взлетели на лошадей, как куры на насест, словно родились в сёдлах. Младшие, Кайс и Аян, с гиканьем унеслись вперёд. Остальные почётным эскортом окружили Дарью.

– Что бы вы хотели посмотреть? – спросила она. – Вас что-нибудь особенно интересует?

– Вы, леди, – заявил Джошуа.

– Всё, что Вы соблаговолите показать, – добавил Орк.

– Наверное, вы не случайно выбрали именно этот заповедник. Недалеко отсюда горы и южный берег, там намного красивее.

– Нам не нужны курортные красоты, – бросил Фарид.

– Степь ближе духу Полакса, – объяснил Патрик. – У нас нет лесов, мало воды и много солнца.

– Мы убедились, что земляне умеют изменять живую природу, – сказал Шедир. – И хотим узнать, умеете ли вы сохранять её.

– Тогда ваш выбор верен. Мы умеем не только сохранять, но в какой-то мере и восстанавливать утраченное. Например, тарпанов. Или вот, – Дарья указала на кустик ярко-жёлтых цветов в расщелине скалы. – Одно из редчайших растений Земли…

– Achillea glaberrima, – определил Патрик.

«Ой, вли-ипла…». – мелькнуло у Дарьи.

– Да, тысячелистник голый. К двадцать первому веку оставался один его экземпляр.

– А теперь? – живо заинтересовался Джошуа.

Дарья с улыбкой пожала плечами:

– Мы сбились со счёта.

Примчались Аян и Кайс. Аян указал на чёрную кляксу в выгоревшем небе:

– Что это, леди?

В тот же миг в руках у Эбстерхиллов появились бластеры. Дарья взвизгнула и успела отбить руку Шедира. Одновременно Патрик воскликнул:

– It's a bird!45

Полаксиане с явным облегчением рассмеялись, пряча оружие.

– Да, белоголовый сип, – Дарья постаралась не выдать изумления. Действительно, дикари…

– Какой большой! – выдохнул Аян.

– Этот ещё не самый крупный. У них размах крыльев до трёх метров.

– А там его гнездо? – осведомился Патрик. Он смотрел вдаль против Солнца, даже не щурясь.

– Где? – растерялась Дарья.

– Вон, на сосне Станкевича.

– Д-да… То есть нет, там гнездо чёрного грифа… Вы видите – отсюда? И гнездо? И даже то, что это сосна Станкевича?…

Джошуа с силой втянул носом воздух.

– Что так пахнет, леди?

– Емшан, – назло Патрику назвала Дарья.

– Запах нашей прародины, – гортанно выговорил Кайс.

Патрик перегнулся с седла, на ходу сорвал верхушку полыни, растёр длинными твёрдыми пальцами и ласково пробормотал:

– Artemisia taurica.

У Дарьи сжалось сердце.

– Что Вас опечалило, леди? – тотчас отреагировал Орк.

Дарья покачала головой, взглянула в его синие глаза – и неожиданно для себя открылась:

– У меня была подруга, похожая на Патрика. Она тоже знала имена всех живых на разных языках. Она погибла полгода назад.

– На Земле ещё погибают? – горько удивился Аян.

– Не на Земле.

– Ксенобиолог? – догадался Патрик.

– Светлая смерть, леди, яркая смерть! – тряхнул морковными вихрами Джошуа. – Человек не должен умирать от болезней и старости!

– Лучше бы совсем не умирать, – пробурчал Кайс.

– Леди, эти кони – тоже восстановленная порода? – внезапно задал вопрос Фарид.

Он словно знал, каким елеем смазать душу Дарьи.

– Да, орлово-растопчинские.

– Мы о таких и не слышали.

– Они были утрачены ещё в двадцатом веке. Мы воссоздали породу совсем недавно. Ведь это – сотворить красоту, правда?

– Истинно так, – Фарид огладил своего жеребца украшенной перстнями рукой. – Земляне возродили небесного чудо-коня.

– По совершенству статей им нет равных, – подтвердил Шедир.

– И мягкоуздые…

– И добронравные…

– А галоп какой! – воскликнул Аян.

– Не ревнуй, Чандра! – Дарья щёлкнула между ушами свою кобылу: та норовила куснуть её башмак. – Ты же знаешь, я тебя ни на кого не променяю.

Полаксиане украдкой переглянулись. Да, пожалуй, Дарья и впрямь интересовала их больше, чем генетические ценности заповедника. Её так и подмывало прозондировать их, самую чуточку. Ну хотя бы Фарида, или Орка, или Аяна… Чёрт бы побрал профессиональную этику. Ну почему они достались Инге! Уж она, Дарья, она бы…

Она хмыкнула, оборвав свою мысленную тираду. После контактов с негуманоидной цивилизацией Эзанта, с агрессивными экосистемами Гиреи-4 и Арктура-7, после…В общем, никому – и прежде всего самой Дарье – не пришло бы в голову, что Дарья Растопчина захочет нянчиться с купцами-колонистами.

– Вот мудрый выбор! – уважительно одобрил Фарид. – степная лошадь горда, отважна и надёжна. Вы знаете толк… в лошадях, леди Дария.

– А это что?! – взвился Аян. – Дерево? Зачем его изуродовали?

– Это земляничник, – рассмеялась Дарья. Покосившись на Патрика, добавила, – Arbutus andrachne. Скрученный ствол и изогнутые ветви у него от природы. Кстати, это третичный реликт крымской флоры.

– А кору кто содрал?

– Сам сбросил. Здесь никто не причиняет вреда живому, Аян.

Дарья сорвала несколько спелых плодов, но не стала есть, держа в горсти.

Вскоре она спешилась, велела собаке: «Отойди, Ашатн, ты пахнешь». Та отбежала, села к хозяйке спиной и принялась обиженно чесаться. Дарья опустилась на корточки перед норой в камнях. На её свист из норы выглянула мордочка в пушистых белых «очках». Пёстрый зверёк, выгнув дугой спину, запрыгал к девушке, встал на задние лапы и, держась передними за ладонь Дарьи, умял плоды земляничника.

– Знакомьтесь, это перевязка.

– Vormela peregusna? Разве куньи едят фрукты?

– Перевязка ест. Больше всего она любит дыни… Всё, маленькая.

Перевязка обнюхала её ладонь и юркнула в нору.

Семь пар рук протянулись к Дарье, чтобы помочь ей вернуться в седло.

– Look narrowly at the dance of protuberances in the clear sky of her eyes46, – тихо сказал Патрик, думая, наверное, что Дарья не знает английского.

– It's said that one can see his own fate in protuberances during an eclipse47, – откликнулся Кайс.

– You are seeing it now48, – произнёс Орк.

Они ехали сквозь дурманящие запахи полыни, шалфея, лаванды, донника, мелиссы, сквозь немолчный звон цикад, по серебристым волнам ковыля, мимо хвойника и астрагалов, в тени которых пурпурно цвели ятрышники и набирал бутоны безвременник. Суслики, столбиками стоящие на холмах, провожали всадников озабоченными взглядами. Над головой Дарьи толклась стайка любопытных чёрно-жёлтых стрекоз-аскалафов. Солнце лезло всё выше, плавило дрожащий, изнемогающий воздух. На камнях полозы и жёлтопузики принимали солнечные ванны. А полаксиане и не замечали жары, хотя должны были уже свариться в своих наглухо запечатанных одеяниях. Зато они заметили, что «леди беззащитна перед солнцем», и набрали ковыля, мелиссы и белых цветов шафрана («О-о, это и есть самая дорогая пряность Земли? Клан Эбстерхиллов достаточно богат, чтобы дарить Вам любые цветы, благословенная леди»), и Орк в несколько минут сплёл Дарье шляпу. Патрик упоённо бубнил латинские названия. Джошуа и Фарид забрасывали Дарью сотнями «что», «как» и «почему». Кайс, лишённый, как видно, инстинкта самосохранения, норовил то понюхать обжигающий ясенец, то потрогать дремлющую гадюку, то попробовать на вкус семена «золотого дождя». Аян ворковал с собакой и ухитрился погладить дрофу, подбежавшую поздороваться с Дарьей. А Дарья уже забыла о своих планах провести полаксиан только центральной тропой; она вела их всё дальше и дальше, и ей хотелось, чтобы этот знойный день длился всегда.

Первым спохватился Шедир.

– Мы уморим Вас, леди! Джо, найди воду. Ай, Кайс, ставьте тент.

– Нет-нет! – Дарья тряхнула головой, придерживая душистую шляпу. – Скоро мы выедем к берегу и устроим привал. Это близко; видите скалу?

Пещеру, оборудованную для отдыха, так и называли – «Привал». У коновязи, укрытой в тени скал, путники спешились. Дарья спрыгнула в объятия Шедира. Он даже не покачнулся, держал её крепко, по-хозяйски, и поставил девушку на землю, лишь встретив её удивлённую улыбку. Фарид, Кайс и Джошуа занялись лошадьми, нежно, но безапелляционно отстранив Дарью: «Это занятие не для девичьих рук, леди». Дарья побежала под душ.

Прохладная вода шипела и пузырилась на её разгорячённой коже. Дарья отворила шкафчик с косметикой. Посмотрела своему отражению в глаза – широкие, светлые, с золотисто-жёлтыми ореолами вокруг зрачков; казалось, они освещают всё её круглое загорелое лицо с маленьким, прямым, чуть приподнятым носом и округлым упрямым ртом. Подумала: а зачем? Эбстерхиллы уже не глазами видят её.

Она надела простое короткое белое платьице, обвила длинные золотисто-медовые ноги посеребрёнными ремешками сандалий. С трудом, ломая зубья щётки, расчесала волосы, заплела их в две толстые, ниже бёдер, бронзовые косы, сплошь в блестящих тугих завитках. Запутала в локонах цветы шафрана. Потом всё-таки не удержалась, припудрила нос и посеребрила веки.

В пещере было свежо и светло. От биофакелов на стенах струился жёлтый свет. По стенам и потолку бежали палеолитические чёрно-красные тарпаны, гепарды, сайгаки; в мерцающем свете факелов казалось, что рисунки дышат и движутся. Пол и скамьи устланы зелёными коврами. На столе – утварь, стилизованная то ли под скифскую, то ли под античную – туристы, жаждущие экзотики, обычно не очень в этом разбирались.

Эбстерхиллы осваивали пещеру. Шедир с усмешкой примерял к руке бронзовый акинак. Орк разглядывал стенную роспись. Патрик выкладывал в краснофигурный килик промытые плоды земляничного дерева (и когда успел набрать?). Фарид и Джошуа отрабатывали друг на друге прыжки, удары и блоки. Аян изучал панель доставки, оформленную, как рельефный орнамент в «зверином стиле».

Они обернулись и после секундного молчания заговорили все разом.

– Творить красоту – не так ли, леди? – Фарид уронил руки и получил остановленный в последний миг удар «под дых».

– На какую кнопку нажимать? – взмолился Аян.

– Я заметил, что арбутус нравится Вам не меньше, чем перевязке, – улыбнулся Патрик.

– Не только звери готовы льнуть к Вашим ногам, – признал Джошуа.

– Смотрите! – мелодичный голос Орка дрогнул. – И крокусы в волосах леди Дарии не вянут!

– Говорите по очереди, вы непочтительны к леди! – потребовал Шедир.

Дарья рассмеялась так звонко и непринуждённо, что полаксиане подхватили её смех. Остановилась возле Аяна, вызвала таблицу кодов.

– Вы, наверное, голодны, господа Эбстерхиллы? Что вам заказать?

– Нет-нет, леди, я разберусь! – запротестовал Аян.

– Женщине не должно заботиться о мужчинах, – мягко, но властно остановил её Шедир.

– Оставьте, леди, пусть Ай поиграет! – махнул рукой Джошуа.

Дарья пожала плечами и вышла к лошадям. Они были рассёдланы, растёрты сухой травой, с расчёсанными гривами и хвостами, перед каждой – ведро с водой, сёдла аккуратно прислонены к камню. Кайс носил из грота сено.

– Ваша Чандра очень злая, леди.

Он улыбнулся одними губами. Улыбка из-за шрама вышла кривой, лицо юноши осталось неподвижным и неприветливым. Дарья сосчитала про себя до семи, выровняла дыхание и напрягла мышцы души подобно мысленному протягиванию открытой ладони. В два такта, ударами сердца отмеряя темп; не спешить, не отпугнуть его, но и не очень медлить, чтобы он ощутил её силу, и по возможности не смотреть пока в его упорные, наглухо зачернённые глаза. Вслух же:

– Она Вас укусила?

Кайс откачнулся, будто от мягкого толчка в грудь. Дарья подняла ресницы. Его лицо стало другим: беззащитным, растерянным, доверчивым, восторженным… И теперь было видно, что он немногим старше Аяна и похож на него. Мальчишки…

– Нет… – пробормотал Кайс. – Не успела.

Дарья расстегнула недоуздок. Чандра взвилась вверх, высвобождаясь. Её передние копыта тёмными булыжниками мелькнули над головами людей. В то же мгновение Кайс сгрёб Дарью и одним прыжком оказался у противоположной стены ущелья. Вскинувшись, тревожно захрапели привязанные кони. Чандра прижала уши, злобно завизжала и бросилась на Кайса: отбивать у супостата хозяйку. С противоположной стороны в ущелье влетела, захлёбываясь бешеным рыком, Ашатн.