Текст книги "Диалоги о ксенофилии (СИ)"
Автор книги: Мария Ровная
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Джон положил Анне на колени изысканную шипастую раковину и отряхнулся по-собачьи, окатив её брызгами.
– Какое чудо! – Анна склонилась над подарком. – Хм… Я не могу её определить. По-моему, она не земная. Джон, можно послушать?
Он приложил раковину к её уху.
– Шумит? – спросила Дарья, выжимая косы.
Анна радостно кивнула.
– Шумит. Точно, как наша.
– Давайте устроим костёр, – предложил Джон. – Кто любит живой огонь?
– Я, – в унисон откликнулись женщины.
– А где директриса? Она работать любит, пусть таскает плавник.
– Она же уплыла с вами.
– Но скоро повернула к берегу.
– И не возвращалась? – забеспокоилась Дарья.
Анна встала. Её передёрнуло внезапным ознобом.
– А если просто судорога? – заикнулась Дарья, не веря собственным словам.
Джон даже не ответил. Они молчали, глядя то друг на друга, то на искристую винноцветную гладь. Откуда-то прилетел ворон и сел Джону на плечо.
К ним подскочил Игорь, волоча по камням недоупакованный этюдник.
– Что случилось? Почему вы так стоите?
– Анну Северин забрал океан, – тихо сказал Джарианнон.
Игорь бросился к воде.
– Стой, реттиор! – окликнул Джарианнон. – Поздно. Она ушла сама. Ты и тела не найдёшь.
– Она же только что была живая… – оглушённо пробормотал Игорь.
Дарья шагнула к Анне и срывающимися пальцами начала расстёгивать на ней платье.
– Надень ей алмаз, – напомнил Джарианнон.
_ _ _
Вода мягко подхватила и закачала её. Анна легла на спину. Ничего страшного. Как дома. Купаться она любила до самозабвения.
Стихла головная боль. Потом, впервые за три года, расслабились несуществующие, но до сих пор стиснутые в кулаки пальцы. Втянулись в локти, в плечи. И исчезли. Только дёрнуло напоследок болью правую кисть, сломанную тогда, на пощади Сьетэскино.
– Первый результат есть, – доложила Анна. – Он снял мне фантомные ощущения.
– Может, он тебе и руки отрастит? – загорелся Игорь.
– С каждой стороны по четыре, – размечталась Анна.– А нырнуть можно?
– Я т-те нырну, – пригрозила Дарья.
– Ну, хоть поплавать, – канючила Анна. – Совместить приятное с полезным.
– Не надо, – сказал Джон. – Может статься, что ты захочешь уплыть от нас. Следи за собой.
Анна стала следить за собой. В ней разлилась пустота. Обычное состояние при сосредоточении…
– Ну, что? – нетерпеливо спросил Игорь.
– Да ничего. Болтаюсь, как это…
И тут ей страстно захотелось быть одной. Избавиться от всех троих и остаться наедине с океаном.
– Он здесь.
– Слышу, – отозвалась Дарья.
– Вижу, – одновременно произнёс Джон.
Теперь она явственно различала в себе чужой зов, ставший её желанием. Плыть и плыть под водой, у самого дна, растворяясь в блаженстве единения с природой.
– У вас что-нибудь получается?
– Пока нет, – ответил Джон.
– Я мешаю? Отталкиваю его, да? – Анна пробежала по себе лучом внимания, раскрывая меридианы, расслабляя напряжённые точки. Океан хлынул в неё. Она успела сказать:
– Я пошла…
Никуда она не пошла. Лежала в своей постели, обложенная грелками. Джон держал её голову в ладонях. В голове почему-то жужжала фраза: «Умный человек прячет камешек на морском берегу».99
К ней склонилась Дарья.
– Как ты?
– Нормально. Как после син-ро.
Дарья поднесла к её губам стакан. Джон помог сесть.
– Получилось?
Эмпаты переглянулись.
– Мы так и не поняли, – пробурчал Джон. – Но тебя он отпустил – это главное.
– Не захотел океан с тобой связываться, – грустно пошутил Игорь.
Джон вышел. Анна попыталась встать.
– Куда? – всполошилась Дарья. – Лежи. Я принесу судно.
– Нет.
– Тогда Игорь тебя отнесёт.
– Знаешь, о чём больше всего мечтаю все три года? Ходить туда одной. Одной! Ничего не хочу так исступлённо, – Анна, осекшись, закусила губу. – Извини, Дашенька. С чего вдруг я сорвалась?…
– От слабости. Ты провалялась почти сутки.
– Сколько? – изумилась Анна. – Тем более хватит лежать.
«А где умный человек прячет лист? В лесу».
Обратно она шла уже без поддержки. Но, когда растянулась в постели, всё тело у неё мелко дрожало.
– Игорь, у тебя хорошая зрительная память?
– Обычная.
– Ты можешь нарисовать вертикальный ряд знаков?…
– В зеркале? – догадался Игорь. – Конечно. Всю картинку нарисую. Но зачем тебе сейчас?
– Вот вы уйдёте, а я буду любоваться.
– Куда это мы уйдём?
– Куда-нибудь. Смотри, как Дарья мается.
– Да, – Дарья обернулась от окна. – Нет сил ждать неизвестно чего. Уж лучше бы ничего не получилось. Но ведь мы нащупали какие-то ниточки! У меня чуть голова не лопнула передавать. И вот уже шестнадцать часов прошло – ничего не изменилось. Ну пусть уже что-нибудь произойдёт!
– Езжай на конный аукцион, – посоветовала Анна.
– Что ты! Я за себя не ручаюсь! Я лошадь куплю!
– Не на что. А я хоть высплюсь без вас.
– Вот, – Игорь примостил на столике у кровати картинку. – А поесть, Нюша?
– Нет, милый. Я устала.
_ _ _
Она осталась одна. Послушала тишину пустого дома. Подошла к зеркалу. Ну и вид… Румянец цвета молодого салата. Глазки-щёлочки. Волосы от морской воды превратились в паклю. Хорошенький кружевной пеньюарчик – как на корове седло.
Анна лягнула зеркало. Безрезультатно. Ещё раз изучила картинку Игоря и поплелась по комнатам, пиная по пути свои отражения.
Патер Браун оказался прав. Джордж Эдуард Нэвилл, построив библиотеку и виллу вокруг инопланетного зеркала, спрятал его среди множества обыкновенных. Анна разглядывала в нём картинку, отличную от Игоревой только вертикальным рядом знаков, пока она не исчезла.
А если попробовать набрать тот ряд, трогая знаки в их основной группе? И увидеть ещё раз себя, нарисованную Его рукой.
Она снова ударила зеркало, включив изображение, и принялась прижиматься носом к символам.
Всё верно. Зеркало стало окном. Там, на ледяном плато, была кромешная ночь. Скалы угадывались лишь по чёрным провалам на звёздном небе. Анна, вглядываясь во тьму, подалась вперёд. Но не упёрлась лбом в поверхность зеркала, а провалилась, едва не потеряв равновесие. Рефлекторно сделала шаг, задержала дыхание перед жутью бескислородной атмосферы и космического холода…
Никакого плато. Низкий круглый зал, весьма странный, но явно виденный прежде. Мутноватый искусственный свет. Нормальный воздух. Над маленьким фонтанчиком умывается Антонио.
Он стремительно выпрямился. Мокрые кончики волос, расстёгнутый ворот, розовая полоса на шее… Мир вспыхивал перед Анной отдельными клочьями. Потом встал дыбом. Анна сбежала по крутому склону, падая, падая, и продолжала падать уже в его руках…
Он нажал ногтем точку жэнь-чжун у неё над губой. К Анне толчком вернулось сознание. Она скользнула губами по его руке. Прильнула щекой к груди – услышать сердце, порванное стрелой.
Антонио перенёс её на ложе. Она, холодея, поняла, что не поверит ему. Что бы он ни сказал. Не сможет поверить. Она даже боялась встретить его взгляд.
– Нарешті, – хрипло прошептал Антонио. – Диво моє зоряне, чи це поведінка порядноi дружини? Чому я маю п'ять років шукати тебе по всьому Всесвіту i, врешті решт, ловити сильцем?
_ _ _
Они слегка отстранились друг от друга – лишь настолько, чтобы наглядеться.
– Фрэй, – теперь она могла назвать его первым, тайным именем, именем для самых близких. – Фрэй. Я три года не видела тебя.
– Три?… Да, земных. У нас разный счёт времени.
– Даже счёт времени, – она улыбнулась, заметив своё отражение в его расширенных пульсирующих зрачках. – Но мне не страшно. Ты смотришь на меня, а мне не страшно. И не больно.
– Потому что я вижу тебя подлинной. Все прочие зеркала лгут тебе, Аннион.
– Где мы? Это Аймири?
– Да.
– Как я сюда попала?
– И откуда? В халате и шлёпанцах! Шельтинх-разведчики носят это вместо скафандра?
– Из Одиссеевой библиотеки. И тогда – помнишь? – ты считал мои наряды экстравагантными.
– Ты – на Аксорге? Зачем? Тебя туда Джон потащил?
– Нет, я сама на него свалилась. Фрэй, пожалуйста, сначала расскажи ты, – взмолилась Анна. – Почему силок?
– Что мне было делать, если ты пряталась от меня? Я знал, что рано или поздно ты найдёшь одну из дверей Странников. И поймёшь, как её открыть. И, разумеется, сунешься в неё. Вот и всё.
– Что – всё? – не поняла она.
Он растолковал ей, как ребёнку:
– Я вычислил центральный пульт управления. Выменял его у нарраков на «Катти Сарк». Сообщил Джону и своему штурману, что вернусь не скоро. Мы с Орком перепрограммировали двери. Сейчас любая из них настроена на Капеллу в ауре и на форму твоего тела. Любая втянула бы тебя сюда, независимо от набранного кода. Мне оставалось только ждать. Как пауку, – усмехнулся он.
– Игорь не получил твоего сообщения.
– Вот это плохо. Мальчик мне верил.
– И верит. И, конечно, грудью бы лёг, но к нарракам тебя одного не пустил. Потому ты и не сказал ему, куда летишь?
– Я вправе рисковать только собой.
– Постой… – Анна села. – Что значит – "форма тела"? Ты знал? С самого начала? И ловил меня – безрукую?…
– Мы муж и жена, – сухо напомнил Фрэй. – Мы дали друг другу обет супружества. И, что бы с тобой ни случилось, твоя рука будет в моей руке.
Он, притянув Анну к себе, приник губами к её культе.
– Аннион!
Она очнулась от пощёчины.
– Что с тобой? Второй обморок! Ты больна? Анна… – у него почернели глаза. – Ты была в океане Аксорга.
– Да.
– Боже милосердный…
Анна зарылась носом в его пахнущие горечью волосы. Лихорадочно припоминая ареньольскую дразнилку, заворчала:
– Феодал. Тиран. Деспот. Магистр. Начал с выговора, теперь дерёшься… Фьеро рраут, рраут, рраут, фьямпа куарзо тон ри тнаут.100
– Ты ещё и дразнишься?! – Фрэй расхохотался, тряхнув головой. – Даже счёт времени у нас разный – и ты, инопланетянка, даришь мне эхо моего детства. Воистину: «Из города Киева, из логова змиева я взял не жену, а колдунью».101
– Благословение Юлию, столкнувшему с параллелей наши пути, – чуть слышно проговорила Анна.
Он с сожалением разжал объятия:
– О тебе, верно, уже тревожатся.
– И тебя заждались.
– Мы выйдем на Аксорг.
– Да, все там.
– Все?…
– И Джарианнон, и Дарья, и Игорь.
Фрэй обошёл напоследок станцию. Бросил сквозь дверь на письменный стол Джона пачку исписанной бумаги. Позвал:
– Исса, хватит тебе деликатничать и прятаться. Уходим.
Из-под воздушного регенератора на него прыгнула длинная искристая змея. В истоме обвилась шарфом вокруг его шеи, нежно шелестя: «Конванумс, конванумс».102
Анна замешкалась перед зеркалом. Фрэй, поняв, взял её на руки, чтобы дверь ни на миг не разделила их.
– Всё-всё, – она соскользнула на пол. – Пусти. Не труди ногу.
– Забудь о ней, – он огляделся, щуря отвыкшие от солнечного света глаза. – Где они?
– Хм… Может, в самом деле пошли на конный аукцион?
– Тебе нужно лечь. И расскажешь мне всё, с того момента, когда… Постой. Это не Аксорг!
– То есть, как? – опешила она. – Вот мои вещи!
Фрэй потянул её к окну.
– Смотри. Это не может быть Аксорг.
За окном был тот же океан. По волнам неслись глиссеры, набитые галдящей, размахивающей руками молодёжью. Но над ними в вечернем небе, то ныряя носом, то вспархивая, неумело летел дельтаплан.
* * * * *
? 1986-1988
Туннельные переходы
Стихов стихия стихла. Синий лес
во мне пронизан сумрачным сияньем,
струящимся с неведомых небес,
где встречей вскоре станет расставанье.
Свет обретает силу, смысл и вес.
Всё сказано. Дальнейшее – молчанье.
В безмолвии, с тобою или без,
спиралями лучей сойду к познанью.
А может быть, к рожденью. Я не знаю.
В моей душе растёт душа иная.
Мне цель мерцает маятником вех.
И, беспредельность света постигая,
К тебе иду, в сиянье узнавая
тебя, собрат, со-узник, человек.
1
Стихов стихия стихла. Синий лес
блуждающих огней, моя икона
в экранном зазеркалье, миллионов
времён и далей моментальный срез
зовёт меня сквозь сень земных завес,
как повитуха, в мир манит из лона,
туда, где ловят взор новорождённый
глаза Вселенной, полные чудес.
Меж мною и тропами звездной чащи -
я отражённый. Или настоящий?
Где зеркало – экран иль разум мой?
Я пред собой, перед последней гранью.
Свободный дух под смертной пеленой
во мне пронизан сумрачным сияньем.
2
Во мне, пронизан сумрачным сияньем,
стоит покой бездонной тишины.
Как в водной глади, в нём отражены
отточенные строки мирозданья.
Кто он, читатель Божьего посланья?
Для чьей услады истины и сны,
миры и души в узел сплетены
лучей и взглядов неразрывной сканью?…
Реальность, звездной мантией одета,
с уменьем мага мириады пьес
пред нами ставит, не спросив билета.
Дам руку ей, не требуя ответа,
открыт потокам золотого света,
струящимся с неведомых небес.
3
Струящимся с неведомых небес
безмолвным зовом искристо змеится,
пронзая тяготенья тёмный пресс,
моя дорога, книги книг страница.
Благой ли бог иль остроумный бес,
плетёшь из нашей были небылицы,
хоть мы – лишь кружева твоих словес,
не ты решаешь, что в них говорится.
Не властен автор над своим созданьем.
Пусть твой сюжет мне не сулит свиданья -
на всё есть воля. И не обессудь.
Круг замысла я в силах разомкнуть
и к тем мирам прорезать торный путь,
где встречей вскоре станет расставанье.
4
Где встречей вскоре станет расставанье
пусть спорят фатум, случай и расчёт.
Ты впереди – и я иду вперёд.
Необходимы долгие скитанья,
они – разбег и бесконечный взлёт
к тебе, к твоей причудливой компании,
что нитями дорог на звездном стане
всесветный гобелен единства ткёт.
Где б ни была ты – мы под общим кровом:
Вселенная – одно большое «здесь».
Мы сплетены в ней, как с утком основа.
Любой из нас – в её сонете слово.
От миллиардов глаз всего живого
свет обретает силу, смысл и вес.
5
Свет обретает силу, смысл и вес
лишь в единенье с разумом и волей.
Мелка любовь, не знающая боли.
И меч – не меч, коль без клинка эфес.
Мы космос изнутри ростком вспороли,
возникли притчей, полной катахрез:
любовь и воля, шпага и порез,
и пригоршня целящей рану соли.
Меч разума, разящий расстоянья,
несёт пространству радостную боль.
Но пестует нас звездная юдоль:
мы – речь её, её самосознанье.
Да будет нами – в этом наша роль -
всё сказано. Дальнейшее – молчанье.
6
Всё сказано. Дальнейшее – молчанье,
и тишиной объят душевный лад.
Мерцает впереди Небесный град
томительным и нежным узнаваньем.
Лучом надежды, мощью ожиданья
полотнища неощутимых врат
толкну в свободу, где миры манят
меня зеленоглазым обещаньем.
Вот мой удел, отрадней всех отрад:
меж звёздами натянутый канат
син-ро – над небом, над судьбою, над…
Покой и волю взяв наперевес,
идти над бездной, выше всех преград,
в безмолвии, с тобою – или без.
7
В безмолвии, с тобою или без,
свою страницу Книги расчерчу я
лучами странствий и впишу земную
мелодию в хоралы звездных месс.
Любой из нас, пространственных повес,
гуляка праздный, в мировые струи
вплетает, жизнью космос коронуя,
идею, рифму, штрих, мазок, диез.
И все мы, до границ небесных сфер -
единый любопытный Люцифер,
несущий свет живого созиданья
сквозь вечный лабиринт фрактальных мер.
С тропами братьев слив свои исканья,
спиралями лучей сойду к познанью.
8
Спиралями лучей сойду к познанью.
В пространство и в себя нырну на дно.
Там, в глубине, где «ты» и «я» – одно,
где «мы» и «космос» – лишь иносказанья,
где смешано и переплетено
всё сущее в смущающем слиянье,
где постиженье есть существованье,
в миры иные светится окно.
Кем обернусь в немыслимом походе?
Иду к исчезновенью – иль к свободе?
Ищу ли смысл – иль душу отдаю?
Куда бы ни вела тропа крутая,
она моя. И пусть – к небытию.
А может быть, к рожденью. Я не знаю.
9
А может быть, рождения не зная,
в небесном тигле я уже рождён,
навеки быть собою осуждён,
но из себя упрямо прорастаю.
И в зыбкой люльке далей и времён,
по-прежнему любовью истекая,
тебя в воспоминанья пеленаю,
жена из жён, мадонна из мадонн.
Я снова есмь – и снова я с тобою,
любовью от смертей заговорён,
мой оберег, моя звезда живая.
Пока живу, всегда нас будет двое.
Во мне два сердца бьются в унисон.
В моей душе растёт душа иная.
10
В моей душе растёт душа иная.
Открыв глаза в ответ на звездный зов,
с улыбкой упоённою впивает
свет истины, неистово лилов.
Страницу за страницей я листаю
людские судьбы – опусы богов -
и всё ясней отныне различаю
скелеты тем в нагроможденьях слов.
Но замысел, сюжет, идея, тема -
ещё не жизнь. Их, как любую схему,
развеет в прах обыкновенный смех.
Что мне до слов – пусть праведных, пусть вечных?…
Пусть следуют за мной. Смеясь беспечно,
мне цель мерцает маятником вех.
11
Мне цель мерцает маятником вех.
Но, к ней стремясь, меняюсь непрестанно
в лад с маяком над звездным океаном.
Кто я теперь – волна, туман иль снег?
Я, словно лис, бежавший из капкана,
себя былого от себя отсек.
И хоть без лапы неуклюж мой бег,
зато лететь не помешает рана.
Сиянье цели не таит угроз.
И, коль необходим метаморфоз,
чтоб к ней дойти – с упорством мотылька я
в конце концов из кокона пророс,
себя в себя же перевоплощая
и беспредельность света постигая.
12
И беспредельность света постигая,
и неизбежность тьмы, во тьме пустот
не заблужусь, какой бы поворот
мне ни открыла чаща мировая.
Во мне – не в мире – радости оплот.
Источник бытия, не иссякая,
бьёт из моей души – и, отвечая,
лишь радость мне дарует звездный свод.
Лучом любви своей летучей стае
путь пролагая, – краткий, как рубайя,
сквозь мир и мрак туннельный переход, -
усердно сеть туннелей я сплетаю.
Вот замкнут круг. Вот цель в сети. И вот
к тебе иду, в сиянье узнавая.
13
К тебе иду, в сиянье узнавая
себя под странным обликом твоим.
Мы в симбиозе дышим и творим,
единый круг живого созидая.
В нём, отражая и преображая
собой собратьев, каждый пилигрим,
и независим, и незаменим,
торит для всех свою дорогу к раю.
Искрится во Вселенной даль за далью,
в безмерных руслах вакуумных рек,
на островах планет и в зазеркалье,
твоих деяний путеводный трек.
Не истину – тебя всегда искал я,
тебя, собрат, со-узник, человек.
14
Тебя, собрат, со-узник, человек,
я обрету на той дороге звездной,
взойдя живым мостом над пенной бездной,
сводящим солнце с солнцем, с веком – век.
Перед лицом всех альф и всех омег -
свидетели ошую и одесную -
с тобою мы, невеста неневестная,
венцом син-ро обвенчаны навек.
В несметных сонмах пламенных принцесс
у нас одна тропа, ты это знаешь.
Ты каждым шагом встречу приближаешь.
Мы будем вместе, странники небес.
Ведь и тебя призвал к себе – едва лишь
стихов стихия стихла – синий лес.
Примечания
1
Марк Катон Старший завершал каждое выступление в сенате словами: «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» (Впрочем, я полагаю, Карфаген должен быть разрушен).
обратно
2
Святой дух, Божественная Душа – женская ипостась Создателя, дочь, жена и мать Бога (богочеловека Элия Айюнши – аватары Творца).
обратно
3
По-сурийски – Пророк, тот, кто предлагает человечеству новый уровень сознания.
обратно
4
Лисёнок.
обратно
5
Спутник Теллура, его луна.
обратно
6
Вторая планета звезды Грумбриджа.
обратно
7
Около 10 земных лет. Теллурийский год – 218,45 земных суток или 188 теллурийских (теллурийские сутки – 27,89 земного часа, или 30 теллурийских часов, или 10 страж).
обратно
8
24 земных года. Продолжительность жизни гуманоидов Земли Брандуса 60-80 земных лет (100-135 теллурийских).
обратно
9
Приблизительно 7 земных.
обратно
10
По-сурийски – “замок”, “засов”; употребляется аналогично “аминь”.
обратно
11
Приблизительно 17,5 млн. км.
обратно
12
На языке хэйнитов – “да несёт тебя радость к источнику света”. Традиционное приветствие кормчих. В фольклоре Звёздного флота движитель кормчего в пространстве – радость свободного полёта.
обратно
13
Крайние – самая отдалённая и самая близкая от звезды – точки орбиты.
обратно
14
“Прощай(те) ” по-ареньольски.
обратно
15
“Прощай(те) ” по-сурийски, употребляется только в тексте реквиема.
обратно
16
Обращение к незнатной женщине (к мужчине – “тино”).
обратно
17
21 земной год.
обратно
18
Светлое Двенадцатидневье, период праздников; начинается за 3 дня до солнцестояния (Новый Год, день Сошествия Божией Души на землю) и заканчивается через 3 дня после апоастра (Рождество Элия Айюнши, которого Даис Аннаис, сойдя на землю, непорочно зачала от людских вздохов).
обратно
19
“Королям королёво (“цезарю цезарево”), но я и сам – Ванор” (по-сурийски).
обратно
20
Год состоит из Светлого Двенадцатидневья и 8 месяцев по 22 дня.
обратно
21
Королевский замок в Эстуэро.
обратно
22
Не прошедших обряд пронесения над священным огнём и присвоения имён – бытового (повседневного) и подлинного (скрытого от чужих).
обратно
23
Три теллурийских часа – 2 ч 47 мин.
обратно
24
Особо почтительное обращение к незнатному мужчине, старшему по возрасту или положению.
обратно
25
“Не клянитесь в любви и не давайте обетов верности, ибо ещё до рассвета двое из вас отрекутся от меня, и третий получит мзду за мою голову”. – Канон, Книга Исхода, II, 20-22.
обратно
26
Обращение к знатной женщине.
обратно
27
Каноническое монашеское одеяние, общее для мужчин и женщин.
обратно