Текст книги "И.о. поместного чародея. Книга 2 (СИ)"
Автор книги: Мария Заболотская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 40 страниц)
Глава 8, повествующая о том, что даже у самых добропорядочных с виду людей имеются темные дела
Конечно, то нельзя было назвать настоящим везением, но губы мои складывались в бледную улыбку, когда я мысленно перечисляла в полудреме все выгоды, извлеченные из последних событий.
Во-первых, мы смогли прибиться к немногочисленной группе торговцев из Фиве, являвшихся воплощением степенности и добропорядочности как вместе, так и по отдельности. Господин Силумн представил нас всем своим спутникам, как только они спустились к завтраку из своей комнаты, и те с важностью кивнули в ответ на нашу просьбу продолжить путь в столицу вместе. Вид магистра Леопольда, с отсутствующим выражением лица пережевывающего жесткий стебель зелени, в то время, как с кухни доносились манящие ароматы жареного мяса, зарекомендовал нас как нельзя лучше и подтвердил слова господина Барнабы, называвшего нас не иначе как "скромным и благочестивым семейством". Чинная беседа, которую маг поддерживал с постным и трагичным выражением лица, расположила к нам фивейцев окончательно.
Во-вторых, почтенные торговцы путешествовали на повозках, где нашлось место для того, чтобы мы смогли передохнуть после долгой бессонной ночи. Нам не пришлось брести под моросящим дождем, ведя в поводу коня, на которого никто из нас не желал взбираться, и большую часть пути мы продремали бок-о-бок, завернувшись в плащи. Гонорий был отдан на попечение слугам, сопровождавшим фивейцев. Из-за дождей, размывших тракт, повозки передвигались медленно, и не приходилось опасаться, что наш конь падет от чрезмерной усталости.
В-третьих, благодаря Темной Дороге мы очутились почти рядом со столицей, благополучно миновав все поселки и города, где нам могли повстречаться недруги, о которых мы все еще ничего не знали, в то время, как они наверняка имели при себе точнейшие предписания, позволяющие опознать нас с первого же взгляда. Тревожило меня только то, что я все еще не могла высчитать, сколько же времени минуло в нашем мире, пока мы бродили по лесам короля Ринеке – Изгард располагался южнее, чем Эсворд и осень сюда приходила позднее на неделю, если не более, что, например, можно было определить по срокам листопада. Но в пору, когда идут затяжные дожди, все выглядит одинаково мрачным и серым, особенно для человека голодного и уставшего.
В-четвертых – но как я не внушала я себе, что речь идет о преимуществе, на душе от этой мысли становилось тоскливо, – я оставила свое кольцо в мире духов и никто не смог бы отследить теперь мои перемещения. Каспар не говорил, что может определить мое местонахождение благодаря кольцу, но этого нельзя было исключать, и то, что я не расставалась с его подарком, могло сослужить мне дурную службу в бдущем. Разум говорил, что кольцо следовало выбросить, едва мы только сделали шаг за порог дома, но тут же я вспоминала, как Каспар единственный раз поцеловал меня, и сердце ныло, словно разлука наша стала окончательной, после того, как я сняла кольцо. "Удостоверюсь, что Леопольд и Мелихаро надежно спрятаны, разузнаю, что поговаривают об Каспаре другие чародеи, и тут же отправлюсь в Эзринген, если мне покажется, что он и впрямь в беде", – говорила я себе. Конечно, демону и чародею не стоило знать, что я собираюсь оставить их вскоре после прибытия в Изгард, но именно так я собиралась поступить изначально, как бы глупо это не выглядело.
Колеса повозки поскрипывали, натужно катясь по вязкой грязи, тихий шелест дождя убаюкивал, а под боком у Мелихаро дремать было тепло и уютно. Демон со свистом посапывал, что свидетельствовало о крепком и мирном сне, но, сколько я не сбрасывала со своего плеча его руку, оказавшуюся там якобы случайно, она вновь возвращалась на прежнее место, стоило мне только уступить дремоте. Отодвинуться от него я не могла, поскольку все оставшееся свободное место занял магистр Леопольд, подергивающийся в такт своим похрапываниям. Хоть на душе у меня скребли кошки, а страх перед будущим то и дело накатывал муторной волной, странное чувство согревало мою душу, когда я приоткрывала глаза, чтоб сонно покоситься по очереди на спящих спутников.
С некоторым сожалением я услыхала сквозь сон, что шум ветра в листве сменился отдаленным лаем собак, ревом домашней скотины и звонким стуком топора – кто-то без устали рубил дрова, готовясь к холодам. Зевая, я высунула голову наружу и убедилась, что мы въезжаем в предместье столицы, запахи и звуки которой я уже успела подзабыть, теперь заново открывая для себя их богатство и силу.
Конечно, в мире существовали города и побольше Изгарда, но я, с отвращением оглядывая чудовищное на мой взгляд скопление домов и людей, подумала, что для меня и этого хватит с головой. Сонный маленький Эсворд, к которому я привыкла за последние годы, казался деревушкой даже в сравнении с околицей столицы. Не успели мы добраться до городских ворот, как я испытала тоску, которой не знавала уже больше десяти лет – так же подавленно и ничтожно я чувствовала себя в тот раз, когда увидела этот город впервые. Но тогда моя детская душа все еще была любознательна и открыта, и это помогло побороть отчаяние, сковавшее меня по рукам и ногам при виде лабиринтов тесных улиц и бесконечной череды домов, лепившихся друг к другу, как поганки на старом пне. Удивительно, но дети подчас более стойки, чем взрослые люди – сейчас я не сразу сумела совладать с приступом страха, охватившим меня при мысли, что сейчас этот огромный город поглотит нас без остатка, как прожорливейший монстр с бездонным брюхом.
Мои спутники, напротив, воспряли духом при виде городских стен – Леопольд с воодушевлением предположил, что здесь на каждом шагу имеются харчевни, что, по его мнению, приравнивало это место к райским кущам, а Мелихаро заявил, что хоть и отвык от светской жизни, однако в былые времена его персона считалась украшением многих дамских салонов в иных столицах.
Пока я с неприязнью глазела на окраинные столичные пейзажи, тщетно борясь с ужасом, который они мне невольно внушали, повозки приблизились к городским воротам. Несмотря на послеобеденное время, проезд был перекрыт множеством колымаг разного пошиба. Обычно подобное столпотворение у городских ворот наблюдалось поутру, когда крестьяне и монахи, приторговывающие плодами трудов своих, торопились на городские рынки. Но причины удивительной толчеи быстро объяснились. Не успели мы выбраться из повозки, кряхтя и зевая, как милейший господин Силумн очутился поблизости и, понизив голос, сообщил с заговорщицким видом:
– Придется обождать. Из-за готовящихся празднеств в столицу съехалось множество народу, желающего поглазеть на представления. Торговцы из окрестных городов решили, что их здесь ждут крупные барыши и прибыли сюда с товарами, но местный торговый люд воспротивился, не желая терпеть убытки из-за конкуренции. Изгардские купцы сговорились с городскими властями и стража не пропускает в город повозки, груженые товарами, если у их хозяина нет при себе особого разрешения, которое не так-то просто раздобыть.
– Так вас могут и не впустить в столицу? – встревожился магистр Леопольд, бросив на меня недобрый взгляд.
Лицо господина Силумна просветлело, и он с многозначительной улыбкой заверил нас, что его приятелям-фивейцам беспокоиться нечего. Вновь я почувствовала, что господин Барнаба умалчивает о чем-то, чем очень хотел бы похвастаться.
Шаг за шагом вереница фивейских повозок продвигалась к воротам, с трудом протискиваясь между такими же гружеными колымагами, чьи хозяева не скрывали своей досады – то были торговцы, которых не впустили в город. "Соседями будете", – читалось на их кислых лицах при виде нашего каравана. Я не слишком беспокоилась из-за этой проволочки, ведь мы могли пройти в город сами по себе, но меня одолевало любопытство, отчего наши новые знакомцы так уверены в успешном исходе своего дела.
С удвоенным вниманием я следила за фивейцами и держала ухо востро, не отставая от господина Силумна ни на шаг и жестами призывая чародея и демона следовать моему примеру. Мне не удалось бы внятно объяснить причины моего интереса к делам случайных попутчиков, однако я была уверена, что эту тайну нужно разгадать как можно точнее.
Стражники, порядком подуставшие от ругани с расстроенными гостями столицы, вначале одарили торговцев из Фиве неприязненными взглядами. Но как только господин Барнаба, бывший негласным предводителем своего отряда, подал капитану стражи свои бумаги, тот сразу же подобрел, едва ли не по-родственному улыбнулся фивейцам и произнес:
– Подпись самого предстоятеля храма Святой Лукреции! Приветствую вас, добрые братья. Пусть бог ниспошлет вам удачу в торговых делах!
И он сопроводил эти слова улыбкой, не уступающей по многозначительности тем, что освещали лица фивейцев. Несомненно, тут было над чем поразмыслить, и относись я к Лиге Чародеев чуть лояльнее, то немедленно бы известила ее представителей о том, что в город прибыли люди, за которыми нужен глаз да глаз.
Но у меня хватало и собственных неприятностей, и посему я всего лишь подумала, что осторожность в речах нынче должна быть двойной, а недоверие следует питать не к одним лишь чародеям.
Капитан стражи, будучи, несомненно, человеком опытным, задержал свой цепкий взгляд на магистре Леопольде и с подозрением произнес:
– Этот господин не слишком-то похож на торговца... Он ваш спутник?
Барнаба Силумн тут же заверил капитана в том, что магистр Леопольд – достойнейший представитель провинциальных рантье, прибывший в столицу с богоугодными намерениями.
– И с какими же? – поинтересовался капитан, выразительно осматривая магистра с головы до ног, отчего у меня немедленно екнуло сердце. Излишнее внимание могло оказаться для нас губительным, и я запоздало пожалела о своем решении присоединиться к торговцам – видимо, несмотря на все усилия сойти за добропорядочных провинциалов, наш внешний вид слишком разнился с обликом фивейцев, заставляя любого мало-мальски наблюдательного человека задаться вопросом, что же мы делаем в компании друг друга.
Как я уже говорила, магистра Леопольда можно было назвать ленивым, безответственным и даже нерасторопным, когда дело касалось выполнения им должностных обязанностей, но стоило ему только почуять настоящую опасность, как чародей становился изворотливей ужа.
– Я дал обет совершить паломничество к храмам Изгарда, – с достоинством ответил он, – в благодарность богу за спасение от козней чародеев, которые употребили множество усилий, чтобы погубить мою жизнь.
Господин Барнаба, услышав это, сделал жест, означавший: "Я же говорил, что это славный человек!", но этого, вопреки моим ожиданиям, оказалось недостаточно.
– И к какому храму вы собираетесь отправиться в первую очередь? -капитан был на редлкость дотошным типом.
– К храму святого Изга, – не моргнув глазом, ответил Леопольд, который всегда обретал лихую наглость, будучи загнанным в тупик.
– Не слыхал о таком, – подозрительность капитана усилилась. – Где он расположен?
– Вверх по главной улице от городского рынка, – не сдавался маг, правильно рассудив, что в каждом городе есть главная улица, ведущая к рынку.
Капитан наморщил лоб и некоторое время напряженно размышлял.
– Но там же одни развалины! – наконец, воскликнул он, и вперил в чародея недобрый взгляд.
– Проклятые чародеи! – истошно взвопил Леопольд, воздев руки к небу. – Руины вместо молелен! Храмы пребывают в запустении, на святой земле растет терновник да полынь, и все из-за них! Будь проклято это племя, ведущее свое начало от ехидн и василисков! Горе и скорбь повсеместная в нашем княжестве, богохульство и осквернение... нищета... голод!.. Ядовитое семя!.. Аспиды!..
Усердие его было так велико, что даже я спустя пару минут начала словно невзначай ковыряться пальцем в ухе, а Мелихаро попросту натянул свой берет едва ли не до плеч. Однако и капитан, и фивейцы слушали эти вопли, напоминавшие кошачий ор по весне, с заметно усиливающимся почтением.
– Потише, господин, – капитан приложил палец к губам с тревогой осмотрелся. – Все же нынче еще не те времена, чтобы говорить правду открыто, не опасаясь ушей доносчиков. Простите, что усомнился в вас, храбрый человек.
Леопольд, запыхавшийся и багровый, умолк на полуслове, а господин Барнаба с сочувствием похлопал его по плечу.
– Мужайтесь, мой друг, – сказал он тихонько. – Времена переменятся, верьте!
И мы въехали в Изгард.
Когда пришло время прощаться с фивейцами, теперь взирающими на магистра с неподдельным уважением, господин Силумн, словно решившись, подозвал нас к себе и произнес:
– Я вижу, что вы славное семейство, изведавшее немало горя. Не могу открыть вам всего, однако знайте, что даже после самой долгой и темной ночи наступает рассвет. Запомните слово, которое я скажу вам сейчас – оно поможет вам отличить друзей от врагов в смутное время. Это слово – "арборе". И да благословит вас бог!
После этого он сердечно обнял нас по очереди, и мы, помахав вслед фивейским повозкам, скрывшимся за углом, наконец-то дружно вздохнули с облегчением.
– Въедем в город, не вызвав подозрений! Почтенная компания! – прохрипел Леопольд, сорвавший голос. – Все ваши планы оборачиваются неприятностями и каждый раз мне приходится кричать все громче, чтобы выпутаться из них!
– Странные люди эти фивейцы, – задумчиво протянул Мелихаро. – Негоже торговцам быть такими таинственными и дружелюбными – это им не по чину.
– Что же в их повозках?.. – бормотала я, не слушая ни одного, ни другого. – Оружие? Листовки? Положительно, я поторопилась, когда решила, что в стенах Академии мы будем в безопасности до весны. Хоть бы мы продержались до конца осени...
Глава 9, из которой можно узнать о странных настроениях, царящих в Изгарде, а сверх того – об устройстве дел в канцелярии магической академии
Небо над Изгардом то и дело покрывалось низкими свинцовыми тучами, но иногда луч осеннего солнца пробивался в просвет между ними и ни одному волшебнику не удалось бы повторить то чудо, что он совершал. Мрачный город, возведенный из серого камня, становился приветливым и веселым, и даже я, занятая своими тягостными и беспокойными размышлениями, отметила, что к празднику его украсили с необычайной пышностью. Двери и окна даже самых скромных домов их жители убрали последними осенними цветами, гирляндами из ярких осенних листьев и венками из вечнозеленой омелы. Чем ближе к главной площади мы подходили – тем больше замечали свежевыкрашенных вывесок, новехоньких флагов и ярких разноцветных лент.
На каждом более-менее значительном перекрестке слышен был стук молотка и визг пилы – спешно возводились помосты для представлений, а рядом с горами ароматных свежих досок, не дожидаясь завершения работы плотников, дурачились заезжие комедианты в пестрых одеждах, использовавшие любую возможность, чтобы выманить у прохожих пару монет.
Иногда порыв ветра приносил с запада особо зловредное черно-сизое облако, после чего крупные капли дождя заставляли и строителей, и актеров, и зрителей с проклятиями разбегаться. Но даже непогода не могла испортить праздничное настроение изгардцев. Тем более, что причину этого досадного недочета горожане давно уж определили и, как оно водится, переносить тяготы стало чуть легче – ведь можно было от души клясть виновников:
– Негодные чародеи! – то и дело слышала я. – В столь радостный день не соизволили разогнать тучи!
– Вот так они радеют за нашего князя! Ишь как встало им поперек горла рождение наследника! Поди, нарочно творят заклинания, чтоб дождь не унимался.
– Ну все, закончилась их вольница. Пусть еще пару раз покажут свой норов, и светлейший Йорик убедится, какое ядовитое гнездо умостилось под его боком!
И Леопольд, и Мелихаро внимательно прислушивались к доносящимся отовсюду разговорам подобного толка, поэтому ни один из них не задал мне вопрос, отчего мы битый час плутаем по улицам, вместо того, чтобы спросить у случайного прохожего, как пройти к Академии Магии. Чародеев никогда не любили в Изгарде за спесь и склонность к интригам, но сейчас уж больно громко звучали обвинения. Быть может, мы просто не привыкли к столичным обычаям, но некое чутье подсказывало мне, что не стоит нынче лишний раз обозначать свою принадлежность к чародейскому племени.
Спустя пару часов, потраченных на блуждания по бесконечным узким переулкам, я, наконец, припомнила одну из улиц и сообразила, в какую сторону нам следует идти. Так как об этом я заявляла уже не в первый раз, Мелихаро и Леопольд лишь хмыкнули с кислым выражением лица. Но на этот раз я не ошиблась – в просветах между крышами домов виднелась темная зубчатая стена, от вида которой у меня неожиданно перехватило дыхание. Сколько я не повторяла, что никогда больше чародеям не запугать меня, но сейчас мне вновь довелось почувствовать себя той беспомощной и глупой девчонкой, которую магистр Каспар когда-то оставил в стенах Академии, понадеявшись, что у нее хватит смекалки не пропасть в этом безумном незнакомом мире.
Но даже оживший застарелый страх не помешал мне заметить любопытную особенность – чем ближе мы подходили к Академии, тем меньше флагов, лент и гирлянд украшало дома, какими бы богатыми они не выглядели. Разумеется, у господина, что сумел найти деньги на лучшую черепицу и кованую ограду, нашлась бы пригоршня медяков и для покупки пучка лент, так что подобная сдержанность происходила явно не от бедности. Истина заключалась в том, что поблизости от Академии всегда селились господа, на протяжении многих лет имеющие дела с чародеями. Если уж ты сделал ставку на проигравшего, то нет смысла изображать, будто вовсе не участвовал в игре. Противники чародеев сегодня торжествовали, сторонники почли за лучшее сохранить лицо и вежливо отдать должное государственному празднику – не более того.
У главных ворот Академии лишь два промокших флага с позолоченной бахромой свидетельствовали о том, что здесь слыхали о счастливом событии в княжеском дому. Маги, конечно же, знали, что весь город судачит о том, как наплевать чародеям на славные события последнего времени, но считали ниже своего достоинства убеждать горожан в обратном. Это свидетельствовало о том, что Лига все еще уверена в своих силах, но вовсе не означало, будто уверенность эта имеет веские основания.
– Мы все еще можем повернуть обратно, – тихо, но страстно промолвил Мелихаро, не отводя от ворот встревоженного взгляда. – Я чувствую, что ловушка захлопнется, стоит нам только войти туда.
Магистр Леопольд попытался было что-то сказать, но лишь захрипел и взмахом руки показал, что ему тоже милее веселящийся город, оставшийся за нашими спинами.
– Ну уж нет, – нахмурилась я. – Если у кого эти стены и вызывают истинную неприязнь – так это у меня, ведь здесь мне несколько лет довелось быть ничтожнейшим и презреннейшим из человеческих существ. Но я еще раз повторяю вам – здесь мы будем в безопасности некоторое время, и лучшего выхода нам никто не предложит.
Демон вздохнул, чародей покачал головой, издавая грустное сипение, и я поняла, что какие бы бедствия нас не ожидали впереди – они тут же обвинят в этом меня, как изгардцы сейчас обвиняли магов в том, что осенью с небес проливается дождь.
Привратник без особого интереса осмотрел приглашение магистра Леопольда и отворил нам ворота. Помнится, первый раз я ступила на земли Академии, пройдя через крошечную калитку и будучи при этом всего лишь жалкой находкой опального чародея. Разумеется, в глубине души я надеялась, что второй раз приду сюда, став равной среди равных. Но ступенька, на которую я поднялась, выбиваясь из сил, оказалась не столь уж высокой: спустя десять лет я оказалась такой же беглянкой-обманщицей, что и раньше. И самым главным моим оружием была истина, открытая мне тогда щедрым крестным-самозванцем: чародеям нельзя доверять ни при каких обстоятельствах.
Стоило нам только очутиться на землях Академии, как появившийся из ниоткуда слуга предложил отвести нашего коня в конюшни, и я невольно вспомнила, что долгие годы училась так же незаметно и покорно ждать момента, когда следовало расторопно услужить чародею, к которому меня приставили.
С нескрываемым облегчением я проводила взглядом удаляющегося Гонория, и подумала, что сюда стоило прийти хотя бы для того, чтобы вернуть Лиге этот прожорливый и бесполезный подарок.
Половину наших пожитков взвалила на себя я, вторую половину – Мелихаро, и мы двинулись вперед, навьюченные точно погорельцы.
К тому времени уже порядком стемнело. Следовало поторопиться, иначе нам пришлось бы ночевать где-то в безлюдном уголке, окончательно попрощавшись с мыслью об ужине. Где-то в глубине парка жгли осенние листья. От запаха горьковатого дыма голод стократно усиливался, а на душе становилось вовсе тяжко, ведь нет на свете человека более склонного к меланхолии по вечерам, чем уставший путник, позавтракавший лишь постным супом, а обед и вовсе пропустивший по воле бессердечной судьбы.
Все здесь было знакомо мне, точно не прошло и недели с той поры, как я в последний раз видела башни Академии. Я уверенно направилась к главному входу – пять лет назад канцелярия, в ведении которой находились бумаги всех адептов, аспирантов и преподавателей, занимала лучшие комнаты самой старой части Академии, окна которой выходили на розарий и фонтаны. Вряд ли что-то могло с той поры серьезно перемениться. Этажом выше обитал сам ректор, тишайший господин Миллгерд, а вот крыло, из окон которого можно было помимо розария и фонтана любоваться еще и на партерные клумбы, безраздельно принадлежало Стелле ван Хагевен, мажордому Академии, от которой мне следовало держаться как можно дальше.
Из этого расположения любому догадливому человеку становилось ясно, что канцелярия являлась здесь второй по значимости силой, и к магам, ведающим учебными делами, следовало относиться с почтением, пусть даже обязанности некоторых из них сводились к хранению печатей или перекладыванию именных документов в алфавитном порядке. Впрочем, мне полагалось испытывать искреннюю благодарность к канцелярским чародеям – ведь только благодаря тому, что они выполняли свою работу спустя рукава, мне удалось в свое время так долго морочить голову Академии, выдавая себя за адептку.
Появиться у дверей канцелярии в столь поздний час, конечно же, было крайне непочтительным поступком и сложно было вообразить себе более неудачное начало для переговоров.
– Дьявольщина, кто не запер дверь? – громко вопросил один из канцелярских чародеев, завидев нас.
– Господа, не стесняющиеся появиться на пороге в такое время, того и гляди влезут в окно, если их не пустить в двери! – язвительно отозвался второй.
– Сударь, неужто вы считаете, что в Академии не отличают день от ночи? – укоризненно обратился третий к магистру Леопольду. – Должно быть, вы прибыли из очень дальних одичалых краев, если не знаете, в которую пору просвещенные люди трудятся, а в которую – отдыхают после праведных своих трудов.
"Люди, быть может, и трудятся, – ответила я мысленно на этот выпад, – а вот маги и днем, и ночью бездельничают". Мою невысказанную мысль подтверждал страшный беспорядок, царивший в комнате. Стопки свитков и папок громоздились повсюду, точно сталагмиты и сталактиты в глубоких пещерах, и не обрушивались на головы канцелярских чародеев лишь благодаря магии, которой те скрепляли чудовищные нагромождения бумаг, давно уж отбросив мысль о том, чтобы упорядочить их. Между горами бумаг оставались лишь узкие проходы, позволяющие подобраться к полкам, трещавшим под тяжестью подшитых документов и производившим обманчивое впечатление некоторой упорядоченности. Однако слой пыли, покрывавший их, выдавал истинное положение дел – то, что попадало на полки, уже никогда их не покидало, потому как искать там что-либо было бессмысленно.
Это внушало надежду. Вряд ли у кого-то достало бы сноровки быстро найти средь этого хаоса списки аспирантов нынешнего года. Если бы магистру Леопольду удалось убедительно представиться, то у служителей канцелярии не возникло бы даже тени мысли о необходимости проверки его слов... Тут я в очередной раз незаметно толкнула магистра в бок, напоминая ему, зачем мы сюда пожаловали, и тот, откашлявшись, сипящим голосом начал было говорить.
– И впрямь, иноземцы! – тут же перебил его один из чиновных чародеев. – Должно быть, из тех краев, где язык похож на свист. Почтенный, мы ничем не сможем вам помочь. Возвращайтесь с толмачом, да только не среди ночи, как это у вас заведено! Здесь вам не варварские земли!
Пришла очередь Мелихаро получить тычок под ребро, ведь слуге не стоило подавать голос в присутствии магов, которые не давали на то своего разрешения. Секретари же стояли куда выше слуг и могли позволить себе самовольно вступить в беседу с чародеями, разумеется, предварив свою речь извинениями. Демон порядком подрастерял былые умения, приобретенные на службе у Сальватора, но смог вполне сносно представить магистра Леопольда и себя самого.
Не каждый провинциальный чародей прибывал в Академию в сопровождении секретаря, и оставалось лишь сожалеть, что в комнаты канцелярии нельзя было захватить Гонория, ведь после речи Мелихаро выражение лиц чиновных магов несколько смягчилось.
– Однако, вы не слишком торопились прибыть в Академию, – попенял нам один из них. – Сегодня последний день приема документов. Довольно легкомысленное отношение, знаете ли, и если вы не откажетесь от него, то вряд ли сумеете успешно завершить свое обучение.
"Последний день!" – ахнула я про себя. Мои опасения оправдались – пока мы блуждали по Темным дорогам, в наших родных краях минуло три недели, не меньше!
– И кто же ваш научный руководитель? – спросил тот чародей, которому магистр Леопольд подал свое приглашение.
– Аршамбо Верданский, – прохрипел магистр.
– Аршамбо! – с удивлением воскликнули чародеи едва ли не хором, а затем один из них добавил удивленно:
– Что за странное дело!
Мои нервы, и без того порядком напряженные, стали походить на струны лютни, которую терзает кабацкий пропойца. Конечно, я не исключала, что наше появление вызовет подозрения, но на деле затея оказалась куда рискованнее, чем это выглядело в ту пору, когда я составляла свой план.
– Странное дело, – повторил маг, и, поразмыслив, произнес то, что мне совсем не понравилось. – Впрочем, вам повезло. Магистр Аршамбо нынче задержался допоздна в Академии, читая специальную лекцию, и, должно быть, его получится разыскать.
Слуга появился, стоило чародею зазвонить в колокольчик, и ему было велено немедленно пригласить магистра Аршамбо в канцелярию для прояснения обстоятельств одного важного дела.
"Пока что все идет, как задумано, – успокаивала я себя. – То, что наша первая встреча с Аршамбо Верданским состоится при свидетелях, еще не значит, что ее итог будет иметь для нас плохие последствия". Но ввести в заблуждение у меня получилось разве что канцелярских чародеев, да и то лишь потому, что им бы в голову не пришло разглядывать слугу. Лица магистра и демона, буравящих меня попеременно обвиняющими взглядами, выражали лишь одну мысль: "Не пытайтесь даже притворяться, что все идет, как надо!".
С каждой минутой ожидания тревога наша усиливалась, и я заметила, что магистр Леопольд тихонько откашливается, незаметно пробуя голосовые связки. Должно быть, чародей решил, что раз уж два раза кряду его крики и вопли помогли нам выпутаться из беды, то и сейчас надеяться стоит лишь на них. Одним богам было известно, что же он собирался кричать на этот раз, и, судя по тоскливо-недоброму выражению лица чародея, сейчас он тщетно силился придумать подходящую тему.
Когда магистр Аршамбо, еще не подозревающий, сколько надежд и страхов связано с его именем, появился в канцелярии, наши лица были одно зеленее другого от уныния и страха.
– Мессир Ги, вы звали меня? – вопросил он, с недоумением рассматривая нашу троицу, внешний вид которой мог считаться достаточно респектабельным в захудалой гостинице на выселках, но уж никак не в стенах Магической Академии.
– О, надеюсь, я не оторвал вас от важных дел, – чародей, к которому обращался Аршамбо, изящным жестом указал на нас. – Видите ли, этот господин, называющий себя магистром Леопольдом Иоффским, утверждает, что он – ваш аспирант, и при нем имеется приглашение в аспирантуру. Но...
Густые черные брови Аршамбо поднялись вверх, свидетельствуя о том, как сильно удивлен чародей, а в его темных глазах, специфический разрез которых придавал лицу мага чуть грустное выражение, загорелась искорка любопытства, смешанного с недовольством.
– ...Но у меня уже есть аспирант! – медленно произнес он.
Служители канцелярии со значением переглянулись и устремили на нас подозрительные взгляды. "Мы сразу поняли, что дело нечисто!" – читалось в них без труда.
Я в панике уставилась на Мелихаро. "Чтоб вам пусто было!" – беззвучно произнес тот одними губами и принялся незаметно подбирать полы своего плаща, чтобы не путаться в нем на бегу. Переведя взгляд на магистра Леопольда, я увидела, что чародей приоткрыл рот, одышливо хватая воздух и явно готовясь издать отчаянный вопль. Какими бы бессмысленными не казались их намерения, приходилось признать, что у меня не имелось и такого запасного плана. Повернув голову в сторону магистра Аршамбо, я наткнулась на его пристальный взгляд, искорка в котором вдруг полыхнула, точно костер, в который подбросили смолистой щепы.
– Постойте! – вдруг воскликнул он, точно припомнив что-то. – Как я мог запамятовать! Леонард... Леопольд Иоффский! Ну конечно же! Приветствую вас, уважаемый коллега!
Канцелярские чародеи торопливо и фальшиво заулыбались, якобы разделяя радость Аршамбо, но на деле, конечно же, испытывая облегчение от того, что им не пришлось ворошить груды бумаг в поисках официального списка аспирантов, необходимого для того, чтобы окончательно вывести самозванца на чистую воду.
– Мессир Аршамбо, что за поразительный поворот! – Ги всплеснул руками, умело подобрав тон, простодушие которого было напрочь фальшивым. – Еще пару месяцев назад все судачили, что в этом году вам придется остаться без аспиранта, а нынче у вас их двое! Даже опытные маги не всегда соглашаются руководить научными изысканиями сразу двоих подопечных, опасаясь того, что им не хватит на то времени и сил. Не сочтите меня излишне любопытным, но неужто Лига выделила деньги на тот проект, который вы не раз предлагали ее вниманию?
Аршамбо Верданский если и не отличался редкой миролюбивостью нрава для чародея, то, по меньшей мере, обладал умением ждать нужного часа для прямолинейного выяснения отношений. Он вежливо отвечал, точно не заметив словесных уколов в свой адрес, что проект так и не был утвержден, но он не теряет надежды, и двое аспирантов, возможно, станут хорошим подспорьем для того, чтобы доказать важность исследований в избранном направлении.
