Текст книги "Я родилась пятидесятилетней. Книга вторая (СИ)"
Автор книги: Мария Веселая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
– Когда они развелись, единственное, что я взяла с собой в Финикс отсюда, был этот мальчик, – тихо продолжила Белла. – Я очень боялась, что не найду никого, с кем могла бы делить свои мысли и некоторые секреты. Наверное, он единственный в этом мире знает обо мне всё, хотя мне повезло встретить Свету. Мы с ней всегда росли, опережая своих сверстников, особенно мальчишек. В тот день Свете подставил подножку одноклассник, она упала и заплакала. В отместку я свалила тому парню землю из цветочного горшка за шиворот. Его до выпускного звали Гортензия… А мама в тот день, забирая нас от директора, принесла Тутти. И мы тогда поняли, что мальчишкам до нашего принца далеко.
Я улыбался, слушая её чуть грустный голос, с которым она вспоминала детство, и смотрел на маленькое фото. На миниатюрную девочку с голубым рюкзачком. На её белые гольфики, туфельки с цветочком. На чёрное строгое платьице, которое наверняка выбирала она сама. Неужели я мог действительно поверить, что моя серьёзная малышка влюбилась в кого-то в младшей школе? Воистину, ревность ослепляет!
– Когда я увидела тебя впервые, то не ожидала, что ты будешь так похож на моего Тутти.
Я вспомнил её взгляд в столовой. Узнавание! Мне не показалось…
– Как-то так повелось, что я в мыслях частенько тебя так называю. Так что ревность действительно пустяк в этой ситуации. Просто недопонимание…
Выдохнув, я притянул девушку к себе. Ей снился я! Мне она призналась в любви во сне…
– Ты только из-за Тутти на меня злился или за вчера всё-таки тоже? – осторожно спросила Белла, робко дёргая верхнюю пуговку на моей белой рубашке.
Опасное воспоминание о других пуговицах заставили меня задержать дыхание и сглотнуть выступивший яд. Когда я открыл глаза, Белла смотрела на меня своими большими невинными глазами, снова выбивая из колеи.
– Ты невозможная, невероятная женщина, душа моя… – простонал я, наклоняясь к её губам. – Почему-то ты очень легко приняла мою сущность и даже заставила взглянуть на неё иначе… Но, кажется, ты не осознаёшь, что перестав быть человеком, я всё равно остаюсь мужчиной…
Её правое ушко чуть покраснело от моих прозрачных намёков.
– Ты сам разбудил во мне это, – напомнила она, имея в виду последнюю биологию.
– И я не снимаю с себя ответственности за это.
Нужно было убрать нотки самодовольства, наверное…
– И что? Теперь мне нельзя к тебе прикасаться? – надулся самый очаровательный песец.
Я вздохнул.
– Просто помни, что я не человек, душа моя. И что для тебя я вдвойне опасен.
– Ты думаешь, что всё бы упростилось, будь ты человеком? – внезапно спросила Белла. – А мне кажется, мы бы просто не встретились. Ну, или мы не обратили бы внимание друг на друга.
Я не знал, как сложилась бы наша судьба, будь я человеком, но…
– Если бы моё сердце билось, душа моя… – я многозначительно замолчал, а Белла закатила смеющиеся глаза:
– Ну, давай, скажи банальщину, что билось бы оно только для меня, – кокетливо хихикнула она, отворачиваясь от меня в притворной обиде.
Я не дал ей спрятаться под одеялом в очередной раз.
– Нет, – мой бархатный голос и холодное дыхание возле шеи заставляли бегать мурашки по её красивой гладкой коже, – оно бы остановилось на твоей шутке про курсы телепатов, душа моя…
Белла вспыхнула, фыркнула, высвободилась из моих объятий и убежала в ванную комнату, забыв свои мягкие утиные тапочки.
Мне же оставалось упасть лицом в подушку с её нереальным запахом и посыпать голову пеплом.
Подумать только, я сходил с ума от ревности к детской игрушке… Будто бы ревности к голубому стилисту недостаточно!
Всё, больше никаких секретов! Я выпытаю у девушки всю информацию! Потому что третьего такого позора моя гордость не перенесёт…
***
– Это так странно, – Белла перебирала мои волосы с самым задумчивым видом.
– Что именно? – мягко спросил я, лаская клавиши, позволяя вдохновению эксперименты над новой мелодией.
Девушка замолчала, наслаждаясь звуками, а, может быть, специально раззадоривая моё любопытство, пока я не перестал играть и не усадил её к себе на колени, требовательно заглядывая в такие говорящие глаза цвета тёмного шоколада.
– Всё это… – её сердце ускорилось, пока она неуверенно подбирала слова, кусая губы. – Ты не должен был полюбить меня, Эдвард… Точнее, мне так кажется… Тебе было суждено влюбиться в нежную, неловкую девушку, скромно краснеющую от твоих комплиментов… Ты должен был написать ей колыбельную, которая бы растрогала глупышку до слёз… Ты должен был видеть в ней милого, храброго морского котика, который бы терял сознание от твоих поцелуев и, конечно, не вынуждал тебя бегать по лесу с азартными криками: «покатай меня на своей спине, большая черепаха»… – мы улыбнулись общему воспоминанию, но потом Белла с сожалением покачала головой и спросила:
– Как пума мог спутать милого морского котика и вероломного, немного вредного песца?
Пока я с трудом пытался представить себе образ той девушки, которую мне пыталась напророчить любимая, в наш тет-а-тет вмешался вернувшийся из гаража Эмметт:
– Морские котики, черепахи, песец, пума… Дочка шерифа, ты выкурила энциклопедию животных? Имей в виду, я не согласен на сопливую краснеющую сестричку, которая не поймёт и половины моих шуток.
Белла закатила глаза:
– Эмметт, я хотела мягко и плавно перейти от фауны к пестикам и тычинкам, ты опять всё испортил! – в громком шёпоте Свон звучало наигранное возмущение.
– Ааа, ну, да… Эдвард любит долгие прелюдии… – брат понятливо кивнул и легко подыграл ей. – Понял, принял, испарился…
Исчезая, Эмметт громко подумал о том, что благодарен мне за этот выбор. Хотя он бы простил Белле даже скромность за один тот первый снежок, который она метко метнула мне в голову вместо официального знакомства.
– Чему ты улыбаешься? – Белла опять закусила губу, кажется, что она даже не заметила этого короткого перерыва на шутки с Эмметтом.
Для неё основная тема не менялась… Мне всегда было смешно сравнивать мышление любимой со среднестатистически женским. Её невозможно было отвлечь, если тема действительно её волновала. Уловки не работали. Она их просто не замечала.
Однако самой ей были не чужды некоторые чисто женские хитрости, которые она беззастенчиво пускала в ход, если чего-то желала. Мне оставалось лишь сжимать зубы и задерживать дыхание, когда она вытворяла подобные фокусы со мной, и без того готового выполнить любой её каприз.
Я представил более скромную, более неловкую версию любимой… Точнее, попытался это сделать, так как в последнее время её образ всегда ассоциировался у меня с гордой осанкой, танцующей походкой и смелым прямым взглядом, который отшивал меня почти месяц, заставляя с исступлением штурмовать эту неприступную крепость, возрождая во мне всё человеческое, мужское… Чудовищно настойчивое…
Ценил бы я свою любовь так же, если бы не было того месяца борьбы не с собой, с Ней за её сердце?
Я не хотел думать об этом. Тем более, когда держал Беллу в своих объятьях, зная: моя победа не стала легкой…
– Хочешь сказать, что я должен был влюбиться не в тебя, а в Анжелу Вебер?
Любимая покачала головой, как будто я совсем не понял её.
– По характеру, возможно… Представь, что ты не слышишь её мысли, что она пахнет, как я, выглядит, как я…
И я бы её съел…
– Но неловкая, как Бо? – уточнил я вслух, с трудом рисуя этот образ в своём воображении.
Всё, что связано с Квоном, вызывала во мне устойчивое раздражение, жажду разрушения и отторжение.
Точно бы, съел… Без помощи того злополучного кондиционера, который потом выключили по просьбе мисс Свон, чтобы я смог открыть окно и вдохнуть свежий воздух, я бы не сдержался. Да и вообще, не заговори Белла мечтательно о скальпелях в столовой, мы могли и не обратить внимание на новенькую, а, значит, Элис бы тоже не пришла спасти меня от девчонки с самой вкусной на свете кровью…
– Да! – её восторгу не было предела, кажется, я нарисовал именно тот образ, что она видела в своей голове.
Помолчав немного, я представил свой ужас и свою растерянность, когда вместо умопомрачительно смелого, страстного ответа на свой поцелуй я бы получил обморок любимой… Или сколько проблем и головной боли мне доставила бы невезучесть Квона, воплощенная в Белле, учитывая, что этот парень мог легко пораниться и упасть на ровном месте. Помножив вышеперечисленное на принимаемую даже сейчас в расчёт хрупкость человеческого тела и свои страхи о безопасности Беллы, я понял, что сошел бы с ума, если бы не контролировал каждый шаг и жест любимой. Девичьи слёзы счастья, возможно, и были трогательно милыми, но я содрогался от мысли увидеть слёзы на щеках Беллы… Я помню, как она плакала из-за отъезда этого щенка… Нет… Её сияющих восхищением глаз мне всегда будет достаточно!
– Ну… И за что ты так со мной? – спросил я спокойно, не понимая, чем навеян этот глупый образ, который любимая противопоставляла себе.
Она улыбнулась, но как-то невесело. Я бы многое отдал за то, чтобы сейчас прочесть её мысли.
– Мне кажется, что такая пара выглядела бы органичней, чем наша с тобой… – попыталась она донести свою позицию, осторожно подбирая слова. – Я постоянно куда-то бегу, что-то обсуждаю, чем-то озабочена… Ты не отдыхаешь рядом со мной…
Я рассмеялся и напомнил ей, что как вампир не нуждаюсь в отдыхе, а последние семьдесят лет я только и делал, что «наслаждался» размеренным существованием без лишних проблем, стремлений и переживаний.
– То, что я не слышу твоих мыслей, является для меня постоянной пыткой наравне с жаждой, Белла. Но благодаря твоей деятельной и открытой натуре, я хотя бы могу догадываться, что иногда творится в этой милой головке, – я поймал её лицо в ладони и с наслаждением прочертил губами линию скул.
Вдохнув божественный аромат кожи, я, словно завороженный, склонился ниже, поймав губами участившийся пульс на шее. Молочно-белая кожа порозовела, а дыхание любимой стало восхитительно хриплым… Прокладывая дорожку обжигающе-холодных поцелуев ниже, к манящим ключицам, лаская руками талию, вычерчивая узоры трепещущими пальцами, я пытался сам не застонать оттого, как сидящая на моих коленях девушка всем телом прижималась к моему… Боже… Одежда не спасала… Трение и жар сводили с ума, запах пьянил, а полувсхлип-полустон, похожий на моё имя, сорвавшийся с её дрожащих губ, уничтожил последние остатки разума.
Резкий, нестройный звук, с которым рука Беллы ударила по клавишам, отрезвил нас обоих. Мы смотрели друг на друга ошарашенными от собственного безрассудства глазами, в которых читался обоюдный голод. Справившись с внутренним зверем, который был чертовски против нашей остановки, я попытался успокоить дыхание, игнорируя пожар в горле и восхитительный румянец любимой.
Господи, только утром я обещал себе быть осторожным!
Не успел я похоронить себя под чувством вины, как мисс Свон, чуть покраснев, взяла всю вину на себя и ловко сменила тему:
– Я безнадёжна, – пробормотала она, касаясь губами, сбитым дыханием моей шеи. – Обмороки – это не моё… Научишь меня играть Бетховена «К Элизе»? Всегда хотела научиться…
Закрыв глаза на мгновение, чтобы переварить столь резкий скачок-переход, я с улыбкой и уже с почти спокойным дыханием приступил к волнительному уроку, во время которого я то и дело сбивал свою способную ученицу короткими, осторожным, будто крадеными поцелуями.
Мои личные русские горки…
Ради бога, ну какая, к чёрту, Анжела Вебер?
Белла
Пока ребята готовились к бейсболу, я поднялась в библиотеку, подозревая, что найду там доктора Каллена. Интересно, он видел привезённые мной записи?
Уже одетый для игры Карлайл тепло кивнул мне, едва я открыла двери в светлую библиотеку. Большинство книг по медицине были здесь, но часть самых ценных, кажется, находилась в личном кабинете Карлайла, до куда я всё время не успевала дойти. Стены, кроме высоких стеллажей, занимали картины. Некоторые изображали пейзажи, других людей, разнообразные сюжеты. Одну из них я даже узнала, но как картина попала сюда – оставалось загадкой.
– Разве это полотно не должно висеть в Третьяковке? – удивлённо вырвалось у меня.
А потом я сообразила, что это наверняка копия.
Мой возглас привлёк внимание Карлайла, и он улыбнулся, когда заметил, о чём я спрашиваю.
– Ты права, и это копия, но когда-то у меня была возможность купить оригинал.
Я улыбнулась, конечно же… Когда жил этот Николай Николаевич Ге? Девятнадцатый век? Я не удивлюсь, если Карлайл бывал в России в то время…
– Вы бывали в России? – спросила я на всякий случай, но доктор почему-то рассмеялся.
– Удивительно, но в отличие от Денали и Эдварда, ни разу. Только на Аляске… Однако тогда она уже принадлежала Америке, – предвосхищая мой вопрос, мужчина пояснил:
– Оригинал картины я увидел в тысяча восемьсот девяносто первом году. Её и многие другие полотна выставки привезли в Европу, где я был проездом… Мало кто назовёт эту картину прекрасной, но мне нравятся картины с религиозными сюжетами. Каждый художник по-своему видит бога и воспринимает религиозные тексты…
– Что есть истина? – я наконец точно вспомнила название и этот знаменитый евангельский сюжет, где Понтий Пилат спрашивает Христа, не видя, что ответ перед ним.
– Вы тогда тоже искали истину? – робко посмотрела на доктора, пытаясь узнать причину выбора именно этой картины.
Интуиция подсказывала, что в ней есть что-то невероятно важное для этого мужчины, основавшего целую новую философию среди себе подобных.
– В этой картине спустя годы я нашёл ответ на многие свои вопросы, – Карлайл взглянул на меня с отеческой нежностью.
Я не обидела его своим любопытством.
– Вампирское зрение совершенно, Белла. Я смог воссоздать оригинал даже лучше, чем видят его люди. Присмотрись…
Так он сам нарисовал картину?!
Я вновь внимательно вгляделась в полотно и скоро заметила странные проступающие линии. Будто призраки или лишние тени… Меня осенило:
– Ге написал эту картину поверх старой!
Карлайл кивнул.
– Бедные художники часто поступали подобным образом. Я заметил это сразу, но не знал сюжет первой. Мне стало интересно, и позже я даже попросил сделать мне копию каталога фотографий всех картин художника, – Карлайл кивком головы указал на один из выдвижных ящиков книжного шкафа.
Открыв его, я увидела потрёпанный альбом с инициалами Ге. Попросила доктора не подсказывать, подошла ближе к полотну и с азартом принялась сравнивать фотографии с еле заметными контурами, а когда нашла похожее и прочла название, ахнула:
– Милосердие… – вопрос и ответ картины очень гармонично сплелись в едином озарении. И правда… Что есть истина? – вопрошал обличённый властью казнить и миловать. Может быть, милосердие? Иисус – Спаситель истинный согласно Библии… А что есть Спасение, если не милосердие? Спасение себя и ближнего. Так просто. Милосердие…
Неужели это случайность? Даже мороз по коже от таких совпадений.
– Знаешь, в те годы я был как никогда одинок, Белла. Сомнения в том, найду ли я кого-то, кто сможет разделить мой образ жизни, мой выбор преследовали и угнетали меня. Мне надоело бродить одному. Встреченные мной соплеменники открыто выражали сочувствие, но задерживались рядом ненадолго, им становилось сложно находиться рядом со мной, и они, извинившись, признавались, что слишком привыкли охотиться иначе. Создать себе друга и насильно удерживать его от ошибок виделось мне самым большим, просто непростительным злом. Я не мог позволить себе забрать чью-то жизнь, душу, как когда-то забрали её у меня, и казалось, что единственная возможность избежать одиночества – примкнуть к какому-нибудь уже существующему клану, стараясь смириться с тем, что тебя не понимают. И вот, на распутье, я увидел эту картину. А потом и узнал, прочувствовал, увидел эту истину, особенно когда встретил сына… Я понимал, что иначе я не смогу спасти Эдварда. Его родители умерли у меня на руках. И он доживал свои последние мучительные часы. Всем сердцем я надеялся, что мой поступок продиктован милосердием, а не эгоистичным одиночеством, – он улыбнулся и внимательно посмотрел на меня. – По крайней мере сейчас этот поступок нашёл своё оправдание. Ты сделала его счастливым. Намного счастливее, чем когда он был человеком.
Я покраснела от скрытой похвалы Карлайла, понимая, что это счастье абсолютно обоюдное. Смущённо отвернувшись, я аккуратно убрала на место альбом с фотографиями. Но взгляд случайно зацепился за что-то блестящее на дне ящика. Протянув руку, я достала странное украшение:
– Какая тонкая работа… – поразилась, с интересом рассматривая старинный массивный кулон из серебра. Буква V была красиво перевита маленькими листочками и тончайшей, но прочной проволокой в виде виноградной лозы, а вместо сочных плодов маленькими каплями крови блестели тёмные заострённые рубины. Загадочное украшение…
Доктор поднял глаза от моих записей относительно новейших открытий в сфере лечения рака, которые стали известны мне в две тысячи девятом году. Когда я их передавала, я честно надеялась, что он не будет спрашивать меня об источниках. В конце концов ему известно, что я часто общаюсь со многими врачами…
– Это подарок Аро, – спокойно пояснил Карлайл. – Такие кулоны носят все члены клана Вольтури. Этим жестом он давал понять, что всегда рад видеть меня в их кругу, если я так и не найду последователей своей философии. – Его улыбка на мгновение стала горькой: – Он считал меня заблудшей овцой, которая рано или поздно примет свою сущность.
– Но в чём-то ваш старый приятель оказался прав. Вы так и не приняли свою сущность, – мягко улыбнулась я, не желая обидеть собеседника, и продолжила: – Вы думаете, что лишаетесь души, обретая бессмертие, но это бессмертие весьма условно. Помните, как у Канта? Про нравственный закон внутри нас? Разве вы что-то утеряли внутри себя, случайно превратившись в вампира, или когда выбрали этот способ питания? Мне кажется, что вы так и остались тем сыном священника, что каждый день пытался сделать мир вокруг себя лучше. Пусть человеческая память немного подёрнулась дымкой, однако свои эмоции, способность мыслить, любить, сострадать вы ведь не потеряли… Ваша душа долго металась в поисках места покоя, и вы создали его сами, не нарушая ни одного духовного запрета. Вы не убивали ни Эдварда, ни Эсме, ни Роуз, ни Эмметта. Вы дали им больше времени. Из милосердия. Как и многим людям, кого вы спасаете в больнице. Тогда в чём разница? Мне вообще кажется, что вы недооцениваете свои способности, – я задумчиво крутила меж пальцев цепочку кулона с первой буквой моего настоящего имени. – Я не представляю, каким образом вы один справились с Эдвардом, если утверждаете, что все вампиры поначалу неуправляемы. Он мог предугадывать каждый ваш шаг, был слишком силён, чтобы его скрутить, и слишком быстр, чтобы поймать. Но вы смогли удержать его от убийства в первые годы. Не силой, а морально. Вы привили ему не просто свои взгляды на питание, а ненависть к насилию и убийству. Ведь я знаю, когда появилась Эсме, Эдвард осознанно пошёл искать её бывшего мужа, Карлайл. Это была жажда мести за мать, которой женщина стала мальчику. Жажда крови была едва ли даже на втором месте…
– Да, он хотел отомстить мужу Эсме. Но ещё Эдвард хотел самостоятельности, в нём проснулся бунтарь, он искал себя… И я понял, что не смогу удержать его на этот раз.
– Но вы не пытались, верно? – догадалась я. – А знаете, кто кроме Элис остановил Эдварда в мой первый день в новой школе?
Я улыбнулась, вспоминая, как мы обсуждали этот день с телепатом по дороге сюда. Теперь в Эдварде проснулась жажда узнать все мелочи начала наших отношений. Мне даже пришлось рассказать, как от злости назвала его загрызайкой…
– Эдвард вспомнил вас, Карлайл. Вашего мысленного образа оказалось достаточно, чтобы удержать его в первый момент.
– Что ты имеешь в виду, Белла?
– На вас хочется равняться, следовать вашим советам, прислушиваться, как к совести, – я подвинула кулон ближе к Карлайлу. – Вы не заблудшая овца, доктор, вы скорее Пастор, который вызывает непроизвольное доверие. Есть ли в клане Вольтури дар, способный объединять вампиров?
Карлайл задумчиво кивнул и рассказал о девушке, которая ментально привязывает вампиров друг к другу и, наоборот, рвёт старые симпатии.
– Аро не раз удивлялся, каким образом я смог выжить среди других вампиров. С моими-то пацифистскими нравами и идеями…
Мужчина погрузился в свои воспоминания, и, кажется, сейчас у него началась переоценка прошлого. У него есть дар…
А мне всё больше интересно было посмотреть на этого собирателя талантов. Ведь унюхал же этот Аро, что у Карлайла есть потенциал. Как опытный манипулятор, я не строила иллюзий. Вольтури понимал, что рано или поздно Карлайл встретит похожих на себя вампиров с совестью. Либо создаст. Опять же, клан Денали тоже следовал идеям вегетарианства. Понимал ли Аро, что такой образ жизни станет в конце концов привлекательным, благодаря удобной оседлости? Что это даже экономически выгодно? Морально приятно не чувствовать себя монстром…
Не может существо, прожившее тысячи лет, не понимать этого… Он специально посеял зёрна сомнения в вампире и дал ему осязаемый шанс вернуться. Дьявол… Собиратель диковинных талантов… Манипулятор и тонкий тактик. Почему-то у меня не получалось ненавидеть этого кровавого интригана даже после всего услышанного о нём от Эдварда. Наверное, потому что мы слишком похожи… Невольное уважение упрямо закрадывалось в мою душу.
– Я теперь хорошо понимаю Эдварда и его зависимость от твоего образа мыслей, – произнёс задумчиво Карлайл. – Тебе нравится этот кулон?
– Красивый… – я провела по гладкой цепочке пальцем.
– Возьми, если хочешь, маленькая verax*, – рассмеялся Карлайл. – Ты умеешь читать души и видеть истину, как и тот, кто вручил мне этот кулон. Так что он подходит тебе куда больше, чем мне.
Растерявшись от неожиданного подарка, я ещё раз посмотрела на странную подвеску. Успев лишь поблагодарить мужчину, я вынуждена была спуститься вниз. Началась гроза. И ребята уже собрали всё для бейсбола.
*(с латыни verax, [verus] – говорящая правду, возвещающая истину)
