Текст книги "Я родилась пятидесятилетней. Книга вторая (СИ)"

Автор книги: Мария Веселая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Больше всего тех болезней, которых мы больше всего боимся.

Разговор со Светой вышел каким-то неловким… Я попросила подругу помочь и поддержать Бо, ведь теперь она будет ближе к нему. Казанцева даже пообещала встретить моего друга с самолета.

Всё правильно…

Всё верно…

Почему же я чувствую себя Кассандрой, которая смотрит на приезд Елены Троянской?

Сжав в руке телефон, я попыталась успокоить дыхание. Перед глазами всё ещё стояла сцена нашего объяснения с Квоном. В висках затукало, и я, пошатнувшись, села на кровать.

– Я уезжаю в Бостон, Белла… Моя мама сейчас там в больнице… У неё обнаружили рак… Вторая стадия…

Я замотала головой что есть силы, как будто это что-то изменит. Как будто я проснусь. Или Квон, наконец, скажет, что пошутил. Хотя это невозможно, у него всегда было хорошее чувство юмора, он бы не стал смеяться над подобным.

– Пойми, я должен помочь, Белла… Её муж пытается найти деньги на лечение, работает на износ, мама сейчас там совсем одна! Ей страшно, она растеряна… Ты поедешь со мной? Пожалуйста…

Кто… Что… Куда…

Я же не могу. Не могу бросить отца, дом, школу и уехать в неизвестность… Или могу? Бо нуждается во мне. Ему плохо…

Нет, я просто не могу с ним уехать. Если бы я хотя бы была совершеннолетней по местным законам, но мне семнадцать.

Боже.

Слова доходили до меня с каким-то опозданием. Рак… Опять рак… Эта чёртова болезнь привыкла забирать у меня самое дорогое…

Двадцать шесть лет назад о своей злокачественной опухоли мне сообщил муж. Мы отдыхали в Сочи, гуляли по берегу, и он казался таким… умиротворённым? Мы обсуждали подарок внучке, а потом, почти без перехода, Лёша сказал о своём раке лёгких, с удовольствием затянувшись сигарой. А я так же стояла и смотрела на него, не в силах пошевелиться.

– Не плачь, жемчужинка… – Алексей нежно стирал дорожки слёз с моих щёк. – Я прожил долгую и счастливую жизнь рядом с тобой. Я даже успел стать дедушкой. Я невероятно благодарен тебе за это.

Я тогда потеряла почву под ногами. Я хотела проснуться. Закричать… А могла лишь беззвучно плакать, глядя в эти добрые, такие родные, понимающие серые глаза.

– Я…

– Нет, Валя, не вылечишь, – перебил меня он, осторожно коснувшись моей дрожащей руки.

Моя ладонь была смертельно холодной по сравнению с его.

– Уже полгода назад было поздно. Прости… Сейчас тем более шансов нет.

Как он мог успокаивающе улыбаться мне в этот момент? Гасить твёрдым взглядом мою зарождающуюся истерику…

– Ты не должен! Не должен умирать! Не должен говорить об этом, как о свершившемся факте! Ты же знаешь, я стольких вылечила, я смогу…

Он приложил палец к моим губам:

– Не надо. Было семь сантиметров, Валя, сейчас, возможно, больше… поздно… Прости, я соврал, это не бронхит…

И лишь тогда я правда поверила, лишь тогда вспомнила, как застала его, смывающим кровь с рук, ведь он не порезался, вспомнила его хриплый, надсадный кашель, который я, дура, пыталась лечить мазями и прогреванием. А он молчал… Скрывал как мог, потому что не собирался проходить химию, вырезать лёгкое… Почему я была такой слепой?

– Дочка, ты как? – папа осторожно вошёл в комнату и с жалостью посмотрел на застывшую меня.

Сглотнула слюну со вкусом желчи.

Собралась:

– Всё в порядке, я позвонила маме, на всякий случай… Попросила её провериться в самое ближайшее время. Думаю, она сходит в больницу на этой неделе… И ты тоже, желательно, в Сиэтле.

– Белла…

– Я позвонила Свете. Это хорошо, что она сейчас учится в Бостоне, знаешь, она даже снимает квартиру неподалёку от дома мамы Бофорта… Приятное совпадение.

– Дочка…

– А ещё я обязательно буду звонить им, если Бо понадобятся деньги; думаю, я найду способ перевести их на имя больницы, в которой… – перед моими глазами мелькнул образ больничной палаты из прошлого, наверное, это стало последней каплей.

Отец в два быстрых шага подошёл ко мне и крепко обнял:

– Тшш… Милая, не плачь. Пожалуйста, только не плачь…

Но мне было это необходимо.

Чарли даже не знал. Просто не знал… А я с горечью вспоминала, как гасли последние искры жизни в любимых серых глазах. Сегодня я увидела, как погас свет надежды в синих.

***

Моя жизнь не закончилась с отъездом друга. Просто в моей душе, несмотря на приближающуюся весну, поселился осенний холод. Одноклассники первые дни увлечённо перешушукивались, пока не узнали, из-за чего именно уехал Бо. После этого ко мне потянулась вереница притворно сочувствующих, которые считали обязательным поделиться своими мыслями… Но не дождавшись моей реакции, сконфуженно уходили. Моё мрачное поведение чётко демонстрировало, что я не собираюсь обсуждать это с кем-либо.

Я бы предпочла, чтобы об этом вообще лишний раз не болтали.

Возможно, слухи пошли от отца Бо.

Его право.

Когда со мной здоровалась Элис Каллен, я сдержанно кивала, скользя по ней спокойным взглядом. Элис была первой, кто подошёл выразить мне сочувствие. Она была единственной, кому я ответила:

– Тебе действительно жаль, что Бо уехал?

– Мне действительно жаль, что всё так получилось, Белла, – подобрала удобную формулировку предсказательница.

Я фыркнула.

Это был наш последний разговор почти за неделю. Я сомневалась, что вампирша не видела промокшего Бо у меня под дверью. И я совершенно не верила в её сожаления. А ещё я злилась на себя. За то, что опять, как последняя дурочка, марионеткой дёргалась в руках этого кукловода.

Все мои мысли были о том, как помочь Бо. Связи деда тут были бесполезны, отношения с врачами у него были отвратительными. Он просто ненавидел моих коллег…

Друзья из Нью-Йорка и Финикса тоже не знали никого из штата Массачусетс. Последней моей надеждой был Карлайл, к которому я пришла за советом. Доктор Каллен внимательно выслушал мою просьбу, но ответил отказом. Слишком поздно я поняла, что для него это вопрос безопасности. Возможно, у него и были когда-то эти знакомые, но вампиры рвали связи после каждого переезда.

– Карлайл, а вы точно не сможете поехать на симпозиум в Сиэтл? – теперь я понимала, кое-какие связи доктор всё же сохранил, а, возможно, просто поддерживал переписку со старым коллегой.

Но его невозможность появления в столь молодом виде рушило все мои планы.

– Нет, Белла, я уже предупредил друга, что вместо меня пойдет мой младший сын, который хочет учиться на врача…

Словосочетание «младший сын» зацепило моё внимание, а потом я поняла, что сейчас официально Эдвард действительно младший приёмный сын Калленов. Однако, если тут семнадцатилетний парень у едва ли тридцатилетнего отца кажется странным, то если бы я встретилась лишь с Эдвардом спустя лет двадцать после знакомства с Карлайлом, я бы легко подумала, что сын не приёмный, а родной. Бледная кожа, светлые глаза, волосы Эсми, мимика… Идеальное прикрытие. То есть Эдварда тот друг раньше не знал ? Из этого следует, что семья ради соблюдения безопасности периодически разделяется и меняет легенду. Это выглядит разумно, учитывая, как подозрительно выглядит семья с пятью взрослыми приёмными детьми…

– Я понимаю, извините.

Карлайл не стал выспрашивать, поеду ли я вместе с Эдвардом, за что я была мужчине вдвойне благодарна.

Эдвард, к слову, почти не донимал меня все эти дни. Он даже не стал занимать место Квона в столовой, а на биологии предупредил, что поймёт, если я захочу пересесть. Несколько раз мы встретились с ним в коридорах и у кабинета директора, но это не выглядело так, будто он меня преследует. В столовой я почти не участвовала в общих разговорах, в которые меня пытались втянуть друзья и Каллен. Кажется, последний понял, что ради нашего коллектива ему даже особенно не нужно стараться понравится, так что намеренно ослеплять девушек он больше не пытался. Я слышала, как влюблённо вздыхали девушки, считая, сколько раз Эдвард посмотрел на каждую. Мне же оставалось отбиваться от их расспросов, как понравиться Каллену.

Сегодня была пятница. Сегодня, если бы не моя гордость, я могла бы пойти в музей после закрытия… А завтра я бы пошла на Чайковского. За волнениями этих дней я даже не узнавала, остались ли ещё билеты в Маккоу Холл.

Весь вечер я смотрела статьи о воскресном симпозиуме, искала участников мероприятия, пока не задремала прямо за компьютером. Меня разбудил обеспокоенный Чарли, который пришёл, заметив свет из моей комнаты.

К счастью, компьютер уже потух, и папа не узнал, что я ищу. Мне нужен был хороший врач, который помог бы матери Бо победить рак. Мне необходимо было найти опытного онколога, а не шарлатана, который цинично наживается на легковерных отчаявшихся людях. Я могла бы согласиться на экспериментальные лекарства, надеясь, что какие-то методики узнаю из прошлой жизни. Ведь если они были знакомы мне в 2008 году, то лечение в 2005 в большинстве своём было эффективно. Я не хотела думать о том, что могла узнать о уже исправленном препарате, и для этого мне нужен был именно хороший врач-практик, который работает на результат, а не гонится за химерой. Но даже такие вещи здесь обойдутся в баснословную сумму. Цены на лечение кусались. Даже позитронно-эмиссионная томография стоит в Америке в раз восемь дороже российской.

Я же собиралась оплатить лечение из тех денег, что лежали на моём банковском счету, зная, что именно вопрос финансов волновал семью Бо.

Это моя мама никогда не волновалась при переезде из штата в штат, покупке дома, лечении или о моём образовании, зная, что за нашей спиной стоит дедушка, изящно поигрывая тростью с золотым набалдашником.

Семья Квона не могла похвастаться подобными родственниками. Отчим Бо пытался занять деньги у друзей, мама пыталась выбить крохи у страховой компании, но даже сейчас было понятно, что хватит только на первое время. А как же восстановление?

Идеальным решением было бы отправить мать Бо в Майами, мой знакомый врач из Нью-Йорка, который сейчас работал в Мемориальном онкологическом центре имени Слоуна-Кеттеринга, рекомендовал там клинику, в которой практикует его сокурсник. Хороший климат, качественная пища из свежих морепродуктов могли бы успокоить женщину, настроить её на нужный выздоровлению позитивный лад, но я понимала, что не смогу заставить Бо открыто принять мою помощь. Мне необходимо было заключить договор именно с врачом из Бостона. Если бы я могла диктовать место лечения, я бы выбрала вообще Аризону, где смогла бы так же легко найти онколога.

Но открыто диктовать условия лечения я не могла.

Именно из-за этого я сейчас набирала сообщение Эдварду Каллену:

Если предложение по поводу воскресенья в силе, то я хочу пойти.

Нажимая «отправить», я чуть скривилась оттого, что пишу вампиру среди ночи.

Ответ парня не заставил себя ждать:

Естественно, в силе. Я заеду за тобой в час дня.

Этой ночью я впервые за неделю спала спокойно.

>

Мужчины ведут игру, а женщины знают счет

Заметался пожар голубой,

Позабылись родимые дали.

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

Мне бы только смотреть на тебя,

Видеть глаз златокарий омут,

И чтоб, прошлое не любя,

Ты уйти не смогла к другому.

Поступь нежная, лёгкий стан,

Если б знала ты сердцем упорным,

Как умеет любить хулиган,

Как умеет он быть покорным.

Я б навеки забыл кабаки

И стихи бы писать забросил,

Только б тонко касаться руки

И волос твоих цветом в осень.

Я б навеки пошёл за тобой

Хоть в свои, хоть в чужие дали…

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

Сергей Есенин «Заметался пожар голубой…»

Эдвард

Шел четвёртый час ночи, я находился дома, но было противное чувство, что я засиделся в гостях. Я слышал близкие чужие мысли, наполненные почти дневными заботами, так как никто в моей семье, естественно, не спал. А мне нестерпимо хотелось уснуть, чтобы проснуться уже утром, когда я смогу увидеть Беллу… Хотя бы через мысли Чарли. А лучше уснуть и проснуться сразу в воскресенье!

Удивительно, как эта смертная девушка, случайно войдя в мою жизнь, умудрилась смешать всё, полностью изменить мои цели, привычки, чувства, мировосприятие… И она продолжала менять меня. Вот сейчас вместо того, чтобы слушать что-нибудь из классики, читать, музицировать наконец, как ещё делал всего лишь два месяца назад, или любоваться спящей девушкой, вдыхая неповторимый запах, как привык делать недавно, я сбежал подальше, чтобы своим мрачным настроением не портить её ночь.

Моё хмурое настроение не должно было влиять на сны Беллы, но, как и все люди, она чувствовала исходящую от меня опасность. Возможно, мои тихие мечты об убийстве Квона или в очередной раз зарвавшегося Ньютона порождали у этой маленькой избирательной телепатки ночные кошмары. Я не знал. Но, заметив печальную тенденцию, пообещал себе входить в её комнату почти как в храм божий. С чистыми помыслами и намерениями. На всякий случай.

В сожаления Элис относительно отъезда Бо Белла точно не поверила, а сестра была первоклассной лгуньей. Нам с ней даже в очередной раз на мгновение показалось, что Изабелла Свон знает о даре предсказательницы и злится на поездку в Сиэтл вполне осознанно.

Провернуть эту аферу у меня под носом Элис помогло едва ли не чудо. Девушка сбежала с уроков раньше, чем я успел заметить подвох в её мыслях. Мой ужас, который я испытал, не найдя Беллу дома после недавнего обморока, не описать словами. Мелкая поганка Элис не брала трубку. Первым делом я, естественно, позвонил в больницу. Карлайл успокоил меня и сказал, что если девушка зайдёт к нему, он сразу позвонит мне. Потом я искал Беллу по всему этому маленькому чёртовому городку, впервые осознав, сколько у Беллы друзей и знакомых. В мыслях Чарли я мельком прочёл о домашнем аресте и запрете на выезд из города, а также о том, как тщательно он проверил новую машину Беллы, в которой сидела мисс Роузен. Совершенно крамольная мысль о том, что мисс Свон может быть с моей матерью, которая планировала проверить ремонт в магазине Сиэтла, спасла меня ближе к вечеру. Мама быстро ответила и рассказала, что Белла давно уехала с девочками за покупками. В числе девочек значилась моя любимая сестра:

– О, а ты потерял только Беллу или и свою машину тоже?

Как-то быстро я понял, что Эсми имела в виду не «Вольво». Итак, Эмметт накаркал. Мою машину всё-таки спёрли.

Но тем вечером меня ждал ещё один сюрприз, и если начинался он хоть и напряжённо, но приятно, его конец почти заставил меня разругаться с Элис.

Предсказательница не просто заглаживала свою вину видом промокшего соперника. Она спасала меня. Совершенно безобразным образом. Квон планировал признаться в своих чувствах Белле перед отъездом, уговорить Беллу поехать с ним. И если последнего Элис не видела даже как вероятность, то ответное, смущённое и неловкое признание Беллы она видела, а потому намеренно тянула время, давая возможность дождю вымыть из головы Квона желание озвучить свои чувства.

Её план, конечно, сработал. Но, беспомощно слушая рыдания девушки на плече отца, который не мог вспомнить, когда его дочь плакала в последний раз, а потому даже не знал, как её успокоить, я чувствовал отвращение к себе, к сестре, к человеческим болезням, но особенно к Квону, который малодушно позволил себе разделить собственную боль с Беллой. В конце концов, какое у него было на это собачье право? О чём этот юнец думал? Она не давала ему никаких клятв! Жить с ним в печали и радости, делить горести… Она не должна была чувствовать себя виноватой за его разочарование.

После той ночи она будто потухла. Слабым огоньком в её глазах горело желание как-то помочь другу, но это была лишь тень того пламени, что я наблюдал недавно, которое любил в ней.

Она почти не разговаривала. Не смеялась. Это было мучительно.

Она не обратила внимания на мой подарок. Когда Чарли принёс оставленные мной в почтовом ящике марципановые конфеты, Белла лишь чуть удивленно приподняла брови и даже не попробовала любимые сладости.

Сегодня, получив её согласие на поездку в субботу, я не чувствовал триумфа победителя. Я понимал, для чего она едет. И, чёрт возьми, если она наконец улыбнётся, убедившись, что сделала всё, что могла, я анонимно отправлю круглую сумму организатору этого собрания!

Вздохнув, я спустился вниз к семье. Я и так слишком мало уделял им внимания в последнее время.

– Одно её маленькое вынужденное «да», и ты уже спешишь отблагодарить её… – Элис со счастливым лицом ожидала меня в гостиной.

В её мыслях я наблюдал курьера, который вручает Белле мой небольшой подарок.

– Ты же знаешь, её согласие или несогласие не влияли на посылку.

Я видел в мыслях сестры, как девушка с недоумением разглядывает старинное ручное зеркало в серебряной оправе.

– Подпись «Белоснежке»? Да ты романтик!.. О… – к видениям сестры добавилось ещё несколько сцен.

– Гребень и шкатулка в стиле зеркала?

– Когда-то в таких шкатулках хранили ленты и украшения.

– И красные яблочки на десерт, верно?

– Целая корзина, – рассмеялся я.

– Будешь отправлять курьера каждый день?

– Ты же видишь, что буду…

В моих планах также значился огромный букет пионов, очаровательный яркий комплект из шарфа и шапки, будто созданный дополнить незабываемые перчатки Беллы, пополнение библиотеки Форкса, в которую девушка периодически заглядывала, и другие хулиганства, которых требовало мое покорённое сердце.

– Я бы не устояла, – мечтательно улыбнулась Элис и послала мне воздушный поцелуй.

Я вздохнул.

Как же долго тянется время.

Титаническими усилиями я смог дождаться дня встречи. Воскресную ночь я провёл в спальне Беллы, с удовольствием заметив зеркало на прикроватной тумбочке. Как будто его новая хозяйка смотрелась в него перед сном.

– Ты красивей всех на свете, – трепетало в моей груди мёртвое сердце, пока я любовался расслабленными губами и длинными ресницами любимой.

Возможно, она гадала, кто даритель?

Её немного испытующий взгляд днём, когда я подъехал, чтобы отвезти ее, свидетельствовал о том, что я в списке этих подозреваемых. Я не собирался отказываться от этой маленькой игры в инкогнито:

– Да-да, я знаю, ты делаешь это только ради Бо и всё ещё подпираешь стулом дверь к нашей дружбе, – как мог беззаботно пропел я, помогая девушке сесть.

В её волосах я с ликованием заметил гребень с жемчугом, который курьер привёз несколько часов назад. Я специально остановил свой выбор не на большом гребене-пейнета, который испанские модницы два века назад носили под мантильей, а на аккуратном серебряном украшении, которое сейчас почти тонет в густых волосах цвета красного дерева. Особенно мне понравилось, что благодаря замысловатой, изящной причёске мисс Свон это маленькое украшение было ненавязчиво скрыто, и лишь более высокому, чем сама дама, человеку – мне, например – становилось заметно, как гребень уютно устроился среди блестящего шёлка волос. Несколько выбившихся тонких прядок свисали вдоль висков Беллы упругими пружинками, придавая всему её облику аристократичность и утончённость.

– Я рада, что ты помнишь моё заявление о закрытой двери… – вздох Беллы выражал облегчение.

Что? Ах, да… «Дверь закрыта, ручка подперта стулом, ключ проглочен и уже переваривается».

Мисс Свон просто не знала, что я был достаточно вероломным, чтобы попытаться влезть в её сердце через окно…

– И я рада, что ты не злишься на меня, Эдвард.

Злюсь на неё? Три ха-ха! Кажется, я потерял способность к подобному:

– Я уважаю принципиальность, но ещё больше я люблю здравый смысл, Белла.

Девушка позволила себе слабую улыбку.

Едва ли следя за дорогой, я впитывал эту её эмоцию всем своим существом, а затем почти нагло решил закрепить успех:

– Но если ты ощущаешь потребность позаботиться о моих чувствах, я ничего не имею против.

Её тихий смех действовал на меня почти ослепляюще. И пусть она качала головой и смеялась над моей дерзостью, мне было невероятно хорошо в этот момент.

Я понял, что она не ненавидит меня. Мне открылась женщина, которая быстро привязывается к людям, имея невероятный успех благодаря своей открытости, искренности, но которая слишком болезненно воспринимает потери, и поэтому предпочитает не рисковать, раздавая вторые шансы направо и налево.

Поездка закончилась удачно, мне удалось поговорить со старым другом отца, который принял меня за родного сына Карлайла и заметно обрадовался новостям о бывшем коллеге. Отец будет счастлив узнать, как хорошо сложилась жизнь этого талантливого доктора, с которым Карлайл по понятным причинам почти прервал переписку. Именно мистер Сандерленд помог чуть растерянной Белле найти поначалу знакомых ему хирургов, а потом и онкологов…

Пока девушка общалась с очередным врачом, демонстрируя удивительную, нет, феноменальную осведомлённость, я стоял неподалеку, беседуя с другом отца, который вспоминал их общую практику.

– Ваша невеста немного старше вас, верно? – внезапно перевёл тему мистер Сандерленд.

Я удивился больше заявлению о возрасте, чем о статусе, так как сосредоточившись на разговоре Беллы, упустил мысли Дерека, предшествующие этому предположению.

– С чего вы взяли, сэр?

– Я просто умею считать и ещё не разучился слышать, – рассмеялся уже не практикующий хирург, прищурив подслеповатые от возраста глаза.

– Ещё двадцать два года назад Эсми не была беременна, молодой человек… А я слышал, что вы младший сын. Даже если эта девушка рано закончила школу, судя по разговору с уже паникующим Говардом, она сейчас находится как минимум на третьем курсе, и мне интересно, где в нашей стране готовят таких специалистов, которые способны, еще не выпустившись, смутить бывалого практика своими дотошными вопросами. Хотя Файерс больше писака в последние годы…

Значит, я не один заметил странное несоответствие внешности и содержания…

– Вы очень удивитесь, если я скажу, что Белла младше меня на полгода, а школу закончит только через год? – улыбнулся я собеседнику.

– Вы меня разыгрываете? Это у вас, верно, от вашего дяди Эмметта.

Я чуть усмехнулся воспоминаниям Дерека о моем «брате-дяде»:

– И, тем не менее, я говорю чистую правду. Но мисс Свон действительно отлично разбирается почти во всём, что касается медицины.

Разговор Беллы с «паникующим Говардом» заметно подходил к концу. Девушка только что отклонила несколько новых экспериментальных методик, которыми желал поразить молодую и симпатичную специалистку именитый врач, написавший несколько научных работ.

– Вы не поняли, – тихо, но зло перебила Белла, когда онколог, которому было меньше сорока, начал доказывать, что химиотерапия – прошлый век, а в его клинике едва ли не изобрели лекарство от рака. – Доктор Файерс, мне нужно стандартное, проверенное и действенное на этой стадии лечение, а не ваш дорогой и неисследованный препарат, который ни разу не претендует на философский камень, каким вы заученно его мне расписываете. Когда обедневшие, похоронившие родных родственники и ваши мёртвые пациенты наконец вскроют вашу скрытую под жаждой наживы совесть, я буду готова продолжить наш разговор…

– Но этот препарат даёт заметный эффект уже в первый месяц!

– Чтобы ещё через месяц резко наступившее ухудшение убило больного…

– На второй стадии статистика достаточно утешительная!

Белла молча развернулась, собираясь уйти, но рука мужчины, задетого за живое, бесцеремонно обхватила её локоть.

Я уже хотел вмешаться, когда меня опередил другой человек. Натренированные на операциях пальцы крепко сжали запястье доктора, который больше предпочитал говорить и писать научные статьи, чем лечить пациентов.

Говард заметил, что в ситуации проигрывает, и счёл за благо отступить.

Белла поблагодарила незнакомца, чей взгляд был предельно спокоен, даже равнодушен. Девушка, не ожидавшая такой реакции, смутившись, решила представиться, но хирург принял её за чью-то дочь и заметно пытался уйти от разговора. Его мысли были больше заняты скорым переездом в Бостон, и он думал, как бы улизнуть от почётной миссии выбора дома, оставив это на откуп любимой, но чуть привередливой жене, вкусы с которой у него всё равно не совпадали.

Увидев, что он параллельно раздумывает об очередном пациенте с раком лёгких, я понял, что именно такого специалиста Белла и искала. Но о том, что он – врач-онколог и скоро переедет в Бостон, она бы никогда не узнала, если бы не…

– Дорогая, – я с очаровательной улыбкой подошёл к Белле. – Ты так и не нашла хорошего онколога для своей подопечной?

Не обратив внимания на мою фамильярность, девушка хмуро пожаловалась, что ушедший специалист из Бостона её не устроил и вряд ли теперь поделится контактами коллег из города. После этого потерявший было интерес к беседе врач воспрянул духом и представился. Клиенты в новом городе нужны всем.

Меньше, чем через полчаса плодотворного разговора Белла договорилась с мужчиной о контракте, который чуть позже помогут составить её знакомые юристы. Как специалист этот врач из Флориды её полностью устроил…

Белла

– А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо… Все хо-ро-шо! – напевала я, укладывая волосы перед новым серебряным зеркальцем и закрепляя причёску красивым гребнем с белым жемчугом.

– Либо всё хорошо замаскировано, – сказала я с видом настоящего параноика.

Врач для мамы Бо был найден. Миссис Вайт с удивлением и радостью попала к жутко опытному и жутко серьёзному новому специалисту из Флориды. После того, как он озвучил цену своих услуг, мать Квона переспросила: «За день лечения или за неделю?». Однако это было за всё лечение, так сказать, до победного конца. С доктором Морганом мы вели переписку по ходу лечения и всё больше проникались взаимным уважением.

Квон, если и подозревал о моем финансовом вмешательстве, так как именно я через Свету порекомендовала этого врача, то пока благоразумно молчал. Очень правильно, с другой стороны. Этот разговор не привёл бы ни к чему, кроме ссоры.

Папа часто пропадал на работе, так как от мистера Квона сейчас толку было мало. Единственное, что Чарли сделал, так это сдал под моим хмурым взглядом все анализы. Папа, который особо никогда не болел, гордо принёс мне результаты, и пока я дотошно проверяла каждую бумажку, на радостях приговорил две банки любимого пива.

Мама тоже посетила больницу в Джексонвилле и теперь периодически звонила, чтобы спросить о том или ином термине.

Мои близкие были в безопасности. Друзья, знакомые жили спокойной и размеренной жизнью. Только почему-то успокоиться я не могла. Во мне росло внутреннее напряжение, как в сжимаемой пружине, которое выходило из-под контроля, стоило мне уснуть.

Чёртов белый волк преследовал меня почти каждую ночь. Огромный белый волчара с кроваво-красными глазами, он рычал и рвался с цепи, пока я медленно, словно завороженная, подходила ближе. Когда мы встречались с ним взглядом, я с ужасом видела в этих жутких глазах несвойственный зверю разум. А потом, как щелчок, слышала рвущуюся серебряную цепь, что удерживала огромное чудовище. И начинался бег. Беспощадный бег, где я дрожала от страха, кричала, падая в темноту, и просыпалась от собственного крика.

С рассветом волк-альбинос уже не казался и в половину таким страшным. Я не понимала, как могла испугаться этого пушистика-переростка, который во сне меня даже лапой не тронул, но даже днём тени леса стали выглядеть для меня зловеще.

Наверное, из-за недосыпа и из-за отсутствия привычного даже в зимние месяцы солнца, я стала ещё бледнее обычного, почти сровнявшись по оттенку синяков под глазами с вампирами.

Каллены… Вероятно, в одном из них и заключались источники моей паранойи, которая и давала пинки подсознанию.

Эдвард стал странным… Я часто ловила или чувствовала на себе его взгляд. Даже когда он разговаривал с кем-то рядом, у меня возникало паршивое чувство, что он едва ли не ко мне обращается. Мы почти не общались со дня поездки в Сиэтл, где он очень помог мне сойтись с мистером Морганом. После этого он подвёл меня к нескольким хирургам и генетикам, в чьи разговоры мы плавно и чуть беспардонно влились, несмотря на первое пренебрежение и нежелание с нами считаться. К концу вечера мы получили настойчивые приглашения от профессоров нескольких университетов «Лиги плюща».

Я была абсолютно счастлива в тот вечер, перевыполнив даже самый оптимистичный план посещения этого мероприятия. Каллен же скрывал еле заметную улыбку и, кажется, с трудом сдерживался, чтобы показательно не погладить меня по головке или не сказать что-нибудь язвительное. Вернув меня домой, он церемонно открыл мне дверь, подал руку и чуть поклонился, поблагодарив за вечер и прощаясь.

На следующий день курьер принёс шкатулку, родную сестру зеркала и гребня с той же подписью: «Белоснежке». Открыв крышку, я обнаружила много-много шёлковых, атласных и бархатных лент для волос, а позже я с удивлением поняла, что они подходят под каждое платье, в котором я хоть раз появлялась в школе.

Всё можно было отнести к совпадению, так как особым разнообразием цветов мой гардероб не страдал, если бы не точность оттенков и текстур.

Кто мог так точно подобрать ленты, я понимала… Да и сам стиль подарков мягко намекал, что даритель не беден и обладает изящным вкусом. Я грешила на Элис и Эдварда. Эта парочка вампиров всячески пыталась вернуть мою дружбу. И если телепат вёл себя сдержанно, так, что в намёки на его внимание я то верила, то в них же сомневалась, тогда как ясновидящая никогда не страдала скромностью и ничуть не скрывала своей симпатии.

После написания школьных промежуточных тестов, нас внезапно озадачили тестом на IQ. Открыв свой вариант, я с удивлением обнаружила, что уже проходила подобный, поэтому незаметно закончила едва ли не раньше всех в классе. Сидевший рядом Эдвард флегматично ставил галочки на полях в уже законченном тесте. Это даже немного убаюкивало. Я заснула прямо на парте, а проснувшись за мгновение до звонка, обнаружила на своих плечах пиджак вампира. Сам же парень, отвернувшись, внимательно разглядывал птичек за окном.

– Наши работы сдал, – тихо, не поворачиваясь, успокоил Эдвард, пока я сонно моргала и щурилась.

Позже оказалось, что мы с Калленами написали на необычно высокий результат, я даже удивилась, так как в тот раз, когда мы с Зарой решали ради смеха найденные ею тесты, баллы были чуть выше среднего. Директор поздравил нас перед всей школой и гордо вручил нам пригласительные в музей Сиэтла… Да-да, условия посещения подозрительно совпали с теми, что предлагал на четырнадцатое февраля Каллен!

Я как-то сразу вспомнила, как мы встретились с вампиром у кабинета мистера Грина:

– Браво!.. Приглашение с открытой датой, ты серьёзно, Эдвард? – я была в шоке, а Эмметт лишь посмеялся и вручил свой пригласительный мне, сказав, что он не поклонник подобного.

Роуз молча порвала приглашение, буравя телепата недобрым взглядом. Джаспер отдал приглашение Элис, которая решила оставить несколько билетов себе на всякий случай. Эдвард улыбался: