Текст книги "Клятва (СИ)"

Автор книги: Мария Сакрытина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

помнила ещё с первой встречи с принцем. В его взгляде всегда сквозило что-то

неприятное, оценивающее. Но он приезжал к принцу, и мы почти никогда не общались,

так что моей сказки он не омрачал.

Так прошло пять лет, и я стала замечать, что Валентин становится взволнованным, о чём-

то расспрашивает моих горничных. Мне он по-прежнему говорил, что я его единственная, что я прекрасная и мила, но я замечала в его взгляде странный огонёк. Только никак не

могла понять, что он означает.

Валентин тогда очень боялся, что я не чародейка – что настоящая чародейка была убита

солдатами Горлойса. Если бы!

Интересно, что бы он делал, окажись это так?

***

– А потом ворон защёлкал клювом да молвил: «Неправы вы, не Ясноглазка это сделала.

Это сестрицы её завидущие, их и покарайте».

Девочка-подросток радостно захлопала в ладоши, расплёскивая воду из ванны на пол. И

тут же уставилась на горничную синими глазищами – а дальше, мол, что?

Горничная улыбнулась, продолжила историю – маленькая госпожа больше всего на свете

любила сказки и именно подобными выдумками безродная служанка без гроша в кармане

сумела получить выгодную должность и неплохой оклад. И свадьба уже вот-вот, да ещё и с

личным слугой принца. И всё благодаря сказкам.

Девушка подливала розовое масло, собираясь заняться волосами госпожи, когда поймала

странный взгляд Элизы – девочка сказку уже не слушала, хотя момент был самый

волнительный – принц ехал выручать возлюбленную.

– Миледи, что случилось?

– Ханна… что это?

Девочка смотрела вниз, широко распахнув глазищи. Ханна тоже посмотрела и всплеснула

руками.

– Радость у вас, моя милая, добрая госпожа… совсем уже взрослая!

Девочка, не отрываясь, смотрела на воду, окрасившуюся в розоватый цвет.

– Ну-ну, госпожа, – суетясь, отыскивая полотенце, приговаривала Ханна. – Неужто вы

испужались? Не надо, миледи, это у всех, вы ещё пообвыкнете…

Полотенце вылетело у неё из рук, Ханна потянулась его поднять и замерла – вода в ванне

пузырилась.

– О боги! – вскрикнула горничная, хватаясь за бортик и тут же, обжёгшись, отдёргивая

руку. – Госпожа!

Девочка сидела, не шевелясь, точно кипяток её не беспокоил. А, когда Ханна, костеря всю

Девятку, подхватила малышку, та вывернулась и невидяще посмотрела ей в глаза.

Горничная закричала, роняя девочку. Та, не обращая внимания, смотрела, как Ханна

сжимает руками виски и визжит. Как потом царапает глаза и грудь… как дрожат стены, и

мебель ходит ходуном. И только когда с петель сорвалась дверь и в комнату вбежала

испуганная прислуга, Элиза моргнула. Глянула на затихшую, обезображенную Ханну. И,

тоненько пискнув, осела на пол.

***

Положа руку на сердце, своего первого заклинания я не помню. Зак уверял, что это

нормально – в начале мы впадаем в транс, принимая свою судьбу. Он считал, что раньше в

этом же трансе приносилась клятва, но Великая Мать избавила нас от этого. Хвала ей –

теперь мы можем выбирать своего господина, достигнув совершеннолетия.

А ещё Зак считал очень символичным, что я начала с убийства. Хотя отлично знал, что

первый раз любого чародея тщательно готовился – и тогда мы могли кого-нибудь вылечить

или сотворить что-нибудь божественно-красивое. Иначе – чародей есть меч короля. Нас

боги создавали, чтобы убивать врагов королей.

Валентин отлично это знал. И знал также, что если мне станет известна хоть часть правды, я не то, что клятву не принесу – могу и его от полноты чувств уложить. Душевное

состояние в неполные одиннадцать у любого ребёнка ещё нестабильно, а уж у юного

чародея…

Поэтому добрый прекрасный принц Валентин нашёл куда более быстрый способ получить

от меня то, что он хотел.

***

Валентин смотрел на покачивающуюся девочку и постукивал пальцами по столу, выбивая

гимн королевства.

– Она точно ничего не вспомнит?

– Точно, Ваше Высочество, – отозвался врач, убирая флаконы. – Это очень сильный

наркотик. Она пробудет так всю ночь и наутро не сможет вспомнить совершенно ничего…

Но, милорд, не лучше ли просто дать ей снотворное?

– Нет, – медленно отозвался Валентин. – Не лучше.

И, дождавшись, когда врач с поклоном скроется за дверью, тихо позвал:

– Лизетта, милая.

Девочка подняла голову. На Валентина уставились чёрные-чёрные глаза – без проблеска

сознания, мёртвые.

Принц отшатнулся. Вдохнул, выдохнул. Пересилив себя, снова сел с девочкой рядом,

снова заглянул в пугающую темноту.

– Ты сделаешь кое-что для меня?

Девочка наклонила голову. Протянула руку, коснулась холодными пальчиками лба принца, читая мысли. Валентин задохнулся от внезапной слабости… а, когда очнулся, девочки

рядом уже не было.

Принц недоумённо огляделся, краем глаза заметил серебристый свет исчезающего

портала. Замер на мгновение… и кинулся к двери.

– Лошадей! – сорвав звонок для прислуги, закричал Валентин. – Лошадей готовьте!

***

Вот это я до сих пор вижу в кошмарах – и никак не могу разобраться, что из них правда, а

что бред. А ещё, когда я об этом думаю, мне забавно: Валентин так легко решился

использовать меня, чтобы избавиться от всех проблем разом – от отца, с которым он не

ладил, от брата, который ему мешал. И от лордов, их поддерживающих. Одним махом –

как божественная кара. Но, похоже, совершенно забыл, что за всё придётся платить. Он

был до смешного уверен, что позже, когда я подрасту и начну понимать, что происходит, он убедит меня дать ему клятву верности. Как?

Впрочем, он щедро поил меня наркотиком. Может, думал, что я действительно ничего не

буду помнить.

Этот наркотик и абсолютно человеческое желание быть нормальной действительно

заставили меня на какое-то время считать всё произошедшее обычным кошмаром.

***

Граф Марк, закалённый интриган, давно привыкший к виду трупов – причём, любых –

сейчас еле сдерживал тошноту. Королевский дворец плавал в крови. Она была всюду:

кровью плакал потолок, кровь сочилась из стен, даже окна – дорогие витражные окна –

были заляпаны кровью.

– Она совершенство, Марк, – улыбался Валентин, стоя посреди тронного зала и с

удовольствием глядя на тело отца. – Она просто… совершенство.

– Ваше Высочество, – с трудом выговорил граф. – Вам не кажется… что это чересчур?

– Все, все мои враги, все мертвы! Это просто… что?

– Это чересчур, Ваше Высочество, – повторил Марк. – Мало того, чтобы ослабили

аристократию, так ещё и растите чародея-убийцу. Это неминуемо приведёт к беде, вы не

боитесь, что однажды она…

Валентин спокойно улыбнулся и поманил кого-то из угла. Марк вздрогнул, разглядев, кто

это. Милая малышка Лизетта, горбящаяся, в крови по уши, со спутанными длинными

волосами, тоже слипшимися от крови… и мёртвыми чёрными глазами.

– Лизетта, детка, ты же сделаешь для меня всё, правда? – поворковал Валентин.

Девочка опустила голову, закрываясь длинной чёлкой.

– Она сделает для меня всё. Она моя. Моя чародейка, – подмигнув, улыбнулся принц. И, потрепав чудовище по щеке, пропел. – Убей его, милая.

Марк остолбенел.

– Ваше Высочество!

– Прости, друг, – вздохнул принц, когда девочка, выпрямившись, медленно приблизилась к

графу. – Не думаю, что мне ещё нужны твои советы.

За дверьми тронного зала гвардейцы графа Марка, услышав громкий, полный боли вопль, впервые не бросились на помощь господину.

– Умница моя, – умилённо шептал принц… точнее уже король Валентин, гладя

шатающуюся от усталости девочку. – Моё ты солнышко…

***

После колдовства, особенно первого, нам нужна подпитка. Трикс, бог лукавства, ещё

больший оригинал, чем даже принц Валентин, создавал первого из нас, вдохновляясь

образом своей возлюбленной. И заготовкой он взял то, что было под рукой – мальчишку-

подростка, у которого просыпались соответствующие желания.

Так что всё до неприятного просто: после колдовства нам нужен любовник, желательно

сильный и изобретательный.

Мне было одиннадцать, а моё тело по-взрослому горело от желания, которого я сама

совершенно не понимала и боялась до дрожи. И, не получая подпитки, сгорала от

жесточайшей лихорадки.

Рядом со мной никого не было, кто бы мог помочь. Слуги боялись меня до икоты, принц, ставший королём, развлекался в столице и посылал мне кукол. А когда мне стало чуть

легче, Валентин прислал мне новую горничную.

***

Служанка трясущимися руками положила на пол рядом с кроватью громадную

фарфоровую куклу, одетую богаче, чем иные леди.

И вздрогнула, когда девочка на постели завозилась.

– М-м-миледи?

Девочка открыла глаза – нормальные, синие. Зажмурилась, прячась от яркого солнца, и

шепнула:

– А где… Ханна?

Служанка прижала дрожащие руки к груди. Девочка удивлённо смотрела на неё.

– Она… у-у-уехала, – озвучила «официальную версию» горничная.

Девочка нахмурилась.

– Уехала? Куда? Не попрощалась со мной?

Горничная молча смотрела на неё и тряслась, как осиновый лист. Ещё хуже стало, когда

девочка участливо спросила:

– С тобой всё в порядке? Ты не заболела?

– Нет… госпожа… Миледи… Я теперь вместо Ханны… Она к матери уехала… Далеко, к

Туманным горам. Срочно… А меня… меня Белла зовут.

Девочка вздохнула, посмотрела грустно на свои руки – тщательно отмытые от крови,

чистенькие.

– Ясно, – и, широко улыбнулась. – Будем дружить, Белла? Мы с Ханной такими подругами

были!.. Ой! Что это? Это мне? От принца?

Горничная кивнула, не в силах ответить. Весь замок видел, какой их юную госпожу

принесли прошлым утром. И что она сделала с Ханной. Но приказали держать язык за

зубами – под страхом самой страшной казни.

– Принц такой добрый, – обнимая куклу, ворковала девочка. – Правда?

– Д-д-да… миледи, – смогла выпалить Белла. – Позвольте я… вас переодену… госпожа.

***

Одна, путаясь в реальности и том, что мне казалось кошмаром, я потихоньку сходила с ума

и теряла силы.

Принц тоже не способствовал моему выздоровлению. Он совершенно не хотел мне

помочь. Он избегал меня даже касаться – более того, каждый раз с омерзением

отворачивался, если я пыталась к нему прижаться. Мне необходимо было хотя бы

прикосновение – в моём возрасте и его бы хватило. Но принц думал лишь о своём

желании уничтожить непокорных лордов. А лорды, наверное, долго ещё сопротивлялись.

Около месяца точно.

Когда же и Валентину стало очевидно, что очень скоро магия, слишком могущественная и

жаркая для меня либо убьёт его чародейку, либо я сорвусь настолько, что он больше не

сможет меня ни прятать, ни контролировать, он придумал весьма оригинальное решение, успокоившее меня ещё на пять лет.

Глава 3. Друг

(Из личного архива герцога Ланса де Креси)

– Мой отец бросил меня, моя мать продала меня, сестра моя, кви-кви, спасла меня, -

мурлыкал себе под нос сэр Джереми, пустив коня шагом. Мотивчик услышанной в городе

уличной песенки прилип банным листом – как и слова. Смысл Джереми не сильно

занимал: любовь между братом и сестрой, и отнюдь не платоническую, он наблюдал не

раз и не два. При дворе чего только не увидишь.

– И вместе мы, кви-кви, убежали, кви-кви…

Дальше в песню вступала неизменная злая чародейка, разлучавшая влюблённых – пока те

вероломно и ловко не отправили её в печку.

Только фантазия анонимного певца из черни была способна родить такой бред.

– Кви-кви-кви, сестра моя Марличка…

Рядом в седле покачивался Ланс – уже на своей лошади. За три года упорными

тренировками и розгами Джереми легко сумел добиться от хамоватого босяка

послушания, более-менее правильного языка и аристократической осанки. Доску

мальчишке только месяц как сняли, поэтому ходил он прямо-прямо – до неестественности.

Джереми не мог удержаться от смешка каждый раз, когда глядел на воспитанника. И

каждый раз неизменно напоминал себе, что теперь, ха-ха, вошедшие в моду мужские

корсеты пацанёнку носить будет удобнее. Сам Джереми к «дамским доспехам» никак

привыкнуть не мог. Потому и слыл в свете старомодным. Хотя, положа руку на сердце,

вовсе не из-за корсетов.

Школа «молодёжи при свете сиятельной, отроков государственных воспитующая» герцога

Арксейского появилась из-за поворота точно убийца-чернь с тесаком наперевес.

Привычный Джереми только хмыкнул благожелательно: приехали. А Ланс вздрогнул и

побледнел, покосившись на опекуна. Но сказать ничего не посмел. Отучили.

Внушительный каменный замок – казармы для будущих «отроков государственных» –

смотрелся настоящей тюрьмой, которой, по сути, и был. Но тюрьмой дорогой и очень,

очень престижной. Отцы всего королевства мечтали отправить сюда старших сыновей –

всего два года «отсидки» гарантировали место при дворе, а четыре – в армии, да не в

каком-нибудь арьергарде, а при штабе.

И они того стоили, эти четыре года. Джереми знал не понаслышке – лично «сидел»

кадетом. И отец нынешнего герцога Арксейского не одни розги извёл о будущего

командира «Алых Зубров», когда последний со товарищи сбегал в соседний со школой (а

их много было тогда – соседних) бордель. Отец Джереми – канцлер при тогдашнем короле

– глядел на проказы сына сквозь пальцы. Пока блудный сынок не сбежал из Школы на

начинающуюся войну с королевством Грейи. Полгода сын с отцом писали друг другу

гневные письма, канцлер подключил все связи, чтобы вытащить сына из грейиской

мясорубки, а Джереми перебегал из одной части в другую, из одного отряда в другой –

тогда это было можно: наступление грейицев шло как по маслу и учёт рядовых вёлся

плохо. Потом канцлеру надоело получать «похоронки» и он на собрании Лучших Родов

отрёкся от сына, разорвав завещание – со всеми вытекающими для Джереми

последствиями. Сын, не особенно расстроившись, прибился к штабу, «совершенно

случайно» стал адъютантом генерала-главнокомандующего – вздорный был старик – и

вернулся с войны в звании лейтенанта и с титулом графа. На следующем же собрании

Лучших Родов показал папе кукиш и подал свою кандидатуру в королевскую гвардию.

Удачно – сразу после турнира, который и выиграл. Конечно, рыцаря-победителя приняли.

Канцлер рвал и метал, так и не простив сыну самоуправства. Мелкие каверзы гвардейца и

канцлера мусолил весь двор, с крупными разбирались Лучшие Рода. А, когда семейная

грызня королю наскучила, он отправил Джереми, успевшего стать капитаном гвардии, на

Снежный утёс – разделаться с набившими оскомину всему королевству разбойниками-

драколами. Джереми вернулся через семь лет – женатый на драколке. Этого его отец не

перенёс и сыграл в ящик, позабавив сына напоследок завещанием в его пользу. А вслед за

ним сыграла в ящик – или в горящую сосну, по традициям драколов – и жена Джереми,

так и не забеременев. Но договор с пиратами, подписанный кровью и скреплённый

браком, остался. Джереми дали герцогство и отправили на покой.

Но покой сэру Джереми никогда и не снился…

А начиналось всё вот с этой школы.

Откидной мост был опущен – учебный год ещё не начался. Копыта гулко застучали по

доскам, взбивая пыль и далёкие, отправленные в пыльный архив воспоминания. Сорок лет

назад отец привёз сюда Джереми в карете. Да и не отец вовсе – он же вечно был занят.

Вместо него поехал сэр Эддард – вассал герцога и учитель фехтования юного Джереми. И

так же поднята была решётка, и так же солнце играло на копьях стражи. Вот только по

каменным плитам двора – выглаженным поколениями учеников – сейчас стучали копыта,

а не колёса.

Этот звук – мерно-монументальный, как военный барабан – Джереми нравился куда

больше.

В Школу «Золотого дворянства» запрещалось привозить домашние вещи – всё нужное

ученики получали уже здесь. Потому вслед за Джереми и его воспитанником не вкатили

телегу с сундуками, и даже запасная, навьюченная поклажей лошадь не притащилась.

Ученикам в принципе запрещались прогулки верхом – кроме поездок в город раз в две

седмицы. Предполагалось, что «сиятельная молодёжь» будет учиться, не покладая рук и

не поднимая от учебников голов. Предполагалось.

Кони въехали в Дозорную башню, стали подниматься по спирали пола всё выше и выше в

гору. Сейчас копыта стучали гулко, эхом отдаваясь до затерявшегося в высоте потолка.

Ланс нервно озирался, его лицо в острых солнечных лучах странно посерело. Впрочем, у

Джереми тоже. Раньше линзы находящейся рядом Алхимической башни тоже указывали

аккурат на Дозорную, и в лунную ночь цвет кожи случайно (или не очень случайно)

оказавшегося здесь человека приобретал оттенок от ало-золотистого, до сине-зелёного – о

чём старшекурсники отлично знали и обожали пугать новичков «нежитью».

Похоже, линзы и сейчас на своём месте, и седмицы через две Ланса и его сокурсников

ожидает увлекательная ночная прогулка…

Джереми усмехнулся в усы и приставил ко лбу ладонь «козырьком» – солнечный свет

больно ударил по глазам после серого сумрака башни.

Во внутреннем дворике пришло время спешиться. Подбежавший «мышиный» лакей с

поклоном сообщил, что господин герцог Арксейский ожидает сэра Джереми в кабинете.

На предложение проводить Джереми только отмахнулся – дорогу до директорского

кабинета он помнил до сих пор. Частенько по ней раньше хаживал.

Грациозно съехавший с седла Ланс осторожно оглядывался. Залитый солнцем каменный

двор и мельтешащие в поля зрения слуги ему уже не нравились. Впрочем, Школа ему

заочно не нравилась. Но его мнением никто не интересовался.

Глянув на хмурящегося мальчишку, Джереми еле слышно фыркнул и, пророкотав:

«Отставить!», зашагал в сторону донжона, уверенный, что Ланс плетётся сзади. Он и

плёлся, по дороге цепко примечая все щели, все тёмные углы – всё, где можно будет в

будущем спрятаться. Слово «занятия» мальчишке тоже не нравилось, как и «школа». В

приюте оно наверняка означало нудное корпение над какой-нибудь ручной работой вроде

мытья полов, у опекуна – уроки этикета, непонятные, нелогичные, но почему-то

обязательные.

Джереми это веселило.

– А! Джереми! Старый лис, наконец-то! – пропищал, вываливаясь навстречу герцог

Арксейский – толстенький, круглолицый, улыбчивый мужчина «в самом расцвете сил». –

Проходите-проходите. Я уже коньячку сообразил, десятилетний, Джереми, – заискивающе

добавил он, расплываясь в улыбке, – как тебе нравится. Проходите-проходите…

Джереми вошёл в кабинет – тоже залитый солнцем и тоже каменный, но не в пример

уютный зальчик – и обернулся к собравшемуся было сунуться вслед за взрослыми

мальчишке.

– Жди здесь.

Ланс молча шагнул обратно.

– На сынишку твоего не похож, – продолжал трещать нынешний герцог Арксейский,

разливая коньяк подрагивающей рукой. – А я уж думал, совсем ты сюда не приедешь, хе-

хе.

Джереми опрокинул в себя стопку, внимательно поглядел на герцога, взглядом показывая, что он отлично помнит, как этот самый герцог, будучи маленьким толстеньким виконтом, бегал от компании Джереми со всех ног, так что только каблуки дорогих сапожек

сверкали… Но всё равно медленно бегал, за что бывал бит. Неоднократно.

Нынешний герцог съёжился под его взглядом.

– Не сын. Воспитанник, – добившись нужного эффекта, сообщил Джереми, снова

припечатав толстяка взглядом. О том, кто такой Ланс, директор Школы отлично знал. Как

знал и весь королевский двор. Такие сплетни всегда разносятся быстро.

– О-о-о, – воскликнул тостячок-герцог. – Это замеч-ч-чательно! Брать воспитанников

нынче в моде! – и снова заулыбался – глупо и фальшиво, как и всегда. – Не беспокойся, Джереми, не беспокойся, его устроят здесь наилуч-ч-ч-шим образом. Да-да, наилучшим!

Джереми зевнул.

– Наилучшим не надо. Надо наоборот. Спуску ему не давай, Жа-а-анчик, – пропел он,

подмигнув толстяку. – Сделай так, чтобы мальцу жизнь малиной не казалась. Понял?

– Да, – удивлённо заморгал герцог. – Но…

– Никаких «но», – отрезал Джереми, с трудом удерживаясь от зевка. – Исполнять!

Толстяк только забавно открыл в ответ рот – в котором чуть позже исчезла очередная

рюмка коньяка.

А Джереми, оглядев кабинет, еле удержался от желания подложить нынешнему директору

вон ту замечательную острую «кнопку» со стола. Правда, он и так не раз слышал, как

вопит (тоненько, с повизгиванием) нынешний герцог Арксейский, а значит… никакого

куража.

Ланс послушно ждал за дверью, прислонившись к стене – рядом с таким же послушным

лакеем, ожидающим, пока опекун с воспитанником попрощаются, и нового кадета можно

будет увести в «казарму».

– Будешь учиться здесь четыре года, – строго сообщил Джереми то, что мальчишка и так

уже знал.

– Да, милорд.

– И будешь учиться хорошо, – продолжил Джереми.

– Да, милорд.

– Если на тебя хоть одна жалоба придёт.., – Джереми сделал многозначительную паузу.

Мальчишка и бровью не повёл.

– Да, милорд.

– И экзаменовать тебя буду я.

Ланс поднял голову и впервые посмотрел на опекуна в упор – знакомым «взрослым»

взглядом.

– Да, милорд, – тоном «я сбегу раньше» ответил он.

Джереми усмехнулся. Примерно это он и ожидал.

– Тогда всё. Вперёд, шагом марш! К светлому будущему.

Мальчик послушно отлепился от стены и направился вслед за встрепенувшимся лакеем,

так ни разу и не оглянувшись.

А сэр Джереми смотрел ему вслед. И, когда темная макушка скрылась за поворотом

коридора, усмехнулся, шепнув:

– Удачи.

***

Три года спустя моему опекуну в голову что-то торкнуло, и он решил от меня отделаться.

Но это был бы не одиозный лорд Джереми, если бы сделал всё по-простому – удавку на

шею или яд в бокал. Да и конечно, от тела же потом избавляться. Холмиков других

воспитанников я у него в саду что-то не приметил. Так что, наверное, этот способ был

проверенный – милорд отправил меня в школу. И нет бы в городскую, ну, или на худой

конец, к джентри. Нет, меня отвезли прямиком в школу Золотой молодёжи, единственную

в своём роде в нашей Мальтии – учителя мне про неё все уши прожужжали, в основном в

сочетаниях «тебе туда дорога заказана». Если бы!

Школа находилась в крепости не чета дому моего опекуна или игрушечному замку

принца. Тут со стенами всё было в порядке, и ров имелся, и ворота с мостом откидным –

всё как положено. И стены в три ряда, правильные. Стражу я ещё на въезде приметил – в

третьем кольце стен её, правда, не было, здесь водились только слуги. В основном лакеи, тихие, серые и незаметные. Но где-то должна была иметься и нормальная прислуга. Судя

по всему, с ней мне договориться будет легче, чем с местным крысятником.

Больше всего меня удивляло, почему все считали моё поступление в школу такой

небывалой удачей? Ну отвалил милорд кучу денег – он ими, судя по его дому, вообще

сорить привык. Придумал экстравагантный способ от меня избавиться – и все наперебой, даже мой учитель фехтования, сэр Леорт, которого я всегда считал единственным

нормальным человеком в окружении лорда Джереми, и тот посчитал своим долгом

сообщить, какой это великий шанс, как мне в этой школе, наконец, руку поставят и,

видимо, мозги вправят. Угу, прямо счастье ко мне привалило невозможное. Прыгай, Ланс, и пляши.

По-моему, одни мы с опекуном понимали, что действительно меня ждёт. Что местная

высокая публика, включая, кстати, и учителей, ничуть мне, черни, не обрадуется. Что

выгрызать себе место под солнцем придётся потом и кровью. Что жизнь отщепенца и

хорошо если не лизоблюда мне обеспечена.

Но лорд Джереми плевать на всё это хотел: он, наверное, в храме Трикса монетку

подкинул. Упадёт решкой – убить надоевшего мальчишку, упадёт орлом – пусть живёт. А

монета, похоже, на ребро встала – Трикс же шутить любит.

Я наивно полагал, что смогу сбежать если не по дороге, то в школе. Щас! Кто ж знал, что

здесь такой замок мощный, такие фортификации – и для кого? Для сынков-графьёв? Всё у

этих «бла-ародных» не слава богу.

Мой план действий пока был таков: не попадаться на глаза однокашникам, в первую же

ночь разведать обстановку и подружиться с прислугой. С первым пунктом проблемы

возникли сразу же: оказывается, все эти графья жили в одной огромной зале, как в

казарме. Как мы в приюте. Мне это в голову прийти не могло после великолепия дома

опекуна – нары, общая комната, дисциплина? Хотя почему бы и нет, раз готовили тут

будущих офицеров. Лорд Джереми, говорят, тоже тут учился.

Впрочем, никаких сквозняков, грязи, блох и вшей здесь, как в нашем приюте не было.

Мебель из дорогого дерева, уложенный деревянными плитками пол, украшенный

деревянной резьбой стрельчатый потолок и дорогая мебель. А на местных, хм, «нарах» –

прорва шёлковых подушек, одеял и даже пологи. Единственное неудобство – девятеро

соседей, вытаращившихся на меня с таким выражением, что мне сразу стало ясно: будут

бить. Просто потому что у меня на пальцах нет брильянтовых колец, как у того хмыря в

алом модном камзоле, или потому что моя рубашка льняная, а не шёлковая, как у них всех.

Я тогда ещё наивно не догадывался, что вся эта орава отлично знает, кто я. И ораву моё

присутствие здесь жутко бесит.

– Последний прибыл, – протянул, наконец, рыжий мальчишка рядом с тем важным юным

господином-с-кольцами. – Опаздываешь, босяк.

Я стиснул зубы, заставив себя сосредоточиться на количестве «спальных мест», а не на

желании подправить кое-кому веснушчатую физиономию. Действительно, пустовало

только одно место – в глубине залы. Странно, у нас в приюте первым делом разбирали

именно «галёрку», а места у двери оставляли отбросам. Здесь, похоже, наоборот.

Хорошо, что я не успел ещё привыкнуть к тёплой мягкой постели – даже у милорда, у

которого эта постель для меня была, частенько приходилось засыпать за учебниками или в

оружейной, после отработки позиций и ударов. Это удачно, потому что здесь мне спать не

дадут.

Соседи смотрели на меня с разной степенью заинтересованности и ухмылялись. По-

хорошему надо было уйти, может, исполнять третью часть плана. Но показать этой своре

спину? Загрызут.

– Кланяйся, когда к тебе обращается граф, – с ленцой протянул тем временем рыжий.

А мой взгляд упёрся в медальон у него на шее: громадный медведь, рвущий ощерившегося

льва. Эмблема де Беардов – гувернантка долго и терпеливо вбивала в мою тупую голову

Лучшие Рода, и Древние рода, и Богатейшие рода. Де Беарды были из Древних. А

лордёныш с брильянтами рядом – наверняка из Богатейших. Или даже Лучших. Такой по

Мусорному переулку бы прошёл, и его бы живо в ближайшую канаву отправили, а

брильянтики поснимали. Но такие, как он, пешком, конечно, не ходят. А в Мусорный

переулок отправляют провинившихся слуг.

– Что, спину гнуть разучился, выскочка? – подал рыжий. И лордёныш-с-кольцами на этот

раз присоединился к нему:

– Какой позор! – патетично воскликнул он, трагично вздохнув. – Я, герцог де Шонсо,

родственник самого короля должен жить рядом с попрошайкой, бедняком, полжизни

проведшим на улице!

Лично я, бедняк, попрошайка и кто-то там ещё, вовсе не чувствовал себя польщённым от

близости ко мне Их Милостей. Скорее наоборот. Но подозревал, что если открою рот и

попытаюсь им это сказать, высокий мальтийский, вбитый в меня розгами и ремнём лорда

Джереми, улетучится в два счёта, и опозорюсь я дальше некуда.

Потому пока молчал. Но кочергу у здоровенного камина слева очень даже приметил. И

осторожно, по шажочку стал продвигаться к ней. Ни де Беард, ни этот, с кольцами

больших опасений не внушали – комплекция у нас была примерно одинаковая, я за время

жизни у милорда отъелся и тоже разжирел. Но во втором ряду на нижней кровати сидел

здоровенный темноволосый молодчик, больше напоминающий сына мясника или кузнеца,

чем аристократа. И вот он-то меня, я был уверен, в подкову быстренько свернёт – голыми

руками.

А рыжий, так и не дождавшись реакции, тем временем соскочил с полуразобранной

кровати и вальяжно двинулся ко мне:

– Будешь называть нас «милорд» и «господин». Или «Ваша Светлость», – вкрадчиво,

упиваясь вседозволенностью, протянул он. – Прислуживать нам, горшки, там, выносить, форму стирать, может, развлечёшь, когда без девчонок невмоготу будет – тогда позволим

тебе остаться.

– Знай своё место, чернь, – лениво добавил герцог-с-кольцами.

– Понял? – изогнул бровь рыжий. И сунул мне под нос руку в чёрной бархатной перчатке.

– Целуй. И, кстати, тебе положено встать на колени. Быстро на колени!

Дальнейшее застряло у него во рту вместе с кровью и осколком одного из красивых белых

зубов – я как раз добрался до кочерги.

И на колени он, кстати, передо мной встал очень даже замечательно…

***

– Зря ты так.

Ланс слизнул кровь с разбитой губы и запрокинул голову: нос мгновенно отозвался болью.

– Они тебе жить не дадут.

Ланс сглотнул полный рот крови.

– Тебе нужно к лекарю, – не сдавался голос. – Позвать?

Ланс снова с трудом сглотнул, и на это ушли все силы.

– Тогда возьми. Вот.

Ланс не шевельнулся, но «собеседник» был очень настойчив: к губам прижалось что-то

твёрдое и холодное. А спустя мгновение Ланс, закашлявшись, отобрал кубок и судорожно

принялся заглатывать холодную – до зубной немоты – воду.

– Сейчас, – шепнул голос, о котором мальчик уже забыл.

И почти сразу ко лбу прижалось что-то ледяное. Поползло, точно змея, к щекам, рту,

шее… И лишь спустя долгие мгновения Ланс осознал, что его кто-то осторожно обтирает

мокрой тряпкой. Точнее, шёлковым платком с узорчатым вензелем «А.Р.». А, скосив глаза, увидел и обладателя платка – толстого, круглого мальчишку с золотистыми кудряшками и

пухлыми губами. Руки у него тоже были пухлые. Собравшись с силами Ланс выдохнул:

«Спасибо».

Круглый мальчик расплылся в улыбке, убрав платок.

– Ты не перечь им, – посоветовал он. – И они тебя не тронут. Ну, так, если только чуть-чуть.

Но терпимо, в общем-то. А так, чего ты добился? – он укоризненно посмотрел на Ланса.

– Ты не перечишь? – слизывая кровь, поинтересовался Ланс, и мальчишка-толстячок

нахмурился.

– Ты не понимаешь… Я второй сын, мне не быть наследником. Я всегда буду

прислуживать. И ты, – убеждённо добавил он, – тоже будешь.

– Да пошёл ты, – хмуро буркнул Ланс, оглядывая расплывчатую фигуру толстяка. – Давай, вперёд. Их ночные горшки и грязные шмотки тебя уже заждались.

И отвернулся.

Скрипнула кровать – толстячок встал и, шаркая шерстяными домашними туфлями,

действительно ушёл.

Больше с Лансом никто не разговаривал – и так он пролежал до вечера, больной и

голодный – свернувшись, калачиком, наблюдая, прислушиваясь. А когда после заката

сокурсники убрались на ужин в замковый общий зал, осторожно перевернулся на живот и

закусил подушку, давя ком в горле.

***

Сбегу, хоть в бездну, сбегу…

Побег отложился на сутки – кочерга кочергой, а кулаки у того крепыша всё равно

оказались, что надо. И, судя по глазам, бычок этот думать не умел. За него тот, с кольцами, думал. Мне от этого было, конечно, не легче.

Ночь мне дали отлежаться, а потом оттащили прямо в местный карцер – продуваемую

всеми ветрами комнату на вершине какой-то из башен. Для местных изнеженных

аристократиков комната, наверное, казалась ужасной – каменная, сырая, с огромными

дырами в стенах, смотрящими невесть куда, грязная, мыши бегают, вода капает – ну

только что цепи не присобачили для полного устрашения.

А мне жуть как понравилась: можно сказать, домой наконец-то попал. Дыры? Да и бездна