Текст книги "Клятва (СИ)"

Автор книги: Мария Сакрытина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Ланс с его влюблённым взглядом мгновенно отошёл на второй план. Если бы не ночь с

ним, которую мне хотелось повторить, я уехала бы тем же утром и никогда не вернулась.

Я надеялась, что Рэйана не будет, когда моя «прогулка» закончится. В конце концов, я так

долго сражалась с этой проклятой лошадью, думавшей только о том, чтобы сбросить меня, что просто заслужила какую-нибудь маленькую порцию удачи.

Волк, подвывая, жалобно смотрел мне в глаза, чувствуя моё смятение, и бежал рядом.

Спустя какое-то время, выдохшись, я поняла, что конная прогулка меня не спасёт, и

повторить ночное развлечение с Лансом захотелось нестерпимо. Просто чтобы

почувствовать ту же лёгкость и прилив сил. Как бы ни так. Вместо глупого влюблённого

Ланса меня ждал этот Рэйан. И теперь я чуть не шарахнулась от него, увидев.

Он хотел узнать, кто я такая и зачем мне его друг. Я отправила Волка наверх в спальню и

позволила увести себя в гостиную. Я делала вид, что не понимаю, что именно он,

забывшись, выстукивает пальцами.

Богиня, Великая Мать, он онемел из-за меня! Хорошо, что Алэр этого не знал. Впрочем, жалким Рэйан не выглядел – в отличие от Ланса, он от влюблённости разум не терял. Я

потратила все силы, чтобы убедить его, что я просто путешественница, мои родственники

некогда просто бежали на Юг, а теперь я просто захотела «вернуться к истокам».

Рэйан расслабился к концу разговора – моя магия подействовала. И, когда в залу ворвался

Ланс, рассыпался в комплиментах, напомнив своему другу про какой-то приём, где ему

хорошо бы появиться. И добавил-приписал, что я осчастливлю любой приём своей

красотой.

Я знала, что спустя время его подозрения вернутся. Меня не это беспокоило – мне просто

никогда, ни за что не хотелось бы причинить брату Алэра вред. И в то же время я мечтала

оказаться подальше отсюда, забыться – когда Рэйан Боттер уехал, я забылась с Лансом.

Но Великая Матерь, как же это было грустно!

Ланс чувствовал моё настроение и ходил побитым щенком, и Волк поскуливал, и тени-

слуги переглядывались – в доме тем вечером царило почти такое же уныние, как в моём

сердце. Ещё и собаки выли.

Обстановку неожиданно разрядил ворвавшийся во время ужина хозяин замка – герцог

Джереми, опекун Ланса. Всё это я прочитала в его и Ланса мыслях. Кажется, намечалась

стычка вроде той, что я видела утром. Всё-таки мальтийские мужчины невероятно занятны

– куда до них утончённым южанам! Они так запросто выражают свои эмоции – даже

ледяной Рэйан. Они всегда так легко повышают голос и готовы распустить кулаки. И так

забавно боятся показать всё это женщинам – по крайней мере, лучшие из них. В Алэре я

раньше такого не замечала – он даже на слуг голос не повышал. Валентин при мне – тоже.

А тут…

Сначала лорд-герцог увидел Волка и, спокойно потрепав его по загривку – я позволила –

заявил, что теперь понятно, почему собаки орут – чуют зверя. Я не выдержала –

рассмеялась. Ну правда! Меня, меня они чуют. Меня боятся. И Волк не зверь.

Когда же сэр Джереми увидел меня, его манеры и вовсе переменились. Он рассыпался в

комплиментах – сначала грубоватых, потом всё изысканней, словно аристократический

лоск, чуть смытый годами службы… подите-ка… ага, в армии, на северной границе,

теперь возвращался.

Он тоже понятия не имел, кто я. Но в его глазах и мыслях я прочла такое жеискреннее

восхищение – почти как в Лансе. Эти двое оказались здорово похожи, их одинаково

изумляла моя, ха-ха, чистота и наивность.

Бедные, глупые рыцари…

Сэра Джереми мне даже практически не пришлось очаровывать. Он сам заявил, что я могу

остаться в Заводи сколько угодно и чувствовать себя как дома.

Ланс расцвёл и всю ночь был изумительно нежен, а, забывшись, шептал: «Моя богиня». Я

лежала потом, глядя на рассыпавшиеся по его лицу тёмные волосы – мои и его. И

чувствовала лёгкие угрызения совести: во что я превращаюсь, как могу так легко

пользоваться их добротой?

Но голос Зака отвечал мне из воспоминаний, что мы не люди, что мы никогда не дадим

собой управлять, что для этого существуют рабы. А мы свободны. Я, наконец, начинала

понимать, что он имел в виду.

Нормально то, что удобно мне.

Следующим же вечером Ланс, а вместе с ним и сэр Джереми вывезли меня на приём. Бал

было бы говорить правильнее, мне кажется. Но в Мальтие их тогда называли приёмами.

Оба – что воспитанник, что опекун – в один голос говорили, что моя красота будет сиять

подобно свечи в тёмную ночь, что прятать такую прекрасную розу – преступление… Я

снова удивилась их сходству – не внешнему, нет, характеров. И согласилась. Почему бы и

нет, я же ещё не была на мальтийских балах. Мне было любопытно.

Волка пришлось оставить дома. Он понуро сидел на кровати, пугая служанок, и глядел, как меня одевают. Откуда в доме, где больше двух десятилетий жили только мужчины-

лорды женские платья, я не знала. Но мне понравилось – жёлто-лимонное со светло-

зелёной отделкой, богатой золотой вышивкой и изумрудным гарнитуром.

Всю дорогу Ланс шептал мне, как я красива. Честно говоря, это уже начинало надоедать.

Но я решила подумать о том, как я осажу его, после.

А пока я собиралась веселиться и даже решила было, что придётся заколдовывать Ланса –

он точно собирался таскаться за мной, как привязанный, весь вечер.

Но всё получилось проще. Его и лорда Джереми почти сразу окружили мужчины – графы,

герцоги… знать. А меня слуги проводили на женскую половину, с которой я сбежала,

отведя глаза только-только уставившимся на меня кумушкам-леди.

Очевидно, моя красота должна была блистать на танцах, которые начались после банкета –

его я пропустила, исследуя местный сад. Стоило бы и танцы пропустить – оказавшись в

бальной зале, мне тут же сделалось дурно.

Я их всех помнила. Великая Мать, я бывала почти у каждого в доме – молодых лордов,

вычурных леди. Я убивала их близких, я дарила им кошмары, я калечила их – каждого

третьего в этом зале. Это было ужасно – смотреть на них сейчас, улыбающихся,

флиртующих, что-то обсуждающих. Меня даже не ложь пугала, а то, какими они могут

быть, если я не дай боги, откроюсь.

Как ни странно, но людской страх лишает чародея сил. Я тогда к нему ещё не привыкла.

Ланс искал меня, но я закрылась и от его взгляда. Стоя у стены, я пыталась прийти в себя и

сбежать – бежать-бежать-бежать отсюда навсегда!

Но заиграли трубы, объявив появление короля и королевы, и танцующие замерли, а потом

поклонились-присели в реверансах.

Я смотрела, как в раздавшемся «коридоре» под руку с незнакомой мне дамой идёт

Валентин. Его появление оказалось последней каплей. Проклятье или нет – он, бездна, улыбался. Я сходила с ума, а он улыбался. Ему кланялись, его славили, а он им улыбался!

Мерзавцы, ничтожество, лицемеры!

Когда он, поравнявшись со мной, вдруг обернулся, я не смогла справиться с магией. Он

увидел меня и – вот странно – страх и недоверие в его глазах придали мне сил. Когда он

оступился, споткнулся, когда его дама с придыханием поинтересовалась: «Супруг мой, вам

плохо?», а я отвела ему взгляд, он мог только потерянно оглядывать залу, ища меня – хотя

я стояла всего в двух шагах от него.

Тогда боль, испуг и отчаянное чувство несправедливости превратились во мне в холодную

злобу. Я видела знак проклятья на его запястье – он горел, он светился алым от моей

ярости. И я решила, что останусь и во что бы то ни стало увижу его смерть. Он заплатит.

Он умрёт у моих ног, как я и хотела. Я добьюсь, я увижу, и я буду смеяться ему в лицо.

Будь он проклят, навеки мною проклят!

И, когда мгновение спустя я заметила спешащего к нему Ланса и увидела, как Валентин с

ним разговаривает, почувствовала, что он ему доверяет, я поняла, кто мне поможет. Не

составило труда поймать это – «фаворит короля» в мыслях, в тихих разговорах

приглашённых. Фаворит – это отлично. Это прекрасно, что Ланс влюблён в меня. Богиня, как же он мне удобен!

Когда позже мы ехали домой, и Ланс так по-детски сокрушался, что ему не удалось

потанцевать со мной, я в свою очередь посетовала, что никогда не видела королевский

дворец – а он, говорят, так красив. И Ланс, и сэр Джереми в один голос заявили, что моё

желание легко исполнить, ведь скоро сам король даёт приём. Мне, правда, пришлось

пообещать Лансу танец. Но это была слишком маленькая плата, чтобы быть привезённой к

Валентину его, ха, «фаворитом».

***

(Из личного архива герцога Ланса де Креси)

Мне становилось страшно всякий раз, когда она исчезала и я не мог её найти. Я боялся, что она уйдёт – улетит на свои Небеса, например, – навсегда. И будет светить звездой, наблюдая за мной, прекрасная и недоступная богиня с очаровательно-грустной улыбкой.

Когда я её не видел, у меня ныло сердце, когда она была рядом – отнимался голос или же я

начинал пороть такую чушь, что странно, почему она меня ещё слушала.

Я никогда никому – даже в первый раз – не позволял вести в постели. Женщины, а

особенно леди были лишь способом приятно провести время – до неё. Я никогда никому

ни в чём не клялся, я никогда не давал слов – и я не понимал, почему женщины бросаются

в слёзы, узнав о моей «неверности». Сейчас, узнай я вдруг, что она… с кем-нибудь – я бы, не задумываясь, убил этого «кого-нибудь», а потом, наверное, долго валялся у неё в ногах, вымаливая прощение.

А она ведь тоже мне ничего не обещала. Она даже о себе почти ничего не рассказывала.

Всё, что я о ней знал, мне написал Рэй – в нервном письме, полном недомолвок и просьб

«одуматься» и «взять себя в руки». Рэй не понимал, считал я. Он просто ещё не любил так

– всецело, всепоглощающе, отдавая всего себя.

Все её странности я считал очаровательными и правильными. В конце концов, она же

богиня – она должна вести себя, как принято на Небесах, а не у нас на земле. Наверное, мы представляли забавную парочку – я тогда точно походил на сумасшедшего. Она стала

моей навязчивой идеей, моей целью, моей жизнью. До неё это место делили Рэй, король и

высокая идея о справедливости. Теперь была только она.

Матерь, каким влюблённым дураком я был! Если бы я огляделся, если бы послушал Рэя –

всё было бы совершенно иначе…

Элиза понравилась даже сэру Джереми – а он женщин всегда считал средством как

следует расслабиться. Но не её. До богини он, конечно, не додумался, однако, позволил

Элизе всё – даже приводить Волка в его любимую библиотеку. И словно помолодел за те

дни, пока она жила с нами. Я даже ревновал её к нему – дура-а-ак!

Хотя именно лорд Джереми предложил мне жениться на Элизе. Взять в жёны богиню –

какое должно быть самомнение! Но ни о чём другом я с тех пор не мог и думать.

«Послушай, Ланс, – сказал сэр Джереми как-то за бутылкой портвейна. – Она странная, но

добрая. И честная. Ты заметил? Честность – великое качество в наши дни. Она очень умно

недоговаривает, но она так очаровательна, что плевать, кто она и какое у неё состояние. И

ты её любишь, это и слепому видно. Я бы хотел благословить ваш брак – не медли с ним».

Он не знал, что Элиза ночует в моей спальне и считал её невинной. Я лишь изумлялся, как

с таким взглядом, с такой улыбкой, как у неё, можно быть такой горячей, страстной и

ненасытной. Но я любил и это. Особенно это.

Меня вызвали в столицу сразу после приёма – когда она сбежала от меня, и я почти решил, что потерял её. Теперь уехать, оставить её было сродни самой жестокой пытки. Но король

выглядел неважно – мои гвардейцы рассказывали, что по ночам он взялся бродить по

дворцу, разговаривая сам с собой, как сумасшедший. Нет, помешавшимся Валентин не

выглядел. Но был странно взволнован. Я решил свернуть себя в узел, но остаться с ним

хотя бы на седмицу. Королевский приём мы перенесли – я уговорил Её Величество

подписать указ, а Его Величество – отдохнуть.

Отдых пошёл ему да и мне на пользу. Уже давно король взял за привычку рассказывать

мне о своих проектах реформ. В конце концов, взгляды на внутреннюю политику у нас

были одинаковыми. Нынче же он задумал ввести Королевский Кабинет со мной во главе –

чтобы воплощать его начинания в жизнь. Я не видел себя политиком – что там, мне нечего

было даже сказать на Совете Лучших, какую бы власть мой голос не сулил. Но король мог

проводить некоторые проекты и без Совета, что Лучших, конечно, очень раздражало. Ту

седмицу он занимался тем, что заставлял меня мотаться по столице, а потом подробно

описывать в отчётах, где, сколько и как используют детский труд – в каких цехах, в каких

ремёслах, каковы условиях, сколько детям платят.

Это было тяжело – смотреть на таких, как я когда-то заморышей, понимать, что при

подобных условиях их жизнь будет не только очень короткой, но и в прямом смысле

мучительной. Лордов это не интересовала – их интересовала только прибыль, а сироты

почти ничего не стоили, и их было много. Король хотел это прекратить, и я был

благодарен ему за это.

Но после таких поездок я приезжал к Рэю, валился с коня и напивался до бесчувствия.

В один из таких вечеров меня нашла Элиза.

***

(Из записок Элизы Северянки)

Ворон Заккерия разбудил меня посреди ночи – он отчаянно бился в окно. Я только-только

заснула, мне безумно не хотелось снова метаться по пустой кровати, вспоминая объятия

Ланса – я не ожидала, что мне будет так его не хватать – его нежных прикосновений, его

голоса. Но Зак настойчиво продолжал терзать клювом раму – пришлось вставать, ёжась, и

идти открывать.

«Ты любишь его?» – заговорил в моей голове голос Зака, когда я посмотрела в

человеческие – тоже Зака – глаза птицы. «Этого мальчишку, о котором ты думаешь. Ты

любишь его?»

Голос звучал странно, но я решила, что это из-за дальности расстояния. Я же не знала, что

Зак… да я и Зака тогда ещё как следует не знала.

«Нет».

Ворон уставился на меня. Покосился на постель.

«Я рад, что ты, наконец, решилась. Тебе стало легче?»

Я пожала плечами, тоже кинув взгляд на пустую постель – смятое покрывало,

разбросанные подушки.

«Возвращайся, Лиззетта. Возвращайся ко мне».

Так скоро? Ну уж нет, я ещё не наигралась!

«Ты всё-таки к нему неравнодушна», – с горечью вздохнул Зак, и я удивилась:

«Тебе-то какое дело? Ты же сам мне это советовал». Глупо. Зак хотел, чтобы у меня был

любовник – но тот, которого он мог бы контролировать. Поэтому рабы. Поэтому

овидстанские принцы. Я не понимала тогда, насколько Ланс в опасности из-за меня: Зак не

хотел делить свою милую Лиззетту ни с кем другим.

«Возвращайся».

«Нет».

«Я буду ждать тебя, Элиз».

Утром, поработав со щитами, я отправилась за Лансом в столицу – меня мучило странное

предчувствие. Позже я научусь доверять такого рода вещам. Тогда мне просто повезло – я

успела. А вот Зак опоздал. Он не стал бы трогать Ланса при мне – и ему пришлось только

наблюдать. И ждать, когда я наиграюсь.

Тогда я об этом не думала – я думала лишь о том, что хочу своего любовника, свою

игрушку обратно.

Его нашёл Волк – у моста через пересохшую, вонючую реку, верхом, смотрящего на

вереницу странных детей, идущих к чёрным воротам в конце улицы.

– Кто это?

Ланс вздрогнул, когда я потянулась, тронула его пальцы. В его взгляде мелькнуло

изумление и дикая, безудержная радость, отогнавшая от меня кошмар пустых постелей и

унылого безделья в его отсутствие.

Он подхватил меня, усадил в седло рядом с собой – и как обычно неподалёку завывали

собаки, а Волк сидел рядом и спокойно смотрел на нас.

– Кто это? – глядя на не поднимающих глаза детей, повторила я. Странные, в одежде явно

не с их плеча, чумазые, усталые – от их усталости у меня кружилась голова.

– Сироты, – отозвался Ланс. И тихо добавил. – Я был таким когда-то. С тех пор ничего не

изменилось.

Мне была непонятна грусть в его голосе – я когда-то была глупой девочкой, верящей в

сказки. Но меня совсем не тянуло теперь сочувствовать таким же дурёхам.

Я провела пальцем по его колючей щеке.

– Ты изменился.

Он усмехнулся.

– Я хочу, чтобы это прекратилось. Ты знаешь, что их сейчас накормят миской каши на воде

– да и той на всех не хватит. И спать они будут часа четыре. И потом снова работать до

заката. Они умирают, Элиз, такого даже взрослый не выдержит.

Я коснулась его щеки губами и вместе с поцелуем в меня хлынули его эмоции. Моё сердце

зашлось от его отчаяния.

– Скажи, Элиза, как Небеса позволяют этому, – он кивнул на споткнувшегося у самых

ворот малыша лет семи, – быть?

Я отвернулась – картина была слишком унылой, – и спряталась у Ланса на груди.

– На юге такого нет.

Ланс грустно улыбнулся. И уверенно произнёс:

– У нас тоже не будет. Король Валентин издаст закон, и всего это не будет.

Я подняла взгляд.

– А что будет?

Он снова улыбнулся – на этот раз теплее.

– Будут нормальные дома для них. Детский труд будет под запретом. Им будут платить, в

конце концов. Валентин вытрясет деньги из Лучших, я знаю, он сможет. Я отдам своё

состояние – всё, до монетки. И это изменится. И будет – будет как у вас на юге.

Он что-то ещё говорил, но я не слушала. Я потянулась к его памяти – я вдруг

почувствовала, что ничего о нём не знаю. Его память, его личность не интересовали меня

в постели. И сейчас передо мной был незнакомец – любопытный и интересный. А я

никогда не могла совладать с собственным любопытством.

Мы куда-то скакали, Ланс уже замолчал, а я всё смотрела его воспоминания. И мне было

плохо – я-то думала, что со мной ужасно обошлись.

Неужели Валентин действительно хочет это изменить?

Я потянулась, и в круговороте мыслей бьющего колоколами, стучащего копытами и

колёсами карет города поймала нужное – хочет. Хотел, и не только это – ещё когда

посылал меня убивать. Да, он укреплял свою власть, он считал меня чудовищем и

оружием. И этот же человек мечтал о мире и благоденствии своей земли. И закон, о

котором Ланс говорил, повернули ещё лет десять назад – когда я была слишком маленькой, чтобы послать меня убить того, кто был за это в ответе.

Валентин не разбирался в средствах, но – какая ирония! – имел высокие цели.

Это не заставило меня ненавидеть его меньше. Но я понимала, почему Ланс стал его

«фаворитом» – он воплощал то, каким Валентин хотел видеть свой народ. И он помогал

ему давить на аристократов – потому что Валентин был один, а лордов много и почти все

они были против него: его законы и его справедливость неизбежно заставили бы их

расставаться с крупными суммами денег. И во имя чего – бедноты, которую они за людей

не считали?

Ланс привёз меня в дом Боттеров – последнее место, где я хотела бы оказаться. Однако я

рада была находиться вместе с любовником, зная, что ночью мне станет легче. И даже

откровенно враждебные взгляды Рэйана я не замечала. Наверное, с Лансом мне было бы

уютно и в бездне.

А ночью, уже глубоко после полуночи Ланс сделал мне предложение.

Он обнимал мои ноги, он целовал мои колени и буквально умолял выйти за него замуж. И

снова называл богиней.

А я рыдала у него на плече: он любил меня, он готов был ради меня на всё, а я продолжала

считать его игрушкой и пользовалась им лишь ради собственного удовольствия. В свете

предложения руки и сердца эта истина стала очевидной, и я ужаснулась сама себе. А

потом, выплакавшись, поняла, что не хочу отказываться. Я действительно была не против

провести жизнь рядом с ним – даже далёкий Зак, единственный человек, способный меня

понять, казался теперь пресным и скучным. Он никогда бы не полюбил меня так. Мы,

чародеи, можем только пользоваться друг другом. А вот для Ланса я была богиней.

Той ночью он одел мне на палец кольцо, символизирующее помолвку – кольцо де Креси,

которое я храню до сих пор, хотя всё давно кончено.

И потом я снова не могла сдержать слёзы, потому что поняла. Поняла, что Ланс никогда

мне не лгал (я, наконец, нашла такого человека, Аджахад, – а ты говорил, это невозможно), и он готов для меня на всё. Меньшее, что я могла сделать для него – это забыть о

ненависти. Ведь Валентин был его кумиром. И у них обоих были высокие цели. Где там

место для обиженной чародейки?

Я была ещё такой наивной девочкой…

Но проклятье оставалось и мне требовалось время и место, чтобы подумать, как его снять.

Да, я была готова его снять. Той ночью я была раздавлена осознанием собственной

чудовищности. Я бы пошла и не на такие жертвы.

Пустая уютная комната – гостиная – нашлась неподалёку. Около галереи. Её нашёл Волк –

пока мы с Лансом резвились, он излазил весь дом, перепугав пару слуг. И сейчас вызвался

меня проводить.

Ночь была лунная, яркая. Конец лета, уже не душно – свежо, ветерок осенний, пряный, дул в окно. Я не стала зажигать свечи – лунного света хватало. Он красиво переливался на

корешках книг и полированной столешнице. В такой обстановке мне всегда думалось

лучше.

«В этой комнате ты убила нашего отца», – чужая мысль набатом ударила в голове, и Волк

зарычал, вздыбив шерсть на загривке.

Я успокоила его взглядом. И медленно повернулась.

В руке нынешнего герцога Боттера мягко мерцал освящённый целителем из храма Матери

медальон – слишком старый и слишком слабенький, чтобы хотя бы защитить от меня, а не

то что причинить мне вред. Но Рэйан об этом не знал. Я видела в его глазах ужас,

ненависть и твёрдую решимость отправить меня в бездну.

Почти то же я чувствовала к Валентину и потому могла понять.

– Правда? Я не помню.

Глаза Рэйана расширились, когда он понял, что я читаю его мысли. А мне снова стало

дурно от его сходства с Алэром.

И в сознание ткнулось ненужное воспоминание – Алэр тоже смотрел на меня так, когда

мы познакомились. И он тоже хотел меня убить.

«Мерзавка, – с ненавистью отчётливо подумал Рэйан, увидев на моей руке кольцо де

Креси. – Ты свела с ума моего друга. Как ты…»

– Это хуже, чем лгать ему? – тихо поинтересовалась я, не двигаясь с места и не отводя

взгляда. – Это лучше, чем потом убить его сюзерена, а ты знаешь, как он любит короля – и

лгать, что так было нужно, что ты здесь ни при чём? Это лучше, Рэйан?

Он вздрогнул, сжал медальон.

«Будь ты проклята».

Я тихо рассмеялась.

– Ты не чародей, Рэйан. Твои проклятья не имеют силы, – и, подцепив пальцем медальон, добавила: – Оставь эту игрушку, она тебе не поможет.

Я почувствовала его страх – как липкая волна, как паутина.

«Ты лжёшь. Такие, как ты, не должны жить, – он уставился мне в глаза, до крови кусая

губу. – Что ты сделала с моим братом?»

Я схватилась за спинку кресла.

– Он умер у меня на руках. И только из-за него я не причиню тебе вреда, Рэйан Боттер. Я

была убийцей, а ты станешь предателем. Причём, по своей воле. Подумай об этом.

Он со всей силы сжал талисман, но тот мог лишь светиться. Хотя, сожми я его в руке, он

обжёг бы мне пальцы.

Я ещё поймала ужас – сокрушительный, хуже, чем липкая паутина страха – до того, как

заставила забыть брата Алэра о своих подозрениях.

И остаток ночи прошёл спокойно, если, конечно, не считать того, что думать после этого я

уже не могла. У Боттеров имелся небольшой домашний храм – я спряталась там. Хвала

Матери, туда я десять лет назад не забрела. А так, мои кровавые следы – очевидные

сейчас, когда Рэйан так любезно о них напомнил – нашлись чуть не по всему дому. И

стены некоторых комнат сочились кровью.

Ланс очень переживал, когда утром нашёл меня в таком состоянии. Он думал, что я

страдаю из-за него. Глупыш. Я еле убедила его поехать во дворец к его обожаемому

королю, которому он был нужен.

За завтраком – одни, у Рэйана предсказуемо болела голова – мы обсуждали дату свадьбы и

церемонию. Я была настолько смущена, что не замечала чёрного ворона с человеческим

взглядом, заглядывающего в окно.

А как только наступил вечер, я решилась пробраться во дворец и попробовать снять

проклятье. И забыть, забыть всё. Забыть, кто я. Забыть про кровь на стенах и кровь на

полу. Боги со всем этим, пусть я умру молодой. Я же чувствовала, что когда я принесу

клятву меча, это повторится. Почему кто-то – даже король Заккерия Овидий – должен

отличаться от Валентина? Валентин – из того, что я о нём узнала от Ланса (а Лансу я

верила) – был ещё неплохим королём.

Тогда я была даже готова умереть, только чтобы не стать снова чудовищем.

К тому же у Валентина был сын – маленький трёхлетний наследный принц Валерий. Я

посмотрела на себя тем утром в зеркало и спросила, смогу ли я оставить этого ребёнка

одного, без защиты, зная, что сделают с ним после смерти Валентина сторонники того же

Рэйана? Не смогу.

И я отправилась во дворец, чувствуя, что в кой-то веки делаю самую правильную вещь в

своей жизни.

Валентин был в домашнем храме – молился. Не могла я представить его набожным,

однако, глазам приходилось верить. Его хорошо охраняли, но я без труда прошла мимо

стражников. А в храме, у скульптурного портрета всей Девятки Валентин был, конечно, один.

Когда я шептала нужные слова, всей душой желая поменять то, что сделала три года назад, лукавый бог Трикс смотрел на меня и ехидно ухмылялся. Он создал наши заклинания

нерушимыми. И не мне, его творению, менять это.

Валентин удивлённо оглянулся, когда я без сил прислонилась к деревянным панелям,

несущим знак чистоты и справедливости – Матери и Отца.

Его глаза расширились, когда он узнал меня.

– Элиза?

Я смотрела на его запястье и обнимала себя руками, пытаясь не дрожать.

Я не смогу. Он умрёт – из-за меня. Как я посмотрю потом Лансу в глаза?

Как я могу смотреть ему в глаза сейчас? После того, как пользовалась им? Я чудовище –

Валентин был прав. И на этот раз я, я сама себя такой сделала.

– Элиза, ты всё-таки вернулась. Девочка моя, – улыбнулся Валентин, поднимаясь. – Я знал, что ты вернёшься ко мне. Ты принесёшь мне клятву?

Я заглянула ему в глаза и увидела, что будет, если я соглашусь. Он примется разить мной

как мечом – во благо справедливости. Моя свобода, моё счастье, моя надежда – всё это он

принесёт в жертву своим идеям. Меня будут ненавидеть и бояться и в конце концов я умру, задохнувшись от этой ненависти. Неужели я этого хочу?

Валентин бросил взгляд на мои дрожащие руки и довольно кивнул.

– Отлично. Так даже лучше. Ты станешь супругой моего лучшего рыцаря. Поздравляю!

«И ты знаешь, что я сделаю с ним, если ты найдёшь в клятве лазейки, если ты будешь

сопротивляться, – прочла я в его глазах. – Ты намного ценнее для меня, чем даже его

преданность. Но ведь ты не способна его предать? И так я получу преданных воина и

чародейку. Спасибо, Элиза. Это лучший подарок, который ты могла мне преподнести».

– Будь ты проклят, – шепнула я, не слыша, как вибрируют стены и дрожит воздух. – Будь ты

проклят со своими идеалами и своей справедливостью! Будь. Ты. Проклят!

Его отбросило к моим ногам и долгие мучительные минуты, пока дверь вздрагивала под

ударами топоров и мечей, я смотрела, как он бьётся, как из его глаз льются кровавые

слёзы. И всё это время он пытался шептать моё имя.

Я наклонилась к нему, пачкаясь в крови, схватила за влажные волосы, заставляя смотреть

на меня.

– Тебе нравится? Ты заставлял меня делать это с твоими подданными. Во славу

справедливости. Тебе – нравится?!

Он силился сначала подняться, потом отползти – но его бросало и бросало к моим ногам.

А я смотрела, чувствуя ужасную пустоту. И не пошевелила и пальцем, чтобы остановить

сердце, как сделала это с Алэром, подарив лёгкую смерть.

Он умер так, как заставлял меня убивать. Это же справедливо?

Дверь не выдержала как раз, когда он испустил последний вздох, и я наклонилась над ним

– запомнить вот таким, а не принцем из проклятой розовой сказки наивной Лиззетты.

Стражи я не боялась – что они могли мне сделать? Я собиралась разметать их по молельне

и забрать потом их память обо мне. А после… не знаю – принести клятву сыну

Валентина? Он, в конце концов, был ещё слишком мал, и я смогла бы его контролировать –

как Валентин меня раньше.

В любом случае, я ничего не успела – только обернуться. И встретилась взглядом с

Лансом.

Меч в его руке дрожал. Думаю, Ланс не заметил даже, как его гвардецы улеглись без

сознания рядом – он смотрел только на меня и качал головой:

– Нет… Этого не может быть… Это не ты… Элиза?

А я поняла, что потеряла нечто важное, нечто драгоценное – раз и навсегда. Поняла и не

поверила.

– Ланс, послушай…

– Ты… чародейка? Южная чародейка? – его лицо исказилось. – И ты с самого начала… с

самого начала просто использовала меня. Да?

Я чувствовала безумную надежду в его словах. Он умолял меня – всем существом:

«Скажи, что это неправда. Скажи, что всё не так!».

Я открыла рот – и не смогла ему солгать. Я ненавидела ложь всей душой. Даже в этот

момент.

– Да.

Он опустил голову, крепко зажмурившись. И мгновение спустя снова посмотрел на меня, огрев жгучей ненавистью, точно кнутом. И слово в слово повторил слова своего друга:

– Будь ты проклята.

Я не могла причинить ему вред. Даже когда он бросился на меня с мечом, даже пылая от

его ненависти – я не могла.

Я открыла портал прямо в храме и исчезла, не заботясь, куда ухожу – как раз когда его

клинок пронёсся в каких-то миллиметрах от моей шеи.

Глава 11. Предатель

(Из личного архива герцога Ланса де Креси)

С тех пор я всегда был её пленником. Она смотрела на меня из глаз волколака,

преследовавшего меня. Её синие глаза я видел и во сне – и во взгляде любой женщины. От

любви к ней не было спасения даже в ненависти, даже в яростном желании не видеть, не

знать её никогда.

Я хотел её убить. Всей душой, всем сердцем – это удивительно как быстро любовь может

превратиться в слепую ненависть – а ведь я даже не понял тогда, как именно она меня

использовала. Ведь всё это время..! Богиня – ха, обернувшаяся демоном. Как она могла – с

её грустным взглядом, с её нежной улыбкой – лгать, убивать, как?!

Наверное, демоны и должны быть такими. Храмовники учат, что их внешность

обманчива: красива и притягательно, чтобы забрать нас в бездну. Они совершенно правы.

Я помню как сейчас: Элиза стояла, прекрасная, как небесное создание, а на её руках, на её

юбках ещё не засохла кровь моего короля. И она улыбалась – демоница, гидра, чародейка.

Как только она исчезла, в молельню влетел ворон с человеческим взглядом – наверное, её

слуга. Я оглянуться не успел, как в глазах потемнело, а ворон, превратившись в человека-

востокца, исчез так же, как и она.

Когда я очнулся, Рэй, одетый в парадный камзол, сидел у моей кровати. Как я оказался в

его доме, почему именно там, меня не заботило. Я в одночасье лишился двух близких мне

людей, и внутри теперь было пусто, как в легендарной ледяной пустоши бездны. Я даже

не задался вопросом, по какому случаю на Рэе эта парадная одежда – при мне он ни разу

так пышно не одевался.

Никаких вопросов у меня уже не было – только пустота. Отныне мне больше некому было

служить, некого любить, незачем жить. Я молча невидяще смотрел в потолок, пока Рэй всё

повышал и повышал темп своего танца пальцами, пока не дошёл до крика – я слышал

мерный, ритмичный перестук по столешнице.