Текст книги "Клятва (СИ)"

Автор книги: Мария Сакрытина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Тогда я впервые увидел чародейское истощение и потому, не зная, что надо просто дать

ему выспаться, принялся тормошить – без толку. Никки спал и не просыпался, чтобы я ни

делал.

Незамеченным, к нам подошёл волколак, понюхал Никки, глянул на меня выжидательно и

отбежал к кустам. И снова посмотрел – словно за собой звал.

Я посадил Никки в седло и пришпорил Бурыша – к дороге, выбирая сначала наугад, потом

решив скакать за поскуливающим от нетерпения волком – чародейкин же, может, приведёт

в город или хотя бы село. Никки был нужен лекарь, мой сын всё не просыпался, и я с ума

сходил от беспокойства.

К полудню дорога превратилась в тропу, город так и не появился, зато Никки наконец-то

пришёл в себя. Завозился и, зевая, недоумённо отозвался, что всё хорошо, с ним такое

часто бывает, и мама никогда не волнуется, а просто даёт ему настой, но какой, он не знает.

Идея пообщаться с лекарем его испугала настолько, что пока я не пообещал к нему не

ехать, Никки не успокоился.

Когда и тропа исчезла, я стал подозревать, что мы заблудились.

– Нет, – зевнув, пробормотал Никки. – Волк знает, куда идти. Он всегда знает.

– И куда сейчас он идёт? – раздражённо отозвался я, оглядываясь и пытаясь хоть примерно

понять, где мы. По всему выходило, что лес должен скоро кончиться и начнутся поля, а

значит, и дорога, и какое-никакое село тоже появится…

– К дороге. Ту, на Мальту, – прислушавшись, сообщил Никки. И тихо добавил: – А где

мама?

Я молча пришпорил коня.

Мальтийский тракт – это хорошо, оттуда до нашей границы не больше трёх дней пути, а

там мы будем в безопасности. В сумках я уже порылся – плащ гонца удачно нашёлся.

Гонцом безопасней, гонца не тронут, если, конечно, Хеления за это время войну не

объявила…

– Мы едем к маме? – затормошил меня Никки. – Да?

«Нет, – мысленно отозвался я, забыв, что он может читать мысли так же, как Элиза. – К

маме тебе нельзя». Если я хоть что-то понимал, то магия Элизы не пропала – отправила же

она нас порталом, и Бурыш не просто так вдруг здесь осёдланный очутился. Значит, мне

стоит пожалеть тех охотников… Потом Элиза, наверное, вернётся к своей королеве и

ничто не будет ей мешать отправить Проклятую армию к нам… кроме Никки, если он

окажется в Мальтии.

То есть, я буду прикрываться собственным сыном?

Нет, не буду. Но возвращать его Элизе не стану. Её и на Западе хочет убить каждый второй, а то и первый. И Никки заодно. И кто его отобрал у чародейки, если не её королева? Нет, с

Элизой я сына не оставлю. Она, конечно, мать, это да, но с ней опасно. Думаю, она и сама

это понимает, раз дала мне уехать вместе с Никки, и её волколак ведёт нас в Мальтию.

Никки молчал до вечера, когда мы остановились в симпатичной деревушке. Раз тракт

пролегал неподалёку, то трактир тоже имелся, небольшой, но уютный и в это время года

нелюдный. Гонцу оказались рады, расспросили про новости из Мальтии, посокрушались,

что эти войны всю торговлю портят. Трактир держала семья купца средней руки –

подрабатывала, пока отец ездил по тракту из Мальтии в столицу и обратно.

Из болтовни купеческих дочерей – девиц на выданье, заинтересованно стреляющих в мою

сторону глазками – я узнал, что в соседнем Шлейпеге собираются сжигать чародейку.

Новость ошеломила – я сначала не поверил. Мало ли, что девицы наплетут. Услыхали,

сороки, вот языками и чешут. Но сам купец, бывший сегодня в этом Шлейпеге, рассказал, что да, отловили-таки гадину, опоили чем-то – теперь колдовать не может. А без

колдовства она – обычная баба. И сожгут её ровнёхонько в полночь, чтобы удача потом на

землю снизошла. Есть на Западе такое идиотское поверье про чародеев… Сожгут – и

делов с концом. Нечего, эти чародеи одно зло приносят, вон, вся торговля застопорилась, приличному купцу пошлины платить громадные приходится…

Я долго сидел потом рядом со спящим Никки в нашей комнате наверху и смотрел в

окошко на ползущую по небу луну. Положа руку на сердце, купец был прав. Если Элизы

не станет, моя страна никогда больше не будет в такой опасности. Проклятая армия, может, и не исчезнет, но, уверен, Арий придумает, что с ней делать. Зато новых армий нежити

никто больше не создаст. И Никки у меня никто не заберёт, и я смогу вырастить его

нормальным человеком. И бездна забери, мир без Элизы станет куда более приятным

местом. Живая чародейка снова убьёт моего короля, разрушит мою родину, прикончит и

меня заодно. И ещё сотни, тысячи людей. Хеления захочет мирового господства, и Элиза

ей его даст. Закончится всё это кровью и многими, многими смертями. Да, в конце концов

– она убийца, она чудовище, она зло, и то, что я люблю её – неправильно.

Да и не за этим ли я ехал на этот проклятый Запад?

– Папа? – шепнул Никки, и я, вздрогнув, повернулся к нему.

– Ты почему не спишь?

– Ты меня тоже убьёшь? Когда я вырасту – как мама. Ты и меня..?

Я сел рядом с ним, укрыл потеплее.

– Не говори глупостей. И спи, Никки, спи спокойно.

Он рассмеялся – странно-знакомым горьким, совсем не детским смехом.

– Правда, пап? Это я пока маленький нужен. Чтобы ты из меня делал, что хочешь? А потом

я всё равно стану как мама. Разве нет?

– Прекрати читать мои мысли.

Никки отвернулся, сворачиваясь в клубок.

– Не хочу с тобой. Я от тебя сбегу. К маме. Где она? Я не могу её дозваться, – он заплакал, тихо, и я отвёл взгляд не в силах смотреть на него.

– Никки.., – я запнулся. И что бы я сказал ему? Сынок, твоя мама должна умереть, чтобы

другие жили? Нет, я-то это понимал, и понимал, что поступаю правильно – я же видел, что

Элиза делает. Но как объяснить это пятилетнему ребёнку?

– А ты думаешь, ты хороший, да? – вдруг вскинулся Никки. – Ты сидишь здесь, пока маме

плохо! И ты всегда был где-то, но не с нами, пока нам было плохо! Это хорошо, да?! Это

что, правильно?!

Не помню, как я очутился на улице – душно вдруг стало, ужас. По-правильному, надо

было остаться с Никки, сказать ему что-нибудь умное – но когда я был силён в этом

«умном»? Да, он просто маленький ребёнок, который ещё ничего не понимает. Но поймёт.

Повзрослеет и поймёт. Должен.

Я поёжился, жалея, что оставил плащ в комнате. Снял бесполезные перчатки, подул на

закоченевшие руки – и наткнулся взглядом на браслет-талисман, который сплёл для меня

Рэй, и который я никогда с тех пор не снимал.

«Твой долг», – говорил Рэй на площади. Да, мой долг. Защищать короля и страну во что бы

то ни стало. Важно только это и ничего больше.

Я пожертвовал другом и сейчас пожертвую любовью. Так же правильно, так же будет

лучше? И Мальтия сейчас намного лучшее место, чем при старых аристократах, чем была

бы при Рэе. И мир без чародея, конечно, будет куда лучшим местом…

Бездна, ну почему я должен решать это?!

Густая тень метнулась через двор к стене дома – где было окно нашей комнаты. Я

проследил за ней взглядом: прыгнет? По стене полезет?

– Волк, – зачем-то позвал я, и тень замерла, а потом медленно приблизилась. Я заглянул в

глаза, такие же, как у Элизы, и силой ударил кулаком по мёрзлой земле. Да бездна же!

– Ты присмотришь за Никки?

Волколак по-человечески кивнул и, отвернувшись, полез по стене к окну.

А пошло оно всё в бездну! Свяжу её потом, заставлю клясться, не знаю – да хоть сыном

запугаю, но пусть живёт. Злая, жестокая, чудовище – она мать моего ребёнка. Я, бездна

забери, не хочу приходить к ней в склеп или на могилку и просить прощения! Я с Рэем

уже напросился.

И только я это решил, с души как будто камень упал. А значит, правильно всё – так

каждый храмовник скажет. Ну, вроде как, Визерий лёгкостью полёта души награждает,

когда к правильному выводу приходишь.

Не знаю насчёт души, но я летел в этот Шлейпег как оглашённый – пока дорогу в город на

заторили телеги да пешие и конные путники вроде меня. Всем, похоже, хотелось глянуть

на бесплатное представление. И у народа тут образовался внеочередной праздник. Народ

веселился, пил, орал, и я мог без всякого целителя предсказать, что добром это для них не

кончится.

Бурыша пришлось отпустить при въезде в город – он у меня умный, дорогу в трактир

нашёл. А мне пешему пробраться было легче.

Улицы, проулки, – всё кишело людьми, и я очень быстро понял, что таким макаром я к

главной площади и к утру не попаду. А луна уже почти над головой висела – полночь

близко.

Хорошо, что город был маленьким и дома низкие, близко-близко притулившиеся. Я,

правда, не один такой умный оказался – по крышам лезть, но народу здесь было ощутимо

меньше.

На меня кричали, звали, кто-то обнимал, кто-то предлагал чарку – я отбивался и рвался к

проклятой площади, слишком маленькой для такого скопления народа и для громадного

кострища с шестом посредине. Когда я, наконец, добрался, костёр уже зажгли – пламя

занялось под радостные крики, а потом и рёв толпы. Они ещё и камни кидали, но когда

огонь разошёлся, перестали.

Я расталкивал – локтями, ногами, кулаками. Кому-то врезал – началась давка, бедняга

вопил за моей спиной, а я смотрел только на блеск огня, машинально отмечая, как он

лизнул веточку у ног связанной Элизы… поднялся к щиколоткам… вот-вот затлеет

разодранное платье…

И кто-то, наверное, храмовник, затянул гимн Матери – как Элиза, которая пела его в

поместье Боттеров. Народ подхватил – его орали мне в ухо, когда я расталкивал первые

ряды, при этом отчётливо понимая, что, скорее всего, просто сгорю вместе с ней, потому

что не потушить такой костёр не отбиться от толпы, если спрыгну, один не смогу. Но жаль, что понял я это только сейчас, и назад пути уже нет. А Никки там один, и я, дурак, его

оставил…

Стража у помоста пыталась преградить мне путь – не помню, как я отбивался. Один,

кажется, полетел в костёр, потащив меня следом. У меня тлели рукава – и я потерял

кинжал, и рвал верёвки, раздирая руки в кровь. Зато помню, как стоном в ушах отозвалась

толпа, когда Элиза без чувств упала мне на руки, а забытый перстень Ария ярко сверкнул

золотом – отсекая костёр, стражу и толпу и перевернувшиеся небо и землю.

…Элиза тяжело, хрипло дышала, когда я стащил её с себя, уложил на пол комнатки в

трактире – с кровати испуганно в никуда смотрел Никки и поскуливал лежащий рядом с

ним волколак.

Кашляя, проталкивая в себя воздух, я разодрал остатки платья на груди Элизы и,

похлопывая её по щекам, потянулся за кувшином. Облитая водой чародейка судорожно

вздохнула, распахнула глаза – и пол снова поменялся с потолком местами. Правда, на этот

раз моё тело осталось на месте, а сознание – ну куда оно там улетает, когда его теряешь?

Позже я обнаружил, что Элиза мне ещё и врезала для верности. Вот так вот – спасать

чародеек. И я, наивный, связать ещё её надеялся.

Дура-а-ак…

Глава 19. Любимая

(Из личного архива герцога Ланса де Креси)

Когда я очнулся – на кровати рядом со спящим Никки – перстень Ария мягко светился

золотом. И это единственное, что убедило меня: площадь с костром не приснилась. Ни

ожогов, ни дыма, – ничего не осталось. Только тишина да сопение волколака на полу и

мерное дыхание сына.

Я осторожно поднялся – волколак тут же вскинулся, проводил меня до двери взглядом и

тут же забрался на постель на моё место рядом с Никки. Малыш сонно вздохнул,

повернулся и обхватил его шею, сжав шерсть в кулачок. Волк, и не думая сопротивляться, закрыл глаза – хотя поза была видимо неудобной.

Я спустился вниз, не заметив ни души. Над трактиром – да что там, над всей деревней

разлилась звенящая, мёртвая тишина. В общем зале не было ни души. Я заглянул на кухню

– но и там было тихо и пусто.

Элиза нашлась во дворе – на той же скамейке у крыльца, где я решал, что ценю в жизни

больше – свой долг перед королём или любовь.

От любви теперь зверски ныла скула.

Элиза уговаривала Бурыша, пытаясь скормить ему яблоко. Конь фыркал, прял ушами,

переступал на месте и отворачивался. А, почуяв меня, обиженно заржал, косясь на

чародейку – жаловался.

Я забрал яблоко, погладил коня, отдал лакомство. Бурыш отошёл, хрумкая и всё ещё

недовольно на нас поглядывая.

– За скулу – прости, – тихо сказала Элиза, когда я сел рядом с ней на скамейку. – Я

испугалась.

– Я так и понял.

Мы помолчали – Элиза смотрела на луну, я – на неё.

– Почему ты меня спас? – спросила, наконец, чародейка.

Глупая девочка…

– Ну, ты же можешь прочитать мои мысли. Неужели там этого нет?

Элиза глянула на меня и снова подняла взгляд на небо.

– Есть. Но я не понимаю.

– А я тоже. Но слушай, у чародеев есть кодекс чести или что-то вроде того? В смысле, я

тебя спас, а ты за это не трогаешь мою страну и моего короля? Идёт?

Элиза тихо рассмеялась.

– О себе не попросишь?

– Король важнее, – подумав, ответил я.

– Дурак, – тяжело вздохнула чародейка. – Ты, Ланс, дурак. Я поняла это ещё с первой

минуты нашего знакомства. Ты непоследовательный дурак. Какого демона ты скормил мне

яд – чтобы потом красиво спасти на площади?

– Ну ты же знаешь, что нет, – пробормотал я, заглушая обиду.

– Да знаю, – усмехнулась Элиза. – Потому и не понимаю. И нет, Ланс, нет у нас никакого

кодекса чести. Чародеи – мы же мечи, мы разим. Какая, к демонам, честь? – и, заметив, как

я подобрался, успокаивающе положила руку мне на плечо. – Но не бойся: я не трону ни

тебя, ни Валерия, ни Мальтию. Живите с миром, бездна с вами, – и снова уставилась на

луну.

Я помолчал, собираясь с силами. И, наконец, вытолкнул из себя:

– Элиза, не забирай Никки. Пожалуйста.

Чародейка резко обернулась. Долго смотрела на меня – наверное, снова мысли читала.

Хотя я как всегда ничего не почувствовал.

– Он чародей, Ланс, – вместо ответа сказала она. – Ты это понимаешь?

– Да. Ну и что? Он мой сын.

– Наш, – поправила Элиза. – Не понимаешь. Ты ничего. Не понимаешь, – и, не сводя с меня

внимательного взгляда, добавила: – Но я объясню.

Она вздохнула и медленно, точно подыскивала слова, продолжила:

– Никки ещё мал, ему всего пять лет. А маленький чародей – это сокровище, за которое

подерутся все страны Магианы. Знаешь почему? Потому что его можно воспитать под

себя. Ему можно внушить что угодно. Он же ещё слишком мал, чтобы понимать свои

поступки, и его можно научить, что исполнять приказы короля – любые приказы – это

нормально. Ему можно объяснить, что единственный смысл его жизни – служить. К нему, в конце концов, можно втереться в доверие. И тогда он сам будет рад исполнить любой

приказ человека, которому доверяет, человека, которого любит, – она замолчала, тяжело

дыша и уже не глядя на меня.

– А ты не выглядела такой уж несчастной в замке Валентина.

Элиза вздрогнула, снова повернулась ко мне.

– Откуда.., – потом, видимо найдя ответ, покачала головой и отвернулась. – Твой король, ещё будучи вторым принцем, хотел трон любым путём…

– Конечно, – а то я об этом не слышал! Но Валентин был прав, полностью, – его же брат

стал бы марионеткой лордов и…

– Не перебивай! – Элиза подалась ко мне, сжимая кулаки. – Его брат? Я убила его брата! И

знаешь, сколько мне тогда было? Одиннадцать! Ты думаешь, я понимала, что делаю? Но

Валентин подстраховался: он давал мне для верности наркотик, чтобы память отшибло,

чтобы я ничего не знала! Чародейке – наркотик! Можно по пальцам пересчитать зелья,

которые на меня действуют. Так что я знала, я только справиться с этим не могла, я не

могла понять, как та сказка, которой он меня окружил, превращается в бездну – по его, демоны, – приказу! – Элизу трясло, она обхватила руками себя за плечи и глядя куда-то

мне в подбородок, но ничего не видя. Это был подходящий момент, чтобы её обнять, но я

не мог не только её коснуться, я даже двинуться не мог – меня сразили, добивали её слова.

Я не мог поверить, что это правда. Но она не врала. Просто так не лгут.

– А Боттера помнишь? – продолжала Элиза со злым смешком. – Своего друга? Это я убила

его родственников. Почти весь род, за тот месяц, когда Валентин стал королём. А потом, когда… Ах да, ты же не знаешь! Ты ничего не знаешь… Знаешь, откуда чародей берёт

свою силу, м? Трикс нас создал так, что колдовать с самого детства могут только мальчики

– у них сразу большой «запас». Он расходуется, когда они созревают – и тогда же «входят

в возраст» девочки. Поэтому Валентину пришлось так долго ждать, пока мне стукнет

одиннадцать, чтобы разобраться с противниками…

– До чего дозреет? – выдохнул я, и Элиза расхохоталась.

– Ланс! Ты дурак! Да до секса же. До любовных утех, до вот этого, – и провела рукой по

затянутой в корсет груди. – Чтобы колдовать, нам нужно пополнять силы – сексом. Так вот, о Боттере. Твой Валентин, когда осознал, что спать со мной не хочет, а я без этого загнусь, он прислал мне Алэра. Догадываешься, зачем? А потом, когда понял, что он слишком

сильно и неправильно с его точки зрения на меня влияет, он его убил. А я любила Алэра!

Он пытался сделать меня человеком. Нормальным человеком, а не чудовищем. Тогда я ещё

умела любить! Это потом я прокляла Валентина и сбежала, и встретилась с Заком, – она

спрятала лицо в ладонях и затрясла головой. – Ты понимаешь, что что-то подобное ждёт

моего… нашего! сына. Ты хочешь в этом участвовать? Его будут пытаться украсть, за него

будут предлагать деньги, земли, власть, – всё. Его и тебя будут соблазнять, чтобы получить

эту проклятую клятву. А когда получат – они станут вот такими же, как Хеления. Или как

бедный Амир, и умрут потом от руки мерзавца, «который знает, как надо обращаться с

чародейкой»!

– Я думал, это ты убила овидстанского принца, – пробормотал я.

– Ну конечно! – фыркнула Элиза. – Кто же, если не злобная чародейка! Я же всех убиваю, да? Мне же, бездна забери, это нравится! А вообще – кого интересует моё мнение?

Приказал – я исполняю. Всё! Амира интересовало, и – что? В склепе до срока. А самое, Ланс, ужасное, что из этого заколдованного круга не вырваться. Никогда. Если я не

колдую, я умираю. Если я не приношу клятву, я умираю. И весь мир меня за это

ненавидит. Это так, от этого никуда не деться – и моего сына ждёт то же самое!

– Нет. Я не позволю.

Элиза оглянулась на меня и расхохоталась.

– Ланс, ты ничего не понял…

Я обнял её и крепко прижал к себе – дрожащую, замёрзшую. Всё я понял. Больше, чем

хотел…

– Я не позволю. Я найду выход. Мы найдём. Элиза, едем со мной. Наверняка можно что-то

сделать, наверняка можно обмануть твою клятву – все клятвы нарушаются, в конце

концов! Едем со мной в Мальтию, я укрою и тебя, и сына…

– И я принесу клятву твоему королю, и потом ты будешь смотреть, как он превращается в

чудовище вроде Хелении, чтобы я убила и его в конце концов? – пробормотала Элиза. –

Нет, – она осторожно высвободилась из моих рук. – Но ты прав: Никки в Мальтии пока

безопаснее. Пусть едет с тобой. Потом, когда всё изменится, я заберу его., – она искоса

глянула на меня. – Он должен быть со мной, Ланс. Я могу его защитить.

– А разве я…

– А ты не чародей, – отрезала Элиза. – Это я могущественный меч Магианы. Я сильнее.

Я посмотрел на неё, съёжившуюся рядом на скамейке, маленькую, хрупкую. И не

выдержал:

– Ты говорила, что не понимаешь, почему я сегодня поехал за тобой.

Элиза подняла взгляд.

– Красивый жест?

– Потому что я люблю тебя, – слова дались на удивление легко, будто только того и ждали.

– И всегда любил. Несмотря на то, что ты делала. Несмотря на то, кто ты. Я ненавидел

тебя, я жалел тебя – и всё равно любил. Я сегодня готов был предать своего короля ради

тебя.

Элиза отвернулась. Я подождал, уже почти жалея, что сказал всё это. Элиза молчала, и это

было красноречивее слов.

В конце концов, в нашем мире из чудес, похоже, только чародеи да целители…

Я взял её за руку, поцеловал. Её кожа ещё горько пахла дымом.

– Я знаю, что я для тебя никто. Не чародей, не похож на тебя, не сильный и не

могущественный – как, например, твой Заккерий. Но я люблю тебя больше всех чародеев

вместе взятых. Любить тебя – как пить жуткий, жестокий яд. И я, похоже, буду пить его

вечно. И, честно говоря, мне абсолютно всё равно, кто ты – я буду тебя ненавидеть, буду

проклинать, но и любить тоже. Я хочу, чтобы ты знала: в твоём чёрном мире, где все

против тебя, есть человек, который любит тебя несмотря ни на что. Может, хотя бы тебе от

этой ядовитой любви станет легче.

Когда я уходил, Элиза сидела, сжавшись на скамейке, и тихо раскачивалась вперёд-назад.

Я хотел остаться с ней – я этого очень хотел. Но понимал, что не могу. Просто не должен.

Я ей не нужен. Я сказал, и она промолчала. Всё. Сейчас я действительно всё понял. И, бездна забери, это почти ничего не изменило.

Мы бы никогда не могли быть вместе. Не было такого – чтобы чародей и человек… Не

было и не будет.

Наутро Элизы в проснувшемся трактире не оказалось. Мы с Никки позавтракали,

выслушали историю про то, как чародейка призвала к себе помощника, не иначе как

демона из бездны, тот схватил её и унёс во вспышке пламени. Никки пытливо слушал, я

пытался поддержать разговор, но не получалось – в рассказах купчих всплывали такие

подробности, что у меня просто слов не находилось, только смех.

Позже, покачиваясь в седле подле меня и поглаживая шею Бурыша (совершенно, кстати,

спокойно его воспринимающего), Никки торжественно объявил:

– Я тебя прощаю.

– Ну слава Девятке! – рассмеялся я. И ведь мне действительно стало легче. – Кстати, мама

согласна, что ты поживёшь у меня. Так что…

– А я знаю, она сказала, – безмятежно отозвался Никки. И тут же, дёргая Бурыша за гриву, сообщил: – Мне нравятся лошадки, они все такие? А у меня своя будет? Я хочу свою, как у

тебя, я очень хочу! А меч ты мне подаришь? Настоящий, как твой. А драться научишь? А

то мама нормально показать не может, что делать надо. А…

Я слушал его болтовню и чувствовал себя в тот момент счастливейшим человеком в мире.

И вот честно, мне для этого счастья не нужны были ни великие идеи, ни долг королю – а

только подпрыгивающий от нетерпения в седле мальчишка – мой сын! –

захлёбывающийся от распиравших его слов.

И меня совершенно не интересовало, что он чародей.

Глава 20. Жена

(Из записок Элизы Северянки)

– Кто был этот юноша, с которым ты исчезла из Шлейпега? – первым делом

поинтересовалась Хеления, вызвав меня утром во дворец.

Она была бы рада, если бы я умерла. Я знала, и она знала. Хеления подозревала, что рано

или поздно я ударю её в спину, не понимала, как, но предчувствовала.

Старая стерва.

– Шпион из Мальтии, Ваше Величество.

– М-м-м, – протянула Хеления, подавая служанке другую руку для маникюра. – И что же с

ним стало?

Я, усмехнувшись, повернулась к окну. Дождь. Снова дождь. На Западе очень сырая зима.

Ненормальная. За эти пять лет я часто ловила себя на мысли, что хочу вернуться на Север, к снегу, к морозам моего детства.

– Его больше нет, Ваше Величество.

Хеления кивнула. Она знала, что я не лгу. Никогда – даже ей.

Но она же научила меня виртуозно играть со словами.

– Бедный мальчик. Он был довольно симпатичным. Надеюсь, тебе понравился?.. Я

говорила, что ты мне нужна?

– Да, Ваше Величество.

– Сегодня будешь присутствовать на Государственном Совете, – приказала Хеления,

цыкнув на испуганную служанку. – И будь добра, дай понять этим трусливым идиотам,

что если я хочу войны, война будет.

– Да, Ваше Величество.

– А как, кстати, твой сын? – словно между прочим поинтересовалась королева Запада. – Я

слышала, Дар разрушен.

– Да, госпожа, – Дар мне было жалко. Очень. Я год его обставляла, сама, по всему миру

скупала диковинки, искала мастеров – и только для того, чтобы какие-то мерзавцы пришли

и всё взорвали? – С Николасом всё в порядке. Он успел исчезнуть до нападения, – а ты, старая дура, думала, я не научу сына банальной самозащите – после того, что ты с нами

сделала?!

– Смышлёный мальчик, – Хеления отлично умела носить маску, разочарования в её голосе

даже я не услышала. – И где он сейчас?

– Не знаю, Ваше Величество, – честно отозвалась я. – Но он в безопасности, – и уж точно

большей, чем рядом с тобой.

– Ну-ну, милая, – откликнулась Хеления. – Когда я закончу с Мальтией, ты найдёшь людей, с которыми твой сын в безопасности, и убьёшь их. Поняла?

Старая стерва, да ты раньше сдохнешь!

– Да, Ваше Величество.

– Но после Мальтии – ты последнее время слабеешь на глазах, не хочу, чтобы война из-за

тебя сорвалась. Ну вот что это – дала себя поймать, чуть не умерла… Да, и вот ещё: убей

Виттория, он мне надоел.

– Да, госпожа, – с удовольствием!

Иногда, когда у меня просыпалась совесть, я вспоминала, что Хеления стала такой, потому

что я ей позволила. Я, можно сказать, её к этому подтолкнула, я и моя сила. Впрочем, не

очень-то она и сопротивлялась. Философские трактаты, особенно посвящённые Матери,

наперебой советовали пожалеть врага, падшего человека, поддавшегося искушению.

Но я никогда не могла жалеть Хелению.

С годами и совесть меня мучила всё реже. И она совсем меня не мучила, когда на Совете я

слушала военные планы, потом получала указания от самой Хелении и прекрасно знала,

что на этот раз сделаю так, как хочу.

И совсем уж совесть молчала, когда я пришла в спальню к Витторию, и тот, выглянув из-за

плеча голой блондинки, успел лишь схватиться за кинжал.

Блондинке я заплатила десять золотых – так или иначе, у всех нас своя работа.

***

(Из личного архива герцога Ланса де Креси)

Никки, как выяснилось, походил на меня не только внешне. Я понял это в первом же

трактире, где мальчишка, до этого торжественно пообещавший не колдовать у всех на

глазах, превратил наш столик в зайца (деревянного, с ножками от стола вместо лап) –

чтобы доказать мне, что он это умеет. А потом, когда я долго и не вполне успешно пытался

доказать хозяину, что стола тут никогда не было, вернул мебель обратно. Трактирщик

посмотрел на меня, на стол, на улыбающегося Никки, покрутил пальцем у виска и

настоятельно посоветовал искать другой трактир – ибо «тут скоморохам не рады».

– Пап, я больше не буду! – по дороге до следующего города убеждал меня Никки. –

Честное слово! Ну не расстраивайся!

К Мальтии мы условились, что он не будет читать мои мысли, пугать людей и – о,

Девятка! – летать. Никки капризничал, закатил грандиозную истерику, сбежал в

пограничном Хосте и нашёлся у храма Девятки с протянутой рукой. Слепому

«сиротинушке» подавали хорошо, а меня чуть не забросали камнями, когда я пытался

«сиротинушку» утащить.

Как Элиза с ним справлялась?..

– А мама меня сильнее, – грустно сообщал Никки, когда я восклицал это вслух. И тут же

добавлял: – А я тебя не читал, я просто догадался!

Догадливый ты мой!

Не было никакой возможности его спрятать – и то, о чём говорила Элиза про «украдут» и

«соблазнят» оказалось совершеннейшей правдой. Если я не ошибаюсь, по дороге в

Мальтию Никки крали три раза. Два раза он вернулся сам, гордо продемонстрировал мне

набитые серебром кошельки и пропускные грамоты с Севера и Востока, выслушал лекцию

про «воровать нехорошо», нагло ухмыльнулся: «Да ладно, пап!» и продолжил

безобразничать.

Когда я в третий раз догнал его похитителей, видят боги, мне хотелось перед ними

извиниться! А Никки впервые нарвался на серьёзный разговор – после которого у него и

случилась истерика, наполовину показная. Но надо было объяснить мальчишке, что

издеваться над «плохими» людьми нельзя, ибо они тоже люди. И да, связывание,

подвешивание на дерево, игры в догонялки и лошадки с заколдованными беднягами – это

тоже издевательство.

На границе с Мальтией нас встретили Арий и мои гвардейцы. Целитель поймал

летающего Никки и со словами «милостивая Матерь, всепрощающая» связал ему руки

какой-то расшитой тряпкой. Никки надулся, целый вечер ехал молча, и, только

укладываясь спать, завёл старое «я больше так не буду». Тронутый, я пошёл за Арием – ни

я, ни Никки тряпку снять не могли.

Целитель выслушал слёзную речь на бис, молитвенно сложил руки, кивнул – и битых

полночи читал Никки проповедь, после которой мальчишка так впечатлился, что до самой

столицы вёл себя вполне пристойно. Пара эскапад на лошадях – «я тоже верхом умею» –

наверное, не считаются.

Слепота ему, кстати, почти не мешала. «Пап, а можно я посмотрю твоими глазами?» было

для него обычным вопросом. И это меня он хотя бы спрашивал. Я не сомневаюсь, что

другим он лез в голову без спроса. А если вдруг «других» не было – волколак Элизы,

прячась, всегда следил за ним, как когда-то за мной. И его Никки эксплуатировал на всю

катушку. Так, он чуть не спустил демона на деревенских мальчишек неподалёку от

столицы – те посмели дразнить его слепым пнём. «Ну я же их не заколдовывал!» – вопил

он потом. А то, что я еле успел волколака отогнать… Успокаивал их, а заодно и всю

деревню, собравшуюся идти на демона с вилами, Арий. И остаток ночи увещевал Никки.

Это и угроза оставить его вместо Пчелиной Заводи в храме Девятки с целителем наедине, на Никики подействовало. Он теперь корчил из себя такого несчастного «сиротинушку», что ей-ей, если б не знал – сам бы повёлся.

Я волновался за Валерия. Да, нашему королю было всего восемь, но он панически боялся

чародеев и запросто мог выслать Никки из Мальтии, а то и приказать его убить – несмотря

на всю привязанность ко мне. В конце концов, он был нашим королём, а я всего лишь

командовал его гвардией. Наша «дружба» строилась на том, что я знал своё место – всегда.

Валерий встретил нас очень холодно. На меня не смотрел, зато оглядывал Никки как

опасную, но любопытную зверушку. А, насмотревшись, официальным тоном начал:

– Герцог де Креси, – он никогда так меня не называл, даже на церемониях. – Извольте

напомнить, зачем я посылал вас на Запад?

У меня ухнуло сердце – я чётко осознал, что сейчас слуги, двор и парочка послов,

присутствовавших при аудиенции, увидят весьма занимательную сцену – меня,

валяющегося перед троном на коленях и упрашивающего Его Величество позволить мне

оставить сына. И уже представлял ухмыляющиеся рожи наставников Валерия, которых я

должен был выслать из столицы после приезда… Когда Никки, вдруг отпустив мою руку,

спокойно пошёл к ступенькам трона. Конечно, гвардейцы тут же скрестили перед ним

копья и, конечно, по всему залу раздался тихий звон вынимаемых из ножен мечей. Никки

покосился на гвардейцев, хихикнул и замахал рукой. Тут же наступила звонкая, на ощупь

ощутимая тишина. Стража оцепенела, придворные, послы, слуги, – все. Кроме меня,

короля и, конечно, моего сына.

– Никки!

– Всё в порядке, пап, – безмятежно отозвался Никки, поднимаясь по ступенькам трона. – Я

потом извинюсь. Чес-слово! – и, повернувшись к вжавшемуся в спинку трона бледному

Валерию, выпалил: – А ты правда король?

– А ты – чародей, – выдохнул Валерий, и Никки подбоченился.

– Ага! – и тут же: – А что, у тебя и корона есть? И мантия? Мне мама рассказывала, что у

королей всегда есть корона с мантией. А твои можно пощупать? Можно? Ух ты, тяжёлые

какие, ты, что, всегда их носишь? – и, поворачиваясь ко мне: – Пап, я не хочу быть