Текст книги "Мелиан. Охота Дикой Кошки (СИ)"

Автор книги: Мария Моравинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

Неприятный зуд пронзил ладони. Я с досадой потёрла их, жалея, что отсюда нельзя унести ничего, кроме Камня.

Кстати, о Камне.

Я обернулась. Дарсан стоял на пороге сокровищницы, потрясённо взирая на груды золота вокруг. Бедолага. Скорее всего, он не привык видеть такое обилие богатства, собранное в одном месте. В его глазах отражалось слепое восхищение и оглушённое созерцание.

Темнокожий раб застыл, прислонившись к стене у дверей и положив правую руку на рукоять ятагана, торчавшего из-за пояса. Вся его поза говорила о готовности в любой момент прийти на помощь господину.

На моё плечо мягко легла прохладная рука. Я вздрогнула, а калиф нетерпеливо сказал:

– Что же вы стоите, хэннум? Проследуйте, как гостья, первой в наше скромное хранилище ранаханнских богатств.

– Лучезарный калиф изволит лукавить, – нервно рассмеялась я. – Если вы изволите называть это собрание чудес скромным, тогда как же величать казну алдорского короля? Лачугой бедняка?

Теймуран Восьмой довольно прищурился от такой похвалы, как кот, поймавший жирную мышь, и сделал нетерпеливый жест рукой:

– Просим, хэннум!

И я первая сделала шаг вперёд.

***

Мы расхаживали по сокровищнице, останавливаясь возле громадных сундуков. Калиф погружал в них руки, пересыпал пригоршни монет или самоцветов из одной ладони в другую и говорил, говорил, говорил. Я даже не пыталась понять, о чём шла речь, тщательно рассматривая всё вокруг. Мои мысли занимал один-единственный вопрос: как найти Камень?

Теймуран горячо повествовал о чём-то, размахивая руками; Дарсан, ошарашенно озирающийся по сторонам, покорно внимал ему. Отойдя чуть в сторону, я начала напряжённо вспоминать подробности той неожиданной встречи, что год назад натолкнула Сокола, а затем и меня на мысль отправиться на поиски Призрака…

…За окном таверны “Песнь ундины” хлещет дождь, с шелестящим шорохом швыряя капли на стекло. Ветер свистит, заставляя океанские волны с грохотом обрушиваться на прибрежные скалы, а пальмы гнуться под беспощадным натиском. “Песнь ундины” пустует – в такую непогоду мало кто сюда заглядывает; лишь старый однорукий трактирщик Эйрл дремлет, уронив голову на стойку.

Мы с Соколом сидим за блестящим, отполированным тысячей локтей и кружек, столом. Перед нами дрожащее пламя свечей выхватывает из сумрака сморщенное лицо Энди Безбрового – неудачливого пирата, любящего ввязываться в разные сомнительные авантюры и редко ловившего удачу за хвост. Прозвище свое Энди получил, ввязавшись в пьяную стычку с Ранилем Сивым: изрядно набравшись, два пирата решили выяснить отношения при помощи старого проверенного способа – на саблях. Превосходно владея оружием, Сивый одним махом оставил незадачливого пьянчужку без штанов, а вторым отсёк ему кусок кожи на лице вместе с бровью. С тех пор прозвище стойко закрепилось за Энди. Незлобивый человек, он каждый раз вспыхивал огнём ярости и лез в драку, стоило кому-нибудь назвать его Безбровым.

Он нечасто выходил в океан на пиратский промысел, предпочитая околачиваться по тавернам и постоялым дворам, жадно слушая байки и небылицы старых морских волков. Особенно Энди интересовали рассказы о спрятанных где-то на краю мира несметных сокровищах или затерянных в океанских пучинах городах, бережно хранящих тайны, которые подарят постигнувшему их человеку власть над всем светом.

Энди никто не воспринимал всерьёз: разве можно обращать внимание на слабоумного? Его считали кем-то вроде деревенского дурачка, и если брали в команду, то лишь в качестве помощника кока или драильщика палубы. Безбровый не возражал и покорно выполнял свои обязанности, развлекая матросов россказнями. На сей раз Энди зачем-то понадобился моему возлюбленному, и вот мы сидим напротив него. Моррис пытливо смотрит на Энди, нетерпеливо сжимая глиняную кружку с лэем и небрежно обнимая меня за плечи. Я, разомлев от душной теплоты помещения, прижимаюсь к Соколу, не понимая, зачем нам вообще понадобился Безбровый. Тот, жадными глотками опустошая уже третью по счёту кружку, напротив, всем своим видом выражает энергичность и энтузиазм.

– Не сомневайся, капитан. Дело верное, – шепчет Энди, перегнувшись через столешницу. Меня обдает мерзким запахом гнилых зубов и дешёвого алкоголя. Я морщусь, зажимая нос.

– А откуда мне знать, что это не очередная твоя сказочка? – скептически шепчет в ответ Сокол.

На лице Энди отражается обида. Он рывком отодвигается, возвращаясь на свое место.

– Призрак существует, Сокол. Раз в месяц, той ночью, когда звезда Дракона загорается особенно ярко, этот остров возникает из океанских глубин. Он держится на плаву всего лишь ночь, однако тому, кто ступит на него в это время, откроется ключ к такому сокровищу, какого ещё не видывал свет. Говорят, сам Великий Дракон спрятал его там.

– Допустим, – лениво протягивает Сокол, но я чувствую, как судорожно сжались его пальцы на моём плече и понимаю: мой любимый загорелся этой историей. – Но у меня два вопроса: откуда ты сам узнал про этот самый Призрак, и где доказательства того, что он существует?

Энди торжествующе хлопает в ладоши, радуясь тому, что его слушают с интересом:

– Не так давно я встретил умирающего от старости нищего служителя храма Дракона(48). Я облегчил его страдания, и в знак благодарности он поведал мне о Призраке, а также о том, как добраться до него.

– И как же? – быстро уточняет Сокол, и я чувствую напряжение, охватившее его тело. Моррис поверил Энди, ведь всем известно: служители храмов Дракона не станут рассказывать небылицы. Храм налагает на них заклятие-обет: позволивший себе сказать неправду драконопоклонник лишается возможности говорить, а после смерти влачит жалкое существование в виде бесформенной тени. Не знаю, каким способом Энди “облегчил” страдания несчастного, но если уж тот чего и поведал, то можно не сомневаться в его правдивости.

Безбровый приосанивается и напускает на себя важный вид.

– Существует три вехи, указывающие путь одна к другой, – свистящим шёпотом говорит он. – Драконопоклонник поведал мне, что первую не так давно заполучил в свою сокровищницу правитель солнечного Ранаханна. Как он это сделал и где добыл веху, считавшуюся утерянной, неведомо. По словам старика, первая веха – это небольшой прозрачный Камень янтарного цвета.

– И как же он укажет путь к остальным вехам? – насмешливо спрашивает Сокол, но в голосе его сквозит быстро растущая уверенность. Энди пожимает плечами.

– Старик умер у меня на руках, рассказав только про Камень. Думаю, он и сам не знал. Так ты возьмешь меня в команду, чтобы отправиться за Камнем, Сокол?

Тон Энди меняется. В нём звучит жадность и нетерпение. Прищурившись, он смотрит на моего любимого пирата: не иначе, как тоже разгадал его напускное безразличие.

Моррис позволяет себе короткий смешок.

– А у тебя скорый ум, Энди. Видать, ты уже всё заранее за меня решил.

Пьянчужка потирает руки и смущённо улыбается. Его улыбка выглядит жалкой, будто бледное брюхо снулой рыбы вспороли тонким ножом. Я ёжусь от омерзения, передёргиваю плечами и теснее прижимаюсь к Моррису; тот ободряюще стискивает моё плечо. Энди разглядывает меня стремительно мутнеющим взглядом и повторяет, стараясь, чтобы заплетающийся от лэя язык как можно чётче выговаривал слова:

– Ты возьмешь меня в команду, Сокол? Я же всё тебе рассказал. Только я не хочу драить плошки или держать в руках вонючую тряпку. Сделай меня боцманом! А потом разделим сокровище по-братски…

– Конечно, возьму. Будешь моим первым помощником, – покровительственно кивает Моррис и лезет за пазуху. Быстрое движение – и на стол, звеня и подпрыгивая, летит золотая монета. – Держи. Купи себе ещё выпивки и ступай отдыхать. Через три дня встречаемся здесь же. Но только чур о Призраке больше никому ни слова, понял?

Сморщенное лицо забулдыги изображает живейшее оскорбление, и он так яростно мотает головой, что сальные пряди вздымаются вокруг лица, будто змеи. Моррис кивает, хлопает ладонью по столу – знак того, что условия Энди приняты, и тот становится членом команды. Затем пират поднимается, помогает мне встать, и мы оба направляемся наверх, в нашу комнату в «Песни».

– Ты поверил ему? – нерешительно спрашиваю я. – По нему же видно, что это лгун, каких ещё поискать. За кружку лэя он тебе и не таких сказок понапридумывает. Как думаешь, был тот старик на самом деле?

– Я верю ему, малышка. – Глаза Сокола затуманены: он явно думает о чём-то другом. – Не зря я подцепил его сегодня в порту, где он пытался рассказать эту историю Маквису Красноглазому. Маквис слишком туп, чтобы отделить правду от вымысла, а я мигом почуял: на сей раз рассказ этого недоумка Энди – чистая правда от начала до конца. Призрак существует, крошка, и мы с тобой обязательно найдем его. Мы будем богаты, Мелиан, сказочно богаты. Ты хочешь стать богатой?

Не дожидаясь ответа, Сокол подхватывает меня, заливающуюся счастливым смехом, и взлетает по ступенькам на второй этаж.

На следующий день Энди Безбрового нашли с перерезанным горлом в сточной канаве на задворках “Песни ундины”.

Ещё через день Сокол объявил о наборе команды для отправки в Ранаханн.

А ещё спустя неделю пал от моей руки.

…Воспоминания о бывшем возлюбленном на миг затуманили глаза слезами и заткнули горло колючим комом. Я сделала над собой усилие и заставила их отступить. Что было, то прошло. Назад пути нет. Мне остается лишь искать Камень среди этого великолепия ранаханнской сокровищницы, уповая на то, что Безбровый говорил правду.

И покойный Энди не подвёл меня.

Медленно шагая по сокровищнице, дотрагиваясь до всего, куда дотягивалась рука, я споткнулась об угол какой-то картины, едва виднеющийся из-под слоя золотых монет. Повинуясь больше наитию, чем здравому смыслу, я наклонилась и принялась разгребать монеты.

Из-под мерцающих золотых кругляшей прямо под ноги выкатился небольшой шар размером чуть больше кулака. Я тут же подхватила его и поднесла к глазам, не веря своей удаче.

В том, что это был тот самый Камень, сомневаться не приходилось. Именно таким его и описывал Энди: янтарно-жёлтый, почти прозрачный, с тёмными вкраплениями, он напоминал застывшую каплю мёда. Ощутив реальность своей мечты, человек не может сразу это осознать, так и я заворожённо разглядывала находку, отказываясь верить в её существование.

– Вы заинтересовались чем-то, Каэрре-хэннум?

Звучный голос калифа грубо низверг меня с небес на землю. Я с трудом заставила себя оторваться от Камня и, натянув на лицо улыбку, повернулась к властителю Ранаханна.

– Скорее меня удивило и заинтриговало предназначение этой безделицы, – я продемонстрировала Теймурану Камень. – Что это такое? Видимо, это представляет собой нешуточную ценность, раз ваше величество велели поместить её сюда!

Калиф прервал мои разглагольствования и властно забрал Камень. Я с тоской наблюдала, как он вертит его в руках и рассматривает на просвет.

– Признаться, хэннум, мы и сами толком не знаем, что это такое, – озадаченно выдавил он. – Помнится, это было в заброшенном храме на одном из островов Лотоса(49). Мы были там несколько лет назад с военным походом. Первый визирь тогда предположил, что это, наверное, какая-то редкость, и убедил нас забрать это во дворец. Но никаких особых свойств: ни магических, ни драгоценных, мы у него не обнаружили. Наверное, это просто украшение.

Калиф пренебрежительно подкинул Камень на ладони.

Решение пришло мгновенно.

– Ваше величество!

От волнения мой голос слишком громко прозвенел под сводами сокровищницы. Дарсан, разглядывающий крупный изумруд, вздрогнул и испуганно отшвырнул его от себя. Теймуран недоуменно посмотрел на меня:

– Вы что-то хотели, хэннум?

Я медленно опустилась на одно колено, склонив голову перед властителем Ранаханна, и заговорила, вкладывая в голос всё кипящее внутри волнение и трепетное желание:

– Да простит лучезарный калиф мою дерзость, но мне бы очень хотелось иметь какую-то вещицу в память о визите в “Лилию”. К тому же, что может быть соблазнительнее для такой любительницы редкостей, как я, чем столь загадочный предмет?

Я протянула дрожащие пальцы, сплетённые в молящем жесте, перед собой.

Законы ранаханнского гостеприимства написаны самим Пророком и остаются нерушимыми даже для самых закоренелых преступников. Один из них гласит: «Благословлён будет дом, привечающий гостя, и трижды благословен – хозяин, осыпавший гостя дарами и милостями; не откажи гостю своему в любой его просьбе, и да воздастся тебе это сторицей». Об этом законе мне когда-то поведал Одноглазый Том, и сегодня память сослужила мне хорошую службу.

Скорее всего, именно этот закон заставил калифа отбросить все дела и показать чересчур любопытной гостье дворец.

То ли Теймуран Восьмой не посмел нарушить заповедь Пророка, то ли Камень в его глазах действительно не представлял никакой ценности, но он, удивлённо вскинув брови, протянул прозрачный шар мне, сопроводив это задумчивыми словами:

– Право, хэннум, женщины не перестают нас поражать. Вы могли попросить в дар любую драгоценность, однако предпочли столь ничтожную безделицу.

– Увы, – пожала я плечами, поднимаясь с колен и ощущая в руке приятную теплоту Камня. – Вы правы, о лучезарный, даже мне порой непонятны мои прихоти.

Калиф не удостоил меня ответом. Лицо его побледнело, а глаза расширились. Приоткрыв рот, он с ужасом смотрел на что-то за моей спиной. Я мигом обернулась, ища предмет его испуга, но не увидела позади ничего особенного.

Кроме картины.

С обрамлённого изысканной рамой полотна на меня надменно смотрела пожилая черноволосая женщина в богатой галабене нежно-сиреневого, словно летнее небо на закате, цвета. За её плечом стояла русоволосая девушка в черной дисдасе, какую носят дворцовые стражники. Глаза девушки были обращены к её товарке по картине. В отличие от первой, явной уроженки Ранаханна, русоволосая больше походила на коренную жительницу северных окраин Алдории, если судить по цвету волос и толстой косе, спускающейся с плеча. Интересно, что же так напугало калифа?

– Ваше величество? – тихо позвала я застывшего Теймурана. Он вздрогнул и, не обращаясь ни к кому, выпалил:

– Это моя мать. Аэллам-хэннум. С ней бывший капитан дворцовой стражи, Моэранна-хэннум.

Он поднёс руку к лицу, словно пытаясь укрыться от взгляда матери, закашлялся и, развернувшись на каблуках, выскочил из сокровищницы.

Мы с Дарсаном переглянулись в недоумении и последовали за ним.

***

Калифа мы нашли, поднявшись по коридору, ведущему от сокровищницы. Теймуран Восьмой стоял, опершись о балюстраду открытой галереи, и тяжело дышал. Рядом с ним маячил безмолвный темнокожий раб. Услышав наши шаги, калиф, вздрогнув, обернулся. Передо мной мелькнуло лицо, искажённое напряжением, но при виде нас его черты разгладились. Трясущаяся рука Теймурана поднялась к груди и стиснула медальон.

– Простите нас, Каэрре-хэннум, – чуть дрожащим голосом произнёс калиф. – Право, мы не знаем, что на нас нашло…

– Немудрено, что у лучезарного закружилась голова. Сокровищница великолепна, только вот свежего воздуха в ней недостаёт, – тактично ответила я. Мне было не до причуд Теймурана – боится портретов – и морской демон с ним. Мало ли, кто чего боится. Гораздо важнее было то, что половина – самая трудная половина дела – сделана. От осознания этого мне хотелось петь, плясать, а то и вовсе порхать по воздуху. Счастье портила только легкая досада от мысли, что, если бы не обещание Дарсану, мне даже не пришлось бы разрушать свою красивую легенду. Спокойно покинула бы “Лилию” завтрашним утром, и в памяти обитателей дворца осталось бы лишь приятное воспоминание об обворожительной Кассандре Каэрре. Теперь же придется придумывать, как проникнуть в гарем калифа.

Калиф с огромной благодарностью посмотрел на меня и устало махнул рукой.

– Надеюсь, хэннум не будет в обиде, если на этом мы закончим нашу экскурсию? Мы чувствуем необходимость передохнуть.

Калиф умел преподнести неприятные сюрпризы. Обманутый в своих ожиданиях Дарсан шумно вздохнул за моей спиной. Я почувствовала, как на смену эйфории пришла громадная усталость.

– Ваше Величество, – мягко возразила я, тщетно пытаясь хоть как-то подтолкнуть калифа в нужном направлении. – Понимаю, за сегодня я и так испытала на себе вашу безграничную милость. Всё же дерзну попросить вас разрешить мне завершить осмотр этого несравненного дворца знакомством с вашим знаменитым гаремом. Мне бы так хотелось хотя бы разок, хотя бы одним глазком посмотреть на тех знаменитых красавиц, о которых поэты слагают стихи, а менестрели…

– Нет!

Ответ прозвучал резко и категорично. Я запнулась на полуслове. Дарсан попятился.

Теймуран сгорбился над балюстрадой, хмуро глядя на нас исподлобья. Гнев и подозрительность в его глазах не на шутку испугали меня, и я поспешила кротко склонить голову.

– Простите, ваше величество. Похоже, я всё же преступила границу вашего терпения.

– О, хэннум, мы не гневаемся, – процедил Теймуран. – Однако просим вас удалиться. Нам нужен отдых. Благодарим вас за чудесно проведённое время, надеюсь, вы насладились всеми красотами нашей скромной обители. Когда вы отбываете?

– Завтра с утра, – пытаясь нащупать нужный тон разговора, осторожно ответила я.

– Мы велим подготовить экипаж и грамоту, по которой вас доставят в любое место в Ранаханне. Оставшийся день можете провести, как вздумается, однако запомните: в “Лилии” есть несколько мест, где не должна ступать нога чужака. Гарем – это одно из них. Засим мы откланиваемся. Вас проводят.

Теймуран извлёк из-за пояса свисток – точь-в-точь такой же, что вручил мне Тариб – и подул в него. Затем, стискивая медальон, поспешил прочь, взметнув длинными полами тёмно-синего бархатного жилета. Следом бесшумно скользнул молчаливый набиец.

Я рассеянно проследила за ними, прикусив губу и постукивая по ней пальцами. В голове вихрем летели идеи. Одна ярким мотыльком заметалась перед внутренним взором. Чем больше я её обдумывала, тем больше она мне нравилась.

На Дарсана было жалко смотреть: он привалился к мраморной колонне, держась за переносицу дрожащими пальцами и глядя на меня осоловелыми глазами.

– Что же делать, хэннум? – хрипло спросил он. – Вы достали то, что вам нужно, а как же теперь мы с Таллией?

Я покровительственно улыбнулась ему:

– Судьба любит играть с планами людей. Именно поэтому никогда нельзя терять головы, а нужно суметь вовремя изменить их, чтобы выиграть.

– То есть, вы хотите сказать, что знаете, как вызволить Таллию? Мы же даже не знаем, где находится этот гарем, да будет он проклят Эмиром!

Я покачала головой и поднесла палец к губам, заметив, что к нам спешит слуга, вызванный калифом. Схватив Дарсана за плечо, я наклонилась к его уху и промурлыкала:

– Зато я знаю тех, кто покажет нам дорогу в гарем!

44 – айсанна – цветок, похожий на пион, но с более длинными и узкими лепестками; обладает преимущественно светло-розовым или белым окрасом и тонким ароматом;

45 – галабена – длинное женское платье в Ранаханне, отличается широким покроем и практически бесформенным силуэтом; как правило, украшается всевозможной вышивкой из стекляруса и бисера;

46 – песчаные пауки – большие, размером с ладонь взрослого мужчины, пауки, преимущественно чёрного или серого цвета, живущие в песках Ранаханнской пустыни. Отличаются тем, что при размножении паучихи плетут общий – на две-три самки – кокон, откладывая в него яйца. Выводясь, паучата оплетают кокон изнутри тонкими паутинками, а уже потом выбираются наружу;

47 – Муреновые острова – архипелаг во Втором Океане, где были найдены пещеры, битком набитые золотыми слитками. Пещеры тут же подверглись разграблению. Происхождение золота так и осталось неизвестным;

48 – храмы, построенные сектой, поклоняющейся Великому Дракону – мифическому существу, после прихода которого, по поверьям многих, возник мир;

49 – острова Лотоса – группа островов на юго-востоке от княжества Хайань. Своё название получили благодаря множеству рек, заросших лотосами.

========== Глава 5 ==========

Щёлкнула застежка ремня; с визгом затянулась шнуровка на высоких сапогах. Тряхнув волосами, я зачерпнула горсть заколок из отделанной шёлком лазурной шкатулки Назиры и принялась скручивать узел на затылке. Дарсан, обматывающий талию широким поясом, неодобрительно следил за моими действиями, пока не отважился написать на клочке пергамента:

“Не пристало слабой женщине рядиться в мужскую одежду”.

Я хмыкнула и быстро вывела ответ:

“Друг мой, тут не до приличий. Убегать, путаясь в длинной юбке или шароварах, тяжело. Сегодняшней ночью нам, возможно, придется спешно покинуть дворец, и я не хочу, чтобы на пути возникла хоть малейшая помеха”.

“Не нравится мне ваш план, хэннум. Слишком опасно”, – упрямо написал Дарсан и взглянул на меня. Я подняла брови и пожала плечами: есть соображения получше?

План мой не отличался особой изощрённостью. Нам не известно расположение гарема, но я знаю тех, кто может нас проводить туда: немые химамщики. И пусть они начисто лишены дара речи, это не мешает им ходить. Не мытьем, так катаньем я добьюсь того, чтобы нас проводили в гарем. Остальное – дело случая; голубка Гвиленны сопровождала нас в сокровищнице, уверена, не оставит и теперь. Как говорят на Аэдагге: “Суди о дне по рассвету, а о добыче – по абордажу”.

О том, что судьба любит гармонию и часто подкидывает какую-нибудь неприятность в противовес удаче, я старалась не думать.

Вылазку я намеревалась предпринять после захода солнца, когда вся челядь уляжется спать. Конечно, велик был риск натолкнуться в коридорах дворца на капитана Коннара. Я твёрдо зареклась думать о худшем стечении обстоятельств, чтобы не терять боевого настроя. Если всё сложится, как надо, внизу нас будет ждать экипаж: калиф обещал сегодня прислать грамоту, а обставить всё как спешный отъезд из дворца ничего не стоит.

Причёска была готова. Я натуго перетянула получившийся узел чёрной сеткой. Не стоит идти с распущенными волосами на ответственное дело, нельзя дарить возможному противнику шанс захватить тебя в плен. Поколебавшись, я заткнула за край сапога кинжал капитана Коннара. Да, перед отъездом я обещала вернуть его, но искать наемника по всему дворцу нет ни времени, ни желания. Оставлю где-нибудь на видном месте, чтобы при обходе “Лилии” капитан сам нашёл своё оружие.

Дарсан, отдуваясь, подтащил к двери массивный сундук с нарядами Назиры. Этому сундуку было призвано сыграть решающую роль. Дарсан заверил меня, что Таллия легко поместится в нём.

Дотянув ношу до выхода, парень утёр пот дрожащей рукой и молча удалился. Поднятые плечи и резко ссутулившаяся спина говорили о том, что Дарсану нелегко переносить тягостное ожидание развязки. Известно, что нет ничего ужаснее оттягивания неизбежного. У хайаньских дзиран(51) есть даже пытка ожиданием: испытуемого запирают в темнице и, сообщив ему день расправы, начинают его откладывать раз за разом, изводя бедолагу неопределенностью. Это становится настолько невыносимым, что, говорят, многие несчастные призывают к себе смерть самостоятельно, разбивая голову в кровь о каменные стены темницы.

Я потёрла пальцами виски и вздохнула. Намеченное для начала вылазки время подкрадывалось мучительно медленно. Пришлось призвать на помощь всю силу воли и напомнить себе о цели визита в Ранаханн, а также о том, что он почти подошёл к концу.

Камень, бережно спелёнатый, как младенец, в одну из лучших шалей Назиры, покоился на дне сундука, прикрытый одеждой. Я твёрдо решила заняться им после прибытия в Аэдаггу. Разгадывание его загадки может отнять уйму времени, которого у нас нет.

От Камня мысли перекинулись на более важные предметы. Если всё сложится удачно (я не утерпела и суеверно щёлкнула пальцами четырежды над каждым плечом(52)), уже к утру я буду на борту посудины Назиры. Надеюсь, команда помнит моё строгое распоряжение держать судно наготове в течение пяти дней после того, как я отправлюсь в Хайсор. Пятый день как раз истекает завтра.

Я опустилась на кушетку, обитую бархатом, и, глубоко вздохнув, прикрыла глаза. Сердце колотилось как сумасшедшее. “Нервы”, – тоскливо подумалось мне. Близость развязки пьянила и тревожила одновременно; судя по бледному лицу Дарсана, выглянувшего из своей комнатушки, нервы мучили не одну меня.

Близился вечер. Лиловые тени, отбрасываемые мебелью в комнате, удлинились. В золотисто-оранжевых лучах солнца дрожали пылинки; стояла мёртвая тишина. Даже город за стенами дворца словно погрузился в сонное оцепенение.

Калифскую грамоту не несли. Это тревожило и наталкивало на невесёлые мысли. Что, если Теймуран всё же раскрыл меня? Или позабыл о своём обещании?

Память подкинула яркий образ калифа, каким он предстал в нашу последнюю встречу. Ссутуленный, затравленно глядящий на меня исподлобья, стискивающий перила балюстрады. Интересно, почему же нас удостоили столь высокой чести, и его величество посвятил два дня совместным прогулкам по дворцу? Решил лично проследить, чтобы заморская гостья не умыкнула какую-нибудь безделушку?

Последняя мысль показалась мне смешной. Я закашлялась, сдерживая рвущееся наружу глупое хихиканье. Дарсан обеспокоенно взглянул на меня, но промолчал. На его лице отражались терзающие парня тяжелые думы. Конечно же, а как иначе? Он нарушил законы калифата, дерзнул проникнуть во дворец правителя и теперь посягает на одну из его наложниц. Неизвестно, кому из нас сейчас хуже. Любопытно, кстати, что он собирается делать потом, после побега со своей невестой? Думаю, калиф быстро догадается, кто стоит за расхищением гарема, и начнет искать – если не Дарсана, то Таллию точно. Так что же предпримет юноша?

Повинуясь наитию, я нацарапала этот вопрос на клочке пергамента и протянула Дарсану. Тот непонимающе взглянул на меня, но протянутое взял, и, скользнув глазами по написанному, несмело улыбнулся. Затем, неуклюже прижимая пергамент к стене, быстро вывел ответ и вернул клочок мне.

“В приграничных землях недалеко от Кайавата(50) есть поселения бедуинов. Туда калифские шпионы точно никогда не заглянут. Я думал обосноваться там или же вовсе бежать в Алдорию”.

Я прочла и одобрительно кивнула пареньку. Не буду расстраивать его расспросами и уточнениями: уверен ли он, что бедуины или алдорский король примут его с распростёртыми объятиями? И примирится ли Таллия с перспективой вновь влачить нищенское существование, особенно после того, как хлебнула роскошной жизни во дворце?

Мне на колени упал ещё один клочок пергамента; развернув его, я вновь увидела почерк Дарсана:

“Осмелюсь и я задать несколько вопросов, хэннум. Кто вы такая? Откуда вы? Выглядите, как богачка, но действуете и объясняетесь совершенно неподобающим для богачей образом. И шар этот ваш…”

Я подняла голову и испытующе посмотрела на юношу. Он невольно съёжился, но глаз не опустил. Немного подумав, я принялась за ответ, останавливая на миг перо после каждого слова.

“Пусть твои догадки и домыслы остаются при тебе, Дарсан. Ты хороший парень, но у меня нет привычки открывать душу перед каждым встречным. Не обессудь”.

На лице Дарсана не отразилось ни удивления, ни разочарования после того, как он это прочитал; скорее смиренная покорность. Подумав немного, он вновь что-то черкнул.

“Каэрре-хэннум, вы назвались своим настоящим именем?”

Я почувствовала слабый укол раздражения. Похоже, парень начинает забывать о правилах приличия и о том, что проникновению во дворец и будущим освобождением (надеюсь, удачным) невесты он обязан мне. Такая настырность с его стороны просто недопустима!

Наверное, все эти эмоции оказались слишком заметными. Дарсан выхватил из моих пальцев злосчастный клочок пергамента и разорвал его в клочья.

– Простите меня, хэннум, – пробормотал он. Я укоризненно покачала головой.

– Любопытство – опасная штука, Дарсан. До добра оно часто не доводит.

Деликатный стук в дверь прервал мою воспитательную сентенцию. Видимо, желая искупить провинность, юноша молнией кинулся к входу и распахнул створки. Я же мигом накинула на себя халат: не хочу, чтобы прислуга увидела заморскую гостью в неподобающем наряде и донесла об этом калифу.

На пороге, подобострастно склонившись, стоял незнакомый слуга, кудрявый юноша лет двадцати, одетый в молочно-белый халат, подпоясанный тёмно-синим кушаком.

– У меня послание для Каэрре-хэннум от великого калифа, – нараспев произнёс он, слегка картавя. Его высокий голос напомнил назойливый писк комара, и я почувствовала лёгкую неприязнь к этому слуге. Как бы то ни было, послание принято получать непосредственно в руки, и я, стараясь поплотнее придерживать края халата, проследовала к двери, высоко держа голову.

Вблизи молодой слуга оказался под стать своему голосу – с тонкими, расплывчатыми чертами лица и маленькими, глубоко посаженными бесцветными глазами. С сожалением вспомнив представительного Тариба, я удостоила гостя лёгким кивком и сухо поинтересовалась:

– И где же послание?

Слуга вновь отвесил низкий поклон и протянул пергамент, аккуратно свёрнутый трубкой и перетянутый шёлковой лентой. От меня не укрылось, как его колючие глаза цепко скользнули по моей фигуре.

– Это дорожная грамота, о достопочтенная хэннум, – подобострастно произнес он. – Кроме того…

Бросив косой взгляд на молчаливо стоящего рядом Дарсана, слуга достал из-за пазухи небольшой продолговатый флакон, украшенный затейливой золотистой вязью. За жёлтым стеклом покачивалась янтарная жидкость, а навершие флакона венчала сургучная печать в виде уже поднадоевшего Глаза Элоаха. Вновь поклонившись, юноша вручил сосуд мне и торжественно произнёс:

– Лучезарный калиф просит прощения за то, что столь внезапно и невежливо прервал экскурсию. В знак извинения он шлёт хэннум этот флакон мирисэлли.

Я бережно приняла дар лучезарного, стараясь как можно аккуратнее сжимать узкое горлышко двумя пальцами. Мирисэлль – баснословно дорогие духи. Пять капель можно продать за тридцать золотых дориев, а за флакон алдорские модницы и озабоченные поисками жениха девушки придушат любого. Всё дело в особом свойстве мирисэлли. Свое название духи получили от мирисса – кактуса, растущего в ранаханнских пустынях. В сочетании с чарами, известными только местным парфюмерам, духи приобретали волшебный аромат, способным, по слухам, накрепко привязать к счастливой обладательнице мирисэлли любого мужчину. Однако действие это длилось недолго – до полного выветривания аромата; впрочем, наверное, некоторым хватало и этого.

Я осторожно поставила флакончик на миниатюрный столик у двери. Тратить мирисэлль на всякие глупости вроде привлечения мужчин мне совершенно не хотелось. Я уже прикидывала, как с толком потрачу состояние, которое получу после продажи этих духов. Следовательно, до прибытия на Аэдаггу их нужно беречь как зеницу ока.