Текст книги "Мелиан. Охота Дикой Кошки (СИ)"
Автор книги: Мария Моравинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)
Как и два года назад, её голос звучал странно низко, будто доносясь из глубокой бочки. Не обращая на это внимания, я перебила её, желая побыстрее избавиться от жуткой старухи и в то же время разузнать больше:
– Кто рядом? Кого мне нужно бояться и искать?
И вновь Молли-Энн не удостоила меня ответом, а лишь простёрла дрожащую руку, напоминающую корявую ветку, куда-то поверх моего плеча.
Я покорно посмотрела в ту сторону.
Посередине дороги, ведущей сквозь деревню, виднелся неясный силуэт. Его очертания размывались, и он слегка колыхался, словно отражение на тихой глади воды. Я тут же забыла про старуху с её бестолковым лепетом. Ноги сами понесли меня вперёд.
Стоило мне приблизиться, как фигура, словно сотканная из чёрного дыма, с тихим шелестом повернулась вокруг своей оси.
На меня уставились два ярко-синих глаза, ослепительно пылающих на том, что можно было бы назвать головой существа…
…Я проснулась от собственного крика.
***
Буря не утихала. Ночной мрак уже успел запустить холодные влажные лапы под моё одеяло. Только мне было не до этого. Пережитый кошмар – если это вообще можно было так назвать – оставил в душе какие-то непонятные ощущения. Страх прокатился по телу колючей волной и быстро сменился жгущим внутренности интересом. На место тоскливому унынию пришло и вовсе непонятное ощущение эйфории, заставляющей сердце то замирать в сладостной истоме, то пускаться в дикий пляс. В вещие сны я верила, и этот явно относился к таковым, но он был слишком путаный и сумбурный, чтобы дать однозначное предсказание будущего.
Да что же это такое?
Забыв о холоде, я выкарабкалась из койки и подошла к рассохшемуся платяному шкафу. Там, в потаённом уголке, хранилась завёрнутая в пергамент сандаловая коробочка с костяными и-дзэри(74). Мы с Моррисом привезли их из путешествия к берегам княжества Хайань. Немного освоив гадальное искусство, я иногда обращалась к ним, чтобы получить ответы на свои вопросы.
А сейчас у меня как раз назрел вопрос, требующий немедленного ответа. Может быть, именно и-дзэри прояснят то, что пытался донести сон?
Я расстелила пергамент на наиболее чистом участке пола, зажгла маленький магический светильник и принялась бережно раскладывать миниатюрные плоские костяшки.
Первые две кладутся к краю пергамента, обозначая навершие треугольника. Это – будущее. Оно неопределённо и туманно, поэтому таблички следует вынимать наугад, повинуясь слепому случаю.
Ещё две извлекаются из-под низа колоды и кладутся в левый угол. Левая сторона – нехорошая, поэтому здесь место неприятностям, горестям и обидам, которые готовит грядущее.
Две последние таблички берутся из середины, девятая и десятая с начала колоды. Они кладутся на правый угол треугольника, символизируя все приятные сюрпризы, которые сулит будущее.
Закончив расклад, я придирчиво оглядела получившийся треугольник – он вышел слегка кривобоким – и, вздохнув, приготовилась к главному. Следовало сжать остатки стопки табличек в руках и, сосредоточившись, сформулировать вопрос. После этого вытащить из руки одну наугад и положить её в центр фигуры. Затем можно было переворачивать остальные из треугольника “лицом” вверх и по очереди смотреть, какие сочетания символов получаются вкупе с вытащенной из руки табличкой. Обычно ответ получается достаточно ясный – при условии, что вы умеете толковать хайанские символы.
Итак…
“Что ждёт меня в ближайшем будущем?”
Мысленный вопрос прозвучал так ясно, что я невольно прижала пальцы ко рту, проверяя, не слетел ли он ненароком с языка. Ещё раз вздохнув, я разжала ладонь и ласково погладила пальцем по гладкой стопке табличек. Одна показалась мне теплее остальных, и, не колеблясь, я вытащила её, положила в центр треугольника и принялась нетерпеливо переворачивать остальных товарок. Через несколько ударов сердца я озадаченно опустилась на колени и задумалась. Расклад получился какой-то странный и неопределённый несмотря на то, что грамотой хайанского гадания я владела достаточно хорошо.
Может быть, дело в самом вопросе? Я могла бы спросить что-то более конкретное, но все события последнего времени указывали на одно – будущее меня ждёт бурное, и размениваться на мелочи не хотелось. Хотелось узнать всё и сразу. Однако таблички либо врали, либо капризничали, не желая открывать истинной картины грядущего.
Мне досталось “шесть стеблей” – бесконечная дорога, что, в сущности, было предсказуемо. Но дальше начинались странности.
Дзиран и венок листьев слева вместе с моей табличкой недвусмысленно намекали на некую опасность, которую нёс молодой мужчина. В то же время шесть колосьев и рысь справа обещали, что в дороге меня подстерегает беда, которая принесёт удачу.
Я потёрла виски и начинающие слезиться от недосыпа глаза. Беда, несущая удачу? Те, кто придумал и-дзэри – большие шутники, хотя, может быть, я что-то неправильно понимаю?
Верхние таблички и вовсе вносили сумятицу в получившийся расклад. Это был корень и радуга – два диаметрально противоположных по значению символа, недвусмысленно указывающие на то, что мой путь вполне может закончиться невероятной удачей и нешуточной опасностью.
Я с сомнением посмотрела на безмолвные костяшки и одним махом сгребла их в кучу. В самом деле, на что я рассчитывала? На то, что они откроют мне, кто же такой этот Синеглазый и чего от него ждать? Или укажут единственно верный и кратчайший путь к мечте? Я в сердцах швырнула безделушки в коробочку и вернула её на место. В конце концов, что мне до этого гадания и каких-то там снов, если предстоит сделать следующий шаг во вполне реальном поиске?
***
Светало. Моросил холодный дождь, залетающий за воротник и неприятно стекающий по шее. Море было неспокойным. Волны то и дело с шумом хлестали подгнившие доски причала, с шорохом растекаясь по ним и оседая россыпью мелких моллюсков и лохмотьями бурых водорослей. Пахло сыростью и солью.
Я стояла у трапа “Крыла Ворона”, дожидаясь Андруса, чтобы вручить монеты и предупредить дальнейшую торговлю по этому поводу. Голова была гулкой и пустой. Заснуть так и не удалось. Остаток ночи я провела, лёжа на спине и уставившись в одну точку.
Порывы ветра трепали куртку менестреля, которую я в последний момент решила накинуть на плечи, и неширокие холщовые штаны. Я мысленно похвалила себя, что стянула волосы в узел. Не хотелось бы ещё и отбрасывать с лица пряди. Одной рукой я придерживала дорожную сумку с нехитрыми пожитками, перекинутую через плечо.
Мимо сновали матросы “Крыла”, то и дело бросая пару-тройку слов. Я отделывалась незначащими фразами, нетерпеливо поглядывая на покачивающееся на волнах судно.
Скрип досок и голос Войге, негромко спорящего с кем-то, приободрил меня. Широко улыбнувшись, я обернулась и застыла. Рядом с Андрусом возвышался Коннар, надевший, как и кочевник, кожаные штаны и жилет, и опоясанный коротким мечом. Он хищно улыбнулся мне и протянул:
– Доброе утро, Кошка! Разве капитан Войге не предупредил, что берёт ещё одного пассажира?
64 – скачок драконицы – в отличие от драконидов, драконицы обладают крыльями, что позволяет им летать и совершать межпространственные скачки. Конечная точка задаётся при помощи амулета-ориентира, который надевает на себя путник;
65 – айола – речное двухмачтовое судно с косыми парусами;
66 – Русалочий залив – залив на западном побережье Алдории. Назван так потому, что на его берегах часто находят мёртвых русалок, выбросившихся на песок. Причина тому неизвестна;
67 – болотная чума;
68 – лунные медузы – медузы, обитающие у берегов Аэдагги. Размерами превосходят голову взрослого мужчины. Названы так потому, что в свете Луны начинают фосфоресцировать; если поймать медузу и высушить определенным образом, она превратится в порошок, светящийся в темноте;
69 – морынь-трава – степное растение, состоящее из длинного узловатого стебля, усыпанного жёсткими листьями и невзрачными белёсыми цветами. В засушенном виде ядовито;
70 – стекло;
71 – отличительная черта Кайташеррских Воронов – чёрные точки на щеках. По легенде, Ворон-Отец коснулся щеки первого кочевника своим крылом, оставив отпечаток и отмечая начало нового племени;
72 – горизонт (кайташеррск.);
73 – вода не держит оборотней, и они камнем идут ко дну;
74 – и-дзэри – хайаньские гадальные прямоугольные таблички. Изготавливаются преимущественно из кости или ольхи. Набор табличек обычно состоит из 88 штук, из которых 34 – изображения, а 54 разделены на три набора символов разной масти. Масть изображает три части священного растения Княжества Хайань – бамбука, олицетворяющего предвидение, будущее, удачу и бесконечную жизнь: масть стеблей, масть листьев и масть корней.
========== Глава 9 ==========
Зеленоватая вода рассерженно шипела, разбиваясь о борт “Крыла ворона”. На лице оседали солёные брызги, пахнущие водорослями. Серебристые рыбки юркими стрелками скользили в морской глади, едва касаясь спинками поверхности. Я стояла, опираясь о борт локтями, и задумчиво разглядывала их. Тяготы и заботы жизни не беспокоили этих тварюшек. Единственной проблемой рыбок было не попасться на зуб более хищным товаркам.
Иногда мне хотелось превратиться в такую вот рыбку. Или птицу, чтобы взмыть высоко-высоко в небо, оставив все тревоги на земле.
И больше никогда не возвращаться.
– Этих рыб называют морскими иголками, – раздался рядом голос, который я страстно желала не слышать вовсе.
Бывший капитан ранаханнской стражи, а теперь обычный наёмник, Коннар поднялся на палубу “Крыла ворона” день назад и теперь неотступно следовал за мной, куда бы я ни направилась. Иногда он просто не сводил с меня колючего взгляда, стоя в отдалении и беседуя с капитаном или матросами, а иногда внезапно возникал рядом, как, например, сейчас. Единственным спасением от него была каюта. Захлопнув дверь и задвинув тяжёлую щеколду, я чувствовала себя свободной от настойчивого внимания северянина. Тем не менее, нельзя было провести взаперти все пять дней пути до алдорских берегов, и поневоле приходилось терпеть.
Однако раньше северянин не предпринимал попыток завязать разговор.
– Мы их называли змейками, – сухо ответила я, не меняя позы. Коннара не смутил тон. Он приблизился и встал рядом, повторив мою позу.
– Помнится, совсем недавно мы стояли точно так же в Хайсоре, – небрежно бросил он, не уточняя, кого я имела в виду под словом “мы”.
– Да уж, в то время ты был куда более учтивым, – не удержалась я от шпильки.
Дыхание наёмника стало тяжёлым. Видно, Коннару не понравился мой ответ, но от ответной любезности он удержался. Тогда я решила повернуть беседу на другую тему.
– Тоже решил заделаться работорговцем? Или Андрус нанял охранять товар?
Несколько мгновений Коннар помолчал. Потом произнёс, чётко разделяя слова, словно обдумывая каждое:
– Видят боги Амальганны, я пытался извиниться. Ты сказала, что одних слов будет недостаточно. Там, откуда я родом, не принято оставаться с непрощённым грехом. Поэтому я решил последовать за тобой, куда бы ты ни направлялась!
– Нет! – вырвалось у меня.
Пираты, сидящие на бочках напротив, прервали разговор и уставились на нас. Мне было всё равно. Я вцепилась руками в волосы и глухо застонала. Кто меня тянул за язык?
Слегка успокоив не самые добрые чувства, бушующие внутри, я мрачно спросила Коннара:
– За каким Хэллем ты мне сдался?
Наёмник дёрнул могучим плечом и коротко хохотнул:
– А хотя бы для охраны! Не знаю – пока, по крайней мере, – что ты там задумала, но уверен, что слабой женщине с этим не справиться.
Меня это задело и не на шутку разозлило. Терпеть не могу, когда кто-то пытается подчеркнуть своё превосходство надо мной. Если уж этот кто-то вздумал давать советы, как я должна себя вести, то пусть засунет их подальше!
– Эта, как ты выражаешься, слабая женщина в одиночку одолела чудовище с изнанки мира, – сухо сказала я, чувствуя, как голос дрожит от кипящего внутри гнева. – Может быть, в ваших деревнях женщины и сидят покорно дома, превращаясь в скудоумных клуш, но это не значит, что и все остальные должны быть на них похожи! Я привыкла во всем полагаться на себя. Избавь меня от своих услуг.
Сделав паузу, я глухо добавила, не глядя на него:
– Да и без твоих извинений я прекрасно проживу! Порасспрашивай на досуге матросню “Крыла”, пусть скажут, откуда Дикая Кошка получила своё прозвище. Может, тогда хоть что-нибудь поймешь. К тому же, кто знает, что тебе взбредёт в совместном путешествии. Вдруг опять перепутаешь меня с какой-нибудь очередной невестой!
Последнее я сказала зря, но уж больно хотелось посильнее уколоть наёмника в ответ на его слова. На скуластых щеках Коннара вздулись желваки. Чёрные глаза нехорошо сузились, и он рявкнул:
– Ты пожалеешь, что посмела открыть свой рот!
С выводами он опоздал: я уже пожалела. Но было поздно. Я попятилась; наёмник схватил меня за предплечье и дёрнул, как вдруг его лицо исказила гримаса страшной боли. Выпустив мою руку, громадный северянин осел на колени, стискивая голову ладонями и хрипло рыча. Внезапность происходящего испугала меня, и где-то глубоко внутри шевельнулась жалости к недавнему обидчику, корчащемуся у моих ног. Я тихо спросила:
– Что случилось?
Коннар резко вскинул вверху голову. Я ахнула: из его глаз сочилась кровавая жидкость, подсыхая на щеках бурыми ручейками. Пара ударов сердца – и страшное выражение смертельно раненного зверя сошло с его лица: кажется, боль схлынула. Выругавшись на неизвестном мне языке, бывший капитан поднялся на ноги, шатаясь, как пьяный. Мотнув густой гривой волос, он устремил на меня мутные глаза и прохрипел:
– Твой дружок – колдун.
Уточнять, что Кристиан мне не дружок, не стоило. К тому же, он вовсе не колдун, а вампир, да и виделись мы всего два раза. Меня затопило чувство какого-то тихого умиротворения, смешанного с суеверным страхом: значит, менестрель не обманул, сказав, что без моего согласия северянин не сможет до меня дотронуться. Вот только понимать его следовало буквально.
Коннар и впрямь не мог коснуться меня.
***
На Первый океан опустилась ночь, накинув на беспокойные волны шёлковое покрывало штиля. Она принесла с собой ту особенную прохладу и умиротворение, которое бывает только на открытой воде, когда чувствуешь себя безнадёжно оторванной от твёрдой земли, и весь мир сжимается до размеров палубы корабля. На короткое время именно он становится твоим миром, а всё, что ждёт тебя дальше, кажется призрачным и недостижимым.
Эти мысли неспешно, как сонные змеи, шевелились в голове, пока я сидела на ветхом ящике, поставленном впритык к борту. Я обнимала согнутые ноги, запрокинув голову вверх и разглядывая раскинувшийся над сонным океаном небесный шатёр. Там, наверху, перемигивались звёзды, и неспешно плыл рогатый месяц, кажущийся больше, чем обычно. Иногда, отбросив мысли о грядущем, я отыскивала в звёздных скоплениях знакомые с детства созвездия: Лапу Тайгора, Щит Лиара, Гребень Русалки. По правую руку переливалось красным цветом Око Хэлля. Давным-давно эддре Лэйдон говорил нам, тогда ещё малолетним испуганным ребятишкам, что когда-нибудь наступит Закат времен, и Око Хэлля вспыхнет и разрастётся, мгновенно поглотив наш мир.
Тряхнув волосами, я отогнала невесёлые мысли и вновь уставилась на ночные светила. Интересно, что же всё-таки заставляет эти огоньки зажигаться в небе? Алдорские храмовники учат, что это зерна из Священного колоса Трёх Богов, которыми они засеивают небесное поле. Когда люди гневают их, одно зерно срывается вниз. Стоит полю опустеть, как наступят Тёмные времена.
В Княжестве Хайань верят, что по ночам небо становится таким ярким, что Белая Дева, жалея людей, набрасывает на него своё шёлковое покрывало, дабы ночной жар неба не испепелил мир. Но Чёрный змей Тэ-рэцу однажды захотел насолить богине и подослал мышей, чтобы те сгрызли покрывало. Мыши испугались гнева Девы и наделали лишь крохотных дырочек в шёлке, из которых и прорывается ослепительно-белый свет настоящего неба.
А у племен набийцев витает одно общее поверье, что звёзды – это глаза врагов великого вождя Шимура, которые он собрал за бесчисленное количество битв. Слепые враги неопасны, рассудил Шимур и, чтобы они не сумели вернуть себе свои глаза, рассыпал их по небу.
Я вздохнула и поморщилась: ночную идиллию нарушали нестройные выкрики и гогот, то и дело выплёскивающиеся со стороны компании матросов, пристроившихся неподалеку от меня. Перевернув пустой бочонок и водрузив на него магический светильник, они играли в “монетку под горой”, время от времени сбиваясь на моряцкие побасёнки, самыми приличными из которых были имена героев. На меня они не обращали никакого внимания, поэтому я невольно вздрогнула, когда один из пиратов выкрикнул моё прозвище.
– Эй, Кошка! – довольно благодушно проревел матрос внушительных размеров. Его вид натолкнул меня на мысль, что ему, наверное, не страшен даже самый сильный шторм: будет болтаться на волнах, как пробка.
Его лицо показалось мне незнакомым. Я ограничилась сухим кивком головы и неохотным:
– Чего тебе?
– Спой нам ту песню… Которая про деревню на берегу!
Сердце неприятно ёкнуло. Эту песню я сочинила через три дня после убийства Сокола и на свою беду пела её несколько раз в пиратских забегаловках. Незатейливая на первый взгляд, песенка имела огромный успех, но я её недолюбливала. В ней собралась вся моя горечь по безвозвратно канувшим в забытье счастливым временам.
Смахнув не вовремя навернувшиеся на глаза слёзы, я категорично отрезала:
– Нет!
Пираты недовольно загудели:
– Да ладно тебе!
– Кошка, не жмись! С тебя не убудет, а душа просит веселья!
Песня и впрямь получилась весёлой. Вернее, её мелодия была таковой – задорной, лихой, искрящейся отчаянной радостью.
Поняв, что они не отстанут, я махнула рукой и встала:
– Хэлль с вами, пусть будет по-вашему.
Матросы обрадованно загудели. Я подошла поближе, откашлялась и запела о том, как девушка из деревни на берегу острова, затерянного в Двух океанах, влюбилась в капитана пиратского корабля. Его команда хотела ограбить её деревушку, и она вместе с остальными встала на её защиту. Капитан влюбился в неё и предложил уплыть с ним.
Я чувствовала, как с каждым куплетом предательский звон в голосе нарастает, а к концу сквозь пение и вовсе стали прорываться отголоски рыдания. Так никуда не пойдет, строго сказала я себе, злясь на собственную чувствительность. Нужно немедленно взять себя в руки!
Похоже, никто из пиратов на это внимания не обратил. Последовала привычная реакция: свист, топот и одобрительные выкрики. Я коротко кивнула и устало опустилась рядом с толстым матросом.
– Хорошая песня, – одобрил он, поблескивая маленькими глазами, едва видневшимися из-за щёк. Я пожала плечами.
– Наверное.
– Споёшь ещё что-нибудь?
– Я… – продолжать выступление не было никакого желания. Я хотела отделаться привычной отговоркой про внезапно охрипший голос, но тут к нам присоединился ещё один голос.
– Мне тоже понравилось, Кошка.
Из темноты появилась огромная фигура наёмника-северянина. Растолкав недовольно заворчавших матросов, явно не рискующих высказывать своё недовольство открыто, он уселся напротив, по-ранаханнски скрестив ноги и, пристально глядя мне в глаза, произнёс:
– Кажется, я начал понемногу понимать тебя.
***
Возбуждённый шёпот, вызванный появлением северянина, быстро унялся. Матросы мигом завели с ним разговор, явно смекнув, что бывалый наёмник сможет поведать им немало интересного. Про меня опять забыли, чему я страшно обрадовалась: можно было спокойно посидеть и послушать, а не говорить самой.
Оживленно жестикулируя и время от времени бросая на меня быстрые взгляды, Коннар рассказывал о своих похождениях. Скитания по ледяным пустыням Торосса(75), схватки с огненными змеями, исследование самых отдалённых уголков недосягаемого третьего материка… Я поморщилась. Уверена, большую часть этих россказней можно считать пустопорожней болтовней, рассчитанной исключительно на то, чтобы произвести на меня впечатление. Другая часть баек вполне может сойти за правду, только преувеличенную в несколько раз. Интересно, где он научился так складно и цветисто излагать всю эту чушь?
Пираты слушали речь северянина с немым восхищением. Их лица походили на абсолютно одинаковые маски хайаньского театра Нэ, застывшие в гримасе благоговейного восторга.
– А тебе доводилось встречаться с Пожирателем волн? – выдавил толстый почитатель моих песен.
Коннар запнулся и недоумённо посмотрел на него.
– С кем?
– С Пожирателем Волн, – обиженно уточнил матрос. – Говорят, он живёт за краем Двух океанов, разинув пасть, широкую, как двадцать материков, и непрестанно глотает волны, перемалывая своими зубищами размером с гору корабли!
– Очень интересно, – презрительно откликнулся Коннар. – Думаю, встреться мне подобное чучело, вряд ли я сидел бы тут и разговаривал с вами!
Толстяк озадаченно умолк и насупился, а мне в голову пришла шальная мысль.
– Раз уж ты везде побывал и столько повидал, – с вкрадчивой мягкостью начала я, – не видел ли ты человека или существо с ярко-синими глазами?
Северянин недоверчиво посмотрел на меня, словно не веря, что я заговорила с ним первая, и неохотно ответил:
– Не доводилось. Да и вряд ли такой есть. Сама посуди: у оборотней глаза жёлтые, у вампиров – чёрные и фиолетовые, у ракшасов(76) – оранжевые, а у демонов, – тут он сделал быстрое движение правой ладонью, будто смахивая что-то с себя(77). – У демонов они ярко-красные. А тебе какая печаль?
– Просто так, – небрежно пожала я плечами. Разочарования не было, но крохотный огонёк надежды погас. Коннар, прищурившись, продолжал буравить меня взглядом, и я поневоле отвела глаза. Сейчас мне всё больше и больше казалось, что увиденное во сне сном и оставалось, обманчивым миражом. Глупо искать встречи с Синеглазым в реальной жизни.
Нить разговора подхватил приятель толстяка – коренастый коротышка, смахивающий на обезьяну. Сходство усиливалось благодаря густым рыжим бакенбардам, обильно растущим вокруг лоснящейся, как блин, физиономии. Важно причмокивая губами, он завел повесть о собственных приключениях, явно намереваясь если не переплюнуть, то хотя бы сравняться с северянином. Как на грех, коротышка принялся рассказывать историю о своей встрече с русалкой и морским демоном. Историю, которую я до этого слышала раз двадцать, и каждый раз – с новыми подробностями и новым главным героем.
Не сдержавшись, я тихонько захихикала, прикрыв лицо ладонью. У Коннара промелькнула улыбка. Мне тут же стало неприятно, и я согнала с лица радостное выражение.
– …сказал демон, – рассказывал приземистый пират, важно обозревая слушателей, когда корабль вдруг вздрогнул и начал медленно крениться набок, будто столкнувшись с чем-то.
Загомонив и схватившись за оружие, пираты повскакали с мест. В тусклом свете магических светильников замерцали лезвия сабель и кинжалов. Коннар вытащил из-за пояса короткий меч, всем своим видом показывая, что готов. Вот только к чему?
Палуба накренилась ещё больше. Над кораблём прокатился, вибрируя, низкий рык, смешавшийся с истошными воплями дозорного, застрявшего в “вороньем гнезде” наверху. Поднялась суматоха. Моими мыслями завладела исключительно сохранность Камня, лежащего в каюте. Перед глазами живо встала картина: моё сокровище выскальзывает из шали, катится по полу трюма, со скорбным плеском проваливается в пробоину и погружается в воду. От ужаса мне стало дурно. Расталкивая пиратов, я кинулась к каютам, едва удерживая равновесие. Коннар что-то крикнул мне вслед, но я даже не обернулась. Оттолкнув пухлого матроса, возникшего на пути, я подскочила к крышке люка и дёрнула прохладное кольцо на себя, не сразу поняв, почему доски под ногами вновь пришли в движение.
Ноги не удержались на скользкой поверхности. Я неуклюже повалилась на бок, не разжимая пальцев, и больно ударилась локтем. Над головой вновь пронесся рык, одновременно напоминающий волчий вой, всхлипывание пустынной сайги(78) и рёв тайгора.
Только на этот раз он прозвучал совсем близко от меня.
В поисках источника звука я обернулась и похолодела, чувствуя, как ладонь, держащая кольцо люка, судорожно сжалась. В паре ударов сердца от меня через борт корабля переваливалась мешкообразная туша, размером с хорошего быка. Шлёпая по доскам палубы чем-то, по звуку похожим на мокрую тряпку, она с причмокиванием втягивала воздух.
Матросы кинулись врассыпную от чудовища. Лишь несколько смельчаков попытались навалиться на него и заставить убраться восвояси. Чудище будто бы и не заметило их. Небрежно махнув толстыми отростками лап, оно отшвырнуло от себя матросов с той небрежностью, с какой красноголовка(79) выплёвывает шелуху от шишек. Пираты с проклятиями покатились по палубе, отчаянно пытаясь ухватиться за что-нибудь. Неведомый зверь, издав утробное рычание, неуклюже пополз в мою сторону. Палуба задрожала от колыхания его жирного тела. Пахнуло гнилью и тухлой рыбой.
Я не закричала. В миг опасности на меня иногда нападало оцепенение, и вместо того, чтобы спасаться, я застывала на месте и загипнотизировано смотрела на угрозу.
Так и вышло на сей раз. Лишь спустя пару мгновений я обрела способность двигаться и говорить. Будучи твёрдо уверенной, что стоит мне повернуться к нему спиной, как он немедленно в неё вцепится, я кое-как поднялась на дрожащие ноги и попятилась в сторону носа, стремясь оказаться как можно дальше от морской твари. Однако у последней на меня имелись явно другие планы.
Не успела я сделать и пары шагов, как чудище содрогнулось. В мою сторону метнулась одна из его лап, показавшая завидную способность вытягиваться на приличное расстояние. Я отпрыгнула, но, видно, недостаточно поспешно: вокруг голой лодыжки обвилось что-то склизкое и холодное. Я попыталась вывернуться, но тварь оказалась сильнее: сдавив ногу так, что хрустнули кости, она потянула щупальце на себя. Не удержавшись, я упала, а спустя удар сердца по коже словно вытянули огненной плетью. Мышцы ноги одеревенели, и она перестала подавать признаки чувствительности.
– Хэлль тебя раздери! – заорала я, пиная тварь свободной ногой и отчаянно нащупывая в палубе щели, за которые можно было бы зацепиться. Напрасно: пальцы скользили, а чудище сосредоточенно подтягивало меня к себе, удовлетворённо порыкивая.
Говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. У меня перед внутренним взглядом встала лишь туманная пелена горечи и страшной обиды на то, что мне предстоит умереть здесь, на этой грязной палубе, не осуществив свою мечту.
Остров Дракона так и останется недосягаемым.
На долю мгновения я совершенно отчётливо увидела перед собой пару синих глаз, горящих, будто огоньки над морем в бурю.
Это придало сил. Я принялась извиваться с удвоенной злостью. Тварь будто и не заметила моих усилий. Напрягая жирное тело и шурша брюхом по доскам, она рывками подтаскивала меня все ближе. Осознав, что помощи ждать неоткуда, я лягнула её в последний раз, вложив в удар все силы, и обречённо прикрыла глаза, ожидая, что на моей лодыжке вот-вот сомкнутся острые зубы.
Этого не последовало. Вопреки невесёлым ожиданиям, хватка чудища ослабла, а лапа обмякла настолько, что сама соскользнула с моей ноги. Я осторожно приоткрыла глаза и увидела тварь, неподвижным кулем лежащую в ударе сердца от меня. Её лапа вывернулась в неестественном положении, и, приглядевшись, я поняла, что она отрублена. На корабельный настил аккуратно струилась тёмная кровь, собираясь в медленно расползающуюся лужу. От неё исходил отвратительный гнилостный запах. Я закашлялась и прикрыла лицо ладонями.
– Это мангор, – небрежно бросил Коннар, выдёргивая из туши твари короткий меч. – Обычно они водятся в глубине. Странно, что он решил выбраться на поверхность.
Северянин поднёс магический светильник поближе к бездыханному телу, которое ещё слегка подёргивалось. В светло-жёлтых отблесках я сумела разглядеть узкие, как сосновые иглы, прорези глаз, нижнюю челюсть, сильно выдающуюся вперед, и острые клыки. При мысли о том, что буквально несколько мгновений назад меня бы легко нанизали на них, я почувствовала дурноту. Кое-как подтянув колено к груди, я принялась растирать ногу, устремив взгляд в пол. Мне не хотелось смотреть в глаза наёмнику, спасшему мне жизнь. От осознания того, что совсем недавно этот самый “спаситель” едва меня не изнасиловал, на душе становилось гадко.
– Оберни ногу тряпкой, вымоченной в солёной воде, – бросил, помолчав, Коннар и отошёл помогать матросам избавляться от тела чудища.
Я не стала смотреть ему вслед.
***
До каюты меня довёл Андрус, прослышавший о ночном происшествии.
– Правильно говорят, что баба на корабле не к добру, – сказал он, качая головой. Я ковыляла рядом, ухватившись за любезно подставленный локоть. Пират предложил услуги в качестве носильщика, но я отказалась. Почему-то не хотелось выглядеть совсем беспомощной на глазах у северянина.
Хотя, казалось бы, куда уж беспомощнее.
– Так прикажи выбросить меня за борт! – огрызнулась я, едва не плача от боли: при каждом движении лодыжку будто пронзали раскалённые иглы.
Андрус обиженно посмотрел на меня, вызвав лёгкий укол совести.
– Ты чего такое болтаешь-то, Кошка? Что мне на том свете Том скажет? Это ж я так болтаю, по-стариковски да по-дружески.
Я не ответила. Сегодняшний поступок наёмника поверг меня в некоторое смятение. Он вызвал смутную идею, шевельнувшуюся на границе сознания, но пока чётко не оформившуюся.
***
Этой ночью – вернее, в тот её отрезок, что остался до рассвета – мне плохо спалось. Я ворочалась на узкой койке, натягивая на себя засаленное одеяло, поминутно проваливаясь в тяжёлую дремоту и тут же выныривая из неё, покрывшись холодным потом. Нога уже не болела, обильно натёртая солью. Остался лишь нестерпимый зуд, словно под кожу забрались тысячи мелких болотных мошек и прогрызли в ней ходы. Я выла, стиснув зубы, и до крови раздирала ногтями лодыжки. Это дарило мимолетное облегчение, но потом зуд возвращался вновь. К тому же, где-то там, на границе сна, меня подстерегали обрывки сновидений, теснясь и толкаясь в гулкой от недосыпа голове. Перед глазами возникала мерзкая морда морской твари, короткий меч Коннара, покрытый липкой кровью, и чёрные глаза наёмника, в которых обида граничила с тревогой.
Как бы мне ни претило это признавать, северянин оказался прав. В одиночку предпринимать путешествие за второй вехой – дело рискованное. А ну как нападение чудища – это только начало? В Ранаханне рядом со мной был верный Дарсан, и, хоть тайгоров кусок(80) работы проделала я, без помощи юноши пришлось бы туго. А тут выпал такой шанс получить и содействие, и профессиональную защиту абсолютно бесплатно, да ещё и на добровольной основе без нежелательных поползновений с его стороны.
