Текст книги "Ты постучишься в дверь мою (СИ)"

Автор книги: Мария Акулова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Глава 32

Настоящее…

Бродяга в третий раз перечитывал одну и ту же строку, пытаясь вникнуть в смысл текста.

На часах было около десяти, сегодня он приехал в офис в восемь – не спалось, легче было переключиться на работу, чем мучиться мыслями о реальном и вероятном трэше, который происходит вокруг.

Надеялся, что загоняет себя в офисе так, что вечером попадет в квартиру… Пустую… Ненавистную… Холодную… И моментально вырубится. А утром снова проснется и насладится первой минутой после пробуждения, пока все дерьмо разом вновь не выльется на голову осознанием – Ксюша по-прежнему не собирается с ним говорить, Данилов по-прежнему ничем не радует, он сам по-прежнему себя ненавидит.

Ваня скользил взглядом по строкам на экране, то и дело сбиваясь на посторонние мысли.

О том, что бледная сегодня. О том, что с подругой этой своей наверняка продолжает «корешиться». О том, что до нового заседания с каждым днем все меньше времени… А явных сдвигов нет.

Она холодная и отстраненная. А теперь у нее еще и глаза горят… И почему-то одновременно это так трогает… И так пугает.

От одной только мысли, что из-за кого-то еще у нее может так взгляд загораться, становится страшно. По-настоящему. Это ведь смерть для Бродяги. Не то, что дышать перестанет и чувствовать собственное сердцебиение, а то, что она его разлюбит. Встретит кого-то… Не Кира, который мог только надеяться. А кого-то незнакомого… Кого-то лучшего… Кого-то, из которого сколько дух ни вытряхивай, он выйдет победителем, потому что трофей – ее любовь – кулаками не заслужишь…

Ваня выдохнул шумно, откинулся на спинку кресла, стал глаза тереть… Нужно было переключиться. Срочно переключиться, потому что закончиться эти его размышления могли только какой-то идиотской выходкой, которая еще дальше отбросила бы его от Ксюши.

Надо было вспомнить о том, в чем он за десять лет ни разу не усомнился – она может любить только его. Так же, как он может любить ее одну. Это их общий «баг» в прошивке. Лучший в мире «баг».

Тихомиров не знал, есть ли еще кто-то в офисе, это его не особо-то интересовало. Задачи нарезались в онлайн режиме, а рабочее время для нормальных людей давно закончилось.

Поэтому, когда в кабинет не постучались даже – будто поскреблись – застыл на мгновение, растерялся…

– Можно? – еще больше, когда увидел, что зашла Ксюша.

Красивая до невозможности. В узком платье, с пышным гладким пучком на голове, на каблуках…

И сложно заставить себя ей в лицо смотреть, когда хочется путешествовать взглядом по всему телу. И не взглядом тоже…

– Что-то случилось? Почему ты до сих пор в офисе?

Ваня кивнул, дождался, пока она ближе к столу подойдет. Глянул на кресло, надеясь, что присядет, но она головой мотнула. Смотрела по сторонам, пару раз по его лицу взглядом скользнула… Ване показалось, что она пытается улыбку сдержать… Странно это было. Странно и непонятно. А оттого – немного пугало.

– Не только у тебя работы много, Тихомиров, – она вроде бы огрызнулась, но беззлобно как-то… Ласково даже.

– Ты снова о разводе хочешь поговорить, Ксюш?

Она на мгновение дольше обычного на его лице задержалась, потом опустила взгляд… И, черт возьми, точно улыбку прячет. Точно ее…

– Нет. Сегодня не о разводе. И вообще… Я не очень говорить хочу, просто…

Сделала шаг к его столу, положила что-то рядом с ноутбуком…

– Ты сначала сам осознай, хорошо? Не иди за мной… И давай обсудим это позже… Но просто осознай… – запнулась, а на глазах слезы выступили будто… – И поговорим…

Резко развернулась, снова к двери подошла, затормозила на секунду, оглянулась…

Тихомиров неотрывно на свой стол смотрел. На стол с четвертым уже тестом. И снова две – безумно уверенные – полоски.

– Это наш тест, Ксюш? – а потом на нее взгляд поднял. Растерянный до ужаса. Испуганный. Впервые у ее Бродяги взгляд испуганный…

– Наш…

Ответила, вышла, оставила его одного в надежде на то, что просьбу он исполнит.

* * *

Ксюша возненавидела себя за эту дурацкую идею почти сразу, потому что… Бродяга послушался.

Не пошел следом. Не начал названивать.

Позволил спокойно смыться из офиса, добраться домой, закрыться на все замки, принять душ, забраться в домашний костюм и в нем трястись… Не из-за страха или отчаянья, а из-за какого-то лютого предвкушения. Ксюша знала мужа, как свои пять пальцев. Она всегда так считала, но сегодня… Совершенно не понимала, чего от него ожидать.

И ожидать ли?

Неужели он настолько изменился за эти проведенные врозь месяцы, что будет чинно терпеть, пока она сама вновь не придет с разговором, пока не надиктует свои правила и… Что дальше?

У нее ведь нет правил. У нее ведь только страх и счастье.

Ксюша не находила себе места. Курсировала по квартире, наматывая круг за кругом, умоляя мысли успокоиться, но мыслям было все равно…

Они метались от паники до абсолютного спокойствия. От отчаянья до пофигизма, а потом…

В дверь позвонили… И сердце ухнуло в пятки… И кровь отхлынула от лица…

Ксюша даже не дышала, кажется, когда шла открывать… Надо бы посмотреть на экран домофона, но она забыла… Отщелкивала замок за замком, толком не понимая, это реальность или сон…

Сон, в котором Ваня жив – стоит за дверью. А она ждет их ребенка…

Тихомирова сначала на щелочку дверь открыла…

Иван стоял немного на расстоянии, руки в карманах, взгляд убийственно спокойный… Или просто убийственный… Не потому, что злой, просто… Невероятно сконцентрированный…

– Привет. Пустишь? – и видно, что слова приходится выдавливать из себя. А Ксюша и выдавить не смогла. Кивнула просто, дверь шире открыла, отступила в квартиру, сделала три пятящихся шага назад…

С замиранием сердца следила, как он входит, как за спиной дверь закрывает, как застывает, глядя на нее… Долго молчит, смотрит в глаза, лицо будто бы без единой эмоции…

– С первого раза, Ксюш… – потом же улыбается… Легко так… По-мальчишески немного… – С первого раза… – и возвращает жене ее слова.

После чего забывает, что можно и дальше разрешения спрашивать, что хорошо бы разуться, пальто снять, не «морозить» ее зимним воздухом, который с собой в квартиру занес. Хватает за руку, дергает, в себя впечатывает, чувствует, что она дрожит вся, что всхлипывать стала, утыкается в макушку и шипит…

Шипит, потому что бродяги не плачут, даже когда большего счастья в их жизни еще не случалось.



* * *

Ксюша не знала, сколько времени прошло, за задернутыми шторами еще вечер, уже ночь или светает, она лежала на кровати, уткнувшись лбом в грудь Бродяги, держала глаза закрытыми, размерено дышала, чувствовала, как по спине бродят пальцы, что они иногда берутся волосы перебирать, слегка дергая, но… Пусть перебирают. И дергают тоже пусть, потому что… В последний раз так хорошо было миллион лет назад.

– Ты давно знаешь?

Они так и не поговорили толком. Ни у Бродяги слова в предложения никак не складывались, ни у Принцессы. Тихомировы так долго мечтали о ребенке… Но понятия не имели, как будут вести себя, когда это случится.

Случилось… И слов не было очень долго. Только накатывающие волнами эмоции. От холодящего страха до счастливого жара, от которого, кажется, может разорвать грудную клетку.

– В воскресенье сделала тест. Потом была у врача, анализ крови подтвердил… – и снова дрожь по телу, которую Бродяга пытается унять, прижимая к себе.

– Спасибо, что сказала.

– Я не смогла бы не сказать.

– Ты лучше меня… В сто миллионов раз лучше…

Иван прекрасно понимал, что так поступить могла только его Ксюша. Любая другая обиженная женщина способна была сделать иначе – утаить, наказывать сначала незнанием, а потом запретами, но только не она. Та, что по его вине пережила слишком много боли. Та, что прошла все круги ада, сохранив при этом любовь. Законсервировав ее, а теперь даря… Ребенку, ему самому. Пусть крупицами, пусть скупо, пусть с болью во взгляде, но честно.

– Я не требую изменений. Знай, выгонишь – уйду.

– Я знаю… – Ксюша аккуратно скользнула рукой по рубашке, обняла, прижалась тесней. Сама не решила еще, чего ждет от него, да и от себя чего ждет, но рубить сплеча больше не планировала. Теперь у них новая реальность. Теперь подходы нужны другие.

– Будь рядом. Пока просто будь рядом. Меня трясет, когда одна…

Ваня ухмыльнулся, потому что сейчас она не одна – а все равно трясет.

– Ты кому-то говорила уже?

– Нет. Только тебе. Ну и врачу.

– А твои? – Бродяга тоже прекрасно понимал, какой реакции стоит ждать от Веремеевых. Поэтому, спроси Ксюша его мнение, советовал бы молчать до последнего. Но в ее отношения с родителями с самого начала старался не лезть. Откуда сироте знать, как лучше общаться с отцом и матерью?

Подумал… И самого дрожь пробила. Ведь получается… Он не знает, и как со своим ребенком общаться. Сирота ведь…

– Ты чего? – Ксюша его так же чувствовала, как он ее. Голову запрокинула чуть, поймала его взгляд – встревоженный.

– Неважно…

– Важно. Говори.

Вероятно, это был первый экзамен. Первый новый экзамен на честность. Либо опять озвучивать любую мысль по требованию, либо… Никаких вторых шансов.

– Боюсь. Отцом буду… Хреновым, – Ивану же отчего-то каждое слово из себя буквально выдавливать приходилось. Отвык он за это время от таких разговоров. Вообще от всего отвык. От ее тепла рядом со своим, от ее взглядов, от ее шепота…

– Дурак, Тихомиров, – и надеяться на то, что она бросится успокаивать тоже не следовало бы. Ксюша улыбнулась незаметно практически, прошлась пальцами по его межбровной складке, которая не хуже слов все его сомнения иллюстрировала, спустилась по ровному носу к губам, позволила поцеловать подушечку. – Бояться поздно…

– Наверное, ты права.

– Другого бойся, Тихомиров… – приподнялась немного, подтянулась повыше, так, что их лица оказались друг напротив друга, мужские руки с талии сползли, безошибочно располагаясь на той самой заднице, у которой в ближайшее время одна перспектива – расти, Ксюша же его лицо ладошами обхватила, прижалась ко лбу.

– Чего?

– Ты теперь умереть права не имеешь…

Скорей всего, ее слова стоило обдумать, вновь позволить дрожи по телу пройти, вместе с осознанием всей серьезности слов, но ее губы были слишком близко, а счастье слишком осязаемым. Поцелуй был неизбежен.

Поцелуй был засчитан за клятву – больше не умирать.

Глава 33

Настоящее…

Ксюша не заметила, как уснула, но точно раньше Бродяги. Ведь когда они лежали в обнимку, Иван был еще в брюках и рубахе, а теперь… Снова полуголый, снова закинув руки, повернув к ней голову, позволяя любоваться, впитывать, чувствовать себя очень жадной, очень голодной, очень счастливой…

И вроде бы все без изменений – это тот же мужчина, из-за которого пришлось пройти через горе утраты, а зла больше нет…

Это было парадоксально, непонятно, немного страшно. Ведь все может вернуться – обида, недоверие. И что с этим делать? Снова чемодан за порог и игры в посторонних?

Вероятно, об этом стоило бы серьезно задуматься, но Ксюша поступила иначе – аккуратно ближе к нему подползла, устроила голову на груди, вздохнула, почувствовав, что он ее тут же обнимает…

– Разбудила?

– Я на том свете отоспаться успел…

– Это не смешно, Тихомиров…

Пусть не смешно, но он явно усмехается. Ксюша этого не видела, но не сомневалась.

– Что с заявлением будем делать?

– Каким заявлением?

– Ты разводиться собиралась.

Собиралась… Было дело…

Ксюша губу закусила, сомневаясь… Нужно было свои мысли в слова облачить так, чтобы ему стало ясно – она не бросается с радостью в объятья. Она еще насторожена. Она еще боится обжечься. Но слишком счастлива, чтобы продолжать держать оборону.

– Мы установим тебе испытательный срок.

– Мы?

– Да. Мы.

– С кем, если не секрет?

– Со вторым членом Совета ты не знаком. Назовем его… Бродягович…

– А там прямо уже известно, что Бродягович? Не Бродяговна?

– Неизвестно, конечно. Месяц всего… Просто… Надеюсь, если будет Бродяговна, она нас простит.

– Ну надейся… Так что там со сроком?

– Он испытательный…

– И сколько продлится?

– Пока Совет не примет решение о принятии в стаю…

– А у нас стая? Я по глупости думал, что семья.

– Не перечь Совету…

– Простите…

– Так-то лучше.

– А что я должен делать, чтобы Совет принял решение?

– Вести себя так, чтобы Совет не мог не принять это решение…

Бродяга хмыкнул, задумался. Звучало более чем обтекаемо… Чувствовался подвох… И немного самодурство Совета, но…

– Чего хочет Совет?

Ксюша ответила не сразу, успела сосчитать его сердечные удары до десяти, потом же голову запрокинула… И взгляд лукавый… Дерзкий немного… Голодный…

– Совет хочет тебя…

– Решение Совета – закон.

* * *

В прошлый раз все произошло довольно быстро, в чем-то грубо, зло даже, сегодня же… Пусть на уточняющий вопрос мужа: «можно ли?» Ксюша ответила очень уверенным кивком, Ивану все равно было страшно, а еще отчего-то очень хотелось ее заласкать.

Взглядами, губами, прикосновениями…

Его Ксюша как-то вдруг из сильной и воинствующей стала хрупкой и беззащитной.

Но это не мешало ей без смущения смотреть в глаза, когда он пуговка за пуговкой расстегивал ее пижамную рубашку, когда с плеча снял, скользя взглядом сначала по ключицам, потом по груди, по животу, потом по тем же маршрутам губами.

Зубами прихватил резинку штанов, поднял озорной взгляд, поймал парочку смешинок в ее ответном…

– Совет можно попросить… Совет поможет… – Ксюша потянулась было помочь, но, кажется, в помощи все же не нуждались. Сдернули те самые штаны, вернулись к лицу, целуя в нос, в подбородок, в губы, прикусывая, улыбнулись, когда она навстречу подаваться стала, руками в волосы его зарылась, чтобы не сбежал ненароком.

Но побег не планировался, это уж точно.

В планах было пару раз довести ее до полного блаженства, а потом позволить еще немного поспать.

– Совет можно попросить обо всем? – видя, что у Ксюши на глазах уже поволока, хотя они пока совсем по-детски играют друг с другом, Иван решил, что и сегодня с долго и мучительно скорей всего опять не получится.

Ее руки с себя снял, завел одной своей за голову, второй прошелся по телу – от губ, по шее, сжимая по пути грудь, дразня напряженный живот, пробегаясь пальцами по тазовой косточке, щекоча под коленкой, обхватывая за щиколотку и забрасывая ногу на свое бедро…

– Можно…

– Кричи громко, Совет, если захочется…

Совету захотелось почти сразу. Совет особо не разбирал, что именно кричал, но претендент на принятие явно был доволен, потому что делал с каждой секундой все лучше, давая все новые поводы кричать, шептать, стонать, извиваться и просить неизвестно чего, но быстрее…

Потом же Ксюша заснула. Все, как планировал Бродяга.

Но не свернувшись под боком, а прямо на нем, вжавшись своей грудью в его, снова зарывшись пальцами в его волосы, уткнувшись носом в шею…

Зафиксировала намертво, чтобы не смылся… И уснула. Он же…

Смотрел в потолок, улыбался, ждал, пока выспится. И не верил… Немного не верил, что мир вот так… Минуя все препятствия… Вернул ему не просто Ксюшу – а целую стаю со своим единоличным пока Советом. Узурпировавшим власть, явно не обделенным самодурством, склонным к диктатуре… Мирно сопящим сейчас на нем. Придавливая грудную клетку, вроде бы мешая дышать, а на самом деле… Ему уже сто лет не было так легко. Так хорошо. Так правильно…

Ему сто лет так яростно не дышалось, сто лет так яростно не хотелось жить…

* * *

– Я кофе заварила…

На работу они ожидаемо опаздывали. Пока Иван плескался в душе, Ксюша успела придумать нехитрый завтрак, на стол накрыла…

Это почему-то вызывало в ней невообразимую бурю эмоций. Хотя, вероятно, сейчас все на свете вызывало бурю…

Она доставала из холодильника продукты… И не верила, что готовит на двоих.

Ставила в кофемашину чашку… И не верила, что выбирает его любимый эспрессо, а не свой латте.

Опускала на стол две тарелки… И все сомневалась – а точно нужна вторая? Ей не мерещится?

Не мерещилось.

Ваня неслышно сзади подошел, когда она стояла у стола, растерянно поправляя салфетки, положил руки на талию, всем телом прижался, чуть сгорбился, чтобы была возможность поцеловать ее за ухом. Он делал это так просто, так органично, так бессовестно… Будто она уже совсем простила. Уже совсем все, как было раньше. И дрожь опять волной, потому что… Кажется, да…

– Спасибо. Голодный зверски.

Будто подтверждая свои слова, вслед за поцелуем последовал укус. Легкий, но довольно неожиданный, Ксюша чуть не подпрыгнула, высвободиться попыталась, глянула серьезно…

– Я не съедобная, Тихомиров…

– А я разве о еде говорил что-то?

Ксюша застыла на мгновение, потом уголки губ чуть приподнялись, взгляд из серьезного снова стал немного затуманенным.

– Я не собираюсь испытывать муки совести из-за того, что ты полгода голодал… – честно сказала, пусть тон и был дразнящим.

– Можешь не испытывать. Но в наверстывании поучаствуешь.

Беспокойные руки вновь поползли под одежду… Никто не знал, каких усилий Ксюше стоило вывернуться все же, на безопасное расстояние отойти… И речь не о том, что Бродяга как-то сильно держал, нет – играл просто. Да только… Ксюше самой высвобождаться не хотелось, но мир ведь не схлопнулся до размеров их квартиры. Им действительно нужно было на работу попасть, встречи, звонки, совещания…

– Сядь и ешь, – серьезным тоном сказала, сама с противоположной стороны стола устроилась, грела руки о чашку с чаем, не слишком активно в своей тарелке ковырялась, не в силах отлипнуть взглядом от него – голодного, взлохмаченного, с капельками воды на голых плечах, с чувствительными пальцами…

Правая рука была занята – орудовала вилкой, а вот левая лежала на столе, сжатая в кулак…

И Ксюша не сдержалась… Скользнула ладонью по столу, коснулась кончиком указательного пальца одной из выступающих на его кулаке костяшек… Потом в ямку… И другой костяшки… И снова в ямку…

Сама не заметила, как слезы на глаза навернулись…

– Ксень… – зато он заметил. Вилку отложил, поймал ее взгляд – раненный, своим – виноватым…

– Я просто счастлива, Вань…

Ксюша знала, что теперь всю жизнь может из него веревки вить. Имеет право. И он будет терпеть. До поры до времени точно будет терпеть. Но ей не хотелось.

Хотелось просто по руке его водить, осознавать, что у нее одной есть такая опция, в воспоминания нырять, а оттуда в реальность возвращаться. В которой… Все так хорошо, как никогда еще не было, наверное.

Невзирая на все трудности, которые еще только предстоят.

* * *

– Давай за город уедем на выходных? – Иван завел разговор, когда они уже позавтракали, а теперь одевались.

Как когда-то давно. Он – в спальне, Ксюша в гардеробной, щеголяя полуголой в поисках желаемого наряда…

– Зачем? – выглянула, окинула его… слегка помятого, во вчерашнем, взглядом, потом снова в гардеробной скрылась. – Привези вещи, Тихомиров.

Ваня хмыкнул… Это не звучало как романтичное: «возвращайся домой, любимый»… Но он и не особо-то надеялся на подобное.

Всему свое время…

– Хочу завезти тебя в лес, чтобы дорогу размыло, и ты при всем желании не смогла сбежать…

– Зачем? – снова выглянула, положила на кровать вешалку с рубашкой. Выглаженной, свежей, новой…

Стала сама расстегивать ту, что на нем…

– Не смотри так. Просто забыла отдать…

Смотреть он не перестал, но вот язык решил попридержать. Ему не нужны были признания Ксюшиной слабости. Что оставила «на всякий случай». О чем думала, когда «забывала». Почему не выбросила. Важно было другое – она шла навстречу. Так уверено, что даже страшно становилось.

– Спасибо…

Ксюша стащила с него вчерашнюю рубаху, бросила на пол, дождалась, пока новую наденет, стала застегивать…

– Зачем завозить меня в лес?

– Хочу немного вакуума. На двоих.

– В квартире его недостаточно?

– Нет. Выключим телефоны…

– Ты сам-то веришь?

– Поговорим…

– Думаешь, я хочу говорить?

– Мы должны поговорить, Ксюш. Гормоны пройдут, проблемы останутся.

Ксюша хмыкнула, застегнула последнюю пуговицу, чуть отошла, окидывая мужа новым взглядом – уже одобрительным.

– Хорошо, что ты понимаешь, что тебя спасли гормоны…

– Но я не хочу надеяться только на них…

На долю секунды встретились два серьезных взгляда. Два взгляда людей, которые прекрасно понимают, что далеко не все решено…

– Я обещала родителям, что приеду…

– Перенеси. У отца ведь скоро юбилей?

– Да…

– Перенеси до юбилея, Ксюш. Ты знаешь, что сейчас важнее.

Она знала. И Ванина идея… Наверное, он прав. Им все же нужно поговорить. Нужно поговорить так, чтобы она не смогла сбежать, поджав хвост, вновь начиная лелеять свою обиду. Чтобы она могла выплеснуть пусть не все, но хотя бы толику того, что до сих пор хранилось в сердце.

– Я подумаю… – снова скрылась в гардеробной, выбрала платье, окинула взглядом свое отражение, покрутилась, отчего-то то и дело опуская взгляд на живот. Ну не может он пока быть видным… Нечему там быть видным… Но это было чертовски сложно себе же объяснить…

Потом подняла взгляд чуть выше своего плеча. В зеркале был виден Тихомиров. Стоял в спальне, спиной к ней, смотрел в окно… Руки в карманах, прямая спина… Хочется подойти сзади, обнять, щекой прижаться…

– Выедем в пятницу? – спросила не слишком громко, но он услышал, обернулся, точно так же ее спину взглядом окинул, как она его недавно, усмехнулся, кивнул… Дождался, пока и она взгляд через плечо бросит…

– Я тебя как-то бешено люблю, Принцесса. Даже страшно… – сказал. Не мог не заметить, что у нее дыхание сперло, что замерла на мгновение, чтобы с духом собраться. Если ему страшно, то чего от нее ждать?

– И я тебя… – ответила, вновь не сомневаясь в правильности сделанного когда-то давно выбора.