Текст книги "Ты постучишься в дверь мою (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
Глава 30
Настоящее…
– Принцесса… – Тихомиров появился в кабинете Ксюши еще через несколько дней, когда она, казалось, взяла себя в руки, вернулась на работу, была готова…
Оказалось, ни черта…
Увидела его, голос услышала… И сердце где-то в горле…
– Тебе не кажется глупым называть так женщину, с которой ты разводишься? – постаралась придать тону холодность и спокойствие.
– Это она со мной разводится. Я, как ты помнишь, таких планов не имею… – он вошел по-хозяйски, проигнорировал диван, на который можно было бы присесть, кресло… Встал над ее рабочим столом, руки в карманах держал, ждал, когда взгляд поднимет.
– Ничего. Заимеешь… Что тебе нужно, Тихомиров? По телефону никак вопрос не решить?
– Никак. Данилов хотел с тобой поговорить…
– А напрямую мне это сказать он не может? Обязательно через тебя? Ты вообще-то не курьер, насколько я помню…
– Мы решили, что лучше я сообщу… И доставлю…
Ксюша фыркнула, отвернулась, давая себе передышку.
Ей физически сложно было находиться с ним в одном помещении и контролировать голос, мимику, жесты. Ладоши-то моментально мокли, ком в горле становился…
– Уж чего точно не будет – так это твоей доставки. Когда господин Данилов хочет меня видеть? Я приеду…
– Сейчас, Принцесса. Собирайся.
Он с места не двинулся, взгляд не отвел, улыбнулся только легко…
Ксюша не видела улыбки, но знала… Черт возьми даже затылком чувствовала, когда он улыбается. Ее заноза размером в бревно в сердце.
– Тихомиров, так дела не делаются. У меня свои планы. Я не собираюсь срываться по первому зову следователя, от которого толку пока, как…
– Ну так помоги ему стать более толковым. Я в машине жду, у тебя пять минут…
Тихомиров ответил, из кабинета вышел, дверь закрыть не удосужился. Ксюша же застыла, глядя через проем, как он к лифтам подходит, кивает кому-то, дожидается, в ее сторону взгляд бросает, а потом спускается…
– Ну жди…
И ее так злит, что не спросили, а перед фактом поставили, что она… Минут пять убеждает себя, что не сдвинется с места, а на шестую… Набрасывает на плечи пальто, берет сумку, спускается на паркинг…
– А я уже думал, придется возвращаться за тобой, – дарит Бродяге очередной тяжелый взгляд, молча в его машину садится… И незаметно, насколько это возможно, делает вдох воздухом, пахнущим кожей и мужчиной… Ее любимым мужчиной…
* * *
– Как дела? – Иван же, кажется, дискомфорта не чувствовал. Наоборот – сегодня был подозрительно весел, игрив даже. Вел машину, иногда поглядывал на еще жену, молчал преимущественно. И правильно делал, как думала Ксюша. Жаль, не сдержался.
Задал такой будничный вопрос, что у Тихомировой свело от злости скулы. Хреново дела, Ванечка. Тебе ли не знать?
– Отлично. Только от работы отвлекают. А так…
– Это я попросил Данилова тебе не звонить. Хотел, чтобы была возможность немного времени вместе провести, – Бродяга ответил, не пытаясь скрыть свою «вину» в том, что ее отвлекли так внезапно. – Встреча будет неформальной. Не допрос, просто беседа…
– Ты считаешь, мне есть о чем беседовать с тобой и Даниловым?
– Насчет Данилова не знаю, а со мной… Как дела, Ксюш? Как родители? – ухмыльнулся на втором вопросе. – Очень рады, что я «ожил»?
Вспомнил, как Игорь не хотел его в палату дочери пускать, что за шкирки пытался оттащить, когда понял, что не мерещится… Как звонил потом и угрожал… В прямом смысле угрожал, что попытайся Иван сделать что-то его дочери… Дорога у него точно только одна.
Тихомиров тогда привычно огрызнулся. Напомнил, что Игорева дочь по совместительству его жена… И они уж как-то сами разберутся. На замечание Веремеева: «пока жена… Это очень легко исправить», отчеканил, что Игоря это касается в последнюю очередь… Потом же долго и очень сильно злился, получив повестку. Не сомневался – дочь советовалась с родителями по поводу своего решения, не сомневался – получила одобрение.
– Не лепи из них монстров… Никто не знал, что ты можешь оказаться жив. Никто не плясал на твоей могиле. Все учились как-то жить. А они… Да вы друг друга никогда не могли терпеть, все делили меня… Неужели ты ожидал какой-то другой реакции?
Он не ожидал. Вообще старался не анализировать, кто как вел себя после его смерти и возвращения.
В поведении окружающих Ивана интересовала только возможная причастность к совершенным покушениям, а отношение к нему… Он знал, как сложно все далось Ксюше. Это был его крест и его благословение. Самое сильное в мире доказательство искренней и беззаветной любви.
– Нет. Другой реакции не ожидал.
– Вот и правильно…
В салоне снова повисла тишина. К сожалению для Ксюши, ненадолго…
– Макс говорил с тобой о Краст?
Ксюша хмыкнула, отвечая далеко не сразу. Отчего-то не сомневалась, что об их с Максимом разговоре Тихомиров непременно узнает…
– То есть это все же была твоя просьба, настроить меня против человека? – она с вызовом на его профиль посмотрела, в ответ получила короткий, но тяжелый взгляд.
– Нет. Это не была просьба. Если хочу – могу и сам с тобой о ней поговорить.
– Но есть проблема, Тихомиров… Я не хочу с тобой говорить… О ней… И не о ней тоже.
– Ты не хочешь со мной говорить, поэтому садишься в машину. Ты не хочешь со мной спать, поэтому делаешь первый шаг. Ты не хочешь, чтобы тебе было больно на меня смотреть, поэтому смотришь во все глаза… Ты очень последовательна, родная…
Он умел бить правдой наотмашь, как никто другой… Чтобы дыхание спирало – от возмущения и отсутствия аргументов.
– А что касается Краст… Это ведь ее видела Альбина.
И снова сперло… Глаза округлились, его последние слова на время из головы вылетели…
– Она с Киром? – Ксюша спросила, Ваня кивнул, не отвлекаясь от дороги.
– Пришла к тебе как-то с кофе, он заприметил… Думаю, вот как-то так все и закрутилось…
– Откуда ты знаешь?
– Кир признался…
Ксюша кивнула, к окну отвернулась…
Почему-то для нее это стало ударом. И все сказанное Кристиной раньше тоже новыми красками заиграло. Конечно, ей не жалко Альбину… Когда это любовницы жалели жен?
– Удивила подруга? – и пусть Ксюша могла себе сто миллионов раз сказать: да, удивила. Ужасно удивила. Противно удивила, но Тихомирову…
Попыталась взять себя в руки, глянула легкомысленно…
– Они взрослые люди… И это их личное дело… – повторила слово в слово то, что сказала вроде бы подруга. Увидела на лице Вани ту же реакцию, которую испытала сама – отвращение.
– Это она тебе в голову подобную чушь закладывает, Принцесса? Пошли ее нахрен.
– Я сама решу, кого мне нахрен слать.
– Не пошлешь ты – пошлю я…
– С какой стати?
– Потому что мне не нравится, что я вижу, как из твоего рта вылетают ее слова. Тебе не с кого больше брать пример?
– Мне все равно, что тебе нравится, а что нет…
Вот и поговорили, кажется.
Ксюша от Ивана отвернулась, он же продолжал периодически бросать на нее тяжелые взгляды, но молчал… Почему-то молчал, хотя хотелось машину остановить, встряхнуть ее хорошенько, до слез довести, в себя привести, вытащить из ее головы этого клеща, который заставляет говорить фразами подружки-идиотки…
– Приехали…
Но первичной была встреча с Даниловым. Тот почему-то очень настаивал на необходимости разговора…
* * *
– Здравствуйте…
Николай Данилов был человеком не слишком эмоциональным, о своих решениях редко жалел, поэтому начинать разговор с того, чтобы рассыпаться перед Тихомировой в извинениях, не стал.
Да и она в его извинениях явно не нуждалась. Выглядела хорошо, бросала на мужа настолько красноречиво любящие (пусть и злые) взгляды, что Данилов получал реальные доказательства – если, чтобы спасти, его надо было «убить» – они все сделали правильно.
– Добрый день. Вы хотели со мной поговорить или… с нами?
Тихомировы зашли в кабинет вместе.
Иван по сложившейся уже привычке остался у двери, прислонился к стене, Ксения же прошла вглубь кабинета… Сегодня не так резко и яростно, как в не очень далеком прошлом…
Данилов кивнул на стул, она присела.
– Я хотел поговорить с вами, но Иван Николаевич… На ваше усмотрение…
Ксюша оглянулась…
Понимала, что взрослые девочки разговаривают со следователем наедине.
И если вспомнить, как все было «после его смерти»… Она умудрялась как-то справляться с участью взрослой девочки, но…
– Это ведь касается его жизни. Я не против.
Смалодушничала. Не призналась бы, что ей спокойней, когда он стоит за спиной. Но главное, что он остался.
– Вы, вероятно, будете удивлены, но я хотел бы задать вам несколько вопросов касательно вашей семьи…
– А Иван не смог на них ответить? Он тоже вроде бы «часть нашей семьи».
– Позвольте уточнить, Ксения Игоревна… Касательно вашей семьи… Семьи Веремеевых.
Ксюша снова непроизвольно оглянулась, уловила еле заметный кивок Тихомирова, разозлилась немного – на себя, что ведет себя так, на него – что подыгрывает, на Данилова, что нервничать заставляет…
– Вы знали, что ваша мать проходила лечение в психиатрической клинике?
* * *
– Да. Знала. Это было давно. У нее… Были проблемы… Ей было сложно пережить… Некоторые вещи… Это сказалось на состоянии… Если не ошибаюсь, речь шла о депрессивном расстройстве.
– Да. Все верно. Вы не ошибаетесь. Только отвечаете обтекаемо. А я хотел бы конкретики.
– Зачем вам конкретика? Вы подозреваете в чем-то мою мать? Она никогда не питала к Ивану нежных чувств, но… Она точно не могла его «заказать», она даже мухи не обидела бы, – Ксюша говорила искренне. Даже не злилась сейчас – ее так ошарашил вопрос Данилова, что она просто удивлялась…
– Мы не подозреваем, Ксения Игоревна. Мы пока просто проверяем кое-какую информацию, и… Я понимаю, что лучше спрошу у вас, чем буду тревожить вашу маму.
Ксюша сглотнула, снова на Ваню глянула, потом кивнула…
– Вы сказали, что были какие-то проблемы. Что ей сложно было пережить?
– У нее были сложности с зачатием и вынашиванием плода…
– И с зачатием, и с вынашиванием?
– Да. Когда она была беременна мной, большую часть беременности лежала на сохранении.
– А вы – единственный ребенок?
– Да.
– Но были и другие беременности?
– Да…
Ксюше отчего-то сложно было об этом говорить. И вспоминать о том времени тоже. Ей было чуть больше четырех лет, она сама была слишком мала, чтобы все понимать, но эмоционально… Эмоционально тогда было сложно всем в их доме.
У Нины случилась вторая беременность – долгожданная, очень желанная. Только, к сожалению… Плод не выжил. Замирание произошло на довольно позднем сроке. Это оказалось непосильным ударом. Поначалу всем казалось, что Нина держится, переживает, а потом…
Ксюша не видела сам срыв, просто практически на полгода они с отцом остались одни… Были няни, были бабушки, а мамы не было.
Когда Нина вернулась – Ксюша какое-то время сторонилась, ей казалось, что мать изменилась, но со временем это сгладилось.
Уже достигнув сознательного возраста, она долго не решалась поднять с матерью эту тему. Ксюше казалось, она может ранить Нину лишними воспоминаниями, но… Когда они с Бродягой решились заводить детей, и отчего-то не получалось, взяла себя в руки, спросила…
Рассказ Нины был довольно сух – никаких явных патологий ни лично у нее, ни у женщин в их роду нет. Проблема же, по мнению старшей Веремеевой, вовсе не в дочери и ее наследственности, а в "неправильном" муже, рожденном неизвестной алкоголичкой… Нина посоветовала покопать там, Ксюша же… Зареклась поднимать тему. Очередную тему, вывернутую наизнанку так, чтобы очернить Ивана.
После того случая с не родившимся ребенком, Нина с Игорем решили больше не рисковать – ни физическим здоровьем Веремеевой, ни нервами. Смирились с тем, что ребенок у них будет один. Любили Ксюшу, что было мочи…
– То есть причина попадания в клинику – потеря ребенка?
– Да…
Данилов кивнул, явно хотел что-то добавить, но сомневался.
– Понимаете… Там временной разрыв…
– Какой разрыв?
– Между потерей ребенка и попаданием в больницу…
– Если вы все знаете и без меня, то зачем спрашиваете? – Ксюша понимала, что нечего щетиниться, но не могла сдержаться.
Мамины проблемы она переживала сейчас, как свои. Она прекрасно понимала, как можно загреметь в больницу из-за такого. И что временный разрыв – не показатель.
– Мы знаем не все. К сожалению, не все…
– Временной разрыв мог быть обусловлен тем, что она пыталась пережить… Самостоятельно пережить… И не смогла.
Николаю явно снова было, что сказать, но он смолчал…
– Заранее простите меня за следующий вопрос, но его не задать я тоже не могу… Вы не знаете, ваши родители когда-то задумывались о разводе?
Данилов извинялся не зря, потому что вопрос заставил Тихомирову скривиться. Ксюше казалось, что легче было бы говорить о них с Бродягой – их разводе, их проблемах, чем о родительских.
Образ семьи Веремеевых хранился на самой высокой тумбе ее пьедестала с ценностями. У нее могла быть масса сложностей в общении с родителями – отдельно с отцом и с матерью, но сам образ семьи, который с детства жил в ее голове, казался безупречным.
Игорь любил Нину трепетной любовью, оберегая, будто хрустальную вазу. Нина боготворила мужа, искренне гордясь им и поддерживая.
Ксюша мечтала когда-то построить такую же семью. Вот только, к сожалению для родителей, выбрала для этого не того, по их мнению, парня.
– Нет. Насколько мне известно, не задумывались. Я не могу быть уверена на все сто, так как такие разговоры, очевидно, не ведутся в присутствии детей, но… Нет.
– Я услышал вас, спасибо большое, Ксения Игоревна, – Данилов скривил губы в подобии улыбки, потом на Тихомирова глянул мельком.
– А я могу узнать, с чем связаны вопросы?
– Узнать… Да, несомненно, если наша версия подтвердится, вы узнаете.
– У вас есть версия, связанная с моими родителями?
– Косвенно, Ксения Игоревна. Не переживайте. Мы не подозреваем ваших родителей в покушении на Ивана. Мы просто пытаемся разобраться… Я правда не могу вам пока все рассказать.
– Почему?
– Потому что информация не проверена. Потому что есть ряд домыслов…
– Я их подтвердила или опровергла?
– Вы… – Данилов хмыкнул. – Вы подтвердили, что дети не должны страдать, когда воюют взрослые…
* * *
– Ты знаешь, о чем он говорил? – уже выйдя из кабинета, Ксюша поняла, что чувствует себя так, будто ее обвели вокруг пальца. Мастерски…
На свои вопросы она ответы так и не получила, зато чувство было… гадким. Тревога, предчувствие беды…
– Не знаю. Он спрашивал у меня почти то же. Но, как ты понимаешь, я не был в курсе… Почему, кстати, Ксюша? – Тихомировы остановились у машины.
Ваня был нараспашку – в пальто, без перчаток, смотрел на нее пристально. Ксюша же куталась, мечтая побыстрее оказаться в машине и подальше от этого места.
– Ты хотел, чтобы я рассказывала тебе о том, как мать переживала выкидыш? Никогда не знала, что подобная информация важна для тебя…
– Я хотел знать о тебе все. Мы это обсуждали не один раз. А такое… Ты ведь вся сжалась, когда рассказывала. Значит, это отпечаталось…
Ксюша хмыкнула, глянув куда-то вдаль, будто сквозь него.
– Знаешь, что в памяти отпечаталось куда сильней? Как ты умер, Вань. Остальное разом померкло…
Не дожидаясь ответа, в машину забралась, дождалась, пока он тоже сядет – заведет.
– Ты по-прежнему не готова со мной говорить?
– По-прежнему. Не готова… Не хочу… Страшно…
– Почему страшно?
– Больше всего, что впущу, а ты опять умрешь. Теперь навсегда.
– А если поклянусь, что точно не умру? – Ксюшу всегда жутко бесила его привычка шутить над смертью. Будь ее горе тогда не таким всеохватывающим, съязвила бы даже, что дошутился. Теперь же…
– Лучше не клянись. Лучше не умирай. Будь… Где-то… Мне так спокойней…
Возможно, в тот самый момент Ивану стоило бы зайти на очередной круг разговоров о том, что он-то хочет быть не «где-то», а с ней, но…
Он кивнул, поехал обратно в офис. Молча и быстро. Позволяя Ксюше переварить всю полученную сегодня информацию.
Глава 31
Настоящее…
Ксюша сидела на кровати, не моргая смотрела на таймер на телефоне. Он был включен девять минут назад, отсчитывал последнюю прежде чем…
Прежде чем она зайдет в ванную, в которой ее ждут три теста.
Задержка длилась уже больше недели. И если поначалу Ксюша не позволяла себе даже думать о том, что это может быть связано не с нервами, то теперь… Тест все равно пришлось бы сделать. И лучше разочароваться сейчас, чем еще пару дней жить так, как она жила с «завидной» периодичностью последние годы. Раз за разом разочаровываясь, потому что… Задержки иногда – это просто задержки…
Телефон начал издавать противные звуки, Ксюша вздрогнула, не смогла с первого раза отключить таймер трясущимися пальцами, потом…
Встала на ватных ногах, вытерла мокрые ладоши о домашние штаны, медленно пошла к пункту назначения…
Прежде, чем открыть дверь, сделала парочку глубоких вдохов, закрыла глаза, повторила про себя, что она хочет увидеть отрицательный результат. Только его. Потому что им с Тихомировым сейчас не до этого.
Тот единственный секс только усложнил все, а решение… Они пока не нашли. Она не нашла. И беременность сейчас лишь усугубит проблему.
Только убедившись, что «мантра» мысленно зачитана от начала и до конца, Ксюша аккуратно потянула дверную ручку вниз, глядя в пол, подошла к раковине, потом… задержав дыхание… на ее борт.
Борт, на котором три теста и шесть полосок.
– Господи… – Ксюша выдохнула, закрывая ладонью рот. Хотелось и проморгаться, и ущипнуть себя для верности, и… Больше всего, наверное, расплакаться хотелось. А потом еще сильней… И еще… Не сомневаясь, что ребенку не повредит, ведь от счастья слезы…
И без того слабые ноги стали совсем бессильными палочками. Чтобы не грохнуться от переизбытка чувств, Ксюша на пол опустилась, прислонилась головой к холодному кафелю, глаза закрыла…
Она ведь почти десять лет об этом моменте мечтала, да только… совсем не так его себе представляла. И обстоятельства должны были быть другими, но… Вероятно, вселенная так посмеивается, намекая, что ей лучше знать, когда чему случаться…
Что они с Бродягой могут хоть двадцать лет упорствовать, бороться с ней, пытаться сделать по-своему, а она… Как истинная дама… Дарит – когда хочет. Забирает – когда посчитает нужным. Шлет награду, будто испытание… Да только… Для Ксюши это все равно награда была. Высшая. Неоценимая. Невероятная…
Она трясущимися руками живота коснулась. Плоского пока, конечно же. Никто и не догадался бы, но она-то знала. Она-то теперь знала…
Улыбнулась, чувствуя, как слезы на ресницах собираются, встала снова, тесты сгребла, обратно в спальню, здесь разложила их на покрывале, сама устроилась с ногами, начала заново разглядывать и таять из-за того, какими уверенными ей казались эти полоски… Щеки пылали, пальцы холодели, уши горели, а Ксюша не знала, куда деть себя… Что делать, с чего начинать, куда бежать, как Бродяге сказать…
Здесь сомнений не было. Он должен знать. Он тоже ведь мечтал. И пусть ей по-прежнему сложно даже при мысли, что нужно в глаза ему смотреть, говорить что-то, улыбка только шире становится, когда Ксюша представляла, как он отреагирует.
– С первого раза, Тихомиров… С первого раза… – своим же словам улыбнулась, аккуратно опустилась на подушку, на которой он спал в тот самый раз, свернулась клубочком… Улыбающимся трепетным клубочком и снова позволила себе чуть поплакать. От счастья ведь можно…
* * *
О беременности Ксюша узнала в воскресенье, понедельник же начала с того, что снова посетила клинику со звучным названием…
Антон Владимирович был более чем удивлен ее визиту, но выслушал, назначил анализ крови, проконсультировал, аккуратно попросил не спешить, ведь даже три положительных экспресс-теста не гарантируют наступление беременности, а о прошлой реакции Тихомировой знал и он. Поэтому раньше времени не обнадеживал, но отправил до невозможности счастливую подозреваемо беременную провести день в спокойствии. Отвлечься, развлечься, обдумать все… И ждать результатов. Снова ждать результатов.
Ксюша выслушала его, пытаясь сдерживать улыбку, дрожь в голосе и пальцах, но… Иногда все же прорывалось…
Она и сама от себя не ожидала такой реакции, такой эйфории, такой уверенности… Ведь сейчас совсем не то время. И обстоятельства не те. И быть такой счастливой тоже рано, но справиться с собой Тихомирова не могла.
Она действительно была самой счастливой…
Еще до поездки в «Путь аиста» еле сдержалась, чтобы на дежурное Ванино: «Доброе утро», не ответить: «Доброе утро… почти папа».
Ее распирало… От новых знаний, от новых ощущений (скорей всего пока придуманных), от того, как вдруг ясно стало на горизонте… Не потому, что все их с Иваном проблемы решились, а потому, что они разом уменьшились в размере. Стали маленькими, еле заметными, совершенно неважными…
Вполне возможно, это все зефир, который должен был заменить мозг постепенно, избавляя беременную от страхов ближе к сроку родов, но в случае с Ксюшей «зефир» наступил куда раньше.
После клиники она поехала не на работу, а в парк. Сидела с молчаливым сопровождающим ее охранником на лавке, пыталась завести разговор, но он отвечал односложно и не слишком заинтересованно.
Думала, кому бы позвонить, кому сказать… Поняла, что в мире есть один человек, для которого эта новость будет настолько же важной, как для нее. Но Бродяге звонить не хотелось. Ему сказать предстояло иначе.
Ждала звонка от Антона Владимировича весь день, телефон из рук не выпускала…
– Ксюш, с тобой все хорошо? – и Тихомиров это заметил…
Когда они вдруг вдвоем оказались на кухне офиса. Только они… И жужжащая кофемашина, готовившая Бродяге его любимый эспрессо.
Ксюша стояла у вазы с конфетами, улыбалась рассеяно, все никак не могла выбрать, какую взять к ромашковому чаю, Иван эту улыбку заметил, застыл сначала, потом почему-то испытал тревогу…
Нельзя сказать, что ему нравилось, когда Ксюша выглядит чернее тучи, когда напрягается, стоит ему на горизонте показаться, но… В тех реакциях он видел логику, как бы печально это ни звучало, а у вот такой загадочной расслабленности – нет…
– А? – она даже вопрос не услышала. Да и его, кажется, не заметила бы, не окликни муж ее.
– Спрашиваю, с тобой все хорошо? Ты бледная какая-то…
И она действительно была чуть бледной, зато глаза… Горели так… Ваня уже сто лет этого взгляда не видел. Только в самом начале отношений, когда они ходили до одури друг в друга влюбленные. И только, когда находили друг друга глазами…
– Все хорошо, спасибо…
Не огрызнулась, не проигнорировала, улыбнулась еще раз, потом покраснела отчего-то, определилась с конфетой, чашку схватила, вышла…
Оставив мужа в полном замешательстве. И себя тоже.
Потому что в голове-то разом воображаемая сцена, в которой она его прямо там – на кухне – огорошивает. Незамысловато пусть, но разом в самое сердце…
Вот только рано еще. Прежде нужно было получить результаты анализа, а уж потом…
* * *
– Алло, дочь, как дела? – у Нины всегда имелась невероятной силы интуиция. Особенно, когда дело касалось Ксюши.
Вот и сегодня, пусть никаких особых поводов звонить дочери не было, она набрала. Вопрос задала аккуратным тоном, чувствовалось, что почву прощупывает. Ощущает, что что-то произошло или должно произойти, и опасается…
– Привет. Дела… Все хорошо, мам. А у вас с папой как? – колебалась Ксюша не больше секунды. Промелькнула шальная мысль признаться во всем матери, но ее довольно быстро удалось отбросить. Реакция у Нины будет ожидаемо острой. И сейчас Ксюше она была абсолютно не нужна.
– Тоже хорошо… Только скучаем. Ты давно не заезжала…
Ксюша улыбнулась почти незаметно, глянула на родительский портрет на столе… Даже заезжай она дважды в день, Нина все равно начинала бы разговор с этих слов.
– Может, на выходных?
– Может… Ксюш… – Нина не выдержала почти сразу. Голос из настороженного стал полноценно тревожным. Самой Ксюше же отчего-то улыбнуться захотелось. Это стало будто еще одним подтверждением того, что в ее жизни грядут перемены. Мама ведь что-то чувствует… Отчего-то тревожится… – У тебя точно все хорошо? Мне просто такой сон снился…
– Какой сон, мам?
– Будто у тебя в руках яйцо… И лопается скорлупа, а там птенец…
– Разве это плохой сон, ма? К добру скорей всего… – и пусть своим ласковым тоном Ксюша только усиливала тревогу матери, улыбка сама расцвела на губах.
– Все равно будь осторожной, Ксюш. Ты же знаешь, мы с папой всегда за тебя переживаем.
– Я очень осторожна, – «а теперь буду еще осторожней». Вторая часть предложения осталась не произнесенной.
– А что там твой муж? Не пытается вернуть?
– Мам… Мы же вроде бы договаривались. Тему Ивана мы не трогаем.
Нина фыркнула. Тему Ивана не трогать ей было сложно… Хотелось трогать. Постоянно трогать, чтобы раз за разом втаптывать зятя в грязь. Теперь это можно было делать официально. Испытывая особое удовольствие от того, что оказалась на его счет права… И совсем скоро он пропадет из жизни семейства Веремеевых.
– Я просто не хочу, чтобы он доставлял тебе еще больше неприятностей… Пока ведь так и не разобрались, кто совершал на него покушения? Очень боюсь, что это до сих пор может коснуться тебя…
Ксюша тоже боялась. Вот только немного другого – что это по-прежнему… в любую секунду… может снова коснуться его.
– Мы не общаемся, мам. И не бываем вместе. Я вне опасности…
Нине же она сказала то, что мать хотела услышать. Пусть хотя бы сегодня ей будет спокойно, ведь скоро…
Иван Тихомиров снова займет определенное место в жизни всех Веремеевых. Может быть теперь не ненавистного мужа любимой дочки, но презираемого отца внука точно…
– Хорошо, дочь… Держись от него подальше… Скоро все это закончится… И мы тебя любим!
– И я вас…
Ксюша скинула, положила телефон на стол, задержалась взглядом на постепенно тухнущем экране.
А ведь они действительно любят. Сильной, подчас удушливой любовью. Вероятно, свойственной всем родителям, но…
Теперь она видела столько ошибок, которые допустили мать с отцом. Видела эгоизм этой любви. Видела, к чему может привести недоверие к детям…
И для своего ребенка… Со своим… Хотела бы постараться избежать этих ошибок. А начинать избегать предстояло очень скоро…
Телефон снова ожил. На экране – контакт врача.
И пусть на сей раз Ксюша не сомневалась ни секунды, все равно с дрожью опять взяла аппарат в руки, прокашлялась…
– Алло, Ксения Игоревна…
– Да, слушаю вас…
– У меня есть результаты анализа на ХГЧ… На сей раз я с радостью могу вас поздравить, но очень прошу не спешить. Впереди у нас очень ответственный путь.
– С-спасибо, – самый долгожданный в жизни Принцессы и Бродяги ответственный путь…
