![](/files/books/160/oblozhka-knigi-ty-postuchishsya-v-dver-moyu-si-348648.jpg)
Текст книги "Ты постучишься в дверь мою (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
Глава 23
Настоящее…
– Ксюша… – он и теперь не постучался, влетел в кабинет, окинул «обстановку» взглядом из-под насупленных бровей, будто провел «инвентаризацию». Жена – одна штука. Неугодная подруга жены – одна штука. Стаканы кофе – две штуки. Надкушенные пирожные – тоже две. Степень надкусанности разная, форма – произвольная.
И любому нормальному человеку, пожалуй, должно было хватить этой инвентаризации, чтобы понять – он пришел не совсем вовремя, можно закрыть дверь с той стороны и, к примеру, попросить зайти, когда Ксюша освободится, но Тихомиров…
Сделал шаг в кабинет, закрыл дверь за спиной, даже попытался «разгладить» лицо, кивая Краст с подобием улыбки на губах.
– Кристина, правильно? – даже имя вспомнил…
– Да, мне льстит, что вы помните… – Кристина же… Сначала тоже в ответ улыбнулась, а потом, видимо, вспомнила, с чего у них с Ксюшей начался разговор, глянула уже на нее с опаской, да только…
На сей раз Ксюша не вела замеры допустимости поведения Краст. Смотрела на почти бывшего, сложив руки на груди, вздернув бровь, готовясь убивать, кажется…
– У вас что-то срочное, Иван Николаевич? – вопрос задала максимально холодно, ответа не дожидалась. – У меня встреча. Можем поговорить, когда закончу…
– Очень срочное, Ксения Игоревна. Кристина… Оставите нас? – Бродяга, к сожалению, под таким ее взглядом не сдувался, а вот Кристина… Глянула на подругу, потом на ее мужа, снова на подругу…
Инстинкт самосохранения у нее не сбоил, поэтому допила кофе в два глотка, отправила стаканчик в урну, поднялась с дивана, пригладила юбку, накинула на плечи полушубок, в котором пришла…
– Я побежала, Ксения Игоревна… Вы меня наберите тогда… Как будет время…
Еще раз Ивану улыбнулась, на сей раз уже сознательно кисло, сознательно же мимо прошла, ни разу бедрами не вильнув… Только обогнув его по дуге, у самой двери обернулась, окинула мужской тыл взглядом… На Ксюшу его перевела, подняла два больших пальца, одними губами показала «зачет!»… И смылась.
Ксюше же… отчего-то пришлось уголки губ закусывать, чтобы предательски не дрогнули в улыбке… Кристина рисковала… Узнай грозный Бродяга, как его только что оценили, получали бы все, а так…
– Что смешного? – видимо, он все же знал ее достаточно хорошо, чтобы заметить улыбку, когда она только загорается искорками в глазах.
– Ты когда-то манерам научишься, Тихомиров? Почему ты вечно вламываешься…
– Чтобы никто не вламывался – на ключ запирайся.
– Боюсь, тебя и ключ не остановит. Выбьешь.
Ксюша с вызовом сказала, намекая на неуравновешенность супруга, Ваня же хмыкнул отчего-то, восприняв слова, как комплимент. Он вообще, кажется, любые ее слова готов был воспринимать, как комплимент. Лишь бы не молчала.
И журналистке этой готов был сказать спасибо за то, что оставила Ксюшу в пусть воинственном, но не «морозящем» настроении.
– Что тебе нужно, Тихомиров? Давай быстро. Если ты снова насчет разговоров – их не будет. Я не передумала. Готова вести с тобой беседы исключительно о бизнесе. Остальное – через адвокатов.
Ксюша присела на краешек своего рабочего стола, сложила руки на груди, прошлась пару раз взглядом по мужу – от макушки до начищенных носков туфель. Не смогла себе отказать в этом, хотя надо бы… Ой как надо бы…
– Имущественный вопрос можно поднять? – Иван чуть голову склонил, делая то же самое, что делала Ксюша – от макушки до лакированных носков лодочек с задержкой на губах и коленках.
Тихомирова удивилась, даже сердце удар пропустило, потому что… Не мог ее Бродяга поднимать «имущественные вопросы»…
– Я уже сказала, кажется, что ни на что не претендую. – И пусть действительно не претендовала, обсуждать это с ним было больно. Она сама рушила их замок. Понимала, что это правильно, но легче все равно не становилась…
– Я тоже говорил, что не претендую. Но вот сейчас вспомнил, что погорячился…
И снова сердце пропускает удар.
Неужели он изменился во время этой своей «вынужденной ссылки»? Неужели переоценил? Неужели они сейчас спокойно обсудят «имущественный вопрос»… И на том все? Все будет так, как она убеждает себя, должно быть?
– Я слушаю тебя, – Ксюша постаралась придать голосу безэмоциональности, мысленно готовясь к удару. И получила… Под дых…
– Ты мое кольцо не вернула. Где оно?
* * *
Прошлое…
– Там надписи, Вань… – они сидели на кровати, в ушах до сих пор звенели отголоски музыки, которая до глубокой ночи громыхала на свадьбе, ноги у Ксюши гудели из-за туфель с неудобной колодкой, спина ныла из-за того, что кто-то явно перетанцевал на собственной свадьбе, но это сейчас легко воспринималось, потому что рядом сидел Ванька, смотрел на свои руки, играясь с ободком нового для него аксессуара – обручального кольца.
– Правда? – поднял взгляд на Ксюшу, улыбнулся. – Почему раньше не сказала? Вроде же нельзя снимать, говорят… А мне интересно теперь…
– Изменять нельзя, врать и унижать, Тихомиров. А кольцо можешь снять… Но потом сразу чтоб надел…
Бродяга хмыкнул, покорился воле жены, скрутил кольцо с пальца, начал вертеть в руках так, чтобы свет люстры позволил надпись разглядеть…
– Ты мой плен… Это я твой или ты мой?
– Дурак ты, Вань. Я твой, – Ксюша его в шутку по лбу стукнула, Ваня же даже сопротивляться не пробовал – поймал руку, развернул ладошкой вверх, положил кольцо.
– Ты мой плен, – подтвердил, непривычно мягко, как для него, улыбнувшись, – а теперь надевай, жена…
И уже свою руку в ее распоряжение предоставил, чтобы она еще раз повторила то же, что сделала днем.
– А у тебя что?
– Ты мой побег…
– В смысле, из родного дома?
– В смысле, в родной дом, – Ксюша не считала нужным объяснять очевидные вещи, поэтому предпочла просто поцеловать. Мужчину-родной дом.
* * *
Настоящее…
– Зачем тебе кольцо, Тихомиров? Мы разводимся вообще-то, – Ксюша постаралась быстро взять себя в руки и сказать… Легкомысленно и немного презрительно. А грудь отчего-то жгло. И снаружи – тем самым кольцом, которое продолжала носить, не снимая. И изнутри – сердцем ли, душою, она не знала.
– Ну ты же носишь. Это раз. А два… Я не развожусь.
Оба ответа были ударами ниже пояса, потому что… Она носила. Не смогла заставить себя его снять, не надевать, забросить на дно шкатулки с украшениями и забыть…
И потому что его напору с каждым днем все сложнее было противостоять. Была обида – дикая. Но была и тоска. По его голосу, взгляду, рукам, губам. И сомнений с каждым днем было все больше.
А вдруг действительно иначе было нельзя?
Вдруг заплаченная ею цена не так и высока?
Что такое четыре месяца перманентной боли, если взамен получаешь вторую серию счастья длинною в десятилетия? Неужели непростительно? Неужели гордость дороже?
– У меня нет твоего кольца, Тихомиров. Спрашивай у своего дружка – Данилова…
Ксюша надеялась, что первый удар отобьет враньем. А будет ли Иван разбираться – большой вопрос.
– Уже спрашивал, Принцесса. Оно у тебя.
Хмыкнула, отвела взгляд…
– Значит, забыла… Не знаю, где… Дома посмотрю. Если найду – передам с кем-то, а пока… Может мы поработаем? Это не больно-то профессионально – тратить рабочее время на личные вопросы.
– Я без кольца из кабинета не выйду, Ксения Игоревна, – конечно, взывать к здравому смыслу со стороны Ксюши было более чем самонадеянно, но…
Она как-то совсем не рассчитывала, что Бродяга сделает несколько шагов в ее сторону, что вот так просто, не встретив с ее стороны никакого сопротивления, вторгнется в личное пространство, что она сглотнет непроизвольно, а он сначала взглядом в вырез блузки нырнет, а потом пальцем…
Иван только раз коснулся кожи, а у Ксюши будто по телу разряд прошелся… И бил… И бил… Пока Бродяга достает то самое кольцо на аккуратной цепочке… Пока хмыкает…
– За вранье следует наказание, Ксения Игоревна, – бодает ее нос своим, греет губы дыханием, толкает ее чуть дальше на стол. Позволяет себе их новый первый поцелуй.
* * *
Недолгий и кровавый, потому что… Ксюша быстро опомнилась. Почти сразу… Губу его прикусила, толкнуть попыталась… Цепочка, которую Бродяга не успел отпустить, а может и не захотел, натянулась …
– Еще раз подойдешь без разрешения – укусом не отделаешься…
Вероятно, бросать подобные угрозы стоило не тогда, когда тебя держат за цепочку, словно за поводок, притягивая к своему лицу все ближе, горя азартом…
– Подойду. Люблю, когда кусаешься…
Бродяга легко дернул, цепочка порвалась, кольцо оказалось у него в ладони…
– Просить надеть не буду. Сам справлюсь, пожалуй. А ты… Может хватить и меня мучить, и себя? Или ты сдохнуть готова, лишь бы мне плохо было? Давай поговорим, Ксюш… Просто поговорим.
– Вот на суде и поговорим, Тихомиров. Готовься.
Понимая, что его выгнать из кабинета не сможет, Ксюша вышла сама, хорошенечко хлопнув дверью…
Все равно надо было проветриться, потому что… Это сложно. Очень-очень сложно.
Глава 24
Настоящее…
Субботу Ксюша проводила дома. Сама в квартире, которая жутко нуждалась в возвращении Ивана.
На месте разбитого Ксенией шкафа давно стоял новый… Новый и пустой. Рамки с фотографиями снова на месте… Но их теперь меньше. Все снимки с Иваном Ксюша убрала. Не потому, что злилась на него до такой степени, скорее хотела оградить себя от лишней боли, которая каждый раз пронизала сердце, стоило увидеть его – вживую или нет…
В квартире практически не осталось его вещей – она очень старалась передать с Максом все…
Флешку с видео свадьбы спрятала туда же, куда его фото, новый телевизор взамен испорченного просто не покупала.
Теперь же… Слонялась по квартире, не зная, чем себя занять.
Книга не читалась, работа не работалась, женские глупости не радовали. На душе было маетно, тоскливо, тревожно…
Когда в дверь позвонили, Ксюша вздрогнула… В голове сразу миллион мыслей – а вдруг Ваня пришел? Что она сделает? Что скажет? Откроет ли вообще? Он ведь ни разу после возвращения здесь не был. Ксюша сама просила не появляться…
Но она о многом просила, а ему, кажется, пофиг на просьбы. Хочет – целует. Хочет – забирает кольцо. Хочет – продолжает смс-ки слать, все на что-то надеясь…
Ксюша чувствовала, что ладоши взмокли, сглотнула, глянула на себя в зеркало… Совсем по-домашнему. В мягком костюме, с гулькой на голове, без макияжа. Сначала подумала, что надо бы себя в порядок привести, а уж потом открывать, но быстро осеклась, отвесила себе мысленный подзатыльник, пошла к двери…
Еще чего не хватало – почти бывшего мужа встречать при параде. Да и кто сказал, что он?
Тихомирова в глазок посмотрела, удивилась… Но быстро открыла…
– Кир? Привет… Ты какими судьбами сюда? И поднялся как?
На пороге стоял Прудкой, улыбался неловко, в руках держал красивую картонную коробку нежного желтого цвета – скорее всего с тортом…
– Ваш консьерж меня помнит еще с тех пор, когда я к вам часто приезжал… Было время, да, Ксень? Сейчас даже не верится… Пустишь?
Было время…
Было время, когда Ксюша не удивилась бы, а с порога искренне заулыбалась другу, когда крикнула бы: «Ванька, к нам тут разоритель бара, пускаем?», когда Кир рассмеялся бы, зашел, не спрашивая. Они с Бродягой обнялись бы, Ксюша пошла чай ставить…
А потом сидели бы долго, обсуждая все, что в голову придет.
Два шкодника отлучались бы на покурить, предварительно предупредив, что они: «всего одну на двоих, Ксень»…
А сама Ксюша еле сдерживалась бы, чтобы за ними вслед на балкон не увязаться, потому что отпускать их не хотелось. Ее любимых дураков.
– Заходи, – рука Тихомировой соскользнула с двери, она чуть отступила, пропуская Кира. На душе было тошно… Потому что теперь все не так. И Ксюша не сомневалась – тошно не ей одной, Кир тоже «пробежался» по тем воспоминаниям. И вряд ли они его согрели…
* * *
– Ты чай будешь или кофе? Или из бара что-то достать? – они устроились на кухне. Кирилл торт вручил, Ксюша поблагодарила, потом восхитилась, когда коробку открыла… Кир заморочился – видно было, что выбирал. Такой, чтобы ей по вкусу пришелся – нежное банановое суфле на тоненьком бисквите, а сверху зеркальная глазурь.
Набрала в чайник воды, глянула на друга…
Он сидел на одном из стульев, подперев подбородок руками, грустно глядя на нее – сначала на спину, потом на лицо.
– Давай чай. Ты же не станешь со мной пить, а самому как-то не хочется… Ляпну еще что-то, только хуже сделаю.
Ксюша не стала возражать – кивнула, поставила воду, взяла два блюдца, ложечки, нож, вернулась…
– Я не очень голодный, Ксень…
Кирилл попытался отказаться от своего же гостинца, но сдался под скептическим взглядом Тихомировой…
– Ты сам пить не можешь, а я сама есть не могу. Так что придется…
Усмехнулся, кивнул, первым попробовал…
– Мммм, класс! – сам же оценил, стал наворачивать, так и не дождавшись чая…
Ксюша смотрела на него, и отчего-то снова сердце сжималось. Ей не только за их с Бродягой брак больно было, но и за дружбу Вани с Киром, которой теперь, кажется, конец. Да и за свою…
Так, как было раньше, уже никогда не будет. А строить все заново… Ксюша не была уверена, что найдет в себе силы.
– Ты вообще по делу пришел или просто нужна была компания, чтобы поесть? – Ксюша спросила без раздражения, с улыбкой глядя, как Прудкой ест, но он все равно сник. Почти успел очередной кусочек ко рту поднести, но вернул на блюдце, вздохнул, глянул прямо…
– Я извиниться еще раз хочу, Ксень. Понимаю, что вел себя, как мудак, все это время. Особенно тогда, когда предлагал долю купить, но… Вот такой вот я, значит… Мудак…
– Брось, Кир. Я простила давно. Ты прав был в чем-то даже… Я зациклилась на Ваньке. Никому из вас жизни не давала… И себе тоже…
– Ты – единственная, кто экзамен сдал, Ксюх, – Кирилл хмыкнул, взгляд отвел. Он после возвращения Ивана часто думал о том, что сам-то завалил. С треском. Экзамен их дружбы, экзамен своей человечности.
Поначалу и для него смерть Вани была ударом. Он и на похоронах плакал – искренне. И потом переживал долго. Отчасти потому, что Альбина поддержать не могла, разделить его горе – у них начались разлады. А потом… В какой-то момент его потихоньку стало отпускать. Смирился что ли. Ваня умер. Он нет. Жизнь идет. Ее надо жить…
И он жил, как мог, как умел, как позволяла совесть. Давно о Ксюше мечтал – искренне, яростно, а тут… Невыносимо обидно было Ване проигрывать даже тогда, когда он глубоко в земле лежит.
Потом же оказалось, что не лежит… И все сказанное, все сделанное, все подуманное совершенно по-другому ощутилось.
Кирилл почувствовал себя предателем, хотя никого не предавал ведь!
И это бесило. А еще бесило недоверие Ивана, его игры, манипуляции, то… Что во всех Ксюшиных бедах он виноват был. Он один… А паршиво себя чувствовал почему-то Кир…
– Мы не знали, что на экзамене, – Ксюша хмыкнула, врезалась ложечкой в суфле, отвлечься попыталась.
– Бродяга сказал, ты хочешь развестись.
– Хочу.
– Почему, Ксень? Ты ведь даже мечтать о таком не могла, а теперь…
– А теперь мне иногда еще хуже, чем раньше было, Кирюш. Я не могу ему доверять больше. И мне страшно за него… Так страшно…
– Чего боишься?
– Что как-то раз… Ты снова позвонишь… И скажешь…
И голос задрожал, и руки. Пришлось ложку отложить, соскочить со стула, подойти к не закипевшему еще чайнику, стараясь незаметно носом шмыгать и слезы из уголков глаз собирать.
В этом был самый большой Ксюшин страх – что все повторится, но на сей раз уже по-настоящему. Она не представляла, что с ней случится во второй раз, когда бы он ни случился. Сейчас или через три десятка лет.
– Я реально мудак, Ксень… Что ни скажу – все до слез тебя доводит…
Кирилл сзади подошел, аккуратно плеча коснулся, давая ей право скинуть руку, отказаться от поддержки, но Ксюша не отказалась – повернулась, обняла поперек туловища, голову на плечо положила, заплакала, позволяя по спине гладить, даже не пытаться успокоить, скорее давая возможность хотя бы на пять минут почувствовать себя не одинокой в этом мире.
Кир почему-то был уверен, что она сейчас одна… Совершенно одна на семи ветрах.
– Все хорошо будет, маленькая. Поверь мне.
Кирилл не сомневайся, увидь Ваня, как он жену его обнимает, как «маленькой» называет, как слезы с лица утирает, не сносить ему головы, но… Раз ему не суждено стать для нее чем-то большим, чем друг. Хотя бы им – другом – он должен быть.
– Ты только не говори ему… – Ксюша недолго плакала, научилась быстро закручивать свои внутренние вентили отчаянья. Чуть спустила – можно дальше жить. Теперь же даже стыдно немного было, что вот так расплакалась позорно перед Киром, у которого наверняка своих проблем с головой. Который не обязан ее слезами свои футболки смачивать.
– Могила, Ксюх. Это не его дело. Захочешь – сама скажешь.
Тихомирова кивнула, высвободилась, снова к чайнику повернулась… Теперь закипевшему… Не взбрыкнула, когда Кирилл ее в макушку поцеловал, а потом отошел быстро, на место вернулся, снова в окно уставился…
– Вы все равно вместе будете, дурачины…
– Сомневаюсь, Кир. Слишком больно все это…
Ксюша с чаем вернулась, ответила, глядя в то же окно. Там, как на зло, все серо было, уныло, беспросветно. Прямо как на душе…
– А я вот не сомневаюсь, Ксень. Зная вас…
Спорить не хотелось. Во всяком случае, не с Киром. Он ведь не со злостью это говорил. Так… Констатировал, что думал.
– Посмотрим… Давай есть лучше. И вообще… Давай о чем-то другом поговорим.
Прудкой кивнул, принимая предложение, а потом…
Они почти весь день вместе провели.
Два фильма посмотрели, торт на двоих сточили, на балконе торчали… Кир Ксюшу курить учил, она же закашливалась, отплевывалась, смеялась до слез…
Ему несколько раз жена звонила, он скидывал. Ксюше… Ваня Ксюше не звонил. По-прежнему только сообщения – утром и ночью. По-прежнему без ответа…
* * *
– Макс, присядь, чего ты тараторишь? – Иван проводил выходные не так, как жена и друг. Сидел на работе, занимаясь чем-то важным, думая о чем-то сложном…
Максим кивнул, на кресле устроился, с мыслями собрался…
– Мы эту девочку пробили, Иван Николаевич.
– Какую?
– Журналистку… Подругу Ксении Игоревны.
– Молодцы. И что там?
– Да ничего подозрительного, если честно. Живет себе, хайпует понемногу. Зарабатывает неплохо, машину себе купила недавно, квартира своя…
– Молодая ведь совсем…
– Да. Двадцать сем лет. В отношениях не состоит. К ответственности не привлекалась. Писала как-то заявление о преследованиях, но… Она журналистка, тем более, пишет всякую муть. Не удивлюсь, если когда-то могли и хвост прижать.
Ваня выслушал, кивнул, задумался…
Видимо, Кристина ему не нравилась просто так. Потому, что к Ксюше сейчас ближе, чем он сам. Ревность… Глупая, пустая.
– А я уже подустал ждать, если честно, – Иван хмыкнул, откинувшись в кресле, забросив руки за голову. – Знаешь, говорят, ожидание смерти – хуже самой смерти. Так вот… Я официально могу заявить – хуже. И ожидание воскрешения после смерти – тоже хуже самой смерти.
Он говорил довольно легко, улыбаясь даже.
Макс же хмыкнул, но только для виду. Его-то это будоражило. Он и сам жил, будто на часовой бомбе. Не знал только, за кого больше боится – Тихомировых или за себя. Жена вон уже с еле заметным животиком ходит… Жить хочется…
– Мы очень аккуратны, Иван Николаевич. Нас теперь нахрапом не возьмешь…
– Да и не пытаются, как ты помнишь. Пока не пытаются…
Он уже почти два месяца был снова жив, а даже намеков на попытки расправы не происходило. Складывалось впечатление, что кто-то передумал… Или отложил…
– А как у вас дела с Ксенией Игоревной? – Максиму не положено было лезть в эту степь с вопросами, он прекрасно это понимал, но волновался ведь…
– Настаивает на разводе, разговаривать не хочет. Но может это и к лучшему пока…
– В смысле? – Максим опешил, глянул на начальника с сомнением.
– Меньше рисков нам оказаться вместе в одном месте. Меньше рисков ей из-за меня пострадать.
– Ваш стакан наполовину полон? – Макс кивнул, даже пошутить попытался, да только…
– Мой стакан наполовину разбит, к сожалению. – Ивану было не до шуток. Совсем не до шуток.
Глава 25
Прошел месяц…
Настоящее…
– Не радуйся, Тихомиров… Это ничего не меняет…
Из здания суда Ксюша с Иваном выходили вместе. Их адвокаты шли сзади, о чем-то переговариваясь, улыбаясь… И Ксюшу это раздражало. И то, что люди, которые «бомбили» друг друга в процессе, выйдя из заседания сразу стали роднее всех родных. И то, что Иван получил, что хотел. Не в полном объеме, конечно, но… Их не развели – определили срок для примирения. Два месяца…
– Почему же, Принцесса? Это многое меняет. Ты еще как минимум два месяца будешь ненавидеть меня, как мужа. А уж потом, как бывшего.
Ксюша фыркнула, окинув Тихомирова злым взглядом.
– Ты слишком высокого мнения о себе.
– С самого начала, Ксень. Я с самого начала «слишком высокого о себе мнения», но тебе ведь это нравилось…
Он сказал правду, разозлив Ксюшу еще сильней.
Да, он совсем не изменился с тех пор, как потащил ее впервые в кафе рядом с университетом. Самоуверенный и дерзкий. Хамоватый и прямолинейный. Любимый…
– Зачем ты меня мучаешь, Вань? – Ксюша остановилась, когда они спустились с крыльца. Им предстояло попрощаться с адвокатами, разойтись каждый по своей машине, порознь поехать в офис, там отработать день, игнорируя друг друга, пережить ночь, игнорируя друг друга, потом снова день… И снова ночь… И опять день…
– Потому что ты упрямишься.
– Я не перестану упрямиться. Я все решила. Это больно, даже скрывать не буду. Но у нас не будет, как раньше. Я уже даже привыкла… Почти…
Иван хмыкнул. Не знай Ксюша его так хорошо, подумала бы, что насмехается, но дело в том, что улыбкой он часто реагирует на самые болезненные удары. Как этот, к примеру.
– Врешь, Тихомирова. Подушку слезами обливаешь до сих пор ведь…
Ответный удар не заставил себя долго ждать – снова под дых правдой.
– Обливаю. Почти так же обливаю, как обливала крест на пустой могиле. Больше не хочу, спасибо. Лучше подушку…
Полоснула по лицу Бродяги взглядом, развернулась на каблуках, пошла к машине. Кивнула Максу, который стоял рядом с автомобилем Тихомирова, села, пока водитель не вырулил с парковки – сверлила Ваню взглядом – злым, отчаянным, раздраженным.
«Ну что там?».
Получила две смс-ки одинакового содержания практически секунда в секунду. От Нины и Кристины.
Вздохнула тяжело…
«Определили срок на примирение – два месяца» – написала, отправила.
Знала, что реакция будет разной. Мать начнет злиться, только усугубляя и без того нервное состояние Ксюши, Кристина пошутит скорее всего. Так и получилось:
Н: «Отец предлагает поговорить с ним… Сколько можно душу из тебя тянуть?».
К: «Я всегда к твоим услугам. Можем напиться…».
Ксюша хмыкнула, но ни на одно из сообщений не ответила.
Напиться может и хотелось, но… Это для слабаков ведь, забываться в алкогольном дурмане. Она же себя слабачкой никогда не считала. Должна была держаться.
– Может музыку, Ксения Игоревна? – водитель спросил, она кивнула. Дальше ехала, глядя в окно и пытаясь сосредоточиться на словах песни, выбросив из головы мысли о еще два месяца как муже…
* * *
– Ксюш… Зайдешь в переговорку? – после того разговора с Киром их отношения почти нормализовались. Они будто вспомнили, что могут любить друг друга, как друзья, не причиняя боли – умышленно или нечаянно.
Кирилл еще пару раз приезжал к ней с тортом, иногда они выходили вместе на обед, могли созвониться, засидеться друг у друга в кабинетах… Ваню это бесило. Для обоих было очевидно, но… Они делали вид, что не замечают этого.
После приезда из суда Ксюша долго собиралась, прежде чем смогла сконцентрироваться на работе, а когда в кабинет зашел Кирилл, была так увлечена, что даже не сразу это поняла.
– В переговорку зайдешь, спрашиваю?
– Зачем? У нас встреча какая-то? – бросила взгляд на часы, потом судорожно на календарь…
– Нет. Я просто… У меня идея одна возникла, хочу вам с Ванькой показать.
Ксюша скривилась. Так очевидно, что Кир даже улыбку сдержать не смог.
– Я так понимаю, вы не развелись…
Женщина мотнула головой, вздохнула…
– Нет. У нас есть два месяца «на помириться».
– И какие планы?
– Не убить его…
Тихомирова улыбнулась, Прудкой тоже.
– Идем, Ксень… Я быстро введу вас в курс дела, а если Ванька начнет выпендриваться – вдвоем его…
Кир к столу подошел, схватил ее за запястье, потянул…
Пришлось подчиниться.
Встать, одной рукой подправить прическу, блузку, юбку…
– Не хмыкай, Прудкой. Я все вижу…
Отреагировать на поведение друга… А потом репетировать «холодное» выражение лица, идя в ту самую переговорную.
* * *
Тихомиров был уже на месте… Кивнул Киру, прошелся по Ксюше взглядом пару раз.
Каждый раз делал это так, будто дай Ксюша знак – хотя бы один, маленький, может для кого-то и вовсе незаметный, он незамедлительно воспользовался бы предложением. Где бы они не находились. Насколько неуместно или неудобно это ни было бы…
И Ксюша его понимала…
Понимала верного, голодного, злого, но… Пусть и сама изнывала по нему не только душой, но еще и телом, слабину давать не планировала. Знала – одно тянется за другим. Сегодня секс, завтра прощение.
– Садись, Ксень…
Ваня устроился с одной стороны большого стола, за которым подчас собирались на планерки, иногда проводили встречи, временами устраивали банкеты, Ксюша – с другой.
Хотелось максимально дистанцироваться, так всегда было легче.
Кирилл же остался стоять, взял в руки маркер, перевернул плакатный лист на установленной здесь доске, начал рисовать…
– Тихомировы… – Прудкой повернулся к друзьям, увидел, как у Вани губы дрогнули, но он сдержался – не улыбнулся, Ксюша же бровь вздернула, как бы предупреждая… – И Веремеевы… Как-то так случилось, что в последнее время мы все немного погрязли в вашем личном и подзабили на наше общее… Я о компании сейчас. Но меня тут озарила идея, и я хотел бы поделиться ею с вами.
Тихомировы-Веремеевы пропустили мимо ушей укол друга насчет «их личного», которое, кажется, поглотило всех, кому не посчастливилось проходить мимо, потом же…
Кирилл минут пятнадцать распинался, рисуя, объясняя, отвечая на вопросы, иногда повторяя даже на пальцах свою идею, оказавшуюся… Авантюрной, скорее в стиле резкого Бродяги, чем продуманного Прудкого, но… Понравилась она обоим.
– И что нам нужно для этого? – вопрос задал Ваня.
– Начальный капитал, там не много, на самом деле. Я бизнес-план составил уже, скинул вам на почты, глянете. Ну и освободить пару сотрудников, чтобы они начали раскручивать. Или новых взять…
Кирилл перевел взгляд с Вани на Ксюшу, они тоже переглядывались, сделав вид, что забыли о разводе, о том, что уже полгода семьей не живут, что одна обидой горит, другой тоской…
Разговаривать взглядами они давно умели. И вдвоем взвешенные решения принимать тоже.
Ксюша моргнула, Ваня кивнул.
– Давай, Кир. Мы поддержим, запускай…
Прудкой заулыбался, потянулся к вставшему Тихомирову, руку пожал, потом не выдержал даже… обнял…
Впервые с тех самых пор.
Ксюша тоже встала, смотрела на них и… Сердце защемило от воспоминаний о тех временах, когда это было не чем-то экстраординарным, а нормой для них. Для двух ее любимых дураков.
– О, Альбина… А она как тут? – Кирилл выпустил Бродягу из объятий, безошибочно выцепил взглядом через стекло стены переговорки собственную жену, опять улыбнулся, помахал. Следом за ним улыбнулась Ксюша, приветственно руку подняла…
Они с Альбиной не были подругами, кроме внешнего сходства их особо ничто и не объединяло. Прудкая была младше, имела совсем другие интересы. Никогда не смотрела на Тихомирову волком, с радостью принимала приглашения на всяческие мероприятия, но в какую-то душевную связь это не вылилось. А теперь и не могло – их с Кириллом брак продолжало носить по штормовым волнам. Они то разводились, то меняли решение, то снова начинали…
Альбина их увидела, взяла курс на переговорную. Шла спокойно, смотрела с улыбкой, выглядела расслабленной, но Ксюше отчего-то показалось, что это маска… Что не все так лучезарно…
Прудкая зашла, дверь за спиной успела закрыть, улыбнуться каждому, а потом…
Схватить один из кубков, стоявших ровненьким рядом на книжном стеллаже, как раз у нее под рукой, и запустила…
Вот только не в родного мужа, который мог ей что-то сделать и получить за это такую расплату, а в Ксюшу…
* * *
– Ты что творишь, дурында?! – мужчины отреагировали быстрее, чем Ксюша. Бродяга, успевший к тому времени обойти стол, дернул жену за руку, спасая от попадания кубка в лоб, а потом и вовсе закрыл своей спиной, Кирилл же постарался усмирить взбесившуюся вдруг Альбину. Руки зафиксировал, к себе прижал, да только… Она была слишком зла, чтобы так просто успокоиться – попыталась вывернуться, взглядом Тихомирову найти… Глаза пускали искры, а рот – проклятья.
– Коза драная! Отвали от моего мужа! Тебе своего мало? Я придушу тебя! Клянусь, придушу! – попыталась сбросить с себя руки мужа, но Кир держал крепко, да и Ваня не пропустил бы.
Ксюша же… Дар речи потеряла. Стояла за Ваниной спиной, хватала ртом воздух, пыталась понять… Хоть что-то понять…
– Ты что несешь, Альбина? Язык бы попридержала…
Ваня вроде бы спокойно сказал, но все понимали – это первое и сразу последнее китайское предупреждение.
– Я несу? Ты у нее спроси, с кем она хорошо время проводит! Шл*ха твоя…
– Заткнись, – Кир попытался в прямом смысле рот жены рукой закрыть. И пофиг было, что за стеклянной стенкой все видно прекрасно, да и слышно тоже неплохо, к сожалению…
– Иди в задницу, Прудкой! Или к курице своей… Если муж не грохнет, потому что я… Это развод. Окончательно, – Альбина же была так зла, что не позволила ни заткнуть себя, ни даже удержать не дала – вывернулась все же… Тяжело дыша, окинула их взглядом…
Испуганную Ксюшу, растрепанного Кирилла, притворно убийственно спокойного Ивана…
– Вы такие твари… – прошипела. – Играете в свою дружбу… Долбанутую. А сами бабу поделить так и не смогли. А ты… А тебе так и надо было, слышишь? Страдала бы и дальше, курица! По мужу дохлому, а моего… Теперь можешь забирать… Я не нуждаюсь… Со шмотками своими попрощайся, Прудкой. Пусть тварь эта новые купит…
– Что ты несешь, Альбина? – Кирилл спросил уставшим вдруг голосом.
– Я видела вас. Как ты ее после «обеда» зажимал. Ублюдок… Ты же замужняя женщина, Ксюша… Или это кризис среднего возраста и захотелось чего-то поострей? В туалете ресторана перепихнуться?
Альбина снова за Ксюшу взялась, сверля взглядом и унижая каждым словом. Ксюша же не понимала, о чем речь вообще, но чувствовала себя так, будто виновата. Во всем на свете виновата…
– Это не Ксюша была… Дура, – Кир тихо сказал, глядя на жену теперь уже со стыдом. Она же… Хмыкнула сначала, потом еще разок презрительным взглядом по нему пробежалась, потом по Ивану, который продолжал хранить молчание, пряча за спиной Ксюшу… И вышла. Если бы могла хлопнуть дверью – непременно сделала бы это, а так… Просто повалила тот самый стеллаж, разбивая к чертям половину стоявших сверху наград. Видимо, хотела об голову мужа, но…