Текст книги "Сыны мести (СИ)"

Автор книги: Марина Баринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Ты уже начал расплачиваться, Хинрик. И плата весомая.

– Какая?

– Увидишь и узнаёшь. Несколько раз я возьму с тебя плату, и каждый раз ты поймёшь, что это была я. А теперь уходи, Хинрик. В моих владениях тебе ещё нет места.

Богиня взмахнула рукой. К берегу пристал небольшой кораблик из чёрного дерева с резной волчьей мордой на носу. Он нёс только одного путника, и я его узнал.

– Броки!

Гродда спустилась к берегу. Броки робко ей улыбнулся и застыл в нерешительности. Я наблюдал за таинством, затаив дыхание. Богиня шагнула ближе, и воды реки словно застыли – Броки без труда спрыгнул на золотистый песок. Гродда протянула к нему обе руки, и мой спаситель сложил свои пальцы в её. Я увидел, что у него на лбу сияла печать с руной Грод. Значит, вот как это выглядело со стороны.

Богиня повернулась ко мне и молча кивнула на корабль.

– Прощай, Хинрик. – Броки напоследок улыбнулся мне, не выпуская рук богини. – Проживи свою жизнь достойно.

Я кивнул и перелез через низкий борт не то корабля, не то большой лодки. Посудина тут же отчалила и принялась уносить меня в противоположном от города направлении. Я видел, что Гродда взяла Броки за руку, и вместе они направились к стенам подземного царства, но вскоре река совершила поворот, и они скрылись из вида.

– Спасибо, – выдохнул я.

На меня накатила такая сонливость, что я не смог ей сопротивляться. Устроившись на носу лодки, я подложил руку под голову и провалился в блаженный сон.

– Ты уже начал платить, – раздалось в моей голове. – И заплатишь не раз.

Глава 15

Первыми вернулись звуки – я слышал потрескивание поленьев у очага, тихие голоса. Затем пришли запахи – смолистый дым еловых поленьев, горечь листьев полыни, аромат свежего хлеба. Я жадно втянул воздух ноздрями, распахнул глаза и откашлялся.

Рана ныла, но эта боль не имела ничего общего с тем кошмаром, который едва не угробил меня до ритуала. Я неуверенно пошевелил пальцами – руки работали, дотронулся до живота. Будет шрам, но и ладно. Голова оставалась немного мутной.

– Очнулся!

Я с опаской повернул голову на голос Конгерма. Птицеглаз первым оказался возле моей лежанки.

– Пить, – попросил я. – Пожалуйста.

Конгерм кивнул и ринулся куда–то прочь за водой. Я огляделся. Большой добротный дом с просторным общим залом. Явно рассчитан на большую семью. На полу свежая солома и луговые травы для аромата, очаг жарко растоплен, над огнём висел большой котёл с чем–то вкусным. Едва я принюхался, живот свело от голода.

Ормар сидел у очага, но поднялся, услышав мой кашель.

– Жив, хвала Когги, – выдохнул он, склонившись надо мной.

– Тогда уж Гродде, – прохрипел я. – Долго меня не было?

– Два дня. – Начертатель осмотрел мою рану и кивнул. – Теперь пойдёшь на поправку, но это будет не очень быстро. Старуха неплохо тебя заштопала, когда выпускала лишнюю кровь.

– А ходить я скоро смогу?

– Несколько дней точно придётся лежать, – ответил Птицеглаз и поднёс мне кружку воды. – Рана ещё слабая. Нельзя, чтобы разошлась.

Я кивнул и жадно присосался к кружке. Выхлебал сразу всю и тут же почувствовал себя лучше. Не зря же волшебный народ ильвов селился у воды. Ибо в воде жизнь.

– Есть хочу, – сказал я, вернув стакан Конгерму. – Что с Броки и Коли?

– Броки похоронили с почестями, – сказал Ормар и потёр глаз. – Коли ушёл вместе с Кровавым Топором на охоту.

– Как он?

Начертатель наградил меня мрачным взглядом.

– А как ты думаешь? – спросил он. – Парень из–за тебя лишился последней родни. Пройдёт много времени, прежде чем он образумится. Лучше не попадайся ему на глаза, пока ты слаб.

Ормар был прав. Сейчас я был для Коли ходячим напоминанием о жестокости и несправедливости. И хотя Верманд сам напросился на смерть, а Броки решил отдать мне долг таким образом, для Коли всё это наверняка выглядело иначе. Мне было жаль парня, но я и правда не понимал, как мог облегчить его боль.

– Где мы? – спросил я, кивнув на очаг.

– В доме старосты Асманда, – ответил начертатель. – Его семья согласилась за тобой приглядывать, пока я буду в отлучке.

– Ты уезжаешь?

– Да. Выхаживая тебя и нескольких местных, я растратил все запасы. Некоторые травы здесь не растут, поэтому мне нужно закупить их в Фисбю. Конгерм пойдёт со мной.

– Значит, я останусь здесь один. Почему ты оставляешь меня у старосты, а не у целительницы?

– Гарда совсем ослабла, – тихо сказал Птицеглаз. – Боюсь, её подкосил обряд обмена. Старуха не сможет за тобой ухаживать. Ей самой нужен присмотр. Вроде кто–то из деревенских согласился присмотреть за ней.

Я вспомнил, с каким недоверием глядели на нас местные жители. Им явно не нравился Кровавый Топор, но они мирились с присутствием его людей, поскольку это давало деревне защиту. Но перед начертателем они испытывали страх, а страх рождал ненависть. И тот ужасный обряд явно не сделал деревенских дружелюбнее.

Ормар, судя по всему, понял, о чём я думал. Наставник наклонился к моему уху.

– Асманду я заплатил серебром, но будь с ним осторожен.

– Что он может сделать?

– Будет ждать любого повода избавиться от тебя. Сдохнет овца – скажут, что из–за нашего колдовства, и выгонят. Кто–то помрёт – обвинят тебя и колдовство. Пока я здесь, никто не посмеет тебя тронуть, потому что они страшатся меня. Но ты для них – лишь проклятый мальчишка. Никто, кроме Коли и Халлварда, здесь не знает, кто ты и откуда, и пусть это останется в тайне. – Ормар тяжело вздохнул. – Вряд ли местные решатся убить тебя, но изгонят при первой возможности. Постарайся не навлекать на себя их гнева. И особенно – гнева старосты.

Я усмехнулся.

– И как же я набедокурю, если даже ходить не могу?

– Ты будущий начертатель. Ты мой ученик – а значит, уже умеешь колдовать. Они это знают и считают тебя угрозой. Выкручивайся сам.

Опять эти игры. Я‑то надеялся, что Ормар немного растает после того, как я сразился за него. Но, видимо, даже того, что я чуть не помер, защищая наставника, оказалось недостаточно, чтобы заслужить небольшую поблажку. Из какого ж камня боги сделали нутро этого Ормара Эйрикссона?

Начертатель отодвинулся от меня и выпрямился, собираясь уходить.

– Я видел Гродду, – выпалил я, надеясь привлечь его интерес. – У меня есть вопросы.

Ормар задержал на мне взгляд. Мне показалось, что он даже удивился – лохматая бровь поползла наверх, глаз округлился. Но в следующий миг его лицо вновь приняло бесстрастное выражение.

– Мы с Конгермом выходим на рассвете, – объявил колдун. – Я ещё зайду к тебе вечером, потолкуем.

Когнерм взлохматил волосы и последовал было за Ормаром, но задержался на пороге и помахал кому–то рукой. Спустя пару мгновений в дверном проёме возник силуэт ребёнка – я не мог его рассмотреть, потому как свет бил в глаза.

– Познакомься пока со своей наседкой, – ухмыльнулся Птицеглаз.

– Да ну тебя! – выдохнул я и рухнул на лежак. Силы возвращались слишком медленно. Всего один разговор – и я уже смертельно устал.

– Здоров будь, Хинрик!

Не будь я измотанным болезнью, подпрыгнул бы от неожиданности. Но я лишь вздрогнул и тут же поморщился от боли. Как он умудрился так тихо подкрасться?

Моя наседка оказалась огненно–рыжим мальчишкой лет десяти.

– Я Эспен, – представился он и широко улыбнулся. – Мне поручили за тобой ухаживать.

– Не маловат для такого? – прокряхтел я, переворачиваясь, чтобы лучше его разглядеть.

Тощий, руки–ветки. Рваная рубаха. Круглое, как полная луна, веснушчатое лицо. Живые умные глаза. Мальчишка как мальчишка.

– А тебе не рановато пузо дырявить? – огрызнулся он и тут же снова улыбнулся. – Я сын старосты, самый младший. За тебя хорошо заплатили, а мой отец деньги любит.

– Это видно. – Я обвёл рукой воздух. – Дом у вас славный.

– Ага. И старый. Мы здесь живём с самого основания. Есть хочешь? Мне сказали, тебе можно давать похлёбку. Только надо перетереть всё мясо и коренья, чтоб у тебя с голодухи кишки не завернулись. Погоди, сейчас…

Эспен тараторил и бегал по залу так быстро, что у меня перед глазами всё замельтешило. Да, повезло мне с помощником. Уши свернутся раньше, чем солнце закатится. Хотя можно просто попробовать не разговаривать с ним – может поймёт намёк. Но это вряд ли.

Мальчишка тем временем успел попробовать варево, получить затрещину от высокой рыжеволосой девицы за то, что полез в котёл грязной ложкой. Не сбавляя скорости, он свернул башню из приготовленных мисок, за что получил ещё одну зуботычину и порцию ругани, ошпарился, сбегал за ступой, перелил в неё похлёбку и принялся толочь мою еду в кашицу, разбрызгивая капли во все стороны.

– Вот! – Покончив с работой, Эспен с гордым видом протянул мне миску. – Изволь пожрать, малахольный.

– Ты где таких слов набрался?

– Ну так мы не на краю света живём, – оскорбился мальчишка. – А малахольным меня всегда отец кличет. Слабый я, говорит. Ни на что не гожусь. Но от него вообще доброго слова не услышишь.

Рановато староста записал сына в никчемыши. Парень местами был неуклюж, но умел красться и двигался быстро. Дай ему в руки оружие и приставь к тому же Кровавому Топору – и у деревни появится достойный защитник. Я в его возрасте таким пронырой не был.

– Не бери в голову, – попытался утешить я. – Отцы всегда суровы.

Эспен отмахнулся.

– А я и не беру. Ты когда встанешь?

– Не знаю. Несколько дней точно придётся поваляться.

Малец приуныл.

– Жаль.

– А что?

– У меня так–то кроме тебя ещё работа есть. – Эспен принялся загибать пальцы. – Овец пасти, травы собирать, загон чистить…

– А я – обуза, так?

– Ага.

– Ну так оставь меня здесь и иди работать, – предложил я. – Здесь тепло и хорошо.

– Ну да, конечно! Вдруг ты опять помирать соберёшься, а меня рядом не будет? – Эспен испуганно огляделся по сторонам и перешёл на громкий шёпот. – Твой колдун меня потом в лягушку превратит!

– Не превратит, – улыбнулся я. – Разве что принесёт в жертву кому–нибудь из богов.

– Вот и я о чём! Вас после того, что вы в овраге учудили, вся деревня боится. А мне рано помирать, я должен вырасти и стать воином. Да и сестре с отцом надо помогать…

Я едва не расхохотался. Видимо, Эспен принял мои слова за чистую монету, а я не стал его разубеждать. Меньше шансов, что пронырливый малец решит пошарить по моим карманам. Хотя брать у меня, прямо скажем, было особо и нечего. Но отказываться от возможности немного повеселиться я не собирался.

От разговора нас отвлекло оживление на улице. Сразу несколько голосов о чём–то спорили, кто–то низко захохотал – мне показалось, что это был Халлвард Кровавый Топор. Эспен тоже навострил уши.

– Глянешь, что там за шум? – попросил я.

– Ага.

Эспен подбежал к выходу и выглянул за порог.

– Охотники вернулись! – широко улыбаясь, возвестил он. – С хорооошей добычей. Сегодня будет мясо.

– Вот как.

– Ешь давай, пока не остыло, – поторопил Эспен и указал на хлопотавшую у очага девицу. – Миску отдай Аник. Она моя сестра, заправляет хозяйством. Ну а потом спи или что там ещё больным положено делать. Я пойду.

– Загон чистить?

– Туши сами себя не разделают, – с серьезным видом проговорил мой помощник и скрылся на улице.

Я кивнул и принялся за еду, размышляя о будущем. Вернулся Кровавый Топор – это хорошо. Халлвард, судя по всему, был готов меня защищать, случись беда. Но вот Коли… Будь я на его месте, но непременно попытался бы отомстить мне за братьев. Сердце у него доброе, но пылкое, и парень мог сгоряча наломать дров. Значит, мне нельзя этого допустить.

* * *

Охота и правда удалась на славу. Люди Халлварда порадовали деревенских двумя оленями, тремя зайцами и кабаном. Как я понял, Кровавый Топор заключил договор со старостой Асмандом: в обмен на кров и молчание мятежники защищают деревню и помогают по мелочи, а также отдают половину добычи с охоты. Халлвард поставил условие – первый пир после охоты всегда совместный. Поэтому после заката я лежал у благоухавшей сосновой смолой стены и глотал слюни, предвкушая большую трапезу.

Эспен пару раз заглядывал ко мне и тут же убегал работать, когда я говорил, что не нуждался в помощи. Молодцом был парень. Такие далеко пойдут.

Под вечер вернулся сам староста Асманд. Толстопузый и неповоротливый, он с хмурым видом прошагал по деревянному настилу, расселся у очага и принялся отчитывать дочь.

– Почему солому не перестелила?

– Не успела, – отозвалась Аник. – Работы много. Эспена ты отправил помогать с мясом, и я здесь была одна на весь дом!

– Лентяйка. Твоя мать всё успевала.

Я ощутил порыв заступиться за девушку, но вспомнил предупреждение Ормара. Не гневить старосту, каким бы подлецом тот ни оказался. Я открыл было рот, но успел проглотить слова.

– У матери была Хильда, – огрызнулась Аник. – А у меня уже нет ни матери, ни сестры. Эспен слишком мал, ему не поручить тяжёлую работу. Купи нам служанку наконец!

Я невольно ею залюбовался: высокая и гибкая, как ивовая ветвь, с роскошной копной таких же рыжих, как у Эспена, волос. Ей явно было не впервой получать выговоры от отца, но держалась она смело. Глаз не потупила, смотрела с вызовом и яростью. Словно крылатая дева из небесной армии богини Эльскет.

Асманд явно перегибал: весь день я за ней наблюдал – Аник ни разу даже не присела. Наверняка валилась с ног от усталости, но не хотела показывать слабость перед суровым отцом.

– Не учи меня хозяйству, пигалица! – рявкнул староста и замахнулся.

Этого я уже стерпеть не смог.

– Может и правда наймёшь или купишь работника на то серебро, что дал за меня начертатель? – предложил я, вылезая из тьмы своего угла.

Асманд замер, прислушался, а затем опустил руку. Аник взглянула на меня из–за спины отца и сокрушённо покачала головой. Дескать, зря я влез. Но было поздно.

– Очнулся, значит. – Староста двинулся на меня. – Животик не болит? Ещё раз встрянешь в разговор – оторву язык.

– Ты со всеми гостями так ласков? – безмятежно улыбнулся я, подавляя гнев. – Даже с теми, кто платит серебром? Или мне сказать начертателю, что твоё дружелюбие стоит дороже?

При упоминанииоб Ормаре Асманд остановился и принялся сверлить меня недобрым взглядом. Девица вернулась к работе.

– Мы будем к тебе добры, – наконец сказал староста. – До тех пор, пока ты не дашь повода в тебе усомниться. Мой… Эспен не справляется со своей работой из–за тебя.

– Тогда, быть может, ты и правда наймёшь помощника?

Обожаю такой ход мыслей. Асманд алчно откусил кусок, который теперь не может прожевать, но винит в этом всех вокруг. Как эта деревня ещё держалась–то с таким старостой? В том же Эрхелле подобного самодура наверняка давно бы подняли на вилы.

Асманд не ответил мне, лишь напоследок метнул злобный взгляд и направился к выходу. Едва он ушёл, Аник метнулась ко мне и вылила на меня ковш ледяной воды.

– Совсем сдурел? – крикнула она. – Не смей перечить моему отцу! В следующий раз окачу кипятком – ничего наколдовать не успеешь.

Я проморгался и фыркнул.

– Дурная баба, это была моя единственная рубаха! И теперь спать на мокром лежаке.

– Высохнешь. Вечер длинный. – Она наклонилась ко мне так, что наши носы едва не соприкоснулись. – Никогда. Не. Перечь. Старосте.

– Он был неправ.

– Знаю. Но он главный в этом доме. Не хватало их вечных ссор с Эспеном, так ещё и ты нарываешься!

– А что с Эспеном?

– У него спроси. – Аник вдохнула и выдохнула, пытаясь унять ярость. – В нашем доме суровые порядки. Если хочешь мне добра, не вмешивайся. Так будет лучше всего. Колдун ты или нет, мне всё равно, я тебя не боюсь. Не влезай.

– Я еще не колдун.

– Тем более не лезь.

Я с недоверием покосился на девицу.

– А помогать–то тебе можно? Я пока не могу ходить, но руки–то у меня работают. Если что нужно порезать, отскрести…

Аник опасливо обернулась на дверь и, убедившись, что лишних ушей не было, кивнула.

– Кому другому бы отказала, но я и правда не справляюсь, – прошептала она. – Помощь пригодится. Только не говори отцу, иначе он меня выпорет.

– Не поздновато ли тебя пороть? – Я оценивающе взглянул на её фигуру. Она была моей ровесницей, а это уже вполне себе зрелость по нашим меркам. Наверняка не было отбоя от женихов.

– Пока я не вышла замуж, принадлежу отцу и должна ему подчиняться, – с плохо скрываемой злостью ответила Аник. – Он не отдаёт меня, потому что хочет получить большой свадебный дар. А мой… возлюбленный пока не может столько заплатить. Нужно ждать несколько лет.

Я растерянно кивнул. Да уж, ну и семейка. Спасибо, Ормар. Старый хитрец наверняка неспроста оставил меня именно в этом доме. Очередной урок? Новая проверка?

– Я буду тебе помогать, – пообещал я. – Всё равно лежать скучно.

Аник улыбнулась.

– Спасибо. Но молчок, да?

– Договорились.

Когда заскрипела дверь, девица испуганно отпрянула, но тут расслабилась, узнав в вошедшем Ормара. До чего ж её довёл староста, если жуткого колдуна она боялась меньше, чем собственного отца.

– Сходи во двор, милая, – велел начертатель. – Там уже вовсю пируют, и ты порадуйся. Мне нужно поговорить с Хинриком.

Аник всё поняла и спешно ретировалась – лишь юбка взметнулась.

Ормар уселся напротив меня и протянул мне кружку.

– Эль. Хуже, чем в Эрхелле, но тут не до выбора. Что ты видел во время обряда, Хинрик?

Я с благодарностью принял кружку и сделал несколько мелких глотков. Да, местному пивовару было к чему стремиться, но сейчас я был рад и этому. Того и гляди, пристрастишься к пойлу, Хинрик, если так дальше пойдёт.

Отпив ещё немного, я подробно пересказал Ормару видение. Начертатель слушал, не сводя с моего лица пристального взгляда, но глядел он снова куда–то скозь меня.

– Значит, несколько раз возьмёт плату, – задумчиво подытожил он. – Обычно расплачиваются единожды. Но твоё полотно ещё ткут. Возможно, твоя судьба будет столь значительной, что Гродда потребовала слишком большую жертву за сохранение жизни. Так бывает, но очень редко.

– А что говорят руны, Ормар?

– Ничего.

– Так не бывает.

– Ничего хорошего, – вздохнул начертатель. – Я не должен вмешиваться. Старой Гарде уже аукнулся этот обряд, да и меня он здорово ослабил. Я больше не смогу влиять на твою судьбу, Хинрик, иначе боги лишат меня дара. А начертатель без дара быстро становится покойником.

– Значит, я теперь сам по себе.

– Мы всегда сами по себе, Хинрик. Особенно начертатели. Если хочешь моего совета – не привязывайся к людям, не доверяй им и не люби их. Не потому, что однажды они могут тебя предать. Но потому, что тебя ведут боги, а не люди. Ты должен выполнять волю богов, а не потакать слабостям сердца. Пойдёшь на поводу у чувств – потеряешь всё.

Видимо, я слишком долго пробыл на Свартстунне, чтобы принять эту истину. Всё внутри меня сопротивлялось словам Ормара. Как же Гутлог и воспитавшие меня жрицы? Как же Айна? А Сванхильд – сестра, которую я совсем не знаю. Все эти люди были мне дороги, потому что вложили в меня часть души. Неужели я теперь должен был обо всём этом забыть? Так я думал, но мыслей не озвучил. Знал, что навлеку неодобрение начертателя. Видимо, это часть моего пути, моё задание – сперва понять, чем и кем я дорожу.

– Броки перед обрядом рассказал кое о чём. – Я попытался сменить тему. – Он рассказал, что их семья из мятежников, которые не приняли конунга Гутфрита правителем и ушли в леса.

Ормар кивнул.

– Я подозревал. Больно вольнодумные песни он пел, этот Броки. Теперь понятно.

– Он рассказал мне о Сокрытой руне, – продолжил я. – Она действительно существует?

Колдун усмехнулся.

– Какой же она была б Сокрытой, знай мы точный ответ на этот вопрос? Такое поверье есть. Правда, я не рассчитывал, что ты спросишь меня о ней так рано. Планировал рассказать тебе сам.

– Расскажи сейчас, – взмолился я. Почему–то рассказ Броки не выходил у меня из головы. – Мне это важно, но не понимаю, зачем.

– Наше письмо состоит из трёх рядов по восемь рун, всего два десятка и ещё четыре, – начал колдун. – Старые предания говорят, что руны придумали боги и даровали людям как инструмент для письма и колдовства. Скальды поют, что в стародавние времена все жили на одной большой земле – и боги, и люди, и гнавы, и даже любители тишины ильвы. Были ещё и великаны – гигантские порождения богов. А затем земля раскололась.

– Потому что великаны её разбили, – добавил я. – Гутлог мне рассказывала.

– Верно. Великаны воевали с богами. Боги призвали на помощь первые народы, ильвов и гнавов. Боги побеждали. И великаны, понимая, что их ждала жестокая кара, раскололи землю на несколько частей и превратили их в разные миры. Один из миров стал великаньим, другой – ильвовым, третий забрали себе гнавы, утомленные битвами. Ещё один забрала Гродда и увела туда всех мертвецов.

Я кивнул.

– А оставшиеся два боги разделили между собой и людьми.

– Сокрытая руна была утрачена в момент, когда земля раскололась и образовались миры, – сказал Ормар и зевнул. Выглядел он и правда ужасно измученным. – По преданиям, именно эта руна может соединять миры.

– А разве боги не ведают о ней? – удивился я. – Разве не хотят вновь соединить владения?

– Откуда же мне знать? – Пожал плечами начертатель. – Я просто колдун, и я просто знаю двадцать четыре руны. Быть может, боги не видят её – великаны обладают собственным колдовством, весьма страшным и сильным. Они могли заколдовать её и укрыть от взора богов. Великаньи мороки почти невозможно выявить.

– А может это всё – красивая легенда, – вздохнул я.

– Может и так. Нельзя утверждать ни то, ни другое. – Ормар поднялся и забрал у меня кружку. – Не забивай этим голову, Хинрик. Прежде чем думать о Сокрытой руне, нужно научиться вязать известные. Пока лежишь, вырежь те, что я разрешил. И побольше спи. А я пойду, нам с Конгермом нужно хорошенько выспаться. Хотя, сдаётся мне, Птицеглазу отдых вообще не требуется.

Мы попрощались, я кое–как дополз до очага и просушил рубаху. Горячая девка эта Аник. В следующий раз и правда может кипятком окатить. Хотя мне её страсть нравилась – живая она была, шла от сердца. Аник воплощала в себе всё то, от чего мне теперь, по мнению наставника, следовало избавиться.

Эль, видимо, здорово ударил по моему измученному раной и обрядом телу, потому как я быстро провалился в сон. Голова клонилась к груди, и пришлось отползти обратно к лежаку, чтобы не повалиться в огонь. Мне снились какие–то яркие образы – ошмётки воспоминаний последних минувших дней. Память вырывала лица – Айны, Гутлог, Вигдис, тёмные камни Свартстунна, острую секиру здоровяка Халлварда, злые глаза Вермара, его падение в морскую пучину, холод приставленного к моему горлу клинка…

Сталь была холодной, как воды ручья, в который я угодил под Развилкой. Лезвие резануло меня – совсем мелкая царапина, но я почувствовал, как на шее выступило несколько капель крови.

– Будь ты проклят! – тихо зашипел Коли и снова надавил лезвием мне на шею. – Будь ты проклят всеми богами и умри.

Я дёрнулся и попытался проснуться, но понял, что не спал.

Коли приставил нож к моему горлу наяву.