Текст книги " Философские аспекты суфизма"

Автор книги: Мариэтта Степанянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Оно же не свято. Все, что не обладает святостью, причастно

тварности. Пока ваше зрение не избавится от тварного, вы не

узрите Творца. Как сказал Посланник Божий (да пребудет с

ним благословение Господа и мир!): «Аллаха (преславен Он и

возвышен!) скрывают семьдесят тысяч завес из света и семьдесят тысяч завес из мрака». Это и есть те завесы, что пребывают в грубом и утонченном.

Знайте, что под словами: «Чтобы все, что ни скажете, стало

дозволенным», разумеется следующее: чтобы стали дозволенными те слова, которые произнес шейх Джунейд Багдади (да будет Господь к нему милостив!): «В моем плаще нет никого, кроме Аллаха», или те слова, которые произнес шейх Баязид: «Преславен Я, сколь величественно Мое состояние!», или те, которые произнес Мансур Халладж 73: «Я еемь Истинный!», ибо

150

они обладали совершенным постижением и не видели ни грубого, ни утонченного – лишь Единственную Сущность. Поэтому и

слова их были дозволенными. Что же до нас, чье постижение не

столь совершенно и кто еще не избавился от грубого и утонченного, то нам не следует произносить подобных слов, ибо, произнося их, мы погрешаем против Закона. А стезя Закона, хотя

она и долга, свята, тогда как стезя Истины, хотя она и кратка, преисполнена опасностей. Для нас недопустимо оставлять молитву или отвергать Закон, ибо Закон и Истина суть одно. И

если тот, кто еще не опьянен и не исчез без следа в своем

опьянении, или тот, кто еще не одержим одержимостью, которая ниспослана от Господа, оставляет молитву и пост и вкушает запретное, то он – уклонившийся и нечестивец.

Знайте, что под словами: «Хамза Фансури, хотя и ничтожен», разумеется следующее: он ничтожен, но при этом твердо

убежден в том, что говорит, и ке суесловит, хотя немощен во

всяком деле, как-то: подвижничество и поклонение, затворничество, самоограничение и отвержение от мира. А сверх того не

искушен в познании и постижении. Как говорит Всевышний: «Даровано вам знания, только немного»74. Да и как быть совершенным его постижению, если даже Посланник Божий

сказал: «Преславен Ты, ‘ мне не постичь Тебя истинным

постижением!» Тем более нам, которым не превзойти в

постижении Посланника. Однако в меру благодати, дарованной Всевышним, мы взыскуем Его и высказываемся о Нем го

по откровению откровений, то по Его Проявлениям и Делам, Именам и Атрибутам. Другое истолкование ничтожества Хамзы

в том, что он лишен бытия. Если же лишен его, то не имеет также ни атрибутов, ни дел, а это значит—ничтожен.

Знайте, что под словами: «Своей сущностью близок к Благородной Сущности», разумеется следующее: хотя он и ничтожен, его истинная суть неотделима от Преславной Сущности, ибо

именно Она – Владычица его движения и покоя, благодаря Ей

он сидит и стоит, спит и бодрствует, останавливается и идет.

Именно Она побуждает его к действию и дает возможность совершить действие. Если бы Она не побуждала Хамзу к действию, он не мог бы действовать, ибо Хамза подобен тени. Если

бы Владыка тени не привел его в движение, как мог бы Хамза

двинуться с места?

Другую аналогию представляют шахматные фигуры. Все

они имеют началом древесину единого ствола, из которого затем вырезают разнообразные фигуры, получающие названия

«король» и «ферзь», «слон» и «конь», «ладья» и «пешка». Так

из одного куска древесины возникает множество фигур. Когда

же во время игры говорят король, или ферзь, или слон, или

конь, или ладья, или пешка, то это – лишь имена, а не истинная суть фигур. Однако фигуры близки тому, кто их вырезал и

ими играет, ибо его рука постоянно прикасается к ним, и фигуры движутся лишь благодаря движению руки игрока. Таково

151

значение слов: «Своей сущностью близок к Благородной Сущности».

Знайте, что под словами: «Хотя он • ~ пузырь пены, грубый

по своей форме», разумеется следующее: пена – пузырящаяся

водяная масса, грубая по форме, однако поскольку пена имеет

своим началом воду, то ее сущность – нечто утонченное. Линц., на поверхности океана пена становится грубой. Поэтому ее отличают от воды только метафорически, ведь вода утонченна, а

пена груба. В своей истинной сущности пена не отличается от

воды. О иене говорят, что она груба, поскольку форма и имя у

нее иные, чем у воды, однако в своей истинной сущности она не

имеет ни формы, ни бытия, и имя ее также иллюзорно, а не

реально, ибо пена постоянно вновь и вновь исчезает в воде.

Таким образом, коль скоро Хамза – «пена», то могущество и

воля, слух и зрение, разум и постижение, которые мы усматриваем у пего, имеют началом не его самого, но «воду». Таково

значение слов: «Хотя он—пузырь пены, грубый по своей форме».

Знайте, что под словами: «Он неизменно пребывает в единении с Утонченным Морем», разумеется следующее: утонченный

значит тонкий по своей сущности; пена пребывает в постоянном

единении с водой, ибо пена – нечто грубое, а вода – утонченное. Когда пузырьки пены лопаются, она вновь возвращается и

воду. Поэтому и говорят, что пена едина с водой.

Согласно одному из мнений, бытующих у суфиев, единения

не существует. Хотя и принято прибегать к слову «единение», однако оно – не более чем метафора. С точки зрения истинной

сущности нельзя назвать единением отношение между вещью и

ее предрасположенностью. Такое отношение не есть единение. К

метафоре «единение» прибегают лишь для того, чтобы взыскующие могли понять суть данного состояния: без этой метафоры

было бы совершенно невозможно ни назвать его, ни познать, ни

постичь.

Итак, достигнув совершенства, познай и постигни суть единения, после же исполняй дела Закона, и да не выйдешь ты за

его ограду! Ибо Закон подобен оболочке, Истина – мозгу; мозг

без оболочки гибнет. Другую аналогию представляет кокосовый

орех, обладающий кожурой и скорлупой, мякотью и маслом.

Закон подобен его кожуре, Путь – скорлупе, Истина – мякоти, Постижение – маслу. Благодаря этим четырем частям кокосовый орех совершенен, без любой же из них несовершенен и, если посадить его в землю без кожуры, он не взойдет и в конце

концов погибнет. Точно так же и тот, кто взыскует Господа

(преславен Он и возвышен!), пусть нерасторжимо соединит Закон, Путь, Истину, Постижение и тогда станет совершенным.

Если же он отвергнет от себя Закон, то попадет в число заблудших, и пусть он даже наделен умением летать по воздуху, либо ходить по воде, либо пожирать огонь – все это лишь обманчивые чары и блуждание по ложным путям. Он не свят, и

152

потому чудеса его суть не чудеса, но прелесть, внушенная дьяволом, либо джинном, либо чарами, либо гневом Всевышнего, ниспосланным с тем, чтобы он, введенный теми чудесами в заблуждение, считал, что достиг единения с Господом. Богословы полагают, что праведники, исполняющие Закон, совершают

чудеса по благодати Всевышнего и что пророки творят

чудеса красноречия, а святые – чудеса благородства. Оба ви-

дь чул’-‘—: не являются грехом или завесой, скрывающей Лик

Господа. Суфии же и влюбленные считают чудеса завесами и

узами и называют их «месячными мужей»75, ибо чудеса чреваты опасностями, которых мало кому удалось избегнуть.

Учение о Пути принадлежит пророку Мухаммеду, Посланнику Божию (да пребудет с ним благословение Господа и мир!).

Тот, кто обращается к этому учению, но не следует в своих поступках делам пророка Мухаммада (да пребудут с ним благословение Господа и мир!), впадает в заблуждение: он не суфий.

Однако не беда, если что-либо нарушит тот, чье постижение совершенно (ибо оно есть постижение Господа его), когда он

опьянен, самоотречен и не сознает более ни Закона, ни Пути, ни Истины, ни Постижения. Ведь для него тогда все – повеление Божие, и он подобен приближенному рабу султана, живущему вместе с ним во дворце: что бы ни совершил такой раб, султан никогда не гневается на него. Те же, кто, следуя делам

пророка Мухаммада, Посланника Божия (да пребудут с ним

благословение Господа и мир!), придерживаются Закона и Пути, Истины и Постижения, подобны главному везиру, неизменно

исполняющему повеления султана. Хотя главный везир и не

столь приближен к государю, как тот раб, живущий во дворце, по сану он выше его, ибо выступает государевым наместником

и вершит его делами.

Хотя мы и не видим, чтобы тот, кто придерживается Закона

и Пути, Истины и Постижения, являл чудеса вовне, они пребывают в нем сокровенно. Не следует умалять Закона, ибо Всевышний именуется как Явленным, так и Сокровенным. Явленное в нем—Закон, Сокровенное – Истина. Для большинства

людей Закон есть нечто, отличное от Истины, для суфиев же

Закон и Истина – одно и то же. Закон сокрыт в Истине, Истина явлена в Законе. Тот, кто достиг единения с Законом, достиг*

его и с Путем; тот, кто достиг единения с Путем, достиг его и с

Истиной; тот, кто достиг единения с Истиной, достиг его и с

Постижением. Л всесведущ лишь Аллах!

И да благословит Господь

Его совершеннейшее создание, Мухаммада.

и его последователей,

и всех Друзей!

Хвала Аллаху,

Господу миров!

Книга «Тайны постигших», в которой изъяснено учение о

Пути и Единстве, благополучно завершена. Аминь!

153

1

Здесь и далее с прописной буквы даны термины, относящиеся к ду.

ховной, божественной сфере; со строчной – те же термины, относящиеся к

телесной, человеческой сфере.

2

Садж (араб.)—рифмованная проза; здесь – рифма. Прочтение к

перевод слова «садж» в данном сочинении вызывают разногласия у малаи-

стов; обоснование предложенного перевода см. в кн.: Брагинский В. И. Эволюция малайского классического стиха. М., 1975, с. 103—107.

3

В тексте пропуск стандартной начальной формулы комментария, восполненный переводчиком.

4

Коран 17 : 74. Здесь и далее цитаты из Корана даны по изд.: Коран.

Пер. и коммент. И. Ю. Крачковского. М., 1963. Иногда допускаются незначительные изменения.

4а

Здесь и далее под термином «познать» (малайск. менгетауи, араб, ‘ала-

ма) подразумевается познание путем рассуждения или получения информа

и.ии от кого-то, «познание разумом»; под термином «постичь» (малайск. мен-

генал, араб, ‘арафа)—прямое интуитивное познание – созерцание, «познание

сердцем».

5

Коран 15 :99.

6

Джунейд Багдади – Абу’л-Касим ал-Джунейд ибн Мухаммад ал-Хаз-

заз ан-Нихаванди (ум. в 910 г.), один из крупнейших суфийских наставникон

Багдада, представитель «трезвого» направления в суфизме, создавший учение, которое определило весь ход развития ортодоксального мистицизма г; исламе.

7

Коран 23 : 93; 42 : 9.

8

Коран 2 : 256.

9

Коран 40 : 67.

10

Коран 57 : 3.

11

«Молнии» («Ламаат»)—наиболее известное из сочинений персидского

поэта-суфия Фахруддина Ираки (род. близ Хамадана в 1213 г., ум. в Дамаске в 1289 г.), крупного представителя школы Ибн Араби.

12

Мухаммад Магриби – Мухаммад Ширин Магриби (род. около 1349-1350 г. близ Исфахана, ум. в 1406/07 г. в Тебризе), персидский поэт-суфий

школы Ибн Араби.

13

Али – один из четырех ближайших сподвижников (асхаб) пророка Мухаммеда и его зять, четвертый праведный халиф, пользовавшийся особым почитанием у шиитов, а также в суфийской среде.

14

Коран 36 : 82.

15

Далее в тексте небольшая лакуна: отсутствует начало комментария ь.

стиху: «Пятый Атрибут именуется Речью».

16

Мутазилиты (от араб, «мутазила» – «отделившиеся», «обособившиеся») – представители наиболее ранней школы мусульманской рационалистической теологии, сторонники строжайшего монотеизма («люди справедливо

сти и единобожия»).

” Рафидиты (от араб, «рафада» – «оставлять», «отвергать»)—термин, ставший общим обозначением шиитов.

18

3индики (перс.)—первоначально обозначение тех, кто, внешне исповедуя ислам, в душе оставался приверженцем дуалистических религий (манихейства, зороастризма); со временем термин был распространен на сторонников неортодоксальных сект и вообще еретиков.

19

Коран 16:42.

20

Коран 14:37.

21

Коран 2 : 267.

22

Коран 16 : 42.

23

Коран 17:87.

24

Коран 37 : 164.

25

Коран 40 : 7.

2(3

Стихи принадлежат самому Хамзе Фансури и включены в трактат, вероятно, по ошибке переписчика.

27

Круг как бы слагался из двух полукруглых луков, соприкасающихся

концами, тетивы луков образуют диаметр круга («преграду»); в основе образа – коранический рассказ о том, как Мухаммад во время своего ночного

154

восхождения на небеса (мирадж) приблизился к Аллаху на расстояние двух

луков (см.: Коран 53 : 9).

28

Здесь Свет Знания уподобляется воде из моря божественной Сущности.

29

Далее в тексте лакуна–отсутствует комментарий к строкам: «От этой Истинной Сущности грешник и праведник

Обретают свою форму и все ее запечатления».

30

Коран 4 : 80.

31

Коран 37 : 94.

32

Неточная цитата из Корана; атрибуции не поддается.

33

Коран 16 : 95.

34

Крис – национальный малайский и яванский кинжал с волнообразным лезвием.

35

Коран 55 : 1—4.

36

Коран 20 : 4.

37

Коран 36 : 83.

33

Коран 38 : 75.

39

Коран 55 : 29.

40

Коран 24 : 35.

41

Лбу Бакр, прозванный Правдивым (ас-сиддик)—один из четырех

сподвижников Мухаммада, первый праведный халиф, правивший с 632 по

634 г.

42

Умар – один из четырех сподвижников Мухаммада, второй праведный

халиф, правивший с 634 по 644 г.

43

Усман – один из четырех сподвижников Мухаммада и его зять, третий

праведный халиф, правивший с 644 по 656 г., организовал составление наиболее ранней версии Корана.

44

Коран 2: 109.

45

Коран 112: 1—4.

« Коран 58 : 8.

–167.

47

Коран 13

‘( Коран 98

49

Коран 4 :

50

Коран 48

5:

Коран 8 :

52

Коран 57

53

Коран 50

54

Коран 89

55

Коран 55

•л.

•л.

166-

: 10.

17.

:4.

:15.

:28.

65:29.

Шейх Масуд – возможно, имеется в виду выдающийся персидский поэт

Масуд Са’ад Салман (ум. в 1121 или 1131 г.).

57

Обычное у суфиев отрицание своего «я», исходящее из того, что вера

предусматривает двойственность верующего и объекта веры.

58

Сайид Насими – Сайид Имадуддин Насими (ум. в Ллеппо в 1417 или

1418 г.)—известный турецкий поэт-хуруфит, писавший по-турецки и по-персидски; казнен как еретик.

59

Баязид Вистами – Лбу Язид Тайфур ибн Иса ибн Сурушан ал-Биста-

ми (ум. в Бистаме, Северо-Восточный Иран, в 874 или 877 г.), основатель

экстатического («хмельного») направления в суфизме, один из влиятельнейших

суфийских учителей.

60

Коран 2: 182.

61

Коран 41 : 54.

62

Коран 57 : 23.

63

Коран 51 : 21.

64

Коран 5 : 26

65

Коран 7 : 204.

66

Коран 57 : 4.

67

Увайс ал-Карани – современник пророка Мухаммада, считавшийся у суфиев одним нз провозвестников мусульманского мистицизма.

68

Коран 17:46.

69

Коран 22: 18.

155

70

Намек на йогическую медитацию, широко распространенную во времена Хамзы на Суматре и Яве и до сих пор сохранившую свою первоначальную форму на о-ве Бали.

71

Саади – Муслихиддин Саади Ширази (ум. в Ширазе в 1291 г.), один

из величайших персидских поэтов-классиков, мастер суфийской газели; приведенная цитата заимствована из его прославленного прозо-поэтического сочинения «Гулистан» («Цветник роз»).

12

Коран 3:17.

73

Мансур Халладж – Абу’л-Мугис ал-Хусейн ибн Мансур ал-Халладж

(род. в 858 г. в провинции Фарс, ум. в 913 г. в Багдаде), известный суфийский

мыслитель и поэт, казненный как еретик и впоследствии почитавшийся суфиями как величайший из мучеников.

74

Коран 17 : 87.

75

«Месячные мужей» – по мусульманским представлениям, женщина в

период месячных «нечиста»; подобно тому как муж в это время воздержи

вается от общения с нею, Аллах, считая чудеса «нечистыми», не дарует чудо

творцам единения с ним.

Мирза Талиб

СУРЬМА ДЛЯ ГЛАЗ *

Мирза Асадулла-хан Ноша Талиб (1797—1869)—великий поэт Индостана. Ему принадлежат произведения на урду и персидском языках. Данное

маснави посвящено раскрытию смысла некоторых суфийских аллегорий. Талиб не был ни мистиком, ни суфийским поэтом, однако не порывал с классической традицией, тесно связанной с мусульманским мистицизмом. Он обладал обширными познаниями в суфизме, считался его признанным знатоком.

В 50-е годы XIX в.– до Народного восстания 1857—1859 гг.– нес службу

историографа и Султана поэтов при дворе Бахадур-шаха Зафара в Дели.

Послушай, о чем рассказывает флейта,

Как жалуется на разлуку.

Руми

1. Не из тех я, кто хочет вести рассказ о себе, Поведаю я о жизни одного человека.

2. От дыхания милостей, что я получил от учителя, Я заставлю перо стонать, как флейту.

3. Стон флейты идет путем человеческого дыхания, И осведомлен и о гармонии, и о тайне.

4. Если сердце отдашь во власть мелодии тайн Истины, Тебе должно, как флейте, быть пустым от самого себя.

5. Если в сердце у тебя нет раны, не болтай про хмель, Это вино такой силы, что разрывает грудь.

6. О ты, кто не осведомлен о сокрытой тайне, Не вступай на Путь1, если ты не человек Пути.

7. Ухватись за полу человека Пути,

Только умей отличать водителя от разбойника.

8. На тысячи людей человек Пути один.

Людей много, шах один.

9. Человек Пути должен принадлежать к влюбленным 2, На губах веселая мелодия, а в сердце боль любви.

10. И если спросишь, кто этот человек Пути,

Кто им может быть, кроме Сираджуддина Бахадур-шаха 3.

11. В тарикате—проводник путников,

В халифате – вождь царей.

12. Тот, кто чуть задумается о тайне единства, Захлопнет тетрадь бытия и небытия 4.

13. Едва он начнет играть на флейте,

Станет флейта саженцом, на котором растет плод—Шибли 5.

14. Едва ему в голову придет подняться в небо, * Перевод с фарси но изд.: Куллийат-е фарси-е Талиб (Полное собрание

произведений Талиба на фарси). Лахор, 1968, выполнен Н. И. Пригариной.

Примечания переводчика.

157

Трон его сорвется в полете, как незакрепленный полог

палатки.

15. Как только Шибли с мимбара заведет речь о любви, Тут же на троне наш шах заговорит о любви.

16. Любовь соответствует степени каждого человека, Шибли – мимбар, падишаху – трон.

17. То, что нашел Ибрахим Адхам 6,

То и Джемшид 7 нашел, покинув трон.

18. Наш шах берет с собой в путь

Хирку8 старца-наставника и венец шаха.

19. Здесь вместе шахство и дзрвишество,

Падишах нашего времени – кутб мира.

20. И на шахство глядящий – божеский лик,

И в дервишестве у двери его – царский фарр 9.

21. В пляску небосвод пустился под мелодию его саза.

Ангелы слушают его голос.

22. Обладает этот посвященный сердцем, любящим знание, В познании бога владеет он высоким слогом.

23. Никто лучше шаха не знает сокрытой тайны, Но в мире никто не знает шаха.

24. Глаза наши слепы, а Красота 10 ищет зеркала, Понимание наше ограниченно, а владыка говорит иносказаниями.

25. В утреннюю пору султан украшал трон,

И окружала его группа послушников.

26. Начала сыпать жемчуг туча милосердия,

Начал шах беседу о мистическом познании (ирфан).

27. Поскольку хотел говорить так, чтобы быть понятым, В одежду иносказаний он наряжал обычные слова.

28. Молвил, что, когда тайна о Друге становится изреченной, Каждый начинает требовать свидания с Другом.

29. Желает, чтобы свет величия Друга

Озарил Восток его кельи.

30. Нужно ему свить хорошее гнездо,

Очистить келью от непосвященных.

31. Выбросить наружу из дома мусор и щепки,

Умастить дороги влажным мускусом.

32. А после того как сам он выполнит эту работу, Таким образом, выметет и уберет дом,

33. Принести воды и разбрызгать ее на перекрестке, Чтобы в воздух не могла взлететь дорожная пыль.

34. Пусть пригоршни лепестков высыпет на дорогу, Чтобы дорога под ногами не была грубой,

35. Пусть сб|росит пыльные свои одежды

И наденет чистые одежды.

36. Ка.к только подойдет красавица, будь он сам не свой, Пусть весело бросится ей навстречу.

37. Превзошел себя влюбленный, осталась красавица – и всё, Скрылись тени, засверкало Солнце – достаточно.

158

38. Вместе влюбленные остались, не стало ни тела ,ни души, Не осталось помыслов о свидании и печали разлуки.

39. Сделай росу пищей Солнца.

Принеси себя в жертву на этом празднике.

40. Очисться от всего темного, чтобы обрести сверкание.

Пройди состояние капли, чтобы стать океаном.

41. Смысл тайны, которую поведал шах,

Был – сохранение чести шариата.

42. Подметание убежища и окрестностей дворца —Изгнание страхов и отрицание того, что кроме этого.

43. Цель есть познание, и только,

Усилия в постижении – озарение, и только.

44. А та принарядившаяся красавица, что вошла в дверь,—Притяжение, которое исходит от истины.

45. Выход влюбленного навстречу Другу

Означает уничтожение его собственных следов.

46. Путник свободный, идущий легкой походкой, Достигнув этого места, завершает свое путешествие.

47. Нет никого после бога, кроме бога,

В этом тайна вечности (бака), после небытия (фана) 48. Галиб, не вспоминай о той тайне, которую ты поведал, Не бросай камень в кубок мироздания “.

49. Тайна единения (вахдат) не терпит слов.

Зна1ки (харф) истины невыразимы в речи.

50. Сократи слова в молитвах шаху,

Пока есть бог, да будет Бахадур-шах.

1

Имеется в виду суфийский тарикат.

2

Влюбленный, т. е. суфий.

3

Сираджуддин Бахадур-шах, поэтический псевдоним Зафар (1775—1859), последний император династии Великих Моголов. Как было принято

при Делийском дворе, Бахадур-шах практиковал суфийское послушание.

4

Единение с Истиной, по Талибу, вырывает человека из пут «обоих миров» – бытия и небытия.

5

Шибли Абу Бакр (ум. в 945 г.) – ранний суфий, друг и последователь ал-Халладжа. Дерево, на котором произрастает феномен Шибли,– возможно, намек на притчу о танце Шибли под деревом, во время которого он

выкликал имя Аллаха (Ху, т. е. Он), а сидящая на дереве птица вторила ему

на протяжении всего танца.

6

Ибрахим Ибн Адхам (ум. около 790 г.) – суфий прославивший свое

имя жестокой аскезой и благочестием.

7

Джемшид – мифический царь древнего Ирана, с концом правления которого кончился золотой век. Галиб имел в виду, что после тысячелетнего

царствования Джемшида постигла смерть, как и нищего аскета Ибрахима

Ибн Адхама.

8

X и р к а – грубая одежда суфия.

9

Ф а р р – особый символ избранности на иранский престол, символ материализовавшийся перед кандидатом на трон в разных обличьях – орла, золотого барана или сияния.

ш Истина, Красота, Друг – синонимы божественной возлюбленной, или

бога, в суфийской поэзии.

11

Камень, брошенный в кубок на исходе ночи, обозначал в поэзии призыв к отправке каравана, конец пирушки.

Дж. X. Джебран

ИЗ КНИГИ «САД ПРОРОКА» *

Джебран Халил Джебран (1883—1931) – основоположник арабского философского романтизма, писатель, художник, лидер так называемой сиро-американской школы, объединявшей писателей из Сирии и Ливана, которые оказались в эмиграции в США. Джебран – автор двуязычный, писал на арабском и английском языках. Он самый популярный на Востоке и Западе арабский автор XX в. Не случайно 1983 год был провозглашен ЮНЕСКО годом

Джебрана.

В произведениях писателя отразилась духовная ситуация в период острого кризиса господствующих канонических исповеданий, упадка традиционных мировых религий. Определяющим в его воззрениях является стремление

к новой, романтической религии, религии общечеловеческой, размыкающей узконациональные границы. Основной предмет философствования Джебрана —духовный статус человека в современном мире, высшая цель и смысл его

существования, главенствующие стихии человеческого духа, потаенные движения человеческой души.

Философские искания Джебрана получили наиболее полное выражение

в созданном им на английском языке «профетическом» цикле, в оставшейся

незавершенной трилогии, куда, но замыслу автора, должны были войти три

эссе: «Пророк» (1923), «Сад пророка» (издано посмертно в 1933 г.) и «Смерть

пророка». В «Пророке», принесшем автору мировую известность, синтезируются основные проблемы его творчества; наиболее последовательное и глубокое

воплощение здесь находят идеи трагического гуманизма Джебрана, его философская антропология, концепция всеединства сущего, вобравшие в себя

принципы, выработанные суфийской мыслью,– в особенности центральное положение о единобытии, концепцию Совершенного человека, концепцию бога, глубоко нуждающегося в человеке, в коем он (бог) являет себя и самоосуществляется. Традиционные суфийские символы (море, корабль, путь, ночь, пробуждение, заря, экстаз, вино и опьянение, птица, зеркало, покров, числовая

символика и т. д.) в обилии рассыпаны в тексте. Весьма близка суфийской и

сама манера письма Джебрана с ее принципиальной недосказанностью, многозначно емкими метафорами и зашифрованными понятиями, с орфически

темной мудростью, неявный смысл которой медлит раскрыться.

«Сад пророка» продолжает первую часть цикла. Книга эта, работа над

которой была прервана смертью писателя, увидела свет в том виде, в каком

была обнаружена в архиве; здесь дан набросок его философии природы, представленный на фоне развития характерной для его творчества философ-

ско-романтической проблематики. Глубинная тема сочинения, классическая в

суфизме,– преодоление «разлада» между человеком и природой, высвобождение из пут чисто вещных отношений, во власти которых оказался человек, и приобщение его к тайнам жизни, к подлинному бытию, к миру нетленной

истины, мудрости и совершенства. Неосуществленный замысел, касающийся

последней книги трилогии, воплотился отчасти в других работах позднего

Джебрана—христологнческом эссе «Иисус сын человеческий» (1928), философской «космологической» поэме «Боги земли» (1931) и в драме-мифе «Лазарь и его возлюбленная» (опубликована в Нью-Йорке в 1973).

* Перевод с английского выполнен В. В. Марковым по изд.: 01Ьгап К.

ТЬе Оапзеп о! №е РгорЬе1. Ь., 1974. Впервые опубликован в кн.: Джебран Ха-

лиль Джебран. Избранное. Л., 1986.

160

Ал-Мустафа, избранный и возлюбленный, полдень своего

дня, возвратился на родной остров в месяце Тишрин, месяце

поминовения.

Он стоял на носу корабля в окружении моряков и вглядывался в видневшуюся впереди гавань. Сердце трепетало в нем

п;ри мысли, что он возвращается на родную землю.

И о>н сказал голосом, в котором слышался шум моря: – Вот он, остров, где мы родились. В этом краю земля

взнесла нас песней и загадкой; песней—небесам, загадкой—земле; но есть ли хоть что-нибудь, что между землею и небесами воспоет эту песнь и разгадает эту загадку, если не наша

собственная страсть?

Море вновь выносит нас на эти берега. Мы лишь одна из его

волн. Посланные вперед измолвить его слово, мы бессильны

возгласить его, пока не разобьем соразмерность нашего сердца

о прибрежные скалы и песок.

Ибо закон моряков и моря гласит: если хочешь свободы, тебе должно обратиться в туман. Бесформенное искони ищет

форму, а бесчисленные туманности становятся солнцами и лунами; и мы, премного искавшие и возвращающиеся теперь на

остров, мы, застывшие слепки, вновь должны стать туманом и

начать все сначала. Сыщется ли что-нибудь, что жило бы и возносилось в выси, из разбившись прежде о страсть и свободу?

Мы вечно будем искать берега, где мы бы пели и нас бы

услышали. Но что сказать о волне, которая разбивается там, где ни одно ухо ее не услышит? Это – неслышимое в нас, которое вскармливает нашу глубочайшую печаль. Но как раз это

неслышимое сообщает ферму нашей душе и дает обличье нашей

судьбе.

Тут один из моряков выступил вперед со словами: – Учитель, ты правил путями наших стремлений к этой гавани, и вот мы пришли. Отчего же ты говоришь о печали, о

сердцах, которые разобьются?

И он сказал ему в ответ:

– Не говорил ли я о свободе и о тумане – – нашей величайшей свободе? И все же. преисполненный боли, я совершаю паломничество на остров, где родился, подобно тому как призрак

убитого является преклонить колена перед своим убийцей.

Тогда другой моряк сказал:

– Посмотри: толпы народа стоят на молу. В молчании они

предсказали даже день и час твоего прихода и, влекомые любовью, пришли сюда со своих полей и виноградников встретить

тебя.

Ал-Мустафа взглянул на стоявшие вдалеке толпы, и хотя

сердцем он знал, чего они жаждут, но молчал.

И вдруг крик вырвался из толпы, крик, в котором слились

память и мольба.

Тогда, взглянув на моряков, он сказал:

– С чем вернулся я к ним, охотник в далекой стране? При-

11 Зак. 1120 §

целиваясь и вкладывая силу, я выпустил все до единой золотые стрелы, что они дали мне, но не принес никакой добычи. Я

не шел следом за стрелами. Может статься, они и теперь летят

под солнцем на крыльях раненых орлов, которые не упали на

землю. И, может быть, наконечники стрел попали в руки тех, для кого они – причастие.

Я не знаю, где они окончили полет, но одно знаю твердо: они описали свою дугу в небе.

Но я еще чувствую на себе руку любви, и вы, мои моряки, направляете путь моего зрения, и я не лишусь дара речи. Я

вскричу, когда рука времен года сдавит мне горло, и пропою

свои слова, когда мои уста опалит пламя.

И смутились их сердца от таких его речей и кто-то сказал: – Учитель, научи нас всему и вся! Может быть, мы поймем

тебя – ведь твоя кровь течет в наших жилах, и в нашем дыхании частица аромата твоего дыхания.

И он сказал им в ответ голосом, в котором слышался гул

ветра:

– Затем ли вы привезли меня на мой родной остров, чтобы

я говорил кому-то в поучение? Мудрость еще не уловила меня в

свои силки. Еще молод я и неопытен и могу говорить лишь о

собственном «я», которое вечно есть глубь, взывающая к глуби.

Пусть желающий приобресть мудрости ищет ее в полевом

цветке или в щепотке красной глины. Пока еше я певец. Я буду

воспевать землю, буду воспевать ваши неприкаянные сновидения, которые днем бродят от одного сна к другому. И я буду

вглядываться в море.

И вот корабль вошел в гавань, пристал к молу; и, ступив на

родной остров, ал-Мустафа вновь очутился среди соплеменников. В этот миг раздался оглушительный вопль, исторгнутый из

их сердец, и поколебал чувство одиночества, до сих пор владевшее им.

Народ молча ждал, что он скажет, но он безмолвствовал, ибо печаль памяти все еще снедала его, и он так говорил в

душе:

– Зачем я сказал, что буду петь? Нет, у меня достанет сил

лишь разомкнуть уста, чтобы голос жизни излился и вверил себя ветру в поисках радости и опоры.

Тогда Карима, подруга его детских игр в Саду его матери, подошла и сказала ему:

– Двенадцать лет ты скрывал от нас свое лицо, и двенадцать лет нас томили голод и жажда по твоему голосу.

Он посмотрел на «ее с глубокой нежностью, ибо это она закрыла глаза его матери, когда смерть распростерла над ней

свои белые крылья.

– Двенадцать лет?—переспросил он.– Такты сказала, Карима? Я не отсчитывал мою тоску звездной мерой, не промерял

ее глубину. Ибо для любви, тоскующей по дому, нет ни отсчета, ни мер времени.

162

Есть мгновения, которые вмещают в себе зоны разлуки. Но

всякое расставание – лишь помрачение разума. Может статься, мы и не расставались.

Ал-Мустафа посмотрел на людей и увидел их всех, молодых

и старых, крепких и тщедушных, загорелых под солнцем и ветром и изжелта-бледных, и увидел, что лица их горят светом

тоски и вопрошения.

– Учитель,– сказал один из них,– жизнь жестоко расправилась с нашими надеждами и желаниями. Сердца у нас смущены, ибо не достает нам разумения. Молю, утешь нас и открой