Текст книги "Вспомнить, нельзя забыть"

Автор книги: Марианна Колосова

 
Бывают потрясающие дни,
Когда душа крыло свое расправит;
И так запоминаются они,
Что только смерть забыть о них заставит.
 
 
А после бури днями тишины
Так хорошо залечивать тревогу.
И неизбежные ошибки и вины
Отдать на суд и совести и Богу.
 
 
Душе дано единое крыло,
Вот почему мы лишены полета.
Но есть одно, что к счастью привело —
Земная и любимая работа!
 
 
Какая радость что-нибудь уметь,
Какое счастье, если любишь дело!
Построить дом…Стихами прозвенеть…
И чтобы все – любовно и умело.
 
 
За душу потрясающие дни,
За творческую милую работу —
О, Муза, голос прежний мне верни,
Чтоб песней славить Мудрого Кого-то!
 

20 марта 1933 г.

 
От жизни музу уберечь?
Не вы ли мне вчера сказали,
Что дать ей надо в руки меч,
Пока ей крылья не связали.
 
 
И, опоясана мечем,
На звон мечей она помчится!
Грустить не надо ни о чем,
Живи и пой! Умрешь, как птица.
 
 
У каждой жизни есть предел.
О, Господи, какое горе —
Быть в этом мире не у дел
И жить с безумием во взоре!
 
 
Но шорохом карандаша,
В тетрадке старой, на рассвете,
Не жалуйся, моя душа,
Что тяжело на этом свете…
 
 
Не убежать и не спастись…
А ветры улиц злы и грубы!
Напрасно в голубую высь
Зовут мечтательные трубы.
 
 
Сама от жизни не уйду.
Прикреплена нерасторжимо
К земному черному труду,
К земле жестокой и любимой.
 
 
Все до конца перетерпеть:
Гореть душой в огне пожара,
Смотреть в глаза врагу и петь,
Не уклоняясь от удара.
 
 
И если ты, поэт, не стар
И пел о храбрости недаром, —
Сумей ответить на удар
Таким же бешеным ударом!
 
 
Для вдохновенья – тихий час,
А для борьбы – и дни и ночи.
Господь отметил знаком нас,
И наша жизнь других короче…
 

19 сентября 1932 г.

Книга стихов «НЕ ПОКОРЮСЬ» (Харбин, 1932)

 
В глухую ночь,
как летописец некий,
Записываю горе наших лет;
А днем ищу я в русском
человеке
Неизгладимый, негасимый
свет.
 
 
Трагическая доля
Ярославны —
Мой горький плач
о гибнущих в бою…
Но тем, кто пал бесцельно
и бесславно,
Ни слез моих, ни песен
не даю.
 
 
Живу. Люблю. И верую
по-детски,
Как должен верить
Русский человек…
Но жив во мне строптивый
дух стрелецкий, —
Его ничем не вытравить
вовек.
 
 
А Русь молчит. Не плачет
и… не дышит…
К земле лицом разбитым
никнет Русь…
Я думаю: куда бы встать
повыше,
И крикнуть «им»:
«А я не покорюсь!»
 
 
Не примирюсь я с долей
Ярославны!
И пусть пока молчит
моя страна, —
Но с участью печальной
и бесславной,
Не примирится и она!
 

1930 г.

 
Сейчас у Русских
Одна задача,
Самая трудная,
Большая срочная,
Требующая
Вычисления
Точного,
Над которым взрослые,
Как дети плачут!
Головоломные
Числа такие!
Решают многие,
Но у всех неудача…
А условие
Этой задачи:
«Как спасти Россию?»
 

1930 г.

 
Едино солнце над вселенной,
Един над всем живущим Бог;
Но мой родной народ смятенный
Найти единый путь не мог…
 
 
Давно утеряны навеки
Своя семья, своя страна.
Мечтать о близком человеке
Мне радость бледная дана.
 
 
Как тяжела чужая сила…
Нужда и боль к земле гнетет…
У Бога смерти я просила,
Но Бог мне смерти не дает.
 
 
Чем усмирю я в сердце ярость?
Крещусь измученной рукой:
Скорей пришли мне, Боже, старость,
А с ней усталость и покой!
 
 
В трущобах Дальнего Востока,
Во мраке злых трусливых дней
Тоскую зло и одиноко
Вдали от Родины своей.
 
 
Едино солнце над вселенной,
Един над всем живущим Бог;
И только мой народ смятенный
Найти единый путь не мог…
 

Август 1931 г.

 
Годы горя, нищеты и бед
Проползли… мелькнули… отгорели.
Все же мы за много-много лет
Многого обдумать не успели.
 
 
Нам, серьезным, строгим и простым
Надоели выкрики актеров;
И хоть жар сердечный не остыл,
Но воспламеняемся не скоро.
 
 
Ну, конечно, было тяжело…
Наземь опрокинула усталость…
Горе безнаказанным прошло;
Дело незаконченным осталось.
 
 
Сами уж не знаем, почему,
(Темнота отчаяния, что ли?)
Медлим обращаться мы к Нему,
Корчась от невыносимой боли.
 
 
Скажут: слов пустых не говори,
Мы теперь не те, что раньше были:
Девушки нейдут в монастыри,
Юноши Россию разлюбили.
 
 
Жизнь эгоистична и пуста,
И в сердцах у нас темно и пусто…
Мы теперь не верим во Христа
И не станем слушать Златоуста.
 
 
Закрываю очи и молчу.
Сердцем проклинаю эти годы.
Мы вручаем Божьему мечу
Долю бесталанного народа.
 
 
Господи, поможешь только Ты,
Именем Твоим друг другу верим!
Выведи из этой темноты
И верни нам милую потерю!
 

1931 г.

 
Неужели для того я
Убежала от советов,
Чтобы выбрать горький жребий
Эмигрантского поэта?
Чтобы здесь, совсем измучась
От нужды и ностальгии, —
Плакать – петь про злую участь
Всеми преданной России?
Нет!
Накопляя гнев и жалость
И отыскивая правду
От одних к другим металась!
Создавала я поэмы
Из железа и из стали!
Свято веруя, что все мы
Для борьбы сюда бежали.
И в изгнаньи поняла я,
Почему мне песня злая
Болью душу обжигала…
Не для всех нужна Россия…
Дорога она немногим…
Их немного… Но такие
Не свернут с прямой дороги!
И под бело-сине-красным
Флагом, гордым и прекрасным
Снова будет Русь, мы верим!
Нас не тронут вражьи пули!
Смело, Братья, в бой с врагами!
Те, кто ночью не заснули,
На рассвете будут с нами!
 

1930 г.

 
За веру в Бога – пытки и гоненья,
За верность родине – расстрел или тюрьма,
За правду резкую – жестокость и глумленье,
За стойкость – нищая сума.
Как тяжело идти дорогой узкой
И быть несчастнейшим между людьми,
Но если ты себя считаешь Русским, —
То нищету, тюрьму и смерть прими!
 

1931 г.

 
Не пленница и не рабыня,
Но каждый час и каждый год
Я от рожденья и доныне —
Твоя, великий мой народ!
 
 
Русь, о тебе вдали тоскую,
Любовью кровною люблю,
Навеки-вечные родную,
Навеки-вечные мою!
 
 
И в грохоте чужих историй
Твоя История близка.
Твое – мое и наше горе.
Твоя – моя – одна тоска…
 
 
И в ненависти не одна я:
Мой дух в холодной тьме узрел,
Как отдает моя Родная
Своих героев на расстрел…
 
 
Национальные герои
Прославят родину мою.
Им вечный памятник построю
И цоколь песней обовью!
 

 
Чужое, злое имя «Ленинград»!
В том городе, где жили исполины, —
Теперь пигмеи радостно галдят
У красного подножья гильотины.
 
 
Там льется много крови и … чернил.
Все кружится в безумно-быстром темпе…
И сатана с улыбкой приложил
На лбы людей пятиконечный штемпель.
 
 
Стал город славы кладбищем химер,
Стал призраком чужим и нереальным.
Там каждый семилетний пионер
Придавлен днем суровым и печальным.
 
 
Уродливый, нелепый, жуткий быт,
В котором нет друзей и нет любимых…
Никто не сыт, но каждый бит,
И в каждом зверь. И боль непоправима…
 
 
А «Допры», где палач, от крови пьян,
«Работает» в усердьи озверелом.
Где паклей забивают рты крестьян,
Чтоб не могли кричать перед расстрелом.
 
 
А за пайком голодные хвосты!
А в золоте зубов ухмылка Нэпа!
О, Господи, помилуй и прости
Рабов покорных подлого Совдепа!
 
 
Грузину, не татарам, платят дань.
Где гордость? Где любовь к родному краю?
Ах, «почему же мы такая дрянь?» —
Чужую фразу снова повторяю.
 
 
Российский город славы и побед, —
Ты выдержишь и это потрясенье.
Увидим вновь мы пышный твой расцвет —
Плоды трудов иного поколенья.
 
 
Былую мощь твою и красоту
Не видела, но верю, что увижу.
О них в отцовских книгах я прочту,
И «Ленинград» сильней возненавижу.
 
 
Санкт-Петербург, твой искаженный лик,
Назвали по-другому в эти годы.
Но все пройдет. И будешь ты велик,
Столица величайшего народа!
 
 
И гениальный русский драматург,
Который душу нации прославит,
Названием старинным «Петербург» —
Чудесную поэму озаглавит!
 

1932 г.

 
Много в жизни открыто америк,
Стран великих и средних и малых.
Где же тихая пристань, где берег
Для изгнанников и для усталых?
 
 
Много пыльных дорог и тропинок.
Нас грозою отмеченных много.
Прозорливый молитвенник-инок,
Укажи нам в Россию дорогу.
 
 
Много сказок и песен у жизни,
Но всех песен милее и краше
Мне легенды о нашей Отчизне,
О стране героической нашей.
 
 
Никаких нам не надо америк,
Опостылели страны чужие.
Есть для Русских единственный берег,
Наша тихая пристань – Россия.
 

1931 г.

 
Один сказал другому:
– Что делать нам с тобой?
Мы оба незнакомы
Ни с ветром, ни с судьбой.
 
 
Пойдем с тобой навстречу
И жизни и борьбе!
Опасность я замечу,
Скажу о ней тебе.
 
 
Другой молчал и слушал.
И понял: в этот миг
В измученные души
Надежды луч проник.
 
 
Один спросил другого,
(В вопросе страх и боль…)
– Скажи, какое слово
Запомним как пароль?
 
 
Другой ему ответил:
– Пойми, мой друг, меня…
Милей всего на свет?
Мне Родина моя!
 
 
Там, где гремят проклятья
И в битвах льется кровь,
Разделим мы, как Братья,
И злобу и любовь.
 
 
Смотри, орлы над нами
Под небеса взвились!
Россия будет – знамя
И Правда – наш девиз!
 

1929 г.

 
Переносит ветер вести
И оттуда, и туда:
Мы бороться будем вместе,
Вместе навсегда!
 
 
Бой открытый невозможен,
Но сердца горят…
Смелый, умный, осторожный, —
Безымянный Брат!
 
 
Будем пить из общей чаши
Ненависть и боль.
Знают всюду Братья наши
Братский наш пароль!
 
 
В синем небе золотые
Сполохи горят…
«Служим Богу и России!»
– Слышишь? – Слышу, Брат!
 

1927 г.

 
Во вражеский лагерь не каждый пойдет,
Не каждый рискнет головой.
Не знает он, встретит ли солнца восход
И будет ли завтра живой.
 
 
Орлиную душу свою он понес
На крыльях отваги в борьбу,
Ушел он в страну громыхающих гроз
Испытывать жизнь и судьбу.
 
 
А если вернется, то скоро опять
На подвиг отправится он.
А женское дело – молиться и ждать,
Склоняясь над шелком знамен.
 
 
Скрипят под иглою тугие шелка.
Три буквы и крест на шелках.
Пусть будет винтовка верна и легка
В его молодецких руках.
 
 
За карие очи, что смотрят во тьму,
За руки, которые мстят,
Моюсь я. Дай, Боже, удачи ему
И пусть он вернется назад!
 

1932 г.

 
Прищурены глаза. И не лицо, а… маска!
Но трудно лгать тебе на этот раз.
Душа, взъерошенная нервной встряской,
Тревожно смотрит из печальных глаз.
 
 
Я знаю, ты бродил по вражеским дорогам.
Твой взгляд был осторожен и колюч.
Имея малое, ты тосковал о многом!
В подпольной тьме искал восстанья луч…
 
 
И в тишине пустых и мрачных комнат
Твой голос звал, приказывал, просил…
И ты замечен. И тебя запомнят!
Поберегись! Не выбейся из сил.
 
 
Тебя броня спасает от измены,
Талантливый и умный следопыт.
Ты вскроешь не свои, а вражеские вены.
Убьешь! Пока… не будешь сам убит.
 
 
Двоякий смысл в твоем пытливом слове.
Привычно лжет нахмуренная бровь.
Ты весь в крови. И ты устал от крови…
И все-таки, твоя стихия – кровь!
 

1929 г.

 
Служащая губвоенкомата
Синеглазая машинистка;
Зовут ее «товарищ» Ната,
Но она не коммунистка!
 
 
С чекистами болтает смело
И смеется весело и звонко!
Но спрятан под блузкой белой…
Крестик на цепочке тонкой…
 
 
Вечерами с военкомом танцевала,
Интернационал пела.
А по ночам жизнью рисковала
За великое русское дело.
 
 
По ночам Ната уходит, —
У бедняжки много заботы:
За старым амбаром, в огороде
Ната встречает кого-то…
 
 
Поговорив с любимым, Ната
Не теряет времени даром
И, склоняясь над тяжелой лопатой,
Закапывает винтовки за амбаром.
 
 
Девушка без слез и стона
Проводила милого в горы.
Передавала в отряд патроны
И слушала заветное «скоро!»
 
 
Следили. Донесли. Арестовали.
При обыске нашли записку.
В холодном и темном подвале
Пытали синеглазую машинистку…
 
 
Прекрасная и молодая,
Она не просила пощады!
Расстреляли героиню восстанья…
 
 
А в снежных горах Алтая
Начальник партизанского отряда
Мечтал о скором свиданьи…
 

 
Ты пришел из страны чудовищ,
Из страны полуночных слез.
Много ты бесценных сокровищ
На чужбину с собой принес.
 
 
Пусть в кровавую атмосферу
Ты с младенческих лет попал,
Но великую ценность – веру,
Веру в Бога – не потерял.
 
 
Если горькой будет дорога,
Верь, – наступит горю конец,
Ведь в стране, где забыли Бога
Был священником твой отец!
 
 
Был отец твой смел и упорен,
Был самим собой до конца.
И неведомо сколько зерен
Он посеял в русских сердцах.
 
 
Не Алтайские ли утесы,
Не Алтайские ли ветра, —
Сибиряк мой светловолосый,
Провожали тебя вчера?
 
 
Сын священника, сын Алтая,
И великой России сын,
Твоя молодость золотая
Расцвела средь черных годин.
 
 
Оттого-то чуть-чуть сурово
Голубые смотрят глаза,
В них желанья пути другого, —
Надвигающаяся гроза!
 
 
Ни душой, ни единым словом,
Мой любимый юноша-брат
Перед Родиной не виновен
Перед Богом не виноват!
 

 
Все случилось так непонятно,
Но запомнилось мне навек:
Подошел ко мне неприятный,
Злобой выдуманный человек.
 
 
Да, бывают в жизни минуты,
Сердце знает, что близок рок…
Человека того, почему-то
Я тогда оттолкнуть не мог.
 
 
Я не знал, что это Иуда,
Ненасытный и хитрый спрут,
Что пришел он как раз оттуда,
Где родных людей предают.
 
 
Не ушел от дьявольской драмы…
Боже мой, скажи, почему
Так их много злых и незнамых,
Их идущих из тьмы в тьму?
 

1931 г.

 
О том, что будет, мечтать не будем.
Мечта от жизни уводит вдаль.
Устал бороться? Не веришь людям?
На сердце злоба, в глазах печаль…
 
 
Ну что же делать? Не все герои,
Не все способны идти на бой.
Не выходить же совсем из строя
И не склоняться перед судьбой.
 
 
Не вдохновитель земных трагедий,
Не полководец и не герой,
Среди тоскующих о победе,
Среди бунтующих, ты не свой.
 
 
Как человек, ты не безупречен,
Как гражданин, ты, душою слаб.
Тебя утешить мне, право, нечем,
Трусливый, жалкий советский раб!
 

1931 г.

 
Бледны и сумрачны черты ее лица,
Ни крыльев нет, ни драгоценного венца.
И эти губы строгие молчат,
Но ты запомнишь говорящий взгляд.
 
 
Запомни также, мой небрежный друг,
У этой вестницы бессонниц и разлук
Поспешный шаг. Смотри, она идет,
И расступается почтительно народ.
 
 
Она замедлит там свои шаги,
Где подвиг, где опасность и враги.
И вот, пока она на свете есть
Неутоленная питьем кровавым месть,
 
 
Сквозь сумрак наших утомленных дней
Мы, оскорбленные, должны идти за ней,
И вместе с ней замедлить там шаги,
Где подвиг, где опасность и враги!
 

1931 г.

 
С шуткою, с улыбкою скептической
Прожил жизнь недолгую свою.
И над этой гибелью трагической
Я сегодня плачу и пою…
 
 
Ижевцы и Воткинцы, запомните:
Ваш соратник умер на войне
Умер не в изгнаннической комнате,
А погиб на Русской стороне.
 
 
Выклеваны очи жадным вороном
И уста шутливые молчат…
Ах, из тех, кто ходит на ту сторону,
Мало возвращается назад!
 

Ноябрь 1931 г.

 
Народ мой в неволе, в тоске изнемог…
Доколе, о Боже, доколе?
За дерзость и грех наказует нас Бог,
За дерзость и грех мы в неволе.
 
 
В ночи наш пожар полыхай до зари!
Слезами зальем ли мы горе?
А наши убитые нами Цари
Скорбят о великом позоре.
 
 
И русское горе, и горе мое
Руками сплету воедино.
А вырастет сын, я отцово копье
Отдам ненаглядному сыну.
 
 
Скажу я: похож на отца, ты, мой сын,
Борись, как и он, за Россию!
Будь воином храбрым, ты в поле воин,
Коль с поля уходят другие.
 

1931 г.

 
Девушка, никому не нужная,
Попала в сутолоку чужих городов.
Идет наивная и безоружная
К врагам вооруженным до зубов.
 
 
Безрассудная, чего ты хочешь?
Жертвовать? Не надо, не стоит…
Обывательские, липкие, черные ночи
Забросают тебя грязью густою.
 
 
Девушка, остановись, не надо!
Спрячься, как все, под крыло к мужу!
Одну растерзают звери и гады!
Застынет сердце от ветра и стужи…
 
 
Но она прижимает к сердцу руки
И лепечет слова, не пойму какие:
«Дыханьем подвига потушу муки,
Твои огневые муки, Россия!
…………………………….….….….….…..
 
 
Молодость пожалей! Куда ты?
Много ли вас таких? Одна ли!
Много ли вас, отдающих свято
Юные души Русской печали?
 
 
Она, задыхаясь от слез, сказала:
«Нас мало»….
 

1928 г.

 
Провели черту и сказали: граница!
А по обе стороны – живые люди.
И близким в разлуке тоскливо снится,
Что встречи не будет…
 
 
Провели черту. И стоят солдаты.
Пули в винтовке, в «Нагане», в «Смите»…
Отсюда кричу: «Отдайте брата!»
А с той стороны: «К сестре пустите!»
 
 
Стоят, как серые камни, молча.
Поджидают пули сестру и брата.
И над стражей чья-то жестокость волчья…
И стража не виновата.
 
 
Смертные шаги – перейти границу…
Но по обе стороны смелые люди!
Надо желать и уметь добиться…
И встреча будет!
 

Октябрь 1928 г.

 
Сестра моя, Ненависть, куда идешь?
– Для гибели вражьей ищу я нож!
 
 
– Зачем он тебе, родная сестра?
Ты сама, как отточенный нож, остра!
 
 
Неужели поле, где посеяна рожь,
Ты снова русской кровью зальешь?
 
 
В руке у тебя ременная плеть,
Я знаю, ты не умеешь жалеть…
 
 
Руки грозят и глаза грозят!
Верить нельзя и жалеть нельзя…
 
 
А пуще всего душа грозит
За того, который давно убит…
 
 
Что же ты медленно так идешь?
На тебе в руки острый нож!
 
 
В злобные очи смотреть врагу
Вместе с тобой смело могу.
 
 
Это ты в колодезь вливала яд,
Из которого пил вражий отряд?
 
 
Ты взрывала мосты и жгла сады?
Кровь и огонь – твои следы!
 
 
Но все же иду по твоим следам,
Но все же я душу тебе отдам!
 
 
Давно я рядом с тобой иду,
Пойду я рядом и в этом году.
 

1929 г.

 
Чтобы скрыть в очах печаль,
Сдвину я на брови шаль.
 
 
Что же даст Россия мне?
Слезы о вчерашнем дне…
 
 
Горя много на веку,
Злость, обиду и тоску…
 
 
Снова братскую войну?
Грохот пушек на Дону?
 
 
Снова обыски и страх…
Кровь на вражеских штыках,
 
 
Я – сестра, жена и мать,
Мне – о близких горевать.
 
 
Ночь не спать, а утром вновь —
Белый снег и чья-то кровь.
 
 
Кровью обагренный снег…
Игорь, Светик мой, Олег!
 
 
Вновь костров полночных дым —
Петропавловск и Ишим!
 
 
И восстания заря,
«За Россию! За Царя!»
 
 
Очи и душа в огне!
Вдруг решетка на окне…
 
 
В Соловецких лагерях
Болт железный на дверях.
 
 
Слышу выстрелы в упор,
Крики: «заводи мотор!»
 
 
Конвоиров грубый смех…
…………………………….….….….….…..
«Ненавидеть – это грех?»
 
 
И ответил на вопрос
Кто-то взором полным слез…
 
 
– Боже, дай мне сил дожить,
Сына в бой благословить!
 

1931 г.

 
Пусть будут снова яблони в цвету.
Весна… но все надежды отняты.
И крикнуть хочется в ночную темноту:
– Будьте вы прокляты!
 
 
Благословенны вы, идущие на бой
С мечтами смелыми и страстными…
На бой с неправдою, со смертью и с судьбой
Дерзающие – счастливы…
 
 
И больно за родной мой край и мой народ.
Но прежний ли ты, тот ли ты?
Октябрь и Восемнадцатый кровавый год
Будьте вы прокляты!
 
 
Проклятые и год, и месяц, и число,
Когда подвалы стали бойнями…
Был сброшен рулевой и сломано весло
Руками недостойными…
 
 
Придешь ли ты, возмездья грозный час.
День ли ты, год ли ты?
Но вы, убившие прекраснейших из нас
– Будьте вы прокляты!
 

 
Как искорки во тьме —
Подпольная работа…
Вдруг вспыхнула б от них
Заря переворота!
И вновь могучая,
Как грозная стихия,
Заговорила
И запела бы Россия!
О, грохот гнева!
Пламенные взрывы
Во имя Родины,
А не «свободы» лживой!
…………………………….….….….….…..
И продавцы газет
Кричат в дыму пожаров:
«Расстреляны 17 комиссаров!»
В шелках знамен
Восстания отвага!
Перед святым крестом
На площадях присяга.
В соборах молятся
Митрополиты
О всех, за веру
И отечество убитых.
Бас протодьякона,
Как в колокол, ударит:
«Благочестивейшего
Даждь нам Государя!»
И бунтарей вчерашних
Горестные тени
Вдруг упадут
Покорно на колени.
…………………………….….….….….…..
Российский гнев,
Скорее помоги мне!
Дай музыку к словам
В грозящем гимне:
– В прах сокрушим
Чекистские застенки,
А Коминтерн с его слугами…
– К стенке!!
 

1930 г.

 
Словно арестанта под конвоем,
Разум мою душу стережет,
Я она, склоняясь над канвою,
Свет очей узорам отдает…
 
 
А узоры странные такие,
Дышат жизнью пестрые шелка.
Верую, что Русскую Россию
Возвеличит русская рука!
 
 
Буду делать маленькое дело.
Разум, сторож черствый, не мешай!
Пусть, пока труба не прогремела,
Путается в вышивках душа…
 

Декабрь 1929 г.

 
Мы с тобой врагами не добиты,
Но в тупик глухой заведены,
Два обломка королевской свиты,
Короля трагической страны.
 
 
Подвиг – это миг самозабвенья,
Огненный полет в ночную высь.
Клятву долголетнего терпенья
Мы с тобою выполнить взялись.
 
 
Жизнь диктует новые законы,
Вожаки кричат: «Не отставай!»,
Но перед отцовскою иконой
Огонек зажечь не забывай.
 
 
Никому нас не переупрямить,
Жизнь борьбой неравною полна.
В эти дни сожжем о прошлом память,
Чтоб не помешала нам она!
 
 
Чтоб душа слезой не растекалась,
В мусорную яму сволоку
Нашу эмигрантскую усталость,
Нашу эмигрантскую тоску.
 

1931 г.

 
По ночам я о многом думаю,
На подушку слезы роняю,
Но маленькую личную беду мою
К общей не приравняю.
 
 
На чужбину шквалом отброшены,
Оглушенные гулким громом,
Раскатились мы, как горошины,
В поле чуждом и незнакомом.
 
 
Не люблю я запаха ладана,
Рано петь по нас панихиду,
Будет день: нежданно-негаданно,
Отомстим за нашу обиду!
 
 
Не за ссылку за нашу дальнюю,
Не за горечь отдельной драмы, —
За обиду национальную,
За поруганные наши храмы!
 
 
За все то, что русскому дорого,
Что для сердца русского свято —
Отомстим мы жестоко ворогу
В грозный год Великой Расплаты!
 

20 октября 1931 г.

 
Охвачена жарким и светлым пожаром
Забуду ль о прошлом, о темном, о старом?
О звоне серебряных колец кольчуги,
О князе, о храбром забуду ли, други!
 
 
Всегда в горделивом и нежном восторге
Я имя твое повторяю – Георгий!
На фоне Российских алеющих зарев —
Мой храбрый Георгий, слуга Государев.
 
 
О топоте четком копыт лошадиных,
О вьюге, о снеге сибирской долины,
О серой шинели, о серой папахе,
О страхе за милого, девичьем страхе…
 
 
О всаднике стройном, чье имя Георгий,
Пусть память поет в горделивом восторге!
О взгляде последнем навеки родного…
О шелковой гриве коня вороного.
 
 
Короткое счастье за горе разлуки.
Напрасно цепляются женские руки
За шашку, за краешек серой шинели
В ту ночь, когда трубы за окнами пели.
 
 
Напрасно цепляются руки за стремя:
Не время любить нам и плакать не время.
На фоне Российских бунтующих зарев,
Не милый он мне, а слуга государев!
 
 
Но женское сердце, как пленная птица, —
Ему суждено тосковать и томиться.
Узнала: в дыму багровеющих зарев
Погиб Государь… и слуга Государев
 
 
Признаюсь, призанием горестным мучась:
Завидной казалось Царицына участь…
Ах, встретить бы пулю из той же обоймы!
Но не были рядом, Георгий, с тобой мы.
 
 
За вызов, за гордый отказ помириться,
Пришлось на чужбине далекой томиться.
И вот вереницею пасмурной годы,
Прошли под знаменами черной невзгоды.
 
 
Но в черной заботе о крыше и хлебе
Мне звездочка светит в полуночном небе,
И память поет в горделивом восторге,
О Русском герое, чье имя – Георгий!
 

9 декабря 1931 г.