Вспомнить, нельзя забыть
Текст книги "Вспомнить, нельзя забыть"
Автор книги: Марианна Колосова
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Российскому Обще-Воинскому Союзу посвящаю.
Д.Л. ХОРВАТ
Переберу рукой взволнованной
Страницы прошлых ярких дней,
И встанет Русь, в броню закована,
В красе воинственной своей!
Сегодня вспомним мы нечаянно
Имен и дел великий ряд…
И в красоте своей отчаянной
Набег Аскольда на Царьград!
Впервые стал Царьград добычею.
И первые Аскольд и Дир
Мечами звонкими и кличами
О русских известили мир!
А Святослав с дружиной верною
Прославил Новгородский край.
Его отвагу беспримерную
Узнали Волга и Дунай.
А битва на Неве со шведами,
Где Александр пресветлый вновь
Украсил Русь своей победою
И пролил вражескую кровь.
И Куликово поле знаем мы,
Где Дмитрия Донского рать
Разбила полчища Мамаевы.
Привычным стало побеждать!
На небе сумерками поздними
Расскажет алая заря
Нам про Царя Ивана Грозного,
В России первого Царя.
Конь Грозного чертил подковами
Победы радужную грань…
Пред покорителями новыми
Склонилась буйная Казань.
Восток далекой снежной тайною
Манил вечернюю зарю…
Отдал Ермак Сибирь бескрайную
В подарок Грозному Царю.
А дальше бой, воспетый Пушкиным,
И мне ли петь после него?
И не Полтавскими ли Пушками,
Гремело эхо над Невой?
А дни Суворова, которыми
Костры победы зажжены,
Над безграничными просторами
Моей прославленной страны!
Пускай враги от злобы хмурятся,
Мы духом были велики —
И по Парижским ярким улицам,
Наш Царь провел свои полки!
Забуду нынешнее горе я,
Мне ясен наш грядущий путь:
Нельзя страну с такой Историей
Ни задушить, ни зачеркнуть!
Потомки славных тех воителей
Вдали от родины своей
Заслужат лавры победителей
На рубеже грядущих дней.
1931 г.
Главе Дальневосточной эмиграции посвящаю
НА МОРЕ И СУШЕ
Защиту наших прав ему вручаем.
И под его отеческой рукой
Мы, русские изгнанники в Китае,
Найдем защиту и покой.
Недаром раньше был хозяин края,
Осталось твердою хозяйская рука.
Душе его близка страна родная,
И горесть русская душе его близка.
Хранителю традиций – эти строки,
Главе изгнанников – поклон мой до земли!
Привет всем тем, кто в эти злые сроки
За ним одной дорогою пошли!
1932 г.
Адмиралу Федоровичу посвящаю
АЛЕКСАНДРУ ПОКРОВСКОМУ
Кричу «ау!» прошедшим временам.
Ведь только что отгрохотали войны.
И с человечьей кровью пополам
Мы воду пьем бесстрастно и спокойно.
Война для многих стала ремеслом;
Но есть такие люди, у которых
Военным вихрем знамя унесло
В чужие неизвестные просторы.
Пою о вас, родные корабли,
В чужих морях – Российская отвага!
Пою о тех, которых погребли
Без панихид и спущенного флага.
Чужие люди сердцу далеки.
Напоминает якорь о надежде.
Вы, Русские родные моряки,
Такими же остались, как и прежде.
От снов чужих когда-нибудь очнусь.
На Родине найду родные души.
И будет вновь сиять, как солнце, Русь,
И побеждать на море и на суше!
24 июня 1931 г.
КАЗАЧИЙ ХОР
Из беды святая сила вынесла,
Выручила правда из беды.
Жизнь не терпит путанного вымысла,
Заметает ложные следы…
Все пугали вьюгой да сугробами:
«Нынче правят миром зло и ложь,
Встретишься в дороге с меднолобыми
И в бою неравном пропадешь!»
Помолился он перед киотами:
«Николай Угодник, помоги!»
Клеветой, нуждою да заботами
Не затравят хитрые враги!
Дни легли коротенькими шпалами
Не заметил, как по ним шагал.
В бурю над бездонными провалами
Он с непримиримыми стоял.
Вражьи очи в злобе кровью налиты
Но ему их злоба нипочем!
Спрашивал он силу: не ушла ли ты?
Ангела: стоишь ли за плечом?
Шел он под охраной Белокрылого,
А у Силы Темной… силы нет…
Не слыхал от ближних слова милого.
Но зато от Родины – привет!
И пускай морозная метелица
Кудри его снегом серебрит.
Если тронуть кто его осмелится —
Будет Силой Светлою убит!
Пристальнее в душу посмотрите-ка;
Отдает свою по капле кровь…
Самая мудрейшая политика
– Искренняя к Родине любовь!
1931 г.
Посвящается Казачьему хору В.И.Федотова
КАЗАЧКЕ ТАНЕ
Звуки песен казачьего хора
Нам навеяли милую быль:
Бесконечность степного простора
И степной золотистый ковыль…
Островерхие горные грани,
Широта многоводная рек,
И зеленые дали Кубани
И Сибирский сверкающий снег…
Как плывет по утрам над станицей
Колокольный серебряный звон,
И как сердцу казачьему снится
Величавый и сказочный Дон…
В этих песнях шумит Забайкалье,
Бродит ветер по склонам тайги…
Это там, где знамена склоняли
Побежденные вами враги.
Знай, Ермак, победивший Кучума
И погибший в волнах Иртыша,
Что твою заповедную думу
Не забудет казачья душа!
Волны плещут и бьются о берег
И о прошлом поют без конца…
Не тебя ли, бушующий Терек,
Вспоминают казачьи сердца?
Прогудели баллады седые
Голосами родных кобзарей
О просторах великой России
И о солнышке ясном над ней!
Июль 1931 г.
Анне Лариной посвящаю
ИСПОВЕДЬ (Многих)
Тебе немало причинили боли…
И ты готовилась к упорству и борьбе,
Но материнства солнечную долю
Ты выбрала, любимая, себе.
У побежденных, в нашем темном стане,
Но все-таки на воле, не в тюрьме,
Пусть будет наша маленькая Таня,
Как зайчик солнечный во тьме.
И если нас с тобою опалило
Безвременье сжигающим крылом, —
Добьемся мы, чтоб все у Тани было:
И Родина, и близкие, и дом!
Хочу, чтоб эти детские глазенки
Увидели великой нашу Русь.
И о тебе, и о твоем ребенке
Сегодня ночью Богу помолюсь.
27 декабря 1931 г.
ГРЯДУЩИЙ ДЕНЬ
Прохожий, может быть, поймешь
Ты исповедь мою простую,
Как в жизни, ненавидя ложь.
Всю жизнь я прожил, протестуя.
И если даст отсрочку враг,
Хочу я, чтоб потомство знало,
Что прожили мы кое-как
И гибли тоже, как попало…
Под сенью Русского орла
Не вспоминайте вы о зрящих,
Чья смерть геройской не была,
И жизнь была не настоящей.
Позор! Один из них ведь я…
Мой день тосклив и сон тревожен,
И маленькая жизнь моя
Порой мне Родины дороже…
Потом… да будет миг тот свят,
Когда раздастся окрик властный,
И вспомню вдруг, что я … солдат
Страны великой и несчастной
И с рельс привычных ринусь я,
Как поезд, пущенный с откоса, —
Навстречу вам, мои друзья,
Расстрелянные без допроса.
Но коль забуду и прощу
Больную Русскую обиду,
Пусть я друзей не отыщу
И в Царство Божие не вниду!
1930 г.
ПРЕЕМНИК
Грядущий день, тебя зову и жду я,
За край твоей одежды уцеплюсь!
Я верю, ты создашь другую, молодую —
И неожиданную Русь!
Так суждено, что старый дом разрушен;
Мне затхлый запах плесени не мил…
Но все ж октябрьский ветер не потушит
Лампадки у родных могил.
А день сегодняшний, продажный и тоскливый,
Не брызнет солнцем в души и глаза.
Но завтра освежит дождями нивы
Святая покаянная гроза!
Грядущий день, тебя зову и жду я!
Твои шаги – другой эпохи взлет!
Русь неожиданную, Русь иную
Грядущее на крыльях принесет!
1927 г.
РАЗДУМЬЕ
Взметнутся белые мятели,
Сверкнет иной, не красный свет,
И будет то, что мы хотели,
О чем мечтали много лет.
И, тяжесть Власти возлагая
На чью-нибудь опять главу,
Увидит вновь страна родная
Свой сон желанный наяву.
С зарей мы выйдем на дорогу;
Напомнит алая заря,
Как долго вопияла к Богу
Кровь неповинного Царя.
И венчанный венцом терновым
Несчастный убиенный Царь
Узрит с небес: Россия снова
Такой же стала, как и встарь.
Но чувствую, что тот, который
Приемлет тяжесть Власти вновь,
Забыть не в силах будет скоро
Его предшественника кровь…
1931 г.
ХХI ВЕК
Загробный мир? Кто приходил оттуда?
Кто рассказал хоть раз о нем живым?
И я о нем напоминать не буду
Веселым, смелым, молодым.
Рожденье человека – это чудо!
А жизнь – немножко горький дым…
У жизни есть неведомые дали.
В глазах моих – желанье и вопрос:
Где встретить тех, что отлиты из стали,
И предназначены для гроз?
Какими маленькими люди нынче стали…
И нет в садах ни соловьев, ни роз…
Но эту жизнь за привкус горьковатый
И за короткую тревожную весну
И за осенний терпкий час расплаты —
Я все-таки не прокляну!
Душа сама без меры виновата,
Пока у тела бренного в плену…
1931 г.
БОР МОЙ
Двадцать Первый Век, не о тебе ли
Сегодня вечером деревья прошумели?
………………………………………………………………………..
Над внуками потом, а не над нами
Взовьется к небу радужное знамя!
И будут дни, на наши не похожи,
Спокойнее, медлительнее, строже.
А кто-нибудь, уж поздно или рано,
Найдет дорогу в солнечные страны.
И песенный дворец я не построю
Грядущему великому герою.
А самое чудесное на свете
В те годы будут маленькие дети!
Что может быть прекраснее ребенка,
Смеющегося радостно и звонко?
Над тружениками, над королями —
Взовьется к небу радостное знамя!
И кто-нибудь, на сотню лет далекий,
Найдет в архиве пыльном эти строки…
Так слушай же, надменный мой потомок!
Не в солнечном краю, в стране потемок
Жила твоя прабабушка. В хибарке
Мигал всю ночь огонь свечи неяркий.
Сгоревшая от мук в Двадцатом Веке,
Она мечтала о любимом человеке…
И ежилась от пушечного грома
Под ненадежной, ветхой крышей дома.
В стране, где поезда летели под откосы,
Сочла за удаль срезать свои косы.
И сделала всю жизнь свою ошибкой
За чью-то мимолетную улыбку…
А осенью протягивала руки
И о ненужной плакала разлуке…
Боюсь, потомок мой самодовольный,
Ты не поймешь, что значит слово «больно»
Ах, если б ты не понял, (хорошо бы!)
Что значит: «побледнеть от черной злобы!»
…………………………………………………………………………………
Двадцать Первый Век, не о тебе ли
Мечты мои под утро прозвенели?
1930 г.
ЦАРЕВНА
Плачу над грушей дюшес,
Сгорбилась в горе великом:
Где ты, родимый мой лес,
Папоротник, земляника!
Право, смешной разговор:
Я разлюбила бананы.
Бор мой, сосновый мой бор,
Запах медовый и пряный!
Может быть, в этом году
(Дай помечтаю немножко!)
Утром на зорьке пойду,
В рощу с плетеным лукошком.
Как это мог ты забыть?
Тише… в лесу – это в храме!
Буду сбирать я грибы,
И воевать с комарами.
Лес мой, родимый мой лес!
В горести сгорбила спину…
Видно, попутал нас бес,
И уволок на чужбину.
Грусть мою, русскую грусть,
Выпущу птичкой из рук я.
До-пьяна нынче напьюсь
Новой печалью – разлукой.
Склоны отвесные гор…
Нет, уж не песней, а криком:
– Бор мой, сосновый мой бор,
Папоротник, земляника!..
1929 г.
КУРГАН В СТЕПИ
Легенды узорчатый белый рукав
Мелькнул между сосен угрюмых…
Я в шепоте низко склонившихся трав
Услышал народные думы.
И плачу, и стонут, и песни поют
И степи, и реки, и горы
О том, как вершили неправедный суд
Над Русью убийцы и воры.
Народную память никто не убьет,
Как солнца не скроют туманы.
Чудесная сказка в Сибири живет
О сердце Царевны Татьяны.
Сегодня в тайге запылали костры —
Червонные вестники смерти!
Погибли Царевны, четыре сестры…
Не верят? Не надо, не верьте.
Не шепот, а ветер! Не ветер, а гром!
Царевны навеки заснули…
Сейчас не забыли и вспомним потом
Четыре смертельные пули.
Легенда в огне золотого костра…
Я слушать ее не устану…
Одна не погибла Царевна-сестра,
Не тронула пуля Татьяну.
Умчали для жизни кого-то двоих
Гнедые отважные кони.
И ветер прислушался, ветер затих:
Не слышен ли топот погони?
Но то, кто Царевну-страдалицу спас
От страшной мучительной смерти,
Не вынес печали Татьяниных глаз…
Не верят? Ну, что же не верьте.
И он, умирая, кому-то открыл:
«Спокойно я Богу предстану.
Светла белизною архангельских крыл
Одежда Царевны-Татьяны.
Тяжел ее крест и тернист ее путь,
Но ей неизвестна усталость
С той ночи, как пуля ударила в грудь
И в сердце Царевны осталась.
Как жертва вечерняя, бродит она,
Тайга стережет ее свято.
За злобный твой грех, о, родная страна,
Она без вины виновата».
…………………………………………………………………………………
Легенда взмахнула своим рукавом…
Я слушать ее не устану.
Увидел я с пулею в сердце живом
Святую Царевну-Татьяну…
1930 г.
СИБИРЯЧКА
Струны ветровые над курганом
О князьях и воинах поют…
И навстречу мчатся ураганом
Золотые искорки минут.
Выросла из крови половецкой
Через сотни лет разрыв-трава,
О былом, о славе молодецкой
Шепчет потаенные слова.
Ветром опьяненные, качаясь,
Целовались травы и цветы,
Нежным и песнопеньем величая
Райских небожителях святых.
Утром на цветах и травах росы —
Радостные слезы облаков.
Дали – безответные вопросы,
Отраженье будущих веков.
Ветер, не тебя ли убаюкал
Под курганом в солнечной степи,
Злая человеческая скука,
Пленная волчица на цепи?
А вчера кукушка куковала
Для цветов степных и для меня:
«Ночи без любви бы не бывало,
А без солнца не было бы дня!»
И любить и верить надо молча…
Жизнь мою кургану расскажу,
Закопаю в землю сердце волчье,
Злобу мою рядом положу…
Поцелуя девичьего крепче
И вина столетнего пьяней —
Голос тот, который ночью шепчет
О далекой Родине моей!
Тяжело в бессоннице томиться…
Горько мне, никак я не пойму:
Кто на свете выдумал границы,
Кто на свете выдумал тюрьму?
И со мной запели мои степи
Ветровые звонкие слова:
Кто придумал кандалы да цепи
И в решетки окна закопал?
Струны ветровые над курганом
О былом и будущем поют…
И навстречу мчатся ураганом
Золотые искорки минут.
1930 г.
ЛАЗОРЕВЫ ЦВЕТЫ
От Сахалина до Урала
И от Таймыра до Акши
Свои богатства разбросала
Сибирь – алмаз моей души!
Мой дедушка седобородый
Упрямо покорял тайгу.
И для сибирского народа
Нет даже слова «не могу!»
И перед Богом я не скрою,
(Пусть буду в ад осуждена)
Была упрямой оттого я,
Что сибирячкой рождена!
Не мы ли первые, не мы ли,
(Напомнила Иртыш – река)
Сибирь холодную крестили
Горячей кровью Ермака.
Молчат улыбчатые дали
И люди хмурые молчат;
Но слов трусливых: «мы пропали…»
Сибиряки не говорят!
Чего хочу, добьюсь упорно,
Пускай я против всех одна.
Недаром с сердцем непокорным
Я сибирячкой рождена!
1928 г.
Наташе Г.
ДОМОВОЙ
За морем (для сердца друга близко)
Помню, что живет уж много дней
Девушка Наташа в Сан-Франциско,
Далеко от родины своей.
Белокуры спутанные косы,
В сердце – нежность, удаль и гроза!
И неразрешимые вопросы,
Затаили синие глаза.
Заклинаю старой дружбой нашей:
Помни среди чуждой красоты,
Что в России чужеземных краше,
Во полях лазоревы цветы.
Города на свете есть другие.
В Сан-Франциско, вот уж скоро год,
Девушка, рожденная в России,
В небоскребе каменном живет.
Где б ты ни жила, навеки наша.
Знаешь ли, на что похожа ты?
Имя твое нежное – Наташа —
Во полях лазоревы цветы!
1931 г.
ГЕРАНЬ
Над столом при мягком полусвете
Я склонилась низко головой…
Новый год со мною вместе встретить
Из-за печки вылез Домовой.
Он пушистый. Он такой уютный.
У него седая борода.
Собеседник мой пятиминутный,
Деревенский спутник в городах.
Что-то он сегодня мне расскажет?
О деревне вдруг заговорил:
«Помню, лапки я запутал в пряже,
Над работой пряху усыпил.
Прокатившись по двору клубочком,
Коням гривы в косы заплетал.
А потом в трубе глубокой ночкой
Озорные песни распевал».
Он утер лохматой лапкой глазки,
Покачав печально головой.
Ах, какие старенькие сказки
Рассказал мне русский Домовой!
Домовой, а тоже, ведь, скучает
О снегах сибирского села…
Я дала ему на блюдце чаю
И кусочек сахару дала.
Уцепился лапками за блюдце;
Скромно спрятал хвостик в полутьму.
«Нынче люди что-то все дерутся,
А зачем, никак я не пойму!»
«О людских делах сейчас забудем
И спокойно встретим Новый Год.
А зачем дерутся злые люди,
Даже леший сам не разберет!»
Покосился Домовой на двери
И, махнувши лапкой, прошептал:
«И в меня то, нынче уж не верят,
Вот они – крушенье и развал»…
Покачал тоскливо головою
(Глаз-то добрый, светло-голубой!)
И сказал: «пойду в трубе повою
Над своей и над твоей судьбой»…
………………………………………………………………
С Новым Годом, милый Домовой!
НАЕДИНЕ С СОБАКОЙ
Хочу обычного. Чтоб на окне герани.
Чтоб бабушка сидела у окна.
Чтоб кот мурлыкал сказки на диване,
И чтоб в ушах звенела тишина.
Чтоб утром к чаю пышные ватрушки.
Чтоб не бояться наступающего дня.
Чтоб хрюкали за воротами чушки,
И бабушка ворчала на меня
За то, что я такая непоседа,
Все бегаю, а кружев не вяжу;
За то, что сплю частенько до обеда,
А по ночам над книжками сижу.
Грозила бы пожаловаться маме,
(«Большая уж, степенной быть пора!»)
За то, что переглядывалась в храм?
С псаломщиком у всенощной вчера.
И уж пора бы перестать взбираться
Всех выше на черемуху в саду.
Ведь барышня! Ведь стукнуло пятнадцать.
А дочка батюшки в деревне – на виду!
Что, мол, поповне даже и не гоже,
Какие то там «романы» читать!
Что раньше девушек воспитывали строже,
Но легче было замуж выдавать.
А я под воркотню моей старушки,
Свернувшись на диване, подремлю.
Во сне увижу прапорщика-душку,
Который шепчет мне «люблю».
Ходить по ягоды с лукошком из бересты
Туда, где лес синеет. Далеко!
Все было так; по-деревенски просто,
Все было так по-девичьи легко…
Да было ли? Я, может быть, приснилось?
На чьем окне цветет моя герань?
Где прошлое, скажи ты мне на милость
И глаз моих слезами не тумань.
За чьи грехи я радость потеряла?
За чьи грехи я счастье отдаю?
И сколько пар чулок уже связала
Для нищей внучки бабушка в раю?
1931 г.
СПОКОЙНО ЖИТЬ
Зачем кладешь ты лапку на тетрадь.
Дружок родной, смешная собачонка?
Уйди с колен и не мешай писать,
Вон там, в углу, твоя печенка.
……………………………………………………………………….…….
Печальные стихи я напишу
Про собственную горькую отвагу,
Что я еще жива, еще дышу
И порчу неповинную бумагу.
Что узенькими лентами стихов
Я в эти дни, как никогда, богата.
И с каждым часом больше ярких слов
Поющих, разноцветных и крылатых!
О, Господи, за эту радость вот,
За эту муку, светлую такую,
Которая в душе моей поет, —
Благодарю! И большего взыскую!
Живу. Ищу огней в самой себе.
Смотрю вокруг внимательно и строго.
Ведь в этой долгой жизненной борьбе
Огня и силы надо много.
Воспитывалась я в монастыре,
Цвела во тьме и холоде теплушек,
Участница в чудовищной игре
Под грохот революционных пушек.
……………………………………………………………………………..
Ты лапку положила на тетрадь,
Ты снова тут, мой друг четвероногий?
Да, ты права, не надо вспоминать
О пройденной безрадостной дороге
Иди к дверям, ложись и карауль,
Готова будь ежеминутно к драке.
Оберегай меня от вражьих пуль,
Ну, а себя… от бешеной собаки.
И снова я вдыхаю аромат
Моих стихов, моих воспоминаний…
И вижу вновь: карательный отряд
Куда-то мчится в утреннем тумане.
Не запах роз, а дым пороховой,
Не музыка, а… залпы, по бегущим!
И чей-то труп с пробитой головой,
И чей-то конь без всадника отпущен.
Был ветер неминуемо свиреп…
Вопрос ребром; ты с нами или с ними?
И слово ненавистное «совдеп»…
И родины зачеркнутое имя…
И, подойдя к тюремному окну,
Я прошептала: нет, моя родная,
Тебя в душе моей не зачеркну
И на паек тебя не променяю.
Ночной допрос. Душа моя, молчишь?
И ставка очная. И провокатор рядом…
Потом… меня кокаинист-латыш
Бил рукояткой… вспоминать не надо!
Зачем ты подошла опять ко мне,
Сердечко чуткое, дружок четвероногий?
Не я одна, – в то время, в той стране
Не только били, убивали многих.
Зачем же обе лапки на тетрадь?
Спасибо за твою любовь собачью.
Ну не волнуйся, я не буду вспоминать.
Нам спать пора. И я… совсем не плачу.
1931 г.
ДУША ЖИВА
Я думаю сейчас: как хорошо бы,
Вдруг выпутавшись из чужих судеб,
Спокойно жить без горечи и злобы
И зарабатывать свой хлеб.
И в тишине и свете милых комнат,
В своем углу, где близко нет врага,
Забыть того, кто обо мне не помнит,
Любить того, кому я дорога.
Но знаю я, что этого не будет.
Кругом кипят, волнуются, грозят!
И каждый день ко мне приходят люди
И говорят: «спокойно жить нельзя!»
Предчувствую я сердцем неспокойным
Гигантскую трагедию земли:
Пожары, революции и войны
И… собственные горести мои…
И, жребий добровольно в жизни выбрав,
Иду вперед по избранным путям.
Многозначительный, задумчивый эпиграф
Я к следующим выберу стихам…
Грядущих дней услышав гром и грохот,
Мы будем знать: опять идет гроза.
Вот почему сейчас нам очень плохо,
И никому спокойно жить нельзя!
25 июля 1931 г.
ЧЕРНЫЙ ВОРОН
Быть может, это и нехорошо,
А, может быть, наоборот, отлично, —
Что я, мечтавшая об общем и большом,
Заплакала над маленьким и личным?
Я думала, мне выжгла душу месть…
И стали в суматохе дни короче.
Но оказалось, что душа то есть!
Я в ней особый потайной кусочек…
Не знаю, может быть, я не права.
В своей беде чужую вижу зорко.
Я рада, что еще душа жива
И есть еще над чем заплакать горько…
1929 г.
МЕНЯ УБИЛИ
Может быть, в тумане сером
Что-то обозначится?
Может быть, оттуда выйдет
Мудрая разгадчица?..
Если в следующей жизни
Стану черным вороном,
О тебе я не забуду,
От меня оторванном…
Знаю, буду я кружиться
Над твоей оградою;
Но тебя не поцелую,
Лаской не порадую.
И сказать тебе не сможет
Птица чернокрылая,
Как тебя жалела в жизни,
Как тебя любила я…
На крыльце тебя увижу
С книгой одинокого.
«Надоел мне этот ворон,
Все летает около!»
Закричу я жалким криком,
Отлетая в сторону:
«Это я твоя родная,
Стала черным вороном!»
И за то, что в этой жизни
Так тебя любила я,
Пристрели потом, мой милый,
Птицу чернокрылую.
1930 г.
От усталости и вижу и слышу плохо, —
А кругом – крики и суматоха:
На живых повстала серая нежить…
Кто-то кого-то душит и режет.
Безумец кричит: «Дайте дорогу!
Я сейчас телеграмму Богу!»
А закутанный в плащ говорит бесстрастно:
«Какое мне дело до тебя, несчастный?
Если сохранишь огонь под пеплом,
Значит, – душа твоя окрепла.
А если нет… пресмыкайся, ползай!
А если нет… погибай без пользы!»
Тишину ночную воплем нарушу,
Если острая пика вонзится в душу.
И вот, – вонзилась… но в эту минуту
Из упрямства, что ли, не кричу почему-то…
Человек в плаще показался из-за угла,
Подошел и спрашивает: «Как ты могла?
Я пришел поклониться твоей силе, —
Ведь, тебе душу сейчас пронзили!
Ты героиня, ты не кричала!»
Я могла ответить только одно:
– Это не геройство… я просто… устала…
И мне было… все равно…
* * *
И мчатся по-прежнему автомобили
И витрины горят цветными огнями…
А меня не стало… А меня убили!
И я не увижусь с моими друзьями.
Над твоею душой склонилась жалость,
Ты остался жив… А меня убили…
У тебя память обо мне осталась,
Потому что мы друг друга любили.
* * *
И вот… шумы земли все тише.
Я на крыльях поднимаюсь к тучам
И знаю, что ты меня не услышишь, —
Мой голос теперь беззвучен;
Но, все же, кричу с безумной силой:
«Прощай навеки, мой милый!»
* * *
Аэропланами облака скользят.
А мне даже оглянуться нельзя…
* * *
– На земле – жестокость и суматоха…
Господи, мне было там очень плохо!
Но, все же, я хочу вернуться назад…
– Мне бы только родину увидеть мою,
Да еще успеть сказать одно слово
Тому, кого я люблю!
А потом… пусть пронзят снова…
1929 г.