355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марианна Колосова » Вспомнить, нельзя забыть » Текст книги (страница 13)
Вспомнить, нельзя забыть
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 14:56

Текст книги "Вспомнить, нельзя забыть"


Автор книги: Марианна Колосова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

В БРОНЮ ЗАКОВАНА

Российскому Обще-Воинскому Союзу посвящаю.


 
Переберу рукой взволнованной
Страницы прошлых ярких дней,
И встанет Русь, в броню закована,
В красе воинственной своей!
 
 
Сегодня вспомним мы нечаянно
Имен и дел великий ряд…
И в красоте своей отчаянной
Набег Аскольда на Царьград!
 
 
Впервые стал Царьград добычею.
И первые Аскольд и Дир
Мечами звонкими и кличами
О русских известили мир!
 
 
А Святослав с дружиной верною
Прославил Новгородский край.
Его отвагу беспримерную
Узнали Волга и Дунай.
 
 
А битва на Неве со шведами,
Где Александр пресветлый вновь
Украсил Русь своей победою
И пролил вражескую кровь.
 
 
И Куликово поле знаем мы,
Где Дмитрия Донского рать
Разбила полчища Мамаевы.
Привычным стало побеждать!
 
 
На небе сумерками поздними
Расскажет алая заря
Нам про Царя Ивана Грозного,
В России первого Царя.
 
 
Конь Грозного чертил подковами
Победы радужную грань…
Пред покорителями новыми
Склонилась буйная Казань.
 
 
Восток далекой снежной тайною
Манил вечернюю зарю…
Отдал Ермак Сибирь бескрайную
В подарок Грозному Царю.
 
 
А дальше бой, воспетый Пушкиным,
И мне ли петь после него?
И не Полтавскими ли Пушками,
Гремело эхо над Невой?
 
 
А дни Суворова, которыми
Костры победы зажжены,
Над безграничными просторами
Моей прославленной страны!
 
 
Пускай враги от злобы хмурятся,
Мы духом были велики —
И по Парижским ярким улицам,
Наш Царь провел свои полки!
 
 
Забуду нынешнее горе я,
Мне ясен наш грядущий путь:
Нельзя страну с такой Историей
Ни задушить, ни зачеркнуть!
 
 
Потомки славных тех воителей
Вдали от родины своей
Заслужат лавры победителей
На рубеже грядущих дней.
 
1931 г.
Д.Л. ХОРВАТ

Главе Дальневосточной эмиграции посвящаю


 
Защиту наших прав ему вручаем.
И под его отеческой рукой
Мы, русские изгнанники в Китае,
Найдем защиту и покой.
 
 
Недаром раньше был хозяин края,
Осталось твердою хозяйская рука.
Душе его близка страна родная,
И горесть русская душе его близка.
 
 
Хранителю традиций – эти строки,
Главе изгнанников – поклон мой до земли!
Привет всем тем, кто в эти злые сроки
За ним одной дорогою пошли!
 
1932 г.
НА МОРЕ И СУШЕ

Адмиралу Федоровичу посвящаю


 
Кричу «ау!» прошедшим временам.
Ведь только что отгрохотали войны.
И с человечьей кровью пополам
Мы воду пьем бесстрастно и спокойно.
 
 
Война для многих стала ремеслом;
Но есть такие люди, у которых
Военным вихрем знамя унесло
В чужие неизвестные просторы.
 
 
Пою о вас, родные корабли,
В чужих морях – Российская отвага!
Пою о тех, которых погребли
Без панихид и спущенного флага.
 
 
Чужие люди сердцу далеки.
Напоминает якорь о надежде.
Вы, Русские родные моряки,
Такими же остались, как и прежде.
 
 
От снов чужих когда-нибудь очнусь.
На Родине найду родные души.
И будет вновь сиять, как солнце, Русь,
И побеждать на море и на суше!
 
24 июня 1931 г.
АЛЕКСАНДРУ ПОКРОВСКОМУ
 
Из беды святая сила вынесла,
Выручила правда из беды.
Жизнь не терпит путанного вымысла,
Заметает ложные следы…
 
 
Все пугали вьюгой да сугробами:
«Нынче правят миром зло и ложь,
Встретишься в дороге с меднолобыми
И в бою неравном пропадешь!»
 
 
Помолился он перед киотами:
«Николай Угодник, помоги!»
Клеветой, нуждою да заботами
Не затравят хитрые враги!
 
 
Дни легли коротенькими шпалами
Не заметил, как по ним шагал.
В бурю над бездонными провалами
Он с непримиримыми стоял.
 
 
Вражьи очи в злобе кровью налиты
Но ему их злоба нипочем!
Спрашивал он силу: не ушла ли ты?
Ангела: стоишь ли за плечом?
 
 
Шел он под охраной Белокрылого,
А у Силы Темной… силы нет…
Не слыхал от ближних слова милого.
Но зато от Родины – привет!
 
 
И пускай морозная метелица
Кудри его снегом серебрит.
Если тронуть кто его осмелится —
Будет Силой Светлою убит!
 
 
Пристальнее в душу посмотрите-ка;
Отдает свою по капле кровь…
Самая мудрейшая политика
– Искренняя к Родине любовь!
 
1931 г.
КАЗАЧИЙ ХОР

Посвящается Казачьему хору В.И.Федотова


 
Звуки песен казачьего хора
Нам навеяли милую быль:
Бесконечность степного простора
И степной золотистый ковыль…
 
 
Островерхие горные грани,
Широта многоводная рек,
И зеленые дали Кубани
И Сибирский сверкающий снег…
 
 
Как плывет по утрам над станицей
Колокольный серебряный звон,
И как сердцу казачьему снится
Величавый и сказочный Дон…
 
 
В этих песнях шумит Забайкалье,
Бродит ветер по склонам тайги…
Это там, где знамена склоняли
Побежденные вами враги.
 
 
Знай, Ермак, победивший Кучума
И погибший в волнах Иртыша,
Что твою заповедную думу
Не забудет казачья душа!
 
 
Волны плещут и бьются о берег
И о прошлом поют без конца…
Не тебя ли, бушующий Терек,
Вспоминают казачьи сердца?
 
 
Прогудели баллады седые
Голосами родных кобзарей
О просторах великой России
И о солнышке ясном над ней!
 
Июль 1931 г.
КАЗАЧКЕ ТАНЕ

Анне Лариной посвящаю


 
Тебе немало причинили боли…
И ты готовилась к упорству и борьбе,
Но материнства солнечную долю
Ты выбрала, любимая, себе.
 
 
У побежденных, в нашем темном стане,
Но все-таки на воле, не в тюрьме,
Пусть будет наша маленькая Таня,
Как зайчик солнечный во тьме.
 
 
И если нас с тобою опалило
Безвременье сжигающим крылом, —
Добьемся мы, чтоб все у Тани было:
И Родина, и близкие, и дом!
 
 
Хочу, чтоб эти детские глазенки
Увидели великой нашу Русь.
И о тебе, и о твоем ребенке
Сегодня ночью Богу помолюсь.
 
27 декабря 1931 г.
ИСПОВЕДЬ (Многих)
 
Прохожий, может быть, поймешь
Ты исповедь мою простую,
Как в жизни, ненавидя ложь.
Всю жизнь я прожил, протестуя.
 
 
И если даст отсрочку враг,
Хочу я, чтоб потомство знало,
Что прожили мы кое-как
И гибли тоже, как попало…
 
 
Под сенью Русского орла
Не вспоминайте вы о зрящих,
Чья смерть геройской не была,
И жизнь была не настоящей.
 
 
Позор! Один из них ведь я…
Мой день тосклив и сон тревожен,
И маленькая жизнь моя
Порой мне Родины дороже…
 
 
Потом… да будет миг тот свят,
Когда раздастся окрик властный,
И вспомню вдруг, что я … солдат
Страны великой и несчастной
 
 
И с рельс привычных ринусь я,
Как поезд, пущенный с откоса, —
Навстречу вам, мои друзья,
Расстрелянные без допроса.
 
 
Но коль забуду и прощу
Больную Русскую обиду,
Пусть я друзей не отыщу
И в Царство Божие не вниду!
 
1930 г.
ГРЯДУЩИЙ ДЕНЬ
 
Грядущий день, тебя зову и жду я,
За край твоей одежды уцеплюсь!
Я верю, ты создашь другую, молодую —
И неожиданную Русь!
 
 
Так суждено, что старый дом разрушен;
Мне затхлый запах плесени не мил…
Но все ж октябрьский ветер не потушит
Лампадки у родных могил.
 
 
А день сегодняшний, продажный и тоскливый,
Не брызнет солнцем в души и глаза.
Но завтра освежит дождями нивы
Святая покаянная гроза!
 
 
Грядущий день, тебя зову и жду я!
Твои шаги – другой эпохи взлет!
Русь неожиданную, Русь иную
Грядущее на крыльях принесет!
 
1927 г.
ПРЕЕМНИК
 
Взметнутся белые мятели,
Сверкнет иной, не красный свет,
И будет то, что мы хотели,
О чем мечтали много лет.
 
 
И, тяжесть Власти возлагая
На чью-нибудь опять главу,
Увидит вновь страна родная
Свой сон желанный наяву.
 
 
С зарей мы выйдем на дорогу;
Напомнит алая заря,
Как долго вопияла к Богу
Кровь неповинного Царя.
 
 
И венчанный венцом терновым
Несчастный убиенный Царь
Узрит с небес: Россия снова
Такой же стала, как и встарь.
 
 
Но чувствую, что тот, который
Приемлет тяжесть Власти вновь,
Забыть не в силах будет скоро
Его предшественника кровь…
 
1931 г.
РАЗДУМЬЕ
 
Загробный мир? Кто приходил оттуда?
Кто рассказал хоть раз о нем живым?
И я о нем напоминать не буду
Веселым, смелым, молодым.
 
 
Рожденье человека – это чудо!
А жизнь – немножко горький дым…
 
 
У жизни есть неведомые дали.
В глазах моих – желанье и вопрос:
Где встретить тех, что отлиты из стали,
И предназначены для гроз?
 
 
Какими маленькими люди нынче стали…
И нет в садах ни соловьев, ни роз…
 
 
Но эту жизнь за привкус горьковатый
И за короткую тревожную весну
И за осенний терпкий час расплаты —
Я все-таки не прокляну!
 
 
Душа сама без меры виновата,
Пока у тела бренного в плену…
 
1931 г.
ХХI ВЕК
 
Двадцать Первый Век, не о тебе ли
Сегодня вечером деревья прошумели?
………………………………………………………………………..
Над внуками потом, а не над нами
Взовьется к небу радужное знамя!
 
 
И будут дни, на наши не похожи,
Спокойнее, медлительнее, строже.
 
 
А кто-нибудь, уж поздно или рано,
Найдет дорогу в солнечные страны.
 
 
И песенный дворец я не построю
Грядущему великому герою.
 
 
А самое чудесное на свете
В те годы будут маленькие дети!
 
 
Что может быть прекраснее ребенка,
Смеющегося радостно и звонко?
 
 
Над тружениками, над королями —
Взовьется к небу радостное знамя!
 
 
И кто-нибудь, на сотню лет далекий,
Найдет в архиве пыльном эти строки…
 
 
Так слушай же, надменный мой потомок!
Не в солнечном краю, в стране потемок
 
 
Жила твоя прабабушка. В хибарке
Мигал всю ночь огонь свечи неяркий.
 
 
Сгоревшая от мук в Двадцатом Веке,
Она мечтала о любимом человеке…
 
 
И ежилась от пушечного грома
Под ненадежной, ветхой крышей дома.
 
 
В стране, где поезда летели под откосы,
Сочла за удаль срезать свои косы.
 
 
И сделала всю жизнь свою ошибкой
За чью-то мимолетную улыбку…
 
 
А осенью протягивала руки
И о ненужной плакала разлуке…
 
 
Боюсь, потомок мой самодовольный,
Ты не поймешь, что значит слово «больно»
 
 
Ах, если б ты не понял, (хорошо бы!)
Что значит: «побледнеть от черной злобы!»
…………………………………………………………………………………
Двадцать Первый Век, не о тебе ли
Мечты мои под утро прозвенели?
 
1930 г.
БОР МОЙ
 
Плачу над грушей дюшес,
Сгорбилась в горе великом:
Где ты, родимый мой лес,
Папоротник, земляника!
 
 
Право, смешной разговор:
Я разлюбила бананы.
Бор мой, сосновый мой бор,
Запах медовый и пряный!
 
 
Может быть, в этом году
(Дай помечтаю немножко!)
Утром на зорьке пойду,
В рощу с плетеным лукошком.
 
 
Как это мог ты забыть?
Тише… в лесу – это в храме!
Буду сбирать я грибы,
И воевать с комарами.
 
 
Лес мой, родимый мой лес!
В горести сгорбила спину…
Видно, попутал нас бес,
И уволок на чужбину.
 
 
Грусть мою, русскую грусть,
Выпущу птичкой из рук я.
До-пьяна нынче напьюсь
Новой печалью – разлукой.
 
 
Склоны отвесные гор…
Нет, уж не песней, а криком:
– Бор мой, сосновый мой бор,
Папоротник, земляника!..
 
1929 г.
ЦАРЕВНА
 
Легенды узорчатый белый рукав
Мелькнул между сосен угрюмых…
Я в шепоте низко склонившихся трав
Услышал народные думы.
 
 
И плачу, и стонут, и песни поют
И степи, и реки, и горы
О том, как вершили неправедный суд
Над Русью убийцы и воры.
 
 
Народную память никто не убьет,
Как солнца не скроют туманы.
Чудесная сказка в Сибири живет
О сердце Царевны Татьяны.
 
 
Сегодня в тайге запылали костры —
Червонные вестники смерти!
Погибли Царевны, четыре сестры…
Не верят? Не надо, не верьте.
 
 
Не шепот, а ветер! Не ветер, а гром!
Царевны навеки заснули…
Сейчас не забыли и вспомним потом
Четыре смертельные пули.
 
 
Легенда в огне золотого костра…
Я слушать ее не устану…
Одна не погибла Царевна-сестра,
Не тронула пуля Татьяну.
 
 
Умчали для жизни кого-то двоих
Гнедые отважные кони.
И ветер прислушался, ветер затих:
Не слышен ли топот погони?
 
 
Но то, кто Царевну-страдалицу спас
От страшной мучительной смерти,
Не вынес печали Татьяниных глаз…
Не верят? Ну, что же не верьте.
 
 
И он, умирая, кому-то открыл:
«Спокойно я Богу предстану.
Светла белизною архангельских крыл
Одежда Царевны-Татьяны.
 
 
Тяжел ее крест и тернист ее путь,
Но ей неизвестна усталость
С той ночи, как пуля ударила в грудь
И в сердце Царевны осталась.
 
 
Как жертва вечерняя, бродит она,
Тайга стережет ее свято.
За злобный твой грех, о, родная страна,
Она без вины виновата».
 
 
…………………………………………………………………………………
Легенда взмахнула своим рукавом…
Я слушать ее не устану.
Увидел я с пулею в сердце живом
Святую Царевну-Татьяну…
 
1930 г.
КУРГАН В СТЕПИ
 
Струны ветровые над курганом
О князьях и воинах поют…
И навстречу мчатся ураганом
Золотые искорки минут.
 
 
Выросла из крови половецкой
Через сотни лет разрыв-трава,
О былом, о славе молодецкой
Шепчет потаенные слова.
 
 
Ветром опьяненные, качаясь,
Целовались травы и цветы,
Нежным и песнопеньем величая
Райских небожителях святых.
 
 
Утром на цветах и травах росы —
Радостные слезы облаков.
Дали – безответные вопросы,
Отраженье будущих веков.
 
 
Ветер, не тебя ли убаюкал
Под курганом в солнечной степи,
Злая человеческая скука,
Пленная волчица на цепи?
 
 
А вчера кукушка куковала
Для цветов степных и для меня:
«Ночи без любви бы не бывало,
А без солнца не было бы дня!»
 
 
И любить и верить надо молча…
Жизнь мою кургану расскажу,
Закопаю в землю сердце волчье,
Злобу мою рядом положу…
 
 
Поцелуя девичьего крепче
И вина столетнего пьяней —
Голос тот, который ночью шепчет
О далекой Родине моей!
 
 
Тяжело в бессоннице томиться…
Горько мне, никак я не пойму:
Кто на свете выдумал границы,
Кто на свете выдумал тюрьму?
 
 
И со мной запели мои степи
Ветровые звонкие слова:
Кто придумал кандалы да цепи
И в решетки окна закопал?
 
 
Струны ветровые над курганом
О былом и будущем поют…
И навстречу мчатся ураганом
Золотые искорки минут.
 
1930 г.
СИБИРЯЧКА
 
От Сахалина до Урала
И от Таймыра до Акши
Свои богатства разбросала
Сибирь – алмаз моей души!
 
 
Мой дедушка седобородый
Упрямо покорял тайгу.
И для сибирского народа
Нет даже слова «не могу!»
 
 
И перед Богом я не скрою,
(Пусть буду в ад осуждена)
Была упрямой оттого я,
Что сибирячкой рождена!
 
 
Не мы ли первые, не мы ли,
(Напомнила Иртыш – река)
Сибирь холодную крестили
Горячей кровью Ермака.
 
 
Молчат улыбчатые дали
И люди хмурые молчат;
Но слов трусливых: «мы пропали…»
Сибиряки не говорят!
 
 
Чего хочу, добьюсь упорно,
Пускай я против всех одна.
Недаром с сердцем непокорным
Я сибирячкой рождена!
 
1928 г.
ЛАЗОРЕВЫ ЦВЕТЫ

Наташе Г.


 
За морем (для сердца друга близко)
Помню, что живет уж много дней
Девушка Наташа в Сан-Франциско,
Далеко от родины своей.
 
 
Белокуры спутанные косы,
В сердце – нежность, удаль и гроза!
И неразрешимые вопросы,
Затаили синие глаза.
 
 
Заклинаю старой дружбой нашей:
Помни среди чуждой красоты,
Что в России чужеземных краше,
Во полях лазоревы цветы.
 
 
Города на свете есть другие.
В Сан-Франциско, вот уж скоро год,
Девушка, рожденная в России,
В небоскребе каменном живет.
 
 
Где б ты ни жила, навеки наша.
Знаешь ли, на что похожа ты?
Имя твое нежное – Наташа —
Во полях лазоревы цветы!
 
1931 г.
ДОМОВОЙ
 
Над столом при мягком полусвете
Я склонилась низко головой…
Новый год со мною вместе встретить
Из-за печки вылез Домовой.
 
 
Он пушистый. Он такой уютный.
У него седая борода.
Собеседник мой пятиминутный,
Деревенский спутник в городах.
 
 
Что-то он сегодня мне расскажет?
О деревне вдруг заговорил:
«Помню, лапки я запутал в пряже,
Над работой пряху усыпил.
 
 
Прокатившись по двору клубочком,
Коням гривы в косы заплетал.
А потом в трубе глубокой ночкой
Озорные песни распевал».
 
 
Он утер лохматой лапкой глазки,
Покачав печально головой.
Ах, какие старенькие сказки
Рассказал мне русский Домовой!
 
 
Домовой, а тоже, ведь, скучает
О снегах сибирского села…
Я дала ему на блюдце чаю
И кусочек сахару дала.
 
 
Уцепился лапками за блюдце;
Скромно спрятал хвостик в полутьму.
«Нынче люди что-то все дерутся,
А зачем, никак я не пойму!»
 
 
«О людских делах сейчас забудем
И спокойно встретим Новый Год.
А зачем дерутся злые люди,
Даже леший сам не разберет!»
 
 
Покосился Домовой на двери
И, махнувши лапкой, прошептал:
«И в меня то, нынче уж не верят,
Вот они – крушенье и развал»…
 
 
Покачал тоскливо головою
(Глаз-то добрый, светло-голубой!)
И сказал: «пойду в трубе повою
Над своей и над твоей судьбой»…
………………………………………………………………
С Новым Годом, милый Домовой!
 
ГЕРАНЬ
 
Хочу обычного. Чтоб на окне герани.
Чтоб бабушка сидела у окна.
Чтоб кот мурлыкал сказки на диване,
И чтоб в ушах звенела тишина.
 
 
Чтоб утром к чаю пышные ватрушки.
Чтоб не бояться наступающего дня.
Чтоб хрюкали за воротами чушки,
И бабушка ворчала на меня
 
 
За то, что я такая непоседа,
Все бегаю, а кружев не вяжу;
За то, что сплю частенько до обеда,
А по ночам над книжками сижу.
 
 
Грозила бы пожаловаться маме,
(«Большая уж, степенной быть пора!»)
За то, что переглядывалась в храм?
С псаломщиком у всенощной вчера.
 
 
И уж пора бы перестать взбираться
Всех выше на черемуху в саду.
Ведь барышня! Ведь стукнуло пятнадцать.
А дочка батюшки в деревне – на виду!
 
 
Что, мол, поповне даже и не гоже,
Какие то там «романы» читать!
Что раньше девушек воспитывали строже,
Но легче было замуж выдавать.
 
 
А я под воркотню моей старушки,
Свернувшись на диване, подремлю.
Во сне увижу прапорщика-душку,
Который шепчет мне «люблю».
 
 
Ходить по ягоды с лукошком из бересты
Туда, где лес синеет. Далеко!
Все было так; по-деревенски просто,
Все было так по-девичьи легко…
 
 
Да было ли? Я, может быть, приснилось?
На чьем окне цветет моя герань?
Где прошлое, скажи ты мне на милость
И глаз моих слезами не тумань.
 
 
За чьи грехи я радость потеряла?
За чьи грехи я счастье отдаю?
И сколько пар чулок уже связала
Для нищей внучки бабушка в раю?
 
1931 г.
НАЕДИНЕ С СОБАКОЙ
 
Зачем кладешь ты лапку на тетрадь.
Дружок родной, смешная собачонка?
Уйди с колен и не мешай писать,
Вон там, в углу, твоя печенка.
 
 
……………………………………………………………………….…….
Печальные стихи я напишу
Про собственную горькую отвагу,
Что я еще жива, еще дышу
И порчу неповинную бумагу.
 
 
Что узенькими лентами стихов
Я в эти дни, как никогда, богата.
И с каждым часом больше ярких слов
Поющих, разноцветных и крылатых!
 
 
О, Господи, за эту радость вот,
За эту муку, светлую такую,
Которая в душе моей поет, —
Благодарю! И большего взыскую!
 
 
Живу. Ищу огней в самой себе.
Смотрю вокруг внимательно и строго.
Ведь в этой долгой жизненной борьбе
Огня и силы надо много.
 
 
Воспитывалась я в монастыре,
Цвела во тьме и холоде теплушек,
Участница в чудовищной игре
Под грохот революционных пушек.
 
 
……………………………………………………………………………..
Ты лапку положила на тетрадь,
Ты снова тут, мой друг четвероногий?
Да, ты права, не надо вспоминать
О пройденной безрадостной дороге
 
 
Иди к дверям, ложись и карауль,
Готова будь ежеминутно к драке.
Оберегай меня от вражьих пуль,
Ну, а себя… от бешеной собаки.
 
 
И снова я вдыхаю аромат
Моих стихов, моих воспоминаний…
И вижу вновь: карательный отряд
Куда-то мчится в утреннем тумане.
 
 
Не запах роз, а дым пороховой,
Не музыка, а… залпы, по бегущим!
И чей-то труп с пробитой головой,
И чей-то конь без всадника отпущен.
 
 
Был ветер неминуемо свиреп…
Вопрос ребром; ты с нами или с ними?
И слово ненавистное «совдеп»…
И родины зачеркнутое имя…
 
 
И, подойдя к тюремному окну,
Я прошептала: нет, моя родная,
Тебя в душе моей не зачеркну
И на паек тебя не променяю.
 
 
Ночной допрос. Душа моя, молчишь?
И ставка очная. И провокатор рядом…
Потом… меня кокаинист-латыш
Бил рукояткой… вспоминать не надо!
 
 
Зачем ты подошла опять ко мне,
Сердечко чуткое, дружок четвероногий?
Не я одна, – в то время, в той стране
Не только били, убивали многих.
 
 
Зачем же обе лапки на тетрадь?
Спасибо за твою любовь собачью.
Ну не волнуйся, я не буду вспоминать.
Нам спать пора. И я… совсем не плачу.
 
1931 г.
СПОКОЙНО ЖИТЬ
 
Я думаю сейчас: как хорошо бы,
Вдруг выпутавшись из чужих судеб,
Спокойно жить без горечи и злобы
И зарабатывать свой хлеб.
 
 
И в тишине и свете милых комнат,
В своем углу, где близко нет врага,
Забыть того, кто обо мне не помнит,
Любить того, кому я дорога.
 
 
Но знаю я, что этого не будет.
Кругом кипят, волнуются, грозят!
И каждый день ко мне приходят люди
И говорят: «спокойно жить нельзя!»
 
 
Предчувствую я сердцем неспокойным
Гигантскую трагедию земли:
Пожары, революции и войны
И… собственные горести мои…
 
 
И, жребий добровольно в жизни выбрав,
Иду вперед по избранным путям.
Многозначительный, задумчивый эпиграф
Я к следующим выберу стихам…
 
 
Грядущих дней услышав гром и грохот,
Мы будем знать: опять идет гроза.
Вот почему сейчас нам очень плохо,
И никому спокойно жить нельзя!
 
25 июля 1931 г.
ДУША ЖИВА
 
Быть может, это и нехорошо,
А, может быть, наоборот, отлично, —
Что я, мечтавшая об общем и большом,
Заплакала над маленьким и личным?
 
 
Я думала, мне выжгла душу месть…
И стали в суматохе дни короче.
Но оказалось, что душа то есть!
Я в ней особый потайной кусочек…
 
 
Не знаю, может быть, я не права.
В своей беде чужую вижу зорко.
Я рада, что еще душа жива
И есть еще над чем заплакать горько…
 
1929 г.
ЧЕРНЫЙ ВОРОН
 
Может быть, в тумане сером
Что-то обозначится?
Может быть, оттуда выйдет
Мудрая разгадчица?..
 
 
Если в следующей жизни
Стану черным вороном,
О тебе я не забуду,
От меня оторванном…
 
 
Знаю, буду я кружиться
Над твоей оградою;
Но тебя не поцелую,
Лаской не порадую.
 
 
И сказать тебе не сможет
Птица чернокрылая,
Как тебя жалела в жизни,
Как тебя любила я…
 
 
На крыльце тебя увижу
С книгой одинокого.
«Надоел мне этот ворон,
Все летает около!»
 
 
Закричу я жалким криком,
Отлетая в сторону:
«Это я твоя родная,
Стала черным вороном!»
 
 
И за то, что в этой жизни
Так тебя любила я,
Пристрели потом, мой милый,
Птицу чернокрылую.
 
1930 г.
МЕНЯ УБИЛИ
 
От усталости и вижу и слышу плохо, —
А кругом – крики и суматоха:
На живых повстала серая нежить…
Кто-то кого-то душит и режет.
Безумец кричит: «Дайте дорогу!
Я сейчас телеграмму Богу!»
А закутанный в плащ говорит бесстрастно:
«Какое мне дело до тебя, несчастный?
Если сохранишь огонь под пеплом,
Значит, – душа твоя окрепла.
А если нет… пресмыкайся, ползай!
А если нет… погибай без пользы!»
Тишину ночную воплем нарушу,
Если острая пика вонзится в душу.
И вот, – вонзилась… но в эту минуту
Из упрямства, что ли, не кричу почему-то…
Человек в плаще показался из-за угла,
Подошел и спрашивает: «Как ты могла?
Я пришел поклониться твоей силе, —
Ведь, тебе душу сейчас пронзили!
Ты героиня, ты не кричала!»
Я могла ответить только одно:
– Это не геройство… я просто… устала…
И мне было… все равно…
 
 
* * *
 
 
И мчатся по-прежнему автомобили
И витрины горят цветными огнями…
А меня не стало… А меня убили!
И я не увижусь с моими друзьями.
 
 
Над твоею душой склонилась жалость,
Ты остался жив… А меня убили…
У тебя память обо мне осталась,
Потому что мы друг друга любили.
 
 
* * *
 
 
И вот… шумы земли все тише.
Я на крыльях поднимаюсь к тучам
И знаю, что ты меня не услышишь, —
Мой голос теперь беззвучен;
Но, все же, кричу с безумной силой:
«Прощай навеки, мой милый!»
 
 
* * *
 
 
Аэропланами облака скользят.
А мне даже оглянуться нельзя…
 
 
* * *
 
 
– На земле – жестокость и суматоха…
Господи, мне было там очень плохо!
Но, все же, я хочу вернуться назад…
– Мне бы только родину увидеть мою,
Да еще успеть сказать одно слово
Тому, кого я люблю!
А потом… пусть пронзят снова…
 
1929 г.

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю