Текст книги "Убийство на Потомаке"

Автор книги: Маргарет Мэри Трумэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

4
В тот же день вечером

– Нет, нет, нет и еще раз нет! – Режиссер театра «Потомак плейерс» Сеймур Флетчер с силой отшвырнул от себя сценарий и с шумом полез на сцену. На нем были голубые, мешковато сидевшие джинсы, высокие белые незашнурованные кроссовки, рубаха цвета хаки; галстук-бабочку заменял пестрый платок. В гармонии с костюмом были и его бесцветные волосы, длинными прядями свисавшие на грудь, обвиваясь вокруг очков в металлической оправе, болтавшихся на розовом с белым шнурке. Все в его облике указывало на подчеркнутое невнимание к своей внешности.

– Это настоящее издевательство над сценарием! – кричал он на актеров и актрис, стоявших на сцене.

– Но ты же сам разрешил нам импровизировать в диалогах, – ругнувшись шепотом, бросил Стюарт, молодой актер, исполнявший в спектакле роль конгрессмена Дэна Сиклса.

– Верно, – ты так говорил, – поддержал его Карл, игравший Ки, прокурора округа Колумбия, сына Фрэнсиса Скотта Ки, [1]1
  Ки Фрэнсис Скотт (1779–1843) – юрист и поэт. В 1814 г. написал песню «Звездное знамя» во время осады форта Мак-Генри британскими войсками. В 1931 г. песня стала национальным гимном США. – Здесь и далее прим. пер.


[Закрыть]автора гимна «Звездное знамя».

– Я разрешил импровизировать, это так, но не потрошить сценарий. Нет и нет, Сиклс и Ки не могут называть друг друга ублюдками. Диалог между ними очень четкий и важный. Ки довольно долго и успешно наставлял Сиклсу рога. Он забирался в постель к его жене, и половина Вашингтона была в курсе дела. Поэтому Сиклс и говорит Ки, подходя к нему с пистолетом в руке на площади Лафайета: «Ты негодяй, Ки, ты осквернил мой дом». Он не говорит: «Ты – ублюдок».

– Может быть, сейчас как раз время еще раз это обсудить, Сеймур, – раздался из-за кулис женский голос. Он принадлежал Маделон Сент-Сири – автору сценария. Она вышла на свет. – Слово «дом» звучит так пресно, – продолжала Маделон и уточнила: – Ким осквернил не домСиклса. Он год спал с Терезой Сиклс. Ки подавал ей знак платком, что направляется в дом, который они снимали. Он осквернил его ложе, а совсем не дом. Кроме того, слово «дом» какое-то невыразительное. «Ложе» – гораздо сочнее, в нем чувствуется сила. Оно несет большую эмоциональную нагрузку. Это были страсть, влечение, а не какая-нибудь кража со взломом.

– Я считал, что мы решили данный вопрос еще две недели назад, – вскипел Флетчер. – Я не собираюсь больше к нему возвращаться.

Сент-Сири подошла к авансцене и оглядела зал. В разных его концах разместились зрители – полный «комплект», включая Чипа Тирни, сына председателя совета Национального музея строительства Венделя Тирни. С ним рядом была его невеста Терри Пити, его недавний выбор. Там присутствовали также Сунь Беньчонг и Монти Джемисон, профессор университета Джорджа Вашингтона, специалист по истории Америки. В театральной труппе, проводившей свои репетиции в подвале маленькой старой церкви, Джемисон выполнял обязанности консультанта по вопросам истории.

Коллектив театра «Потомак плейерс» работал в столичном округе уже десять лет. Его положение было весьма шатким, как и у большинства других полупрофессиональных театральных трупп. Время от времени им доставались небольшие суммы от фонда культуры, когда они давали спектакли на благотворительных обедах, где их не блиставшие драматургией постановки удачно соперничали с невысокой по качеству едой. Произведения Нейла Симона несколько оживляли продажу билетов, а вот Беккет особого интереса не вызывал. Театр пребывал в подобном положении до тех пор, пока Вендель Тирни не увидел их на одном из благотворительных обедов в гостинице «Мэриленд холидей» и не привлек в свое общество «Алый грех», [2]2
  Английское название общества «Scarlet Sin Society».


[Закрыть]чтобы они в своих постановках представили сценический вариант преступлений, совершенных в Вашингтоне в достаточно отдаленном прошлом. Название «Алый грех» было заимствовано у Шекспира, который так именовал преступление.

Это общество, чаще именуемое «Три С», было для Тирни своего рода капризом. Он питал интерес к криминальным историям, особенно преступлениям, принадлежавшим давнему прошлому. Свое пристрастие он объяснял так: «В наше время в столице совершается масса преступлений, большинство из них связано с наркотиками или с политикой или с тем и другим вместе. На этом фоне хочется обратиться к временам, когда нравы были менее жестокими. Тогда преступления совершались в основном на почве страсти и ревности».

Постепенно общество «Три С» выросло в одну из основных групп, приносящих доход благотворительному фонду. В газетах и на телевидении любили рассказывать о неординарных преступлениях, совершавшихся с неменьшей регулярностью, чем выход в эфир новостей. Тем не менее труппе «Три С» удавалось собирать значительные пожертвования, привлекая много зрителей на свои постановки, которые, несмотря на не всегда совершенную игру, отличались точным изложением исторических фактов.

Свободное от спектаклей время театральная труппа Общества проводила в обсуждении событий давно минувших дней и современных преступлений. Как правило, они располагались в парке у особняка Тирни на Потомак Палисадс.

Несмотря на стабильные финансовые вливания, Сеймур Флетчер, Маделон Сент-Сири и некоторые ведущие актеры театра не испытывали удовлетворенности от работы в обществе. Спектакли, которые ставились в «Три С», не соответствовали их видению театра, они предпочитали Мамета, Олби и Шепарда.

Но, кто платит, тот и заказывает музыку. А платил Тирни хорошо, к тому же не требуя полной приверженности своим взглядам. Поэтому, отыграв спектакль, где речь шла о давних преступлениях, перед обожающей подобные постановки публикой, они были вольны предложить зрителям пьесы, более соответствовавшие их вкусу.

– Монти, прошу вас! – крикнул со сцены Флетчер.

Профессор рывком поднял свое грузное тело с узкого для него стула и вразвалку направился по проходу к сцене. Он был одет в свою обычную «униформу»: желтовато-коричневые брюки, голубую рубашку, пестрый жилет и твидовый пиджак, его костюм дополнял галстук-бабочка, один из сотен других, составляющих целую коллекцию, – предмет гордости хозяина. Седые волосы и борода были коротко подстрижены. Джемисон носил очки в черепаховой оправе, с толстыми стеклами. Перед тем как заговорить, Монти по привычке откашлялся. Он делал небольшие остановки между предложениями, что напоминало работу насоса, который нужно было постоянно подкачивать.

– Я просмотрел дополнительный материал по делу Сиклса – Ки. Должен признать, Сеймур, во многих случаях фигурирует слово «дом». К примеру, у Келли в его книге, вышедшей в 1976 году, Сиклс говорит: «Ки, ты негодяй, ты осквернил мое ложе, ты должен умереть». Нат Брандт, прекрасно воссоздавший эту неприглядную историю, приводит такие слова Сиклса: «Ки, ты негодяй, ты осквернил мой дом, ты должен умереть». И в других, также заслуживающих доверия источниках, предпочтение отдается слову «дом». Если хотите, я могу их перечислить.

–  Нет ужне надо, – сказал Флетчер.

– Да какое, к черту, это имеет значение, – вставила свое замечание Сент-Сири. – Оскорбление связано с постелью. Слова «постель» и «секс» – синонимичны. А слово «дом» могло относиться к какому-нибудь другому, принадлежавшему Сиклсу, дому.

– Расхождения в этом случае ни о чем не говорят, – скрипнул зубами Флетчер и сжал кулаки, глядя на Стюарта. – Они не оправдывают вольностей, допускаемых актерами. Они только того и хотят, чтобы называть всех ублюдками.

– С меня хватит! – Стюарт с раздражением бросил сценарий и вышел.

Теперь гнев Флетчера переместился на Карла, исполнявшего роль Филипа Бартона Ки.

– А когда в тебя стреляет Сиклс, на твоем лице должна отразиться боль, а не удивление и замешательство, – поучал Флетчер, потом добавил соли на рану: – И будь, черт побери, поосторожней, когда цепляешься за дерево. Оно такое же шаткое и ненадежное, как твоя игра.

После этого Карл тоже исчез за кулисами.

– Хорошо, хорошо, – запыхтел Джемисон, – мы уже решили остановиться на слово «дом» и этим удовлетвориться.

– Удовлетворить этих актеров может только свобода нести все, что угодно, лишь бы хоть немного соответствовало сценарию Маделон.

– Может быть, стоит устроить перерыв и успокоиться? – предложила помощник режиссера.

– А у нас и так уже перерыв, – с раздражением проговорил Флетчер и, спрыгнув со сцены, поспешил из зала.

Все артисты разошлись, остались только Монти и Сюзен Тирни, у нее была роль Терезы, неверной жены Сиклса.

– Много шума из ничего, – пренебрежительно заметила она.

К ним присоединились Чип Тирни, Терри Пит и Сунь Беньчонг.

– Чип знает все роли, – сказала Сюзен. – Он не пропускает ни одной репетиции.

Это было истинной правдой. Но Чип утаил от сестры, что делал он это не из интереса, а лишь выполняя просьбу отца, который хотел быть в курсе дел в театре. Чип был его глазами и ушами.

– И как ты только ладишь со всеми этими примадоннами? – поинтересовался Чип у сестры.

– А они не примадонны, – ответила Сюзен, – они актеры.

– И режиссеры, позвольте заметить, – добавил Джемисон. – Парень очень вспыльчивый, правда.

– Не то слово, просто – невыносимый, – высказал свое мнение Чип Тирни. Он повернулся к Сунь Беньчонгу и добавил: – И непредсказуемый.

– Хорошо еще, что никому из вас не приходится распоряжаться большими деньгами, – заметил Сунь.

– Почему же? – заинтересовалась Сюзен.

– А потому что деньги и эмоции не сочетаются друг с другом.

Сунь приехал в Америку по инициативе Общества по связям с Китаем, некоммерческой организации, которую взял под свое попечительство Вендель Тирни. Общество возникло на базе представительства Китая, занимавшегося вопросами образования. Эта миссия существовала на средства, которые с большей неохотой выплачивались китайским правительством Соединенным Штатам в качества компенсации за содействие в подавлении боксерского восстания. По указанию Теодора Рузвельта эти деньги направлялись на обучение подающих надежды китайских студентов; и они стали приезжать в Америку по линии миссии. Хотя дело закончилось безобразным скандалом в начале двадцатых годов, эстафета была подхвачена Обществом по связям с Китаем. Беньчонг стал одним из многих, вскормленных щедротами этой организации.

По завершении образования в Америке ему предстояло вернуться в Китай. Но после получения им звания доктора экономических наук Гарвардского университета Тирни определил его на работу к своему близкому другу, банкиру Сэму Танклофу. Суню не потребовалось и года, чтобы прослыть у Танклофа финансовым магом. Банкир часто признавался: «Без него я не провожу никаких финансовых операций. Он знает такие способы делать деньги, которые еще и не изобретены».

Тирни не только помог Суню остаться в Америке, он официально усыновил его. Сунь рассказал своему богатому покровителю, что у него мало причин возвращаться в Китай. По его словам, единственным здравствующим родственником там оставался его старший брат Джон, деятельность которого была связана с драгоценными камнями. Они не виделись уже много лет.

Джемисон внимательно посмотрел на братьев и сестру. Чип и Сюзен внешне мало походили друг на друга. Чип унаследовал от отца тонкие черты лица, орлиный нос, твердо очерченный рот и высокую стройную фигуру. Сюзен немногим уступала брату в росте, но в ее фигуре ощущалась какая-то мужская угловатость. Черты лица были грубоваты, рот – чересчур мал для широкого лица, крупные зеленые водянистые глаза оттеняли широкие темные брови. Нельзя сказать, что она совсем была лишена привлекательности, ей просто недоставало утонченности, отличавшей ее отца.

У Суня, естественно, не могло быть внешнего сходства с Венделем и Мэрилин Тирни. Но Джемисон решил, что Сунь в отличие от Сюзен был больше удовлетворен тем, что принадлежит к семье Тирни. Он не уступал Чипу в росте, но отличался крепостью сложения. Одежда сидела на нем великолепно, чувствовалась искусная рука портного Тирни. Беньчонг аккуратно зачесывал назад свои черные как смоль волосы. При ярком свете на его круглых щеках просматривались следы от юношеских угрей.

Джемисон наблюдал за Сунем и Сюзен и спрашивал себя об их отношениях. Иногда они обменивались взглядами, которые наводили на мысль, что их связывает нечто большее, чем чувства названых брата и сестры. Ничего существенного, что могло подкрепить его предположение, он не знал, но Монти Джемисон считал себя человеком проницательным, способным разглядеть то, что было скрыто от других. Подобные мысли он не высказывал никому, даже близким друзьям. Но это наблюдение, как и многие другие, он решил подробно записать в один из дневников, которые надеялся когда-нибудь опубликовать, в традициях своего литературного кумира Эдмунда Уилсона.

– Мы можем идти? – спросила Терри у Чипа. Она была прелестным созданием, правда, с довольно пышными формами, подходящими скорее крупной женщине. В своем дневнике Джемисон отметил, что Терри являлась представительницей современного поколения, пытающегося все рассчитать и обо всем судить, но, в свою очередь, ничем особенным не выдающегося.

«Она привлекает тех молодых людей, которые довольствуются кисловатыми леденцами, предпочитая их сладкому шоколаду», – записал Джемисон, радуясь удачной метафоре.

– Да, мы сейчас уходим, – ответил Чип Тирни. Терри деланно вздохнула и надула губки, видимо, это у нее было хорошо отрепетировано.

В зал вернулся режиссер Сеймур Флетчер и хлопнул в ладоши, давая понять, что продолжается репетиция пьесы об убийстве Филипа Бартона Ки конгрессменом Дэниелом Сиклсоном, совершенном 2 февраля 1859 года.

– Перед тем как мы продолжим, – сказал Кларенс, игравший Баттерворта, – не могли бы мы уточнить детали моего поведения в этой сцене?

– А что там неясного? – спросил Флетчер.

– Дело в том, что я не вполне уверен в мотивах моего поведения. Я хочу сказать, что я находился в комнате с Сиклсом, когда он выглянул в окно и увидел Ки, подающего Терезе условный знак платком. Сказал ли мне Сиклс, посылая задержать Ки, что собирается взять пистолет, или все произошло случайно?

– А какая разница? – спросил Флетчер.

– Для меня это различие очень существенно, – ответил Кларенс. – Ты сказал, что в моих словах должны чувствоваться волнение и тревога. А почемуя веду себя именно так, если мне неизвестно, что Сиклс собирается убить Ки. Если же я об этом знаю, это придает соответствующую окраску моему поведению и словам.

– Мы поговорим об этом позднее, – сказал Флетчер. – Прошу всех занять свои места. Давайте еще раз пройдем сцену убийства. А ты, – обратился он к Карлу-Ки, – не делай вид, будто тебя изрешетили пулями из пулемета. Он ранил тебя в плечо, а потом выстрелил в грудь. И не маши руками, как раздавленный жук. – Он повернулся к Стюарту. – А ты не забудь сказать: «Ки, ты осквернил мое ложе и должен умереть».

– Дом, конечно же, дом. Может быть, мы наконец продолжим.

Они еще два раз прошли эпизод убийства. Затем Флетчер решил отрепетировать сцену суда, на котором Терезу, принужденную давать свидетельские показания, буквально растерзали восемь известных адвокатов, нанятых Сиклсом. Но, чтобы не увеличивать состав исполнителей, защиту ограничили одним адвокатом, в роли которого выступал талантливый актер старшего поколения Брент Норис, известный своими работами в шекспировских пьесах. Он имел достаточно шумный успех на Бродвее, а теперь вернулся в Вашингтон погреться в лучах собственной славы. Остальные актеры следили, как Норис с профессиональным мастерством атаковал своими вопросами юную Терезу в исполнении Сюзен Тирни. Она постоянно путала текст и, казалось, была способна только заламывать руки и изображать комическое негодование.

– Господи, какой ужас, – перешептывались актеры. – Да, но посмотрите, как он с ней нянчится, а как поправляет Брента. Уж Си знает, что делает.

В финальной сцене происходила короткая встреча Сиклса с президентом Джеймсом Бьюкененом. Их тесная дружба ни для кого в Вашингтоне не была секретом. Президент пообещал Сиклсу сделать все от него зависящее, чтобы замять дело, и предложил деньги, дабы Сиклс мог покинуть город.

– Великолепно, потрясающе, – объявил Флетчер, когда сцена была сыграна. Он отвел в сторону исполнителя роли Бьюкенена, являвшегося церковным пастором, и сказал: – Возможно, вам будет лучше немного приглушить голос, ваше преподобие. Вы и ваш друг Сиклс одни в комнате, перед вами нет прихожан.

– Я только хотел, чтобы меня было слышно, – ответил священнослужитель.

– Вас будет слышно, поверьте мне, – пообещал Флетчер и объявил труппе: – На сегодня – все.

– Подвезти домой? – спросил Чип сестру.

– Нет, спасибо, мы договорились с Сеймуром пойти в кафе. У него есть друг, который может устроить меня в театр в Нью-Йорке.

«Так, значит, Сеймур расставил сеть», – подумал Чип. Он не в состоянии что-либо сделать, как не смог отец переубедить Сюзен не выбирать карьеру актрисы. Ему стало грустно. Вызывающее по отношению к отцу поведение Сюзен создавало в доме напряженную атмосферу.

– Пока, – попрощался Чип, – Сунь и я уезжаем.

– Джинни и Митч в баре «Булфелеро», – вступила в разговор Терри. – Я обещала там встретиться с ними.

– Не сегодня, милая. – Чип прижал ее к себе и поцеловал. – В другое время, крошка.

Чип и Сунь имели комнаты в особняке Тирни, занимавшем площадь в три акра на Потомак Палисадс. Апартаменты Чипа находились в крыле дома, в задней его части. Беньчонг жил в комнатах над гаражом, вмещавшем шесть машин. Помещение специально для него было переоборудовано.

Сюзен обитала в невзрачной квартирке на Четвертой улице рядом с эстакадой 1-395. Днем она работала помощницей антрепренера, который занимался организацией представлений с использованием магии и записью звуковых писем и поставлял стриптизерш для частных вечеров.

– Ты готов? – спросила Сюзен Флетчера, когда все разошлись.

– Придется изменить наши планы, – ответил он, стоя к ней спиной. – Женщина-демон должна приехать, чтобы обсудить бюджет.

– И когда ты узнал об этом? – спросила она.

– Сегодня утром.

– Но ведь ты сказал, что мы пойдем в кафе после репетиции.

– Да, помню. – Он обернулся. – Поезжай домой.

– А как насчет того разговора о Нью-Йорке?

– Завтра мы все обсудим, завтра. Я не могу отвязаться от Юрис. Ты прекрасно знаешь это и все понимаешь.

– Нет. Эта драконша – папочкина подружка. Ты же не можешь обидеть Полин Юрис, так, Сеймур?

– Прекрати, Сюзен. Тебе известно, что я ее не терплю, как и ты.

– Но я не стараюсь это скрывать. Мисс Юрис в курсе, что я о ней думаю. А как ты к ней относишься, она знает?

– Это не имеет значения. Послушай, извини, что наше свидание расстроилось. Завтра после репетиции мы все восполним, хорошо? Вот и договорились. – Он поцеловал ее в щеку.

Сюзен резко повернулась на каблуках и демонстративно вышла из зала, оставив режиссера, этого неудавшегося трагика, одиноко стоящим в неприятно режущем свете единственной лампы: неровности пола заставляли его тень терять четкость очертаний, делая ее ломкой.

5
Тем же вечером, позднее

– Ну как все прошло? – поинтересовался Мак, когда Анабела вернулась. – Они официально утвердили тебя членом совета?

Пока Анабела была на своем первом заседании совета в Национальном музее строительства, Мак проводил вечер, читая резюме, составленные его студентами. Голубой датский дог Руфус умудрился втиснуть свое большое тело между ножками стола, где и пролежал целый вечер, вынуждая хозяина ставить на него ноги. Услышав звук поворачивающегося в замке ключа, пес вскочил так быстро, что едва не вывалил Мака из кресла.

– Было интересно, – ответила Анабела, сбрасывая туфли. И весело потрепав пса за большие уши, добавила: – Все расскажу, только переоденусь.

Она появилась из спальни в его любимом, слегка потертом голубом махровом халате, накинутом на короткую ночную рубашку.

– Налей мне что-нибудь выпить, – попросила Анабела, устраиваясь с ногами на диване.

Смит налил ей немного коньяка и, захватив со стола свой почти пустой бокал, присоединился к жене. Они сдвинули бокалы.

– За нового члена совета, – проговорил Мак и поцеловал Анабелу.

– Спасибо, – сказала она и облизнула губы.

– Эта благодарность за поцелуй или коньяк? – шутливо осведомился он.

– И то и другое высшего качества – от них стало тепло и приятно. А у Венделя дело поставлено хорошо. Он ведет свой корабль спокойно и уверенно.

– Другого я и не ожидал. О чем в основном шла речь?

Анабела откинула голову и, подумав, ответила:

– О деньгах, откуда их взять. Мне кажется, каждый раз этот вопрос основной в повестке дня. Они стремятся получить дополнительные средства из федерального бюджета.

–  Они? Тебе пора начать говорить «мы».

– Думаю, ты прав. Мы как раз и говорили целый вечер о том, откуда можно привлечь средства. У Сэма Танклофа есть неплохие идеи на этот счет. По крайней мере, я так считаю. Даже Честер предложил организовать выставку, посвященную архитектуре Нового Орлеана. Я принесла копию его сообщения. Тебе, может быть, захочется его почитать. – Честер занимал оплачиваемую должность директора музея.

– Я просмотрю.

– Честер такой маленький человечек, весь словно сжатая пружина. – Анабела рассмеялась. – Когда он родился, наверное, были в недостатке гены индивидуальности. А какая сильная взаимная неприязнь у Венделя и Честера.

– Да что-то не похоже, чтобы атмосфера была слишком благостной, – заметил Смит. – Почему Тирни мирится с теми, кто ему не нравится?

– Насколько я успела понять, Честер выполняет колоссальную работу. А Вендель здравомыслящий бизнесмен, который способен оценить хорошо зарекомендовавшего себя исполнителя. И здесь личные симпатии или антипатии в счет не идут.

– Неужели за весь вечер Тирни не упомянул общество «Алый грех»? – спросил Смит, допивая свой бокал.

– Но ведь это было заседание совета музея, – удивилась Анабела. – К чему Венделю говорить о «Три С»?

– Да потому что это его навязчивая идея. И Монти Джемисона тоже. Я сегодня утром завтракал с Монти. Так он опять вернулся к своей излюбленной теме: все объяснял мне, почему нам с тобой следует вступить в это общество. Я сказал ему, что мне за время адвокатской работы столько приходилось видеть, что этого мне хватит до конца жизни. Но его разубедить невозможно. Он весь в волнении по поводу предстоящей театральной постановки дела об убийстве Бартона Ки. Монти уверяет, что это будет лучший из всех поставленных ими спектаклей. На благотворительный бал продано уже шестьсот билетов или около того. Надеюсь, с погодой им повезет. Мне кажется, неразумно устраивать спектакли под открытым небом.

Анабела поменяла позу, с тем чтобы лучше видеть мужа. Почему он так критически относится к увлечению Венделя и Монти и к этому обществу? Она задала мужу этот вопрос.

– Потому что все это ребячество, детская забава.

– В твоем понимании этого слова.

– Мое понимание не такое уж неверное. Взрослые мужчины и женщины занимаются…

– Да, взрослые мужчины и женщины стараются добыть деньги, чтобы потом использовать их в благотворительных целях, что же в этом плохого? – по-своему продолжила мысль мужа Анабела.

– Существуют другие способы сбора средств. – Мак заметил в своем голосе резкие нотки.

– Думаю, что ты просто ему завидуешь.

– Я завидую? – Он резко встал и нервным движением налил себе еще коньяка. – Интересно, чему же?

– Может быть, я неправильно выразилась. Честно говоря, было бы интересно вступить в этот клуб Венделя. Они ведь занимаются делами, давно ставшими историей. Тебе же нравится история.

– Верно. Открытие новых континентов и как результат – покорение коренного населения, великие войны и знаменитые сражения. Меня интересует также, о чем беседовали Сталин и Черчилль, что говорил Сталин своей жене. Вот такая история меня привлекает. Заурядные преступления из прошлого мне не интересны.

– А мне они кажутся занимательными, если отстоят от нас по времени достаточно далеко. Не говоря уже о человеческих трагедиях. А ты знаешь, что не так давно в здании Национального музея строительства было совершено убийство?

– Угу. Ревнивый любовник столкнул молодую женщину с балкона. Я прав?

– Конечно, но разве эта история не пробудила в тебе интерес?

– Только потому, что она случилась в Национальном музее? Нет, знаешь, кроме того, что событие совсем недавней истории. Прошло всего лишь несколько лет. Можно сказать, все произошло почти вчера.

– Жаль, – коротко заметила Анабела, затем поднялась и вышла из комнаты.

Смит двинулся вслед за ней, но остановился. Должен ли он продолжать обсуждать этот вопрос о «Три С»? Глупый спор, по меньшей мере. Им редко приходилось спорить друг с другом, и уж, конечно, они никогда не ссорились. Хотя им и случалось обсуждать серьезные вопросы, но они оба были адвокаты, подготовленные теоретически и практически. В повседневной жизни их отношения отличались спокойствием и рассудительностью и были образцовыми с его стороны, как он считал. Им всегда рассматривались обе точки зрения, и, если необходимо, он уступал. Мак последовал за женой в спальню.

– Почему ты сказала: «жаль» и откуда у тебя появилось такое увлечение обществом «Алый грех»?

– Мне интересно, вот и весь секрет. – Анабела сидела у туалетного столика и расчесывала свои длинные волосы. – В нем есть что-то неординарное, способное отвлечь меня от обыденной жизни Вашингтона с ее политикой, уличными преступлениями и тому подобными вещами. – Она прекратила свое занятие, медленно обернулась и добавила: – Если тебе хочется поговорить о ребяческих забавах, советую обратиться к политическим играм, которые практикуются в этом городе.

«Нет, – подумал Мак, – сейчас не время говорить о политике, все равно что пить перед сном кофеин».

– Полагаю, ты права, – согласился он. – «Три С» действительно занимается достойным делом.

– Вендель напомнил мне о речной прогулке в еле дующее воскресенье, – заметила Анабела, возобновляя прерванное занятие.

– Я и забыл о ней, – откликнулся Смит. – Не записал на календаре.

– Советую записать: путешествие обещает быть приятным.

– Надеюсь.

На прогулку предстояло отправиться на роскошной яхте Тирни, названной именем его жены – «Мэрилин». Не приходилось сомневаться, что на этом прекрасно оборудованном и полностью укомплектованном командой судне у гостей не будет недостатка в развлечениях, изысканной еде и первосортных винах. В качестве легкого блюда подавались влиятельные персоны Вашингтона. Мак с Анабелой участвовали в предыдущей прогулке. Хотя претенциозность некоторых гостей Тирни пришлась Маку не по душе, в целом путешествие удалось.

– Собираешься ложиться? – спросил он.

– Нет, спать не хочу. Думаю почитать предложения Честера по поводу организации выставки архитектуры Нового Орлеана. Мне еще не удалось просмотреть «Санди пост». А ты закончил свою работу?

– Уверен, что да. Слишком большое испытание целый вечер читать резюме студентов. Занятие довольно скучное и способное иногда разочаровать. И что там у них в головах вместо мозгов? Пойду погуляю с Руфусом. Я скоро вернусь.

Сначала Мак собирался выйти ровно настолько, чтобы дать время Руфусу решить перед сном свои проблемы. Но намерения его изменились, когда он вышел из серого, в строгом стиле, двухэтажного кирпичного дома со ставнями и парадным входом, в котором они жили на Двадцать пятой улице. Смит почувствовал, что ему необходимо пройтись, чтобы избавиться от смутного, необъяснимого беспокойства.

Они пересекли с Руфусом Ай-стрит и приостановились у гостиницы «Ривер инн», где помешалось любимое Маком кафе «Фогти Ботом». В этот поздний час оно было закрыто, но сквозь окно Смиту был виден расположившийся у маленького бара персонал кафе, отдыхающий после трудового дня. Если бы он постучат, его впустили бы даже с собакой и пригласили выпить с ними. Но Мак был не в том настроении.

Они пошли дальше, до К-стрит, повернули налево и дошли до Двадцать седьмой улицы, затем снова налево и так добрались до комплекса Уотергейт. Мак жил там в квартире с двумя спальнями, когда по вине пьяного водителя на кольцевой дороге погибли его жена и сын. Эта трагедия стала поворотным пунктом в его жизни, именно тогда он принял решение оставить приносившую приличный доход адвокатскую практику и занять место преподавателя права в университете Джорджа Вашингтона. Чтобы «сжечь все мосты», он купил небольшой дом на Двадцать пятой улице и начал тихую холостяцкую жизнь профессора-правоведа.

Но потом он встретил Анабелу, и в его душе снова вспыхнул свет, который погасила драма на кольцевой дороге, и хотя это уже был иной свет, но он отогрел душу Мака своим теплом.

Они познакомились на приеме в британском посольстве. Анабела тоже была адвокатом, специализировалась на вопросах семьи и брака. Но, как и у Смита, у нее в душе жило желание заняться чем-то другим. Ее интересовало искусство доколумбового периода, и она мечтала о собственной художественной галерее. Они встречались уже больше года, когда Анабела поделилась с ним своими мечтами. Он с энтузиазмом принял и поддержал ее идею. Она завершила имевшиеся дела, закрыла свою контору и арендовала помещение в самом сердце Джорджтауна – на Висконсин-авеню. Анабела была счастлива, как никогда. Она занималась тем, к чему стремилась ее душа, на ее любовь отвечал взаимностью красивый и интеллигентный Маккензи Смит.

Мак с Руфусом продолжали идти в южном направлении, на их пути белело здание театрального центра имени Кеннеди. И это место также рождало воспоминания. Как раз возле Центра был убит помощник друга Смита, бывшего сенатора Пола Эвалда, выставившего в то время свою кандидатуру в президенты от демократической партии. Тело нашли Мак и Руфус, совершая обычную вечернюю прогулку, и Смит оказался втянутым в водоворот расследования, к большому огорчению Анабелы.

Это произошло еще доих женитьбы. Они обвенчались в Вифлеемской часовне Национального собора. Церемония прошла очень скромно, совершил обряд друг Смита – отец Пол Синглетари. Спустя несколько дней после венчания он был найден с раскроенным черепом в той же самой часовне. И снова Маккензи Смит, бывший адвокат по уголовным делам, а теперь довольный жизнью профессор права, оказался участником следствия. Привлек его к нему еще один друг – епископ собора Джордж Сент-Джеймс. Вновь Анабела была недовольна, что Мак позволил убийству нарушить течение их спокойной, проникнутой любовью жизни. Но на этот раз она не была уже так непреклонна, как раньше, возможно, начала привыкать к мысли, что в его мозгу был уголок, выполнявший роль призывного колокольчика, заслышав который, Мак спешил окунуться в гущу событий. Ему нравилось преподавать, но время от времени его тянуло подкрепить теорию практикой.

Однако, зная, что Анабела предпочитала видеть его преподавателем, Смит обещал себе и ей по мере сил избегать участия в расследованиях после окончания дела об убийстве в соборе. Его решимости хватило ровно на год. Бывшая студентка юридического факультета Марджи Фолк, майор ВВС, пилот вертолета, работала в Пентагоне в штате генерального юрисконсульта при министре обороны. Ей была поручена защита человека, обвинявшегося в убийстве ученого, видного специалиста в военной области. Она обратилась за помощью к своему бывшему наставнику, Маку, и тот согласился помочь, но после долгих, серьезных раздумий и получив «благословение» Анабелы, данное, правда, с большим нежеланием. Так как дело имело отношение к Пентагону, никто из знакомых Анабелы и Мака не подвергся нападению, тем более не был убит. Все прошло спокойно, чему оба были очень рады. Он считал, что жена удовлетворена тем, как идут дела. Но иногда он ощущал едва уловимые признаки беспокойства, совсем для нее не характерные. И это не объяснялось тем, будто ей не удалось доказать, что она способна добиться своего. Наоборот, созданная ею галерея пользовалась популярностью, более того, недавно Анабела открыла при галерее магазин. Одновременно она посещала разнообразные курсы, чтобы «не ржавели мозги», как она сама выражалась.