Текст книги "Убийство в ЦРУ"

Автор книги: Маргарет Мэри Трумэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Они выехали из города, направляясь к Ромаифюрдьо, бывшим римским баням, где ныне располагался один из двух крупнейших будапештских кемпингов. Затянутое тучами небо нависало над самыми головами. Оно вбирало в себя сияние всех огней города, проносилось над ними, розовое, желтое и серое, сплошной маскировочной сетью, натягиваемой невидимой силой.

– Ты сказала, что у тебя есть вопросы, – напомнил Бреслин.

Кэйхилл, открыв окно со своей стороны, смотрела в темноту. Она уронила слова в ночь:

– Всего один, Джо.

– Стреляй.

Обернувшись, она пристально посмотрела на него:

– Кто убил Барри Мэйер?

– Не знаю.

– Знаешь, что я думаю, Джо?

– Нет. Что?

– Я думаю, что все врут.

Он засмеялся.

– Все – это кто?

– Все! Начнем с Рети.

– О’кей. Начнем с него. Про что ему врать приходится?

– Про деньги – это для начала. Я знала, что Барри собиралась, блюдя интересы Рети, дать в лапу какой-то правительственной шишке, но до сегодняшнего вечера не знала, что она действительно везла деньги с собой в исчезнувшем портфеле. Ах да, правда, ты говорил, что попозже мы с тобой обсудим, зачем Компании понадобилось тратить свои деньги на подкуп чиновника вместо того, чтобы пустить в ход часть уже собранных Барри доходов Рети. Попозже настало, Джо. Я готова.

Он внимательно посмотрел на нее со своего водительского места, облизнул губы, потом вытащил из кармана плаща трубку и приступил к раскуриванию ее. Весь этот церемониал был хорошо знаком Кэйхилл: трубка играла роль разменной монеты, на которую покупался приличный кусок времени для обдумывания ответа, – и сегодня он ее особенно раздражал.

Тем не менее она не мешала, не пыталась ускорить церемонию. Терпеливо дождалась, когда табак в трубке занялся красноватым жаром и Джо сделал хорошую затяжку. И лишь тогда напомнила:

– Деньги Рети. Почему Компания?

– Чтобы быть уверенными в том, что он знает, кому обязан, – ответил Бреслин.

– В этом нет никакого смысла, – сказала она. – С чего он вообще кому-то обязан? Это его деньги. Его книги их заработали.

– Это он так говорил, но мы его просветили. Он – венгр. Его большие деньги зарабатываются за пределами страны. Тяжело ему, так? Нам только и оставалось что наладить систему, которая поможет ему прибрать к рукам хотя бы часть денег.

– При условии, что он играет в наши игры с нами.

– Само собой. Он считал, что Барри позаботится об этом как его литагент. – Бреслин улыбнулся. – Разумеется, он не с самого начала узнал, что она работает на нас и будет делать то, что мы ей скажем. Мы обтяпали маленькую сделку. Рети сотрудничает с нами, а мы следим за тем, чтобы он получал достаточно денег и жил тут как король.

– До чего же это… чертовски несправедливо? Он зарабатывал те деньги.

– Я считаю, это несправедливо тогда, когда не имеешь дело с социалистическим писателем и капиталистическим литагентом. Брось, Коллетт, ты, черт возьми, отлично знаешь, что нет ничего справедливого в том, чем мы призваны заниматься.

– «Призваны заниматься». У тебя это звучит столь возвышенно!

– По необходимости. Может, тебе так приятней.

Она сделала долгий, злой выдох.

– Перейдем к Хегедушу и Джейсону Толкеру. Почему ты принимаешь на веру то, что Хегедуш сменил мнение о Толкере?

– А почему бы и не принять это на веру?

– Почему нет? Джо, тебе не приходило на ум, что Арпад к нам перешел, может, затем, чтобы скормить нам дезинформацию? А что, если Толкер сотрудничает с другой стороной? Удобно получается: дать Хегедушу уйти и развернуть нас в другую сторону. Нет, не могу, не верю. Когда Хегедуш говорил мне, что Толкеру не стоит доверять, он был искренен. В том, что он говорит сейчас, нет искренности. Он лжет.

– Докажи это.

– Как докажешь хоть что-нибудь в этой идиотской игре?

– Точно, не докажешь. Смотришь на все, что тебе в руки попало (а набирается всегда чертовски мало!), прислушиваешься к тому, что нутро подсказывает, потом слушаешь, что разум шепчет, – и делаешь свои выводы, свои решения принимаешь. Каков мой вывод? Мы заполучили перебежчика – отменного. Слов нет, мы все предпочли бы, чтобы он оставался на своем месте и продолжал снабжать нас сведениями изнутри, но и сейчас, когда он при нас, все о’кей. Он по маковку загружен пониманием того, что творится в советско-венгерском психологическом братстве. Ты сделала отличную работу, Коллетт. Обратила его на славу. Он доверился тебе. Все довольны тем, как ты с ним управлялась.

– С ума сойти! Почему же ты мне не доверяешь?

– А?

– Почему ты ни в грош не ставишь то, что мое нутро чувствует и мой разум нашептывает? Он лжет, Джо. Может, чтобы уберечь свою семью там, в Советском Союзе. Может, разыгрывает свое понимание патриотизма. У тебя не возникает вопрос, почему Советы дали ему с крючка сорваться? Считалось, что его отправляют обратно в Россию, потому как не доверяют. В Россию он не едет – и без шума и хлопот сбегает. Он лжет. Его внедрили прямо в гущу к нам, и одна из его задач – вывести Толкера из-под колпака.

– Голые рассуждения, Коллетт. Боезапас нужен. Дай мне что-нибудь осязаемое, чтоб подкрепить разговоры.

Она развела руками:

– И рада бы дать, да нечего. Но знаю, что я права.

– А Рети как же? – спросил Бреслин. – Ему-то что врать?

– Не знаю. Только не забывай: он был в Лондоне, когда умерла Барри.

– И сие означает?

– И сие означает, что, может, он ее и убил, зная, что ее портфель набит наличностью.

– Его наличностью. К чему из-за нее убивать Барри? – Трубка во рту и долгая, неторопливая затяжка.

– Он знал, сколько она ему везет?

– Не уверен. Возможно, не знал.

– Может, мистер Рети прикинул, что мы никогда не рассчитаемся с ним сполна. Может, решил, что ему обломится лишь маленький кусочек из того, что везла Барри. Может, он хотел заполучить деньги, будучи за границей Венгрии, и припрятать их там.

– Интересные вопросы.

– Да, разве не так?

– А как быть с Хаблером в Вашингтоне? Ведь ясно как Божий день, что Рети его не убивал, Коллетт.

– Он мог и подстроить это, если Хаблер знал, что произошло. Советы могли это сделать. Опять же, может, это было просто совпадением и к Барри не имело никакого отношения.

– Может быть. Еще какие-нибудь версии у тебя есть?

– Не отмахивайся от моих слов, Джо. Не обращайся со мною как со школьницей, что блюет заговорами после плохих фильмов, которых она насмотрелась по телевизору.

– Э-э, Коллетт, осади! Я ведь из своих буду, я в белой шляпе хожу, не забыла? Я – друг.

Ей захотелось спросить, а так ли это, но она сдержалась. Вместо того попросила сигарету.

– Ты ж не куришь.

– Баловалась когда-то, когда школьницей была и смотрела плохие фильмы по телевизору. Есть закурить?

– Ага, возьми в бардачке. Время от времени и меня тянет на сигареты.

Она открыла бардачок, пошарила внутри, нашла помятую пачку «кэмела» и вытащила из нее сигарету. Бреслин поднес ей огонь. Она закашлялась, выпустила дым, сделала еще затяжку, швырнула сигарету в окно и спросила:

– Ты считаешь, что Эрик Эдвардс двойной агент?

– Да.

– Думаешь, он убил Барри?

– Велик шанс, что он.

– Зачем ему это понадобилось? Он ведь любил ее.

– Свою шкуру спасал.

– Что ты имеешь в виду?

– Барри знала, что он двойной агент.

– Потому что ей об этом Толкер сказал?

– Нет, потому что она об этом сказала Толкеру. – Джо перегнулся через сиденье и взял Коллетт за руку.

– Скажи, Коллетт, ты способна спокойно перенести кое-что по-настоящему крутое?

– Крутое? Прошедшая неделя не очень-то меня ласкала, Джо, как думаешь?

– Думаю, что не очень. – Он помолчал, вновь с помощью трубки оттянул несколько секунд, потом сказал: – Твоя подруга Барри сведения тоже сдавала.

– Сдавала? Ты это о чем? Сдавала кому?

– Противнику. В этом она была с Эдвардсом заодно.

– Джо, знаешь!..

– Эй-эй, ты хоть по крайней мере дослушай меня.

Кэйхилл, и не подумав дослушать, тут же выпалила:

– Если в этом она была заодно с Эдвардсом, тогда зачем ей понадобилось отправляться в Венгрию, чтобы засветить его?

– Доводилось слышать про отвергнутую, униженную женщину?

– К Барри это не относится.

– Почему же?

– Потому что… она ничего такого не сделала бы.

Теперь уже в ее словах таилась лишь малая толика уверенности. А в голове же крутилось одно: какого рода контроль способен некто вроде Джейсона Толкера установить над таким хорошим объектом, как Барри Мэйер. К этому добавлялось и прочитанное в книге Эстабрукса об изменении «визуальности» для того, чтобы заставить людей совершать поступки, чуждые их природному характеру и морали.

– А что, если Толкер запрограммировал ее явиться с рассказом об Эрике Эдвардсе из-за… ну, не знаю, из-за ревности, злобы, из-за того, чтобы себя обезопасить? Может, Толкер двойной агент и использовал Барри как прикрытие. Может, он натравил Барри на Эдвардса.

– Ага, Коллетт, может. Кто натравил тебя на Толкера?

– Я не…

– Или другими словами: с чего это ты стеной стоишь, защищая Эдвардса?

– И этого я тоже не делаю, Джо.

– А я думаю, что делаешь.

– Еще раз подумай – и перестань считать меня истеричкой, защищающей своего любовника не на жизнь, а на смерть. Я женщина, Джо, и я агент ЦРУ. И знаешь, я хороша и в этом, и в другом.

– Коллетт, может быть…

– Ничего не может быть, Джо. Вы со Стэном упаковали все, как вам кажется, аккуратненько – ни тебе свисающих концов, ни тебе сомнений. Почему? Почему так чертовски важно разобраться с убийством Барри, переложив вину на Эдвардса? – Он вскинул брови, будто говоря: «Опять ты за свое». Коллетт покачала головой. – Меня это не устраивает, ничуть не устраивает, Джо.

– Крайне досадно, – тихо произнес он.

– Почему?

– Потому, что такое отношение помешает тебе выполнить следующее задание.

Она недоуменно уставилась на него и в конце концов выговорила:

– Какое задание?

– Ликвидировать Эрика Эдвардса.

Кэйхилл открыла было рот, но не могла вымолвить ни словечка.

– Ты, надеюсь, понимаешь, о чем я говорю?

– Ликвидировать Эрика? Убить его?

– Да.

Дальнейшее едва ли не выразило то, что было у Кэйхилл на уме, тем не менее это случилось, она разразилась хохотом. Бреслин тоже расхохотался, заливаясь до тех пор, пока она не умолкла.

– Они требуют этого без шуток, – сказал он.

– Они?

– Наверху.

– Они… они велели тебе дать мне задание убить его?

– Угу.

– Почему мне?

– Ты можешь приблизиться к нему.

– То же может и бездна других людей.

– С тобой, Коллетт, все легче и аккуратнее.

– И как «они» предлагают мне это сделать?

– Выбор твой. Утром отправляйся в техотдел, выбери себе оружие.

– Понятно, – сказала она. – И что потом?

– Ты про то, что после того, как дело будет сделано?

– Точно.

– Ничего. Дело кончено, двойной агент «Банановой Шипучке» больше не грозит, а мы можем возвращаться к нормальной жизни, что получится не очень скоро. «Банановая Шипучка» вот-вот хлопнет пробкой.

– Для меня возврат к нормальной жизни имеется в виду здесь, в Будапеште?

– Если захочешь. По традиции всякий, кто проводит мокрое дело, получает право выбрать последующее занятие по своему усмотрению, вплоть до отпуска с отстранением от дел – оплаченного, разумеется.

– Джо, ты прости, но… – Коллетт снова зашлась в хохоте, однако веселья не получилось, и на сей раз Джо ее не поддержал. Вместо этого он запыхал трубкой, дожидаясь, пока уляжется ее нервическая – абсолютно необходимая – реакция.

– Они всерьез, Коллетт.

– Что они всерьез, я уверена. Это мне все хиханьки. – Помолчав, она спросила: – Джо, ведь это они яхту рванули, да? – И, не получив от него ответа, добавила: – Эрик знал об этом.

И опять Джо ничего не ответил.

– На той яхте я была, Джо.

– Это не наша работа.

– Я тебе не верю.

– Это советские устроили.

– Зачем им это понадобилось, если он был на их стороне?

Плечи Бреслина дернулись.

– Может, он стал больше денег требовать. Может, они решили, что он им плохие сведения поставляет. Может, им не понравилось, что он кутит напропалую с прелестным агентом ЦРУ.

Кэйхилл медленно покачала головой:

– Ты знаешь, в чем вся прелесть, Джо?

– В чем?

– В том, что «они» означает одних и тех же людей… Советы, ЦРУ… все едино: та же мораль, та же этика, те же игры.

– Избавь меня от речей о моральном сходстве, Коллетт. Для меня они звук пустой, и ты это знаешь. Наше дело – оберегать систему, которая добра и порядочна. Их система есть зло. И вот что я тебе скажу. Хочешь на это дело по-своему смотреть – держи это между нами. Больше никому. За такое по головке…

– Да пошли они к черту!

– Как знаешь. Я передал тебе задание. Принимаешь?

– Да.

– Слушай, Коллетт, ты отдаешь себе отчет?..

– Джо, я же сказала: сделаю. Речи больше не нужны.

– Ты и впрямь это сделаешь?

– Да, я и впрямь сделаю это.

– Когда?

– Завтра отправляюсь.

– У меня такое чувство…

– Джо, отвези меня домой.

– Коллетт, если у тебя есть хоть какое-то сомнение, советую тебе выспаться и решить на свежую голову.

– Так и сделаю. Спать я буду просто превосходно.

– Отчего?

– Что отчего?

– Отчего вдруг желание убить Эдвардса?

– Оттого… Я кадровая. Работаю в ЦРУ. Делаю что велят. Совершенно ясно, что это на благо страны, моей страны. Кто-то должен это сделать. Поехали.

Бреслин остановил машину возле ее дома и сказал:

– Заходи утром, поговорим.

– Зачем?

– Еще немножко потолкуем об этом.

– Нужды нет. Предупредишь техотдел, что я зайду?

Вздохнув, он выговорил:

– Да.

– Хочешь знать, Джо?

– Что?

– Впервые с тех пор, как в ЦРУ пришла, я чувствую себя игроком в команде.

27

Утром она проснулась, чувствуя себя удивительно отдохнувшей и посвежевшей. Голову не ломило ни от реактивного прыжка через время, ни от полночных разговоров, ни от выпитого. Скоренько обмывшись в душе, Кэйхилл надела ворсистый костюм из шерстяного твида с вишневой водолазкой и вызвала такси. Спустя полчаса она вошла в дверь главного входа посольства Соединенных Штатов на Сшабадшаг-тер, предъявила пропуск охраннику из службы безопасности, который хорошо ее знал, и была впущена во внутренний вестибюль, откуда прямиком направилась в транспортный отдел. Там заказала билет на дневной рейс «Малев» в Лондон с пересадкой на самолет, вылетавший вечером следующего дня рейсом на Нью-Йорк.

– Доброе утро, Джо, – живо приветствовала она Бреслина, когда они встретились в холле.

– Здравствуй, Коллетт, – угрюмо выговорил он.

– Может, прямо сейчас и покончим со всем? – спросила она.

– Ну да, так, наверное, и сделаем.

Бреслин закрыл дверь своего кабинета.

– Джо, сигареты не найдется? – спросила она вежливо.

– Нет. Не привыкай.

– Почему бы и нет? Похоже, мне предстоит обзавестись целым новым набором дурных привычек.

– Послушай, Коллетт, вчера я говорил со Стэном, поздно ночью. Пытался его… – Он бросил взгляд на потолок. – Давай-ка прогуляемся.

– Нужды нет. Ты договорился в техотделе, что я с утра зайду?

– Да, только… – Бреслин встал. – Пошли.

Кэйхилл ничего не оставалось, как следом за ним выйти из посольства, пересечь Площадь Освобождения и остановиться у одинокой скамейки, на которую Джо, принявшийся раскуривать свою трубку, оперся ногой.

– Я уговаривал, чтоб тебя отстранили, Коллетт, – сказал он.

– Зачем? Я об этом не просила.

– Ну да, что меня и тревожит. С чего это ты?

– Я полагала, что прошлой ночью вполне изъяснилась. Хочу быть кадровой, игроком в команде. В организацию вроде нашей попадаешь потому, что, как бы тебе ни хотелось, как бы от тебя ни требовалось откреститься от восхищения киношным Джеймсом Бондом, никуда от этого не денешься, оно все время сидит в тебе. Правда, Джо?

– Может быть. Я, Коллетт, про то, что, отвезя тебя, я поехал к Стэну домой и попытался убедить его отменить приказ, полученный из Лэнгли.

– По-моему, напрасно ты это сделал. Я вовсе не хочу, чтобы ко мне относились не так, как ко всем, только потому, что я женщина.

– К моей просьбе твой пол не имел никакого отношения, – сказал Бреслин. – Я считаю, что ты не подходишь для охоты на нашего друга с БВО из-за своих отношений с ним.

– У меня с ним нет отношений, Джо. Отправилась я туда по делу и сделала то, что мне велено было сделать. Сблизилась с ним и, черт побери, в результате едва не пошла на корм рыбам. Для меня это более чем достаточно, чтобы выполнить задание.

– Хэнк тоже так считает.

– Фокс? Польщена, слов нет. Кажется, это все, чего я добилась: обзавелась заботливыми папами. И знаешь, что я скажу тебе, Джо?

– Что?

– Никакого папы мне не надо – и к тебе это тоже относится.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности. Папы мои – и ты в том числе – озабочены одним: как бы дочерей своих на битву послать. Новое понимание отцовства, я полагаю. Раскрепощение женщины. Я рада. Ладно, вернемся к главному. Ты попробовал отстранить меня – не вышло. И это хорошо, потому что я чувствую, что призвана сделать это. Я уже все продумала, в голове по полочкам разложила. И мне вовсе не нужно, чтоб туда целую пачку сомнений запихивали. – Она рассмеялась. – К тому же я паршивый гипнотический объект. Досадно, что Барри не была такой же.

Бреслин кивнул в сторону дальнего конца площади, где стояли двое мужчин в длинных плащах и шляпах и старательно не обращали внимания на беседующую парочку американцев.

– Думаю, поговорили достаточно, – подытожил Бреслин.

– Думаю, ты прав, – согласилась Кэйхилл. – Я билет заказала на дневной рейс. Пойдем обратно, мне нужно еще мои вещички забрать.

– Добро. Впрочем, напоследок еще об одном. – Джо двинулся, удаляясь от Коллетт, к тому уголку площади, где в ожидании пассажиров вытянулась вереница такси, замедлил шаг, и она поравнялась с ним. – Когда вернешься, Коллетт, никаких контактов ни с кем, кто связан с нами. Ни с кем. Поняла?

– Так точно. – Приказание ее не удивило: суть полученного задания исключала соприкосновение со всяким, кто хотя бы мало-мальски имел отношение к ЦРУ и Лэнгли.

– Но, – продолжил Бреслин, – если потребуется помощь в обстановке действительно чрезвычайной, знай: для тебя в столице создана связь.

– Кто?

– Не важно. Запомни только, что связь эта – на крайний случай. Выход на связь каждый вечер в течение ближайших двух недель ровно в шесть. Место встречи – у памятника Уинстону Черчиллю рядом с британским посольством на Массачусетс-авеню. Твой связник будет ждать там каждый вечер десять минут, не больше. Понятно?

– Да. На БВО связь через «Пуссерз-Лэндинг» сохраняется?

– Нет.

– Ясно.

Больше ей сказать было нечего, а потому, проследовав за Бреслином обратно в помещение посольства, она прошла к себе в кабинет, закрыла дверь и встала у окна, вглядываясь в серый, разом как-то полинявший город Будапешт. Зазвонил телефон, но она не тронулась с места. Кэйхилл осознала, что оказалась в самой гуще бесчувственного пространства: ни тебе эмоций, ни тебе волнения, ни гнева, ни смятения. Ничего. И это, оказалось, приятно.

Через десять минут она спустилась в посольский подвал, туда, где на запертой двери висела табличка «Техническая помощь». Постучала; лязгнула задвижка, и Гарольд Сазерлэнд открыл дверь.

– Привет, Ред.

– Привет. Заходи. Я тебя поджидал.

Когда дверь за ними закрылась, Сазерлэнд спросил:

– Ну, малышка, что тебе нужно?

Кэйхилл стояла посреди тесной, заставленной всякой всячиной комнаты и понимала, что от нее ждут ответа. А что отвечать? Она понятия не имела, что ей «нужно». Очевидно, есть на свете люди, которые зарабатывают себе на жизнь тем, что ей предстояло сделать, – смертью. Они знают, что нужно для их работы. А она не знает. Поступая на работу, она убивать никого не подряжалась, во всяком случае, в пространном перечне ее служебных обязанностей служащей посольства такого пункта не значится. Только и перечень, и обязанности – тоже вранье. Кэйхилл не в посольстве работала. Она работала в Центральном разведывательном управлении, в ЦРУ, в Компании, на «Фабрике Засолки», чья явленная миру цель состоит в сборе и обработке разведывательных данных со всего белого света и… и в том, чтобы убивать, когда это необходимо для поддержания нормальной работы Управления.

Во время спецподготовки в ЦРУ она прошла на «Ферме» курсы, на которых постигалось умение убивать, правда, так эти курсы никогда не обзывали. «Самозащита» – вот что обычно говорили. В ходу были и другие названия – «Техника ликвидации», «Нейтрализация», «Обеспечение сохранности операции».

– Летишь куда-нибудь? – спросил Сазерлэнд.

Хрипло рокочущий голос вывел Кэйхилл из оцепенения. Она обернулась к Реду, выдавила из себя улыбку и кивнула:

– Да.

– Иди сюда.

Он повел ее мимо своего стола, мимо поднимавшихся от пола до потолка рядов стеллажей, забитых лишенными всякого обозначения коробками и ящиками, в самый дальний конец, в крохотную отдельную комнатушку. Комнатушка оказалась миниатюрным стрельбищем. Кэйхилл даже не знала, что оно существует. В стрельбе она упражнялась в главном тире посольства, который, кстати, был не намного больше, просто длиннее.

Стол, два стула, в десяти футах напротив обшитая толстым деревом стена. В досках обшивки полно пробоин. Кэйхилл глянула вверх: потолок был выложен звуконепроницаемым материалом. И три другие стены тоже.

– Садись, – предложил Сазерлэнд.

Коллетт села на один из стульев, а Ред снова пропал среди стеллажей и вскоре вернулся, держа в руках белую картонную коробку. Положил на стол, открыл и извлек из нее фиолетовый мешочек на тесемке. Кэйхилл во все глаза смотрела, как раскрывал Ред мешочек и как вынимал из него нечто белое, пластиковое, по форме похожее на маленький револьвер. Сазерлэнд вытащил из коробки второй мешочек. В нем лежал пластиковый ствол. Единственной металлической деталью была небольшая пружина.

– Девятимиллиметровый, – уведомил Сазерлэнд, взвешивая на широкой мозолистой ладони составные части оружия. – Похож на австрийский «глок-17», только тут и ствол из пластика. Сделан в Штатах. На прошлой неделе только получили.

– Понятно.

– На, собери его. Это просто.

Ред понаблюдал немного, как она так и сяк пыталась приладить части друг к другу, потом сам показал, как надо делать. Когда оружие было собрано, сказал:

– Пружину сунь в сумочку, остальное храни в чемодане. В одежду заверни, только даже этого не нужно. Рентген ничего не возьмет.

Кэйхилл обратила к нему взгляд.

– А пули?

Сазерлэнд усмехнулся:

– Хочешь сказать – патроны? Бери в любом магазине спорттоваров там, где окажешься. Хочешь пострелять?

– Нет, я… Да, пожалуйста.

Сазерлэнд показал ей, как заряжать, и велел палить в обшитую стену. Кэйхилл, держа револьвер двумя руками, нажала на спуск. Она ожидала сильной отдачи. А на самом деле почти ничего не почувствовала. Даже звук оказался негромким.

– Глушитель тебе нужен?

– А-а, нет, не думаю.

– Хорошо. С этим у тебя порядок. Еще что?

– Мне… Не очень-то я понимаю в этом, Ред. – Ей захотелось рассказать, что она вот-вот отправится на задание, чтобы убить одного человека, убить мужчину, с которым переспала, ликвидировать его ради блага ее страны и всего свободного мира. Разумеется, ничего этого она не сказала. Слишком поздно для таких слов, непрофессионально как-то.

– Ред.

– Ну?

– Мне нужна синильная кислота и распылитель.

У Сазерлэнда брови изумленно поползли вверх.

– Зачем? – задал он вопрос.

– Нужно для задания.

– Ну? Я должен буду… – Он пожал плечами и кряхтя поднял на ноги тяжелое тело. – Джо велел дать тебе все, что ты захочешь. Уверена, что эта штука тебе нужна?

– Да. Уверена.

Несколько минут ушло у Сазерлэнда на сборку того, что ей требовалось. Когда он вручил устройство, Коллетт поразила малость размера смертельного оружия.

– Как пользоваться, знаешь?

– Нет.

Сазерлэнд показал.

– Тут всего ничего делов-то, – сказал он. – Подносишь поближе к носу и давишь вот на эту пружинку. Убедись, что нос не твой собственный. Между прочим, если досталось и тебе, быстро пускай в ход вот это. – Он подал ей пакетик с двумя стеклянными ампулами. – Нейтрализатор. Коли синильку нюхнешь, разбей это у себя под носом, не то… – Он ухмыльнулся и потрепал ее по плечу. – Не то у меня одной любимицей станет меньше.

Слова эти жалами впились в мозг, однако Коллетт улыбнулась и сказала:

– Спасибо, Ред. Изречешь мудрое напутствие напоследок?

– Ну, малость выдам.

– И что это за мудрость?

– Бросай ты это дело, малышка. Езжай домой, иди работать в банк, выходи замуж и воспитывай парочку примерных граждан.

Кэйхилл едва не разревелась, но успешно одолела такое желание.

– Знаешь, – сказала она, – я ведь, по правде, собиралась стать министром юстиции Соединенных Штатов Америки.

– Ну, это ничуть не лучше того, чем ты сейчас занимаешься. – Сазерлэнд покрутил головой и спросил: – Хочешь поговорить?

Хотела. Кэйхилл безумно хотела выговориться, поделиться с кем-нибудь. Произнесла же она другое:

– Нет, мне пора двигаться. Еще вещи не собрала. Другие вещи, то есть. – Коллетт опустила глаза на белую коробку, которую держала в руках. Туда Сазерлэнд уложил револьвер, ампулу с синильной кислотой и распылитель – упаковал все тщательно, словно свадебный подарок невесте.

– Удачи, малышка, – сказал Сазерлэнд. – Вернешься-то скоро?

– Ага, думаю, скоро. Если, конечно, не надумаю пойти работать в банк. Спасибо тебе, Ред.

– Береги себя.