Текст книги "Убийство в ЦРУ"

Автор книги: Маргарет Мэри Трумэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

24

После того как в кабинете управляющего курортом на Стоянке Дрейка Коллетт оказала Эрику первую помощь, позаботившись о его руке и ране на голове, Эдвардс позвонил в свою контору на Тортоле, попросил прислать моторку и забрать их с Виргин-Горда. Туда с острова Москито их доставил рейсовый катер, и они отправились в больницу, где Эдвардсом занялись более основательно, а заодно сделали рентгеновский снимок руки. Рука оказалась цела. Ссадина на голове от удара куском металла оказалась глубже, чем ожидалось. Пришлось наложить на нее одиннадцать швов.

Коллетт с Эриком отвезли на причал, где их уже поджидал на большой моторке туземец, служащий Эдвардса. Часом позже они снова вернулись в белый дом на плато.

За все время обратного пути на Тортолу Коллетт с Эриком говорили мало. Она все еще пребывала в состоянии легкого шока. Он, казалось, оправился и даже пробовал шутить над собою, однако во время путешествия с лица его не сходила болезненная гримаса – отражение тягостных раздумий.

Теперь они вдвоем стояли на террасе и смотрели на раскинувшуюся внизу гавань.

– Мне очень жаль, – произнес он.

– Да-а, жаль, мне тоже, – откликнулась она. – Рада, что хоть жива осталась. Если б мы только не отправились искупаться…

– Тут полно всяких если.

– Из-за чего рвануло, а? – спросила Кэйхилл. – Утечка горючего? Я слышала, такое случается с небольшими судами.

Он ничего не ответил, продолжая сосредоточенно всматриваться в морскую даль. Затем медленно повернулся к ней лицом и сказал:

– Это не утечка горючего, Коллетт. Кто-то подключил яхту. Кто-то заложил взрывчатку с часовым механизмом.

Она попятилась, сделала несколько шагов назад, пока не уперлась икрами в металлическое кресло. И рухнула в него. Он не отрывал взгляда от гавани, вцепившись в ограждение террасы и сильно сгорбившись. Наконец обернулся и заговорил, опершись об ограждение:

– Черт побери, вы едва не распростились с жизнью из-за вещей, о которых знать ничего не знаете! Так я хочу рассказать вам о них, Коллетт.

Ей очень хотелось услышать то, о чем он собирался ей рассказать, но тут уж ничего не поделаешь: как раз в этот миг Коллетт изо всех сил пыталась устоять против нахлынувшей на нее волны, вызвавшей тошноту и дрожь во всем теле, – голова раскалывалась. Она встала и оперлась о спинку кресла.

– Мне надо прилечь, Эрик. Что-то нехорошо. Поговорим позже?

– Ну конечно. Ступайте отдохните. Как почувствуете себя в состоянии побеседовать, так мы и распутаем, что все-таки произошло.

Она рада была оказаться в постели и сразу же забылась тревожным сном.

Проснулась она, лежа лицом к окну. Снаружи стемнело. Коллетт села в постели и потерла глаза. Древесные лягушки исполняли извечную свою симфонию. Никаких других звуков не было слышно.

Кэйхилл перевела взгляд на чуть-чуть приоткрытую дверь.

– Эрик? – произнесла она голосом, расслышать который не сумел бы никто. – Эрик, – повторила она чуть громче. Ответа не было.

Спала она в том, в чем весь день проходила, только туфли сняла. Опустив босые ноги на прохладные плитки пола, она попробовала стряхнуть с себя докучливую сонливость и вызванную прохладой дрожь, от которой все тело пошло пупырышками. Еще раз позвала:

– Эрик?

Открыв дверь, прошла в холл. Сочившийся из гостиной свет дорожкой протянулся до ее ног. Следуя по ней, она пересекла гостиную и подошла к открытой двери на террасу. Ни души. Ничего.

Открыла входную дверь – та же картина. «Мерседес» с мотоциклом стояли здесь, а хозяина нигде не было видно.

Подойдя к машине, Коллетт заглянула в салон, затем прошла к той стороне дома, где громадное дерево природной крышей раскинуло свою крону над сделанной из сварной стали скамейкой, вполне удобной для влюбленной парочки.

– Хорошо выспались?

У Коллетт в горле что-то булькнуло. Обернувшись, она увидела стоявшего за деревом Эрика.

– Отдохнули? – спросил он, приближаясь.

– Да, мне… я не знала, куда вы подевались.

– Никуда. Просто наслаждаюсь вечером.

– Да, вечер… славный. А сколько времени?

– Девять. Не хотите ли поужинать?

– Я не голодна.

– Все ж я соберу на стол, никаких причуд и изысков, так, пара бифштексов, местные овощи. Полчаса хватит?

– Вполне подойдет, спасибо.

Через полчаса она вышла к нему на террасу. На двух тарелках лежал их ужин. На столе стояла откупоренная бутылка красного «медока», а рядом с нею два изящных бокала.

– Прошу отведать, – сказал Эдвардс.

– Забавно, но теперь мне есть захотелось, – отозвалась она. – Некоторые от расстройства начинают много есть, когда другим и кусок в горло не лезет. Я всегда едоком была.

– Добро.

Кэйхилл спросила, как у него рука, и он ответил, что уже лучше. «Сильное растяжение связок», – определил больничный врач и предписал держать руку на привязи, которую Эдвардсу тут же приладили и от которой тот избавился, едва они оказались за порогом больницы. Левый висок его покрывала большая сдавливающая повязка. На щеке осталось несмытое пятнышко засохшей крови.

Кэйхилл отодвинула от себя тарелку, откинулась на спинку стула и сказала:

– Вы говорили, что хотели со мной чем-то поделиться. Прошу прощения, но раньше мне вовсе не до того было, зато теперь я готова. Не раздумали говорить со мной?

Он подался вперед, держа обе руки на столе, перевел дыхание и опустил глаза в тарелку, как бы раздумывая, чем ответить.

– Я не настаиваю, – добавила она.

Он покачал головой.

– Да нет, мне самому хочется. Вы едва с жизнью не расстались из-за меня. Такое, полагаю, заслуживает объяснений.

В голове у Кэйхилл промелькнуло: Барри Мэйер. Не из-за него ли она с жизнью рассталась?

Эдвардс подвинул кресло назад, так, чтобы можно было сидеть закинув ногу за ногу и лицом к Кэйхилл. Она уселась в такой же позе, сложив руки на коленях и не спуская с него глаз.

– Даже не знаю, с чего начать. – Улыбка. – С начала. В этом есть определенный смысл, так ведь?

Она кивнула.

– Наверное, для начала будет лучше всего, Коллетт, если я признаюсь вам, что я не тот, кем представляюсь. Да, здесь на БВО я занимаюсь сдачей яхт внаем, но это всего лишь вывеска.

Кэйхилл убедила себя ничем не помогать разговору, а выслушать все, что он скажет, и уж потом, позже, разбираться что к чему.

Эдвардс продолжил:

– Я работаю в Центральном разведывательном управлении.

В голове у нее тут же зашевелилась мысль: он ведет себя совершенно честно, он понятия не имел, что она знала о его причастности к делам ЦРУ. Очевидно, Барри не рассказала ему, чем ее закадычная подружка Коллетт зарабатывает себе на жизнь. Что ж, приятно в том убедиться. С другой стороны, в этой ситуации сама Кэйхилл делалась бесчестной. Она почувствовала себя неловко.

Ее очередь подать какую-нибудь реплику.

– Это… интересно, Эрик. Вы этот… агент?

– Думаю, можно и так назвать. Мне платят за то, чтобы я здесь глядел во все глаза и ушки держал на макушке.

Кэйхилл воспользовалась моментом, чтобы показать, будто она раздумывает над следующим своим вопросом. Вообще-то в уме она держала их больше десятка.

– ЦРУ, – заговорила она, – держит своих людей по всему свету, верно? – Ей не хотелось выглядеть чересчур наивной. В конце концов Эдвардс знал, что она когда-то работала в ЦРУ. Ясно, что она должна быть хоть сколько-нибудь осведомлена, как такие дела делаются.

– Смысл не просто в том, чтобы втихую рассовать по всем углам на земном шаре своих людей и дожидаться от них сведений о том, что там происходит. Меня заслали сюда с особой целью. Помните, я показывал вам островок, тот, которым русские завладели?

– Помню.

Не услышав от него продолжения, Коллетт подалась вперед:

– Вы думаете, русские взорвали яхту?

– Такое объяснение прозвучало бы логично, так ведь?

– Мне это кажется вполне вероятным, учитывая, что вы агент противника. Но вас, по-моему, такое объяснение не убеждает?

Эдвардс пожал плечами, добавил в оба бокала вина и поднял свой для тоста.

– Выпьем за дикую догадку.

Она взяла бокал и тоже подняла его, поддерживая тост.

– Какую дикую догадку?

– Надеюсь, вы не поймете неправильно, зачем я скажу вам то, что собираюсь сказать. Знаете ли, в конце концов мы оба работаем на правительство Соединенных Штатов.

– Эрик, я ведь не выпускница колледжа, впервые отведавшая, почем фунт бюрократии.

Он кивнул.

– Ага, понял, поехали. Я думаю, заряд на яхте установило ЦРУ или они нашли кого-то, чтоб это сделать.

После взрыва и до этого самого момента ей и в голову не приходило, что люди, для которых она работала, способны сделать такое. Про русских, конечно же, мысли в голову лезли в первую очередь, прикидывала она также, не подстроила ли взрыв какая-нибудь из конкурирующих компаний по сдаче яхт внаем. Приходилось задаваться и вопросом, а устраивал ли катастрофу вообще кто-нибудь. Доказательств, связывающих взрыв с чьими бы то ни было происками, имелось не больше, чем тех, что объясняли его естественными причинами.

Однако в данный момент такие рассуждения уже мало что значили. Она задала единственный сам собою напрашивающийся вопрос:

– Почему вы так думаете?

– Думаю я так, потому… потому что знаю кое-что. И ЦРУ больше бы устроило, если об этом я не рассказал бы никому другому.

– Что же вы знаете?

– Кое-что об отдельных личностях, чьи намерения и поступки не только не в интересах Центрального разведывательного управления, но и Соединенных Штатов в целом. Вообще…

Все тело Коллетт напряглось. Она была уверена, что он вот-вот скажет и про смерть Барри Мэйер.

И Эрик ее не разочаровал.

– Убежден, Коллетт, что Барри убрали потому, что она знала те же – убийственные кое для кого – вещи. – Он слегка откинул голову и, удерживая слезы, выгнул брови. – Да, знала: она от меня это узнала. Наверное, потому и говорю с вами вот так. Отвечать за смерть одной – и то худо, но увидеть, что другую вот столечко отделяло – он свел большой и указательный пальцы, оставив малюсенький зазор, – от того, чтобы потерять жизнь, это уж вовсе перебор.

Кэйхилл запрокинула голову и устремила взгляд в небо, которое, как и ее собственное сознание, заволакивалось тучами. Разум замкнуло, в цепи мыслей и чувств произошел пробой. Она поднялась, подошла к краю террасы и глянула вниз, на гавань и причал. В его словах было очень много смысла. Сказанное укладывалось в то, к чему она инстинктивно склонялась с самого начала.

Новая мысль поразила ее. А что, если он ошибается? Если считать, что яхта взорвалась от заложенного кем-то заряда, то кто сказал, что намеченной жертвой была не она, Кэйхилл? Она снова повернулась к Эдвардсу.

– Не думаете ли вы, что Барри убил кто-то из ЦРУ?

– Именно.

– А как же Дэйв Хаблер, ее помощник по литагентству?

Он потряс головой:

– Об этом я ничего не знаю, если только Барри не дала ему ту же информацию, какую получила от меня.

Коллетт вернулась к столу, села, отпила глоток вина и сказала:

– А может, жертвой должна была стать я?

– Почему вы?

– Как вам сказать… я… – Она едва не переступила черту, которую сама себе определила в том, сколько и чего имеет право открыть ему. Осторожность взяла верх: Коллетт решила остаться по свою сторону этой черты. – Я не знаю, вы же сами пили за «дикую догадку». Может, кто-то захотел меня убить вместо вас. Может, двигатель сам по себе взорвался.

– Нет, Коллетт, ничто не взрывалось само по себе. Пока вы спали, мне тут власти допрос учинили. Сейчас они докладывают, что яхта была уничтожена в результате случайной электрической искры, попавшей в топливный бак. Это мне захотелось, чтобы они так думали. Нет, поверьте, я лучше знаю: устроено все намеренно.

Кэйхилл почти страшно было задавать следующий вопрос, но она знала, что задать его придется.

– Так о каких таких страстях Барри узнала от вас, что стали причиной ее смерти и вынудили невесть кого попытаться убить вас?

Он издал горлом хриплый смешок, словно говоря себе: «Боже мой, поверить не могу, что я это делаю». Коллетт стало жаль его. Очевидно, случившееся возле острова Москито, а также смерть Барри довели его до такого состояния искренности, против которого предостерегало все обретенное им во время спецподготовки и впадать в которое вообще-то воспрещалось. Ее подготовка это тоже воспрещала, если на то пошло. Она положила руку ему на колено.

– Эрик, так о чем Барри знала? Мне страшно важно знать это. Вы же сами сказали, как близко я подошла к тому, чтобы потерять жизнь.

Эдвардс прикрыл глаза и раздул щеки. Затем, шумно пропустив воздух через губы и открыв глаза, произнес:

– Внутри ЦРУ есть люди, единственным интересом для которых является их собственный интерес. Слышали когда-нибудь о проекте «Синяя птица»?

Снова здорово. Джейсон Толкер. Неужто Эрик к тому же клонит?

– Да, – ответила она, – слышала, и про «МК-УЛЬТРА» тоже слышала. – Уже произнося это, она поняла, что перестаралась с уровнем своей осведомленности.

Его недоуменный взгляд подтвердил, что на сей раз она поняла правильно.

– Откуда вам известно про эти программы? – спросил он.

– Помню о них со времен спецподготовки в ЦРУ, еще до того как я уволилась и стала работать в посольстве.

– А ведь точно, во время обучения шел разговор про такие программы, так ведь? Тогда вам известно, что они связаны с опытами на множестве ни в чем не повинных людей?

Кэйхилл отрицательно мотнула головой:

– Деталей я не помню, знаю только, что программы эти действовали, а потом были прекращены под нажимом общественности и Конгресса.

Эдвардс прищурился:

– А вы знаете, каким образом Барри спуталась с ЦРУ?

Коллетт быстренько в уме перетасовала свои карты. Стоит ли подтверждать то, что ей известна курьерская жизнь Мэйер? Она решила продолжать разыгрывать роль удивленной.

– Упоминала Барри при вас о некоем господине по фамилии Толкер?

Кэйхилл приподняла глаза, будто припоминая, потом сказала:

– Нет, не думаю.

– Он врач, живет в Вашингтоне. Он-то ее и завербовал.

– В самом деле?

– Вы не знали об этом? Ничего этого она вам не рассказывала?

– Нет, я не помню никого по фамилии Толкер.

– А что она вообще вам рассказала о том, чем занимается, работая на ЦРУ?

Ее смех получился деланным.

– Немного. Очевидно, с ее стороны было бы непрофессионально рассказывать мне обо всем, разве не так?

Эдвардс горестно покачал головой.

– Конечно, непрофессионально, только Барри была далеко не самым профессиональным из курьеров разведки. – Казалось, он ждал, чем ответит на это Кэйхилл. Когда она ничем не ответила, продолжил: – Полагаю, не имеет никакого значения, что она вам рассказывала. Важно то, что она встречалась с этим самым Толкером по делам профессиональным. Она была его пациенткой. Он же воспользовался этим, чтобы завлечь ее в сеть.

– Тут нет ничего необычного, так ведь? – спросила Кэйхилл.

– Полагаю, что нет, хотя, признаться, чертовски мало знаю про эту сторону дела. Дело в том, Коллетт, что доктор Джейсон Толкер весьма деятельно разрабатывал операции «Синяя птица» и «МК-УЛЬТРА» – и продолжает разрабатывать экспериментальные программы, порожденные теми операциями.

– ЦРУ по-прежнему проводит опыты по мозговому контролю?

– Еще как, черт бы их побрал! И Толкер один из вожаков в этой собачьей стае. Он вертел Барри как хотел, сделал ее курьером ЦРУ, и именно поэтому сегодня она мертва. Еще вина?

Вопрос, принимая во внимание высокую ноту разговора, показался абсурдным, но она все же ответила:

– Да, пожалуйста.

Он налил.

Коллетт вспомнила прочитанное в книге Дж. Х. Эстабрукса о том, как можно заставить людей делать что-то против их воли, стоит лишь гипнотизеру изменить визуальный сценарий. Не о том ли толковал сейчас Эдвардс: дескать, Барри была соблазнена ролью курьера ЦРУ вопреки ее желанию? Она спросила его об этом.

– Барри явно была необычным гипнотическим объектом, – ответил Эдвардс, – но это, по правде говоря, не так уж и важно. На самом деле важно то, что, отправляясь в свою последнюю поездку в Будапешт, она везла с собой информацию, которая ставила жирный крест на Джейсоне Толкере.

– Не понимаю.

– Толкер двойной агент. – Сказано это было спокойно, как бы между прочим. У Коллетт голова пошла кругом. Она вскочила и прошлась по террасе.

– Он Богом проклятый предатель, Коллетт, и Барри это знала.

– Откуда знала? Вы ей сказали?

Эдвардс покачал головой:

– Да нет, об этом она мне рассказала.

– Откуда ей было узнать, что он двойной агент?

Он пожал плечами.

– Я правда не знаю, Коллетт. Пробовал выведать у нее, но откачал только крохи: есть, говорит, у меня товар, от которого он, мол, водяным столбом взовьется, – вот и весь сказ. – Эрик кисло улыбнулся. – Подходяще выразилась, если вспомнить нашу сегодняшнюю маленькую подводную прогулку, а?

Ее улыбка была такой же вымученной. Кэйхилл задала следующий сам собой напрашивающийся вопрос:

– Кому Барри собиралась рассказать о том, что она узнала про предположительно предательские действия Толкера?

– Я так полагал, – ответил он, – что она собиралась рассказать кому-то в Вашингтоне, только вскоре до меня дошло, что это бессмысленно. В Лэнгли она никого не знала. Единственный ее контакт в ЦРУ – тот самый Джейсон Толкер…

– И тот, кто был с ней на связи в Будапеште.

Эдвардс кивнул и подошел к ней, стоявшей у края террасы. До них долетали обрывки музыки, выколачиваемой паршивеньким оркестром в непонятных туземных ритмах.

Они стояли близко друг к другу, соприкасаясь бедрами, оба потерявшие счет времени в пучине собственных мыслей. Потом Эдвардс сказал без всякого выражения:

– Я выхожу из игры. Не хочу, чтоб из-под меня яхты на воздух взлетали.

Она обернулась и пристально посмотрела ему в лицо. И без того морщинистое, сейчас оно казалось еще больше изрезанным.

– Яхта была застрахована? – спросила она.

Лицо его расплылось в широкой улыбке.

– Застрахована в богатейшей страховой компании мира, Коллетт, – в Центральном разведывательном управлении.

– Хоть на том спасибо, – заметила она, не вкладывая в свои слова никакого смысла. Просто, чтоб что-то сказать. В пьесе, где они играли, деньги не имели никакого значения.

Эдвардс снова помрачнел.

– ЦРУ правят злодеи. Я с этим никак не мог согласиться. До недавних пор даже и не думал об этом. Я был по самую маковку напичкан особого рода патриотизмом, который толкает людей на службу в разведке. Я верил ЦРУ и тем, кто в нем работает, вправду верил тому, что отстаивало ЦРУ, и тому, чем занимался я. – Он покачал головой. – Больше не верю. В компании полно джейсонов толкеров всех мастей, людей, кто об одних себе и заботится, кто и внимания не обращает на тех, кого по ходу дела топчет. Я… – Он положил руку ей на плечи и привлек к себе. – Вы и я со смертью Барри Мэйер утратили что-то дорогое, родное для себя – из-за этих людей. Дэйвида Хаблера я не знал, но он тоже пополнил список жертв, расплатившихся своими жизнями, – из-за этих людей.

Она хотела что-то сказать, но он перебил ее:

– Я говорил Барри: держись подальше от Толкера. Программы, которыми он занимается, – это корень зла, подтачивающего и Компанию, и правительство. В них безвинные граждане используются как морские свинки, и никому нет дела, что с ними станется потом. Разработчики этих программ врут всем, в том числе и Конгрессу, будто отказались от операций «Синяя птица» и «МК-УЛЬТРА». А операции эти ни на миг не замирали. Сегодня они разворачиваются еще активнее, чем даже прежде.

Кэйхилл – вполне оправданно – усомнилась:

– А как же финансирование? Ведь эти программы денег стоят.

– В чем и прелесть такой организации, как ЦРУ, Коллетт. Нет никакой отчетности. Ни перед кем. И так было с самого начала заложено. Это одна из причин, почему Трумэн всерьез раздумывал, создавать ли национальную организацию по сбору разведывательной информации. Деньги отдаются отдельным личностям, и те свободны потратить их на что вздумается, не обращая внимания, кому от этого больно станет. Повсюду создано, наверное, с тысячу передовых опорных точек вроде моей: пароходные компании и бюро по подбору кадров, небольшие авиалинии и брокеры по торговле оружием, университетские лаборатории и небольшие банки, которые ничего не делают, кроме как отмывают деньги Компании. Все это дурно пахнет. Никогда не думал, что дойду до такого, но от этого и в самом деле вонью несет, Коллетт, и я уже наглотался.

Она долго смотрела ему прямо в глаза, прежде чем сказать:

– Я понимаю, Эрик, я действительно понимаю. Если вы правы, то, кто бы ни взорвал сегодня яхту, действовал он по приказу людей, сидящих в моем собственном правительстве. Не знаю, как я смогу и дальше работать на него, даже в госдепе.

– Конечно, не сможете. В этом все дело. Я счастлив, что я американец, всегда этим гордился, всегда считал редкой привилегией родиться американцем, но когда кончается тем, что я становлюсь участником постоянных дрязг, которые приводят к убийству женщины, горячо мною любимой, тогда пора подводить черту.

Оркестрик внизу под горой затянул медленную, чувственную вариацию какой-то островной песни. Эдвардс и Кэйхилл молча смотрели друг на друга, пока он не произнес:

– Не хотите ли потанцевать?

И опять: абсурдность – в данной ситуации – предложения заставила ее ответить на него взрывом смеха. Он тоже рассмеялся, обвил ее талию правой рукой, взял ее левую руку в свою и повел в танце через всю террасу.

– Эрик, это смешно.

– Вы правы: это так смешно, что остается лишь одно – танцевать.

Она то останавливалась, протестуя, то грациозно следовала за ним в танце, не переставая думать, как это все нелепо и в то же время как это романтично и прекрасно. Она чувствовала, как жестко наливается возбуждением его плоть, и это ощущение пронзало все ее тело крохотными электрическими разрядами. Он поцеловал ее, вначале осторожно, нежно, потом все с большей и большей страстью, и она отвечала ему с таким же голодным желанием.

Когда они в танце двигались мимо стола, он ловко прихватил бутылку с вином и увел ее через раскрытую дверь в спальню. Там он разжал объятия, и его пальцы ловко забегали по ее блузке, расстегивая пуговицы. Она знала, что настал последний момент, когда можно возмутиться, отступить, вырваться, но сама тесно прижалась к нему. Подняв все паруса, они ринулись в пучину любовных утех, и вскоре ее восторги от неудержимого удовольствия смешались с его, а все вместе слилось в ее воображении в огненный шар, взметнувшийся в голубые небеса Британских Виргинских островов.

На следующий день Эдвардс поднялся рано, сказав, что ему надо поговорить кое с кем из официальных лиц на острове по поводу взрыва.

После того как он ушел, Кэйхилл погрузилась в противоречивые раздумья. Сказанное им прошлой ночью заставило ее переосмыслить все ею сделанное за время работы в Центральном разведуправлении. Разумеется, она не разделяла его истового отвращения к ЦРУ. Даже не была уверена, правда ли все то, о чем он говорил. Понимала только одно: пришла пора всерьез поразмыслить не только об этом задании, но и о том, кто она такая.

Она подумала, не позвонить ли ей в Вашингтон Хэнку Фоксу, но отказалась от этой мысли из опасения нарушить конспирацию. Телефонные разговоры с островов в Соединенные Штаты шли через спутник, и эти разговоры были открыты для всего света, в том числе и для русских с маленького частного островка.

«Пуссерз-Лэндинг».

Она отправилась туда на «мерседесе» Эдвардса днем, села за столик, заказала сэндвич с кока-колой и, подойдя к птичьей клетке, принялась кормить попугая. Заметила здорового мужика, с кем беседовала за день до этого. Тот внизу на причале копался в подвесном моторе на небольшой лодчонке. Вскоре он как бы невзначай подошел к ней и встал рядом.

– Решила снова пообедать здесь, – начала она. – В прошлый раз было так приятно.

– Местечко у нас приятное, мисс, – согласился он. И оглянулся по сторонам, убеждаясь, что поблизости никого нет, прежде чем добавить: – А в Будапеште и того лучше. Вам нужно лететь туда немедленно.

– Будапешт? Кто?..

– Не теряя ни минуты, мисс. Сегодня.

– А в бюро путешествий агент, продающий мне билеты, – спросила Кэйхилл, – уведомлен об этом?

Грузный человек улыбнулся и сказал:

– А вы его сами спросите. Вам сперва надо в Вашингтон заглянуть.

Кэйхилл уехала из «Пуссерз-Лэндинг», объяснив официанту, что у нее появилось неотложное дело, добралась до дома Эдвардса, быстренько собрала вещи и оставила ему записку.

«Эрик, дорогой!

Я даже не пытаюсь объяснить, почему сорвалась и улетела, но, уверяю тебя, дело срочное. Пожалуйста, прости. Столько всего хотела сказать тебе о прошлой ночи, о чувствах, которые она вызвала во мне, о… словом, обо всем таком. Совсем нет времени. Спасибо тебе за то, что устроил чудесный отдых на любимых твоих БВО. Надеюсь, мне скоро удастся снова побыть здесь с тобой.

Коллетт».