Текст книги "Лёд и пламень"
Автор книги: Максин Барри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Неужели я мог забыть о тебе, Дженис? – прозвучал в ответ его голос, который Брин, казалось, уже могла распознать среди тысячи других голосов. – Ты остановишься в «Джермейникусе», конечно?
– А где же еще? – Послышался легкий и звонкий смех, который уязвил Брин, как тысяча ножей. Она словно примерзла к месту, когда все трое вышли из-за выступа стены, направляясь в главный зал. Если они увидят меня, подумала она с отчаянием, то я, наверное, умру. Но они не видели ее. Ее же собственный взгляд снова устремился к мужчине, как если бы у него под одеждой был спрятан мощный магнит, обладавший свойством притягивать ее внимание. Профиль Кристофера Джермейна походил на медаль. Он был ясным и совершенным, но именно поэтому казался ей изысканно жестоким.
После того как они ушли, Брин еще долго стояла на месте, не зная, что ей делать. В конце концов она собралась с духом и на негнущихся ногах побрела к выходу. На минуту-другую ей пришлось задержаться, чтобы осознать, где она находится, и лишь затем направиться к своей машине, осторожно посматривая на прохожих, нет ли у кого из них серебристозолотых волос. И только рухнув наконец на водительское сиденье, она почувствовала себя в безопасности.
Желая как можно быстрее покинуть город. Брин поехала на восток и, только оказавшись на порядочном расстоянии, вздохнула с облегчением. Съехав на обочину в пустынном месте, она заглушила мотор и выбралась наружу, чтобы подышать свежим воздухом. Подошла к длинной ограде из известняка и прислонилась к ней, глядя на простиравшиеся до самого горизонта зеленые луга и пастбища.
Что же такое, черт побери, приключилось с ней? О, она чувствовала, что наговорила Бог знает чего менеджеру в отеле. Она нервничала и была не в своей тарелке, а он, самодовольный и высокомерный, воспользовался этим. Все было крайне неприятно, но здесь была ущемлена лишь ее гордость.
Нет, то, что по-настоящему испугало ее, произошло на выставке. Брин знала, что, конечно, застенчива, и знала почему. Ведь она ничуть не напоминала то, что принято называть «хорошенькой женщиной». Но это вовсе не объясняло ее паники, ее странной реакции на этого мужчину. Того, который даже не видел ее. Того, который и не подозревал о ее существовании. Того, кого звали Кристофером Джермейном.
Брин вздрогнула, но вовсе не от холодного ветра. Она снова видела перед глазами серебристый отлив его волос, его стройную спину и плечи, она снова как бы слышала его голос. Что же с ней произошло, когда она увидела его, что случилось, когда стояла рядом с ним? Этого она не понимала. Кэти! Кэти должна знать, подумала она. Но когда снова села в машину, решила, что не станет спрашивать сестру, потому что в глубине души ответ уже знала.
Впервые в своей жизни Брин почувствовала желание. Потребность. Влечение к мужчине. И этот мужчина – Кристофер Джермейн. Если бы у нее хватило храбрости подумать об этом, она, возможно, нашла бы, что все это забавно и интересно, хотя и не без примеси горькой иронии. Но какой-то инстинкт подсказывал ей, что думать не нужно, ибо это привело бы ее к чему-то, чего она вовсе не желала знать.
Было что-то судьбоносное в ее первой встрече с Кристофером Джермейном. Что-то неизбежное и необратимое. Она чувствовала, что течение ее жизни словно ускользает из-под контроля, и это было так устрашающе, что не хотелось и думать об этом. Особенно сейчас, когда она так нуждалась в спокойствии, но нигде не находила его.
Вернувшись на ферму, Брин прошла в гостиную, застав Кэти врасплох. Та неистово писала что-то на листе бумаги, но, заметив сестру, быстро убрала бумагу в свою сумочку. В другое время Брин обязательно полюбопытствовала бы, что она там пишет, но сейчас не обратила на это внимания.
– Ты рано вернулась, – сказала Кэти. – Я ждала тебя не раньше чем к вечернему чаю.
– День был неудачный, – ответила Брин сухо, чувствуя себя лучше уже просто оттого, что добралась наконец до дома, где все вещи находятся на своих привычных местах. День был какой-то нереальный, кошмарный, и она всячески стремилась вернуться в нормальную колею.
– Да, не повезло, – пробормотала Кэти автоматически. Наглотавшись успокоительного, она чувствовала себя так, точно погрузилась в гору из ваты. Это было приятное ощущение, и ей не хотелось его утратить. – На вот, выпей чаю и почувствуешь себя лучше. – Она налила сестре кружку и села поближе к огню.
Вздрагивающие языки пламени, лизавшие поленья, напомнили Брин цвет его волос, и она быстро отвернулась. Снаружи завывал ветер, но стены в доме были толстые, добротной старинной кладки, и обе девушки, хоть и по разным причинам, чувствовали себя здесь уютно.
Кэти ждала, когда Брин уйдет. Обычно она терпеть не могла оставаться в одиночестве, но теперь жаждала этого. Как бы чувствуя желание сестры, Брин быстро допила свой остывающий чай и устало поднялась на ноги.
– Пойду поменяю простыни. Если завтра будет сухой день, то нам не придется развешивать белье в доме, чего я терпеть не могу. – Ей явно хотелось отвлечься, цепляясь за что-то привычное. Но чувствовала она себя, словно Алиса, упавшая в колодец и оказавшаяся в Стране Чудес. Только все было не так чудесно.
Убедившись, что сестра ушла, Кэти порылась в своей сумочке и вновь достала спрятанный лист. Для нее давно уже стало потребностью это каждодневное писание дневника. Она быстро перечла свою последнюю запись: «Когда я общаюсь с людьми, мне плохо. Я хочу остаться одна. Я хочу стать свободной…»
Опустив голову, Кэти снова принялась писать, а закончив, тщательно убрала исписанные листки в конверт с надписью «Личное, не читать», который держала в своей сумочке. Никто не должен видеть написанное ею. Никто.
А Брайони наверху постелила постель, легла в нее и, свернувшись в комок, уставилась сухими глазами в стену. Вскоре она уже спала и видела сон…
Она была стройной и красивой и жила в замке с толстыми стенами и низкими потолками, который возвышался над болотами. Замок со всех сторон окружали вражеские солдаты в тусклых серых кольчугах. Ее отец умер. Сестра тоже умерла. Только она одна осталась в замке. Она стояла в своей комнате, в белом платье. Свадебном платье. Ей страшно, потому что вскоре предводитель этого войска завоевателей будет у ворот замка и попытается сокрушить их.
Она побежала в церковь, чтобы помолиться, и тут услышала боевой клич воинов снаружи, а стены замка сотряслись, когда твердыня была взята. Огонь свечей испуганно метнулся, двери распахнулись настежь, и она резко обернулась. Длинные волосы ее обвились при этом вокруг талии, совсем так же, как в тех журналах, которые она видела у Кэти. Высокий мужчина, ростом почти до потолка, крупными шагами устремился к ней. Он снял свой шлем – и точно огонь ударил ей в лицо, опалив ее своим жаром. Она почувствовала, что волосы ее горят, а когда взглянула вниз, то увидела, что ее белое платье превращается в безобразные черные и коричневые лохмотья…
Брин проснулась, замирая, вся в холодном поту. А странное трепещущее возбуждение где-то глубоко-глубоко внутри заставило ее застонать от стыда и смятения.
Стоуви, Вермонт
Морган бросил взгляд на дверь, услышав, как в нее постучали. Три коротких удара. Он подождал. Они собрались в гараже, у местной владелицы магазина, и блуждающий свет лампы, подвешенной над столом, освещал карту. С ним были еще двое, но никто из них не проронил ни слова. Наступила пауза, потом постучали еще три раза. Все расслабились, вздохнули с облегчением. Морган подошел к двери и приоткрыл ее.
– Кто там?
– Дип грин[2],– ответили снаружи.
Морган отступил назад, пропуская визитера. Затем бросил быстрый взгляд на погружавшуюся в сумерки улицу и, закрыв дверь, обернулся к посетителю. Это был маленький человек с жесткими волосами, источавший нервную энергию.
– Привет, Грег, – сказал Морган негромко. – Давненько не встречались. Рад тебя видеть с нами.
– И я тоже рад, – откликнулся Грег. Его маленькие глаза возбужденно блестели. – Ты знаешь, что тебе достаточно только сказать слово, Морган. В любое время, – прибавил он, нервно проводя рукой по рубашке на груди. Было что-то глубоко подобострастное в его голосе, что заставило двух других присутствовавших в комнате переглянуться с недоумением.
– Входи, входи, Грег. Это Клаус Грубер. – Морган показал на высокого блондина приятной наружности, который наклонил голову в знак приветствия. – А это Бруно. – Он не стал называть фамилию последнего.
Грег торопливо кивнул им, но не обратил на них особого внимания. Вместо этого он снова повернулся к Моргану и посмотрел на него обожающим преданным взглядом, как собака на своего хозяина. Чувствуя, что атмосфера становится тягостной, Морган молча уселся, глядя на Грега, который сделал то же самое.
– Джентльмены, – сказал Морган, – Грег – мой друг с давних пор. С очень давних пор, – добавил он негромко и увидел, что эти двое все поняли. Они почувствовали себя еще более стесненно. – Грег будет отчитываться только передо мной. И все вопросы, относящиеся к его… компетенции… будут решаться исключительно мной.
Остальные двое слегка расслабились, довольные, что им не придется работать вместе с этим вновь прибывшим членом организации. Человек, который походил на сбежавшего из сумасшедшего дома, не казался им идеальным товарищем. Но Моргана не беспокоило, что они думали. В то время как их побудительной силой была защита окружающей среды, для него самого самым главным был план. План, который уничтожит Джермейна, и ничто не должно этому помешать.
– Ну, а теперь, – проговорил он живо, – к делу. Клаус, ты подал заявление о работе?
Немец кивнул.
– Да. И был принят.
– Неудивительно, – усмехнулся Морган, понимая, что лесть не повредит. – Ты один из лучших лыжников, которых я знал в жизни.
Клаус кивнул, но на его выразительном лице не показалось и тени улыбки. Он был лыжным инструктором с пятилетним стажем, а членом общества «Дип грин» – три года. Он восхищался Морганом, преклонялся перед ним, и если тот решил, что ему следует поступить на работу к Джермейну инструктором по лыжному спорту, то у него не было возражений. Он был уверен: Морган знает что делает.
И Морган знал.
– На рождественские каникулы Ванесса Джермейн приедет из колледжа домой. Она посредственная лыжница, и твоя задача – улучшить ее форму. – Он слегка улыбнулся, сказав это, и Клаус улыбнулся в свою очередь. – Но я хочу, чтобы ты сделал нечто большее, чем просто помог ей освоить технику скоростного спуска, – продолжал Морган вкрадчивым голосом. – Ванесса – очаровательная девушка. Ей скоро двадцать. Хороший возраст для скоротечного романа и разговоров на подушке.
Он вспомнил Ванессу, какой видел ее в последний раз, совсем еще маленькой девочкой. У нее были длинные, почти до талии, светлые волосы, ее бледная кожа просвечивала на висках, а маленькое тельце было скрючено от конвульсий. Это все Кристофер виноват, подумал он, и его лицо на миг стало жестким. Если бы Кристофер не совал свой нос куда не следует, Ванесса бы выросла не в этих проклятых трущобах.
– Ванесса… – проговорил он негромко и тут же быстро взглянул на Клауса. – Ванесса невинна. Она не имеет никакого отношения к бизнесу своего брата и даже не знает, как тот зарабатывает все эти деньги.
– Но тратит их неплохо, – вставил Бруно, впервые за все время открывший рот. Он был низкого роста, очень плотного телосложения и говорил отрывистым, лающим голосом, который вполне соответствовал его наружности. Всякому, кто сталкивался с ним, он напоминал бульдога.
Морган ухмыльнулся.
– Так вот, как только войдешь к ней в доверие, начинай открывать ей глаза на то, что ее братец делает с природой.
Клаус кивнул. Недурное поручение. Учить кататься на лыжах, что он хорошо умел делать, заманить девушку в постель, что тоже само по себе неплохо, да еще и показать ей, какой вред ее брат наносит окружающей среде. Теперь он ясно понимал, к чему клонит Морган. Сестра будет их шпионом. Да, он не ошибся, доверившись Моргану.
Клаус не знал, на что годен этот маленький хорек по имени Грег, и не особенно хотел выяснять. А что до Бруно… Он взглянул на Бруно и усмехнулся. Такой человек всегда на что-нибудь да сгодится. И когда Морган отпустил его, красивый молодой немец покинул их в самом радужном расположении духа. Новое поручение вполне устраивало его, а то, чего он не знал, его мало беспокоило.
Зато весьма обеспокоит кого-то другого, уж в этом он твердо был уверен.
ГЛАВА 7
– Кэти, это тебя, – позвала Брин, протягивая сестре телефонную трубку.
– Спасибо. – Кэти со вздохом взяла ее и прислонилась к стене. – Да?
Брин услышала, как в почтовый ящик упало письмо, и тут же вышла за ним.
– Привет, Кэти, как поживаешь в своем захолустье?
– Мэйв? – Кэти сразу узнала голос Мэйв Финегел и беззвучно застонала. Она пробыла в Лондоне всего несколько месяцев, когда впервые услышала ее имя. Девушки, с которыми Кэти тогда рекламировала лосьоны, рассказывали ей о вечеринке, устроенной Мэйв в модном ночном клубе. Вероника Финч, самая знаменитая модель в их рекламе, перечислила имена приглашенных девушек под смех и хихиканье других. Кэти не понимала, над чем они смеются, и Джейн Моур, самая старшая и «тертая» среди них, тут же ввела ее в курс дела. Мэйв содержала так называемое агентство моделей, которое обычно поставляло «девушек на вечеринки» для крупных развлекательных мероприятий.
Кэти уже знала, что это означает. Развлечения на любой вкус. Девушки с кожаными плетками и наручниками для тех переутомившихся политиков, которые нуждались в расслаблении, светловолосые английские красотки для черноусых арабских миллионеров и маленькие звездочки шоу-бизнеса, готовые развлекать импресарио в надежде сделаться когда-нибудь настоящими звездами.
– Ты меня слышишь, милая?
– Что? О да, извини, Мэйв, – сказала Кэти насторожившись. Какого черта эта дамочка вздумала звонить ей?
– Как у тебя там дела? Зализываешь раны, а?
Кэти неискренне рассмеялась. Значит, слух о том, что сэр Лайонел бросил ее, уже распространился повсюду. Быстро же это случилось.
– Слушай, душенька, когда ты намерена вернуться обратно в наш большой неприветливый город?
Кэти вздохнула и устало приложила руку ко лбу. Ей нужна была таблетка успокоительного. Мэйв всегда нервировала ее и мешала рассуждать здраво. Живя в Лондоне, Кэти не раз наблюдала, как та вербует вышедших в тираж девушек, уволенных из агентств по рекламе, и сгоняет их в маленький домик в Челси, разжигая их честолюбие возможностью подцепить богатого мужа или пробиться таким путем в Голливуд.
– Я еще не знаю, когда вернусь, – произнесла Кэти осторожно, стремясь преодолеть сумятицу чувств. В глубине души она уже начинала понимать, чего именно хочет от нее Мэйв.
– Ну, когда надумаешь, вспомни о своих друзьях. Я слышала, что тебя уволили из «Брайера». А все потому, что ты не смогла сработаться с этим дерьмом Энди. Ну, а кто бы смог? Ублюдки! Они думают, что двадцать пять лет – это преклонный возраст. Нет, у нас в агентстве «Финегел» не бросаются красивыми девушками. Черт побери, самые лучшие модели – это зрелые женщины, а не какие-то глупенькие девчонки. К двадцати пяти они уже знают, что такое жизнь, знают что почем. Например, Мэнди Мартин. Ты помнишь Мэнди, крошка?
Кэти помнила. Мэнди Мартин подцепила крупного продюсера из Голливуда, разъезжавшего по Англии в поисках натуры для съемок своего очередного супербоевика. Но на каждую такую Мэнди приходились сотни других девушек, не добившихся ничего. Проститутки. Вот кем они становились, если называть вещи своими именами. Кэти передернула плечами и не ответила ничего.
– Ну ладно, я скоро опять тебе позвоню, о’кей?
– О’кей, – автоматически ответила она. Легче было сказать то, что Мэйв хотела услышать, чем спорить с ней.
– Ну и славно. Мое агентство готово подписать контракт с тобой, как только ты объявишься. О, и не беспокойся о потере своего уютного гнездышка. Мы скоро увидимся с тобой в прелестной маленькой «голубятне» в Челси. Я знаю, что ты девушка разумная, Кэти. Я это сразу поняла, как только тебя увидела.
Ее сухой дребезжащий смешок резко прервался, и Кэти поняла, что та положила трубку. Несколько мгновений она смотрела неподвижным взглядом на телефон, и в голове у нее царил сумбур. Так, значит, Мэйв, едва увидев ее, сразу поняла, что она потенциальная добыча для агентства «Финегел». Кэти засмеялась горьким смехом. Выходит, все то время, пока она жила в своем маленьком уютном гнездышке со своим богатым любовником, Мэйв Финегел спокойно выжидала, когда можно будет завербовать ее…
Как сомнамбула бродила она по прихожей, глядя в пол и спрашивая себя, что же ей теперь делать… Впрочем, для начала она должна принять таблетки. Кэти взяла с дивана сумочку, высыпала две таблетки на ладонь и проглотила их, не заметив, что руки трясутся. Все еще ощущая оцепенение, она подошла к кухне и остановилась не замеченная в проеме двери, с отсутствующим видом глядя в окно. Дождь хлестал по оконным стеклам, пустынные зеленые пастбища простирались вокруг, насколько хватало глаз. Кэти не видела отца и сестру, которые разговаривали сидя за кухонным столом, – мыслями она была за многие мили отсюда.
Брин скомкала письмо в руках, так что ногти вонзились в ладони.
– Ублюдки! – прерывающимся голосом пробормотала она. – Больше денег за стадо… Как будто лишняя сотня фунтов здесь что-то значит.
Джон Виттейкер вздрогнул и украдкой приложил руку к груди. В кухне было жарко и душно. Пытаясь немного ослабить боль, он сделал несколько глубоких вдохов. Сегодня утром он сообщил работникам, что временно увольняет их в конце месяца. Это было самым трудным делом, которое он когда-либо делал, но никто из них сетовать не стал. Он был последним, кто продержался, последним фермером, который пытался пробить головой стену, и не его вина, что это не удалось. И хотя работники приняли увольнение спокойно, пытаясь для самого хозяина смягчить тяжкий удар, все, что было сказано утром, прозвучало для него похоронным звоном.
А теперь еще и новая напасть. Внезапно стало трудно дышать, и Джон сделал усилие над собой, чтобы подавить поднимающуюся панику. Брайони и без того, казалось, готова была заплакать, зачем же еще больше пугать ее? Наверное, самое лучшее сейчас – это поговорить с ней о том, на что он потратил сегодняшний день.
– Слушай, дочка. Я ездил в Клейфем смотреть тот коттедж, что там продается.
– Он слишком дорогой, папа, – сказала она, зная, о чем думает отец.
– Место там тихое, Брайони. К тому же он гораздо меньше нашего дома – легче будет убирать его.
Он продолжал хвалить местность, соседей, сад, но Брин не слушала его. Мыслями она была там, в картинной галерее, рядом с самым красивым мужчиной на свете. Как он мог подобным образом поступить с нами? – подумала она, так внезапно поднявшись, что ее стул покачнулся и упал назад. Но у него же сегодня большой прием, вдруг вспомнила она. И мысленным взором увидела хрустальные вазы, сверкающее столовое серебро и большие корзины цветов, каждая из которых стоит целое состояние. Только тех денег, что он потратил на сегодняшний прием, наверняка хватило бы, чтобы заплатить банку этот проклятый долг… А что он сделал?
Брин открыла дверь и вышла во двор. Она стояла под проливным дождем, не чувствуя холодных струй, текущих по лицу и проникающих под толстый серый свитер, и все думала, думала о нем. Он прислал им письмо, предлагая эти дерьмовые сто фунтов за овец, вот что он сделал!
– Черт тебя подери! – громко выругалась она и, спохватившись, оглянулась вокруг. К счастью, ветер унес ее яростный вопль, рассеяв по долине.
Вдруг она замерла – потрясающе дерзкая мысль молнией пронеслась у нее в голове. Дыхание у нее выровнялось, и коварная улыбка появилась на губах. Достав из кармана брюк вязаную шапку, Брин нахлобучила ее на голову, спрятав волосы, чтобы не намокли от дождя, а из дальнего чулана вытащила старый грязный плащ, который уже сто лет висел там, всеми забытый.
Протерев носовым платком стекла очков она завела и вывела из гаража старый фургон для перевозки скота. Несмотря на свою неуклюжесть и дряхлость, он выручал их, когда нужно было везти ягнят на рынок. Сначала мотор никак не хотел заводиться, но постепенно разогрелся и загудел ровней. Набрав полную грудь воздуха, словно перед тем как броситься в воду, Брин выжала сцепление, отпустила тормоза и на первой скорости выехала на дорогу.
Ожидая, пока закипит чайник, Джон с беспокойством увидел из кухонного окна, как их старый фургон катит со двора. Брайони что-то затеяла, но не это заботило его сейчас.
– Положить сахару, доченька? – обернулся он к Кэти, сидевшей, тяжело опершись локтями на стол, и задумчиво рвущей на мелкие клочки лист бумаги.
Кэти бессмысленным взглядом посмотрела на него.
– Конечно, папа. А почему бы и нет? Почему бы и нет?
Наблюдая, как закипает вода, Джон тяжело прислонился к раковине. Потом, держась за грудь, приоткрыл окно и с облегчением вдохнул свежий воздух. Кэти молча сидела, не замечая ничего вокруг. Казалось, что она все еще в каком-то шоке.
– Послушай, дочка, – начал он. – Возможно, мы скоро переедем в Клейфем. Там есть чудесный коттедж. Я уверен, тебе он понравится.
Кэти кивнула.
– Да, папа.
– Мы будем жить там втроем. Мы обустроим новый дом, вот увидишь. Он будет не хуже, чем этот. А вот и твой чай. Выпей его. А я… Мне нужно поехать загнать овец в кошару. Сегодня ночью обещали снег. У тебя все в порядке, Кэти, доченька? – заботливо спросил он.
Кэти заморгала, словно очнувшись.
– Что? О да, папа. Конечно, папа.
Он кивнул, с облегчением решив, что ей уже лучше, и вышел за порог, прихватив по дороге ключи от трактора.
Кэти не знала, как долго она просидела одна, но, выглянув в окно, увидела, что дождь уже кончился и во дворе ярко светит солнце. Она отодвинула нетронутую чашку чая и медленно, с трудом передвигая ноги, пошла в гостиную. Она устала. Она так устала. Наверное, ей надо вздремнуть. Правда, без снотворного она все равно не заснет. Сколько раз уже пыталась, но все бесполезно. Она с трудом поднялась к себе наверх и взяла флакончик с таблетками. Потом снова спустилась вниз и уселась на стуле перед огнем, уставясь в играющее в камине пламя.
Итак, ей придется кончить так же, как кончали все усталые, отчаявшиеся женщины. Она больше не знаменитая модель и даже не хорошенькая молодая девушка. Ей теперь одна дорога – в агентство «Финегел». Взяв таблетку, Кэти машинально проглотила ее. Полено в огне затрещало и выбросило искру, Кэти безучастно наблюдала, как искра прожигает в ковре маленькую черную дырку. Потом взяла еще одну таблетку.
Почему же она еще не спит? Со вздохом Кэти оглядела комнату. Тут стоял диван, на котором мама провела последние несколько месяцев своей жизни. Кэти передернула плечами и отвернулась. Она не хотела думать о матери. И о ферме. Ну кто бы мог предположить, что они потеряют ферму? Но может, это все, и к лучшему. По крайней мере для Брин. Ведь ей теперь волей-неволей придется окунуться в большой широкий мир. А то так и просидела бы всю жизнь на ферме.
Кэти вдруг ужасно захотелось выпить. Сейчас бы хороший стакан водки. Но Брин с отцом ничего такого не держали в доме, хотя…
– Ну и память у тебя, – произнесла она вслух заплетающимся языком и поднялась на ноги, слегка пошатнувшись. Протиснувшись под лестницей между мешками с картошкой. Кэти устремила взгляд в дальний темный угол. Да, они были там. Два больших кувшина с вином, покрытые пылью и паутиной. Добравшись до них, она потянула к себе ближайший.
Он был огромный и весил, казалось, целую тонну, но она ухватила его за ручку и пошатываясь потащила в гостиную. Потом пошла в кухню за кружкой, заодно посмотрев в окно.
Порядок. Никого не видно. Вытащить пробку из кувшина оказалось делом нелегким, но в конце концов она поддалась, и густой острый запах сидра распространился по комнате. Трясущимися руками Кэти налила полную кружку светло-янтарного напитка.
– За Лондон, – произнесла она тост и деланно засмеялась.
После первого большого глотка она едва не задохнулась. Она уже забыла, каким крепким может быть сидр.
– Первоклассная вещь, папа, – сказала она уважительно и сделала еще глоток.
Но и после этого сон не шел. Вздохнув, Кэти нашарила свой флакончик, высыпала таблетки на ковер и сунула одну в рот. Запила двумя глотками вина. Ей нужно уснуть. Она должна забыть и Мэйв, и Лондон. Это все его вина, черт бы его побрал, этого Лайонела!
Вспомнив, что сегодня она еще ничего не записала в дневник, Кэти взяла сумочку и достала конверт с надписью «Личное». Нашла на столе лист бумаги и ручку. И снова уселась на ковре, разложив бумагу на коленях. Хорошенькие розовые таблетки лежали перед ней, и она взяла еще две, сделав пару глотков крепчайшего сидра. Видя, что кружка почти пуста, она наполнила ее снова, потом взяла ручку и помахала ею в воздухе, глядя сверху вниз на пустой лист бумаги. «Это все его вина», – написала она, стараясь придерживаться бледно-голубых линий, но это оказалось невозможно – они изгибались и ускользали, точно живые.
– Поэтому все так и вышло, – проговорила она громко заплетающимся языком и сделала еще глоток сидра. Проклятый Лайонел, бросивший ее и тем самым сделавший легкой добычей для Мэйв. «Если бы не он, я бы все еще жила в моем гнездышке…»
Она остановилась. Гнездышком назвала его Мэйв, эта мерзкая сука. Кэти заморгала, пытаясь сфокусировать зрение на буквах, и зачеркнула это слово, написав вместо него «доме». Ее начало куда-то уносить, сознание затуманилось, и это было почти приятно, но внезапно она услышала, как Мэйв произносит: «подпишем контракт», и захотела ей что-то ответить. Снова обратившись к листу бумаги, она продолжала писать свой дневник: «Я не хочу возвращаться в Лондон». Это было правдой. Если она вернется, то станет проституткой. И умрет от СПИДа. Эта мысль испугала ее. Она написала: «Уж лучше умереть» и остановилась. Кэти почувствовала, как слезы текут по щекам, и сердито потерла глаза. Черт возьми, почему же она не спит? Она протянула руку и схватила еще несколько таблеток. Сколько, она не смогла бы сказать, но сунула в рот все не глядя и сделала большой глоток сидра, чтобы проглотить их.
Потом она вздохнула и повалилась на бок, свернувшись калачиком. Наконец-то захотелось спать. Скоро она должна уснуть. И тогда будет в безопасности.
– Это здесь, – сказала Брин Робби Петерсу, указывая на сверкающий огнями новый отель.
Она нашла Робби в деревенском пабе, и он был очень удивлен, увидев ее там. А когда она объяснила, что собирается сделать, он очень пожалел, что ей удалось его разыскать. Но она была так энергична и напориста, так не похожа на обычно спокойную Брин, которую Робби знал, что он не смог отказать ей. Он был робкий, застенчивый деревенский парень, как и его брат-близнец. Робби всю дорогу сожалел, что того нет здесь рядом с ними. С братом он чувствовал бы себя спокойнее.
Какой-то представительный человек в темно-зеленой униформе вышел из отеля и двинулся навстречу роскошному спортивному автомобилю, остановившемуся у входа. Робби с уважением посмотрел на него и тут же нервно заерзал, когда человек в униформе обернулся и взглянул на них.
– Расслабься, Робби, это всего лишь швейцар, – сказала Брин, узнав того, с кем она уже говорила. Он был дружелюбен с ней тогда, но она не надеялась, что дружелюбие его продлится долго. Она прислушалась и уловила нетерпеливое топанье овечьих копыт в кузове за собой. С помощью Робби ей удалось загнать в фургон штук двадцать; здесь были только бараны и овцы, не ожидающие ягнят.
– Давай сюда, – указала она Робби на широкий вход. Кованые железные ворота оставались открытыми, пропустив только что въехавшее «феррари», и Робби послушно повернул широкий фургон туда. Брин поймала лишь удивленный взгляд швейцара, уставившегося на них с раскрытым ртом, когда они проезжали мимо, и сплюнувшего на гравий, когда они въехали.
Робби взмок от волнения.
– А что, если швейцар вызовет полицию? – нервно спросил он. Парень никогда еще не имел дел с полицией. Узнай его отец о том, что они задумали, он убил бы его. А может, и гордился бы им. Робби не был сейчас ни в чем уверен. Он знал только, что готов помочь Брин во всем, что бы та ни задумала. Она всегда нравилась ему, но сегодня он ее не узнавал. О, внешне она выглядела как всегда, в вязаной шапке на голове и с очками на носу, но казалась совершенно иной, Она была какой-то заведенной, и не успел он опомниться, как она и его завела.
– Это не займет много времени, – успокоила его Брин, но на самом деле она и не думала об этом. Как только ей в голову пришла мысль испортить Кристоферу Джермейну его блестящий вечер, она уже не заботилась ни о чем другом. Ведь если ты поджег бикфордов шнур, ничто не удержит динамит от взрыва. Чем ближе приближалась решающая минута, тем большую энергию и вдохновение она чувствовала.
Отель был полон гостей. До нее доносился изнутри приглушенный рокот голосов, когда, выпрыгнув из кабины, она пошла к заднему борту фургона. Швейцар торопливо двигался к ним по дорожке, но Брин даже не взглянула на него.
– Иди сюда, Робби. Помоги мне откинуть борт.
А в это время Кристофер, покинув круг избранных гостей, подошел к репортеру местной газеты.
– Привет. Рад, что вы пришли. Как вам понравился стол?
Он выслушивал похвалы своему отелю, сервису, улыбался и отвечал на вопросы, кивая гостям, которые ловили его взгляд. Все шло хорошо. «Большая тридцатка», как Майкл окрестил почетных гостей, самых крупных акционеров компании, прибыла рано и, посидев за банкетом в отдельном зале ресторана, присоединилась к остальным, чтобы поговорить о делах и размяться.
Самым крупным держателем акций «Джермейн корпорейшн» были, конечно, граф и графиня Вейн. К тому же граф входил в правления бесчисленного количества компаний, и потому Крис считал своим долгом показать ему отель в числе первых.
Глаза Кристофера ничего не упускали. Буфет, поначалу ломившийся от яств, был уже наполовину опустошен, а это означало, что гости с аппетитом поели. А почему бы и нет? Тут были и традиционные мясные блюда, и вегетарианские, способные удовлетворить самый прихотливый вкус, не говоря уже о разнообразных сырах, икре шести сортов и омарах. Салатов наготовили столько, что обеденный зал казался зеленым от них, а высокий, точно замок, кремовый торт, шоколадные муссы и экзотические фрукты ожидали тех, кто готов был уже приступить к десерту.
Спиртное текло рекой, от виски до шампанского, от изысканных коньяков до простых наливок. Кто-то из гостей побился об заклад, что любой из шести барменов приготовит любой напиток, который только может прийти в голову. И Кристоферу было приятно услышать, что этот спорщик выиграл.
