355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Максим Гурин » Новые праздники » Текст книги (страница 20)
Новые праздники
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 00:32

Текст книги "Новые праздники"


Автор книги: Максим Гурин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Когда уже почти два года назад ты первый раз была у меня в гостях, ты сказала, что любишь письма длинные-длинные, и на моем игрушечном льве навязала узелков.

До свидания, Л....ва. Надо заканчивать, потому что на самом деле я все время пишу тебе длинное-длинное письмо, только не то что не отправляю, а даже не записываю на бумагу. Оно настолько длинное, что если всю эту бумагу спрессовать и наделать из нее стройматериалов, то вполне можно было бы построить небольшой и уютный дом для тебя и меня.

Извини, что я позволил себе в эти два дня как-то слишком отпустить вожжи. Обычно я себе этого не позволяю.

Я знаю, что ты вряд ли мне ответишь, потому что, насколько я понимаю, длинные письма ты больше любишь получать, нежели чем... Да и вообще, ничего мне не надо от тебя, Белка. Я тебя просто люблю и верю, что мы с тобой ещё будем вместе. Как, когда и зачем, – не знаю. Просто я этого очень хочу. Хотя, мало ли чего я хочу! Правда?..

Черт, я не знаю, что со мной делается. Я тебя крепко-крепко целую, всю, с ног до головы. Я тебя очень люблю. Я тебя всегда буду любить.

Но я таких писем теперь долго не буду писать. Да и это как-то нечаянно вырвалось. Прости меня, пожалуйста.

Счастливо.

Макс.

9 июня 1997-го года.

Опять привет!

Извини, Белкин, никак не могу заткнуться, хотя, конечно, сказать нечего. Но нечего было бы даже в том случае, если бы мы с тобой общались каждый день. Вот, например, Дулов. Каждый день видимся. Соберемся у меня или у него заполночь и помалкиваем, шутим о ерунде. В общем, это конечно, мудрее и более разговор, чем всякое перемалывание псевдожизненное, без чего, естественно, тоже не обходится.

Словом, считай, что я тебе всего того, что написано выше, не писал. Хуйня это всё, слова всякие. Я думаю, что ты согласишься со мной, что мы с тобой гораздо большее из себя представляем и чувствуем друг о друге, да и вообще по жизни, чем сказать можем.

Плохо мне от того, что приходится все время говорить тебе банальности, понимая при этом, что ни чем более, как именно этим, наносится вред нашим отношениям и твоему отношению ко мне (в первую очередь).

Но... с другой стороны, можно ли не говорить глупости, будучи поставленным в глупое положение?! Тут ведь что ни скажи, все за глупость сойдет, если, тем более, желание есть за таковую сие посчитать.

Я все время думаю о тебе. Это правда, и кроме того, если помнишь, ты мне тоже об этом писала раньше. Ну, да ладно.

Все не вовремя.

Я вот немного отдохну от всякой личной фигни с тобой, и на днях напишу тебе «по делу». Конкретно, это будет письмо о проекте с романами и вообще о будущем «деловом». Хотя, чисто по-человечески, все это представляется мне сомнительным, как и все вокруг. Делать надо, тем паче, что выхода другого нет.

Слишком поздно менять ориентацию. (Речь, как ты понимаешь, не о сексе.)

В скором времени, возможно у меня выйдет «книжка-малышка» кузьминского розлива, исключительно со стихами. Называться она будет «Салтан-топор» и в нее войдут стишки последних пяти лет, естественно, с креном в сторону современности. Мне это нужно потому, что «Вавилон» мне сказочно надоел, как и все тусовки на базе якобы интеллектуального и эстетического родства, что полная чушь и игры в солдатиков, но так называемая «Библиотека молодой литературы» без меня неполна, а отличия есть. Почему стишки? Потому что, в принципе, стишки свои я не люблю, но этого нельзя сказать об окружающих; к тому же, прозу не хочется отдавать в «книжку-малышку».

Такие вот дела.

«Болтовня» и «болото» – слова однокоренные. За сим, пора заканчивать.

Надеюсь, что по жизни ты не думаешь, что если человек (прежде всего речь идет о «делах») производит на тебя благоприятное впечатление и говорит тебе примерно то, что ты бы хотела услышать, то он и есть – идеальный деловой партнер? Надеюсь, нет?

Это очень хорошо.

Кроме прочего, все люди разные, и если ты пропадаешь на несколько месяцев или почти на год, а потом начинаешь с серьезным видом говорить о делах, то только дурак может серьезно к этому отнестись. Таких-то вот дураков и следует опасаться. И следует радоваться, что я отнесся к этому настороженно, хоть и слишком эмоционально, на что были слишком простые причины.

Я последние сутки думал, что и это письмо тебе не следует отправлять, но потом подумал, что это ведь все только от недоверия к тебе, после чего мне стало стыдно и я подумал, что надо себя заставить, благодаря чему ты все это и прочитала. (Или не прочитала. В зависимости от того, не случится ли чего в ближайшие дни. По-моему, это все правильно.)

Не грусти. Я все ещё люблю мускатный виноград.

Оле-Лукойе.

10 июня 1997-го года.

P.S. Всякие чужие рукописи я тебе перешлю в течении лета. На то есть свои причины. Если получится раньше, пришлю раньше. Всё.

Пока».

Естественно, что это письмо я так и не отправил. Отправил теперь, и сделал, видимо, очередную глупость. Ну и ебись все красной кавалерией, блядь! Семен Буденный – хрю-хрю-хрю, а мне, Скворцову, по хуЮ!..

Однажды в июне мы сидели с Дюдюкиным (Дуловым) у меня на кухне и он удовлетворял там свои эстетические потребности путем совместного со мной просмотра фильма братьев Коэнов «Фарго».

В районе четырёх часов ночи по московскому времени моё бездарное сердце, извините, бешено забилось, потому что на всю квартиру заголосил международными звонками мой телефон. Дулов выразительно на меня посмотрел, нажал на «паузу» и полез в мой холодильник за сыром, а я побежал к себе в комнату, мечтая только об одном: поднять трубку раньше, чем это сделает моя бабушка и скажет туда свое сонное бездарное старческое «алло», прости меня, Господи!

Там, в трубке, все к моему удивлению на моих же глазах складывалось в мою пользу. Милое моё дитя только что, видимо, пережило какой-то крутой истерический приступ, в силу чего голос у нее был ниже обычного и в нос. Не иначе как ребенок до этого плакал в своем ебаном Дойчлэнде. Плакала она очевидно долго, а потом не придумала ничего лучше, чем позвонить мне. Бездарное сердце моё содрогалось от тривиального сострадания. «Бедная, бедная моя девочка!..» – рефлексировал я. А она говорила тихо-тихо и заплаканным таким голоском. Говорила, что люди, мол, все такие недобрые. А я ее успокаивал через две с половиной тысячи километров. И так хотел прижать мою глупую к себе, гладить ее по голове, целовать ее заплаканные глазки, говорить, говорить ей всякие ласковости, что она самая моя любимая, самая лучшая в мире девочка, что все будет хорошо, что я у нее полный мудак, но это ничаго, надо просто подождать лет пять, и все будет заебись, и я ее заберу к себе. А она мне говорила, что столько не проживет, мрачно улыбаясь на том конце провода. Бедная, бедная моя девочка!

Как я был счастлив, что она не говорила никакой хуйни про свои альманахи! Как я был этому рад. Как я люблю, когда девочки плачут, ибо только тогда они не выделывают из себя ничего и абсолютно искренни. «А если я к тебе совсем-совсем бабушкой приеду, ты все равно меня будешь любить, правда?» – спрашивала плачущая Имярек, а я, конечно, говорил то, что она хотела слышать. И она сказала, что хочет уехать далеко-далеко, чтобы там никого-никого не было, только я чтобы там был. А я и радовался всему этому и думал, как же я все-таки люблю эту девочку, которая такая маленькая, такая слабенькая, такая беззащитная, чтобы она там про себя не думала, глупая спартанка такая, живет себе в своем ебаном Дойчлэнде, а ее там ебаные немецкие суки обижают до такой степени, что моя русская дурочка вся в слезах звонит мне! Это же пиздец! Это как же нужно обидеть мою бедную Имярек, чтоб она вспомнила обо мне?! Бедная, бедная, любимая моя девочка!..

И конечно, мы чуть было снова не поклялись любить друг друга до гроба, ебена утроба!..

Перед тем как отжать «паузу» на «Фарго», Дулов спросил меня участливо, что моя любимая. Я сказал, что там пиздец совсем, что все как и должно быть. Что, мол, ничего особенного, люблю я ее. И не пошлости ради закурил сигарету и уставился молча в экран. Такая хуйня.

Наступил ренессанс, блядь. Стоило Имярек пошевелить пальчиком, и наступил Ренессанс, ебена матрена. Спал я опять хуево. Надеюсь, как и она...

LXXVI

Это ведь со всеми так. Согласитесь!

Так и со мной: всю мою жизнь Максим живет во мне не один. Двести милионов нас, блядь, – вешать, прямо сказать, заебешься!

Но среди всего этого максостада есть, конечно, несколько лидеров, непокорных, блядь, пастушков. Наиболее двое сильны, любой гаудеамус им, блядь, по зубам...

Один – мудак и аскет, а другой слишком человеческих удовольствий желает. Хочет настоящим быть мужичком: при деньгах, при квартире и преданной бабе. Хули тут сделаешь? Все таковы, а кто не думает так, тот себе самому пиздит. Это хуево себе самому пиздить, потому что рано или поздно обязательно выйдет, блядь, боком. Такая хуйня.

Я ничего не знаю и знать не хочу. Я хочу того, что я получу, а получу я то, чего я хочу. Такая хуйня.

Я ничего не знаю и знать не хочу. Будет, что будет, а чего не будет, того и не будет. Буду я с С, любя ее нежно искренне и счастливо, так буду с С. Буду я с Имярек в постоянной депрессии, несчастливо и хуевско, так буду с ней, с вечной возлюбленной.

Ни хуя не знаю и знать не хочу. Знаю одно: я честный, хороший, добрый, ласковый, нежный, ебарь хороший и собеседник, друг хороший и опять-таки ебарь, и будущее за такими, как я. Всех могу понять, всех могу любить, всем я друг и всем враг!..

Ах, как мила милая не-моя С! (Чья же? Да я не знаю! Какая разница, пока не моя.) Пошло все в пизду!

Ах, как мила С, но как же хочется при этом закончить жизнь в постели с Имярек! Ебать меня в голову!

А первый самый мудак – это Гамлет! Я в жопу его ебал, и вам того же б желал!..

LXXVII

Если и не две, так уж недели полторы как пить дать провела непокорная золушка в околотрансовом состоянии и лихорадочном поиске вариантов, где бы найти необходимую для моих песенок девочку-вокалистку. Песни мои должны быть спеты, как они того требуют с моей авторской точки зрения, и двух мнений тут быть не должно.

Я уже думал было обратиться к Виктории Пьер-Мари, моей знакомой охуительной вокалистке, дабы попросить ее просто все спеть, на что она почти было согласилась, но я сам все замял, потому что все-таки мне нужна была именно моя девочка, участвующая именно в моем проекте, поющая именно мои песни, способная связывать с ними свою творческую карьеру. От Вики этого было ожидать без мазы, потому что у нее и так уже есть свой проект, в котором я, кстати, участвую в качестве «поэта». А мне же нужна была такая девочка, которая считала бы своим сольным проектом именно мой, а не какой-то там другой, хотя и тоже оченно охуенный. Такая хуйня. Поэтому я и находился в трансе до тех пор, пока не позвонил Жене Костюхину, у которого всегда по понятным причинам было море знакомых девочек-вокалисток. Бля буду, я не ошибся, набрав номер его рабочего телефона. Хотя, хуй знает, может быть и ошибся, но в чем-то другом. Может быть я по жизни ошибся, набрав его номер. А может и напротив спасся на веки вечные. Время покажет. Хочется надеяться, что что-нибудь более оригинальное, чем обычный безмазовый свой хуй...

К тому времени, когда Женя с неожиданным воодушевлением принял участие в моих творческих хлопотах, я уже был на грани полного охуения от своей мегаломанской затеи с этими девчачьими песнями. Уже проклинал я себя за былую свою самонадеянность, каковое качество давно уже исчезло во мне к настоящему времени, но когда я задумал все это, то, что воплощаю, блядь, уже полтора года, самонадеянность моя как раз прочно зависла в недвусмыленном апогее, хотя тогда же и начался ее медленный, но неуклонный, блядь, спад.

И действительно, только такой самоуверенный самоделкин как я мог позволить себе начать с написания песен, а потом уже искать для них исполнительницу, в то время, как все умные люди всегда поступают наоборот.

Короче, на момент нашего свидания с С на станции метро «Домодедовская» я заведомо чувствовал себя полным ублюдком. Кроме всяких тривиальных околотворческих заебов, у меня были заебы ещё более тривиальные. На дворе был июль девяносто седьмого, а в последний раз я был с женщиной 19 января девяносто шестого, и это притом, что секс – самое главное в моей жизни. Можете себе представить, чего мне стоила спокойная «светская» беседа с Женей, пока мы ожидали с ним С.

И она таки не преминула явиться на встречу, блядь, с композитором. Все как всегда: я увидел очень впечатливший меня далекий женский силуэт и в следующую же секунду с радостным ужасом понял, что именно этому, а ни какому другому силуэту Женя и машет рукой. Ебать меня в голову! Это и была С. О, еб мою мать, зачем она была так похожа на смутный образ моей идеальной лирической героини?

Ебать меня в голову! Я пытался успокоить себя тем, что мужчине, не имевшему ни с кем секса в течение полутора лет, идеальным образом может показаться любая девушка, с которым ему светит гарантированное взаимопонимание. Хуй меня знает. Я искренне пытался, и в первый момент и чем дальше, тем больше, убедить себя, что зарубаться на девочку-вокалистку не нужно, но почему-то не вёлся на все самые убедительные доводы моего скромного практического рассудка.

Мне понравилась эта девочка с первой секунды. Я ещё не знал, и, кстати, целых полторы недели ещё не знал, как она поет, но был уверен, что она та самая, каковую я искал для этих песен так долго и трудно. Блядь, я шел и сам себя ненавидел за то, что в ходе своей попсовой работы так охуительно научился пиздеть с незнакомыми людьми, а тем паче с теми из них, кого как нЕ хуя делать можно причислить к по меньшей мере симпатичным девушкам. Блядь, я ненавидел себя за то, что научился с хуя заводить разговоры на те самые темы, которые с одной стороны вроде бы обоюдоинтересны, а с другой заведомо и как бы невзначай придают мне вес, уважение и доверие. Еб мою мать. Я не питаю никаких иллюзий насчет своей внешности, но я (небезосновательно) питаю иллюзии, что за последние года два-три я охуительно придрочился делать из своих недостатков достоинства, варить, варить, варить эту бесконечную, вязнущую на зубах кашу из топора. Как же я это все ненавижу! Как же я ненавижу жизнь, которая из всех юношей с пламенным взором и охуительнейших, милейших девочек делает обычных людей, которые всегда ведутся и будут вестись на ПАФОС. Они, блядь, в меру своего интеллектуального коэфициента конечно могут понимать под ним разные вещи, но, грубо говоря, существует лишь два варианта: одним из нас нужно говорить прямо, открыто и нагло, что ты, мол, крут, как яйца, а с другими играть в «скромника», деликатно, но умело выебываться в синтаксисе, в лексике, употреблять побольше парадоксальных и авторских стилистических фигур, искусно вворачивать элементы «арго», и говорить, что может быть ты неправ, и это только тебе что-то такое так кажется, таким тоном, чтобы у собеседника исчезали все сомнения в твоей правоте.

С тоже кое-что понимала в этой, блядь, нехитрой науке, и нам вполне удалось дать друг другу понять, что мы на равных. Я, кстати, никогда не хочу никого побеждать, подчинять себе, и, вообще, мне искренне отвратительна вся эта так любимая вами всеми примитивная более чем хуйня со всей этой ебаной и сраной борьбой. Но... я хочу быть на равных. Потому что я и есть на равных... И ещё потому, что я не прошу большего, чем на равных, в принципе, вполне имея на это право. То есть, блядь, я добрый и хороший, но только не надо мне без спросу на хуй садиться!

Короче, бля, не ебя понапрасну вола, я бы мог резюмировать так: С мне понравилась существенно больше, чем я считал это для себя правильным. Бесспорно меня очень волновал вопрос, понравился ли ей я, но вроде бы, особой реакции отторжения я не вызвал. Да и почему я должен вызывать реакцию отторжения? Что я, урода какая? Нет, не урода. Всегда вот все так: полные уебища переебали всех самых охуенных девчонок, а истинные орлы погрязли в комплексах надуманной неполноценности. Все как в искусстве, блядь: бездари – властители дум (впрочем, таких же бездарей, наверно), а Талант перманентно «хапает писюна». Что за говно, блядь?!

Во всяком случае, в отдельных его проявлениях, то бишь проявлениях случая, С смеялась с теми интонациями, на которые я грешным, конечно, делом и рассчитывал, которых (интонаций) я от нее и вожделел услышать, адресуя ее ушкам свои остроты, охуевая при этом от приступа собственного красноречия, хорошо зная при этом же, блядь, что если уж я так вдруг красноречив с какой-нибудь девочкой, то, блядь, мама моя дорогая, неужели же я все ещё способен любить? Пиздец котенку мне. В первый же день я испытал страх. Я заебался обламываться по жизни. С тех пор, как я в последний раз отлюбил Имярек в далеком позапрошлом уже январе, я не ебался ни с кем, конечно же не в первую очередь потому, что хотел, блядь, играть в верную жену моряка, а прежде всего потому, что мне просто (хотите – верьте, а хотите – проверьте, что, к сожалению, без мазы) не довелось никого по-настоящему захотеть.

И надо же такому случиться, что я впервые после И. захотел новую женщину как раз тогда, когда все еле-еле хрупко-хрупко почти пошло на лад! Ах, на какие хуевые мысли это тут же меня навело! Ебти мати, выносите святых из избы!

Но с другой стороны, почему, блядь, во всём целом свете один только я должен, блядь, казниться такой ужасной хуйней, каковою не грузится кроме меня ни один мужик. Что за «еб твою мать» такая!

Почему даже Имярек, и та ебется с кем хочет в своем ебаном иномире, а если и не ебется, то уж никак не потому, что мне верность хранит! А если все же хранит? А? Если все же хранит мне моя Имярек верность? А? Тогда что? Тогда ничего. Тогда, блядь, она скажет, что, блядь, она так и знала: я вырос, стал обычным говном и опять же она так и знала, что я говно. Все-то она знала, блядь! Ебать-колотить! И что мне теперь делать? Ничего уже не поделаешь. И нет никакой разницы будет ли у нас что-нибудь с С или нет (хотя это, конечно, пиздеж чистой воды – разница есть, и я хочу ее, ебать меня в девственный анус!) – все равно я говно, и Имярек так и знала! Ну еб твою мать! Ну что же это за наказание господне?! Почему я не могу позволить себе ебаться с теми, с кем я хочу? Ведь я же так редко хочу! Какого хуя я так должен страдать?! Это бесчеловечно! Но, блядь, как известно, это ведь только с моей точки зрения – бесчеловечно, а с любой другой – очень даже человечно...

Когда мы поехали по домам, и в конце концов оказались в вагоне метро, я специально сел напротив С и галантного Жени, решившего ее проводить. С улыбнулась мне и сказала что-то типа того, что я, мол, такой золотистый, на что я ответил правильным тоном «взаимно», и мы оба остались довольны, по законам жанра смутившись.

Блядь! Ну что я могу поделать, если С так убийственно привлекательна и мила? Что я могу с собой сделать? Но... без вопросов – если она даст мне... понять, что без мазы, я не смогу умирать от неразделенной любви... Доколе? Всему есть предел, хоть это и оченно грустно...

Когда я вернулся в свою ублюдочную и вечно пасмурную квартиру, я очень быстро лег в постель и там долго казнился, а потом крепко-крепко прижимал к себе мою милую, самую родную мою Имярек, а утром снова казнился, что этой ночью не только с ней мы имели друг друга во сне...

LXXVIII

Бля, да если бы жизнь действительно была столь сложна, сколь сие для столь многих желательно, то и жить-то было б существенно проще. Всегда б каждое, блядь, хуйло могло вырулить себе нишу и там сидеть, чувствуя себя Человечком, не страдая, как писал Лермонтов, не отворачивая глаз. Каждому была бы предоставлена в этом случае, если б жизнь была так вожделенно сложна, его собственная, простите опять же за Лермонтова, «дева Рая», с каковой каждое мужское хуйло б проводило «небесный час». («Небесный час» – я ебу, блядь! О, поэзия, ебтыть. Прямо какая-то Алена Свиридова-акмеистка! Даром, что я пивом из-за нее подавился! НЕБЕСНЫЙ пилигрим СМИРЕННОЮ рукой... ...И предо мной любви РАЗВЕРЗЛАСЬ БЕЗДНА... Клевая она все-таки девочка. Талантливая, бля буду. Эко, блядь, – ЕРЗЛ-ЕЗДН! Я это все люблю, что мне делать с собой? А БГ – старый дурак, хоть и отмучился с ним по полной программе во времена первого брака. «Вот идет мальчик. Он просто влюблен... И что мне делать с ним?!» Ебаное солнце, блядь, ближневосточной поэзии. Я ебу, блядь!)

О, как мила-таки С! Я дозвонился-таки до нее. ещё не вечер, блядь! ещё придет на мою рыжую улицу новый праздник! И встречу, блядь, его я, этот праздник новый, радостно у входа, и всю нежность и страсть, на каковые ещё, бог даст, способен, ибо ранее богатства мои в этой области неисчерпаемы были, несмотря на бесхозяйственное использование моих природных ресурсов первою Милой да пятой Любимой, этому новому празднику, который придет и останется со мной навсегда, подарю.

Ведь любой праздник – он только с третьих сторон обладает всякими там разнообразными чертами, а в первую очередь каким бы ни был этот Праздник, он в первую очередь – Женщина, то есть, блядь, простите за истинную банальность, венчик алый, блядь, из роз, то есть, блядь, увы, Творенья. Ура Женским Женщинам, которых так Зубрик не любит по понятным причинам! Хули, я тоже мужских мужчин не люблю, но зарядкой по утрам неспроста занимаюсь, ибо знаю, что ум мой, талантище невъебенный, и кроткий мой нрав – это все заебись, конечно, но, увы, блядь, лишние бицепсы ещё никому не вредили.

Почему это так? Да потому, что жизнь не так сложна, как о том бы любому мечталось. Она очень проста. Потому что гений – Дарвин. Потому что только тот, кто достиг ступени высшего совершенства, согласно теории естественного отбора, имеет право на богословские разглагольствования. В противном случае, это лишь комплекс неполноценности. Уверен, что у Иисуса все было в порядке с бицепсами. Иначе бы человечество никогда не сочло его сыном божьим, ибо языком сколь угодно искренне болтай, но об имидже не забывай!

Согласитесь, что есть разница, кто висит на кресте: рыхлый, мягкотелый выблядок или стройный красавец-самец. Есть разница, кто не позволяет себе прелюбодеяния: какой-нибудь ублюдок, не вызывающий никаких сексуальных эмоций, или, как выражается Катя Живова, «чемпион породы» с красивым торсом, соблазнительными ягодицами и охуительным хуем. И есть так же разница, кто подставляет другую щеку: рыхлое, опять же, ничтожество, который в любом случае и так получит пизды, или же другую щеку подставляет Сильный Мира Сего. Согласитесь, что это так? (Риторический вопрос, блядь, – это вопрос, не требующий ответа. Эту формулировку в шестом классе нас заставила написать девочка-практикантка, с гордостью предварив диктант сентенцией о том, что это, мол, из «теории литературоведения» и нам, блядь, это будет весьма полезно. Бедная дурочка. Заставило ее-таки общество давать уроки в совковой школе вместо того, чтоб с любимым ебстись. Бедная девочка. Так и видел двенадцатилетний я эту девочку, обнаженную, раскинушуюся в своей двадцатилетней постели. Не говно ли после этого слишком простая жизнь, а? Риторический вопрос, блядь.)

Поэтому, блядь, все хуево. Сам Отец мой требует от меня жертвоприношений. Зачем ты так, Папа? Потому что ты Настоящий Мужчина, да?

Почему я должен пропихиваться через толпу, подчинять себе народы и чужие судьбы, почему я должен быть пафосным, уверенным в себе говном, спокойно и твердо идущим к своей цели, когда цель эта состоит только в том, чтоб никто не вел себя так, как я, чтобы никто не толкался, чтобы всем стало заебись?! О, Небесный Отец, зачем ты толкаешь меня на преступления против собственной совести, каковая есть Ты; почему ты толкаешь меня на преступления перед тобой; почему ты толкаешь меня на убийство тебя? Зачем ты так?

Почему это должен делать именно я? Что за «еб твою мать»?

Скворцов: Отец, неужели все так, как я это для себя понимаю?

Небесный Папа: Да, сын мой.

Ебать меня в голову! Спасибо, я хоть писатель, а не общественный деятель.

Ну, хорошо, отец, если уж ты так настаиваешь на продолжении моих занятий божьим промыслом, так уж, будь добр, дай мне друга с пиздой! Дай мне женщину, которая любила бы меня хоть в половину моей любви к ней! Большего я ведь и не требую – все равно без мазы, как мне мой личный опыт подсказывает.

Ебаный мир, хули ты так прост? Хули ты, не стоя моей крайней плоти, заставляешь меня действовать по твоим законам? Ты кто, блядь, есть по понятиям?! Хуйло ебаное... Да я таким в три года был, каким надо быть, чтоб иметь успех. Ты, мир, блядь, не дождешься от меня, чтоб я на месте стоял. Иди на хуй, блядь! Божий промысел ещё даст себя знать!..

LXXIX

Открой-ка свой, залупка, ротик!..

LXXX

Сегодня Ваня и я перевозили холодильник «ЗИЛ» для его роковой Л. Акция!

Я очень давно предвкушал, как настанет время – и я скажу про Ваню и Л. то, сё, проведу аналогии с тем-то, тем-то и тем-то; роились в моей мозговой яме всякие стильные лексические черевЯки, но вот, все как как всегда, – время, оно, блядь, пришло, кажись, да говорить – пиздец, как неохота. I’m very, блядь, sorry! Next time. В ином измерении, блядь.

Да и что тут скажешь? Кажется, это принято называть «сложными отношениями». У Вани с Л. сложные отношения. У меня с Имярек сложные отношения. У Имярек со всем, что движется и дышит, – сложные отношения. У меня, опять же. У Вани. У Л. со всем миром и с самой собой, в первую очередь, сложные отношения. У Имярек со мной сложные отношения вообще вплоть до никаковых. С С у покорной слуги сложные отношения. У нее же со мной все гораздо проще, по-моему. Хуй ее знает, то ли он отсутсвует у нее в данный момент, и место сводобно, то ли есть, но мой ей кажется лучше, или, напротив, кажется хуже, но, блядь, в целом, всё всё равно проще и светлее. Номинатива обязывает ее.

Хуй знает, то ли я С хочу, то ли Имярек – это, сколь ни вращай, судьба моя, блядь. Хуй знает. У меня с судьбой сложные отношения. Как у Л. с Ваней. Как у Вани с Л. Как у меня с С. Как у Имярек со мной. Как у меня с Имярек. Как у Дулова с А., вплоть до отсутствия таковых. Как у А. со всем окружающим миром. Как у Катечки Живовой с Г. Как у Г. со всем окружающим миром. Как у окружающего мира с миром неокружающим, блядь. С миром, блядь, содержащемся В… Ебена матрена, все как-то неустроено хронически. Все какой-то полный пиздец перманентно разворачивается на наших глазах. Да, Имярек? Да, С?

О, милая С! Нам не стоило знакомиться. Ебать в рот все эти мои девичьи песенки! Не будь этих ебаных песенок, я бы и не познакомился с тобой никогда и в каком бы то ни было клубе ночном, никогда бы я первым не подошел к тебе, а подошла бы ты, я был бы вежлив и привлекателен, но не удержался бы от того известного удовольствия: когда пришло бы время прощаться, не стал бы просить у тебя телефон.

Вот так. Сложные отношения, блядь. Сложные отношения, заключающиеся в ночных молчаливых звонках, в пересылке чужих рукописей, на судьбу которых насрать, как и на судьбу третьих лиц, через которых и осуществляется эта ёбаная пересылка. Сложные отношения...

Когда я закончу свои девичьи песенки, буду ли я так счастлив, как мне мечталось? Да, конечно же, нет. Я был бы ещё вполне удовлетворен, когда бы это все кончилось хотя бы в нынешнем августе, но этого не произошло. Я, блядь, сломался. Я не выдержал и написал новых песенок, уже мужских. Видит Бог, я этого не хотел. Я хотел не писать ничего нового до тех пор, пока не закончу со старым. Но я сломался.

Сколько, блядь, фортепианных сонат, вполне умилявших меня, послал я на хуй за эти полтора года! Сколько всяких минималистских хуйней, уже прикинутых в секвенсере, я отправил в дьяволову пизду. Весь проект «Напрасный труд» заморозил я, и хорошо, потому что это говно было. Ложные эстетические идеи, интересные лишь нищим иллюзионистам от Изхуйства. Слава Богу! Но под конец я не выдержал. Эти, блядь, мужские песни полились из меня, как будто прорвало кран. Я сочинял их с легкостью, которую дал мне опыт платной творческой работы. Я послал все на хуй и сочинил за неделю штук двадцать альтернативных, о чем, впрочем, знаю лишь я один, ибо я настоящий мастер, вполне попсовых хитов. Скорей бы уж все на хуй пошло. Я сочинил Андрюше Звонкову, в данное время гитаристу Владимира Преснякова, текст для его русской попсы. Получилось очень дешево и сердито:

Ко мне пришла весна,

и расцвела сосна

моей любви-и-и-и-и-и...

Как рыба и блесна,

как ветер и волна, –

ты так близки-и-и-и-и-и...

Не терпит суеты,

не любит пустоты

моя сосна-а-а-а-а-а...

И смотрит с высоты

счастливая, как ты,

в ночи луна-а-а-а-а-а...

Еще там есть такие, например, строчки:

И в профиль и в анфас

ласкает женский глаз

моя сосна-а-а-а-а-а...

Из многих сотен тыщ

тебя прельщает лишь

она одна-а-а-а-а-а...

У меня, как вы понимаете, сложные отношения с творчеством, будь то – искрЕнность, или же работа – по хую мороз, блядь! А у Вани сложные отношения с Л. И с творчеством весьма не Иначе обстоят у Вани дела.

А у Имярек тоже со мной сложные отношения. ещё у нее сложные отношения с сексом и столь занимающей ее богословской идеей Греха. С С у меня тоже сложные отношения. Я хочу простоты. Я не хочу сложностей. Я хочу элементарной человеческой нравственной и морально-этической простоты, каковая, как известно, вне всякого сомнения хуже воровства... Да и ебись все Красным Конем, раз все так ебанно обстоит.

LXXXI

Да пошли вы все на хуй, простите за откровенность! Вы сначала играть научитесь как следует, а потом суйтесь в мою высокосложную душу! Иначе вы меня уже достали, блядь, суки! Заебали, минуя постелю! Посему, будьте бобры, пройдитесь в пизду по коридору направо! Вам там, блядь, самое место будет. Там, блядь, и развлекайтесь в свое удовольствие, и ебите во все дыры кого пожелаете, а меня, блядь, и мою бабу не троньте! Потому что в противном случае я вам пасть разорву и одномоментно с последней так же и жопу, блядь!..

Ты, Имярек, прости меня! Очень может быть, что я перед тобой и виноват в чем-либо. Оченно запрОсто. Я всегда виноват перед теми, кто того страстно желает. Всё всегда всем пожалуйста. Нету problem, блядь. Завсегда и по-свойски. Подходите по одной: никто не уйдет обделенной моим комплексом вины перед ней. Записывайтесь загОдя. Желающих много ведь. Вины у меня, блядь, на всех хватит. Доброты у меня на всех хватит, любви у меня на всех хватит, простоты у меня на всех хватит и мудрости тоже, блядь, ни отнять – ни прибавить. Всем всегда подсоблю: кого ужалю, кого успокою как следует.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю