Текст книги "Мертвые не разговаривают (СИ)"

Автор книги: Максим Субботин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Глава 14. Исход.

Они шли молча. Редкие тихие голоса только добавляли напряженности. Наверняка каждый из аборигенов был уверен: он‑то в смерти детей–сирот точно не виноват. Чего бояться? Пришел, постоял, ушел. Причем ушел не обратно в деревню – а в большой мир, который много лет оставался недоступен. И все же червяк сомнений терзал изнутри. Что, если призраки не выполнят обещанного? Что, если виноватым окажется близкий человек? Или, что хуже всего и уж точно невозможно: что, если виновен ты сам?

Андрей не умел читать мыслей, не задавал вопросов. Он просто всматривался в лица, ловил случайные взгляды – затравленные и неприязненные. Что ж, чему удивляться? Отчасти на него смотрят как на врага. И будут так смотреть, пока все не закончится. Потом… потом, возможно, все изменится. Люди оттают, отойдут от шока и напряжения. Но до этих радужных минут еще очень далеко.

Без него все было спокойно. Он принес суету, сомнения, смерть. И надежду, которая хуже отчаяния, которая гонит вперед. Гонит туда, где затаился враг.

Некоторые шли нога об ногу, чуть не спотыкаясь. Другие, казалось, вот–вот готовы броситься бежать. Все равно куда, лишь бы подальше от приближающегося судного часа. Их поддерживали, но больше за ними следили. Упустишь одного такого – и кто знает, вдруг он окажется тем ключом, который и должен открыть дверцу за пределы невидимого барьера.

Остатки людоедов и вовсе брели, точно скот на убой. Причем скот, осознающий, что впереди ожидает тесак мясника.

«Что они будут делать, если окажутся в цивилизованном обществе?» – подумал Андрей. Люди, осознанно вкусившие человеческую плоть, – смогут ли они измениться настолько, что станут полноценными членами этого самого общества? Да, ободранные, грязные, они вызывали в нем омерзение. Но как бы поступил он, окажись на их месте, когда бы умирал от голода? Сейчас казалось – устоял бы, не вцепился в горло соседа. Но что стоят подобные размышления, когда желудок не сводит голодной судорогой, а в голове не бьется единственная мысль: поесть!

На небе, как на зло, появились первые облака. Пока редкие, но вслед за ними, с горизонта, надвигалась плотная туча. Еще полчаса–час – и, пожалуй, разразится буря. Еще не хватало – в дополнение к настроениям, и без того паническим!

Андрей вздрогнул, когда в нескольких шагах от него воздух ненадолго сгустился тенью и почти сразу вновь стал прозрачным. Тень напоминала человеческую фигуру. Что это было? Он осмотрелся по сторонам, пытаясь понять: видел ли тень кто‑то еще? Но люди шли, погруженные в себя. Вряд ли кто‑то из них обратил внимание на небольшие странности вокруг.

Или показалось?

Андрей несколько раз глубоко вздохнул. Если это и галлюцинация, то не стоит ей удивляться. Странно, что навестила так поздно.

Порыв ветра ударил в спину, зашумел высокой травой. Под ногами хлюпала вода. Туча нагоняла растянувшуюся процессию. Похоже, ни о каком часе речи не идет. Успеть бы до дождя добраться до детского дома.

Воздух снова сгустился. На этот раз буквально в метре от Андрея – сутулая старуха, трясущимися руками выдирающая собственные редкие волосы. Он резко встал. Старуха протянула к нему скрюченные пальцы. В ее ощеренном рту поблескивал единственный золотой зуб.

– Что с тобой? – услышал он голос Алены.

Девушка стояла рядом и смотрела с настороженностью. В дороге они почти не разговаривали, хотя шли плечом к плечу.

– А? – рассеянно произнес Андрей.

Призрак старухи исчез.

– Ты что‑нибудь видела? – он указал перед собой.

– Трава?..

– Ладно, не обращай внимания, – Андрей потер виски.

Еще через несколько минут тени перестали исчезать. Они появлялись, скользили параллельно движению человеческой процессии. Иногда пытались наброситься на кого‑то из людей, но неизменно пролетали сквозь них, не причиняя никакого вреда. Сами же люди, похоже, ничего не видели и не чувствовали.

Андрей только головой крутил.

Сколько же их здесь?!

Тени обрели вполне четкие очертания. Можно рассмотреть их во всех подробностях. Вот только рассматривать нет никакого желания. Наверняка призраки жителей Водино – причем, скорее всего тех, кто сошел с ума. Больше всего они напоминали изломанных и изуродованных кукол, созданных рукой безумца. Разного возраста и пола, они все равно обладали одной схожей чертой – жестоким помешательством. В глазах светится разум, но искореженный болью и страданиями. Возможно, не всегда собственными.

Это что же, на трапезу собираются? Чувствуют приближение чего‑то крупного и важного? Или их позвали дети–призраки?

Доверие к последним, и без того хлипкое, покачнулось еще сильнее.

Между тем процессия добралась до того места, где когда‑то располагалась пристань.

Мир начал меняться. Краски потускнели, исчезли цвета. Вокруг разлилась серая палитра – бедная и блеклая. Но именно сквозь нее проступили очертания другого Водино. На почти черной водной глади появились деревянные мостки, от которых вверх по склону устремились ступени бетонной лестницы. Послышались невнятные тонкие крики, плавающие звуки музыки.

Где‑то далеко прокатился раскат грома.

Андрей сглотнул. Сдерживать эмоции становилось все сложнее. Алена явно видела его озабоченность, но пока молчала.

Люди сгрудились на вершине склона – там, где когда‑то размещалась заасфальтированная площадка. Впрочем, теперь она будто прорастала сквозь траву, пожирая ее.

Пронзительный женский крик совпал для Андрея с металлическим скрежетом, доносящимся со стороны воды. Он бросил взгляд на ничего не понимающую Алену, метнулся на звук. У края лестницы, стояла женщина и указывала дрожащей рукой на пристань. Там, у мостков, покачивался речной трамвай «Свежий ветер». Только в отличие от того, который помнил Андрей, этот выглядел еще большим металлоломом – с рваными дырами вдоль бортов, прогнившей палубой, выбитыми окнами, и разводами ржавчины вкупе с гроздьями тины.

Она, что, видит его?!

На женщине не было лица. Ее трясло, будто в конвульсиях. Наконец ноги ее подвели – и женщина осела наземь.

Звуки музыки усилились. Теперь понятно – доносятся с останков корабля. «Вместе весело шагать», – Андрей скрипнул зубами.

Раскат грома повторился. На этот раз он звучал уже гораздо ближе. Тучи наполовину заслонили небо. Порывы ветра стали холодными.

Из толпы сгрудившихся людей послышался еще выкрик, и еще… Люди указывали на корабль, на снующих рядом призраков. Кто‑то попытался сбежать, но был сбит на землю своими же товарищами. Похоже, здесь, в точке, где все началось, граница между реальным миром и миром кошмаров стиралась.

Плохо! Очень плохо!

Если аборигены не выдержат и побегут все? Как‑никак, а много лет старались держаться подальше от потусторонних порождений. Сработает инстинкт самосохранения – и их будет не удержать.

Призраки не нападали – крутились рядом, подплывали почти вплотную, даже что‑то бессвязно выкрикивали.

– Спокойно! Они не тронут! – закричал Андрей, сам не веря в свои слова.

– Что это за твари? – послышалось из толпы.

– Мы все умрем! – надрывно заплакала сидящая на земле женщина.

– Куда ты привел нас? – К Андрею было рванулся мужик, вооруженный грубым мечом, но проплывающий мимо призрак остудил его пыл.

– Убейте его! Убейте! – чей‑то голос сорвался на визг.

– Заткнулись все! – в нарастающем гомоне пророкотал староста. – Андрей, что дальше? Ты не говорил, что здесь будут эти…

– Не знаю, – бросил он.

Знать бы, что делать дальше? Вряд ли призраки так и будут крутиться рядом. Их что‑то или кто‑то сдерживает.

– Смотрите!..

На том месте, где недавно виднелись лишь останки детского дома, появились очертания стен. Воздух в том месте дрожал и будто выдавливал из себя куски старого строения. Именно куски. Здание появлялось частями, грязными кляксами, которые потом сливались в нечто цельное, на чем уже проступали мелкие детали.

Прошло не больше десяти минут, когда детский дом «Бережок» предстал перед перепуганными людьми в своем изначальном виде.

– И что теперь? – проговорил кто‑то в толпе.

Музыка на корабле стала еще громче.

Андрей поежился – порывы ветра продували насквозь. Студили кожу. Странно, вроде бы не такой уж и холод на улице, а будто стоишь голый в зимнюю вьюгу.

– Вставайте, – он помог сидящей на земле женщине подняться. – Холодно.

Она смотрела на него так, будто Андрей вот–вот готов перерезать ей горло – глаза широко распахнуты и переполнены плохо контролируемым ужасом.

– Спокойно, – он убрал от нее руки, отошел.

Еще истерики не хватало. В воздухе и без того сгущалось напряжение. Сгущался страх. Андрей ощущал его всем телом, будто тот вцеплялся в кожу сотнями мельчайших острых крючков – и тянул в разные стороны. Свежевал заживо.

В нос ударил тяжелый запах тины.

Андрей посмотрел на то, что некогда было речным трамваем. Как это корыто умудряется держаться на плаву? Вода наверняка залила нижнюю палубу, машинное отделение. И все же «Свежий ветер» уверенно покачивался на усилившихся волнах. Больше того – там, за разбитыми иллюминаторами, появилось приглушенное свечение.

– Вон они! – раздалось в толпе.

Люди дрогнули, подались в стороны. Они бы наверняка бросились бежать, но ужас перед снующими рядом призраками взял верх.

Андрей заозирался.

Они приближались со стороны своего убежища – со стороны детского дома. Несколько десятков маленьких фигур. Дети с глазами убийц.

По толпе побежал ропот. Кто‑то рвался прочь. Послышались слова молитвы. Многие падали на колени.

Андрей протиснулся между людьми. На него не обращали внимания. Все взоры устремлены на приближающихся детей. А те будто нарочно не торопятся – вышагивают медленно. Пока еще они походят на обычных детей, разве что грязных и очень бледных.

– Я знаю, все будет хорошо, – он коснулся плеча Алены.

Та стояла, не дыша, руки дрожат мелкой дрожью.

– Да… – прошептала она одними губами.

Ни веры, ни уверенности в ней нет. Впрочем, их нет и в самом Андрее. Чего же ждать от других?

Он вышел навстречу призракам. Ноги казались ватными, подгибались. Желание развернуться и бежать почти затмевало рассудок. И все же он остался стоять, будто врос в землю.

– Ты выполнил обещание? – как ни в чем не бывало спросила девочка–призрак. Та самая, которую он посчитал лидером.

– Да. Здесь все, – слова с трудом покидали глотку. Он будто выхаркивал их.

– Молодец… – губы девочки растянулись в злобном оскале. Показались острые иглы зубов.

За спиной охнули.

– Вы отпустите невиновных! – с нажимом проговорил Андрей.

– Ты смеешь нам указывать? – по лицу девочки пролегли черные пятна.

Громовой раскат будто сотряс землю. И без того серый мир поблек еще больше. Призраки, снующие вокруг группы перепуганных людей, практически слились с густой хмарью. Фигурки детей проступали темными разводами.

– Я напоминаю, – сказал Андрей, чувствуя себя добычею перед лицом смертоносного хищника.

– Вы такие вкусные… – протянула девочка. – Мы хотим вас всех… Жаль. Но уговор есть уговор. Мы выполним свою часть.

Андрей облизал пересохшие губы. Перевел дыхание.

– Я чувствую его, – голос девочки стал злым, резким. – Он один, – размытой тенью она метнулась к людям. Тех словно расшвыривало перед ней. Никто не желал столкнуться с самым страшным врагом даже случайно.

Между тем остальные дети–призраки медленно рассредоточились вокруг потенциальных жертв.

Не собираются отпускать или опасаются побега?

Девочка продолжала скользить в толпе. Иногда она останавливалась, всматривалась в чье‑нибудь лицо. Потом продолжала движение.

Чего тянуть? Зачем нагнетать обстановку еще больше?

По небу пролегла длинная ветвящаяся молния. Мир высветился призрачным сиянием. Будто вспышка фотоаппарата вырвала из серой мути фигуру стоящего на коленях духовника – отца Всеволода. Руки того сведены на груди, глаза закрыты, а губы беззвучно шевелятся. Рядом с ним застыла девочка–призрак. Она резко обернулась к Андрею.

– Он! – прошипела точно змея. Ее глаза провалились черными дырами, из уголка рта потянулась темная дорожка.

По собравшимся прокатился не то вздох облегчения, не то сочувствия.

В пару секунд вокруг отца Всеволода образовалась зона отчуждения, диаметром метра в четыре. Он и девочка–призрак – будто актеры странствующего балагана. Играют спектакль, а вокруг расположились заинтересованные зрители.

То, что произошло дальше, Андрей даже представить себе не мог. Поначалу он и не понял, кто метнулся к духовнику. Первая мысль – другие призраки. Но нет. Небольшие фигурки топали и плакали. Несколько живых детей сгрудились возле старика, закрывая его своими телами.

Нет! Так не должно быть!

Андрей бросился к отцу Всеволоду. Откуда‑то сбоку выскочила женщина. Еще двое мужчин бежали с противоположной стороны круга отчуждения.

– Не двигаться! – шипение девочки–призрака поднялось до болезненного крика. – Еще шаг – и вы все последуете за нами.

На несколько мгновений стихли все звуки. Ни плача, ни всхлипов, ни шепота. Даже мир вокруг замер. Раскат грома, обрушившийся вслед за молнией, потускнел и рассыпался далеким эхом.

– Уходите… – отец Всеволод пытался оторвать от себя детей. – Все хорошо, ребятки. Это все такая игра. Бегите к родителям…

Но дети не слушали.

Женщина, выскочившая рядом с Андреем, будто очнулась – протянула руки к детям, сделала шаг. Андрей перехватил ее. Женщина дернулась, надрывно закричала. Двое мужиков с противоположной стороны уже достигли духовника. Чтобы коснуться детей, им оставался шаг–другой. Но сделать этот шаг они не успели. Воздух вокруг них забурлил, налился непроглядной чернотой. Запах тины перерос в удушающую вонь гниющей плоти. Крики боли и ужаса разорвали серую мглу очередной молнией. Мрак опал, обратился тремя детьми–призраками. На месте же недавно здоровых мужиков остались лежать белеющие кости с редкими остатками плоти.

– Я сказала – не двигаться, – снова прошипела девочка. – Почему вы так делаете? Почему не слушаете, что вам говорят?

– Отпусти их детей, – сказал Андрей.

– Я их не держу…

– Позвольте родителям забрать своих детей, – вступился отец Всеволод. – Ни при чем они тут. Я виноват – мне и ответ держать.

– Хочешь к маме? – бледная рука в черных пятнах коснулась волос перепуганной малышки, вцепившейся в руку духовника.

Отчаянное мотание головой.

– Она не хочет… глупая, чистая, счастливая…

Андрей передал бьющуюся в немом рыдании женщину кому‑то стоящему рядом, сделал шаг к девочке–призраку. Черт возьми, к духовнику льнут те дети, которых тот недавно защитил в деревне. Плохо! Глупые, они же не станут слушать ничьих слов. Даже собственные родители отошли на второй план. Некто покушается на того, кто в их глазах стоит очень высоко.

– В чем его вина? – вопрос вырвался сам собой.

– В чем твоя вина? – передразнила Андрея девочка–призрак и перевела взгляд на отца Всеволода.

– Я входил в состав комиссии, целью которой стояло выяснение обстоятельств гибели воспитанников детского дома «Бережок», – точно в гипнозе, произнес духовник. – Нам сказали – это был несчастный случай. Трагическое стечение обстоятельств. На озере бывают волны, но никогда прежде они не достигали нескольких метров в высоту. Все случилось быстро. Прибывший на место трагедии наряд милиции не смог спустить на воду лодку – такое сильное волнение. А утром, когда буря улеглась, было уже поздно. Тела детей так и не были обнаружены. Наверное, остались внутри судна или зацепились за что‑то на дне… Нас попросили не давать делу ход. Убедительно попросили…

– Угрожали или заплатили? – спросил кто‑то из собравшихся.

– Заплатили, – отец Всеволод говорил спокойно, будто не раз проговаривал эту речь и отвечал на вопросы.

– Почему не сказал сразу? В деревне, – спросит еще кто‑то.

– Испугался. Мне стыдно за то, что мы тогда сделали. А точнее – не сделали. Стыдно и страшно, – он посмотрел на стоящую перед ним девочку–призрака. – Я пытался искупить свою вину. Но теперь понимаю – это невозможно, – его голос все же дрогнул. – Прошу прощения за то, что причинили вам боль. Пусть не действием, не собственными руками. Причинили все мы, кто так или иначе повинен в вашей гибели и в том, что трагедия осталась сокрыта среди кабинетного мусора.

– Тебе действительно стыдно? – девочка–призрак склонила голову набок.

– Да. Если бы время можно было бы повернуть вспять, я бы сделал все, чтобы предотвратить крушение. Или, по крайней мере, о нем бы узнали.

– Мы всегда завидовали таким, как она, – рука призрака указала на девочку, льнущую к духовнику. – Даже когда были живы. Чистые, аккуратные, любимые… у вас есть родители. Иногда плохие, иногда хорошие. У нас нет никого. Мы сами по себе – чужие для всех. Обуза. Нас нельзя просто выбросить – этого не поймут. Вы же не поймете, – она обвела взглядом притихших людей. – Но если нельзя избавиться – почему бы не изолировать? Назвать это место детским домом. Вынести его за город, обнести забором. Подальше с глаз.

– О вас же заботились… – неразборчивый шепот мог бы сойти за шелест травы, но не ускользнул от слуха призрака.

– Да, заботились… – она улыбнулась. Но не прежним звериным оскалом – улыбкой ребенка. – Любой проступок, даже самый невинный, – наказание. «Комната добрых мыслей» – так мы ее называли. Летом жарко, зимой холодно. Ни стула, ни кровати – голые стены и пол. Из еды – хлеб и вода. Пока сидишь – успеваешь о многом подумать. Но вести себя хорошо и не нарушать распорядок не получалось. За любой шум после отбоя – наказание. Но когда к тебе ночью приходит воспитатель и начинает… – она ненадолго замолчала, и будто сама природа не смогла допустить тишины – взорвалась серией молний и тут же чередой раскатов грома. – Он хочет, чтобы ты сделал ему хорошо. Как? Он выбирает сам. К этому нельзя привыкнуть. А за шум следует наказание. У тебя есть выбор – сделать здесь и сейчас все, что он хочет. Отдать ему себя. Или попасть в «комнату добрых мыслей», а там тебя уже никто не услышит, когда он придет снова. А он обязательно придет. Потный и вонючий.

Молнии продолжали вспарывать темное небо, но гром отчего‑то стих.

– Некоторые из нас ушли раньше. Не выдержали. Нам говорили – их забрали новые родители. Теперь им живется хорошо. И всем нам будет хорошо, если станем примерными детьми. Сначала этим словам веришь, надеешься. Но приходит время, и ты понимаешь: ночь боли, пропитанная потом и запахом перегара, не кончится никогда. Тебя так и будут использовать! Так и будут!

Ее голос взвился до пронзительного крика. В нем звучала ярость. Неприкрытая ярость того, кто слишком глубоко опустился в пучину боли. Того, кто больше не видит солнца, не чувствует тепла. Чей удел – холодная сталь, терзающая плоть.

– Но ведь можно пожаловаться… наверное… – в голосе говорившего не ощущалось уверенности.

– Кому? – усмехнулась девочка–призрак. – Мы все – одна семья!

– Это больше не игра, – Андрей чувствовал, как пересохло во рту, а язык буквально прилип к небу. Каждое слово раскаленным клеймом прижигало горло. – Ты действительно хочешь ее смерти? Хочешь боли той, кто ни в чем не виноват? Хочешь ей той же судьбы, что и себе?

Призрак молчала. Ее лицо то снова становилось человеческим, то возвращало себе отталкивающие черты мертвеца.

– А в чем были виноваты мы?! – Ее кулаки сжались, слова утратили прежнюю ненависть и уверенность. Сейчас девочка–призрак кричала, точно обычный напуганный ребенок. – Мы были рады даже одному слову. Доброму слову! – ее крик поднялся до визга. – А получали только затрещины и пинки! Почему ты думаешь, что жизнь этой девчонки чего‑то стоит? Все ваши жизни! Чего стоят они?! Вы думаете только о себе. Всегда так думали!

– Посмотри на нее, – Андрей приблизился к призраку вплотную. – Она думает о себе?

Призрак медленно, будто нехотя, перевела взгляд на замершую возле исповедника девочку.

– А она? – Взмах руки в сторону бьющейся в рыданиях матери девочки. – Она сейчас тоже о себе думает? А они? – Андрей указал на останки тех, кто недавно бросился на защиту детей, но был убит налетевшими призраками. – Все это безумие давно пора заканчивать. И сделать это в твоих силах. Злоба ничего не решит. Смерть этих людей лишь растянет агонию. И прежде всего – вашу.

Вспышка молнии высветила лицо–череп призрака, обтянутое синюшной кожей.

– Довольно зла, – Андрей опустился на одно колено, заглянул в провалы глаз девочки–призрака. – Попробуй простить…

– Ты не знаешь, о чем просишь, – шепот призрака, казалось, заполнил собой весь окружающий мир и все еще продолжал звучать, усиливаясь, наливаясь холодной яростью. – Мы пытались уйти от прошлого. Пытались все начать заново. Так, как хотелось бы нам. Но не получилось. Вы все портите. Вы приходите снова и снова. И все начинается заново!

– Я видел тех, кто бродит по призрачному городу. Видел их жертвы. Неужели все они были виновны? Неужели все они заслужили нескончаемую череду мучений?

– Да.

– Прислушайся к себе. Посмотри на них еще раз. Ты можешь это сделать прямо сейчас, я знаю. Посмотри на каждого из них. На те кошмары, что бродят в их сознании. На их жертвы.

– Нет! – призрак отшатнулась, будто от сильного удара.

– Посмотри! – Андрей стоял, не шелохнувшись. – Только внимательно. Такой ли мести вы хотели?

– Мы хотели одного – чтобы нас любили… – она бросила взгляд на девочку возле исповедника. – Ты счастливая…

Ее стремительного движения Андрей не рассмотрел. Девочка–призрак просто исчезла – и тут же духовник запрокинул голову, закричал. Еще мгновение – и в него начали врезаться размытые тени. Со всех сторон. Одна за одной. От каждой тени духовник вздрагивал всем телом. Крик же его, надрывный и отчаянный, не прекращался ни на мгновение.

Андрей одним движением сгреб в охапку перепуганных детей, оттащил их прочь от терзаемого призраками человека.

Неужели он смог донести до девочки–призрака свои мысли? Неужели она решилась на то, на что не решалась (а возможно, о чем не задумывалась) с самой трагедии – о прощении? Прощении хотя бы тех, кого напрямую не винила в своей беде.

Люди молчали. Молнии взрезали небо и разделяли мир на черное и белое. Казалось, исчезли даже оттенки серого.

Черное и белое. Добро и зло. Можно ли разграничить мир всего парой цветов? В голове Андрея клубился туман. Сколько же боли вынесли воспитанники детского дома, что даже после смерти не смогли обрести покой? Они – зло, чистое зло, затопившее целый город смертельной ненавистью. Но кто взрастил эту ненависть? Кто лелеял ее и выхаживал, даже не понимая, что однажды плоды рук его обернутся кровавым сумасшествием?

А надо ли теперь вообще копаться в прошлом? Стоит ли ворошить истлевшие страницы истории небольшого городка, который уничтожил сам себя? Стоит ли? Или лучше выбросить из головы все мысли и тихо дождаться завершения игры?

Андрей почувствовал в своей ладони чужую ладонь. Алена стояла рядом и большими глазами смотрела на отца Всеволода. По щекам ее катились слезы.

Последний крик духовника совпал с особенно сильной и продолжительной вспышкой молнии. Белый слепящий свет залил все вокруг. Высоко в небе раздался протяжный, нарастающий гул, будто от приближения самолета. Звук поднимался выше, пока не достиг тонкого писка.

Мышцы Андрея скрутила жестокая судорога. Он чувствовал, как тело перестает слушаться приказов. Как подгибаются ноги, и мир опрокидывается в белое ничто.

Все стихло.

Белый свет исчез.

Нет ни бури, ни вспышек молний, ни криков, ни писка.

Обычное предзакатное небо над головой и слабые порывы ветра, касающиеся кожи лица.

Андрей приподнялся, сел. Рядом, уткнувшись лицом в траву, лежала Алена. Андрей осторожно коснулся ее плеча рукой. Девушка вздрогнула, повернулась к нему.

– Все кончилось? – спросила она.

Андрей осмотрелся. На том месте, где недавно стоял отец Всеволод, виднелось лишь черное влажное пятно, над которым поднимался пар. Люди вокруг тоже приходили в себя, негромко переговаривались.

– Еще не кончилось, – Андрей взял Алену за руку, крепко сжал. – Ты не должна оставаться одна. Поняла?

Девушка нахмурилась.

– Слушай меня и ни о чем не спрашивай, – продолжил Андрей. – Мне сейчас нужно уйти. Там, – он неопределенно махнул рукой, – мои друзья. Они погибнут, если я не успею их предупредить. Ты остаешься здесь, со своими. Не… – он осекся, видя, как воздух, в нескольких шагах в стороне, набухает чернотой. Точно сквозь тонкий лист бумаги проступает чернильная клякса.

– Что это? – Алена замерла, всматриваясь в кляксу.

– Ты это видишь? – спросил Андрей.

– Я что‑то вижу…

– Значит, я прав.

В ее глазах застыло непонимание.

– Призраки – те, кто сошел с ума и жил в призрачном городе, – пояснил Андрей, вставая на ноги и помогая подняться девушке. – Города будут объединяться! – проговорил он громко, чтобы слушали все. – Это, – он указал на черное пятно, обретающее человеческие очертания, – убийца. Один из многих. И все они сейчас будут здесь. Но в этом мире они смертны. Вам надо продержаться совсем немного. Призраки исчезнут. Но прежде могут убить снова. Будьте осторожны!

Пятна с очертаниями людей появлялись со всех сторон. Послышались голоса. Мужские, женские. Они грозили смертью, грозили мучительными пытками, сулили вечность, пронизанную болью.

Деревенские обнажили оружие.

Мир вокруг дрогнул, поплыл. Воздух задрожал, точно во время сильной жары. В неверном мареве то проступали, то вновь исчезали строения и элементы конструкций. Вот на горе появился детский дом, но уже через несколько секунд виден лишь забор, а потом пропала и он. Трава под ногами сменилась асфальтом, а у пристани появился речной трамвай. Но даже он не остался неизменным: на борту проступили пятна ржавчины, краска потекла грязно–зелеными разводами.

– Какой город останется? – из взгляда Алены исчезла растерянность.

– Не знаю. Я вернусь, обещаю.

Андрей дернулся было уйти, но девушка ухватила его за рукав рубахи.

– Только не подумай, что я напрашиваюсь… – ее голос понизился до еле слышного шепота. – Я вообще не знаю, как вести себя… извини… – она отпустила его рукав, резко развернулась и намеревалась уйти, но на этот раз не пустил уже Андрей.

Черт возьми, и дураку ясно, что между ними что‑то появилось. Так к чему отворачиваться и бежать, когда мир вокруг готовится схлопнуться. И что потом – никто не знает. Да, если рассуждать здраво, вместе со своими она будет в большей безопасности, чем с ним. Но при этом он не сможет видеть ее, а значит – не сможет помочь в случае необходимости. Не сможет найти, если мир перевернется с ног на голову. Самонадеянно, глупо, но он действительно не хотел оставлять Алену здесь.

Что‑то изменилось. Андрей насторожился, прислушался. Так и есть – новый звук. Беспорядочный и отрывистый. Похоже на скрежет и грохот металла. Не то приближается, не то просто становится громче.

– Подожди. Извиняться не за что, – он быстро притянул девушку к себе. – Я идиот и, возможно, пожалею о своих словах: идем со мной. Но придется бежать. Так быстро, как сможем.

– Так быстро, как сможешь ты, – засмеялась Алена. Но в ее смехе не было веселости. Скорее – напряжение и опасливость. – Возьми, – она протянула ему меч, – может, пригодится.

На ее поясе висел похожий клинок в потертых ножнах.

Их не задерживали, хотя и проводили неодобрительными взглядами. Люди никуда не уходили, держались вместе. Правильно ли? Андрей не знал. Возможно, было бы лучше попытаться вернуться к сгоревшей деревне. Но что‑то ему подсказывало: призраки уже не отпустят живых – так и будут следовать за ними, пока не исчезнут, как тот ублюдок в черной коже, которого ему удалось вытащить в реальный мир.

Андрей бежал первым, показывая дорогу. Алена следовала за ним. Легкая и быстроногая, она наверняка двигалась в полсилы. Но прибавить в скорости Андрей уже не мог. Он часто оступался и лишь чудом до сих пор не подвернул ногу. Ощущение, будто за плечами, по меньшей мере, сотня лет тяжелого труда.

Но ведь скоро все может завершиться. Осталось немного. Переждать объединение городов – и все… так или иначе все закончится. А пока – не ныть и не жалеть себя.

Скрежет усиливался. Точно где‑то идет масштабное строительство. Впрочем, в мерцающем воздухе иногда и не понять, что происходит вокруг. Мир дрожал крупной дрожью. Буквально из ниоткуда вываливались в реальность куски кирпичных стен, элементы каких‑то конструкций. Менялся и сам пейзаж. То вокруг появлялась высокая сочная трава, то через минуту зелень увядала, уступая место сухому кустарнику или же нагромождению всевозможного мусора.

Одно хорошо – призраки, так и не успевшие полностью материализоваться, остались за спиной и пока не появлялись рядом с бегущими.

– Откуда ты знаешь, что города будут объединяться? – спустя несколько минут выкрикнула Алена. – Еще недавно ты этого не знал.

– Думал. Пытался сопоставить все, что слышал и видел. У меня нет уверенности, только предположения.

– И все же…

– Девочка–призрак сказала, что они пытались уйти от прошлого. Пытались все начать заново. Но им постоянно мешали. Мы мешали… Мы – это такие, как я. Кто приходит в светлый город. Кто погружается в пучину кошмаров и сходит с ума. Светлый город – это и есть призрак, мираж, – рассказывая, Андрей и сам все больше понимал устройство мистической ловушки. Все постепенно вставало на свои места. Чудесным образом исчезнувшие следы пожара в мотеле, чистый и аккуратный город, чистый лес. – Светлый город – это то место, где дети–призраки хотели бы жить. Идеальное для них место. Именно потому там нет и следа детского дома. Именно поэтому жители того Водино так не торопились покидать город. Скорее всего, там дети имели свои семьи. Помнишь того полковника, Владимира Рогожкина, о котором я прочел в газете?

Слова давались с трудом. Приходилось то и дело замолкать, чтобы немного восстановить дыхание.

– Да, – ответила Алена.

– Возможно, его не удалось свести с ума. Потому дети придумали ему иное наказание – работа дворником. Без отдыха, круглые сутки.

Оставалось непонятным то, почему светлый город выглядел не застрявшим в девяностых годах провинциальным поселением, а вполне современным городком. С современными технологиями и инфраструктурой. Единственное объяснение, которое приходило в голову: при «создании» своего идеального мира дети–призраки обращались к памяти тех, кто попадал в их ловушку.

Вибрации воздуха все усиливались. Образы вокруг мелькали, будто в калейдоскопе, иногда сливаясь в невообразимые сочетания абсолютно несовместимых объектов. Появлялись фрагменты зданий, из стен которых росли многометровые деревья или густой кустарник. Встречались автомобили, раскуроченные и совершенно новые, с вкраплениями совершенно чуждых элементов – досок, пластиковых панелей, стекол, и даже кусков асфальтового покрытия и вроде бы человеческих конечностей. Было еще много чего, но глаз не успевал уследить за всем. Кроме того, скрежет металла сделался оглушающим. Точно стройка развернулась над самой головой.