Текст книги "Мертвые не разговаривают (СИ)"

Автор книги: Максим Субботин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Он шагнул от стены. Ощущение влажной прохлады исчезло. Вернулся – вновь погрузился в предгрозовое ожидание. Сместился в сторону лестницы – ничего не изменилось. Что ж, похоже, направление выбрано. Андрей оперся о перила – пыльные, но вроде бы крепкие. Осторожно перенес вес тела на первую ступень. Та жалобно скрипнула, но не прогнулась.

Над головой кто‑то протопал. Все те же быстрые и легкие шаги. Вряд ли они принадлежат какому‑то животному.

Его ждут? Его ведут?

Тем лучше. Наверное.

Он вцепился в перила, начал подниматься. Почти в полной темноте, ступая осторожно, вслушиваясь в скрип каждой ступени.

Топот над головой повторился. На этот раз шаги не были столь быстрыми. Скорее – осторожными.

Андрей миновал первый лестничный пролет, вышел на неширокую площадку. Можно немного перевести дыхание. Впереди еще один пролет. Но если поначалу были видны хотя бы очертания лестницы, то теперь не видно ничего.

Во рту сухо, будто в древнем колодце. Наполненный свежестью сквозняк лишь дразнит.

На втором этаже кто‑то засмеялся. Тихо, будто в кулак.

Похоже, кому‑то очень весело. Или впереди ожидает какой‑то сюрприз? Очередной сюрприз.

Перед глазами что‑то мелькнуло. Андрей отпрянул, уперся спиной в стену. Что он мог увидеть в кромешной темноте?

– Поиграй с нами… – послышалось впереди – и тут же череда удаляющихся шагов.

– Поиграй… – голос снизу – из холла.

Голоса детские, просительные.

– Давайте сначала поговорим, а потом поиграем, – всматриваясь в полумрак холла, громко проговорил Андрей. Внизу он так никого и не увидел.

– Играть… играть… играть… – зазвенели тонкие голоса вокруг.

Андрей почувствовал слабый толчок в спину, под ногами что‑то проскользнуло. Его подталкивали идти дальше, понуждали закончить подъем.

Шаг – натужный скрип ступени. Еще шаг – плохо сдерживаемый смех из переливов колокольчика срывается натужным кашлем – сухим, болезненным, лающим.

Он поднялся почти до второго этажа, когда темнота далеко впереди дрогнула и раскрылась светлым пятном. Коридор! Причем коридор с множеством дверей, некоторые из которых открыты, и сквозь них просачиваются мутные полосы света.

Андрей бесшумно выдохнул. Наличие света, пусть и слабого, внушало немного оптимизма.

– Играть… играть…

Он успел различить резкий нарастающий шум над самой головой, когда вроде бы немного рассеявшийся мрак будто вскипел. Андрей закрыл глаза рукой, пригнулся, продолжая держаться за перила. По голове и спине забарабанили десятки, а то и сотни, верещащих тел. Они налетели внезапно и так же внезапно схлынули, волной скатившись вниз по лестнице и растворившись где‑то в холле.

– Мы ждем… – раздалось у самого уха.

Холод обжег кожу.

Андрей неуверенно приподнял голову. Затылок и шею саднило. Он коснулся рукой головы – волосы липкие и влажные. Кровь? Атаковавшие его твари обладали не то когтями, не то клювами. Так или иначе, но они больше напугали, чем нанесли сколько‑нибудь серьезные повреждения. Если, конечно, не занесли походя какую заразу.

– Раз ждете, что же гадите? – прорычал Андрей.

Или это и есть игра?

Он прислушался. Или раньше не обратил внимания, или звук мелодии действительно появился только теперь. Очень знакомой мелодии. Она прерывалась, звучала в плохом качестве, с шипением, но все же была узнаваема.

Андрей нахмурился. После нападения невидимых тварей мысли все еще не пришли в норму.

Он поднялся на ноги. За шиворот противно проникала влага. Глубже и глубже. Возможно, царапин оказалось больше, чем показалось сразу.

Мелодия заела на одном месте, обрываясь и начинаясь снова.

«Вместе весело шагать…» – вспомнил Андрей.

У кого‑то в доме явно развито чувство юмора. Уж кому–кому, а местным обитателям точно весело. И все же лучше погасить разрастающуюся злость. Если все верно – и обитатели Бережка действительно призраки маленьких детей, брошенные и озлобленные на весь мир, то и шутки у них могут быть соответствующие.

Андрей двинулся на звук. Пол он различал довольно сносно, а потому не боялся провалиться. Чем дальше он шел по коридору, тем отчетливее становилась заевшая мелодия. В открытых дверях виднелись пустующие комнаты. Каждая на четыре человека. Обстановка скудная: пара двухъярусных кроватей, четыре тумбочки, четыре табурета и один стол. Если воспитанникам приходилось здесь делать какие‑нибудь уроки, то за один стол одновременно они бы не поместились.

Обстановка везде одна и та же. И везде абсолютный порядок.

Впрочем, не везде…

Сначала Андрей услышал тихие влажные шлепки, будто кто‑то босым ходит по свежей грязи. Звуки доносились из‑за одной из полуоткрытых дверей. Упало что‑то тяжелое. Упало мягко, точно завалился мешок, полный… Андрей сглотнул. Мешок, полный кусков мяса. Дурные мысли рождают дурные видения. Перед глазами тут же возник образ пустой комнаты, на полу которой здоровенный, забрызганный кровью мужик разделывает на части очередную жертву. Кровавая лужа расплывается по пыльным доскам. А щели между ними с жадностью втягивают в себя живительную влагу, точно там, внизу, в темноте, к доскам присосалось иссохшее тело древнего чудовища. Тварь насыщается, оживает. По ее венам, ломким и узким, с трудом проталкивается вонючая субстанция. Это не кровь – нечто иное, потустороннее, исторгаемое гниющим, умирающим телом…

Андрей до боли закусил губу. Остановился. За спиной послышался смех, но звук вполне мог и почудиться. В голове творилось невообразимое. Спокойно. Нельзя давать волю эмоциям. С ними долго не продержаться. Нет здесь никаких убийц! Нет трупов, нет сухих чудовищ. Все страхи живут в голове – и только.

Ему все же удалось успокоиться. Андрей облизал пересохшие губы и сделал шаг. Голова, будто повинуясь чужой воле, повернулась в сторону полуоткрытой двери, откуда недавно доносился шум. Взгляд рванулся в дверную щель, впился в сгорбленную спину человека.

Тот сидел на корточках. Короткие темные волосы слиплись сплошной коркой, когда‑то белая рубаха изодрана в клочья. Сквозь прорехи видны большие синяки и свежие царапины. Некоторые кровоточат до сих пор.

Андрей замер, боясь вздохнуть.

Человек в комнате вздрогнул, медленно развернулся.

– Вяч! – слово само собой сорвалось с губ.

Но как? Неужели он опоздал?! Неужели кошмарные сны успели забрать здоровяка? Быть того не может!

Человек действительно напоминал Вячеслава. Напоминал и в то же время разительно от него отличался. Но чем? То же лицо, пусть и пепельного цвета. Те же глаза, пусть раскрасневшиеся, глубоко запавшие.

– Вяч? – позвал Андрей и протянул руку к дверной ручке. Он сам не понимал – то ли хочет войти в комнату, то ли, напротив, захлопнуть дверь.

Человек наклонил голову набок. Его глаза сощурились так, что превратились в узкие щелки.

Нет – это не Вячеслав… Но уверенности нет. Андрей отступил на шаг.

Человек поднялся. Пальцы скрючены, точно птичьи лапы, и с них на пол скатываются капли алой слизи. Одна за одной. Медленно. Тяжелые, они с громким чавканьем падали на пол.

Только теперь Андрей увидел – чем же занимался обитатель детского дома: мужик перебирал кишки. Перед ним лежала целая куча внутренностей. Не хотелось думать – человеческих или нет. Было отлично видно, как в свете, падающем из окна, дрожит воздух над внутренностями.

Они начали действовать одновременно – Андрей и ублюдок, недавно корпевший над кишками. Оба рванулись к двери. Но если Андрей с остервенением вцепился в ручку и что было сил потянул дверь на себя, то тварь на той стороне с ревом и невнятными криками молотила в деревянную поверхность полотна, намереваясь расколотить его в щепки. Дверь сотрясалась и трещала. Далеко не самые мощные петли стонали, точно их наподдели гвоздодером. Скользкая ручка вертелась в ладонях, будто бешеная, будто вот–вот выскочит. А тогда противостояние закончится. Так или иначе, но резко и, скорее всего, неожиданно.

Все стихло.

Андрей еще несколько секунд продолжал удерживать дверь, пока осознал – с противоположной стороны никто не ломится. Никто не орал, не бился, не пытался разнести все в пыль.

Затаился? Устал? Выжидает, пока глупая жертва поверит в собственное спасение?

Но даже если жертва и не глупа, а вечно так стоять нельзя. Когда‑то дверную ручку придется выпустить. А что тогда? Бежать или ждать, что предпримет любитель кишок? Где‑то на полу валяется нож, Андрей выронил его автоматически.

Он опустил взгляд, осмотрелся. Не сказать, чтобы темно, но видно все равно плохо. Впрочем, нож вроде бы лежит совсем рядом. Наклонись – и подними.

Андрей прислушался. В ушах стоял тонкий писк. Тишина – полная, мертвая.

Осторожно, готовый в любом момент возобновить хват, он отпустил дверную ручку. Замер в ожидании. Ничего.

Хотелось выругаться, выматериться, отплевываясь слюной. Чтобы со всей злобой. Выпустить скопившееся напряжение. Но он молчал, обратившись в слух.

Время тянулось бесконечной, изматывающей чередой мгновений, каждое из которых готово расколоться необузданным бешенством и жестокостью.

Андрей сглотнул, наклонился и поднял нож. Рукоять скользила во вспотевшей ладони.

Сколько можно бояться?!

Он с силой ударил ногой в дверь. Та распахнулась, с грохотом ударилась о стену. В комнате пусто. Абсолютно. Андрей плохо помнил, видел ли в ней какую‑то мебель, но теперь его взгляд скользил по голым облупившимся стенам, по прогнившему полу, потолку в трещинах. Ни человека, ни горы внутренностей.

Андрей стоял, будто обухом ушибленный. Он был готов к чему угодно, но только не к звенящей тишине и абсолютной пустоте. А что же тогда он видел несколько минут назад? Или разум окончательно теряет возможность адекватно воспринимать действительность? Хотя о какой действительности можно говорить в кошмарном сне?

И все же странно. И человек – Вяч это был или нет?

Если все же удастся выбраться из всего этого кошмара в реальный мир, за пределы невидимого барьера, первым делом придется лечить нервы. Андрей до сих пор не мог унять частое сердцебиение. Вроде бы пора уже привыкнуть к окружающему его безумству, но каждый раз страх берет свое.

Андрей покачал головой, вернулся в коридор и остолбенел. В неверном свете рассмотрел две фигуры. Они стояли буквально в нескольких шагах от него – темные, молчаливые. Одна, пошатывающаяся из стороны в сторону, время от времени издавала протяжные звуки, точно что‑то втягивала ртом. Вторая суетилась на полу, будто побитая собачонка пыталась спрятаться за ногами хозяина, но постоянно вздрагивала от издаваемых им резких звуков.

– Вы‑то еще кто?! – выдохнул Андрей.

На этот раз он не боялся. Внутри разрасталось раздражение, требующее выхода.

От его окрика фигура, ютящаяся на полу, сильно вздрогнула, отпрянула к стене, вжалась в нее, закрывая голову руками.

– Нет, не надо! – надрывный женский плач резанул слух.

Глаза Андрея округлились.

– Не трогайте меня… – плач перешел в рыдания, за которым не разобрать слов.

Вторая фигура посмотрела на стенающую тень, втянула воздух, двинулась к Андрею. Одна нога незнакомцу явно повиновалась плохо, оттого движение сопровождалось громким шарканьем. Шаг – подтащить ногу, шаг – втянуть ртом воздух. Одна рука висит плетью вдоль тела, вторая поднята и согнута в локте на уровне подбородка.

Андрей хмурился, силясь рассмотреть незнакомца. Странно, но, несмотря на изувеченную походку и странные звуки, человек казался ему знакомым. Где они могли встречаться?

– Нет! – снова заголосила женщина. – Я сделаю все, что скажешь! Только не трогай меня!..

Ее голос то срывался истеричным плачем, то превращался в бубнящий шепот.

Что им надо?! Андрей не собирался отступать. Хватит! К тому же приближающаяся тень вовсе не выглядит опасной. Напротив – незнакомец явно не в себе. Еле двигается. Может, болен? На всякий случай не стоит его касаться напрямую.

Свет из открытой комнаты высветил лицо тени.

Андрей почувствовал, как подгибаются ноги, а желудок наливается пронизывающим холодом. Конечно, он знал приближающегося человека. Знал, как никто другой.

Кривое зеркало, созданное чьим‑то злым, извращенным сознанием. И в это зеркало смотрел Андрей. Смотрел пристально, не отрываясь. Он видел себя. Измученного, с лицом, исполосованным рваными отметинами; глазами, налившимися кровью и пылающими безумием. Двойник широко улыбался, демонстрируя редкие острые зубы. Весь подбородок запачкан кровью. Но главное – похоже, призрак жрал собственную руку. Ту самую, что держал согнутой перед лицом. Часть плоти на ней уже отсутствовала, виднелись следы от укусов, часть кожи свисала вялыми лохмотьями.

Андрея чуть было не вывернуло. Желудок дернулся вверх, но тут же опал, точно отяжелел под весом наполняющего его холода. Двойник втянул в себя воздух, поморщился, отчего часть правой щеки разошлась длинным разрезом. Он вытянул перед собой покалеченную руку, с пальцев которой стекали капли крови. В горле призрака послышались неразборчивые звуки. Он будто предлагал Андрею угощаться.

За спиной призрака завыла женщина. Без слов, протяжно.

Окровавленная рука дернулась в нетерпении, почти коснулась лица Андрея.

Нервы не выдержали. Он уже не помнил, что только что давал себе зарок не касаться призрака. Тело действовало самостоятельно. Отбить протянутую руку, сильным прямым ударом в нос отбросить противника. Голова того запрокинулась. Раздался громкий втягивающий воздух звук – и двойник с грохотом упал на спину.

Женщина перестала завывать, припала к полу, опираясь на руки, точно готовилась к прыжку. Ее лица Андрей не видел, но чувствовал пронзительный недобрый взгляд.

Ее визг заставил поморщиться. Голова взорвалась острой болью, в глаза будто кислотой плеснули. Андрей отшатнулся, попытался нащупать руками стену, но не смог. Ослепленный и оглохший, он шарил вокруг себя, пятился.

Рядом что‑то загрохотало. Значит, оглох не полностью? Звук втягиваемого воздуха полоснул по коже не хуже острого металла. Сердце разрывалось в бешеном ритме. Во рту появился привкус крови.

Андрей водил перед собой все еще не выпущенным из рук ножом. Как же нелепо, должно быть, он выглядит со стороны. Беспомощная зверушка, возомнившая о себе бог весть что. Вздумавшая тягаться с тем, чье существование выходит за рамки ее понимания.

Лица что‑то коснулось – теплое и влажное. В нос ударил густой запах гнили, отчего в горле запершило. Ноги неожиданно оскользнулись. Мгновение падения – он будто замер в невесомости. А потом грохнулся на пол. Боли не почувствовал, зато ощутил под руками нечто вязкое и тягучее. Нечто двигалось десятками мельчайших извивающихся тел.

Нельзя сидеть! Подняться!

Вонь гниющей плоти не отпускала, просачивалась все глубже в легкие. Андрею даже показалось, что он начинает захлебываться. Попытался откашляться, но тошнотворная вонь сгустилась, прилипла к слизистой, загустела так, что не вздохнешь. Он перевернулся набок. Руки скользили по полу, не находя практически никакого сцепления. Андрей чуть не клевал носом в расплывающуюся перед глазами жижу. Краем сознания он понимал: времени, чтобы прийти в себя, у него нет.

По рукам что‑то поднималось, вгрызаясь в кожу острыми зубами.

И все же вонь делала свое дело. Можно ли дышать, погрузившись на дно ямы с нечистотами? Ямы, наполненной гниющими остатками множества тел, трупные соки которых смыкаются над твоей головой?

Вырваться из сводящего с ума кошмара удалось только тогда, когда Андрею удалось абстрагироваться от происходящего. Ненадолго, всего на секунды. Но хватило даже этого времени. Будто тонущий в бушующей пучине, он попытался взять себя в руки. Судорожные движения лишь усугубляют положение, лишают сил. Они – проводник паники. Успокоиться, отринуть все. Нет ничего, никакой опасности, никакой вони. Он один.

Спокойно.

Дышать. Медленно, размеренно.

Вонь исчезла внезапно, точно кто‑то отворил огромное окно, и порыв налетевшего ветра без остатка унес смрадные миазмы. Извивающаяся масса, успевшая подняться по кистям, заползти под рубаху, – опала и распалась быстро рассеявшимся дымом.

В коридоре никого.

Пусто. Ни следа недавнего присутствия призраков. Ни капель крови, ни скользкой слизи. Андрей отполз к стене, сел. Вид себя самого, вгрызающегося в руку, все еще стоял перед глазами. Желудок крутило, будто туда провалилось несколько кусков собственной плоти.

Что это было? Просто видение ни о чем? Галлюцинация, которая должна напугать? Или же нечто больше? Он глубоко вздохнул. Неужели ему предстало собственное будущее? И не только собственное. В комнате он видел все же Вяча. Значит, испуганная девчонка, свалившая его визгом, – Настя. Отличная компания, ничего не скажешь.

Но почему?! Или из затеи переговоров с детьми–призраками ничего не выйдет?

Из конца коридора по–прежнему лилась веселая и бодрая мелодия.

Вместе приехали в город, вместе сошли с ума? Отличный план на ближайшее время! Но что должно случиться, после чего он – Андрей – зубами вцепится в собственную плоть?

Он посидел еще несколько минут, тупо уставившись перед собой. Мыслей в голове нет, желания идти дальше нет. Даже вставать не хочется. Закрыть глаза – и будь что будет. Плевать на призраков и кошмары. Всего этого нет. Все это лишь сон. Затянувшийся и тяжелый, но только сон. Стоит проснуться – и все снова станет понятно и обыденно. Кому‑то не хватает приключений, кому‑то основательной встряски, кому‑то – ярких ощущений. А некоторым хочется одного – выспаться.

Андрей несколько раз глубоко вздохнул. Заставил себя подняться. Будущее он видел или очередные игры кошмарного города – не так уж и важно. Он будет помнить увиденное, но рук не опустит. В конце концов, он никогда не верил в судьбу. Каждый сам творит свое будущее – мыслями, поступками, решениями. Усталость – не причина все бросить и отступить. И пусть сейчас кажется, что сделать следующий шаг невозможно, что легче все бросить и сдаться. Потом, спустя часы или дни, о собственной слабости будешь жалеть. Но исправить и вернуть утраченные возможности будет куда как непросто.

А потому надо идти.

Андрей осмотрелся. Рядом нет никого. Он прошел дальше по коридору и остановился у двери, из‑за которой доносилась настырная мелодия, коснулся пальцами гладкой ручки. Не пыльная. Повернул, услышал легкий щелчок. Дверь бесшумно отворилась.

Напротив дверного проема, на столе, стоял старый проигрыватель пластинок. Андрей прошел к столу. «Электроника Б1–01» – знакомая модель, из самого детства. Он поднял звукосниматель, отвел его в сторону.

Тишина. Наконец‑то! Незатейливая мелодия успела осточертеть до боли в зубах.

– Плохой, – раздалось из‑за спины.

Андрей резко обернулся. В дверях стояла девочка лет шести. В порядком помятой форме, очень похожей на школьную, но синего и белого цветов. С парой растрепанных косичек, смотрящих в разные стороны, с ободранными коленками и серьезным выражением на детском, перепачканном чем‑то черным, лице.

– Плохой, – повторила девочка – и кулачки ее сжались.

– Привет, – постарался улыбнуться Андрей. – Это твоя комната?

Кивок.

– И музыка твоя?

– Снова кивок.

– Хочешь дослушать? Пластинку заело, я вык…

Она преобразилась в мгновение. Кожа побледнела, пошла синюшными пятнами. Вены вздулись, зашевелились, точно гигантские черви. Глаза провалились парой рваных отверстий, из которых брызнуло что‑то вязкое, зеленоватое.

Она прыгнула к нему. Андрей еще видел ее искаженное ненавистью лицо, когда удар в грудь отбросил его на стол. Самой атаки он просто не увидел. В ушах раздался лающий клекот, тут же сменившийся грохотом и треском разлетающейся на части мебели. В спину что‑то больно вонзилось. Перед глазами ненадолго потемнело.

Андрей невольно вскрикнул, попытался заслониться руками. И вовремя. Смазанное движение – и по рукам что‑то полоснуло.

– Я хочу вам помочь! – выкрикнул он.

Боль пришла не сразу. Сначала в предплечьях появилась тяжесть, и лишь через несколько секунд Андрей застонал, прижимая руки к себе. Кровь густым потоком брызнула на пиджак и рубашку.

Неужели перебиты вены?

Кое‑как Андрей поднялся на колени, скинул пиджак, потом рванул рукава рубахи. Пальцы почти не слушались.

На коже, покрытой алыми разводами, нет ни царапины. Боль, только что сводившая с ума, опала, будто ее и не было.

Андрей с недоверием окинул себя взглядом – кровь на рубахе, кровь на брюках, кровь вокруг на полу. Но новых ран нет.

– Мы слушаем.

Он посмотрел перед собой. Девочка спокойно стояла у двери. Все те же синюшные пятна, те же черные провалы глаз. Прямо из стены вокруг нее появлялись другие дети. Все похожи друг на друга, все смотрят с вниманием и интересом. Странно, но, даже не видя выражения их глаз, Андрей почему‑то не сомневался: он им интересен. Вот только что таится за этим интересом – большой вопрос.

– Говори, – сказала девочка. Из уголка ее рта пролегла зеленоватая струйка. Девочка слизнула ее языком.

Андрей с трудом подавил приступ тошноты. От недавней боли у него все еще кружилась голова, не хватало воздуха. Но вряд ли ему дадут время полностью прийти в себя.

– Я хочу помочь, – промямлил он заплетающимся языком.

Они молчали. Смотрели на него пустыми глазницами. И молчали.

– Много лет назад в этих стенах произошло что‑то очень плохое, – переведя дыхание, начал Андрей. – Что‑то, что сделало вам больно. Вы можете рассказать мне, что случилось? Как вам помочь? Может быть, вы не знаете, но многим людям плохо и страшно. Там, за этими стенами.

Как рассказать им о сумасшествии целого города? Как рассказать о невидимой завесе, возвращающей тебя обратно в город?

– Они больше не хотят играть, – сказал какой‑то мальчик. Он надул щеки, а потом что‑то выплюнул, широко заулыбался беззубым ртом. На полу, у его ног, остался лежать огромный слизень, медленно вертящий из стороны в сторону рогатой головой.

Дети засмеялись.

– Вы с ними играете? – спросил Андрей.

– Да. Они забавные, – сказала девочка, которая первой оказалась в комнате. – Они смешно кричат и убегают. А мы догоняем.

– А еще играем с ними в волшебные картинки, – закивал мальчик. – Им нравятся картинки. Они их сначала смотрят, а потом повторяют. Очень весело. Мы даже соревнуемся, кто придумает самую смешную картинку.

– Когда вы их догоняете – они умирают, – глухо проговорил Андрей. – А ваши картинки для них – кошмары. Страшные сны, которые сводят с ума и заставляют совершать очень плохие поступки.

Дети переглянулись, но особого впечатления услышанное на них не произвело. Некоторые откровенно скучали, пялясь по сторонам, кто‑то старательно ковырял в носу, выуживая оттуда плотные комья темно–красной слизи.

– Почему вы играете с ними? – спросил Андрей.

– Это же интересно и весело, – улыбнулась девочка.

– А здесь вы живете одни? Где взрослые?

– Никого нет. Все убежали, когда мы начали с ними играть.

– Но мы их все равно находим и догоняем, – потряс кулачками мальчик.

– И вам никогда не хотелось покинуть эти стены? Посмотреть мир. Другие города.

– Мы не можем уйти, – буркнула девочка.

– Почему?

Ее лицо исказилось злобой. Рот ощерился в зверином оскале, а по подбородку потекли зеленые струйки.

Андрей отпрянул, ожидая новой атаки.

– Нас не пускают, – прошипела она, делая к нему шаг.

– Кто не пускает? – Андрей понимал, что со своими вопросами балансирует на краю острого лезвия, но отступать поздно. Странно, он‑то считал, что Водино блокируют именно они, а оказывается – сами дети находятся под каким‑то гнетом.

– Они, – девочка неопределенно махнула в сторону окна. – Иногда мы играем в догонялки и кого‑то ловим. Тогда становится легче. И мы почти можем уйти.

– Почти? Все равно не получается?

– Нет.

– А ты быстро бегаешь? – Мальчик поднес руки к лицу, начал грызть ногти.

– Когда вы начали играть со взрослыми в догонялки и в волшебные картинки? – Андрей нарочно проигнорировал вопрос. Похоже, они не понимают, что происходит. Дети живут, если это так можно назвать, одними играми. Играми, которые в реальном мире убивают. И если до сих пор ему удавалось выскальзывать из смертоносных видений, то играть на территории виновников, пусть и невольных, всего этого кошмара – сущее безумие.

– Он хочет увидеть… хочет увидеть… хочет… – послышался громкий шепот. – Я покажу… можно?.. я… нет, я…

– Я покажу, – девочка протянула руку. Вены под ее кожей то вздувались, то опадали.

Андрей стиснул зубы. Он рассчитывал на рассказ, но никак не на что‑то большее. Неизвестность и неуверенность заставляли медлить. И все же он протянул руку в ответ.

Ее кожа была влажной и холодной.

Он будто с головой погрузился в ледяную затхлую воду. Тонкие длинные нити обвились вокруг горла, приникли в нос и рот. Они одновременно и душили, и силились проникнуть внутрь.

Андрей пытался кричать, но смог выдавить из себя лишь тихий хрип. Нити липкими червями свились у него в желудке, добрались до легких – и теперь с остервенением вгрызались в плоть.

А он не мог даже кричать.

Андрей дернулся, пытаясь высвободиться, но тщетно. Черви основательно засели в его теле. Пиршество началось. И главное блюдо – он сам.

Все закончилось столь же внезапно, как и началось. Андрей стоял на пристани, а перед ним мерно покачивался борт речного трамвая. На неровно выкрашенном борту белой краской выведено название «Свежий ветер». От берега к судну перекинут трап, по которому уже идут дети. По одному, держась обеими руками за туго натянутые по бокам канаты. На трамвае их принимает человек в бушлате и фуражке с якорем.

В спину кто‑то подтолкнул.

– Ну же…

Только теперь Андрей понял, что находится в чужом теле. В теле ребенка. А точнее – девочки. Надо думать – именно той, которая вызвалась показать ему все случившееся.

Девочка обернулась – и Андрей увидел женщину. Ее строгое черное платье могло бы состарить и молодую девчонку. Большие глаза из‑за очков в роговой оправе метали молнии.

Глаза! Он отлично помнил эти глаза, но только без очков и вылезшие из орбит.

Между тем, девочка, в теле которой находился Андрей, нерешительно ступила на трап. Тот ощутимо качался под ногами. Волны на озере ходили высокие, отчего «Свежий ветер» то поднимался над берегом примерно на метр, то падал вниз. Заставлять маленьких детей самостоятельно подниматься на борт казалось Андрею преступлением. Им вообще не следовало подходить к воде. В небе клубились низкие облака, сквозь которые иногда проглядывало ярко–желтое солнце. Погода не сказать чтобы грозовая, но уж очень неспокойная.

Человек в бушлате протянул девочке руку. Та поспешно ухватилась за жесткую ладонь, ступила на палубу.

Откуда‑то из глубины речного трамвая доносились звуки недавно слышанной Андреем мелодии – «Вместе весело шагать».

Девочка боялась. Но не смела подать виду. Она продолжала натянуто улыбаться, даже когда мужчина в бушлате потрепал ее за щеку. От него разило спиртным. Не вчерашним перегаром, а какой‑то недавно выпитой дрянью собственного разлива.

Большая часть детей собралась на нижней палубе. Некоторых начало сразу укачивать, но здесь хотя бы нет опасности вывалиться за борт. Девочка тоже спустилась вниз.

Звуки мелодии лились из небольших динамиков, закрепленных под потолком. С динамиков свешивались разноцветные воздушные шары. По пять штук с каждого.

Дети расселись в потертые кресла возле иллюминаторов и смотрели на воду. Андрей хотел было сказать, что как раз этого‑то делать и не стоит, но мог только безвольно наблюдать.

Прошло еще минут двадцать, прежде чем на палубе в сопровождении незнакомой Андрею полной женщины показался веселый человек в бушлате. Как та взобралась на борт раскачивающегося судна – осталось для него загадкой.

При виде женщины дети затихли.

– Все, – кивнула та, обежав присутствующих внимательным взглядом.

– Ну что, ребятня, покатаемся? – осклабился мужчина и смачно хватанул женщину по заду. Та делано нахмурилась и цыкнула на грубоватого ухажера, но было отлично видно – на самом деле она вовсе не против подобного обращения.

Развернувшись, оба покинули палубу.

В динамиках продолжала играть осточертевшая мелодия, в которой Андрею уже слышались похоронные нотки.

Под палубой что‑то несколько раз лязгнуло, потом громыхнуло, и, наконец, двигатель завелся. Сначала неровно, норовя вот–вот заглохнуть, но постепенно набирая обороты, выравниваясь.

– Путешествие к таинственному острову объявляется открытым, – провозгласили динамики голосом полной женщины.

То, что неумолкающая мелодия никак не вяжется с Таинственным островом ее, судя по всему, не волновало.

Судно отчалило от берега. Медленно, будто раненый кашалот, выбралось на большую воду. Здесь качка на некоторое время вроде бы поутихла. Дети ожили, начали обсуждать, кто кем станет, когда все они достигнут Таинственного острова, и кто первым найдет спрятанное там сокровище.

Андрей не смог вспомнить, о каком именно сокровище идет речь. Или под ним ребята понимают таинственный Наутилус? Впрочем, какая теперь разница?

В борт что‑то ударило. Судно накренилось. Над головой что‑то протяжно заскрипело. Раздались испуганные голоса.

Девочка, через которую Андрей наблюдал за происходящим, с силой ухватилась за рукоятки кресла, откинулась на спинку. Она тяжело и часто дышала.

В иллюминаторах потемнело. Только что на волнующихся водах озера мелькали солнечные блики – и вот уже видимость упала всего до нескольких метров.

Гомон тут же стих.

В свете вспыхнувшей молнии вода показалась иссиня–черной. Гром, налетевший следом, будто бы расколол утлое суденышко на части. Треск стоял такой, что заложило уши. Свет под потолком мигнул – и погас.

Под палубой надрывался двигатель, но, судя по всему, его мощности не хватало на то, чтобы справиться с неожиданным волнением.

Очередной удар волны в борт выбил девочку из кресла. Она взвизгнула, покатилась по полу. Рядом тоже кричали. Слышались отчаянные рыдания, тонкие всхлипы.

И над всем этим безумством не прекращалась глумиться мелодия «Вместе весело шагать».

Андрея выбросило из тела девочки, чтобы он смог увидеть происходящее глазами другого ребенка. Потом еще одного и еще. Он чувствовал их страх, впитывал их отчаяние и желание жить. Они тянулись друг к другу, ища хоть кокой‑то защиты. Самые догадливые бросились к двери, но та оказалась задраенной снаружи.

В воздухе запахло гарью.

Андрей внутренне рвался наружу, хотел высадить дверь, но ничем не мог помочь. Для него трагедия разворачивалась здесь и сейчас. Разум отказывался воспринимать ее как факт, давно свершившийся. Надежда, что все еще можно исправить, тлела в озаряемой молниями темноте нижней палубы.

Тлела недолго.

По корпусу судна прокатилась дрожь – судорога умирающего животного. Двигатель под ногами загудел на пределе своих возможностей, а потом его разорвало. Грохот взрыва смешался с раскатом грома. Доски пола вздыбились. Пахнуло сильным жаром.