Текст книги "Мертвые не разговаривают (СИ)"

Автор книги: Максим Субботин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Андрей потерял ощущение верха и низа. Его швыряло по палубе. Он падал на раскаленные металлические части двигателя, его вспарывало обломки досок, его бросало о стены. Он оглох и ослеп, но продолжал чувствовать страх. Продолжал чувствовать боль каждого ребенка.

А потом «Свежий ветер» развалился.

Не хватало воздуха. Снова и снова. Руки и ноги отчаянно бились с озверевшей стихией. Все тщетно. Озеро сполна собирало кровавую жатву.

Андрей еще долго продолжал метаться в беспамятстве и отчаянно раскрывать рот, пытаясь вздохнуть, когда снова лежал на полу в одной из комнат детского дома. Он кричал. По крайней мере, ему так казалось. Уже потом, когда разум все же осознал, что видение исчерпало себя.

– Ты видел все, – издалека донесся до него голос девочки. – Это был праздник. Для нас. Нам было страшно и больно. Мы не хотели уходить. А теперь не можем.

Андрей открыл глаза. Он чувствовал себя мокрым и больным. Руки и ноги сводило судорогой, зубы отбивали чечетку. Комната покачивалась, будто волнение на озерной глади все еще не стихло. Мутная пелена не позволяла рассмотреть детей.

– Вы сказали, что играете в догонялки, – медленно проговорил Андрей. Во рту стоял привкус тины. Он старался тщательно выбирать слова, но догадка только–только начинала формироваться. – И иногда после этого становится легче. Так?

– Когда кого‑нибудь поймаем, – согласилась девочка. – Но не всегда. Легче не становилось давно.

– Я найду того, кто отпустит вас.

– И что?

– Вы сможете уйти.

– Я не хочу уходить, мне и здесь весело! – закричал мальчик, и его поддержали еще несколько голосов. – Нам всем здесь весело.

– Неужели вы не хотите увидеть другие места? – наконец мутная пелена спала с глаз Андрея. Дети стояли вокруг него. От их невидящих взглядов сделалось жутко. – Не хотите поиграть с новыми друзьями? В конце концов, именно вы позвали меня.

Дети переглянулись.

– Телефон. Это вы мне звонили?

В ответ ни звука.

– Мы хотим уйти, – наконец проговорила девочка.

Все же именно она здесь лидер.

– Для того чтобы выполнить обещание, мне надо выбраться отсюда.

Дети молча переглядывались. Некоторые из них качали головами, другие – кивали. Кого больше, Андрей не рассмотрел. Решают, что делать?

– Ты же знаешь, что не сможешь от нас убежать, – девочка наклонилась к нему. Провалы ее глаз, из которых продолжало вытекать что‑то густое и вязкое, поравнялись с его глазами. – Мы играем везде. И в песочнице взрослых, и в своей. Ты первый, кто может гулять и там, и там. Но мы все видим. Мы и тебя видели. Ты не такой, как они. С тобой весело.

Она протянула к нему руку. Андрею стоило немалых усилий, чтобы не отстраниться. Он сглотнул, когда кожи коснулись ледяные пальцы.

– Мы следим за тобой, – говорила девочка. – Каждый день. Мы умеем играть в прятки – от нас невозможно спрятаться. Ты веришь?

– Да… – проговорил Андрей.

– Ты приведешь их всех. А мы выберем того, кто отпустит нас.

Глаза Андрея расширились.

– Выберете?

– Да. Или ты думаешь, что сможешь сам отыскать всех, из‑за кого мы не можем уйти?

– Да, думал…

– Нет. Так не пойдет, – она плотоядно ощерилась. На мелких острых зубах пузырилась черная пена. – Ты хочешь все закончить? Мы закончим. Не бойся. Пострадают немногие. С остальными мы не станем играть. Обещаю.

Слова, которые не должно произносить ребенку; жестокость в глазах, более присущая опытному хищнику; внешность утопленника из фильмов ужасов – все это неправильно. Не должно сосуществовать в ребенке. Пусть даже погибшем много лет назад.

– Они не согласятся, – слова пробивались с трудом, царапая пересохшее горло. – Не пойдут за мной.

– Тогда игра продолжится, – ее голос стал похож на шипение змеи. – Вы все умрете. Один за другим. Игра продолжится, но по новым правилам. Мы узнаем, где они прячутся. А тогда… – в ее глазницах мерно запульсировало нечто, похожее на темную опухоль, – придем за ответом. Отвечать будет каждый.

Андрей молчал, чувствуя, как холодеет спина.

– Я постараюсь, – проговорил не своим голосом.

– Конечно, постараешься, – отстранилась от него девочка. – Теперь иди. Но только один раз. Сломанные игрушки нас почти не слушают, потому могут тебя сломать… случайно… – она тихо хихикнула.

Они закружились вокруг него. Веселый хоровод из Преисподней. И комната треснула. Вернее, треснула сама реальность. По стенам, по полу, по мебели и даже по самому воздуху пролегли трещины, будто кто‑то разбил зеркало и теперь растаскивает осколки.

Трещины не затронули только самого Андрея. Зато по всему остальному пространству комнаты они множились с каждой секундой. Вскоре очертания предметов стало практически невозможно разобрать – калейдоскоп из отдельных осколков, все больше расползающихся друг от друга. А потом они схлопнулись. Все разом метнулись к одинокой фигуре человека. Андрей почувствовал, как каждый осколок вонзается в тело, как они вспарывают кожу, проникают под нее и продолжают двигаться.

Он закричал – и крик растворился в обрушившейся на него темноте.

Глава 12. Последний круг.

Лежать на траве так приятно. Плевать, что на лицо сыплет изморось. Плевать, что ветер холодит кожу. Все это неважно, если вернулся из мертвых. Если всего несколько минут назад утонул.

Андрей поднялся на локтях. Перед ним простиралась спокойная гладь озера. Знакомые очертания берегов, но от самого детского дома не осталось и следа. Больше того, исчезли и остатки мостков, и лестницы.

А ведь он уже почти не верил, что его отпустят. Дети, погибшие в далекой катастрофе, продолжали играть, не осознавая, что причиняют кому‑то настоящую боль. С детской непосредственностью они убивали и сводили с ума, но не видели в этом ничего зазорного. Не месть, не потребности маньяка–изувера – всего лишь игра.

И все же они сами связались с ним по телефону. Больше некому. Сами. А значит, быть может, подсознательно, но желают избавления от бесконечной череды дней, у которой нет будущего.

Андрей полез было во внутренний карман пиджака и тут же спохватился. Пиджак остался в детском доме, на полу. Там же покоится и телефон. Теперь, даже если невольные убийцы и захотят с ним связаться, то уже не смогут. Впрочем, надежды на повторную инициативу с их стороны нет. Сказано и так слишком много. Больше, чем Андрей способен сейчас осознать. Он понимал, что, скорее всего, знает все, что необходимо для спасения – и себя, и других. Знает, но пока не в состоянии собрать из осколков целое.

А вот нож, захваченный с кухни, он все еще продолжал сжимать в руке. Отличный сувенир на память из призрачного города.

Андрей поднял, огляделся. Девственно чистый берег, ни намека на какое‑либо строительство, даже самое незначительное. Странно, почему детский дом существует только в двух версиях Водино? Насколько Андрей успел понять, город дублируется во всех трех измерениях, планах или мирах. Дублируется с какими‑то изменениями. Разные версии развития: благополучное или катастрофическое. Что же позволило в благополучном развитии вовсе избавиться от Бережка? Или в нем просто некому селиться?

Занимая себя размышлениями, Андрей направился к городу. Поначалу он думал сразу отправиться обратно – в деревню уцелевших, но теперь решил задержаться и проверить состояние Насти и Вяча. Много времени это не займет, а спокойствия ему прибавит.

Продрогнув, Андрей прибавил шагу.

Детям призракам нужны совершенно определенные люди. Их желание «посмотреть всех» вполне объяснимо, хотя и неожиданно. Хотят выбрать самостоятельно, не доверяют чужому человеку. Но кого выбрать? Если вспомнить все, что они говорили, то нужные им люди встречались и раньше, но мало. Встреч нет только последнее время. Вряд ли оттого, что так называемые игры заканчиваются ничем. Насколько понял Андрей, призракам все же удается подкараулить кого‑нибудь из аборигенов. Не попадаются именно те, кто так или иначе играет важную роль в детской трагедии. А это значит, что случайных персонажей быть не может. Остается найти связь. Хотя бы для себя.

Нечто такое, что объединит виновных…

Андрей чуть было не хлопнул себя по лбу. Ну конечно: виновные в крушении! Но не только. Если вспомнить газеты с вырезками и полное отсутствие в них информации о случившемся на озере, а также скудную осведомленность жителей деревни, то напрашивается единственный вывод: о трагедии пытались умолчать.

Вот и круг потенциальных «нужных» людей: работники самого детского дома, владелец или арендатор речного судна, местные власти и официальные органы вроде милиции или больницы. А еще Алена упоминала о какой‑то комиссии, которая приезжала разбирать случай с детьми Бережка. Интересно, кто‑то из них еще здесь?

Круг не очень широкий, и входящих в него людей вполне можно найти расспросами в деревне. Если, конечно, выжившие не станут выгораживать своих. Вряд ли, но кто знает.

Главное, чтобы версия оказалась верной, а в круг не вошел кто‑то еще, кого Андрей не учел.

Но если надеяться на лучшее, то трудности остаются все равно. Что, если «нужных» людей несколько? Что, если кто‑то из них находится в группе Погоста? Но самое главное – вся та процессия, которую ему предстоит организовать из жителей разрушенного Водино, будет походить на жертвоприношение. Люди вполне осознанно пожертвуют кем‑то из своих знакомых или близких, чтобы вырваться из замкнутого круга проклятия. Пожертвуют ли? Сейчас, конечно, не самое лучшее время для этических самокопаний, но отрешиться от них вовсе не получалось. Что надо сделать, что говорить, чтобы убедить людей по собственной воле войти в пещеру с разъяренным хищником? Хищником, которого привыкли сторониться, который убивал не раз. Мыслей на этот счет нет. Андрей никогда не видел в себе зачатков дипломата, не умел лавировать между двумя конфликтующими сторонами. Предпочитал говорить то, что думал. Но в сложившейся ситуации подобный подход не принесет ничего. Его в лучшем случае выгонят из деревни взашей. В худшем… четвертуют, распнут… мало ли что придет в голову.

И все же после разговора с детьми Андрей чувствовал себя немного отдохнувшим, будто действительно поспал.

До больницы он добрался минут за сорок и сразу направился в стационар. Появиться на людях в насквозь мокрой одежде, покрытой грязью, да к тому же еще разодранной, его не смущало. Вот только нож он все же оставил на подходе к городу. За все время, что ему попадалось в руки оружие, применить его так и не пришлось. Не считая случая с уродом, расчленившим девушку. Так к чему таскать с собой лишний металл?

Настя расслабленно сидела в кресле, когда он появился. Завидев Андрея, с громким криком бросилась ему на шею.

– Никогда не думала, что буду ждать тебя с таким нетерпением, – проговорила торопливо. – Теперь я точно знаю, что не сошла с ума. Ты снова исчез. Там, на стоянке. И Вяч это видел. Может подтвердить. Смешно, он несколько минут стоял в ступоре, хлопал глазами. Даже…

– Стой, спокойно, – улыбнулся Андрей. – У вас все нормально?

Девушка отстранилась.

– Извини. Просто с Вячем и не поговоришь теперь, а я не могу сидеть молча. Начинаю думать всякое.

– Все хорошо. Так как дела?

– Нормально. Вяч на перевязке. Его не хотели принимать – выписался же. Но он как‑то договорился с заведующей. Ты расскажи, как… сходил? – ее брови сдвинулись к переносице. – Что это? – рукой коснулась его лица.

– А что там?

Андрей подошел к висящему на стене зеркалу. На коже красовались четыре небольших черных пятна. Он попытался их стереть, но тут же отдернул руку – касаться пятен было больно.

– Черт его знает… ударился, наверное. Неважно. Я ненадолго. Только вас проведать, – Андрей вернулся к Насте, сел в кресло. – Выход есть. Я над ним работаю. Очень надеюсь, что сумею разобраться в ближайшие сутки. Продержитесь?

– Конечно… – Настя осеклась. – Вячу все хуже.

– Что такое? Осложнение с ожогами?

– С головой. Он какой‑то агрессивный. Сегодня чуть было не сорвался на санитаре. Еле оттащили.

– Это нормально, – кивнул Андрей. – Вернее, этого следовало ожидать. Он не спал?

– Нет.

– Значит, кошмары сводят с ума даже вне сна. Неприятная новость. И все же вам придется держаться. В крайнем случае – уехать за город. Вне домов кошмаров быть не должно. Хотя бы сможете выспаться.

– Забыл, как Вяч бился в машине? А ведь уехали довольно далеко.

– Забыл, – согласился Андрей. – Тогда, может быть, какие‑нибудь успокоительные? Попросить у врачей. Легкие и чтобы без эффекта сонливости. Но Вячу не говорить – наверняка не станет принимать.

– Я поговорю с врачами, – Настя села рядом, положила руки на колени. Она то и дело поглядывала, то в дверной проем, ведущий в стационар, то на входную дверь. Кроме того Андрей заметил, как несколько раз девушка вздрогнула от казалось бы безобидных звуков с улицы или внутри больницы. – Так что ты узнал?

– Что с тобой? – спросил он.

Настя отвернулась.

– Ничего. Устала.

– Посмотри на меня.

Она нехотя подняла на него затравленный взгляд.

– И так. Что случилось?

– Ничего, правда, – по ее лбу пролегли морщины. – Я боюсь, – выдавила она, наконец.

– Чего боишься?

– Не знаю, – она снова отвела взгляд. – За мной будто кто‑то следит. Все время. Мелькает в тенях, в отражениях, дышит за спиной… Знаю – это полная чушь. Что, скорее всего, схожу с ума. Но ничего не могу с собой поделать.

– Это действие кошмаров, – вздохнул Андрей. – Чтоб им пусто было.

Перед внутренним взором всплыла троица, виденная в детском доме: человек, копошащийся в куче кишок; обезумевшая от страха девица; и он сам – грызущий собственную руку. Мысли совсем не радужные, если учесть, что Настя уже походит на загнанного в угол зверька, а из ее слов выходит, будто Вяч постепенно сходит с ума – звереет. Остается последнее звено – он сам.

– На тебя они не действуют. Почему?

Андрей вздрогнул, вырванный из тягостных размышлений, постучал пальцем по своей голове.

– Возможно, все дело в той бутылке, из мотеля, которая разбилась о мою тыкву. Что‑то и повернулось в ней.

– Знаешь, я глупая и ничего не понимаю, но иногда жалею, что это не в моей голове повернулось.

– По ту сторону Водино не очень приятно, – улыбнулся Андрей.

– А здесь, сидя без дела, сходишь с ума. Я стала нервная, шарахаюсь от каждого шороха, вздрагиваю от каждой тени.

– Потерпи. Чуть–чуть. Я уверен – все уладится. Ну, или мы все сойдем с ума.

– Не смешно.

В ее глазах не промелькнуло ни искры теплоты. Настороженный холод, ни тени улыбки. Очень плохо. Еще полдня – девчонка забьется в самый темный угол и ни за что его не покинет.

– Ладно, ты спрашивала, что я узнал?

Настя кивнула.

Андрей в общих чертах рассказал ей о деревне, о выживших жителях Водино и о детях–призраках. Рассказал и о случившейся двадцать лет назад катастрофе, о своих предположениях и выводах. Он старался не сгущать краски и упускал лишние подробности.

Девушка слушала молча, иногда морщилась. Верит ли? Впрочем, после всего случившегося странно сомневаться в его словах.

– А что будет, когда они получат последнего виновного? – спросила она, когда Андрей закончил.

– Все кончится. Мы уедем домой.

– Ты не понял. Что именно кончится? Какая версия Водино останется?

– Не думал об этом, – Андрей почесал затылок, пристально посмотрел на собеседницу. – Хорошо мыслишь. Но у меня нет ответа. И вряд ли у кого‑то есть. Я могу только предполагать.

– Предположи.

– Не знаю, какая версия останется, но люди‑то уж точно соберутся в реальном мире.

– Надеюсь на это.

– Все будет хорошо, – Андрей взял ее руку в свою. – Зато какое приключение. А кто поверит?

– Никто и не поверит, – одними губами улыбнулась девушка.

Их беседу прервал металлических грохот, раздавшийся из стационара. Следом за грохотом послышался отчаянный женский вопль и тут же рык и неразборчивые ругательства.

Настя взвизгнула. Андрей бросил на нее опасливый взгляд. Та испуганно вжалась в спинку кресла. Глаза расширены, руки остервенело сжимают подлокотники кресла.

– Что за черт? Сиди здесь, хорошо?

Девушка не отреагировала на его слова. Ее всю трясло.

– Настя, очнись! – он несильно тряханул ее за плечи. Взгляд расширенных глаз приобрел осмысленность.

– Никуда не уходи. Ничего не бойся. Я посмотрю и вернусь. Хорошо?

Судорожный кивок.

Не стоит оставлять ее одну, но крики из стационара такие, будто там кого‑то режут.

Он метнулся в раскрытые двери отделения. Женские крики не прекращались, хотя стали тише, превратились в громкие рыдания.

Андрей успел сделать несколько шагов, когда двери одной из палат будто взорвались изнутри. Во все стороны полетели осколки стекла. Из палаты вывалилось нечто, больше похожее на свежую мумию. Нечто передвигалось, шаркая ногами по полу. Одна рука плотно прижата к телу, вторая дергается при каждом шаге.

Андрей поймал взгляд налитых кровью глаз: Константин Иванович – запивший мужик, встреченный ими в мотеле и впоследствии поджегший сам себя.

Странно, что с такими повреждениями (буквально весь перемотан бинтами) он еще способен не то что двигаться, но даже просто быть в сознании.

Обожженный повернулся к Андрею. Глаза под бинтовой маской сузились.

– Ты! – прорычал он, вытянув руку. – Ты во всем виноват.

Из соседней комнаты появились две сестры и Вячеслав. Здоровяк был обнажен по пояс, его раненая рука блестела от мази. Лицо бледное, болезненное.

Константин Иванович повернулся на звук, снова зарычал.

– Опять ты! – в тон ему ответил Вячеслав и отодвинул в сторону сестер.

Обожженный среагировал на удивление быстро. Развернулся, подхватил стоявшее тут же мягкое кресло – и запустил им в противника. Вячеслав только успел поднять руки. Его снесло, с силой вбило обратно в палату. Сестры бросились на пол, завизжали. Их вроде бы не задело.

Андрей метнулся к обезумевшему пациенту. Выложенный плиткой гладкий пол сам подсказал стратегию действий: свалить в подкате. Отличная идея, но неожиданные последствия. От удара по ногам противник повалился лицом вниз. Он даже не выставил перед собой руки – так и рухнул на камень. Раздался влажный чавкающий звук. Что‑то хрустнуло. Андрей быстро запрыгнул ему на спину, заломил назад руки. Не тут‑то было. Обожженный человек будто бы удесятерил свои силы. Он без видимых усилий дернулся, извернулся – и Андрей оказался рядом на полу. Торопливый перекат, чтобы уйти от удара рукой. Хорошо еще, что сила не подкреплена скоростью.

Садануть воскресшего из наркотического сна по лицу. Кулак смачно врезался в скулу. Теперь отпрыгнуть, разорвать дистанцию.

Противник начал подниматься. Андрей кружил возле него. Бил отрывисто, хлестко. Но обожженный будто не чувствовал боли. Повязки на его лице пропитались кровью. Он не рычал, молча хватал руками воздух, пытаясь дотянуться до обидчика.

– Успокойся, – не надеясь на результат, бросил Андрей.

Окровавленный пациент, которого впору помещать в изолятор, наступал медленно, но неотвратимо. Ширины больничного коридора не хватало для свободного маневрирования. А потому тот шел, раскинув руки в стороны и принимая все удары.

Долго такой танец продолжаться не мог. Оказаться зажатым в угол Андрею не улыбалось. Что, если боксерская груша вдруг ожила и намеревается ответить вам за все те удары, что вы нанесли по ней за долгие часы тренировок?

Пропустив увесистую оплеуху, Андрей смог обогнуть обожженного противника и зайти тому за спину. Удушающий захват сложился сам собой. В голове после оплеухи сильно шумело, но уже через секунду этот шум беспокоить перестал.

Противник сначала попытался сорвать захват, но после пары неудачных взмахов с разбегу приложился спиной о стену. Зубы Андрея клацнули, немного прикусили язык, отчего перед глазами полетели черные мухи. Тело на мгновение онемело, руки чуть не разжались. И все же он терпел. Терпел, когда им, словно тараном, молотили в стены. Терпел, когда уже задыхающийся и плюющийся кровью противник рухнул на пол и принялся кататься. Рыча и отплевываясь кровью.

Казалось, схватка длится часы, хотя на деле прошло не больше трех минут.

Обожженный пациент затих как раз тогда, когда пришел в себя и выбрался из палаты Вячеслав. Покачивающийся на нетвердых ногах, с кровоточащим рассечением на лице, он выглядел побитым волком, готовым к бою с любым противником.

Андрей с трудом скинул тело поверженного противника с себя, глубоко вздохнул. Отлично сходил, проверил друзей – ничего не скажешь. По коридору уже шумели женские голоса.

– Вколите ему что‑нибудь, – бросил Андрей в никуда и махнул рукой на бесчувственное тело Константина Ивановича. – А то снова очухается. А кстати, что с ним? Почему такой шустрый? – он сел на полу, прислонился к стене. Прохлада камня приятно разливалась по спине. Руки дрожали. Язык отчетливо саднил. Плохо – распухнет так, что шепелявить начнешь.

Сквозь разрастающуюся толпу медицинского персонала протиснулась Настя. Она бросилась рядом с Андреем на колени, куском бинта промокнула ему рот. Бинт окрасился алым.

– Вот куда ты лезешь?! – почти прокричала она. – Больше всех надо? А если бы он тебя прибил?!

Ее голос срывался. По щекам катились слезы.

– Дурак, – усмехнулся Андрей. – Уже не переделать.

– Дурак и есть! – она всхлипывала, не стесняясь слез. Обеспокоенная, а оттого еще больше испуганная.

Что‑то не так. Возле тела Константина Ивановича нарастала суета. Две сестры куда‑то убежали.

Андрей нахмурился, попытался вслушаться в гомон.

– Дефибриллятор… ножницы…

В горле встал ком.

Настя затихла, как мышь. Даже плакать перестала.

Продолжая опираться о стену, Андрей поднялся, подошел к телу недавнего противника.

– Что с ним? – спросил сидящую на коленях сестру.

Та подняла на него взгляд.

– Остановка сердца.

На несколько секунд Андрей выпал из реальности. В ушах зазвенело, окружающие шумы стихли, растянулись.

Остановка сердца…

– Он умер? – задал глупый вопрос. Спросил просто потому, что надо было что‑то спросить. Вынырнуть из густого ступора.

Сестра не ответила. Ей принесли ножницы, и она принялась разрезать бинты на груди пациента. Вскоре в коридоре появился дефибриллятор.

Искусственное дыхание, непрямой массаж сердца, разряд…

Андрей не очень хорошо помнил очередность протекающих перед ним событий. Он будто выпал из них.

Снова и снова. Попытка, еще попытка.

– Нет… – стоящая на коленях сестра покачала головой, отложила электроды. На ее лице не дрогнул ни один мускул. Или хорошая выдержка, или уже привыкла.

– И так слишком долго пожил, гнида! – раздался тихий голос Вячеслава. Андрей резко обернулся. Здоровяк стоял в шаге от него. Лицо искажено смесью ненависти и брезгливости. – Жаль, ты опередил меня. Ну да хрен с ним. Главное – подох, тварь.

– Зачет говоришь так? – из‑за спины Андрея вышла Настя. – Ему так же не повезло, как и нам.

Неужели страх прошел? Держится прямо, не истерит, как только что.

– Ему не повезло родиться алкашом и мудаком! – выплюнул Вячеслав.

– Себя послушай, – проговорил Андрей. – Как разговариваешь? Не позволяй ярости взять верх над разумом. Посмотри на него, – указал рукой на бездыханное тело. – Он тоже лишился рассудка. Хочешь пойти по его стопам?

– Тебе что‑то не нравится? – Вячеслав оскалился. – Угрожаешь мне?! – в его глазах бушевала ярость. – Между прочим, это ты мог бы сейчас быть на моем месте. Это тебе могли размазывать по руке вонючую дрянь. На тебе бы набухали вонючие гнойные пузыри, как на каком‑нибудь дохлом зомбаке.

– Ты о чем?

– Если бы не я, этот ублюдок, – он сплюнул в сторону Константина Ивановича, – поджарил бы твой зад. Так что не надо указывать, как мне разговаривать!

– За помощь спасибо… Просто пойми, сейчас разговариваешь не ты, а кто‑то, кто проник в твою голову из кошмара. Он сводит тебя с ума.

– Пошел ты со своими призраками! – Вячеслав шагнул к Андрею, встал к нему вплотную. – Это ты наводишь панику. Откуда я знаю, что ты не специально нас сюда завез?! Мы ехали правильно, пока ты не сел за руль.

– Это же глупость! – вскрикнула Настя.

– Помолчи, – остановил ее Андрей, видя, что девушка хочет сказать что‑то еще.

– Вот–вот, лучше помалкивай… – процедил Вячеслав.

Андрей заметил, что собеседник смотрит через его плечо, осторожно обернулся. Из палаты, откуда недавно выскочил разъяренный обожженный пациент, под руки выводили женщину в белом халате. Ее лицо покрывала обильно пропитавшаяся кровью бинтовая повязка. Женщина с трудом переставляла ноги, ее глаза застилала мутная поволока. Дышала она громко, с какими‑то булькающими звуками.

– Но с бабами обращаться ублюдок умел!

Андрей снова перевел взгляд на Вячеслава. Тот смотрел с явным одобрением.

– Пойдем отсюда, – тронул Настю за руку. – И так привлекли слишком много внимания. Разорались на всю больницу.

– Куда это ты намылился? – ощерился Вячеслав.

С улицы послышался звук приближающейся сирены. Еще несколько секунд – и сирена замерла у входа в стационар, стихла. Торопливые шаги возвестили о прибытии местной полиции во главе с уже знакомым Андрею руководителем следственной оперативной группы, с которым он разговаривал в мотеле – как раз после стычки с обезумевшим Константином Ивановичем.

– Снова вы, – проговорил Антон Викторович. Он не спрашивал, а констатировал факт. Никакого удивления. – До сих пор не уехали?

– Не можем, – сказал Андрей.

– Понимаете, у нас хороший городок. Тихий. Мы рады гостям, но не любим шума. Вы же принесли с собой большой сумбур.

– А я просил сопроводить нас из города.

– И что?

– Ничего, как видите.

– Ну, теперь‑то вам придется задержаться, – оперативник осмотрелся, вздохнул. По всей видимости, убийство как таковое его беспокоило не очень сильно. Либо же всецело доверял своим сотрудникам, которые уже рассредоточились по стационару. – Убийство – не шутка. Вы дрались?

– Да. Но…

– Разберемся. В отделении. Там же подробнее расскажете о своих проблемах с передвижением по нашим местам.

Антон Викторович остановил пробегавшего мимо сотрудника:

– Забери пару свидетелей. Мы поедем. Подъезжайте, как закончите.

– Но ему нельзя в участок, – снова показалась Настя.

– Почему?

– Ему некогда… – она смутилась, но взгляд не отвела.

– Действительно? Ничего, для беседы со мной несколько минут найдется.

Девушка посмотрела на Андрея. В ее глазах застыла растерянность. Похоже, страх начал возвращаться.

– Тогда я поеду с вами, – надтреснутым голосом проговорила она.

Оперативник придирчиво окинул ее взглядом.

– Вы не в себе. Здесь для вас самое место.

– Все нормально, – Андрей взял Настю за руку. – Времени вагон. В дороге до участка вздремну. Все равно должен был уходить.

Взгляд Насти прояснился – она поняла услышанное верно. Но понимание всколыхнуло в ней новую волну ужаса. Ужаса остаться снова одной. Похоже, даже среди персонала больницы она чувствовала себя брошенной.

– Надо, Настюх, – Андрей посмотрел девушке в глаза. – Ты же понимаешь. Держись подальше от Вяча, – последнюю реплику прошептал так, чтобы услышала только собеседница. – Надеюсь, за ним присмотрят. Я не задержусь. Обещаю. Веришь?

Настя кивнула, попыталась улыбнуться. Улыбка вышла натянутой, кривой.

– И еще – постарайся не оставаться одна. Попросись в сестринскую, в палату к больным. Куда‑то, где есть жизнь, где разговаривают.

Она кивнула, высвободила руку.

– Как на войну провожает, – усмехнулся Антон Викторович. – Да вернется твой ненаглядный. Хотя убийство… нехорошо.

Андрей кивнул Насте, бросил косой взгляд на Вячеслава, стоявшего в стороне, и направился к выходу. Здоровяк уже не пытался сдерживать бьющее изнутри безумие. Если Настя борется и готова признать свою слабость, то от Вяча ждать подобного уже не приходится. Хотелось верить, что он не успеет натворить бед, пока не разрешится вопрос с возвращением в реальный мир. Но стимулов действовать максимально быстро заметно прибавилось.

А пока надо постараться успокоить дыхание. Схватка выбросила в кровь добрую порцию адреналина, а шок от осознания убийства усугубил его действие. Сердце до сих пор колотилось кузнечным молотом, активно качая кровь. Уснуть в таком состоянии получится вряд ли. Надо успокоиться. И как можно скорее.

Он ошибся. Усталость обрушилась уже через пару минут, после того как сел в полицейский Ford. Странно, Андрей думал, что его повезут в обычном Автозаке или чем‑то подобном. Ан нет. Вполне приличная легковая модель представительского класса – комфортная, с приятным запахом в салоне. Из всех атрибутов полицейской машины – «боевая раскраска» снаружи, видеорегистратор внутри и прочная сетка, разделяющая салон надвое.

Андрей сел на заднее сидение. Вот и посмотрел на мир в клеточку. Пока едешь – есть время подумать о своем будущем. Хотя в такой машине и таких условиях о будущем не думалось. Машина не производила впечатления автомобиля служителя правопорядка. Почти не производила. Андрей не знал, чего не хватает для придания ей должной атмосферы. А может быть, просто нужна модель попроще.

– Можно вопрос? – спросил Андрей.

– Конечно.

– Около мотеля «Отдохнем» работает дворник. Я его видел и в городе. Такой, с жидкими длинными волосами. Сутулится.

– Знаю–знаю.

– Могу я узнать, как его зовут?

– Зачем вам?

– Он очень напоминает мне одного человека. Кстати, из ваших… из органов.

– И что?

– Очень уж сходство сильное. Может, родственники. Всегда хорошо иметь в чужом городе кого‑то, с кем связывает пусть и дальнее, но знакомство.

– Ну и какая фамилия у вашего человека? – скучающе вздохнул оперативник.

– Владимир Рогожкин… – Андрей затаил дыхание.

Несколько секунд в машине царило молчание. Антон Викторович спокойно вел машину, будто и не слышал ответа.

– Вы меня разыгрываете? – наконец спросил он.

– И в мыслях не было.

– Вы назвали имя того человека, о котором спрашиваете. Вот и я спрашиваю – вы меня разыгрываете? У меня тоже есть чувство юмора. Но всему есть границы.

Андрей молчал, судорожно осмысливая услышанное. Как такое может быть? Уважаемый человек из прошлого города оказывается в настоящем обычным дворником – забитым и серым. Всякое бывает, конечно. Но как вообще понимать разделение одного города на две части? В одной части прогресс не остановился, и люди кажутся вполне счастливыми, если не брать в расчет несчастного дворника. В другой же мир выглядит так, словно пережил ядерную зиму. Оба мира живые и вроде как настоящие. В какой же верить?

Усталость брала свое. Глаза закрылись, несмотря на все усилия оставаться бодрым. В салоне машины было тепло, даже душно. Мысли начали путаться. Оперативник что‑то спрашивал. Андрей что‑то отвечал, не особенно вслушиваясь. Засыпая, отчетливо понимал – еще одного круга между городами он себе позволить не может. Слишком резкие изменения произошли в поведении Насти и Вячеслава за короткое время. Слишком опасные.

Из манящей полудремы его выхватил резкий звук бьющегося стекла. Андрей открыл глаза, закашлялся. В салоне автомобиля стоял густой смог. Пахло чем‑то химическим, ядовитым. Глаза тут же защипало.