Текст книги "Мертвые не разговаривают (СИ)"

Автор книги: Максим Субботин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Голоден? – спросил Степан Михайлович.

– Не откажусь, – сказал Андрей.

Староста кивнул и вышел.

– Ты чего боишься? – Андрей подошел к девушке, опустился перед ней на корточки. – Меня?

Только теперь он заметил, что она боса. Разулась в сенях? Стало немного не по себе – он даже не подумал, что может наследить. А ведь действительно, несмотря на уличную грязь, в доме довольно чисто. Деревянный пол – и вовсе блестит. Песком его чистят, что ли?

– Я не боюсь, – Алена подняла голову, посмотрела ему в глаза.

Она боялась. Сильно. Но старательно прятала страх, загоняла его вглубь себя.

Староста вернулся спустя пару минут. Искоса глянул на странного гостя, потом выставил на стол запотевшую крынку, глиняное блюдце с маслом и несколько кусков белого хлеба. Комната наполнилась запахом свежего хлеба. Живот Андрея заурчал.

– Не обессудь за угощение – хозяйка сейчас сильно занята, – без тени извинения в голосе проговорил Степан Михайлович. Он прошел за печь и вернулся с ножом и граненым стаканом.

– Спасибо, – Андрей вернулся за стол.

Он взял в руки нож. Лезвие сильно сточено, но острое. Рукоятка из полупрозрачного пластика, с заклепками.

Молоко провалилось в желудок приятным холодом. Да и хлеб с маслом показались на удивление вкусными.

Первое время, пока он ел, в комнате царило молчание. По всей видимости, хозяин дома ожидал, пока гость наестся и начнет рассказывать. Алена же немного расслабилась, в ее глазах появился интерес.

– А вы почему не едите? – спросил Андрей.

– Сытые, – сказал староста. Он сидел напротив, но его взгляд не был пристальным, не сверлил.

– Мое слово первое? – спросил Андрей, когда немного наелся.

– Да, – кивнул Степан Михайлович.

– Что я должен рассказать?

– Ты не из Водино. Как попал в него?

Андрей не стал юлить и рассказал все так, как случилось. И про туман, и про странную дорогу, которой нет на карте. И про аккуратный городок, который утром не смогли покинуть.

Его не перебивали. Либо верили, либо не желали показывать недоверия. В том месте, где Андрей рассказал о мотеле и отсутствии нормальной сотовой связи, густые брови старосты сошлись у переносицы.

– А как оказался здесь?

– Получил по морде, – усмехнулся Андрей.

– Как это?

Пришлось рассказывать о кошмарных снах. О безумии, после которого просыпаешься с ощущением побитой собаки и кровоточащими ранами на теле. О странных играх зрения, когда на месте цветущих клумб вдруг появлялся голый пустырь. И, наконец, о черных пульсирующих сгустках, которые оказались спасением от кошмарных тварей и дверьми между двумя городами.

Если Степан Михайлович слушал, почти не шевелясь, то Алена нет–нет да бросала на старосту взгляд. Будто желая удостовериться – правду ли говорит странный гость? Но серьезное выражение лица старосты, по всей видимости, успокаивало ее.

Андрей закончил рассказ, а бородатый мужчина с мертвым глазом еще несколько минут сидел, погрузившись в глубокую задумчивость.

– Если бы не видел сейчас тебя, ни за что бы не поверил, – проговорил медленно.

– Я и сам понимаю, что история больше на бред похожа, – пожал плечами Андрей.

– Нет, – покачал головой староста. – Не в этом дело.

– А в чем?

– Твоя одежда, – произнес он. – Она… странная.

Андрей осмотрел себя.

– Такой у вас нет?

– Нет. И уже давно.

– Вы призраки? – ляпнул Андрей и посмотрел на Алену. Та еле заметно улыбнулась.

– Твою историю мы услышали, – сказала староста. – Теперь послушай нашу. А там сам решишь, кто мы.

– Хорошо.

– Но сначала вопрос. Ты сказал, что эти черные двери связывают два города. Что это за города?

– Водино и… Водино. Только один живой и открыт для гостей, вроде меня. А ваш – его какая‑то версия. Сильно запущенная. Почти мертвая. Уж извините.

– Ничего. Возможно, ты недалек от истины. Но начнем по порядку. Мы действительно жители Водино. Те развалины, на которых тебя нашла Алена, – это и есть наш город. Все началось двадцать лет назад, в девяностых годах. Плохое время, плохие дела. Общее сумасшествие добралось и до нас. Только в очень странной форме. Чего мы только ни передумали… – он ненадолго замолчал, пожевал усы. – Мы точно не знаем, с чего все началось. Но в один из дней люди, которые попытались покинуть город, – вернулись. Они рассказывали какую‑то ерунду о том, что не смогли уехать, что постоянно возвращались обратно. С работой в то время стало туго – компрессорный завод, который заложили не так давно, забросили. Люди потянулись на заработки. Кто в Самару, кто в Тольятти. Каждый держался за свое место. Приходилось выживать. Оттого странные разговоры о невозможности уехать звучали плохой шуткой. Если бы не одно «но»: шутка оказалась правдой. Мы много дней пытались выехать за пределы города. Испробовали все: по одному и группой, на всех видах транспорта и пешком, в разных направлениях и в разное время суток…

– Знакомо, – усмехнулся Андрей. – Мы уж думали, с ума сходим.

– Ты не один?

– Нет, со мной еще двое. Остались в том Водино. Ждут, когда вернусь.

– Почему не пришли?

– Так, похоже, я один такой шустрый. А вообще, дело в сотрясении – не сотрясении, но в травме головы. Почти уверен: та бутылка что‑то сдвинула в моей голове.

– Тогда, может… – подала голос Алена, но тут же осеклась.

– Что случилось потом? – спросил Андрей. – Почему город стоит в развалинах, а вы живете здесь? Он обвел глазами комнату.

– В городе нельзя жить, – сказал староста. – Там обосновалась смерть. Да ты ее и сам видел.

– Только слышал.

– Неважно – встречался. Но смерть пришла не сразу. После того как мы оказались запертыми в собственном городе, люди начали меняться. Не внешне, не какие‑нибудь там мутации. Они менялись здесь, – Степан Михайлович постучал по собственному виску. – И здесь, – коснулся левой стороны груди. – Некоторым снились кошмары, некоторые слышали голоса. Люди начали сходить с ума. И не один–два – целыми десятками. Кто‑то накладывал на себя руки, другие начали охоту…

– На соседей?

– На всех. Мы умылись кровью. И это не метафора. Знаешь, сколько человек живет в этой деревне?

– Человек сто?

– Почти двести, включая детей, рожденных уже здесь. Но на момент, когда Водино оказалось отрезано от внешнего мира, было порядка десяти тысяч.

Андрей сглотнул.

– И все?.. – он не закончил вопрос, но староста все понял и так.

– Да. Большей частью – убиты. Мы пытались вычислить тех, кто сходит с ума. Пытались их изолировать. Но уже утром все менялось. Твой вчерашний сосед по лестничной клетке, твой знакомый, даже твоя жена… утром превращались в другого человека. Никакой закономерности, никакой системы. Хотя, возможно, мы их просто не вывели. Не успели вывести. Я уже не помню, но кому‑то из нас удалось найти причину сумасшествия. Вернее, не столько причину, сколько способ избежать потери разума. Все оказалось очень просто – надо покинуть дома и вообще пределы города.

– Уйти в лес?

– Да, как партизаны. Только без возможности вести подрывные действия. Мы обосновались в палатках и каждую ночь выставляли караул. К тому времени, когда Водино опустело, а все сумасшедшие так или иначе умерли, нас осталось полторы тысячи. В последующие два года это число сократилось втрое.

– Болезни, голод?

– Нет, – покачал головой Степан Михайлович. – С этим первое время проблем как раз не было. В городе не осталось живых, но появились мертвые. Не во плоти.

– Твари, на которых я наткнулся в одном из домов?

– Да. Они облюбовали строения. Все. Их не видно, не слышно, они ничем не выдают своего присутствия, а потом нападают. И уже не спастись.

Андрей покрутил в руках нож.

– Это из города?

– Да. Кое‑что нам все же удалось вынести. Но немного. Слишком велика цена.

В сенях послышались шаги – и в комнату вошла женщина. Крепкая, с жестким лицом и напряженным взглядом. Ее глаза пробежали по всем присутствующим, остановились на Андрее.

– Он ли? – голос ее был грубоват, но не неприятен.

– Он, – кивнул староста.

Женщина протяжно выдохнула, покачала головой.

– Позвал бы мужиков. Чего впустую языками молоть?

– Завтра позову. Ни к чему раньше времени обнадеживать.

– А девку на кой притащил? – женщина перевела взгляд на Алену. – Братья‑то кормлены?

– Сами справятся, – проговорила девушка. – Не дети уже.

– Ну–ну…

– Лидия, ты что‑то хотела? – спросил староста. В его голосе не слышалось ноток оправдания или раздражения.

– Машка снова загон разворотила, стерва. Кур потопчет. На завтра оставлять нельзя.

Степан Михайлович с досады прищелкнул языком.

– Ну что ты будешь с ней делать?! Хоть забивай.

– Так чего? Сделаешь?

– Иду, – староста поднялся со скамьи и вышел вслед за женщиной. – Посидите пока, – обернувшись, обратился к Андрею и Алене.

Андрей тупо смотрел перед собой. В комнате заметно потемнело.

В голове звучала единственная фраза: «… некоторым снились кошмары… люди начали сходить с ума…» В памяти сразу возник образ пьяницы, Константина Ивановича, и его безумная выходка с самосожжением. Неужели кошмары способны толкнуть на подобное? Неужели они в силах заставить убить другого человека? На фоне всего услышанного крайне неприятным и подозрительным показалась вспыльчивость Вячеслава. Ожог ожогом, но в характере здоровяка произошли явные изменения. И изменения скверные.

Кулаки Андрея сжались. Возвращаться и предупредить? Хотя бы Настю. А что потом? Долго он сможет скакать из одного города в другой? Долго сможет играть в прятки в призрачном городе? Кстати говоря – а что из себя представляет он?

Вопросы… вопросы. Их стало еще больше. И все они требуют ответов.

– Ален, – повернулся к девушке. – А с чего началась вся эта чертовщина? Я имею в виду не первые симптомы, а причину. Авария какая, метеорит, пришельцы… Что‑то должно быть.

Девушка сидела размытой тенью, потом поднялась, подошла к столу.

– Можно? – указала на крынку с молоком.

– Конечно, – Андрей наполнил стакан.

Алена села на лавку – туда, где недавно сидел староста, взяла стакан, но к молоку так и не притронулась.

– Знали бы точно, наверное, уже что‑то сделали, – проговорила задумчиво. – Предположений много, но толку от них нет.

– Не может же быть настолько безрадостно.

Девушка склонила голову набок.

– Я была совсем маленькая, когда все это произошло. Сама почти ничего не помню. Лучше расспроси Степана Михайловича.

– Его нет. А я спрашиваю тебя. Ты же не боишься больше?

Алена покачала головой.

– А почему боялась?

– Ты очень шумел, там, в убежище. Нас могли услышать. Ты сразу показался мне странным, чужим. Но объясняться было некогда.

– Потому просто решила оглушить?

– Да. А ты пропал. Только что сидел передо мной – и пропал. Думала – ты призрак. Какое‑то новое порождение города. А уж когда увидела тебя у ворот – ноги и вовсе подкосились.

– Моя куртка – она у тебя?

Девушка потупилась.

– Да – успела стащить с тебя. Хотела рассмотреть получше. Я такого никогда не видела.

– И все двадцать лет вы живете в этой деревне?

– Да. А куда деваться?

– Некуда… И все же, насчет причин. Расскажи, что знаешь.

– Хорошо. Но потом еще раз переспросишь Степана Михайловича. Не хочу обмануть тебя в чем‑то.

– Договорились.

– Как говорят, все началось со взрыва храма, – девушка помотала головой. – Нет, не так. То время называют перестройкой, да?

Андрей кивнул.

– Так вот, в больших соседних городах появились бандиты. Как говорят, заезжали они и в Водино. Собирали дань… Так вроде называется. Местные мальчишки насмотрелись на их дела – и тоже захотели почувствовать себя взрослыми и важными. Никто точно не знает, сколько их было. Человек десять. Кто‑то сразу после школы, кто‑то числился в училище. Начали безобразничать. Сначала по мелочи – воровали в основном. А потом понравилось. Не знаю почему, но милиция не трогала их. Ну они и распоясались. До полусмерти избили кого‑то на улице. Одного, потом другого. Налетали всей кучей. Смельчаки… – Алена поморщилась, отставила стакан. На стол расплескалось несколько белых капель. – Все в городе знали, кто хулиганит, но боялись остановить их. Говорят, нашли они себе «крышу»… – девушка немного помолчала, будто пытаясь подобрать другое слово, но не стала. – Один только человек сделал им замечание – батюшка местной церкви. Совсем не большой, да и не восстановленной полностью. Его перевели в Водино примерно за год до трагедии. Восстанавливал храм. Говорят, хороший был человек. Так убили его. Эти вот малолетние гады и убили. Прямо у дверей храма. Зарубили. Но не остановились даже на этом. Вроде как победу праздновали. Прямо там же, в стенах храма. Но не одни. Притащили туда девчонок. Учились‑то в городе все в одной школе. Друг друга знали так или иначе. Но безнаказанность превратила их в зверей. А тут еще и кровь на руках, – Алена коснулась пальцем влажного пятна на столешнице. – Как потом говорили: девчонки стали кричать, одной даже удалось вырваться. Но ее поймали. А потом… – Алена пожала плечами. – Долго издевались. Убили. Что было потом – никто толком не знает. Только в храме взорвался газ. То ли преступники пытались скрыть следы, то ли все случилось по неосторожности. Из компании насильников выжили всего трое. Обожженные, изуродованные, но выжили. На этот уж раз и милиция проявила себя. Только уж ее действия, скорее, спасли ублюдкам жизнь. Горожане разорвать их хотели.

– Да уж – самое время рвать, – покачал головой Андрей.

– А вскоре беда и пришла. Сначала погибли дети – какая‑то авария. Потом начались сны, и город перестал выпускать своих жителей.

– И что? Думаете, все дело в разрушенном храме?

– Да. И в тех девчонках, которые в нем сгорели. Их тела собирали по кусочкам. И полностью не собрали. Хоронили одни головешки. В закрытых гробах.

– История – дрянь, – вздохнул Андрей.

В сенях снова послышались шаги, в комнату кто‑то вошел. Только теперь Андрей обратил внимание: стемнело настолько, что он с трудом видел лицо сидящей напротив девушки.

– На сегодня поздно, – послышался голос старосты. – Наш гость никуда не торопится? Я прошу от имени всей деревни – всех выживших, – он подошел к столу. – Мы нуждаемся в твоей истории – во всех ее подробностях. Твое появление – большая удача. Возможно, для нас не все еще потеряно, и выход есть.

– А сейчас поговорить нельзя? – спросил Андрей. – Я не буду спать. Нельзя. Могу либо снова исчезнуть, либо просто не проснуться.

– Ночью опасно собираться даже небольшими группами, – проговорила Алена. – Даже здесь, за стенами.

– Призраки?

– Не уверен, что это именно призраки, – сказал староста. – Но да – твари, живущие в развалинах. Ночью они становятся активнее. Заносит их и сюда. Двух–трех человек не заметят, но группу обязательно почувствуют.

– Беда… – протянул Андрей и зевнул. – И что мне делать?

– Сейчас подумаем, – Степан Михайлович прошелся по комнате. – Во–первых, Аленка, брысь домой. Не хватало мне потом перед твоей матушкой отчитываться, где пропадала.

– Она и так знает, где, – удивилась девушка.

– Что я сказал?

Он не повысил голос, никаких угроз, но Алена больше не спорила – вышла из‑за стола, попрощалась и растворилась в темноте комнаты.

– У вас есть что‑то вроде кофе или крепкого чая? – спросил Андрей.

– Чай. Травяной.

– Можно попросить? И я, наверное, пойду на улицу. Это можно? В тепле не выдержу – уже сейчас выключаюсь.

Староста отошел за печку.

– Извини, обещал тебя накормить горячим, а обманул, – проговорил из темноты. – Совсем мы от гостей отвыкли здесь.

– И что, за двадцать лет никто не приходил извне?

– Ты первый. Знаешь, я ведь до всего случившегося в местной школе работал. Директором. Скажи мне кто тогда, что придется жить за деревянным частоколом и управлять целой общиной, – поднял бы на смех. Я и во всю эту чертовщину с кошмарами и сумасшедшими поверил не сразу. А уж про призраков и вовсе молчу.

– Почему вы ничего не сделали, когда ваши ученики начали терроризировать город? – спросил Андрей.

Степан Михайлович вернулся с большой чашкой, до краев наполненной душистой жидкостью. Аромат стоял такой, будто оказался на цветущем поле.

– Трусом был.

Андрей отхлебнул чай. В голову точно электрический разряд ударил. Напиток действительно хорош. То, что он привык пить в том, внешнем мире, теперь казалось просто водой.

– А сейчас? – спросил старосту.

– Сейчас? – вздохнул тот. – Сейчас глупо махать палкой и бить себя в грудь. Мы все виноваты в случившемся. Мой вклад в этот котел – самый большой. Мои ученики стали насильниками и убийцами. Значит – я недосмотрел. Я не сумел сделать из них людей. Звереныши – дети своего времени. Правильно говорится: ошибки учителей не так заметны, но в конечном итоге обходятся людям очень дорого.

– Но ошибки можно попытаться исправить. Даже сейчас. Если вы уверены в источнике ваших бед, почему ничего не делаете?

– Делаем. Но очень медленно. Мы пытаемся восстановить храм. Знаешь, в его руинах до сих пор находят останки человеческих тел. Даже теперь. Возможно, все закончится, когда мы доведем работу до конца.

– Что мешает? Времени много прошло.

– Отсутствие специалистов. Да и начали восстановление не так давно.

Андрей допил чай. Удивительно, но напиток действительно бодрил. Лучше всякого кофе.

– Понятно. Могу я посмотреть на эту церковь?

– Утром.

– Это я уже понял. Ладно, не буду вам мешать, – Андрей поднял. – Пойду во двор. Чувствую, ночь предстоит долгая.

Глава 9. Цепи и крючья.

Ночь действительно тянулась нескончаемой пеленой. Впрочем, Андрей коротал ее не в одиночестве. К нему подходили люди – мужчины и женщины. По одному – по двое. Расспрашивали, что‑то рассказывали сами. Но в основном – слушали. Кого‑то больше интересовал сам Андрей с его способностью ходить между двумя городами. Кому‑то пришлось рассказывать о том, как изменился мир за двадцать лет. К тому времени, когда в лесу начало светлеть, казалось, у бродящего по двору гостя успела перебывать вся взрослая часть деревни.

Чтобы не замерзнуть (ночь все же выдалась прохладной и сырой) пришлось периодически бегать между домами. Андрей чувствовал себя полным идиотом, когда разминался посреди самой большой деревенской улицы или отжимался, забросив ноги на сруб, стоящего тут же колодца. Тренировка длиной в восемь часов.

Особенно запомнился визит мужичка лет шестидесяти. Небольшого роста, сутулящийся, с обширной залысиной и длинной жидкой бороденкой. Он подошел совершенно бесшумно, поздоровался, сел на лавку. Андрей как раз недавно закончил очередную пробежку и теперь просто ходил вокруг колодца.

А человек просто сидел и молчал. Он даже не смотрел на гостя. Тонкие пальцы теребили полу длинной рубахи, взгляд устремлен куда‑то поверх стены частокола. В ночной тиши Андрею даже почудилось еле слышное заунывное пение.

Местный сумасшедший?

– Я могу чем‑то помочь? – спросил Андрей.

Странный незнакомец поднял на него взгляд. В неверном свете горящего факела Андрей всмотрелся в узкое исхудалое лицо. Лицо не принадлежало сумасшедшему. Человеку уставшему, возможно, смирившемуся с нелегкой судьбой, но не лишившемуся рассудка.

– Очень хочется верить, что можете, – тихо проговорил он. – Хотя меня берет неуверенность. Мы здесь совсем одичали, хоть и стараемся не потерять человечности. И детишек обучаем. Даже школу небольшую открыли. И все же видно – вы совсем другой. Примет ли нас большой мир? Как встретит?

– Школа – это хорошо, – растерянно сказал Андрей. Он не понимал, зачем пришел этот человек.

– Не буду вам мешать, – незнакомец поднялся. – Простите, если чем обидел. Не со зла.

Андрей проводил его непонимающим взглядом. Пожал плечами.

И все же он вытерпел. Несмотря на усталость, несмотря на участившуюся зевоту.

Ночные разговоры позволили свести к минимуму разговоры утренние. Все так или иначе уже знали, что Андрей собирается посмотреть на восстанавливаемый храм. Все знали, что у него почти нет времени. Люди предлагали любую помощь, вплоть до предоставления собственной головы в качестве подопытного материала в эксперименте по приобретению способностей, схожих с теми, которыми обладал гость. Но Андрей не желал подобных опытов. Местные спали, не испытывая дискомфорта, и уже давно не видели кошмаров. В шанс, что после получения черепно–мозговой травмы они тут же смогут проваливаться в призрачный город, он не верил.

В конце концов, решили начать с церкви, а заодно осмотреть развалины города в целом. Андрей не особенно надеялся на удачу – отыскать что‑то важное, но с чего‑то начинать надо. Наверняка местные жители действительно испробовали все способы вырваться из заточения собственного города. Наверняка успели излазить останки строений. Но они не видели того, что видел Андрей, да и не могли видеть, – клубящиеся темные провалы в призрачном городе. Что, если нечто подобное обнаружится и здесь?

– Держи, – Степан Михайлович протянул Андрею короткий меч без ножен.

– Зачем он мне?

Оружие не выглядело так, будто его дарят в качестве сувенира или простого подарка. Сталь тусклая, с видимыми вмятинами (скорее всего от молотка кузнеца), на острых кромках клинка множество зазубрин. Единственной приличной его частью казалась рукоять, плотно обмотанная кожаными ремешками. Внешне меч больше всего походил на гладиус, только исполненный куда как неумело.

– По лесу и городу без оружия ходить небезопасно, – сказал староста.

– Эта штука способна отогнать призраков? – Андрей взял меч в руку, прикинул в ладони – тяжелый и несбалансированный. Хорошо оружие, ничего не скажешь.

– Нет. Но мы – не единственные выжившие.

– Еще люди? – нахмурился Андрей. Ему не очень понравилось, что от него что‑то утаили.

– Люди? – лицо старосты скривилось, точно от сильной зубной боли. – Это вряд ли. Людоеды. Мы их называем падальщиками.

– Что?!

– А ты что думал? В войну вон людей тоже ели. Особенно в окружении. В том же Ленинграде случаи каннибализма подтверждены документально. У нас далеко не столь сложная ситуация, но и люди другие… слабее духом, что ли.

– И много их? Других?

– Точно мы не знаем. Десятка два–три – это наверняка. Время от времени выходят на охоту.

– Повезло мне… – теперь Андрей разглядывал меч куда более пристально. Оказаться на вертеле ему совсем не улыбалось. А ведь в первый раз он мотался по руинам, не зная ни о призраках, ни о людоедах. И остался жив. В конечном итоге, не без помощи Алены, конечно. Но все же. Удача? И притом большая.

И все же теперь ступать за пределы частокола немного не по себе.

Они вышли после плотного горячего завтрака. После бессонной ночи и холода промозглой улицы еда пришлась как нельзя кстати. Мясо цыпленка, обжаренная в масле картошка, молоко, хлеб, зелень. У самых ворот Андрея окликнула Алена.

– Извини. Это твое, – она протянула ему его ветровку.

Андрей взял куртку в руки, машинально проверил карманы и извлек мобильный телефон – целый, без единой царапины. Значит все же там, у разбитой машины, он сходил с ума, но по–настоящему повредить аппарат не смог.

– Что это? – спросила Алена.

Андрей заметил заинтересованные взгляды окружающих его людей.

– Телефон, – отрывисто сказал он, не собираясь вдаваться в подробности. – Держи, – протянул ветровку обратно Алене. – Сохранишь?

Девушка кивнула.

Андрей сунул мобильный во внутренний карман пиджака, предварительно проверив состояние сети. Как ни странно, но аппарат показывал полный прием.

Ему не нравилось то внимание, какое проявляли к нему жители деревни. К нему не бросались с просьбами, не простирали благоговейно руки, даже в расспросах были сдержаны. И все же он видел их надежду. Надежду на спасение. Человек, который пришел с той стороны, из другого города, из иного мира, одним своим видом олицетворял возможность покинуть замкнутую мышеловку. И именно этого боялся Андрей. Боялся, что не сможет ничего сделать. Так и останется мышью, способной лазить сквозь норы, не видимые другим. Именно поэтому сам старался говорить мало, больше спрашивал. Ни к чему подпускать их близко к себе, ни к чему сходиться. Уже завтра все эти люди могут исчезнуть в очередном мираже или исчезнет он сам.

Но все же он старался выбросить из головы подобные мысли. И теперь, идя по просыпающемуся лесу, ощущал в себе силы прожить еще день. Вряд ли больше. Он заметил, как замедлилась собственная реакция. Окружающий мир словно бы ускорил ход, и поспеть за ним становилось все труднее.

Его сопровождали. Сам староста и еще четыре крепких мужика с копьями и луками. Один из них вчера у ворот деревни оставил Андрею на щеке небольшую царапину. Ночью он, как и многие другие, приходил побольше узнать о неспящем госте, а заодно и сдержанно извиниться.

Они только–только успели выйти из ворот и углубиться в лес, как на тропинке, будто из ниоткуда материализовался ночной гость Андрея – маленький и сутулый. Он о чем‑то перекинулся парой слов со старостой.

– Отец Всеволод пойдет с нами, – обернулся последний к Андрею. – Вы успели познакомиться?

– Отец?

– Моя вина, – заговорил ночной гость. – Я приходил к молодому человеку, да не представился. Я вроде духовника, – он улыбнулся. – Без храма, но с небольшой паствой.

– Что же ночью посидели призраком, ничего толком не сказали? – спросил Андрей.

– Признаюсь, мыслей в голове собралось – не протолкнуться. Двадцать лет, как‑никак. И вот – вы. Услышал Господь молитвы.

По лесу шли молча.

– Если людоедов всего тридцать человек, почему не расправитесь с ними? – спросил Андрей, когда небольшая группа вышла из леса и направилась к развалинам города.

Погода выдалась солнечной. Туман, густой пеленой клубящийся над травой, постепенно бледнел, истаивал. Андрей чувствовал, как капли росы пропитывают одежду, как влага холодит кожу, но это ощущение не было неприятным. Он будто вернулся лет на пятнадцать назад, когда мальчишкой ездил в деревню и с беззаботным восторгом носился по густым полям и лугам. После всех ночных кошмаров и крови он наконец‑то смог почувствовать себя снова живым. Не надо убегать, не надо прятаться и опасаться малейшего шороха, малейшего движения. И пусть это состояние не продлится долго. Оно есть сейчас – и им стоит насладиться в полной мере.

– Пытались – и не раз, – сказал староста. – Но не все так просто.

– Не знаете, где живут?

– Знаем. Примерно. Время от времени они снимаются с одного места и перебираются в другое. Но не в этом дело. Отыскать жилье ублюдков – одно. А вот добраться до них – совсем другое. Окружают свое жилище ловушками. И очень искусно. Среди них был один эксперт этого дела. Мужик неплохой, но с головой не все в порядке. Бывал в Афгане, потом помотался по миру. Поговаривают, служил наемником. Где‑то его сильно прижали, даже пытали. Рассудок и не выдержал. Вернулся домой. Сначала в Самару. Потом перебрался к нам, в Водино. Жил отшельником в частном доме, никого не трогал. А как завертелась вся наша чертовщина, как будто ожил. Собрал вокруг себя народ, что поактивнее, организовал их против нападений сумасшедших.

– Так молодец же, – сказала Андрей.

– Да. Кто хотел под его защиту, должен был подчиняться беспрекословно. За малейшую провинность – показательные побои. До полусмерти. А после них мало кто приходил в себя – врачей‑то уже на всех не хватало. Провинившихся просто выбрасывали на улицу. Поначалу…

– А потом стали съедать?

– Да. Далеко не сразу, конечно. Пока в городе оставались запасы еды, все было относительно неплохо. Мы даже сотрудничали с группой… Погоста. Так он себя называл – позывной из прошлой жизни. Так вот – сотрудничали. Жили двумя лагерями, но у нас не было его опыта и умений, потому приходилось мириться с некоторой жестокостью, чтобы заручиться помощью. Хуже стало, когда закончились запасы еды. Время как раз шло к весне, но снег еще не сошел. Очень трудное время. Приходилось перебиваться с остатков консервов на воду. Варили кору, корни, собирали орехи. Люди отощали. Некоторые умерли. Их хоронили. Никогда не оставляли мертвых среди живых. И вот однажды одна из могил, самая свежая, оказалась разрыта. Прошло время, прежде чем мы узнали – кто и зачем это сделал.

– Погост?

Все восторженное настроение Андрея как рукой сняло. Он невольно начал всматриваться в очертания разрушенных зданий, во все еще размытую кромку леса. Чем больше он узнавал о выброшенном из реальности куске мира, тем тревожнее становилось на душе.

– Он и его люди. Самые преданные, – кивнул Степан Михайлович. – Сначала тайком – вдали ото всех, чтобы не раскрыть своих намерений. Все же запах жареного мяса непросто утаить среди толпы голодных. Короче говоря, когда все открылось, люди были в шоке. Даже те, кто входил в группу Погоста, но не участвовал в кормежке подобного рода. Наш первый и последний переворот. Никто не знал, что у Погоста и его людей имеется огнестрельное оружие. И не обычные охотничьи ружья, которые были и у нас, а «калаши». Заполучить он их мог только в местном отделении милиции. Еще до появления призраков. Держал в секрете находку. До времени…

Перед глазами Андрея будто наяву вставала картинка произошедшего много лет назад. Несколько вооруженных автоматами мужчин отстреливаются от напирающей на них толпы. Кровь потоками льется на снег, прожигает его, заставляет таять. Запах пороха смешивается с запахом крови. Крики людей тонут в канонаде коротких очередей. Глупость и неподготовленность схлестнулись со стальной жестокостью и расчетливостью.

Сколько же их погибло, простых людей, кого судьба выдернула из привычной жизни, пока они научились стоять за себя, пока не адаптировались к новым условиям жизни хищников?

– Они ушли, – продолжал староста. – Ушли, прихватив с собой несколько женщин и мужчин. Всего человек сорок. В течение следующих двух месяцев к ним сбежало еще порядка тридцати человек. Боялись, а бежали. Там, у них, был шанс пережить зиму. Так они считали. Но если одни выживают – другие должны умереть. Иного не дано. Я не знаю, скольких они съели.

– Может, никого? По крайней мере, не убивали для этого специально.

– Не могу сказать наверняка – сам не видел, – пожал плечами староста. – Но спустя несколько месяцев начали пропадать наши люди. Кто‑то уходил сюда, в город; кто‑то в лес или на огороды и поля. Случалось по–разному. Конечно, причиной всего могли служить призраки, но иногда их просто не могло быть рядом. А в конце концов, процесс охоты мы просто увидели. И еще не раз видели потом.

– И даже становились потенциальной добычей, – послышался голос одного из мужиков. – Приятного мало.

Некоторое время шли молча. Андрей пытался для себя понять: как могут одновременно существовать две версии одного города? В то, что сейчас перед ним не призраки и не духи, он не сомневался. Получается: один город застрял во времени и замер в свое развитии, второй же продолжает жить и развиваться. А между ними нечто третье – призрачное, наполненное сумасшедшими мертвецами, не желающими спокойно почить в могилах. Что, если все дело именно в нем? Что, если именно появление призрачного города стало отправной точкой всех бед Водино? Ведь невидимый барьер, не позволяющий людям покидать его пределы, возник одновременно с кошмарами, обрушившимися на несчастных жителей.