Текст книги "Времена былинные. Книга Вторая. Вольные стрелки (СИ)"

Автор книги: Максим Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 35 страниц)

И это тоже правда. Конструкция, что мы собрали в новой мастерской была, кстати, придумана в основном Агной, мы лишь помогли её реализовать её идеи. Причём изначально предполагался достаточно хитрый единый станок с множеством швейных машинок и с паровым приводом. На вход его должны были идти рулоны сосновой шерсти и кудели, с другого конца мы хотели забирать готовую стёганую ткань. Как и многие другие задумки, что планировались на эту зиму, работу над машиной пришлось отложить на неопределённый срок из-за неожиданного прихода беженцев.

– Ну что, пусть привыкает крепостная наша, – подытожил я, – а потом мы её на раздачу пищи поставим, пусть агитацией займётся. Ну, переманиванием под нас остальных. Пошли, что ли, тоже поработаем...

Мы отправились перетягивать брёвна – по нашему заданию люди из лагеря стягивали их к нашим воротам, для своих землянок дров они уже с избытком заготовили. Закончим с этим – примемся за выделку бытовых вещей для потенциального пополнения. Жаль, трактор привлечь нельзя, мы его пока скрывали от пришлых. Поэтому пришлось тягать лесоматериалы по-старинке – верёвки, блоки, мускульная сила...

Два дня после Березы никто не заявлял о своём желании перейти под нашу руку. Люди также работали на заготовке леса, получали горячую пищу в оплату, постоянно расспрашивая о предлагаемых условиях, уточняя неясные моменты. Отправили Березу с её детьми на раздачу продовольствия вечером. Женщину беженцы сначала натурально не узнали – чисто вымытая, чуть поправившаяся, облачённая в новую одежду женщина радикально отличалась от других пришлых. А два её пострелёнка, щеголяющие в новых фуфайках, шапках да штанах с берцами, которые помогали тётке, вообще были приняты сперва за "наших", москвичей. Пока происходил процесс раздачи горячего пайка, Береза и дети без умолку тараторили о том, как им теперь живётся. Народ слушал, что-то про себя обдумывал, задавал новый вопросы. Ответам, полученные от их же бывшей коллеге по несчастью, люди доверяли больше, чем всем моим уговорам и рассказам. Чуть не всю ночь лагерь гудел, обсуждая услышанное от Березы и её детей.

Наш план удался, на утро ещё одна семья из четырёх человек – коренастый мужик, его жена, двое детей мал мала меньше – стояли у наших ворот. За душой у этих переселенцев тоже было немного всего – ведро зерна на посадку, одежда, пара ножей да несколько деревянных вещей, вроде ложек. Их провели по тем же этапам , что и Березу – санблок, документы, заселение, обучение, получение вещевого довольствия. Вещи отобрали в казну, компенсировав их стоимость снижением общего долга. Дядьку нового определили истопником барака да на обработку затягиваемого нами дерева, что рубили за пайку крепостные. Утром – ещё пополнение, три человека, мужик и двое подростков. К вечеру ещё пришли люди, две неполных семьи. Потихоньку наш барак становился реально жилым помещением. Вновь прибывшие пока работали, что называется, "на себя". Обустраивали бараки, убирали их, подготавливали ветки да дрова для выделки пеллетного топлива, обшивали детей, помогали собирать мебель, возились по дереву, выделывая бытовые мелочи для новых потенциальных жильцов. Пока к нам шли те люди, шансы на самостоятельное выживание которых были достаточно призрачными. Вскоре и этот ручеёк закончился. В лагере остались те, кому было что терять – животину, топоры, телегу или лошадь.

Тогда мы запустили "трояна" – отправили обратно пигалицу. Она, Святослав и его сын, Держислав, вообще жили в нашей части крепости. Пленник, которого определили в основательно укреплённый да заколоченный дом на "поправку нервов", не делала ровным счётом ничего, вгоняя себя в долги за счёт содержания. Сын его, Держислав, в основном возле папки крутился, то еды отнесёт, то дров для печки, то одежду заберёт на стирку. Пигалица же, её Велиока звали, помогала по хозяйству нам, на кухне работала да уборкой занималась. Отъелась девушка, чуть раздобрела, а глазищи как были огромные, на половину лицу, так и остались. Она уже и в новом тёплом доме с окнами прижилась, у корельских девушек ночевала, и к кормёжке привыкла, и к бане, и к шмоткам, что мы выдали... А тут по утру объявление для неё, что так как Святослав всю вину на себя взял, то пора Велиооке и честь знать – родителям мы её возвращаем. И слово своё сдержали – нарядили в тот тулуп, в котором она к нам пришла, и отправили обратно в лагерь, в землянку. Та в слёзы – зачем гоните, я вам пригожусь. Объяснили ситуацию. Велиока лицо несамостоятельное, отец у неё глава рода, а с ним мы ряд не заключили. Вот и выходит, что удерживаем мы пигалицу незаконно, а нарушать порядки свои не хотим. Пойдёт род её под нас – пересилим их в барак на общих основаниях. Велиока сопли вытерла, худыми плечиками вскинула на себе тулуп, и решительно направилась в бомжатник. Там крики радости от родни, суженый её пришёл, другие люди девчушку обступили. А Велиока как давай орать да завывать, мол, на кой хрен вы тут сидите, идиоты! Три часа воплей, ещё час шума во всех частях лагеря – и перед воротами крепости стоит небольшая колонна людей во главе с пигалицей, девушка привела семью заключать ряд, идти в крепость. Через ещё пару часов – новое пополнение, жених её нарисовался с родственниками. А потом и другие люди пришли. Ручеёк людей опять возобновился. Всех в барак, оформлять документы, на санитарную обработку, вещи да ресурсы в казну, кормёжка и назначение на работы. Через ещё несколько дней и этот поток иссяк – самые стойкие да обеспеченные остались. Мужики, что не пошли под нас, резонно надеялись справиться сами, так новые крепостные сказали. Они хозяйства крепкие держали, да и ресурсов с собой взяли не в пример больше. Однако даже они надеялись на помощь Москвы – туго пришлось людям.

Задействовали новый рычаг давления. По утру объявили новые границы делянки для вырубки, дальше от предыдущего. Пайка же оставалась та же, утренняя и вечерняя кормёжка. Сено же если надо для животины – рубите больше деревьев. Оставшиеся в лагере откровенно приуныли. Сильно поредели ряды беженцев, могут не справится оставшиеся не под нашей рукой люди с заданиями, не смогут отрабатывать продукты и корм для лошадей. На то и был расчёт – те роды, что остались, были крепкими хозяйственники. А значит экономику любого действия понимают если не на уровне наших расчётов, то просто за счёт жизненного опыта. И представить себе последствия переноса вырубки вполне себе могут. Утром следующего дня у ворот стояла телега, с лошадью и привязанной к транспортному средству парой коз. Потом ещё семейство пришло, и ещё. Последних жителей бомжатника идти под нашу руку заставил выход на работы в лес нашей первой рабочей команды. Оценив скорость, с которой обеспеченные топорами и верёвками, накормленные люди стали вырубать новую делянку, последние беженцы поняли – деваться некуда. Через пару дней опять делянку перенесут, и доступ к горячей пище и сену совсем прекратиться – не смогут оставшиеся люди конкурировать с нашими командами. Народ из числа беженцев перешёл под нашу руку почти полностью.

Хлева пополнились новой животиной, лошадки появились и телята. Мы поначалу их вообще за коней приняли, но то потому, что их в телегу запрягли. А оказалось, что это бычок и телочка, сосем молодые, рога еле видны, вот наши и перепутали. Пришлось нам новых хлев оформлять – телят и лошадей в него определить. Овцы и козы в своём живут, в отдельном строении – птичнике – гомонят пернатые. Семена, что захватили с собой беженцы, пошли на пополнение посадочного материала, этим Буревой занимался. Одежда их в основном на выделку бумаги, уж очень изношенная была. Кожа да тулупы – на ремни и прочие поделки, ножи да топоры – в металлолом. Сопротивление такому разбазариванию железа удалось преодолеть достаточно просто – демонстрацией нашего инструмента. Местные орудия труда достаточно узкие и маленькие, экономит народ металл. Да и качество хромает, правка и заточка требуется постоянно. Ну а мы показали набор "Мечта лесоруба" – комплект из пил, топоров различного назначения, домкрата, лопаты, лома, скобеля для снятия коры. Мужики попробовали справу, почесали репу и только руками развели – своим "бесценным" инструментом они бы этот объём работы до морковкиного заговения делали.

С ножами же было сложнее. И свои демонстрировать пришлось, и на богов ссылаться, и на законы, и просто угрожать тем, что расторгнем ряд – была такая возможность прописана в договоре. Люди же уже чуть прижились в новых тёплых домах, привыкли к кормёжке гарантированной, и терять этот бонус ради призрачных понятий о том, что без ножа только голь перекатная шастает, не собирались. Тут нам сильно бабы помогли. Они капали на мозги своим мужикам о том, что , мол, ряд расторгнут – станем мы той самой голью перекатной, но с ножом. Последовала череда скандалов по этому поводу, и мужики, скрипя зубами, согласились и на требование разоружиться.

К середине марта переехал весь лагерь, кроме того парня, что дровами на митинге интересовался. Молодой, бойкий, он так и остался жить в своей землянке. Я поспрашивал людей, кто такой, почему не идёт. Оказалось, горшечник, приблудный, три года только на прежнем месте жил. Лет двадцать ему, пришёл на лодке малой в своё время, да и остался у их гончара в подмастерьях. Его так и звали – Горшок. Вообще же со специалистами среди беженцев было туго, сплошь крестьяне. Оно и понятно – чем больше во время эпидемии взаимодействуешь с людьми, тем больше шанс заболеть. Кузнецы, травники, знахари, торговцы – полегли чуть не в первую очередь, особенно те, у кого иммунитет слабый был. Те же, кто сидел на своих запасах, да носа из избы не высовывал, выживали чаще. Горшка же, по словам моих крепостных, спасло то, что жил он себе на уме, и делал в своём сарае на продажу посуду да поделки, а его мастер, горшечник, сам их продавал. И жил Горшок на рабочем месте, там же в сарае. Начался мор, ремесло встало, Горшок чуть не до самого выхода из деревни проторчал один в своём сарае, достаточно нелюдимый парень был. И он был единственный ремесленник, доживший до похода на север.

Выяснив подноготную, пошёл поспрашивать последнего беженца о его планах. Ну не хочет человек на моих условиях в крепость, что я теперь сделаю? Нашёл его на пляжике, тот сидел на брёвнышке и подставлял едва тёплому мартовскому солнцу лицо, щурился и улыбался.

– Здорова, Горшок. Так тебя называть можно?

– Да называй, только в печку не суй, – усмехнулся парень и посмотрел на меня.

– Ты тут у нас один остался, в лагере вашем, не в крепости, – я присел рядом с ним, – почему так, не скажешь?

– А чего говорить, – он опять поднял лицо к солнцу, прищурил глаза, – у тебя сытно, как люди бают, да тепло. А воли нет, сам говорил. А мне воля – это всё, я как потеплеет, плот себе сделаю, да пойду дальше, места пустые искать.

– А то, что долг твой на остальных раскидают, не переживаешь?

– Не-а, я человек приблудный, остальные на меня и не надеялись.

– Ну тогда скоро прощаться нам придётся. Сам понимаешь, я условия одинаковые для всех поставил.

– А я задерживаться не собираюсь, – широко улыбнулся Горшок.

– Плот-то как рубить будешь? Да вязать? – от этих слов парнишка посмурнел, сделать плот без инструментов было сложно, – Может, помочь тебе? Не просто так – за совет.

– Совет? А что за него?

– Если дельный будет – брёвен дам, верёвок, гвоздей да еды в дорогу. А то и лодку замастырим, чем леший не шутит. Но то от совета зависит. Ежели никак не поможешь – Ну а если – тогда сам крутись, – я хотел собрать местный опыт обработки глины.

Мы-то вроде научились делать многое, и кирпичи выходили, и посуда. Но вот качество да предсказуемость результата была на уровне "фифти-фифти". Или добрый кирпич, что не всякой кувалдой разобьёшь, или наоборот – чуть не в руках рассыпается. И многочисленные опыты с разной глиной, водой, песком, их пропорциями множились чуть не в геометрической прогрессии – уж слишком разнообразной была сырьевая база. Ну а если под рукой есть вроде как специалист в этом деле – отчего бы не воспользоваться? Тем более, что крепостные его считали отрезанным ломтем, и даже на то, что долг его на всех раскидали никак не отреагировали. Чужой Горшок для них. Да и прирост долга был мизерный.

– Секрет какой выпытать хочешь? – чуть настороженно поинтересовался парень

– Да мне секреты не нужны, так, пара мыслей дельных. У нас с глиной проблема. Мы кирпичи из неё делать-то научились, посуду тоже, режимы подобрали, огонь нужный, время, но как-то не та они себя ведут. Мы по-разному пробовали, но не получается таких, как я хотел, и так, чтобы гарантированно. Ощущение такое, что одни воду в себя берут. А сильнее греем – лопаются. Другие механические нагрузки не держат, третьи – резкие перепады температуры. Может, глянешь? Глаз-то у тебя намётанный...

– Я не понял, что ты там говорил. Но гляну, чего не глянуть? Мы добрым людям завсегда поможем, – Горшок встал с дерева, улыбнулся – особенно если они нам в ответ тоже поспособствуют. Пошли, что ли?

– Прямо сейчас? – я тоже поднялся, – Ну если время у тебя есть, то пойдём. Глаза, правда, я тебе завяжу, не обессудь.

– Да я знаю, сказывали люди, как вы свои секреты бережёте, – гончар ехидно улыбнулся.

– Да мы не секреты охраняем, мы провоцировать, ну, делать так, чтобы мысли дурные в голову лезли, не хотим. Народу-то много, я их всех не знаю, как себя поведут, если странное увидят – тоже непонятно.

– А у тебя много странного? – мы шли к крепости, Горшок шёл за мной.

– Да хватает, – я завязал ему глаза, – пойдём, вот тут аккуратно...

Привёл Горшка в нашу "Палату мер и весов". Тут у нас образцы наших экспериментов, с описанием свойств да технологии получения. Развязал парню глаза,тот зажмурился после повязки от яркого света. Начал проводить Горшку экскурсию:

– Вот смотри, мы эту глину возле болота брали, два часа её при температуре... ну средним образом прогревали. А вот эту – в два раза больше, при том же огне. По твёрдости эта лучше получается, первая, но размокает больше, а вторая – хрупкая, но воду не пропускает... Ты слушаешь? – я вынул голову из книги с описанием технологий.

Горшок стоял, пальцем задумчиво водил по стеклу. Потом перешёл на полки с книгами, затем к образцами глины, камня, земли и песка:

– Вот из этого поделки хорошие получаются, – ткнул Горшок в один камешек, – а вот этот если с тем вместе жарить, может медь выйти, а вот этот...

– Ты ж вроде гончар? По камни-то откуда знаешь? – удивился я.

– А мне отец рассказывал. Он знатный мастер по камню, у него учился, да нас в семье много было, почитай десять человек, я средний. Как подрос – пошёл на сторону ума набраться, да своё дело хотел. На Ладоге не взяли в ученики-то, пришлось дальше идти, вот у гончара и очутился. Думал, поработаю ещё и с глиной, да и дальше пойду, может, устроюсь.

– Вот тот камень, из которого медь получается, я вот тут нашёл, но он там один был, – я достал карту, развернул на столе, – а второй – здесь был, таких много там...

– Это что за рисунок? – Горшок ткнул пальцем в значки на карте, которыми мы обозначали различные найденные образцы, – а это что? А это?

– Да вон видишь номер, ну, тоже рисунок возле камня нарисован? – я показал на полку с образцами, – а вот в книге написано, каким значком обозначаем. Смотришь на карту, видишь значок, смотри в книге какой номер на образце. Ну или наоборот, ищи в образце, потом в книгу, потом на карте ищи. Все просто.

– И впрямь. Забавно! – Горшок погрузился в карту и книгу.

Так, сдаётся мне, эксперта по глине мы потеряли. Вон как увлёкся, не оттащишь.

– А с глиной что?

– Ты какой песок брал? Глину? Сколько? Воды сколько перед лепкой? – не отрываясь от карты, Горшок засыпал меня вопросами, – А это вот, голубая линия, ручей, значит?

– Ну да, ручей, – я рылся в технологических картах и диктовал ему пропорции.

– Смотреть надо, не пойму я по-твоему.

– Ну давай искать тогда, – я полез в подвал, доставать ещё образцы.

До вечера Горшок щупал песок, глину, потом ещё воду попросил, которую мы используем! Налил ему из чайника – мы такую в глину кладём, кипячённую. Потом из того же чайника пили отвар, а Горшок диктовал мне приблизительные пропорции. Затем и до опыта дошли – в лаборатории нашей под изумлённым взглядом парнишки мы с Буревоем "выпекали" образцы для тестов, ломали и грели их до ночи на испытательном стенде. Получилось, помог Горшок. Теперь у нас есть технология для получения огнеупорных и строительных кирпичей, состав глины для посуды и поделок. Закончили уже в темноте.

– Спасибо тебе! Помог, иди в столовую, я сейчас бумагу выпишу, тебя там покормят. Хотя нет, сам отведу, – я протянул повязку.

По дороге Горшок спросил:

– А можно я завтра ещё приду? Забавно тут у тебя всё, посмотреть охота.

– Ты же вроде на волю собирался, в пампасы? – я ухмыльнулся.

– А может и туда кривая выведет, – Горшок тоже улыбнулся, – в пампасы эти твои. Камни у тебя хорошо лежат, удобно. Смотреть хорошо...

– Да смотри, в принципе,– я пожал плечами, – особенно если есть что ещё рассказать да посоветовать. Чтобы не за "так".

– Хм, и то верно, – задумался Горшок, – ладно, так тому и быть. Расскажу.

Так наладили контакт с Горшком. Тот жил в землянке, но к нам ходил каждый день. Потом пришёл, с вопросами:

– У тебя камней нет под некоторые значки, значки есть – а камней нет.

– А их мы значит использовали, было у нас и такое. Только записи и остались.

– А может я сгоняю, да принесу? Только скажи что – а то не дело это, когда значок есть – а камня нет.

– Перфекционист, значит. Ты птица вольная, делай что хочешь, можешь и камни таскать. Камни... Птица вольная... – что-то на грани сознания мелькнуло, я посмотрел на Горшка.

Мужик как мужик, молодой только. Борода, глаза весёлые, крепкий такой. Ему бы гитару – будет похож на... О! Точно!

– Слушай, птица вольная, про камни-то. Я так понимаю, ты к нам не пошёл, потому что работа тебя не устраивает, и свободы мало? Так?

– Ну да, я ж говорил. Мне бы в поле или в лес, или вон с камнями возиться да и с глиной тоже неплохо. Были у меня мысли... – Горшок начал было говорить, но я его прервал.

– А если я тебе предложу другие условия? Не в плане лучше чем у других, не правильно это, да и не по Закону. А если на постоянной основе ходить да камни те собирать? Геологом быть хочешь?

Вот что за мысль мелькнула у меня, понял, наконец-то кого он мне напоминает! Геолога! Ну там гитара, палатка, костёр...

– Вот прям ходить, да собирать?

– Ну, не только собирать, описывать ещё да свойства разные изучать. Потом на карту наносить, на рисунок тот большой. Объем их указывать, сколько взять можно, под землёй тоже искать придётся.

– Так прям в лес и отпустишь? – Горшок улыбнулся, – Одного?

– Дружище, я тебе по секрету скажу – мне ваша банда вся вообще до лампады. Отработаете долг – идите кто куда. Я всех в кучу собрал-то с одной целью, чтобы быстрее это было, а то возись тут с вами. Ну а тебе такая жизнь, я смотрю, не по нутру, свободы хочешь. Ну так договоримся – я тебе инструмент, палатку, карту, припасы. Ты "в поля" – а потом мне доложить, что да где нашёл. И тебе свобода, и мне польза. Оклад, плату месячную, положим, квартиру дам, в столовую ходить будешь, когда не на выходе. Походил, мне отчёт, тебе выходные, по количеству дней работы в лесу, делай чего хочешь. Потом опять "в поле" – красота! Ты как?

– Забавно! То есть я тебе камни собираю да рассказываю про них. И делаю что хочу. А ты меня за то кормить будешь, – Горшок улыбнулся, – тебе с того какая выгода? Тоже камни любишь?

– Не, мне они для дела нужны. На повязку, пойдём покажу.

Парень мне, если честно, нравился, чисто по-человечески. Такого силой удерживать или угрозами – бессмысленно, а вот делом интересным занять – может и получиться. Потому и привёл его в дедову химическую лабораторию. Буревоя не было, он с крепостными работал. Показал Горшку лабораторную посуду, кислоты да печки малые, объяснил, зачем это всё. Перешли на камни, рассказывал, как мы их обрабатываем по всякому да чего полезное получаем.

– ... И ты мне камень принесёшь, укажешь, что их там много. А мы из них бац! – и свинец получим! Или олово там, или краску какую. Вот и выгода моя.

– Забавно. Я подумаю, – Горшок нацепил повязку на голову, мол, веди меня в землянку.

Горшок выждал несколько дней, всё ходил, присматривался.В итоге всё таки согласился. Оклад у него такой же, как у других, только с командировочными, доплатами за полевые выходы. Но на первый выход он пойдёт ещё не скоро – пусть пока грамоту освоит, счёт, карту, да и коллекцию наших минералов опишет, расскажет про них то, чего я не знаю. Сделали под это дело систему пропусков между крепостями, пока доступ в неогороженную часть второй крепости и первую крепость был только у Ладимира, Держислава и Горшка. Остальные пусть у себя сидят, привыкают. Польза от Горшка проявилась почти сразу, он в одном из камней опознал какой-то минерал, из которого олово получить можно. Я-то этот металл аж с Ладоги тащил, мы просто не успевали все эксперименты с образцами провести. Горшку чуть долга списали, и отдельно оговорили, что если что-то особо ценное найдёт – будет дополнительная награда к окладу. Много найдёт – много и получит. Из-за этого долг его быстро уменьшаться будет, и геолог вольным быстро станет. Такая вот дополнительная мотивация. Хотя, судя по его горящим глазам, Горшок ещё долго нас не покинет, даже получив свободу – уж очень интересно ему работать с образцами да картой.

Когда все, кроме Горшка, переселились в крепость, мы посчитали испытательный срок для наших крепостных законченным. Они и впрямь уже сами себя обслуживали и небольшую пользу нам приносили. Теперь можно и дальше двигаться, окончательно закрепив положения договора, который Москва подписывала с новыми людьми. По нему они все становились полностью крепостными. Никакого негативного оттенка это слово тут не несло, просто означало, что они живут в крепости. Работа же, и выплата долга регулировалась отдельным рядом с каждым родом-семьёй. Ради пущего эффекта, момент окончания испытательного срока оформили торжественно, а переход в новый статус решили сдобрить одобрением высших сил. Наших богов – Перуна, Сварога, Озерного Бога – крепостные уважали, но больше требы клали Ладе и Дажьбогу. Первая была покровительницей весны, пахоты и сева, сельскохозяйственная богиня такая. Второй отвечал за Солнце, свет и плодородие. Такие вот пересекающиеся функции у сил мистических. Идолы новых богов поставили к уже существующим, их пока железом отделывать не стали – не доросли ещё новые небесные покровители до уровня Перуна и Сварога. А вот символ Озерного Бога Ладогомора оделся в чугун, корелы окончательно и бесповоротно влились в число свободных граждан Москвы.

Получилось у нас на Перуновом поле пять идолов, стоящих спиной к спине. Мы под это дело подвели теорию о московском пантеоне богов. Перун теперь отвечает за небесную стихию, и, как самый мудрый и опытный бог, за знания и науку. На Свароге – стихия огня да всё, что касается ремесла во всех его проявлениях. Озёрный Хозяин, соответственно, за стихию воды и всё, что с ней связано – торговлю, рыбацкие промыслы, лодки. Транспорт, кстати, на него же повесили, речные да озёрные пути тут намертво с перемещениями связаны. Лада покровительствует всему живому – людям, животным, растениям. Дажьбог отвечает за землю и аграрный сектор.

Крепостных собрали на поле, все дали клятвы нашим и своим богам, глава каждого рода поставил кровавый отпечаток на документах, людям исправляли паспорта, вписывая в них новый, постоянны статус. После формальной части, перешли к торжественной. Я толкнул речь с описанием пантеона богов Москвы. Само собой, не преминул воспользоваться ситуацией и продемонстрировать своё статус среди сил мистических. Снял шапку, и, продемонстрировав всем красную пятиконечную звезду с серпом и молотом внутри, заявил:

– Вот теперь все боги в сборе!

Народ не понял – пришлось разъяснять. Один лучик – Перун, второй – Сварог, третий – Озёрный Хозяин и так далее. Народ сначала проникся, но потом нашёлся один особо умный товарищ, который узрел на своей шапке другой символ – квадрат. Такой был значок для крепостных.

– А у нас почему не так? – послышался крик из толпы.

– Ну давай подумаем. Вы все живые? Да, и уголок, что Ладу символизирует – присутствует. Вода да лодки вам знакомы и привычны? Знать, и Хозяин Озёрный вам не чужд. Пожрать вы горазды, – послышались смешки в толпе, это хорошо, – в том вам Дажьбог в помощь. Ну и ремеслу худо-бедно обучены, топорами машете – а это Сварога покровительство...

– Выходит, без Перуна жить будем? – тот же голос из толпы прервал меня.

– А так и получается! Знаний о том, как в Москве жить, у вас нет. Науки никакой не знаете, да и ума у многих, судя по всему, не хватает, а то бы по норам в своём лагере не прятались до последнего, сразу бы под нашу руку пошли, – я оглядел чуть насупившихся людей, – но то не страшно! Ум да знания – дело наживное! Как только станете такими, как мы – звёздочка на шапке и появиться. А мы вам в том поможем!

Народ загудел уже одобрительно, перспектива была приятной.

– А воинов кто благословлять будет? – задал вопрос бывший вояка, что раньше под Святославом ходил.

– А все и будут! – вступил в диалог Кукша, – воин должен быть живым, накормленным, обеспеченным ремесленным оружием и бронёй, транспортом в виде лодки или коня, и самое главное – наукой побеждать! Вот вам и Лада, и Дажьбог, и Сварог, и Озерный Хозяин, и Перун!

Пасынок снял свою шапку, показал аналогичный моему символ на кокарде:

– Серп и молот, знаки труда крестьянского и ремесленного, цвета пота пролитого на поле и в мастерских. В звезде всё находиться – под защитой богов наших земледельцы да кузнецы ходят! – распалялся мой пасынок, – Красным цветом внутри залито – а это готовность за людей, землепашцев да кузнецов, кровь пролить!..

– А вокруг чего красным всё покрашено? – кто-то ткнул рукой в наш флаг.

Он новый. Крепкой краской нарисован, звезда да серп и молот посередине. Старое знамя заботливо уложено на вечное хранение с летописью. Мы основательно готовились к присяге крепостных.

– Красный вокруг почему... – чуть тише сказал Кукша, но потом в голосе его зазвенела сталь, – А потому, что если враг какой нас обидит, то мы его уничтожим в любом месте, даже там, куда наши боги длань свою не простирают! На любом расстоянии от Москвы, сердца нашего, кровью врага землю оросим!! Нигде, ни под какими богами противникам нашим не спрятаться!!!

Одобрительный гул донёсся в ответ Кукше. Речь его понравилась людям, зацепила. А пасынок молодец, подумал я про себя, выкрутился, придумал, как символ, что родился в результате попытки хоть как-то разнообразить нашу жизнь, истолковать на пользу общества.

– Теперь знаете вы, что знаки наши да знамёна обозначают, – сказал я вслух, – время придёт – и на вас звёзды наши красные появятся, и мудрость Перунова на вас прольётся. И обязанность родину свою, Москву, защищать – тоже появиться. Чтобы как Кукша сказал всё было, чтобы нигде противник наш не спрятался. Теперь всё. Праздничный ужин – а завтра на работы, долги перед казной отрабатывать да уму-разуму набираться.

Все ещё немного погомонили, обсуждая услышанное, и отправились к крепости. Ко мне Юрка подошёл:

– А у нас почему треугольник был? – спросил корел.

– Хм, как тебе сказать... – я лихорадочно придумывал ответ, ну не говорить же ему, что просто так получилось, "от балды", – У вас получилось что Лада, Дажьбог да Озерный Хозяин вроде как с вами были. Живые вы, в огороде копошиться умели, рыбу удить. А вот Перун с мудростью его да Сварог, с ремесленными навыками – это уже мы вам привили, до этого они ваши требы да просьбы не очень воспринимали, не в их компетенции вы трудились.

– Хорошо хоть кругом не обозначили, – съязвила Лада, подошедшая к нам.

– А если ни одного лучика – это вообще как? – задался вопросом Буревой.

– А я не знаю, если честно, – сказал я, – живые-то все вроде...

Вот под такую теологическую дискуссию мы и добрались до Москвы. Завтра новый день, сложный – мы собирались организовать самостоятельную работу крепостных внутри и за приделами крепости. Наружу отправятся команды на лесозаготовку, внутри – работа небольшими группками над первичной переработкой сырья и прочим. Сейчас, когда проблемы переселения схлынули, мы хотели перевести рутину, ведение хозяйства, большей частью на крепостных. Сами же думали заняться разработкой нового, исследованиями, обучением, планированием работ и общим руководством. Собственно, из этой задумки ничего не получилось.

Знал бы я с чем мы столкнёмся, триста раз бы подумал перед тем, как отказываться от современного этому времени способу ведения хозяйства. Как просто было бы всё! Мы им – дом да кусок земли, они нам – "белку с дыма" да налог трудовой, в виде общественных работ. Нет же, понесла нелёгкая заниматься устройством нового общества!

Как только наши крепостные чуть освоились в домах, подкормились, отошли от шока, вызванного походом сквозь мороз и пургу, на край света, спасаясь от эпидемии, начались проблемы. Поначалу небольшие, потом – более серьёзные, а дальше комок трудностей только нарастал. Какие там науки да исследования! Тут бы с текучкой разобраться! Причём не хозяйственной – общественной да социальной! Чуть не каждый день новые сюрпризы!

То Обеслав прибежит в выпученными глазами. Он им про календарь рассказывал – обсмеяли наш способ ведения времени. Мол, в недели семь дней – вот умора! Кто ж так живёт! Да ещё выходной этот ваш, воскресенье! Вообще – бред! Не говоря уже про то, что месяцев-то не двенадцать, а больше, и количество их в году – плавает! И леший бы с их убеждениями – но у нас весь план производственный под наш календарь заточен. Пришлось разъяснять. Не воспринимают – календарь тут сельскохозяйственный, много на природу завязано, зачем формальности придумывать какие-то? Да ещё и мистику приплели, тут смена дня и ночи по части богов проходит. Всю ночь тыкал им в звёзды, читал лекции, рассказывал о движении тел небесных, как сутки да года образуются. Не, не понимают. Пришлось ссылаться на мистику. Ткнул в ночное небо, безапелляционно заявил о том, что календарь наш чуть не лично Перуном спущен, и мы его по звёздам считаем. Они-то как наши, пятиконечные, только далеко. А, следовательно, с учётом Перуна и прочих богов, что символы наши образуют, только по звёздам и можно считать неделю, как и длительность дня и года. А ведь семь дней – это не просто так! Каждый день в неделе в честь блуждающих звёздочек назван – Марс, Юпитер, Сатурн, Венера, Меркурий, Луна да Солнце. Причём все эти тела небесные по-разному двигаются, и только Солнце чётко выходит и заходит каждый день – в честь него и воскресенье, как неотвратимая необходимость отдыха, существует. Ну а двенадцать месяцев потому существует, что у всего на свете есть начало, середина и конец. Следовательно, и у каждого времени года должно быть также. Сезонов четыре, каждому по началу, концу и середине определите – и получите по три месяца на весну, осень, зиму и лето соответственно. Каждый день есть утро, полдень, и вечер, вот и тут так получается. Март начало, рассвет весны, апрель середина дня, ну а май уже вечер получается. А названия странные потому, что вы мне сами говорили, что время есть божественная суть, и не с вашим свиным рылом в высокие материи лезть! Сказано – январь, знать, не просто так Перун такое имя выбрал, и вам тому сопротивляться не след! Вот такую базу теоретическую подвёл под календарь, натянув сову на глобус. В смысле, ошмётки знаний по астрономии и истории учёта времени из будущего, обильно сдобренные отсылками к богам местным, на наши, Московские символы да понятия.