Текст книги "Времена былинные. Книга Вторая. Вольные стрелки (СИ)"

Автор книги: Максим Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

– Не ваше дело! – разговор сразу не задался, военный с мечом нас отбрил.

– Так, что значит не наше дело? Это наша земля! – не нравится мне такие переговоры, надо бы его на место поставить.

– Была ваша – стала наша, – вояка взялся за рукоять меча и с вызовом посмотрел на меня.

Кукша тоже положил руку на эфес, дед напрягся. Я понял руку – с крепости Веселина по заранее оговорённому плану выстрелила в основание моста за стоящими военными. Те отреагировали нервно – схватились за оружие и стали затравленно озираться.

– Земля эта наша, у нас по этому поводу договор с Новгородом есть, – попробуем перевести договор в дипломатическое русло, – вы здесь чужие. Поэтому или мы с вами договоримся, или ищите себе другое место.

Вояка с мечом расправил плечи, с пафосом произнёс:

– Нам теперь Новгород не указ, Гостомысла нет, мы теперь сами по себе.

– Вот те раз! А куда он делся?! – я уже вроде как привык к тому, кто руководит нашими соседями, а тут такие новости. Революция у них, что ли?

– Умер Гостомысл, как мор... – начал было говорить молодой воин по правую руку от их главного, но тот его оборвал.

– Мы теперь здесь сели, наша то земля. Не нравится – вояка злобно оскалился, – прогони.

– И прогоним! Мы... – Юрка тоже вступил в разговор, но его оборвал уже я.

– Так, не знаю, что вы там себе думаете, но свою землю мы защитим. У вас есть неделя, семь дней, подумать, да в порядок себя привести. Вас поход вымотал, а мы не звери. Потом или по Законам нашим живите, или проваливайте. Но если нарушите наши порядки – будете наказаны. Я всё сказал.

– У вас свои законы – у нас свои. А наказать, – опять недобро усмехнулся военный, – наказывайте, если сможете.

Он повернулся и направился в лагерь, его спутники пошли за ним. Другие пришлые суетились, разводя костры и ставя навесы. Военный с мечом оставил часового у мостика со "своей" стороны заводи. Мы пошли в крепость, сегодня, по ходу, разговоров больше не будет.

– Неделя – не много ли? Как бы не набедокурили... – дед осмысливал переговоры, – А то если по лесам шастать начнут, грабить и разорять нас станут – не справимся. Даже если переловим – охранять кто будет?

– Да и сам понимаю, что много их, – я вздохнул, помогая закрепить засов на воротах, – но пока не пойму, что с ними делать. В таком количестве. Вроде и жалко, чисто по-человечески, но и рисковать, оставляя возле крепости рассадник заразы, не хочется.

– Как теперь быть? – Кукша тоже "переваривал" непривычную ситуацию.

– Пока будем наблюдать, а там посмотрим. Посты усилить, теперь два человека днём, два ночью.

– Надо по Уставу каждые шесть часов менять, по два человека, восемь на день, раз в два-три дня дежурить каждый будет, – прикинул Кукша.

– Нормально, дозорным главное сигнал подать, а не атаку отбить, если эти, – я махнул в сторону, – вдруг на стену полезут. Зачем-нибудь...

Три дня нам дали примерную картину нашего положения. У нас под стенами поселился то ли притон, то ли бомжатник, то ли лагерь беженцев. Хотя, скорее, всё-таки второе. Пришлые мужики, понукаемые вояками, начали разбредаться по окрестностям, и тащить к себе в лагерь все, что не приколочено. На второй день мы опознали в досках, из которых они мастерили свои хибары, нашу промывочную машину с болота, и все сараи, которые мы там организовали. Вышли опять на переговоры – и вновь были посланы. Мол, если твоё имущество, что ж ты его не охраняешь? А раз не стережёшь – значит, не ваше оно вовсе, а первого, кто его нашёл. Я ещё раз пригрозил пришлым, на что был послан вторично. На утро нашли разобранным мост через ручей. Проинструктировал дежурных, что если кто вдруг сунется к лодке – стрелять на поражение. Ночью проснулись от дикого крика – таки нашёлся смелый, полез к баркасу. Дежурил Кукша, он его и приголубил из винтовки. Грабители подошли в составе группы из пяти человек, одному из них он и прострелил ногу ещё на подходе к нашему плавсредству. Остальные рисковать не стали, ушли, захватив с собой раненного.

А дальше началось еще хуже. Пришлые выламывали и вырубали парой топоров лес на месте стоянки, загадили всё, что можно и нельзя, разукомплектовали сено, которое мы для лосей оставили на поляне в лесу. Теперь к людям на стене добавился ещё и парный патруль днём, который на лыжах пытался сдержать устремления пришлых разграбить окрестности. Несколько раз были стычки – в патруль ходили пацаны и мужики, включая меня. В стычках никого не убили, так, отпугивали выстрелами. Все они проходили по одному и тому же сценарию. Мы шли, например, на разработки соли, там была наша пара сараев, заставали там с десяток человек, которые уже вытаскивали из строения лотки для выпаривания, разбирали на лесоматериалы сарайчики. Четыре-пять выстрелов в землю в быстром темпе приводили нападавших в чувство, ими обычно командовал один военный, он и уводил людей. Мы пытались забрать то, что не украли пришлые, и тащили в крепость. Помимо прочего, кто-то пытался проникнуть за стену, об этом узнали по окровавленным тряпкам, оставшимся на колючей проволоке. Мы закукливались, сосредоточившись на обороне Москвы. Люди из бомжатника нам устроили натуральную осаду, хотя и без боевых действий.

Всё же время, что мы не проводили в дозоре, совещались на тему того, как поступить с пришлыми. Да, мы собирались по весне привозить людей, но! Мы-то детей планировали брать, и воспитывать в соответствии с нашими принципами. А толпу голодных, взрослых людей мы точно не ожидали! Вот и впрямь, хочешь насмешить богов – расскажи им о своих планах.

Через шесть дней такой нервотрёпки я собрал совещание:

– Граждане! Пришло время подвести итоги. Что у нас по численности пришедших? Половозрастной состав? Кто руководит? – задача подсчёта входила в обязанности наблюдателей на стене.

– По тому, что мы видели, там сорок-пятьдесят семей. Всего народу двести-двести пятьдесят человек. Точнее не подсчитаем. В основном – мужики, взрослые дети, старше десяти на вид, баб меньше, стариков, маленьких детей, совсем мало, или они в землянках своих сидят и не высовываются, – Зоряна сводила итоги всех наблюдений, поэтому сейчас и докладывала, – военных шесть человек. С семьями трое, двое помоложе, у самого главного, по нашим наблюдениям, семьи нет тоже. Лошадей у них штук десять, коров пяток, овец да коз два десятка.

– По ущербу, который они нанесли?

– Ничего, что было снаружи крепости, у нас, считай, не осталось, – констатировал дед, – даже соль выгребли из кормушки лосинной, и сено. Да ещё и на поля наши засматриваются. Свои хотят вдоль Перунова поля делать.

Я выгнул бровь.

– Размечали пару раз, выжигать будут, – дед поделился наблюдениями, – мы так тоже раньше готовились к палу.

– Понятно. С кем-нибудь поговорить удалось?

– Нет, никто, кроме воинов, с нами не разговаривает. Если кто пытается – дружинники сразу пресекают, а сами больше лаются, – Юрка вступил в разговор.

– Кстати, они мужиков своих не вооружают? Только шесть с оружием ходят?

– Да, у мужиков только колья да топоры, но последних только три. Там из воинов самый опасный с луком – ловко он с ним управляется, – Кукша прояснил ситуацию с мобилизационным резервом пришлых.

– Народ, как думаете, уйдут они? – я постучал костяшками пальцев по столу.

– Нет. Иначе бы силы не стали тратить на землянки, навесами бы обошлись, – дед ответил за всех.

– А почему они крепость нашу не испугались? – Юрка впервые не чувствовал себя в безопасности в Москве, о чём пару раз нам обмолвился.

– Думают, скорее всего, что мы или варяжская стоянка, или для торговли место, – прояснил дед вопрос, который мучил и меня, – сам посуди. По виду крепость у нас большая, значит, в ней куча народу быть должна. А его нет! Нас-то они тоже посчитали давно. Да и полей наших для большого населения мало. Значит, думают они, тут варяжская или мурманская стоянка. Они такие делают, иногда. Ставят крепость, оставляют дружину малую для охраны. По весне приходят, и используют постройку как основу для набегов и торговли...

– Передовая база такая получается, так? – перебил я Буревоя, тот согласно кивнул, и продолжил:

– А потому и не хотят они с нами говорить. Думают, мы тут так, для охраны. Вот когда большая дружина придёт – тогда и дела вершить можно. С ней они и будут об условиях договариваться. Ну или просто попытаются нас убить или выгнать из города, и самим за стенами сесть. В нашей-то крепости даже от большой дружины отбиться можно.

– Примем это за основную версию. Значит, они будут атаковать или просто выдавливать...

– А загадили все вокруг – чтобы мы, значит, побыстрее от запаха убежали, – подала писклявый голосок Смеяна.

Все грустно посмеялись, это несколько разрядило обстановку. Но потом все замолкли – ситуация была серьёзная.

– Ладно. Положим, атаку мы отобьём, выгнать себя из города тоже не позволим. Приезда же большой дружины они не дождуться, это факт. Но и сидеть до весны рядом с этим бомжатником что-то мне не улыбается... В таких случаях как словене поступали? – спросил я у деда.

Буревой задумался:

– Ежели сами пришли, никто их не звал, то под руку голова деревни их взять может. Земли выделить, за долю в урожае.

– А если не согласятся на такое? – подала голос Лада.

– Перебить мужиков могли или похолопить. Распродать или под ряд силой загнать, – выдал дед.

– Лис говорил, сейчас рабство в Новгороде не в чести, – вставил я

– Тогда сложнее. Если по землям новгородским ходили такие пришлые, то Гостомысл тем занимался. Дружину по зиме собирал, и как за мытом шёл – новые деревеньки, что на новгородской земле появлялись, под себя брал. Если словене или кривичи селились. А если чужие забредали, да под руку не шли, и мыто платить отказывались – тогда один путь, в рабы. Таких могли и мурманам продать, и под Новгородом селить... – закончил мысль дед.

– И много таких ты видел? – уточнил я, – Ну, в рабстве да холопстве?

– Нет, – честно признался дед, – пока их словене примучивали, убивали многих, сопротивлялись если пришлые. Баб покрасивше да парней покрепче брали, детей ещё, для услужения и помощи. Стариков и остальных... – дед сделал жест, который показывал, что с людьми, что были бесполезны в качестве рабов и невольников, особо не церемонились, – Мурманы так же делали, свеи. Скандинавы вообще рабов мало брали, только особо крепких...

– ...А остальных – в расход, – добавил я.

– Так и было, – подтвердил дед, над столом воцарилась тишина.

Люди, малость отвыкшие от мира за пределами крепости, переваривали услышанное. Мы тут в тепличных условиях живём, а снаружи бушует дикая эпоха раннего Средневековья. По глазам вижу, вспомнили все данов, убийства да грабежи.

– Выходит, если мы по обычаю местному поступить хотим, есть два варианта. Или они под нас пойти согласятся, или чуть не всех в расход, а тех, кто выжил – в рабы, – высказался я, люди за столом продолжали сидеть молча, – Кто за второе – рабов брать? Из тех, кто выживет...

Руку никто не поднял. Пострадавшие от данов люди, чуть расслабившиеся от хорошей жизни в Москве, уподобляться разбойникам не хотели. Хотя право на то у нас было по всем местным традициям.

– Значит, будем под себя их гнуть. Загнём – на землю посадим... А как тогда они жить будут, Буревой?

– А как хотят, – пожал плечами дед, – Гостомысл таким землю давал, наш глава – тоже. Те жили сами, а с урожая ему треть отдавали, или меньше, по-разному. Да на работы их привлекали общинные, тын править, землю общинную обрабатывать, или для дружины дрова да бревна таскать.

– И получим мы под боком абсолютно неуправляемую толпу людей, которая живёт, как хочет, делает, что леший на душу положит, своё уклад соблюдают и на наш болт кладут...

– Это как? – влез с вопросом Юрка.

– Потом объясню. Ладно, пусть даже так. Посидят они, поля распашут где попало, чуть в себя придут, отогреются и отъедятся, посчитают нас внимательно. Поймут к концу лета, что помощи к нам не придёт, и что тогда?

– Нас порежут – вопрос был риторический, поэтому на него быстро ответил Кукша.

– Точно. Бунт устроят и займут крепость. Отобьёмся мы от такого? Ну, в принципе, может и да. Хотя если они ходить бесконтрольно будут, то засаду устроят один раз, мужиков вырежут, а баб и детей – похолопят, – я рассуждал вслух, родственники на мои слова согласно кивали, – мне такой расклад не улыбается. При таком развитии событий, мы носа из Москвы показать не сможем, да будем непрерывно только обороной заниматься и спать в полглаза. Все согласны? Ага, вижу, что вы тоже так думаете. Значит, селить их на земле по местным обычаям мы их не будет. Кто – за?

Лес рук, народ единогласно отказался создавать возле Москвы деревню, населённую пришлыми.

– Варианта у нас тогда два, если мы их убивать не будем. Или прогнать их попытаться, или как-то под себя подмять, но на наших условиях. Первый осуществим?

– Не думаю, – высказался дед, – уставшие они. Голодные. Пойдут дальше – все сгинут. Проще счастья попытать в атаке на крепость или в долгой осаде, ну, как сейчас. Тогда хоть кто-то выжить сможет.

– Тогда переходим ко второму варианту. Подмять под себя. На каких условиях? Сейчас мы устроим мозговой штурм. Ну, толпой быстро будем думать, как мы видим наше с ними сосуществование. Как с этим определимся – приступим к другому этапу планирования. К нашим действиям по "загибанию" пришлых под себя. Ну, давайте в темпе, кто чего думает по поводу взаимоотношений с пришлыми, если мы себе под руку возьмём?

Сначала потихоньку, а затем всё активнее, народ начал набрасывать идеи. Я их записывал карандашом, черкал на листах, пытаясь выделить основное, исключить или подправить противоречивые предложения. Через час шкуру неубитого медведя мы поделили – мысль о том, как мы будем строить взаимоотношения с потенциальными подчинёнными жителями Москвы окончательно оформилась.

– Смотрите, граждане, что у нас вышло. Мы хотим, что люди, ушедшие под нашу руку, трудились, там где скажут и таким образом, какой мы им определим. Всё, что наработают – сдают в общую копилку. Из неё мы их кормим, поим, одеваем и содержим. При этом жизнь мы хотим их контролировать до такой степени, чтобы бунта на было и безопасность наша под угрозой не оказалась. То есть, необходимо заселить их компактно, и в таком месте, чтобы в случае чего можно было легко перебить вновь прибывших. Так? Так. В этом новом месте они должны правилам нашим подчиняться, законам и порядкам. Но влезать в их дрязги да разборки мы не будем, пусть сами решают свои внутренние противоречия. На ком жениться, как богам поклоняться – нам это до светильника, если Законы и "Трактат" соблюдают. На нас лишь суд при нарушении порядка, и наказание, если вина их будет определена. Все согласны?

– Если так сделать попытаемся – разбегутся вскорости, – предупредил дед.

– А нам то что? – пожал плечами Кукша, – пусть бегут.

– Но тогда глупо как-то получается, отожрутся на наших харчах – и тикать, – заявила Леда, – а нам потом запасы восстанавливать.

–Тоже верно, – поддержал я барышню, – если уж под нашу руку пойдут, пусть сначала отработают своё проживание. Хм, это, кстати, мысль неплохая. Давайте так поступим. Ежели мы их под себя примучим, надо в такие условия поставить пришлых, чтобы нам это дыру в запасах не пробило. А вот когда возместят нам все затраты – тогда и сваливать могут, на все четыре стороны.

– Это если захотят, – уточнил Юрка, – а то и приживутся...

– Это тоже верно. Мы же всё равно собирались людей брать дополнительных. Да, не таких и не так, но и отказываться от этого "недоподарка" судьбы, тоже не след. Но и разбежаться смогут – факт, – я задумался.

Чем можно удержать людей, заставить их подчиниться? Силой? Не наш случай, разорвёмся мы охранять их постоянно, пришлых в десять-двадцать раз больше, чем нас, прыснут в разные стороны – не поймаешь. Да и как должно выглядеть подчинение силой? Расстрел каждого десятого по средам? Избиение каждого второго по субботам, "шоб боялись"? В тёмную при неподчинении кидать массово? А нам "в ответку" люлей не отсыплют, толпой не задавят от такого? Да и темница того и гляди набьётся, виртуальная, и что – кормить да поить их, пока не надоест? За свой счёт?

В кандалы заковать? Да ну, бред какой-то. Много тут они нам тогда наработают? Да и с детьми и бабами чего делать? Тоже в наручники? Я, конечно, далеко не пацифист, жизнь в этом времени заставила по-другому на многие вещи взглянуть. Но просто представив себе унылую колонну оборванцев в колодках, идею эту отбросил. Значит, ни силовым методом, ни путём физического ограничения перемещений мы людей не удержим, а если и не разбегутся – то толку от них мало будет. Да ещё и партизанить начнут, освобождая друзей да родных, мстя нам за побои да убийства...

– Кстати, Буревой, – отвлёкся я от своих мыслей, – а как тут с кровной местью? Ну, за убитых родичей что сделать могут?

Дед в красках расписал перспективы, издалека пошёл. Начали про преступления и наказание, закончили вообще леший знает чем. Убийство человека или причинение ему увечий, не позволяющих в последствии прокормить себя, считалось достойным поводом для мести по праву крови. А вот воровство там, или мошенничество – нет, ибо там и финансовым возмещением ущерба обойтись можно. Осуществлялась месть родичами, которые образовывали условный "кровный союз", то есть, далеко не каждый, например, троюродный племянник двоюродного дедушки, мог мстить, а только относительно близкие люди. Хотя под раздачу наоборот, могли попасть многие, а не только убийца. При этом без кровавой бойни обойтись тоже могли. Например, виру взять большую, или человека, взамен ушедшего к предкам, в свой род забрать из племени обидчика. Такое осуществлялось по договорённости между главами общин, или единолично, представителем власти. Это если оба рода, участвующие в конфликте, под одной рукой жили. Ими же по массе условностей и неписаных правил определялась сама возможность "убить в ответ". Ну там, если твою честь задели, а за это ты по жбану обидчика до смерти упокоил, то такое могли посчитать смягчающим обстоятельством, и обязать убийцу заплатить только штраф.

Да, были и исключения, при которых мстить никто не шёл. Война – одно из них. За убитого в битве дружинника родичи не кидались вырезать соседнее село. Это считалось как бы риском выбранной профессии. Однако если, например, дружина чужая по землям племени-врага идёт, и мирное население геноцидит, то тут мстили – только в путь! То есть пограбить да девок попортить малость, угнать народ к себе да на землю посадить – это вроде как в порядке вещей, а вот убийство и увечья мирного населения могли привести к тому, что обиженные хлеборобы доставали свои луки да рогатины, собирали все окрестные сёла и множили захватчиков на ноль. Поэтому такое старались во время войн между соседями не практиковать – опасное занятие, можно и на голову короче стать. Были даже прецеденты, когда за излишнее насилие над мирным населением захватчики своих воинов примерно наказывали, или плату за обиду давали. Это как раз для того, чтобы мстителей не плодить. Но такое больше было, если война между похожими или родственными племенами велась.

С чужаками из дальних стран особо не церемонились. Как, впрочем, и они сами не сильно парились угрозой вырастить мстителей. Расстояния и транспортные возможности местные таковы, что ходить из Новгорода к свеям, чтобы осуществить вендетту за убитого дедушку, никто не станет. Как, впрочем, и особо искать, кто из словен прибил какого-нибудь мурманского вояку, что этими землями шёл "типа торговать". Понятное дело, если потом пути родственников обидчиков и пострадавших пересекались – начиналась кровавая баня. С этим, кстати, были связаны особенности местного рабовладения и захвата людской добычи. Если "походники", варяги да викинги, нападали на деревню, то людей вырезали, а немногих рабов брали с таки расчётом, и продавали в такие страны или племена, чтобы сам налёт остался без свидетелей и потенциальных мстителей. Так и наши рыбаки-корелы "под раздачу" попали. Село под нож пустили, а ребят бы продали на западе мурманам или свеям. И потом, после конфликта, те же грабители-даны чинно-благородно торговали бы с роднёй наших рыбаков, делая удивлённые и озабоченные лица при их рассказах о каких то уродах, что корелов из их рода на ноль помножили. Такие вот гримасы Средневековья.

Вторым исключением из правил кровной мести было убийство по приговору суда. Представителями власти, коих выбирали из своей среды общины, имели такое право, и должны были применять его на благо всего общества. Понятно дело, что и злоупотребляли, и наоборот, слишком спускали с рук проступки, но суд был исключительно в их ведении. Ну а если не справлялись, по мнению населения, со своими обязанностями главы да князья, их снимали с должности, или вершили суд сами, по обычаям, описанным Буревоем ранее.

Забавно, но здесь, в девятом веке, источников власти действительно являлся народ. Родовитых монархов пока нет в товарных количествах. Религия местная сетевая, скорее, а не иерархическая, патриарха, что мог бы своим решением продавить назначение того или иного товарища на должность, нет. Купцы да торговцы хоть и образуют достаточно серьёзные кланы, но напрямую не влияют на формирование власти, особенно в небольших селениях и городках. Военная же аристократия сейчас достаточно размыта, и любой землепашец, коли уж ему вожжа под хвост попала, пойдёт махать топором да копьём в походе, вступая в ряды потенциальных будущих феодалов. Власть реально выборная и вполне себе ответственная – как тут коррупцией заниматься, особенно в небольших деревнях, если половина их населения – кровная родня, а вторая половина – родственники жены? В крупных же населённых пунктах всё чуть сложнее и страшнее.

Во-первых, большой город является центром достаточно обильных земель, включающих кучу мелких деревень да весей, иначе не прокормиться. Во-вторых, система власти иерархическая. Если на уровне посёлков назначение главы происходит по старинке, общинным решением, то вот князя уже выбирают более привычным мне способом. Ну там подкуп, клановые войны, учёт взаимных интересов, грызня, и прочие цивилизованные вещи. И сама система управления отличается. Если глава посёлка под своей рукой держит землю на пару дней пути вокруг деревни, то Новгородскому главе, например, уже чуть не сотни километров вокруг города подчиняются И правом распоряжаться на этой территории ему делегируют представители торговых кланов, дружины, главы более мелких населённых пунктов. И такие ситуации, как у нас с пришлыми, решаются достаточно просто. Ведь на своей земле племена да роды сидят крепко, границы союзов да их местоположение соседям известно, как и власть, что правит на территории, и мандат её, что выдало население князю. И получается, что пришлые оказываются в полностью враждебном окружении! И любые действия князя своего местные поддержат, ибо сами его ставили на должность! Особо деваться некуда толпе народу, что волей случая оказалась во владениях того же Новгорода, идут на общих основаниях под руку местной власти. Ну а если не хотят – под ноль их вырезать или похолопить могут спокойно местные власти, и никакой кровной мести не будет. Некому станет вендетту объявлять, да и права такого никто иметь не будет – сами нарушили местные законы, что установили племена на своей земле, в которую пришлые сунулись.

Наш случай относился к другому типу. С завидной периодичностью предприимчивый и удачливый вояка объявляет некий кусок земли своим. Понятное дело, на слова его все кладут большой и толстый и не обращают внимание на подобные заявки. Тогда новоявленный князь с дружиной ходит и геноцидит население местное и вторгающееся. Когда он делом, силой своей докажет, что его объявление – не пустые слова, следует другой этап. На новое образование начинают ходить соседние дружины, проверяя на прочность стойкость убеждений свежеиспечённого руководителя. Если тот отбивает все атаки, то боевые действия переходят уже на территорию противника. Пограбить приграничные села, вывести к себе людей, нанести урон соседнему князю, что сомневается в способностях и праве новичка на свой земельный надел. Несколько таких итераций приводят к тому, что граница нового княжества становится крепко, и соседи лезут уже договариваться, а не железяками махать.

Вот и мы в такую ситуацию попали. Правда, есть пара загвоздок. Первая заключалась в том, что правила кровной мести на территории, которую заявляет своей новоявленный князь, каждый понимал в силу своих внутренних убеждений. То есть, могли признать власть нового правителя, и его мандат на насилие. А могли злобу затаить и нож в спину воткнуть со временем. Потому примучивание населения, взятие его под руку, проводят в таком режиме, чтобы и людей сохранить на земле, иначе жрать нечего будет, и мстителей не получить, а то каждого куста сторониться до конца жизни придётся. Вторая загвоздка заключается, собственно, в том, что силы у нас – слабые, и в привычном для местного населения режиме мы проводить границы своих земель не имеем возможности. Но зыбкость права кровной мести при наших раскладах – остаётся.

Вот это и было ключевым моментом в нашей текущей ситуации. Не вопросы мести, а проблемы власти. Глубже всё оказалось, чем казалось ранее. Парадокс заключался в том, что для признания пришлыми нашего морального права на насилие, нам нужно в их глазах иметь прерогативу на власть. А чтобы этого добиться – надо проявить силу. Что, в свою очередь, может привести к появлению мстителей, потому что у народа, населяющего бомжатник, не сложилось понимание и осознание того, кто тут главный по людским законам и обычаям. Замкнутый круг. И нам или всех вырезать придётся, или наоборот, никого. Ведь пока крови между нами нет, и повода для вендетты да злобы затаённой не находится. А вот если она таки прольётся – тогда возможны варианты. Да такие, что лучше бы избежать нам сейчас кровопролития, неохота всю жизнь от каждого шороха просыпаться, опасаясь мстителей потенциальных.

После длинной речи деда, что я направлял уточняющими вопросами, силовой сценарий решения конфликта представлялся только в варианте "лайт". Ну можно, конечно, в рыло оформить, если сильно дерзить пришлые начнут, но только без увечий и убийств. А значит, для взятие по руку новых людей, придётся остаются методы косвенные.

Надо сделать так, чтобы Москву покидать пришлым было или страшно, или бессмысленно. При этом жить и работать под нашим началом наоборот, безопасно, прибыльно и перспективно. И всё это без ущерба для нашего рода и корелов, что уже гражданами являются. Ну или хотя бы так, чтобы пусть и со временем, но эффект от наших первоначальных вложений был. Как будто мы в предприятие инвестируем – большие затраты по началу, а прибыль – потом, когда на режим рабочий выйдем. Опыта управления заводами да фабриками у меня, конечно, нет, но идея сама ясна. Выложил родственникам канву.

Для пришлых в подчинении нам должно быть безопасно, прибыльно и перспективно. Побег же должен быть страшным и бессмысленным. При этом мы должны сразу чётко понимать, что ущерба себе из соображений гуманизма, или ради простого пополнения населением города мы не потерпим. Из этих соображений и начали думать, по пунктам двигались, последовательно. Своё понимание прибыли и ущерба в самом философском смысле у нас есть, в "Трактате" описано. А вот с остальным... Чего бояться сейчас люди? В чём видят смысл существования? Как представляется себе безопасность для местных жителей? Что видят они перед глазами, когда о богатстве мечтают? Как можно описать перспективу, которая без внутренних противоречий будет воспринята пришлыми? Как сделать так, чтобы нам поверили, если мы рассказывать о своём видении будущего? Чтобы не опасались за то, что завтра нам моча в голову стукнет, и мы всё переиграем, изменив те условия, на которых мы хотим под руку свою население брать? Ответы на эти вопросы искали сообща, вырисовывался достаточно реальный план.

– Основные страхи у людей сейчас касаются выживания рода и богов, – подытожил я, – вот в этом направлении будем двигаться с точки зрения формирования боязни покидать Москву у пришлых. Световое шоу на Перуновом поле на нас с дедом, будем традиционно высшими силами пугать народ. При расселении и привлечение к труду придётся сделать так, чтобы дети да бабы всегда в под нашим контролем оставались. Следовательно, селим всех во второй крепости, переоборудование её складов и хлевов под жилые помещения – отдельная песня, обеспечение необходимого уровня управляемости и безопасности – тоже. Бессмысленность побега будет достигаться тем, что в крепости, при соблюдении наших требований, семья работника, и сам он, будут сыты, одеты, в тепле. Слиняет мужик – леший его знает, как мы на это посмотрим, так и донесём особо непонятливым. А останется – род свой сохранит, а там и преумножит... Короче, в заложниках у нас бабы да дети будут, а мужики их пусть пашут, опасаясь убежать из-за наличия семей в крепости.

Я оглядел своих сограждан и родственников. Те всем свои видом показывали согласие. Взятие заложников ни у кого не вызвало внутренних противоречий, времена сейчас такие. Потому продолжили:

– Далее. Наш подход к обеспечению безопасности населения крепости мы им продемонстрируем на этапе примучивания, но только без кровопролития. А вот с прибыльностью да перспективами... Да ещё и так, чтобы ущерба нам не было... Одним словом, пункты эти предлагаю объединить в единую концепцию. Буревой, во сколько убытки наши от их деятельности оценить можно? Ну, разрушенные сараи да солеварни?

– Да там одних досок кубометров пять растаскали! – в сердцах хлопнул ладонью по столу дед, – Гвоздей чуть не килограмм, другой крепёж, пиломатериалы, даже один противень чугунный, старый, уволокли.

– И Машке шкуру попортили! – пискнула Смеяна.

– Мостик для трактора разобрали, что через ручей был, – внёс свою лепту Кукша.

– А ещё загадили всё и леса нарубили, – добавил Юрка.

– Короче, Буревой, ты вот это всё оцени в гривнах новгородских. Добавь за обиды наши, зверя учти, что они на охоте добывали, да самое главное – не забудь наши трудозатраты. Теперь ведь опять всё заново строить придётся. О! И ущерб дополнительный включи, связанный с тем, что мы неделю уже не можем нормально хозяйство вести, отрезали они нас от источников сырья. Да боеприпасы для винтовок, и дрова для компрессоров, которыми оружие наше накачивали.

– Много выйдет, – предупредил дед, который, кажется, уже догадывался о моей задумке.