Текст книги "Времена былинные. Книга Вторая. Вольные стрелки (СИ)"

Автор книги: Максим Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

– Не брошу, – Кукша насупился, но шестерёнки вроде в голове заработали.

– Вот и ведя себя так, чтобы никто об этом даже не подумал. Ты ещё молод, но поверь мне, много раз попадёшь ты в ту ситуацию, когда придётся выбирать между долгом, перед семьёй, женой, друзьями, и сиюминутными желаниями. Если ты так и хочешь всю жизнь быть просто Кукша – делай, как знаешь. Но если ты хочешь быть Кукша Первушевичем Игнатьевым, главным по военному ремеслу в России и Москве, то и ответственность на тебя ляжет соответствующая, и решения ты будешь принимать часто такие, которые в разрез с желаниями твоими пойдут. Решай – кто ты? Кем хочешь стать?

Пасынок задумался, посмотрел в окно. Промолвил только:

–Понял я. Не буду так больше. Ждать буду.

Я обнял его, сказал только:

– Терпи казак, атаманом станешь, – и вышел потихоньку, пусть сам подумает.

Кукша подумал хорошо, два дня на это ему дал. Теперь вместо горести и печали у него в глазах была сталь. Лицо его выражало решимость и силу. И лишь в самой глубине оставался тот самый голубоглазый пацан, которого я встретил в те бесконечно далёкие времена в лесу возле убитого лосёнка. Ну пусть так пока будет, оттает со временем. Я ему только сказал, что если до весны не будет мурманов, и будет всё спокойно, мы прокатимся в апреле до Ладоги, узнаем как там дела да людей поспрашиваем. Мы всё равно за людьми ехать собирались – вот и поинтересуемся заодно. От этих слов Кукша чуть воспрял, и пошел дальше забивать мысли работой.

Осенью продолжилась стройка, сбор запасов на зиму. Готовились серьёзно, с учётом потенциального пополнения. В свободное время обсуждали планируемой на декабрь событие – свадьбу Лады и Юры. Пленные наши "зависли" на последнем уровне вольности, но их переход в вольное сословие – всего лишь бюрократическая формальность. Ребята, кстати, уже и не вспоминают о своём положении, лишь значки на одежде отличают их от нас. И все они тоже активно участвовали в планировании свадьбы. Девушки обсуждали наряд, Зоряна меня допрашивала насчёт таковых в моё время. Я периодически подшучивал над ними. Зашёл разок в актовый зал – там все рисунки с платьями обсуждают, в том числе и по мотивам моих рассказов:

– О! Готовитесь в ЗАГс? Кольца, кортеж, фотографа нашли? – я сказал и замер.

Потом убежал стремглав к деду в лабораторию. Я вспомнил, откуда я про зеркала и серебро знал! По телевизору передачу смотрел, там как раз про промышленное использование благородных металлов было. Я тогда ещё прокрутил в голове мысль о серебре на зеркале, прикинул, сколько его оттуда достать можно, вот и осталось в подсознании. Но не это главное! Серебро – фотография! Кажется, я нашёл отличный подарок для молодых! Осталось всего ничего – начать и кончить исследования, опыты и получение фото в свободное от работы время. Но новая идея подтолкнула опыты по оптике. Теперь мне нужен фотоаппарат и подзорная труба. С неё начну, а там и до бинокля дорастём.

Так что теперь в качестве дополнительной нагрузки вечерами я занимался линзами. Теоретически я знаю, как собрать нужные мне оптические системы, а практически? Как шлифовать те линзы? Как расположить? Какой коэффициент преломления у нашего стекла? Работы непочатый край. Но мысль интересная, труд спорился даже с учётом того, что другие виды деятеьлности с меня никто не снимал.. Дед получил чуть менее полукилограмма селитры из выгребных ям, и вся она ушла на кислоту и опыты с фотографией и зеркалами.

Причём второе достаточно быстро получилось, а вот со первым пришлось помучаться. Я перепробовал всё, что было у деда в лаборатории в качестве светочувствительного слоя, смешивая это с солью серебра. Что-то не реагировало совсем, что-то давало слишком крупную зернистость и расплывалось, что-то давало эффект, но не задерживалось на материале. У меня завёлся стеклянный аквариум, в который я запихивал кучу наполовину задвинутых в бумагу бумажек-тестеров, с нанесённой потенциальной фотоэмульсией. Я даже подробно вспомнил процесс, которым папа мой делал фотки ещё при Союзе. Ну там, плёнка, проявка, фотоувеличитель, негатив, фиксаж, нагрев и сушка готовых фотографий. У меня не столько занимала времени работа с оптическими приборами, сколько эти эксперименты – большущие, не очень однородные линзы я получил, да ещё кучку размером поменьше, собирать из них фотоаппарат и подзорную трубу было делом техники.

Процесс завершился чуть ли не за неделю до свадьбы. Наконец-то на стеклянной пластинке я получил первое избражение-негатив, да перенёс его на другую пластинку, позитив. В ход пошёл осадок от смеси соляноы кислоты и соли серебра. В качестве закрепителя использовал какой-то странный порошок из дедовой коллекции. Он его получал при плавке железа, газ вредный тот, из которого кислота получалась, пропускал через соль. А вот в качестве клея был желатин. О нём я случайно упомянул как-то, а девчонки его наплавили из хрящиков для желе. С желатином забавно получилось – просто искал какую-нибудь клейкую прозрачную жидкость, а то рыбный клей и смола не подходили, мутные слишком и механическая стойкость плохая. В итоге попробовал и его – эффект был такой, что потом скакал радостно по мастерской чуть не до потолка. Получилось! На бумаге, правда, хуже изображение выходит, надо её плотнее делать, но подарок для молодых, пусть и на стеклянных пластинках, я сделать могу!

После получения первых снимков, как раз в начале декабря, я почти пять дней выстаивал их на солнце, боялся что почернеют. Но фотографии вели себя спокойно. Потому я отложил их, и собрал совещание государственных мужей – меня и Буревоя.

– Ну что, давай прикинем, что у нас тут творится. Надо подготовиться к зимнему периоду.

– А чего прикидывать? Сделали много – постройки готовы. Хотя на их внутреннюю отделку ещё придётся усилия приложить, у многих только корпуса собраны – дед новые слова использовал с удовольствием, – правда, для этого мы всё заготовили. Месяц-два – и будут у нас новые дома и склады. Надо только ещё пару улучшений сделать – загон для стрижки овец, например, забыли. Корма и продуктов заготовили с большим запасом. На болоте и на лесоповале руда и лес ждут, пока снег ляжет плотный, будем тракторами их тягать. Винтовок и гранат зажигательных теперь всем хватает, всё по уставу. Кукша твоей подзорной трубе не нарадуется, на озеро целыми днями пялится...

– То он не трубе рад, то он Сигни свою высматривает, хоть и держится. Молодец.

– Ну или так, всё одно.. Водопровод работает, да прыскалка с мылом тоже, – это он про пульверизатор для мытья животных, насадка с жидким мылом, "Керхер" девятого века, – только вот зачем так сложно – не знаю. Да и жира на мыло уходит много, себе бы хватило, а мы скотину моем. По зиме станем всё перерабатывать да свозить в крепость. Сушилка новая для дерева забита, там для лодки новой лес готовиться.

Тримаран мы разобрали. Он провёл кучу времени без выхода на воду, конструкция начала разрушаться. И для поездки на Ладогу решили создавать новое судно весной. Кнута нет, это плохо, но мы надеялись создать по его наработкам своё, быстрое и достаточно вместительное судно. Задача его была привести нам новых жителей по весне. Для этого и сушили лес.

– Значить, в марте будем собирать корабль, а к апрелю отправимся за детьми, – констатировал я, дед же от моих слов скривился, – чего такое?

– Боязно, – откровенно заявил Буревой, – тихо слишком на озере. Корелы почти не плавают. Может, опять словене с кем бьются? Даны или свеи пришли?

– Хм, я на то внимание не обратил. Значит, придётся осторожнее себя вести. Чуть что – сразу домой и на стены, отбивать атаку. Но и люди нужны, сам знаешь.

– Да какие там люди! – улыбнулся Буревой, – Детей собрать ведь будем. Да ещё и три года подряд, пока первые подрастут.

– Ну а как по-другому? Взрослых брать – намаемся мы с ними, под себя сложнее людей цельных переделывать. А под них ложиться у меня лично никакого желания нет.

– То верно, и "Трактат" мы не зря писали, – легко согласился Буревой.

– Тогда я по своим задумкам пойду. Типографскую машину вроде собрать удалось...

– Это та дура здоровая с двумя барабанами? – живо поинтересовался дед.

– Ага, мечта пьяного механика...

После того, как машинка для выделки лент и шрифта встала в новой мастерской, постепенно сооружали другие механизмы для печати. Больше всего доставил хлопот аппарат для считывания лент. Здоровая такая машина на паровом приводе, представляла собой два барабана, соединённых в виде восьмёрки. Между ними пропускалась через щель стальная лента с данными. Она обрела отметки о номере символа и боковые линии отверстий по бокам для протяжки, вроде как у фотографической плёнки в моё время. В верхнем барабане стояла гигантская спиральная пружина и находился набор считывающих молоточков со шпеньками. Паровой двигатель приводил в движение внутренние механизмы этого цилиндра. Закручивалась пружина, вращались считыватели, и как только дырки в ленте и набор шпеньков совпадали, молоточек проскальзывал внутрь, во второй барабан. Он вращался синхронно с первым, в нем были стальные буквы. Они подставлялись к свинцовым пластинкам в соответствии с кодом, который представлялся шпеньками в верхнем барабане. При проваливании их сквозь ленту небольшой ударный механизм бил по подпружиненной стальной буковке, выдавая типографский набор. Миллион мелочей пришлось учесть: перевод каретки, размыкание передачи с паровым двигателем и возврат всего механизма в начальное положение, смазку, проворот ленты... На фоне этого, безумного по всем признакам, станка, аппаратик для копирования лент и машинка непосредственной печати текста казались образцами простоты и эффективности.

– Ну да главное работает. – успокоил меня дед.

– Это точно, – согласился я, – поехали дальше. Швейная машинка тоже на испытаниях у девушек, только пока при помощи неё только мешки сшивать – грубая очень вышла, тонкие нити врёт часто.

– Настройками играться пробовали? – дед всё больше напоминал мне моих коллег из будущего.

– Как раз экспериментируют сидят. Но и мешки шить надо, так что это пока у нас в опытной эксплуатации. Холодильник, же, что я сооружать хотел, пока не выходит таким, как задумано...

С этим опытом были сплошные разочарования. Мне не хватало сырья, конкретно – хладогена. Где взять фреон я даже теоретически не представлял. Но помнил, что были и аммиачные установки, крупные, большие. Вот подобную и хотел соорудить. Там того холодильника – пять деталей, но хладогена нет. Те же "слёзы" аммиака, что я выбил из деда в виде нашатырного спирта, не позволяли двигаться дальше. А Буревой стоял на своём – пока не получим аммиак в товарных количествах, будем пускать имеющееся на опыты. Аммиак он получал из той же канализации, что и селитру.

– Ну да холодильник нам не к спеху, зима на носу, хватит мороза. Но ты говорил о том, что можно и без вещества специального.. хладогена? Ага, его, самого. Так вот, ты говорил, что получить холод можно и без него?

– Можно, теоретически. Только вот для этого твоя помощь понадобиться. Много поршней надо с цилиндрами. В них под давлением загонять воздух и пар, например, можно. И если потом отпускать поршень, то воздух расширится и охладиться. В идеале, так, наверно, и сжижать газ можно...

– Хм, можно попробовать, когда с другим разгребёмся, – дед сделал пометку у себя в блокноте, – ну что, план на зиму обсудим?

– А давай! Где там наш график?..

Да, начиная с весны мы перешли на трёхмесячное планирование. Именно так мы теперь регулировали нашу деятельность и добивались большей эффективности. Просто многие наши проекты требовали больше времени чем месяц или пару недель, а делать по-старинке, в режиме "хватай мешки, вокзал отходит!", как мы, например, первую опытную плавку в домне проводили, мы уже не хотели. Больше думать и спокойнее и эффективнее делать – так в "Трактате" написано. Вот за планом на зиму мы с Буревое и склонились, пытаясь правильно рапределить время и ресурсы. Наконец, через час, окончательный вариант согласовали.

– Ну что, всё? – дед намылился на выход, – Я в лабораторию?

– Всё, да не всё, – улыбнулся я и полез за пазуху, – узнаешь гражданина?

Дед рассматривал себя в свежеприготовленное зеркало. Даже не удивился, гад, тут моё старое тут ещё в ходу.

– А вот этот товарищ тебе знаком? – я достал упакованный в бумагу снимок.

На нем была стена нашей крепости с воротами, снимал прямо из мастерских. Виднелся край жилых домов, на стене скучал часовой, правда, лица не видно. А вот на переднем плане стоял трактор, на котором в задумчивости о чем-то своём, подперев рукой голову, сидел дед. И лицо Буревоя тут узнавалось, как и задумчивое выражение на нём.

– Б...!О..ть!. Е..ая сила!... ! – я столько идиом не слышал от деда с момента нашей встречи, – Это я?!

– Ну а кто ещё, – я усмехнулся, удивил-таки Буревоя, – не далее как неделю назад, вы, батенька, в таком вот виде находились прямо перед лабораторией.

– Точно как нарисовал, – дед поглаживал стекло, – да ещё и с деталями какими, и быстро как...

– Да теперь каждый так сможет – это же фотография! Щёлкнул кнопкой, и готово. Разве что проявить надо, ну, обработать.

– ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...! – идиом от деда посыпалось ещё больше, – Можно теперь и типографию закрывать! Все сюда перенесём, вместо тех стучащих машинок картинки такие вот сделаем!

– Погоди закрывать-то, кислота новая вся ушла на снимки да серебра куча на опыты. Не сильно ты размахнулся-то, закрыватель? – я подначивал деда, а у самого было радостно на душе.

– Это что теперь, и потомки это все увидят? – голос деда приобрёл некую значительность, – Через поколения?

– Точно!Поэтому снимок этот, так этот рисунок называется, сохрани в тёмном месте, как и негатив, потом про то расскажу. А вот на свадьбу Юркину мы вот что сделаем....

И мы с дедом склонились нам моими записями...

Свадьба получилась классная. Выкупали невесту всем мужским коллективом из дома Леды, потом торжественная роспись, и у нас появилась первая запись в книге актов, не связанная с получением свободы и волшебным появлением новых жителей из ниоткуда. После росписи я всех построил, включая Вовку, который пытался выдернуть из причёски Лады какую-то заколку, сделал снимки, два штуки, даже сам успел встать. Потом пошли на Перуново поле, возложить венки из еловых веток. Пока ходили, Лада все сокрушалась, что платье такое нарядное, а одеть его только один раз можно, и больше никто не увидит никогда. Дед хитро улыбнулся, произнёс:

– Как знать, как знать... – после чего получил недоумевающие выражение лиц, и тычок в спину от Агны, – Да я не то имел ввиду. Сергей... – тут и я его ткнул, нечего сюрприз портить.

Возложили венки, я толкнул речь о том, что первый раз по такому радостному поводу мы собираемся тут, а то все больше поминки да "разбор полётов" после битв. Лада с Юрой по-разному реагировали, Юра был чуть потерян, Лада – довольная, как слон. Ещё бы, первая московская невеста. Там тоже сфотографировались, я пока берёг секрет.

Потом перерыв небольшой, на стол собрать да подготовиться к празднику, я им там конкурсов всяких накидал, пусть развлекутся. Сам же пошёл с дедом проявлять снимки и вставлять их в рамку. Получилось четыре кадра, два со мной, два – без меня, в двух разных местах, возле домов и на Перуновом поле. Всё это мы в оформили в деревянные рамки, большие фотографии получились, да альбом соорудили из второго комплект позитивов. Сидели с дедом в девятом веке при тусклом свете красных фонарей, ловили через дырку в крыше солнце зеркалом, да проявляли. Паноптикум!

Начался праздник. Мы дарили подарки молодым, каждый от себя. Вера с Веселиной сделали им табличку красивую металлическую, с гравировкой о событии, девушки наши выткали и сшили белья постельного да другого всякого барахла из сосновой шерсти. Кукша с парнями посуды металлической да глиняной, покрытой глазурью стеклянной, приподнёс, дед – мебель и колыбельку новую, с намёком. Я подарки дарил два раза – от себя, и от государства нашего. Разделить решил эти вещи сейчас, чтобы показать лишний раз то, что мы не просто друзья, а сограждане. От себя подарил молодым зеркало большое, в резной рамке. Ну как большое, сорок на сорок сантиметров. За это супруга меня чуть не съела – ни у кого нет, а у них – пожалуйста. Перешёл к подаркам от государства. Надо приучать людей, что лояльные граждане получают разные бонусы.

– Вы пришли к нам больше года назад, наверно, ненавидели нас за то что в сарае вас держали, – Юрка было дёрнулся, но я его осадил, дослушай, мол, сначала, – но трудом своим, старанием, учёбой прилежной и верностью нам, государству и роду нашему, заслужили вы право, все вы, включая молодых, именоваться вольным гражданами без очереди.

Радостный говор стал мне ответом – хоть и забыли уже ребята о своём статусе, но получить полную свободу и признание со стороны нас, Игнатьевых – это событие.

– Так пусть же день этот останется в веках, как день вашей свадьбы и обретения вами и вашими товарищами свободы, – я начал доставать подарки.

Сцену их осмотра сразу захотелось тоже сфотографировать. Все за столом замерли, не веря своим глазам. Только что на снегу стояли все перед непонятным ящиком, а тут, как живые, на стекле. Чудеса да и только! С трепетом и благоговением шёл по рядам альбом и фотографии в рамках. Даже говорить народ стал шёпотом. Наконец, всё это дошло до адресатов:

– Ну вот, Лада, а ты боялась, что больше никто тебя такую красивую не увидит!

С визгом новоявленная супруга Юрки бросилась через весь стол и повисла у меня на шее. Расцеловала всего да чуть не придушила в объятиях.

– Но-но! Это не меня благодарить стоит, это государству нашему спасибо сказать надо, каким вы и мы его делаем. Можешь флаг потом полабызать, или Конституцию в постель взять с собой вечером, – взрыв хохота за столом, народ развеселился.

– Что-то как-то не так налили, горько что-то! Горько! Го-о-орько-о!? – невеста с женихом стояли в непонятках, остальные тоже недоумевали, пробуя напитки на вкус, – Эх-х-х, молодежь! Ну поцелуем сладким сделайте так, чтобы не было горько!...

Это был первый раз, когда меня супруга пилила за количество выпитого. А я был не столько пьяный, сколько довольный. Ребят освободил да память о себе оставил, на стекле. Я там сбоку, запыхавшийся, на всех фотографиях, но меж тем присутствую! Мы ещё и с Буревоем, тот тоже накидался, салют потом устраивали, чуть все село не спалили...

Новоявленных вольных граждан привели к присяге-клятве. Она, собственно, завершала процесс перехода ребят из зависимого состояния в вольный статус. Текст её я скопировал с советской, добавил про богов и предков, про верность Отечеству и России. Присягу давали на Перуновом поле, получилось торжественно, но для этого мероприятие пришлось перенести на день – после свадьбы мы с Буревоем напоминали китайских пчеловодов.

До Нового года многое успели сделать. Наши новоявленные вольные граждане пахали так, что дым коромыслом стоял. Особенно когда мы обновили всем паспорта, вклеив в них фотографии. Дед мела много в бумагу кидать стал, получились вполне приличные снимки, можно и от стекла отказаться. Зеркала пришлось делать всем, иначе барышни бы запилили насмерть меня и Буревоя, причём всё, от одиннадцатилетней Смеяны до моей супруги.

Молодожёны наши заняли отдельный дом, остальные ребята тоже расселились. Толик к деду и Кукше переехал, оставшиеся девушки – Вера, Сати и Роза – собственное жильё заимели. Вносил негатив только Кукша в эти все события. Пасынок мой пока держался, но смотреть на него было больно. Снаружи сталь холодная, а внутри клокочет пламя. То ли от обиды, что не приехала, то ли от страданий на счёт того, что могло случиться с возлюбленной. Скорее бы уже эта весна, проясним ситуацию. Даже я стал беспокоиться о Торире. Нынче плавать по морям да озерам сродни русской рулетке, опасность подстерегает со всех сторон. Разве что наличие у него Кнута и наших доспехов добавляли некоторого оптимизма. Да и сам он мужик не промах – пробьётся.

Новый, 862 год встречали в доме. За окном мела пурга, какой я давно не видывал. Повеселились, играли в "Крокодила", ели, пили и пели. Салют даже запускать не стали – так сильно мело на улице. Хорошо, что животина "сама" отапливается, как и водокачка. Через несколько дней только распогодилось, и Новый год принёс нам новые сюрпризы...

6. Деревня Москва на Ладожском озере. Январь-февраль 862.

В конце первой недели нового, 862 года, я полностью признал правоту поговорки «Хочешь насмешить богов – расскажи им о своих планах». В ночь с четвёртого на пятое января метель улеглась. На завтраке разбирались с планами на будущий год, да собирались убирать снег всем селом – его очень много намело, еле двери открыли. Вдруг в процессе разговора напряглась Смеяна:

– А ну тихо вы, – девочка подняла палец вверх, мы заткнулись, – Машка пришла!

Смеяна побежала одеваться, с улицы доносился вой – лосиха, похоже, возле ворот. Пока собрались, пока Смеяна на лыжи встала, лосиха ушла, обиделась наверно, что не пускаем. Ворота открыли, Смеяна рванула на лыжах в лес по следам в глубоком снеге. Винтовку она взяла, опасаться вроде тут нечего, пусть подружку свою поищет. Может, и впрямь лосихе помощь нужна. Сена там, или морковки хочет – под таким снегом сложно найти себе еду. Моя очередь была стоять в дозоре, я занял позицию на водонапорной башне и осматривал окрестности в подзорную трубу.

На озере было спокойно, толстая корка льда у берега, протянулась метров на двадцать в глубину озера. Заводь промёрзла, наверно насквозь, можно коньки делать, опять подумал я. В стороне болота была спокойно, лес покрытый снегом, который весело блестел на солнце. На Перуновом поле, которое было видно отсюда. Идолы чернели на снегу, который покрыл наш стол для подношений. Пришла мысль о том, что пора Озёрного Хозяина тоже в чугун одевать, да и имя придумать не мешало бы, а то длинно как-то произносить постоянно два слова. Я перевёл взгляд на поля, те тоже спокойно белели. Просто какая-то идиллия. Вон ещё и лосиха со стрелой в заднице бежит...

Что!?

Я опять перевёл подзорную трубу на лосиху. Машка бежала, прихрамывая, за ней с криком неслась Смеяна. У лосихи в заднице торчала стрела, мотыляясь на бегу. Лосиха выла скорее от обиды, чем от боли, а вот Смеяна орала не своим голосом:

– Люди! Люди какие-то идут!

Я заорал что есть мочи:

– Народ! Граждане! Тревога! Тревога!

Все побросали фанерные лопаты, которыми чистили снег, и бросились в дом. Зоряна увезла коляску со спящим Володькой – мы ему своим Новым Годом весь режим поломали, он теперь долго не засыпал вечером, но дрых, как сурок, весь день. Народ выбегал в боевом облачении, в зимнем комплекте маскировки.

– Буревой! Кукша! Юрка! Дождитесь Машку и Смеяну и закрывайте ворота! Остальные – на стены, я сейчас спущусь.

Через минут десять Машка влетела в ворота, остолбенела, разглядывая наши новые постройки, повела головой, в поисках "своего" сарая. Его не было, да и вообще он раньше находился в первой крепости. Но лосиха не растерялась, услыхала носом знакомый запах навоза, и рванула в приоткрытый барак с овцами. Туда как будто граната попала – наша живность заорала, как резанная. В ответ им заорала Машка. Орали не долго, договорились, наверное. Лосиха выглядывала из барака, теперь оттуда изредка только неслось недовольное блеяние.

– Смеяна! Машке стрелу достань да рану обработай! Потом ноги в руки, броню на себя, винтовку на плечо – и ко мне, рассказывать будешь!

– Я сейчас! Они с юга идут!.. – на ходу кричала Смеяна, на ходу разворачивая походную аптечку, пока не скрылась за воротами хлева.

– Что там? Чего тревогу поднял? – Буревой с парнями поднялись ко мне.

– Смеяна из леса с Машкой прибежали, у лосихи стрела в заднице, – коротко отрапортовал я, пытаясь в подзорную трубу разглядеть тех людей, о которых говорила девочка.

– И что им тут только надо, – пробурчал Юрка, – вроде же далеко тут от заселённых мест.

– Если военные – то чего они зимой пошли, летом по озеру проще? Если торговцы – то же самое, – рассуждал Кукша, – а коли просто народ идёт, то зачем?

– Вот и мне интересно – зачем? – пробормотал я.

У меня появилась мысль о том, что Лис послал искать нас, наверно, сообразил где мы можем жить. Хотя времени уже куча прошла, чего летом, на лодках, не пришли? Блин! Засада!

– Во-о-о-н там, смотри, – дед осматривал лес в свою подзорную трубу, – по краю поля. Из-за деревьев только плохо видно.

Я уставился на то место, которое показал Буревой. Да, действительно, за деревьями было какое-то движение. Причём движение это начиналось в лесу, змеёй двигалось вдоль поля и не прекращалось! Это сколько там народу!?

– Сейчас видно будет, в просвете, – дед подкручивал оптический прибор в попытках заставить нашу самоделку дать чёткое изображение, были ещё проблеме у нас в части оптики..

Колонна людей, что представлялась нам змеёй издалека, наконец, показалась в просвете, там, где деревья были не такие густые. Я разглядывал непрошенных гостей. Впереди шли три вояки, вроде как в голове колонны. За ними двигались сани, пешие люди, какая-то живность. Люди растянулись вдоль всего поля, и продолжали выходить из леса.

– Если трое в голове, то ещё есть в конце вояки, – высказался Кукша.

– Фух-х-х, ну вы и забрались! – до нас наконец-то добежала Смеяна, запыхалась, пока поднималась, – Я Машку догнала, ей трудно было по глубокому снегу идти. Она ко мне повернулась – а тут шум! Машка подпрыгнула и побежала в деревню! А воин вышел с луком, и давай её выцеливать. Ну я винтовку сняла, и в него!...

– Ты его пристрелила, что ли?! – у меня глаза на лоб полезли.

– Не, по дереву попала, его снегом с веток завалило да прицел сбило. А Машка уже за деревьями была, он бы уже не попал. Ну я за ней и рванула! – девчонка размахивала руками, показывая как стреляла, как бежала, – Вот тут вы нас и увидели.

– Молодец, выношу тебе благодарность за смелые и активные действия в боевой обстановке. С занесением в личное дело! – я погладил Смеяну по шлему.

– А как её, благодарность ту, в личное дело внести? Там такого пункта нет, вроде?... – дед озаботился нашими бюрократическими изысканиями, не отрываясь от подзорной трубы.

– Значит, надо добавить. Благодарности там собирать и порицания, до кучи. Фото опять же вставить надо, чтобы было хоть с чем потом сравнить изображение из паспорта, а то я об этом не подумал, – я тоже разглядывал колонну.

– Ну, значит сделаем, – Кукша настроил наконец-то и свою трубу, – я что думаю об этих, пришлых. Это не вояки и не торговцы. Живность с собой бы те не повели. Значит, куда-то село направляется, переезжает, как папа с братьями в своё время.

– Зимой? Летом-то им чего не ехалось? Быстрее, проще, по воде-то? – я рассматривал колонну, – Или весной, перед посадкой? Осенью, после урожая?

– Я знаю, – помрачнел дед, – понял. Мор. Поветрие...

– Мор?

– Заболели, вот и переезжают, чтобы не вымереть, – дед продолжал смотреть, – ты посмотри на них. Собирали всё, что унести смогли, баб да детей мало, стариков почти нет – они первые мрут, когда поветрие приходит. Мимо нашей деревни такие проходили иногда, мимо, обычно. К ним никто не шёл, да и сами подальше от деревни держались, только кричали, что мор идёт. Заразу значит эту твою, микробы которая, чтобы не занести, как я теперь понимаю.

– И долго так вот ходить они будут? Они ж от усталости вымрут быстрее... – я смотрел на колонну, она подошла уже поближе, было видно даже измождённые лица тех, кто был в голове процессии.

– А пока болеть не перестанут. Тогда место для деревни ищут и садятся. Эти давно идут, кур уже не видно, хотя клетки для них вон, на санях лежат. Да и сами поизносились, по одёжке заметно. Плюс кони еле тянут, голодные. Да и мало что-то, лошадок-то...

Колонна вышла на поляну, что осталась перед крепостью после вырубки деревьев. Немного притормозила, увидев укрепления да наши головы на стене, а потом с угрюмой решительностью начал огибать стену. Мы молча наблюдали за проходящими мимо людьми. Худые, безжизненные лица, многие еле передвигают ноги. Одеты во всякое тряпье, наверно, нацепили все что было, чтобы согреваться. Колона напоминала толпу зомби, уныло бредущую в направлении пищи, безмолвно и угрюмо. Несмотря на толстый слой снега, народ упрямо двигался в том направлении, в котором их вели вояки в голове колонны. Они выглядели свежее и бодрее, периодически покрикивали на остальных. Вооружение стандартное для этого времени, топор, щит, копьё. У одного только меч на боку висит. Если бы не эти товарищи в кожаных доспехах, картина бы была точь-в-точь как в фильмах про ВОВ, когда колонны беженцев показывали.

Основная масса людей, наконец-то, закончилась, в конце тоже оказалось трое вояк. Пришлые огибали крепость, мы растянулись вдоль всей стены, наблюдая за ними. Наконец, они обогнули нашу заводь, направились к берегу озера... И стали располагаться! Прямо на другом берегу затона!

– На обед становятся? – я недоуменно разглядывал, как военный размахивал мечом, руководил подходящими зомби-людьми.

Те безропотно подчинялись и расползались по лесу, за заводью мы его не вырубали.

– Нет, привал бы под вечер делали, это что-то другое, – дед продолжал рассматривать прибывших, – вон навесы ставят, валежник собирать начали. Да они тут жить собрались! – Буревой малость офигел от такой наглости, как и мы все, и посмотрел на меня, – Что делать будем, Серёга?

– Так, что-то не нравится мне такое вот появление, свалились, как снег на голову. А если ещё и заразу какую привезли – то вообще капут! Надо их дальше спровадить, ну или выяснить, надолго ли они тут. Давай девушек, Веселину и Веру, со "снайперками" на стены, напротив заводи, а мы пойдём на переговоры. Дипломатические.

– Только вооружиться надо, – Кукша похлопал себя по бедру, – про винтовки они не в курсе, не боятся, значит. Надо мечи да копья взять.

– И то верно, пошли, что ли...

Народ между тем обустраивался напротив нашей крепости, от неё их отделяла заводь и ручей, который в неё впадал. Поместились аккурат до мостика, который для трактора сделали. Сбросив налипший снег, открылись ворота, выходящие к заводи, мы обогнули вытащенный на берег баркас и направились к прибывшим.

Нашу делегацию из четырёх человек заметили в лагере, и трое военных во главе с меченосцем выдвинулись в нашу сторону. Встреча произошла на мостике через ручей. Практически, встреча на Эльбе, надо будет так микро-речку эту назвать.

– Здравствуйте, люди добрый. Куда путь держите, от чего идёте? – я постарался максимально приветливо начать беседу.