Текст книги "Времена былинные. Книга Вторая. Вольные стрелки (СИ)"

Автор книги: Максим Макеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)

– А ты в суммах на стесняйся – будем пришлых вгонять в долги. Такое и им понятно будет, и нам пригодиться. Раскидаем сумму ущерба по всем, включая баб да детей, и пока они не отработаю наши убытки – из Москвы им хода нет.

– А если расплатятся? Коней отдадут, серебро может у кого в суме найдётся? Так часть народу и уйдёт – засомневался Кукша.

– Не отдадут, – хмыкнул я,– во-первых, гадили они тут все, значит, и отдавать все будут. То, что у них сейчас пусть сдают в общее пользование, в государственную казну. Общая сумма уменьшится, но её всё-равно на всех раскидаем. А во-вторых, прикинь, сколько они будут пахать на уплату долга?

– Не меньше года! Непрерывно! – подал голос дед, углубившийся в подсчёты.

– Кто их кормить да одевать будет всё это время? Ведь опять всё в долг пойдёт! Вот на три года работа пришлых и затянется. А за это время, даже если мы их под себя полностью не перекуём, то хоть наглядно продемонстрируем возможность обретения богатства. На себе, на своём хозяйстве, на качестве и количестве кормёжки да одёжки. А перспективой будет их выход на волю после уплаты долга. И мы без ущерба, и пришлые свет в конце тоннеля видят, ну, конец своих злоключений, и богатство, которым мы обросли, будет перед глазами в качестве примера. Вот Юрка, скажи мне, если бы я тебе такое предложил, ты бы с товарищами согласился?

Сомнения последние решили проверить на корелах, они совсем недавно в похожем положении были.

– Если бы тогда, в посёлке нашем, до данов, то нет, – честно ответил рыбак.

– Ладно. А когда родичи погибли? Зима настала? Из запасов – только то, что на себе уволочь смог? На руках дети малые?

– Ну вот тогда... Да если на время... И чтобы не лезли в жизнь мою особо, только работать... – задумался корел, – Наверно, да. Нет, точно – да. Дети бы подросли. Помощники будут – легче своей семьёй выжить. Сам бы поднакопил барахла за это время... Согласился бы. Не сразу, конечно, и доверие быть должно к тем, кто такое предлагает, но пошёл бы в крепость.

– А если под себя подомнём, то кем они будут? – задала резонный вопрос Зоряна, – вольными или зависимыми?

– Ну если они в крепости жить станут, пусть будут крепостными, – после недолгих раздумий выдал я, забавно, о такой трактовке этого слова никогда раньше не думал, – то есть те, кто к крепости относится. И шагнём мы, в соответствии с заветами Карла Маркса, из рабовладельческого строя, не обижайся, Юрка, прямо в феодализм. Пятилетку за три года, от рабовладельческого строя до феодализма – за два месяца, жесть! Ленин бы в Мавзолее перевернулся...

Народ пялился на меня, не понимая о чем я веду речь. А я все думал о том, как строить отношения между населением крепости и новоявленными крепостными. Дворянство вводить? Я, понятное дело, монарх. Дед и остальные Игнатьевы – великие князья, то есть родственники царствующей особы. Бывшие рыбаки – герцоги. Или "не-великие князья"? Какой-то бред, получается. Надо думать, причём всем. Тут с налёту не получиться, решение должно быть выверенным, чтобы потом не менять правила игры в процессе, а то и до первой антифеодальной революции недалеко... Кому понравится, если обещают одно, а потом переиначивают на свой лад? Тут народ простой, бежать на Дон, с которого выдачи не будет через несколько сотен лет, не станут, сразу петуха красного пустят. И пойдут прахом все наши усилия, вместе с нами. Надо создать правила игры.

– Чтобы доверие к нам появилось, предлагаю выделить время и разработать изменения в Конституцию, внести крепостных в Законы. Разработать правила, порядок установить, который потом долго менять не придётся. И да, Буревой, нужен экземпляр кодексов и законов красивый. Его на печатной машинке делайте. И всяких привычных для местных вещей добавь, чтобы бумаги серьёзными казались, а не простота писульками. Ну там на богов в предисловии сошлись, можем кровью где своей написать клятвы всякие, обложку солидную соорудить надо, на словенском добавить письмена страшные...

– Ну да не маленький, разберусь, – пробурчал дед.

– И то верно. Может, хоть так толика веры в наши слова со стороны пришлых появиться. Теперь все с решением нашим согласны? Да? Хорошо... Приступим к сложному – будем искать пути достижения определённых нами целей. И с хозяйством надо поработать, подготовиться к приёму крепостных граждан...

До глубокой ночи совещались. Надо подбить наши запасы, понять, что ещё понадобиться для содержания на первых порах людей. Вторая крепость теперь будет разделена пополам, в одной половине – бараки для крепостных, их из хлевов и складов делать будем. В другой части будут все наши ценные ресурсы. Стену теперь надо сделать новую, и старую переоборудовать так, чтобы защищал не только снаружи, но и внутри – бунты подавлять будем, если придётся. Новые отопители, замки на ворота, колючка да огнемёты – пахать нам придётся очень много. И это без учёта того, что нам придётся пришлых под себя прогинать!

С этим порешили достаточно быстро. Когда страхи людские да стремления выявили, сам процесс примучивания проявился достаточно быстро. Действовать будем по принципу кнута и пряника. На то нам есть религиозные рычаги, силовые, и экономические. Первые должны остудить пыл тех, кто собирается на нас с оружием кидаться. Силой будем демонстрировать серьёзность намерений и мощь нашего государства. Ну а экономическим рычагом станем людей приучать к одной простой вещи – они должны привыкнуть кормиться с наших рук, и это не должно вызывать у них внутренних противоречий. При этом халявы не будет. Определим им задание за пределами крепости, выполнят – получат бонус, нет – пусть сидят голодными. Так выработаем привычку подчинять нам, а не своим традициям и обычаям. Силой же любые поползновения нарушить правила пресекать будем – появиться рефлекс. Он должен быть таким, чтобы на уровне подкорки мозга люди поняли, что если из Москвы пришло указание пилить только берёзу, то спил сосны приведёт к паре тумаков или синяков, а вот подчинение – к сытой кормёжке. Я надеюсь, народ тут сообразительный, и пять лет на это нам не понадобиться.

Тут проявился талант моей супруги. Она внесла дельное предложение. Мы как раз обсуждали методы положительной мотивации, хотели соорудить полевую кухню, и кормить из неё тех, кто по нашим заданиям работать будет. Зоряна внесла новое рациональное зерно:

– Детей надо ещё кормить и баб. И матерей, если кормящие есть.

Её мысль сначала была не совсем понята. Никто не спорил, но по лицам читалось полное непонимание. Зоряна развернула мысль:

– Вы подумайте, придёт мужик, которого мы понукали лес рубить, домой. А там жена накормленная, дети сыты, да ещё и завтра, при условии выполнения задания, тоже обещают похлёбку выдать. Как мужик на нас посмотрит? Как на следующий день делать станет, по нашим словам или согласно своему разумению? А теперь о тех подумайте, что не работал на нас. Одна землянка сытая сидит, а во другой – кору глодают. Во второй бабы с мужиков живыми не слезут после такого. Глядишь, так всех и перетянем...

Ну ни фига себе! Да у меня тут целый стратег под боком, да ещё и с расчётом на человеческую психологию! Я прямо по новому посмотрел на супругу, я её начинаю любить ещё больше чем раньше, хотя больше вроде и некуда.

– Принимаем план Зоряны, кухню – на... сто человек или больше делать придётся? Если под пятьдесят семей, да в каждой по мужику, да ещё юноши взрослые, да по пол-литра варева в лицо, получается сто литров минимум, десять вёдер. Да, ещё чай надо, ну, отвар из травок, чтобы они сил набрались, посуду. Что-то я там не особо котелков да мисок видел, чаще из одной едят, если на улице. С этим определились. Теперь по остальному...

Следующие сутки прошли в делах и заботах. Мы готовились реализовывать наш план по формированию нового слоя населения – крепостного. Я дал пришлым семь дней на принятие решения – потому в ночь на восьмой мы с дедом отправились на Перуново поле. Опять ставили прожектора, паровик, генератор. Пришлые в это место не ходили – опасались чужих богов, так Буревой сказал. В четыре утра над окрестностями раздался протяжный, тоскливый и очень громкий вой. Так работала новая специальная "свистулька" на клапане паровой машины. Выли мы до тех пор, пока нам с крепости не подали тайно сигнал о том, что много народу в лагере пришлых проснулось. Часть даже ближе к полю подходить начали. Они, правда, быстро ретировались, когда яркие столбы света вонзились в тучи. Мы минут двадцать вертели прожекторами, вставляли в них разноцветные стекляшки, выхватывая яркими лучами то наши стены, то лесок небольшой, что нас от бомжатника отделял, то просто чащобы вокруг Перунова поля. Наконец, столбы опять упёрлись в небо, покраснели, и стали один за другим пропадать...

Рано утром мы вышли из крепости и направились к ручью. Мостика нет, подходить по льду ближе мы не стали. Наступил следующий этап реализации нашего плана. Из бомжатника вышел тот же вояка с мечом с группой своих товарищей. Остальной народ заинтересованно и чуть опасливо пялился на нашу процессию. На переговоры вышли трое – я, Буревой, Кукша. Когда внимание достаточного количества людей в лагере беженцев сосредоточилось на нас, я начал вещать:

– Пришли вы к нам сами, никто вас не звал. В положение ваше сложное мы вошли, неделю вам поразмыслить дали. Думали, будете себя прилично вести. А вы вместо этого нам сараи порушили и другой убыток причинили! Наши боги ночью сказали, что это не дело. И следует вас наказать примерно, виру за ущерб взять да заставить Законы наши соблюдать. Уходить вы не хотите, потому знайте. За нарушение наших порядков отныне буду карать вас по всей строгости! Не взирая на то, кто передо мной – воин, хлебороб или баба!

– Это кого ты карать собрался!? – разъярённый военный вытащил резким движением меч.

Пуля, что вошла в лёд в полуметре от него, чуть поумерила пыл меченосца. Подручные его напряглись, лучник вынул своё оружие, наложил стрелу, и начал было натягивать тетиву. Бее-е-емс!!! Веселина, она занимала позицию скрытную позицию, тяжёлой пулей разнесла в щепки единственное боевое стрелковое оружие в лагере беженцев. На то и был расчёт – мы сознательно провоцировали конфликт, надеясь в том числе обезопасить себя от летящих стрел.

– Я предупреждал. Оружием своим ты у себя дома комаров гасить будешь, а тут железкой своей заточенной махать не смей, – я вытащил свой меч, спокойно, с достоинством.

Блеснул булатный рисунок. Воины даже чуть попятились, все, кроме главного. Тот уставился на моё вооружение, и, по ходу, начал подозревать что тут не всё так просто. Наши доспехи были под маскировочными накладками, и выглядели как одежда, он сразу просто не сообразил, а тут начал угадывать по нашим фигурам наличие брони. Причём она была в товарных количествах, в отличии от его воинов. Те только кожей с полосками металла были прикрыты, и далеко не везде.

– Мы не уйдём, – наконец, гордо задрал голову военный, – своих карай, а это мои люди, и мы не уйдём. И делать мои стнут то, что я сказал.

– Я предупредил. Попадётесь на вырубке леса, или там на вреде экологии, на административных правонарушениях, уголовных – пеняйте на себя, – я забрасывал вояку непонятными словами специально, пусть понервничает, – про нарушения законодательства в области вероисповедания и религии говорить на буду, сами догадались. Возле идолов появитесь – лучше сразу в озеро ныряйте.

После последней фразы народ переглянулся, мы стали им ещё более непонятны.

– И имейте ввиду... За нарушения Закона, первое, что мы сделаем – конфискуем орудие этого нарушения. Лес рубить будете – бумагу соответствующую получить надо, да на восстановление деревьев ресурсы выделить. Документ нужный вам я или глава города может выдать. Наши постройки вы уже растащили – то вам сразу в минус пойдёт, как и сено, что мы для лосей заготовили. С ними тоже аккуратно. Лося тут в окрестностях убьёте – сразу в озеро, и лучше сами. Наши Законы строгие...

– Что ж мне теперь, чтобы по нужде сходить, тоже к тебе за разрешением бежать? – воин истекал желчью.

– Ну, собственно, да. Глава города, что у нас там за исправление естественных надобностей мимо канализации в районе проживания?

– Три дня внеурочных работ, рецидив – до пяти, – дед процитировал Административный кодекс, – за многократное, больше пяти раз, – минус два уровня вольности.

– Ну, как-то так... Если что кому на словах не ясно, докажем на деле.

Мы развернулись, и направились в крепость. Быстро залезли на стену, и начали смотреть, что там будет происходить. В бомжатнике было совещание. Ну, или что-то в этом роде. Главный вояка шпынял подчинённых, больше всех досталось лучнику, тот впал в прострацию и не выходил из неё после потери оружия. Пинками разогнав собравшихся мужиков, руковоитель пришлых с одним подручным залез в землянку. Её, кстати, делали ему другие мужики, сам он только ходил да покрикивал. До вечера в лагере "беженцев" ничего не происходило.

Ночью для беженцев начался новых кошмар. Под вой парового гудка на стене начали загораться прожектора, отсекая световой завесой происходящее под стенами крепости. Дед тракторами, что запрягли чуть не цугом,затягивал наш баркас вместе с конструкциями, на которых он стоял всю зиму. По толстому слежавшемуся снегу операция прошла на ура. Утром наслаждались зрелищем толпы народа, недоуменно почёсывающего репу. На месте лодок не осталось даже брёвен, только следы от трактора. Вояка же начал напрягать народ сооружать из дреколья защиту для лагеря. В обеду уже набранный материал у них закончился, и группа лесорубов отправилась в лес.

Вернулись ни с чем. Ну, это если не считать синяков да ушибов. Наш патруль, вооружённый винтовками и доработанными деревянными учебными пулями, тупо выгнал народ из чащи. И если сквозь верхнюю одежду эффект от такого подобия травматического оружия был так себе, то ноги и руки стали законной добычей наших стрелков. Началось силовое противостояние между нами и пришлыми.

Мы выматывались в патрулях, натурально избивая травматическими пулями тех, кто пытался выползти из лагеря. Спали урывками, параллельно работая внутри крепости. Пришлые боялись в лесу каждого шороха – наши средневековые биатлонисты в маскировочных халатах подстерегали их на вырубке и на охоте. Атаки же ночные на наши стены усилились. Один трактор теперь постоянно работал в качестве привода генератора, прожектора, растянутые по стенам, выявляли мелкие группки, пытавшихся забраться на стену. Их опять обстреливали из винтовок. Апофеозом стала одна достаточно крупная атака. Пришлые ночью, не иначе, умудрились срубить сучковатое дерево, и попытались ранним утром, только-только рассвело, организовать штурм, используя сосну с обрубками веток в качестве лестницы. Прикрывая плетёнными из веток да корней щитами, они попробовали рывком подойти на близкое расстояние. Не удалось – струя из огнемёта, что пролегла между нападавшими и крепостью, оставив после себя пятна горящей жидкости, рассеяла атакующих.

После этого вылазки пришлых в лес стали напоминать партизанские. Они парами или тройками пытались охотиться в окрестностях. Наши же действия стали контрпартизанскими – зная местность, как свои пять пальцев, мы умудрялись пресекать большую часть попыток поживиться на нашей территории. Особенно усилилось это впечатление тогда, когда мы перешли к следующему этапу – экономическому давлению.

В шесть утра очередного дня противостояния Юра поднял на ноги весь бомжатник при помощи "матюгальника". В этот рупор корел вещал о том, что если кому нужен лес, то единственный возможный для них вариант – рубить полоску деревьев между крепостью и Перуновым полем. За это полагалась кормёжка для лесорубов и членов их семей.

Бомжатник забурлил – с едой у них было не ахти. И когда военный с мечом скрылся у себя в землянке, небольшая группа мужиков опасливо выдвинулась к указанному нами месту. Долго поработать не пришлось – услышав мерный стук топоров, главный вояка собрал своих подручны и загнал дровосеков в лагерь. Вечером ворота, что выходили в сторону заводи открылись, и под светом прожекторов наружу выехала наша полевая кухня. Её охраняли почти все взрослые мужики, что были в Москве. На раздаче была Агна, со списком участников вырубки рядом стояла Семеяна. Она в подзорную трубу наблюдала за процессом в лесу, по одной ей понятной логике описывала работников, что согласились на наши условия, и теперь искала их глазами в толпе, что собралась на другом берегу заводи. Время подобрали специально – руководитель пришлых тайно ушёл из лагеря с парой подручных. Ну, он думал так. Наш патруль, что сопровождал его, имел другое мнение.

– Кто работал в лесу по нашему приказу, с семьями, идите есть! – выкрикивала с рупор Смеяна, – Вон ты, с длинным носом! Веди своих! И ты тоже, который с шапкой рыжей – тоже! А тебя, глазастый, мы кормить не будем – ты со всеми не работал!

Полевая кухня, сделанная на скорую руку, дымила и разносила по окрестностям одуряющий запах картошки с рыбными консервами, похлёбка такая получилась. Люди чуть постояли, погомонили, и, наконец, один дядька рискнул подойти. Получил деревянную миску с похлёбкой в руки, ложку, кружку с отваром, и вопросительный взгляд Агны:

– Жена да дети где?

– Нет их, – тихо произнёс мужик, и отошёл в сторону, чуть не на ходу запихивая в себя варево.

За первым смельчаком потянулись остальные. Часть их отсеяли, не заработали они себе на пропитание. Но при этом первого мужика отвели в сторону. Обычный такой крестьянин. Здоровый, хоть и изрядно похудевший. Он тёр заскорузлые руки, и чуть затравлено смотрел на меня исподлобья. Тряпки, что были на нём, выглядели изрядно потасканными и неслабо пованивали.

– С семьёй что? – спросил я его.

– Заболели и померли. Ещё там... – он махнул рукой в сторону юга, подтвердив наши мысли об эпидемии.

– Самого как звать?

– Дубаш.

– У вас матери с младенцами или беременные есть?

– Одна кормит, ещё у одной чуть старше дитя, – чуть помедлив и с изрядной долей опасений выдал Дубаш.

– Агна! Дай два туеска! – я протянул мужику пару фанерных цилиндра, в которых была картошка с рыбой, – вот это им отнесёшь. Вот так открывать это. В следующий раз верни – мы им ещё дадим. Остальным передай, если по нашим заданиям делать будут – покормим, как сегодня. Порции сегодня малы, мало вы сделали. Если хорошо потрудитесь – ещё и утром еду привезём.

– Чего ту происходит? – раздался рявк из лагеря.

Военный со своими бойцами уже вернулся, и пытался понять, кто тут без него с людьми управляется. Благо, мы уже закончили раздачу, и быстренько скрылись за воротами. В темноте потом чуть не до полуночи раздавались крики да говор, народ обсуждал события дня.

На следующий день бомжатник оживился чуть не до рассвета, ожидая объявления со стены. Опять мы нарезали им участок работы, снова вояка всех зашпынял, народ гомонил. Партизанские вылазки в этот раз были чуть другие – народ, стараясь не попадаться на глаза своему главному, стремился на участок леса между Перуновым полем и стенами Москвы. Вояка хоть как-то пытался вернуть людей в лагерь, но тепреь он попал в нашу ситуацию – мало было у него подручных для плотного контроля. Тем более, что даже бабы пошли работать. Одна тётка чуть не до темна пыталась ломать мелкие деревья, таскать хворост в свою землянку.

Вечером повторилась наша вылазка с кухней, правда, пришлось и прожектора врубать, и пострелять малость, отгоняя военных, что пытались удержать людей. Не смогли – те просто обтекли их и подошли к крепости. Первой, кто наплевал на выкрики и угрозы охранников, была та самая тётка с двумя закутанными во что-то невообразимое детьми.

– Держи. Сейчас детям налью... – Агна протянула ей похлёбку.

Уставшая женщина взяла миску, начала аккуратно пробовать еду, потом ещё, ещё...Чуть не вылизала посуду, дети ей тоже наяривали так, что за ушами трещало. Дали чая из травок, его выпили чуть не залпом. Тётка робко, с мольбой во взгляде посмотрела на Агну, та вздохнула::

– Хлеба нет... Грязные миски и ложки вот в этот ящик. Следующие!

Народ медленно подтягивался. В этот раз людей больше пришло, чуть не началось столпотворение:

– Так! Народ! Все встать в колонну, очередь! По одному подходите, говорю, а то сейчас уедем! – скомандовал я, и....

Люди подчинились. Первый раз и по столь малому поводу, но покорились моим требованиям. Народ устроил некоторое подобие очереди, дело пошло быстрее. Еда, питье, грязная посуда в ящик, следующий... За час управились. Народ с тоской посмотрел на уезжающую кухню – на завтрак они всё также не наработали Вояка, что остался в лагере, в процесс уже не вмешивался, и выглядел скорее потерянным. Около него крутился мелкий паренёк, его мы раньше не видели, в землянке, наверно, был..

На следующий день опять картина повторилась. С утра – задание в рупор, партизанские вылазки на рубку, вечером кухня под выстрелы и прожектора. Люди привыкали подчиняться. Через пару дней военные практически не пытались уже противостоять процессу. Но вот это-то меня и напрягло. Не похоже было, что вояка согласился с происходящим, днём он суетился со своими подручными по селу, с кем-то переговаривался, бродил по землянкам. Я стал бояться того, что нашу кухню тупо атакуют, а нас сомнут массами народу. Пришлось поменять процесс раздачи пищи – мы перестали вывозить кухню. Сделали некое подобие строительного короба, пристроили его на внешней стене и в нём спускали пайки наружу. Давка, что возникла пару раз, привела к тому, что раздачу пищи отменили, объяснив свои действия людям. Мол, так вы больше расплескаете, вызывать вас будем семьями, отдельно. Остальные пусть отойдут подальше. В ожидании своей очереди. И люди опять подчинились!

Военный же опять затихарился, засуетился по лагерю, готовя новую каверзу. Я собрал народ:

– Смотрите. Вроде всё идёт пока спокойно. Люди малость привыкли работать под нашим началом и кормиться с нашего стола. Но вот вояка тот мне не очень нравиться. Нахрапом взять не получилось у него, и, судя по всему, он кухню атаковать хотел. Тоже не вышло. Знать, будет пытаться втереться в доверие или послать кого с этой целью. Будьте начеку! Если кто вдруг лебезить да елей в уши лить начнёт, подмасливать или расхваливать сильно – отмечайте это про себя. То шпионы могут быть. Ну, разведчики. Такие станут в дружбу набиваться, а потом и нож в спину воткнут. И те кто в патруле – тоже смотрите внимательно. Всем ясно? – народ закивал.

– Долго так продолжаться будет? – измученным голосом спросила Леда, – Не помню, когда спала последний раз нормально.

– Не знаю, – честно ответил я, – Буревой! Свод законов готов для пришлых? Сделали книгу?

– Почти. Там Веселина узор на обложке травит, ещё пара дней нужна.

– Леса полоску они вырубили уже почти, – сказала Зоряна.

– Ничего, мы найдём им чем заняться. Пусть дороги доделывают, к болоту и соли.

– Там контролировать не сможем их, – предупредил Кукша, – когда они далеко уйдут.

– Ну вот тогда и думать станем, – махнул я рукой, – или пусть сами делают, как хотят. А нам готовый результат показывают и тех, кто работал. Таких кормить станем. Или ещё чего удумаем, как в плане работы, так и в части контроля...

Но нашим планам сбыться было не суждено. На следующий день Кукша и Юрка, проинструктированные мной на момент внимательного отслеживания резких изменений в поведении отдельных людей из числа пришлых с целью выявления шпионов, привелив крепость некое существо, закутанное в невообразимые тряпки и засаленный, рванный овчинный тулуп. Сам пасынок стоял довольный от содеянного, Юрка же являл собой живое воплощение образа папаши Мюллера.

– Вот, привели, – корел подтолкнул существо к нам с дедом, – мы это... В патруле... А тут она... Говорит, я могу... Хочу... В общем это, ну, в крепость к нам..

– Мы в патруле были, – добавилКукша, – а тут она. Одна. К нам подошла, потом ко мне обратилась. Говорит, мол, в крепость к нам она хочет, чтобы, значит, еда была.

– А вы чего?

– А мы что... – Юрка махнул в сторону существа в тулупе, – Сюда привели. Вот. Ты ж сам говорил, что таких выискивать надо – вот и сподобились. Она ж одна там по лесу бродила, потому сюда и привели.

– Так, кто это у нас вообще, – я с изрядной толикой брезгливости начал снимать повязку, что пацаны натянули шпиону на лицо.

Убрали и шапку с тулупом. Существо обрело человеческий вид, и оказалось худущей блондинкой, с огромными глазами, просто невообразимо большими, или это так из-за худобы сильной показалось. И коса чуть не до пола. Худая как спичка, глазищи и гигантская копна волос – пигалица, одним словом. Она дрожала. Н-да, явно не Мата Хари тут у меня образовалась.

– Так, с какой целью собиралась в крепость? Какое было задание? – я чуть резче чем надо задал вопрос, вызвав непрекращающиеся потоки слез, – Ладно. Сейчас, я смотрю, разговора не получиться. Лада! Леда! Отведите её в баню, отмойте, проверьте на болезни и прочее, вшей там. Потом ко мне, на допрос.

Рыдающую в три ручья пигалицу отвели в баню. За всё время она не проронила ни слова, плач ей мешал. В бане отмыли, пропарили, выдали комплект белья и одежды и привели в общий зал. От девчушки валит пар. Пигалица сидит, пялится на нас, на глазах слезы наворачиваются. Наворачиваются, и большущими тяжёлыми каплями стучат изредка по столу. Кап! Кап! Ещё бы! Ей никто ничего не говорит, все в масках, да в очках, коньюктивита да гриппа по моему наущению опасаются. Привели из леса, раздели донага, пропарили, устроили медосмотр – пигалица от того в шоке, и ни слова проронить не может. Хорошо хоть девушки все делали, а то бы её инфаркт хватил. А тут ещё и привели в место непонятное, бумажки читают да недобро посматривают. Ужас! Было от чего впасть в прострацию и плакать девушке.

– Так, давай по порядку. Имя? Родовое прозвище? Сколько лет? – пигалица опять в слёзы, пришлось наших барышень спрашивать, что они вызнали.

– Худая она, да синяки на руках и под глазом. Шрамов нет, вшей тоже, – коротко отрапортовала Леда.

– Дед, а ну дай мне настойки своей, чтобы её в чувство привести. А то она ни слова не говорит, пытки что-ли устраивать?..

Последняя фраза вывела из ступора пигалицу, она опять зарыдала и начала подвывать. Насильно влили в неё чуть не полстакана спиртного – никакого эффекта.

– Молча-а-ать! Отставить рыдание! – заорал я, – На вопросы отвечать чётко и по существу! Кто такая!? Сколько лет!? Кто послал!? Заем отправили!?

Мои посмотрели на меня странно, а пигалица вообще чуть не подпрыгнула от неожиданности. Ну а я просто пытался её из ступора вывести. Помогло, кстати, сквозь слёзы и рыдания послышалась какая-то невнятная речь:

– Не сама пошла я-я-я.... Святослав посла-а-ал. Я не хотела, а он сказал надо внутри посмотреть, что да как тут у ва-а-ас, – пигалица шмыгала носом, не прекращая рыдать, – я не хотела-а-а, отец тоже-е-е, Домослав, он мой суженны-ы-ый вступился. А он его-о-о по лицу!... Сказа-а-ал, что если не пойду, отца выгонит с братьями-и-и. Наказал пойти к тем, кто по снегу ходит, подмаслиться и-и-и-и.... Если надо буде-е-ет, чтобы в репость попа-а-асть... Лечь с кем при-и-ика-а-ажу-у-ут....

Ручью слёз превратились в полноценные реки.

– Ну а потом что? – спросил дед.

– А пото-о-о-м бежаа-а-ать и Святославу всё расказа-а-ать!... – рыдания стали глуше, плечи её ощутимо дрожали.

– Дайте ей согреться чего-нибудь, внутрь и снаружи, а то мы так до скончания века сидеть будем, – девушки метнулись на кухню за отваром, Буревой принёс фуфайку.

Накормили супом, вмиг пигалица умяла, напоили отваром, да влили насильно ещё настойки спиртовой. Девчушку разморило, но она хоть успокоилась, слезы прекратились, осоловела от еды и алкоголя. На пигалицу напало отупение.

– Давай дальше. Как зовут, сколько лет, есть ли прозвище родовое?..– на этот раз я задавл вопросы максимально ласково.

Через полчаса кормления, напаивания, отогревания и аккуратных расспросов Маты Хари, из ней потекли не слёзы, а слова. Картина открылась следующая. Святослав – это главный у них, тот, который с мечом ходит. Он всем заправляет и руководит. Большим человеком отец его был в в те времена, когда они в деревне жили. Хотя и не самым главным. В село пришёл мор, отец Святослава умер. Тот увёл людей, а деревню поджёг. Шли они по снегу чуть не месяц, после большой метели силы людей оставили, решили встать. Да на беду тут мы оказались. Святослав наказал всем разговоров не вести, только через него. Нападать в открытую опасался – непонятного много с нашей крепостью. Он соглядатаев посылал – все на колючей проволоке останавливались. Решил действовать хитростью. Пришёл к пигалице в землянку, потребовал дочку для общего дела в качестве разведчицы. Отец девушки ни в какую не соглашался, тот ему зарядил по лбу, да навешал пытавшемуся вступиться за девичью честь суженному нашей пигалицы. Её силком уволок, и всю ночь мозги компостировал на момент важности мероприятия для всех "беженцев". По утру пигалица попыталась бежать – получила в глаз да обещание выгнать отца с братьями из землянки на мороз, вместе с семьёй её жениха. Фингал Святослав ей припудрил остатками муки, и отправил в направлении нашего патруля. Та пошла, пострадать, так сказать, за общество. Вот, собственно, и вся история нашей несостоявшейся шпионки.

Пигалица начал посапывать, согрелась и окосела от выпивки и еды.

– Протопите дом свободный, тот, где рыбаки наши раньше обитали, да закройте её там. Спать положите, – народ пошёл готовить не то тюрьму, не то лазарет, не то пионерский лагерь, девчушке пятнадцать лет.

Мы с Буревоем засели думать как быть в сложившейся ситуации.

– Буревой, что делать будем?

– Негоже так с девками поступать... А если бы мы её убили?

– Ага, негоже. А с другой стороны, чего ему, Святославу этому делать? У него ситуация патовая – дед кивнул, мы с ним в шахматы играли периодически, – уйти не может, остаться – мы не даём жить нормально, людей под себя его подминаем. В принципе, нормальный ход, правильный. Циничный, но правильный. И ещё, обратил внимание, он сам всё делал? Не хотел мужиков своих марать в этом...

– Ага. Теперь только с него спрос, – дед почесал бороду, – только вот кто да как спрашивать будет?

– Ну уж если мы на себя власть взяли, то и суд за это нам вести. Да и за остальное – тоже. Надо только ещё раз пигалицу допросить. И это, вы уже народ покормили? Тогда я сейчас накидаю текст, утром его со стены прочитаете. Не будет завтра кормёжки...

Утром Юрка зачитал собравшимся на завтрак людям наше объявление:

– Мы вам про наши Законы говорили, на встречу пошли, работой да пропитанием обеспечили. А вы и свои, и наши традиции нарушили, кусать руку кормящую стали. Соглядатая к нам отправили. Мы его, тьфу, её, поймали. За дело это неблагодарное вам сегодня еды не будет. Да и дальше теперь только боги наши решать судьбу вашу станут.