Текст книги "Запах разума (СИ)"

Автор книги: Максим Далин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Но самое оно – что ничего спецназовского я не видел и не чувствовал. Чебурашки друганов ждали и встречали, такое было чувство. И, вроде, обрадовались, когда нас увидели.

Цвик с довольным видом подбежал к Диньке, в нос его нюхать. Нгилан всех нюхнул по разику – убедился, что нам лучше, не иначе. Лангри с Разумовским натурально обнюхался, цирк смотреть. Потом ещё эта маленькая блондиночка, с блохами, забрала тарелку у Калюжного, а тот как-то смутился, потерялся и сперва тарелку потянул к себе, а потом сунул ней – она захихикала и зачирикала, совсем как наши девчонки. И все улыбались, показывали на шар: "Цин-цин, вин-вин, цин-вин", – и задирали головы.

Рыженькая в бусах подошла ко мне, мёдом от неё пахло, как духами, а носик оказался влажный, как у кошки. Я её понюхал, как тут по вежливости полагалось – и прямо напротив вышли её глаза, почти наши, тёмные, влажные... улыбнулась, дотронулась своим обезьяньим пальчиком...

И вдруг меня как током шарахнуло. Прямо тряхануло – она испугалась, зацокала, стала меня гладить по руке. Я ей покивал, тоже погладил – ну да, что-то вдруг дёрнуло, бывает, нервный, мол – но так и не успокоился до конца.

У всех чебурашек-то – не руки, а обезьяньи лапы. В шерсти с тыльной стороны, а ладонь – ну, не похожа там кожа на нашу совсем. А вот во сне у меня – у ТЕХ – были руки.

Человеческие руки.

Оборудование здешнее, местное, а руки – человеческие. Чётко видел, помню.

Стал вспоминать ещё – вспомнил, что не только руки, а всё. Вот это номер.

Мне, оказывается, снилось, что нас – свои. Но тут. Из-за того, что тут – и показалось, что чебурашки. Но в натуре... вот тебе и ясновидение.

Пока я тормозил и пытался всё это как-то себе объяснить, чебурашки начали причаливать шар. Круто, вообще-то.

Ведь сон – он... По снам главный спец – Фрейд, был такой старинный профессор. А по Фрейду выходит что: если огурец во сне обозначает хер, и банан – его же, то эксперименту почему бы не обозначать другой эксперимент? Тоже жуткий?

Но тут что интересно: ведь чебурашки заметили, что я психанул. Наши не заметили, на шар глазели – а чебурашки заметили. Страх унюхали?

Рыженькая меня обняла за плечо и лизнула в щёку. Буквально, как собачонка. И смотрит: легче мне или нет. Ну хохма, честное слово.

Я ей говорю: "Видзин, видзин..." – а как её звать, забыл: имена у них – язык сломаешь, сплошное чириканье. Но тут подошёл Лангри.

– Вик, – говорит, – диц-хен, гзи-ре?

Ага. "Понял?" – нет, я не понял.

– Я, – говорю, – ни фига не способен к языкам, Лангри. Не гзи-ре.

И он мне руку поднёс к самому носу – на крыше чувствовался ветерок, так ему хотелось, чтобы я обязательно унюхал. А запах был...

Сходу и не объяснишь. Тепло, не вообще, а именно – тепло живого тела. Не знаю, как это словами передать. На что похоже – так на всякие детские штуки; вспомнилось, как мать обнимала, когда я ещё пешком под стол ходил. Как-то... ну, не знаю... родным.

Я даже растерялся. Не знал, как это понять и что делать теперь. Посмотрел на него – а он ткнул мне в нос своей мокрой носопырой. И ухмыльнулся.

И тут до меня дошло – озарило. Это он сказал: "Чувствуй себя, как дома. Расслабься, парень, тут свои – не кипишись". Без слов сказал, одним запахом.

А я подумал: вот интересно, можно запахом соврать? Но это так, мельком подумалось; на самом деле, я ему поверил.

Характерец у Лангри – не нежный, он всем ещё в подвале показал, когда умывались. И если ему не нравится – он даже не подумает прикидываться, что всё хорошо. Если уж Лангри захочется развоняться на весь дом – он уж развоняется, будь спок. Прямого нрава чебурашка.

И если уж он сказал: "Будь как дома", – значит, вправду так думает.

В это время с шара скинули канат, и мужики – Нгилан, серый-полосатый, рыжеватый-гладкий и наш Разумовский – стали его подтягивать. Лангри с Цвиком тоже подключились, а глядя на них – и мы с Калюжным. Подтянули шар к самой крыше; оттуда подали ещё канаты – и мы его закрепили на скобах, как на якорях. Надёжно.

А я всё это время думал: надо же, какой у них там... пилот или кто – аэронавт, да? – который управляет шаром. Не вертолёт же, тупая штуковина, ветер его несёт, всё управление – вверх-вниз, а ведь, поди ж ты, вышел на самый дом, точно над крышей. Либо и тут тоже какие-то особые технологии, либо все ветра и воздушные потоки просчитаны – и в них вписывались прямо ювелирно.

Из корзины первой выскочила рыжая чебурашка в мохнатом оранжевом комбезе. В рыжей гриве у неё цвели белые и синие цветы ростом с ромашку – не венок, не воткнуты, прямо росли, как в траве, как у них тут водится. Наши, лесные, ей обрадовались, как дети малые, особенно Цвик – тут-то я и подумал, что она, должно быть, его мамаша.

С ней приехали ещё две чебурашки, обе – тётки, не первой молодости уже. Девчонки-то здешние – совсем тоненькие, худенькие, одни косточки, а тётки – в теле, хоть без сисек всё равно очень странно и непривычно. Но попа у их дамочек с возрастом, похоже, раздаётся, и сумки заметны – это, надо думать, детёныши их оттягивают.

А пилот оказался мужик, чёрный, прямо вороной, и тоже давно не пацан: около рта, по щекам – вроде как с проседью. И ещё с яркой белой полоской на лбу и на переносице сверху, с белым пятном на груди и с белыми руками и ногами по лодыжки – такие коты бывают. Гриву завязал сзади в хвост, носил не мохнатость, а распашонку, вроде ветровки, из брезента или чего-то такого. Штаны бы ему ещё – и стал бы круто выглядеть.

Он нашим мужикам начал подавать груз из корзины, который с собой привезли. Все разгружают – и я стал помогать: контейнеры странные, не очень правильной формы, и углы скруглённые. Довольно-таки тяжёлые, но не сказать, что вообще неподъёмные.

Здешние чебурашки очень им радовались. Мы с Цвиком один сравнительно небольшой ящичек сняли – и он крышку открыл, по мордахе видно, что не утерпел. Я и заглянул.

А там – полный контейнер... я чуть не выронил.

Личинок, в общем, полный контейнер. Здоровенных, приблизительно с королевскую креветку или даже побольше. Живых.

Цвик заверещал от восторга, хвать одну – и в рот. Вид такой, будто пирожок стырил, счастливый по самое не могу, салабон. И, на него глядя – все потянулись. Ржут – и жрут этих червяков, как конфеты, сами довольнёшеньки... Цвикова мамаша тоже хихикает, шлёпает их по рукам, мол, не трогайте, чего перед обедом немытыми грабками – но видно, что не злится. Приятно ей. Угощение друганам привезла, ёпт...

Калюжный свалил к краю крыши – и дельно: если блевать, то не всем же под ноги. А Разумовский:

– Сергей, зелёная волосатая расчёска!

Калюжный заржал – и вроде как отдышался. А я думаю: только бы им в голову не пришло угощать нас своим деликатесом, расперемать их...

Но чебурашки – они же гостеприимные, хрен им в зубы, прямо до ошизения. Цвик же не мог своему корешу Диньке не дать конфетку, как же! Ведь много же вкуснятины привезли, ёпт, на всех хватит!

Я думал, Динька сейчас тут всё облюёт – или уж придумает, как деликатно отказаться. Ага, шиш! У него мина сделалась лихая и придурковатая – и он с этой миной взял гусеницу у Цвика и храбро её откусил. Брызнуло зелёное.

Калюжный аж позеленел с лица, а Разумовский на Диньку взглянул, как на оживший памятник Чапаеву – восхищённо, но слегка обалдело.

И я прихренел. Нет, я догадывался, что Багров – чокнутый, я не думал, что настолько: он ведь эту гусеницу целиком сожрал. И говорит:

– Знаете, мужики, в общем, даже ничего, не смертельно. Я думал, хуже. А у неё внутри – на то пюре похоже, которым нас Нгилан кормил. А сама шкура – как кальмар консервированный.

Калюжный еле проглотил, его просто передёрнуло до самых пяток.

– Ты, – говорит, – Багров, рехнулся совсем – живых гусениц жрать.

А Динька выдал, наивно – как первоклашка:

– Так лицин же их едят... и знаешь, ведь и на Земле устриц едят прямо живых. Неудобно отказываться, да и интересно... ну, это... что им так нравится в этих гусеницах.

А Цвик и рыженькая на Калюжного поглядели озабоченно, даже испуганно. Хрен ли тут не испугаться: был розового цвета, а стал зелёного. Удивительно же чебурашкам, в диковину.

Динька им что-то чирикнул и стал Цвика гладить по шёрстке, а рыженькую нюхнул в нос и разулыбался. Надо думать, донёс до чебурашек: из людей не все это могут. У Калюжного, мол, либо ещё организм не готов после перехода, либо просто кишка тонка.

А тётки, что прилетели, в это время нас разглядывали. Им здешние говорили что-то, говорили – а они просто смотрели, и ноздри у них пошевеливались.

И я вдруг понял потрясную вещь.

Это, конечно, никакой не спецназ. Но это – комиссия. По нашу душу комиссия. Эти тётки и тот, брюнетистый, с седой мордой – они прилетели специально нас смотреть, нас обнюхивать. Вот посмотрят, понюхают, как тут принято – и, надо думать, примут решение.

Ещё неизвестно, какое.

Родной сын клана Кэлдзи

Общаться с пришельцами оказалось непросто, но всё равно целый день я радовался, что не успел уйти. *Ветер переменился*. Я был уже уверен, что уйду не один.

Я решил, что буду сопровождать Дзениза и его друзей. Они не останутся в нашем клане, основная специализация которого – микологи-связисты, это очевидно. У нас нет специалистов, способных их правильно понять, а уж тем более сделать какие-то принципиальные выводы и по-настоящему помочь. И Лангри, и Нгилан, и я – просто пытались, этого недостаточно.

Нужно подумать об антропологах. Или о биологах широкого профиля. Или – о психологах, педагогах, медиках... А может, у кого-нибудь, кого я не знаю, есть более сложная и необычная специализация. В любом случае, на первых порах пришельцам понадобится серьёзная помощь; я готов помогать, мне нравится Дзениз – но я умею до обидного мало.

Хотя для начала и это полезно *я надеюсь*.

И я с удовольствием думал, что мне предстоит путешествовать в обществе *существа* человека, которого по-настоящему интересует мир. Ведь путешествие – это поиск себя, а Дзениз как раз был занят поисками себя и изучением всего, *что принесёт ветер* что попадётся по пути.

Он запоминал жесты, запахи и слова. Меня восхищала его способность преодолевать страх: утром Дзениз испугался моего паука; вечером он дал пауку на пальце капельку своей слюны. Я смотрел и думал: интересно, хватило бы у меня самообладания вот так перешагнуть через порог собственного страха – да хоть неловкости и застенчивости – среди незнакомцев?

Было немного жаль, что Дзениз – пришелец. Я не знал, сможем ли мы стать принятыми сыновьями одного клана – если вдруг решим попытаться стать братьями. Я даже не знал, сможет ли он стать настоящим принятым сыном какой-то нашей семьи.

Пришельцы ведь – существа другого вида.

В нашем мире нет таких женщин.

Закономерно: как правило, женщины не путешествуют. Но – каково же пришельцам будет среди нас, без принятых сестёр и подруг? Мужчина создан природой жить в обществе женщин – и для женщин, в конечном счёте. Если друзья Дзениза не смогут вернуться к себе домой – у них никогда не будет детей. Как это печально...

К тому же не все пришельцы настолько отважны и открыты миру, как Дзениз. Зергей никак не может справиться со страхом. Вигдор так смотрит на всех вокруг, будто ждёт подземного толчка *или пинка в спину*. Арди погружён в себя – и лишь время от времени с трудом отвлекается от внутреннего и начинает смотреть на внешнее. Наблюдая, я всё время ловил себя на *мысли об их неприкаянности* желании куда-то их пристроить, чтобы они перестали так остро ощущать одиночество.

Но возможно ли это вообще?

Как вышло, что, странствуя, они зашли настолько далеко? Где мир, откуда они родом – ведь ясно, до какой степени он вне всего, что мы можем себе представить? Можно ли помочь им вернуться?

Вопросы без ответов...

И ещё я был без памяти рад, что вижу маму. Запах микограммы, в которой из Усадьбы сообщали о её приезде, принёс целую охапку счастья. Я ведь уже вполне серьёзно думал, что расстался с домом и мамой насовсем или почти насовсем: мне хотелось найти клан, специализирующийся на пауках – скажем, мастеров шёлковых дел, фармакологов – специалистов по паучьему яду или создателей сверхчувствительных охранных систем – но родословные линии всех наших соседей такой специализации пересекались с Кэлдзи. Я думал, что идти придётся долго и далеко, а значит, родной дом вполне может навсегда превратиться для меня в запах микограмм.

Конечно, земля круглая – и всё может случиться, и все пути пересекаются – но ведь вряд ли скоро...

И вдруг такая неожиданная радость: мама, бабушка Видзико – один из старших медиков клана, бабушка Нгидаро – советник Прабабушки по генетике, и мой старый товарищ, пилот Гданг! С новостями от Прабабушки *а мама, кажется – для того, чтобы ещё раз обнюхаться со мной*! Вдобавок, кроме расходных материалов для лесной лаборатории и обычных консервов, они привезли с собой целый плодобокс личинок бесхвосток! Как на праздник – разумеется, все съели по штучке, не удержаться – а между делом успели перекинуться несколькими репликами.

Отнимая у нас с Дзенизом бесхвосток, тётя Дзидзиро спросила:

– Мариновать их? – а мама рассмеялась и сказала:

– Нет, сестрёнка. Мы сегодня до заката будем жарить их, угощать гостей и беседовать. И размышлять.

– А вкусный запах и дым костра не помешают *вдумчивому анализу*? – спросил Нгилан, улыбаясь.

Мама тронула его щёку:

– Нет *оттенят и углубят его*.

– Если гости будут есть, – сказал Лангри, и я кивнул. – Мне кажется, бесхвостки нравятся только Дзенизу, остальные *будто тухлое яйцо унюхали* – не в восторге.

Дзидзиро улыбнулась:

– Тем, кто не любит бесхвосток, предложим лепёшки *с мёдом* – лепёшки им нравятся *не вредят их здоровью*.

Арди и Дзениз помогали вытаскивать плодобоксы с подкормкой для грибов – и Дзениз взглянул на меня весело, а Арди ухитрился моргнуть одним глазом, но Зергею, кажется, снова было дурно. На наш груз он смотрел, как на целую кучу опасных предметов.

Гзицино попыталась сказать Зергею, что всё в порядке, бесхвостки безопасны и вкусны; он чуть успокоился, но, кажется, не совсем поверил.

– Быть может, у них на родине и нет бесхвосток, или там их не едят, – сказал я. – А может, им больше нравится растительная пища.

– Нет, жареную саранчу съели дочиста, – сказала Ктандизо, показав пустое блюдо. – А за обедом – личинки термитов в масле. Может, им просто не нравится есть что-то сырым?

Гданг тем временем рассматривал пришельцев, щурился и принюхивался.

– После микограммы я думал, что они и впрямь напоминают разумных амфибий *фантазия Лангри*, – сказал он задумчиво. – А они, скорее, похожи, на младенцев в первые недели жизни, если можно так сказать о взрослых существах. *Поразительно*.

– Были бы впрямь похожи на разумных лягушек – было бы куда поразительнее, – возразила мама.

Гданг отрицательно повёл носом.

– Мне нравятся фантастические истории, ты знаешь, Цицино, – сказал он с несколько смущённой ухмылкой. – Я ещё в детстве прочёл множество сказок и мифов, а потом – научных фантазий... Образов пришельцев, демонов, иномирян встречал – не сосчитаешь, но с такими я не встречался. А вот разумные жабы мне попадались, милая. Народ в рост человека – был, существа с десятью пальцами на каждой руке – были, с шерстью всех цветов радуги – были, покрытые чешуёй – были, с хвостом – были, с органами Старшей Речи на голове, гениталиях, ушах, рогах, на неких отростках – были. А таких – не было. Фантазия жителей нашего мира оказалась неспособна такое представить.

– Глан из клана Цларинэ *тоже микологи, кстати* написал роман о разумных грибах, – заметил Золминг. – Забавно. Вообразить разумный гриб – пустое дело, а? Если не продумывать частностей...

– *Не читал* Ещё во всех *плохих* книжках у пришельцев есть Старшая Речь, или они её понимают, – вставил Лангри. – Любая другая – световая, ультразвуковая, сонар, электрическая – и непременно Старшая. Сочинители не в силах представить созданий, лишённых Старшей Речи *вот забавно*!

– Грибы *у Глана* только Старшей и общались, – согласился Золминг. – *Для грибов – обычное дело*

Бабушка Видзико рассмеялась. Мы подумали – над словами Лангри, а оказалось – над нашей ручной руконожкой Лге, которая пришла встретить гостей: её дети уселись в ряд на бортике крыши, а она бдительно наблюдала, чтобы все как следует держались за мох.

За болтовнёй *жаль, что пришельцы не могли в ней участвовать – ведь в остальном они участвовали и помогали* мы разобрали груз, погасили горелку, выпустили воздух из баллона и свернули его оболочку. И можно было уже знакомить наших старших с пришельцами.

Бабушка Видзико подошла к пришельцам, которые стояли у лестницы в дом и выглядели так напряжённо, будто *боялись* ожидали чего-то дурного – только Дзениз улыбался *и пахнул спокойно*.

– Привет, мальчики, – сказала она весело. Запах удовольствия, смешиваясь с её собственным уютным фоном, развевался на лёгком вечернем ветерке, как осенние паутинки. – Вот вы, значит, какие, путешественники... Издалека... дальше, пожалуй, чем мы все можем себе представить. Ну, хорошо *давайте знакомиться* я – Видзико. Я уж вижу, какие вы невероятные...

Они назвались, но говорили с трудом, и было заметно, как сильно они смущаются. Они не умели ей ответить – потому от смущения у них краснела кожа на лицах, на шее, у Дзениза – на ушных раковинах, а у Зергея – даже на груди.

– Бедные мальчики, – говорила Видзико, внюхиваясь в самую суть. – Это безобразие, знаете ли – отправляться в такую даль без серьёзной защиты. Нгилан, подойди ко мне.

Нгилан подошёл, прижимая уши. Я подумал: как хорошо, что под шерстью не видно, приливает ли кровь к лицу.

– Здравствуй, – сказал он, потянувшись носом. – Как я рад, что ты прилетела. Мне очень не хватало *опыта и уверенности* твоего общества. Ты же – лучший диагност в Светлом Лесу *что особенно удивительно для женщины*

Видзико улыбнулась, понюхала его в нос и погладила по переносице:

– Тяжело себе представить, что *для постановки диагноза* кто-то может обходиться без Роя? Обоняние важнее *белый и пушистый* – я об этом всегда говорила. Но – познакомь меня с этими ребятами.

Нгилан кивнул на Арди.

– Он – Арди – самый интересный случай *наводящий на самые важные мысли*. Его чуть не убил возбудитель задышки, обыкновенная усатка, которая живёт в любых лёгких. Даже при ослаблении иммунитета эти существа не могут причинить серьёзный вред – но вот...

– Арди, – сказала Видзико, принюхиваясь к дыханию пришельца и коснувшись его груди, – как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – сказал Арди и тем поразил Видзико, которая рассмеялась и оставила на его щеке запах своей симпатии.

– На основе данных о его крови Рой сымитировал для него антитела к задышке, – сказал Нгилан. – Всё, что я мог быстро сделать. Сработало довольно легко и хорошо.

– Молодец, – сказала Видзико и повернулась к остальным. – *Угадать общий для всех диагноз?*

– *Не сомневаюсь, что тебе по силам* Попробуй, – сказал Нгилан *ожидая её ответа, как ребёнок – фокуса*.

Вокруг нас собрались почти все – было интересно. Я воспользовался моментом, чтобы подойти к маме – она обняла меня за плечо и понюхала в уголки глаз *и пахла, как в детстве* хотя и делала вид, будто это всё между прочим.

– Тяжёлое кишечное расстройство, слабость, ломота в костях, – перечислила Видзико, раздувая ноздри. Тронула лист на лице у Зергея. – *А что с лицом?*

– Кусач *и я удивляюсь*, – Нгилан шевельнул ухом. – Эти *существа* люди чистятся в воде. Счастливо отделались. А насчёт остального – ты права *как я и думал*. У них – не только совершенно другая физиология. В кишечнике – водяные вибринеллы, а кости ломит от токсина, выделяемого осенниками *ты ведь так и подумала*. То, что такие простые *в общем, безвредные* существа причиняют боль носителям, должно означать полную беззащитность наших гостей. У них – совсем другой набор антител *удививший Рой*, из чего я заключаю... – и ужасно смутился.

– Продолжай *мне нравится запах твоих мыслей*, – попросила Видзико.

– Их организмы сформировались в другой среде, – сказал Нгилан несколько неуверенно. – Но биохимия очень сходная, и искусственные антитела приживаются в них чрезвычайно быстро и просто. Поэтому я не верю в пришельцев из других миров.

– Во что ж ты веришь? – удивился Лангри.

– Не знаю, – признался Нгилан. – Наверное, в то, что у нашего мира существуют неточные копии в других реальностях. Но в то, что чужая планета может создать настолько похожий генетический код – я поверить не могу.

– А ты принял меры для защиты от потенциальной инфекции? – спросила бабушка Нгидаро. – Ведь они и на себе кого-то принесли, и в себе.

– Не *обоняю* чувствую опасности, – сказал Нгилан. – Они полупустые. *Насколько я сумел узнать* у них нет наружных симбионтов – и внутренние удивительно немногочисленны. Как вы думаете, Старшие, разумное существо может жить в искусственной среде, почти не обитаемой другими живыми существами? Настолько пустой, что им и защита не нужна?

Видзико и моя мама хотели что-то сказать, но Нгидаро их опередила:

– А ты тщательно исследовал?

Нгилан взглянул на Видзико, на маму – от него явственно припахивало растерянностью.

– Сложно тщательно, – сказал он. – Гости *боятся* не позволяют обнюхивать их гениталии и анус. И это тоже удивительно. *Словно ждут, что их кто-то укусит*.

Я слушал и думал: как непохоже получается на приём гостей – если гости рождены в нашем мире. Это же не встреча, это... будто кто-то нашёл удивительный экземпляр гриба, растения, минерала – и вот, представляет его друзьям и родственникам, имея в виду, что будет интересно и учёным из других кланов. Не забудьте то, обратите внимание на это. Не опасен ли он. Запишите свои наблюдения...

А речь идёт о разумных существах. И не об учёных из другого мира, которые посетили наш с исследовательской миссией – ясно же. Речь – о таких же ребятах, как я *бездна! Они просто ушли из дому и заблудились!* – обычных ребятах, попавших в беду, только чужих...

Я встретился с взглядом Дзениза, а он приподнял брови и всем лицом изобразил то, для чего нужна Старшая Речь: его друзьям тяжело и неуютно от такого *пристального* внимания.

Тебя лишили шерсти – совсем, ты выглядишь, как новорождённое дитя – голенький, беспомощный и всему открытый – на чьей-то раскрытой ладони. Нестерпимое, должно быть, ощущение...

– *Взгляните на меня!* Можно слово сказать? – окликнул я бабушку Видзико и Нгилана.

Теперь все посмотрели на меня, а я представил себе, что они мне незнакомы – и тут же отлично понял пришельцев.

– Может, не стоит так их обсуждать на крыше? – сказал я. – Может, пойдём разводить костёр, а? Жарить бесхвосток, разговаривать – там, внизу? Ведь *пришельцы* эти люди нас почти совсем не понимают – а мы и не помогаем им понять... Они же *не грибы* разумные существа, в конце концов...

Ко мне обернулись.

– Вы не согласны? – спросил я. – Они – не только редкие экземпляры и сложные случаи.

Мама восхитилась, но только фоном *очевидно, чтобы я не возомнил о себе слишком много*, а бабушки так улыбнулись, будто только этих слов и ждали.

– Неглупо *все голодны, но не все хватают бесхвосток прямо из плодобокса* – сказала бабушка Нгидаро. – Пойдёмте вниз – и пусть костёр разожгут те, *кому это нравится* кто помоложе.

Я потянул Дзениза за локоть:

– Пойдём разжигать огонь?

– Напрасно общаешься словами, *младенчик*, – сказал Лангри. – Они не говорят на Старшей речи, но понимают её *если говорить медленно*. Смотри.

И, поднеся ладонь почти к самому носу Дзениза, сказал:

– *Разжечь огонь*, – и собрал эти слова в кулак. – *Поджарить бесхвосток*

Дзениз посмотрел на него, на меня, улыбнулся, а потом, по-моему, перевёл своим родичам – и они, кажется, поняли.

И мы побежали вниз все вместе – пришельцы с нами.

– Чудесно, Лангри! – сказал я. – Как ты догадался?

– А как малышей учат говорить? *Мне надо быть морально готовым к детям* – рассмеялся он.

– *Дивный будущий папаша!* – хихикнула Ктандизо и улетела на кухню.

***

Утро было прохладным, шёл дождь – но уже к полудню распогодилось, а вечер оказался очень тёплым и очень тихим. Над влажными листьями живой изгороди стайками вились мокрушки; мы разожгли костёр в каменной чаше, и ароматный дым сухих ветвей долгостойника разогнал диких насекомых – а Народ попрятался в одежду и в волосы. Только мой паук блаженствовал, уписывая внутренности бесхвостки у меня на плече, а сколопендра Дзидзиро быстренько умяла своё угощение и спряталась между побегами тётиной одежды.

Девушки под руководством тётушки притащили тарелки, решётки с длинными ручками, чтобы жарить бесхвосток прямо на углях, блюдо с лепёшками *для пришельцев, на всякий случай* и два соусника – с *медовым* соусом для лепёшек и с *кисло-сладким*пряным* соусом для бесхвосток. И это всё расставили на плоских камнях, которые издавна так и использовались, если микологам приходило в голову устроить ужин на вольном воздухе. Мы расселись на траве вокруг костра, а пришельцам, по-моему, было сыро – а может, просто травинки неприятно царапали их голую кожу. Дзениз и Гзицино сходили в дом и принесли одеяло. Пришельцы расстелили его и сели. Это выглядело немного смешно – будто они отгородились от земли, травы и леса этим одеялом.

А я заметил, что им вообще сильно хотелось отгородиться. Они отмахивались от мокрушек; Зергей даже сорвал длинную ветку и махал ею, как мускусный олень – хвостом, а Арди прихлопывал тех, которые садились на его тело. Вигдор смахивал с одеяла сверчков и маленьких лесных многоножек, которые туда заползали. В общем, им всем не нравились насекомые; я переглянулся с Нгиланом – мы создали отгоняющий мокрушек секрет и оставили его след на коже наших гостей.

Как только пришельцы поняли, что мы сделали – они на удивление сильно обрадовались. Как подарку. Тогда я и подумал, что они запросто могли убить разведчиков из Роя Нгилана только потому, что им не нравились насекомые, а разведчики кружили вокруг.

Всё-таки редкая еда пахнет так прекрасно, как жаренные на углях бесхвостки, которых не в лесу собирали, а выкармливали дома, листьями белого лопуха. Это даже пришельцы оценили. Дзениз ел бесхвосток вместе с нами – и даже научился их жарить. Арди немного поколебался, но попробовал – а кто их попробует, тот уже не откажется. Вигдор думал дольше, хмуро наблюдал – но его убедили родичи. Перед тем, как съесть первую бесхвостку, он вылил на неё треть соусника – но, по-моему, был приятно удивлён. Только Зергей посматривал на наш пир с отвращением – но Зергей, видимо, происходит из клана, в котором традиционно едят что-то очень специфическое, испытывая неприязнь к незнакомой еде.

К тому же Зергей, по-моему, невзлюбил нашу руконожку. Лге, само собой, пришла к костру, чтобы угостить своих детей человеческой вкуснятиной. Она всегда была до смешного вежливая: её малышня уселась в рядок поодаль, а она сама самым скромным образом дожидалась, пока девушки достанут из огня и остудят парочку бесхвосток. Как такое тактичное и сообразительное существо может раздражать? В клане Зергея принципиально не держат позвоночных животных? Но ведь выходит, что и с Народом его клан не общается?

Мы обсуждали создавшееся положение дел друг с другом, а пришельцы, очевидно, обсуждали его же между собой. Между нами был невозможный языковой барьер – но, хуже того, ещё какой-то барьер, который подчеркнуло одеяло. Пока не получалось сломать эту стену – мы с пришельцами, не сговариваясь, занимались наблюдениями друг за другом и обсуждали эти наблюдения. И только.

Мы сидели рядом: пришельцы и моя родня. Тихо говорили и смотрели друг на друга.

– Меня позвали совершенно напрасно, хоть история и крайне интересна, – говорила бабушка Нгидаро. – Разумеется, ни одна родословная линия этих *созданий* юношей не пересекается с линиями нашего клана – но это ровно ничего не меняет. Мы можем называть их хоть гостями, хоть приёмными детьми – они в любом случае пришельцы, существа чуждого нам вида. Я бы даже предположила, что они происходят от плацентарных животных.

– Мне это приходило в голову, – согласился Нгилан. – Но я решил, что это невозможно. Как же их женщины рожают? Если у них такой же таз, как у наших – как?

– Запиши в загадки, Нгилан, – усмехнулся Золминг. – Пока чужаки не освоят хоть какую-нибудь речь, мы не сможем ничего узнать о строении *их женщин* их мира.

– Кое-что *о строении их мира* я бы предположил, – сказал Лангри. – *Было бы забавно потом проверить, угадал ли* Они едят мясо позвоночных животных *и это их основная пища*.

Эта реплика поразила меня и, кажется, всех прочих тоже.

– Как ты пришёл к этому выводу, милый? – спросила мама.

– Ты хочешь сказать... э... *убивают* охотятся? – спросила Ктандизо.

– Все кого-то убивают, – хмыкнул Лангри. – Ты вот лопаешь бесхвосток *а бесхвостки страдают*.

– Это подначка, – заметила Гзицино.

– *О, да!* Бесхвостки – не то, что теплокровные существа, *которые всё понимают*, – возразила Ктандизо. – Спроси Младенчика: смог бы он съесть своего паука?

– Я вообще не ем пауков, – вырвалось у меня. – Даже *других* тех, которых тётушка жарит в тесте.

– Ну, видишь, подруга, – сказал Лангри своим обычным загадочным тоном, – Цвиктанг не может есть пауков – и пришельцы тоже. Им и бесхвостки – непривычная еда, но вовсе не потому, что они *испытывают с личинками душевное сродство* жалеют тех бархатных бабочек, в которых бедняжки превращаются после метаморфозы.

– Согласен, – неожиданно вставил Гданг. – Ты ведь с севера, Лангри? Ты подумал о северянах с гор? О тех, кто обрабатывает металлы?

Лангри согласно опустил ресницы.

– У Зергея – *металлический* нож, – сказал он. – Это характерное орудие. Функций у такого, конечно, много, но главное – им легко приготовить в пищу теплокровное животное. А в его случае – и убить. Предположу, что его родичи, как наши северяне, разводят для еды каких-нибудь существ, которые быстро размножаются *вроде прыгунчиков или клыкастых коз*.

– Прыгунчики – такие милые! – ужаснулась Гзицино. – Их убивают железными лезвиями?

– Снимают шкурку железными лезвиями, – уточнил Лангри. – И съедают мясо. Очень и очень некоторые – но есть любители. Скажем, наши далёкие соседи, клан Аглоэ *они специализируются на обработке металла*. А ещё они издавна украшают свою одежду мехом *убитых и съеденных* прыгунчиков.

– Я, кстати, пробовал *вяленое мясо* прыгунчика, – сказал Золминг. – Лет пять назад *на Большой Ярмарке*. Из любопытства.

– Неужели они вкусные? – поразилась Ктандизо.

– *Так себе*, – Золминг сморщил нос. – Видимо, дело привычки.

– Суровый климат, – медленно сказал Нгилан, – беспощадная природа, память о столетиях полуголодной жизни *и ещё двенадцать дюжин невзгод*. Всё это можно понять, но Времена До Книг давно прошли. Уже давным-давно можно выращивать растения и насекомых в искусственном тепле, при искусственном свете. К чему же сейчас это древнее *жестокое* действо? *Отвратительно* Прости, Лангри, я родился на Побережье, я – южанин, *не знавший долгих зим*, но всё же...