Текст книги "Исход неясен (Гарри Поттер – Женская Версия) (СИ)"

Автор книги: Макс Мах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 38 страниц)

Когда, где-то в начале декабря, языки наконец усвоились, Анна была счастлива, что называется, до жопы. Думала, все! Баста! Фенита ля комедия! Ан, нет. Не тут-то было. Пытаясь, разобраться в жизненных императивах, Анна взялась читать магическую прессу, скопившуюся в замке за пять лет ее беспамятства. Газет было ровным счетом три: английский «Ежедневный пророк», немецкий «Берлинский чародей» и французский «Волшебный мир». Был еще англо-американский журнал для женщин «Ведьмополитен» и шведский иррегулярный журнал «Секси»[10], в отношении которого Анна так и не поняла, за каким хреном молодая женщина выписывает мужской полупорнографический журнал.

«А может она лесбиянка? – задумалась Анна, просматривая впечатляющие развороты. – На самом деле, было бы неплохо. Все-таки выход из положения».

Однако, это был слишком личный вопрос, а на такие вопросы память никак не откликалась. Зато она реагировала на кое-что другое. Пресса волшебников по определению не могла не упоминать такие области магического знания, как Зельеварение, Трансфигурация или Чары. И когда такие упоминания достигали критической массы, на бедную голову Анны обрушивался Девятый вал школьного и домашнего образования. Страшно подумать, сколько всего нужного и важного знала графиня Готска-Энгельёэн, и все эта Анна должна была теперь усвоить за считанные дни. В общем, вживание в образ затянулось почти до конца апреля, когда прекратился сход лавин базисного знания, и Анна смогла сосредоточиться на таких «частностях», как распределение внимания, гибкость и ловкость пальцев обеих рук и правильное магическое произношение некоторых латинских слов и словосочетаний.

Так что более или менее приходить в себя Анна начала только поздней весной. Слишком много разнообразных знаний за слишком короткое время ей пришлось усвоить. И это все, не считая самой магии. А с магией все оказалось совсем непросто, прежде всего, потому что Анна ее по началу просто не чувствовала. Движение палочкой было безупречно, заклинания произносились быстро и точно. Но вот беда: сколько она ни пыжилась, ровным счетом ничего не происходило. Даже простенький «Люмос» зажечь не получалось. День за днем, как только отступали головная боль и прочие физические напасти, Анна читала учебники и справочники, которых в библиотеке замка была тьма тьмущая. Старых и новых, на английском и на французском, на латыни и древнегреческом, на древнескандинавском и кельтском языках. И все в пустую. Десятки заклинаний, а, может быть, уже и сотни, но и только. Знание, но не умение. Знать, как колдуют и колдовать отнюдь не одно и то же, и Анна начала задумываться над тем, не сквиб ли она на самом деле?

Так продолжалось до тех пор, пока ей в руки не попала тоненькая книжица какого-то мага-репетитора, работавшего в Вене в конце XIX века. Этот добрый человек наконец объяснил ей, что такое магия и где ее искать. После долгой медитации Анна смогла увидеть свое Средоточие и Пропускные каналы, но это было только начало. Уже вскоре она смогла оценить свой резерв и мощность истечения магического потока. И вот тогда все у нее стало получаться, причем не только с правой, но и с левой руки, а несколько позже и с двух рук тоже. Это был феноменальный успех, поскольку прежняя Анна все это делать умела. Оставалось лишь заново освоить невербальную и беспалочковую магию, и дело в шляпе. Месяц, ну, может быть, два, если исходить из приобретенного опыта. И однако же, она по-прежнему не могла вспомнить ничего по-настоящему личного. Эмоционально или личностно окрашенная память то ли была стерта напрочь, то ли отказывалась работать. Анна предполагала, что, возможно, верны обе гипотезы. Что-то наверняка было стерто, а что-то возвращалось к ней лишь во снах. Иногда страшное и пугающее, а иногда, напротив, теплое и светлое. Однако, проснувшись утром, она ничего не помнила.

***

В эту ночь она спала достаточно спокойно. Во всяком случае, по утверждению Гейры, Анна не кричала и не металась во сне, и, в результате, проснулась отдохнувшей и в хорошем настроении. Дело происходило в начале мая, когда после изнурительного полугодового марафона ее самочувствие пришло наконец в норму, а значит, пришло время выходить в свет.

До сегодняшнего дня, Анна отваживалась только на переход во внешний замок и недолгие прогулки по городку, возникшему шестьсот лет назад рядом с цитаделью графов Готска-Энгельёэн. Здесь было спокойно и мило, и никто не пытался с ней заговорить. Горожане, разумеется, знали, что после долгого пребывания за границей, – где-то в Южной Америке и Австралии, как говорят, – в Стейндорхольм вернулась госпожа Анна – юная наследница графского титула и прилагающегося к нему состояния или того, что от этого состояния осталось. А осталось, к слову сказать, совсем немало. В местном отделении банка Nordea[11] Анне сообщили, что на ее счетах депонировано под невысокий процент около ста восьмидесяти тысяч долларов в шведских кронах и британских фунтах. Сумма не маленькая, в особенности, для провинциального отделения. Менеджер банка даже попытались уговорить ее на то, чтобы вложить деньги в прибыльные пакеты акций или хотя бы «закрыть» их на время под более высокий процент, но Анна не согласилась. Она еще не знала своих планов на ближайшее время, но предполагала навестить Швейцарию и Англию, и, значит, ей нужны были наличные. Поэтому она не стала ничего закрывать или вкладывать, лишь попросила сделать для нее новую чековую книжку и банковскую карту.

Относительно необходимости съездить в Цюрих и Лондон, дела обстояли следующим образом. Еще в ноябре прошлого года, в один из редких дней «просветления», Анна сходила в алтарный зал. После того, как Токи забрал ее оттуда, никто в зал не входил и ничего там не трогал, так что Анна отправилась искать те вещи, с которыми была перемещена сюда пять лет назад. Как ни странно, здесь нашлись все ее вещи, включая частично обгоревшие и порванные во многих местах джинсовый костюм и цветастую футболку. Сохранились даже трусики и бюстгальтер, но интересовали ее, разумеется, не они, а вещи, которые были с ней в тот роковой день. Они были аккуратно разложены на полках небольшого шкафа из гладко оструганных досок, стоявшего у дальней стены алтарного зала, и оставалось только гадать, кто, когда и почему это сделал.

Итак, на верхней полке шкафа она нашла свою основную палочку – одиннадцать с половиной дюймов, падук, также называемый бирманским красным деревом, пропитанный ядом василиска, и перо ирландского феникса, иначе именуемого авгуреем. Из памяти прежнего владельца следовало, что палочку купил ей дядя, когда Анне исполнилось семь лет, и с тех пор она с ней никогда не расставалась.

Кроме этой палочки для правой руки, рядом с ней нашлась и вторая – своеобразный магический мен-гош[12]: десять и три четверти дюйма, Уэльский дуб и сердечная жила гебридского чёрного дракона. Эту палочку она купила сама у Григоровича, когда ей исполнилось тринадцать лет, и она надела кольцо Леди. С ней Анна тоже никогда не расставалась. И еще один, но немаловажный факт, подсказанный, верно, по доброте душевной ее «внутренним голосом». Обе эти палочки, прежде всего, предназначались для боя, поскольку владела ими мастер боевой магии, но, разумеется, ими было возможно творить и любое другое колдовство.

Ниже палочек на отдельной полке лежали ее кольцо Леди великого дома, зачарованный графский перстень и, разбитые вдребезги или сожженные в бою защитные артефакты: кольца, серьги и кулон.

И, наконец, на третьей, самой нижней полке лежали золотой ключик от сейфа в банке Гринготтс, стальной ключ от сейфа в Гномьем банке, работавшем в Цюрихе под крышей магловского банка Pictet, кредитные карты британских и американских банков и обгорелая чековая книжка банка Nordea. Кредитные карты были просрочены, чековая книжка – безвозвратно испорчена, а что лежит в ее сейфах в двух волшебных банках, Анна не знала, поскольку память отказывалась отвечать на эти и некоторые другие вопросы. Поэтому, собственно, она и наведалась в местное отделение банка Nordea и предполагала позже посетить так же Гномий банк в Цюрихе и Гринготтс в Лондоне.

В принципе, пока ей вполне хватало того, что есть, у нее ведь были еще и сейфы в обоих ее замках, по эту и по ту сторону Завесы. А в сейфах лежали где галеоны и сикли, а где фунты и доллары, а еще шведский паспорт и водительское удостоверение, выданные ей официальным порядком, и документы на недвижимость здесь, в Швеции, и там – в Туманном Альбионе. Кстати, эти дома тоже стоило бы посетить, особенно тот, в котором она постоянно жила с 1978 по 1981 год. Дом этот был спрятан в самом центре старого Лондона на Пэлл-Мэлл стрит[13]. И Анна надеялась, что вещи, книги и документы, которые она найдет там, помогут ей понять, каким человеком была Анна Элисабет Готска-Энгельёэн, и что произошло с ней в ночь Хэллоуина 1981 года. Но все это были планы пусть и недалекого, но все-таки будущего, а сегодня ей предстоял первый «выход в свет». Анна собиралась посетить волшебный квартал в Стокгольме и прогуляться по городу в магловской его части, тем более, что ей было жизненно необходимо обновить свой гардероб…

«Что тут, скажешь! Женщины, они такие. Хотят, знаете ли, хорошо выглядеть!»

Со времени последнего Хэллоуина прошло уже семь месяцев. Даже немного больше. И Борис Евгеньевич Евсеев безвозвратно исчез в утраченном Будущем Состоявшемся. Такого времени глагола не было даже в английском языке, но вот для Анны оно существовало, поскольку она когда-то жила там, в этом будущем состоявшемся. Но там она была одним человеком, а здесь – стала совсем другим. И теперь по прошествии времени и после всех перенесенных страданий, ничего в своей жизни она менять не собиралась. Ей было достаточно и того, что есть, и единственным пунктом, по которому она все еще никак не могла определиться, был секс.

В своем далеком далеке, Боря Евсеев был тем еще ходоком, чему способствовали сразу четыре фактора. Он был крупным парнем, высоким и широким, к тому же спортивным и довольно симпатичным. Это все – во-первых. А во-вторых, он был умным, веселым и разговорчивым, легко заговаривая до потери чувства самосохранения практически любую женщину, начиная с юных десятиклассниц и заканчивая сорокалетними докторами наук. Его любили все и в любом возрасте. К тому же, и это в-третьих, он играл на гитаре, сочинял неплохие песни и, что самое главное, он был по-настоящему галантным кавалером. Красиво ухаживал и был внимателен и изобретателен в постели. И, наконец, четвертый фактор: Боря никогда не бедствовал, так уж счастливо сложилась его жизнь. Сначала его обеспечивал отец, занимавший при Советской Власти достаточно высокое положение, чтобы «выбить» для родного сына отдельную квартиру и купить ему первый автомобиль. А позже, Евсеев очень удачно женился. Не на деньгах, к слову, и не на писанной красавице. Его Катя в этом смысле была совершенно обыкновенной. Он на таких обычно и внимания не обращал, и тратить свое время на таких зря не хотел. Однако же срослось: он как раз защитил диссертацию по истории английских средневековых ересей, а она писала диссертацию по синтаксическому строю древнегерманского языка. Сошлись на истории и филологии, поженились и родили троих детей, но, как вскоре выяснилось, папаша у Кати оказался весьма ушлым мужичком. Первые кооперативы, частный бизнес, туда-сюда, и денег он молодым отстегивал, не скупясь. Его взорвали конкуренты в девяносто девятом, но к этому времени Евсеевы уже жили в Европе, и им опасаться было нечего. Ну, а когда Борис Евгеньевич получил кафедру в Имперском колледже Лондона, что для историка-медиевиста было верхом мечтаний, они навсегда перебрались в Англию, продав в России всю недвижимость, оставшуюся от Катиного отца, и все его доли в разных хитрых бизнесах. Дешевле, чем они стоили, но зато мирно. Без стрельбы и взрывов, которых, к слову сказать, Евсееву хватило еще в Афгане, куда он загремел по глупости в девятнадцать лет. Служил сержантом в мотострелковом полку и говна съел достаточно, чтобы больше к этому не возвращаться.

В общем, жил Евсеев весело, женщин имел – во множественном числе, – и до женитьбы, и после. Жена, скорее всего, знала, о его походах налево, но никогда этот вопрос не поднимала и претензий не озвучивала. Но дело не в ней, а в нем. У него было много очень разных и, большей частью, красивых женщин. Но такой красавицы, как Анна Элисабет Готска-Энгельёэн, не было ни у него, ни у кого-либо другого из его многочисленных знакомых. Такие дивы жили в совсем ином мире, куда он, по понятным причинам, допуска не имел. И, глядя иногда на себя в зеркало, – особенно в первые пару месяцев своей новой жизни, – он отмечал практически машинально, что многое бы отдал, чтобы быть вместе с такой девушкой. Думал он так, пока еще сохранялись хотя бы минимальные ассоциации с его прошлой мужественностью, и Анна позже, что характерно, думала иногда о себе практически в тех же терминах. Возможно, это указывало на то, что она изначально западала только на девочек, но Анна, как достаточно быстро выяснилось, сама давным-давно девочкой не являлась. Было в ее арсенале такое заклинание, впервые опробованное как раз на самой себе. И выяснилось по результатам этого «камлания», что девственность Анна потеряла в пятнадцать лет, и произошло это естественным путем и без намека на насилие. И вот теперь, все это вместе взятое буквально мешало ей нормально жить и получать от этой жизни удовольствие.

Она давно уже стала женщиной во всех своих проявлениях, но о сексе с мужчинами, по-прежнему, не могло быть и речи. Психологический барьер, и все об этом. Однако, не имея возможности заняться любовью с каким-нибудь парнем, она, честно сказать, боялась, что с женщинами у нее тоже не получится, поскольку она этого просто не умеет. Но хотеть-то ей хотелось, да еще как. Организм молодой, здоровый, магия едва не переливается через край, и тоже, следует отметить, довольно сильно толкает на подвиги. Поэтому, собственно, отправляясь на шопинг, Анна все-таки имела в виду и такую опцию, как случайный секс с какой-нибудь подходящей девушкой…

[1] Если графема (буква) – единица текста, то глиф – единица графики (элемент графемы или сочетание таких элементов).

[2] Solem Cruentum (лат.) – Кровавое Солнце.

[3] Ниссе – скандинавский аналог домовых.

[4] С этого места и далее, италиком и без пояснений обозначена речь «Внутреннего голоса».

[5] Все имена домашних духов Ниссе являются настоящими древнескандинавскими именами.

[6] Заклинание стрелы – трансфигурационное заклинание, позволяющее создавать направленную на цель стрелу (взято из Энциклопедии Гарри Поттер).

[7] Как есть (англ.)

[8] На древнескандинавском что-то вроде замка Камень Тора.

[9] Геволт – (гвалт) – караул; шум; вой; все то, что называется в Одессе «громкие базары».

[10] На самом деле, он бразильский.

[11] Nordea Bank AB – финский коммерческий банк, международная финансовая группа, одна из крупнейших в Северной Европе.

[12] Дага – кинжал для левой руки при фехтовании шпагой, получивший широкое распространение в Европе в XV–XVII веках. Во Франции назывались мен-гош (фр. main-gauche – левая рука), так же назывался стиль сражения с оружием в обеих руках.

[13] Пэлл-Мэлл (Pall Mall) – центральная улица Сент-Джеймсского квартала в Вестминстере.

Глава 2

Глава 2. О сколько нам открытий чудных…

До Швейцарии, а конкретно до Женевы, она добралась с помощью порт-ключа, приобретенного в волшебном бюро путешествий в Тролльхольме[1] – волшебном квартале в Осло. Переход оказался довольно неприятным, потому что над Центральными Альпами и Швейцарским плато бушевала гроза. К сожалению, Анна узнала об этом, только прибыв на место назначения – в зал аппарации Женевского железнодорожного вокзала. Там, ошалело глянув на чиновника транспортного управления, она опрометью бросилась в дамскую комнату, где ее сначала стошнило, а потом пронесло. Так что, пришлось задержаться на вокзале, – благо он представлял собой довольно большой торговый центр, – и, засев в первом попавшемся на глаза кафе, полчаса успокаивать нервы крепким черным кофе и киршем[2]. И кстати о нем. Кто сказал, что немцы разбираются в алкоголе? Реклама рекламой, но дорогой киршвассер, – а она взяла лучший из тех, что был, – оказался тем еще дерьмом. Впрочем, задачу свою эта вишневая самогонка выполнила на ура. Кофеин и алкоголь позволили довольно быстро справиться с унизительной слабостью, и начать наконец путешествие с чистого листа.

В Женеве Анна задержалась всего на два дня. Смотреть там оказалось не на что, волшебной улицы не было и в помине, так что большую часть времени она провела, перемещаясь из одного бутика в другой, прикупив по случаю кое-что из одежды и обуви и приобретя милые, но без выпендрежа часики фирмы Breguet. Остальное время она просиживала на веранде ресторана, расположенного на крыше ее отеля, и наслаждалась видом на Женевское озеро. Ну это только так называется «сидела и смотрела». На самом деле, она повторяла в уме формулы высшей трансфигурации и вспоминала особенно заковыристые рунные цепочки. Занятие это было полезным вдвойне. Оно тренировало память и облегчало доступ к инструментам колдовства, и кроме того, повторяя известное, она иногда натыкалась на «забытое», и тогда, – не всегда, но часто, – память подбрасывала ей очередной кусочек недоступных ей еще минуту назад знаний. Если бы не мешали мужики, которых тянуло к ней как пираний на кровь, все было бы просто замечательно. Но лощеные красавцы и богатые старички отчего-то решили, что могут ее хоть чем-нибудь удивить или, на худой конец, заинтересовать. Раздражало это ужасно, но воленс-ноленс приходилось терпеть. Не ходить же теперь из-за этих козлов в парандже! Но, слава богу, отбрехалась и вскоре, взяв на прокат довольно приличный мерседес, отправилась своим ходом в Цюрих.

Ехала, не торопясь, наслаждаясь пейзажами, осматривая достопримечательности и угощаясь вкусностями в местных швейцарских ресторанчиках. Тем не менее, до Цюриха добралась быстро, и уже вечером того же дня вселилась в очередной отель, в который уже раз удивив обслугу тем, что путешествует налегке. И то сказать, один не слишком большой чемодан и кожаный баул среднего размера – никак недостаточный багаж для женщины ее класса. Знали бы сотрудники отеля, что и эти два предмета она таскает за собой только для вида, поскольку в ее дамской сумочке с чарами расширения и облегчения веса спрятать можно содержимое даже не одного, а нескольких платяных шкафов. Однако все это были пустяки, о которых она думала, попросту заговаривая себе зубы. На следующий день ей предстояли две, а возможно, даже три достаточно серьезные встречи. В девять часов утра ее ждал в своем кабинете господин Шебест – заместитель управляющего цюрихским отделением банка Pictet, а в двенадцать ровно должна была состояться встреча с кем-то из управляющих Гномьего банка. Третья же встреча целиком и полностью зависела от осведомленности и доброй воли немца и гнома или, может быть, обоих. Ведь кто-то из них мог знать частного поверенного ее семьи.

К сожалению, Анна знала только о том, что в Цюрихе находится некая адвокатская контора, которая издавна занимается делами графов Готска-Энгельёэн. Однако ни названия этой фирмы, ни фамилии частного поверенного, с которым имел дело ее отец, она так и не вспомнила. Не исключено, что и не знала. А единственным указанием на существование такого человека являлось письмо, найденное Анной в сейфе внутреннего замка. Письмо было коротким и очень личным. Его автор соболезновал «дорогому Карлу» в связи со смертью «графини Элеоноры» и упоминал уже в самом конце своего послания, что «дело о наследстве затягивается, но имеет хорошие перспективы». Увы, но дружеский характер письма был подкреплен тем, что автор подписался одним лишь именем – «всегда твой, Антон», не указав ни фамилии, ни титула, ни любых других деталей. Карлом звали отца Анны, и он был убит восемь лет назад. Обстоятельства его смерти ей предстояло еще выяснить, – сама она этого не помнила, – и это тоже было вопросом, который она хотела бы обсудить с этим неизвестным ей Антоном. Мать Анны – Леди Элеонора графиня Готска-Энгельёэн умерла за год до смерти отца. Девять лет – это конечно большой срок, но оставалась надежда, что адвокатская контора все еще существует, и там смогут ответить хотя бы на некоторые из интересующих Анну вопросов.

Итак, тот день начался с визита в банк Pictet. Анну там уже ждали, поскольку встреча была организованна заранее, и сразу же проводили в кабинет господина Шебеста, оказавшегося на поверку высоким поджарым стариком с бледным, изрезанным морщинами лицом, белоснежной шевелюрой и внимательными голубыми глазами.

– Прошу вас, Леди Анна, – пригласил он ее, указав на кресло для посетителей. – Проходите, садитесь. Душевно рад с вами познакомиться.

Тем не менее, руку ей не поцеловал. Только кивнул уважительно, и все.

– Как я писала вам ранее, гер Шебест, – медленно и внятно на хорошем немецком языке начала Анна, – я хотела бы получить полный отчет о моих финансах. До последнего времени я не занималась делами семьи, но теперь, встав во главе рода и повзрослев, мне все-таки придется это сделать.

– Что ж, – кивнул старик. – Ваши бумаги подготовлены. Желаете просмотреть их прямо сейчас?

Анна желала, и поэтому следующие сорок минут, – две сигареты и чашечка кофе, – изучала подборку документов, собранных в папку коричневой кожи с названием банка, теснённым золотом в правом верхнем углу. Из банковских распечаток и пояснений к ним Анна узнала, что на счетах банка Pictet депонировано девятнадцать миллионов семьсот сорок пять тысяч триста двадцать один доллар США. Все эти деньги, – кроме ста пятидесяти тысяч, которые по распоряжению ее отца всегда оставались доступными, – вложены в ценные бумаги средней доходности.

– Отлично! – подытожила Анна свои изыскания. – Но я хотела бы внести некоторые изменения.

– Слушаю вас, – сразу же насторожился гер Шебест.

– Я хотела бы изменить мой инвестиционный портфель. Все деньги следует по мере возможности, – полагаю, это потребует некоторого времени, – перевести в равных долях в акции трех компаний: финской Nokia и американских Apple и Hewlett-Packard[3].

– Вы уверены, Леди Анна? – пожевав губами, уточнил старик.

– Вполне.

– Что ж, – сказал он, делая запись в свой блокнот, – в ближайшие семьдесят два часа вы получите соответствующим образом оформленные бумаги, касающиеся вашего инвестиционного портфеля. Куда их выслать?

– Я остановилась в отеле Widder.

– Что-то еще?

– Да, – кивнула Анна. – Мне нужны чековые книжки и кредитно-расчетная карта.

– Мы выдаем «BankAmericard». Это вас устроит?

– Вполне, – подтвердила Анна свое согласие. – Пусть доставят их мне прямо в отель.

– Разумеется, – позволил себе аккуратную улыбку банкир.

– И еще один вопрос.

– Прошу вас, Леди Анна.

– Мне нужны координаты одного адвоката, с которым работал мой отец. Его зовут Антон… – она щелкнула пальцами, как если бы забыла вдруг фамилию юриста.

– Фон Шух, – подсказал гер Шебест, ничуть этому не удивившись.

– Точно! – улыбнулась Анна. – Антон фон Шух. Так вы можете сообщить мне его адрес и номер телефона?

– Разумеется, госпожа графиня. Один момент. – И банкир открыл свою картотеку.

– Вот, – кивнул он какой-то своей мысли. – Еще момент.

Старик взял Паркер с золотым пером и быстро записал адрес и телефон фон Шуха на белой картонке размером с визитную карточку.

– Вот, прошу вас!

– Спасибо.

– Если это все, – встал банкир, – то вы могли бы обновить код доступа к своему сейфу. Или вы хотите оставить прежний?

Анна про сейф в банке Pictet ничего не знала. Не вспомнила и сейчас после подсказки.

– Пожалуй, я последую вашему совету, – чуть улыбнулась она.

– Тогда, я сейчас же вызову одного из наших служащих, – сообщил ей банкир, – он все оформит и, если пожелаете, проводит вас к сейфу.

Разумеется, она пожелала. Любопытно же, в самом деле, что там хранится в банковской ячейке. Однако ничего особенно интересного она там не нашла. Французский револьвер в наплечной кобуре. Австрийский паспорт отца – вроде бы, подлинный, но Анна так и не вспомнила, какое отношение имел Карл Готска-Энгельёэн к Австрийской республике. Еще в ячейке лежала тоненькая пачка американских долларов, – семь стодолларовых банкнот, – и три кожаных мешочка с волшебными деньгами: по тысяче галеонов в каждом. Анна минут пять рассматривала свалившееся на нее богатство, но, в конце концов, взяла только один из кошельков с галеонами. Ей предстояло еще ехать в Лондон, и она не знала пока, как скоро по приезде она обратится в Гринготтс и обратится ли туда вообще. Так что, тысяча галеонов на первый случай лишними явно не будут.

Из банка она вышла ровно через полтора часа после того, как в него вошла. Принципиальные решения принимал, разумеется, старший в командной цепочке, но оформлением конкретных бумаг – при всем уважении к непростому клиенту, – занимались уже менеджеры среднего звена. Один из них и мотал Анне нервы едва ли не битый час. Устать не устала, но швейцарский выползок качественно испортил ей настроение. Боевые маги – люди весьма темпераментные, быстрые и решительные. И, хотя они умеют держать лицо, необходимость проявлять сдержанность страшно их раздражает. Анна в этом смысле тоже отнюдь не исключение из правил. Однако она хорошо понимала, что это не лучшая идея – идти на встречу с гномьим банкиром с разгулявшимися нервами. Поэтому первым делом отправилась в кондитерскую, где съела одно за другим три великолепных пирожных, выпила большую чашку кофе по-венски и выкурила сигаретку под крошечную дозу приличного коньяка. В планах было так же прогуляться по близлежащим улицам, но Анна решила, что ковать железо надо пока горячо. Поэтому прямо из кондитерской она позвонила по телефону, который ей любезно записал на карточке гер Шебест.

Понятное дело, что ответила ей секретарша, которая была, видно, выдрессирована блюсти интересы хозяев до полного обезличивания, однако, когда Анна представилась полным именем, не забыв присовокупить еще и титул, дела пошли живее. И еще через пять минут трубку взял сам Антон фон Шух.

– Вы Анна – дочь Карла? – спросил он с явным недоверием, сквозившим в его голосе.

– Да, господин фон Шух, – несколько удивилась его вопросу Анна. – Это именно так. Я Анна Элисабет Готска-Энгельёэн.

– Вы в Цюрихе?

– Именно так.

– Когда вы сможете посетить мой офис?

Как-то очень быстро. По-деловому, но в то же время быстро. Делаются ли так дела в Швейцарии?

«Мы куда-то торопимся? – спросила она себя. – Или этот Антон просто не мог ни с кем связаться? В особенности со мной… Пять лет – немалый срок, а у него, видно, что-то срочное».

Это было возможно, так как в основной ветви рода в живых оставалась одна лишь Анна. Было еще несколько боковых, но очень дальних ветвей. Живых ветвей, если быть точным в деталях. Мертвых было куда больше. Однако, Анна, похоже, никого из этих людей лично не знала. Впрочем, претендовать на титул и имущество они могли лишь в отсутствии завещания и в наличии недвусмысленных доказательств пресечения основной линии. Но тела Анны никто ведь не видел и, значит, им оставалось лишь ждать, когда можно будет объявить ее мертвой по решению суда. А это, насколько понимала Анна суть вопроса, та еще морока, что в магловском мире, что в волшебном.

«А кстати! Есть ли среди моих родственников маги?» – Вопрос непраздный. Можно сказать, критический, поскольку в нынешних обстоятельствах пара-другая лояльных Леди рода родственников могла бы быть весьма полезной. Все-таки, когда семья состоит из одного человека, – пусть он даже сильный маг и все такое, – выглядит это, прямо сказать, жалко.

«Надо размножаться… Вот только как? Интересно, ЭКО[4] уже изобрели или все еще телепаются?»

– В двенадцать у меня назначена важная встреча, – ответила Анна на приглашение. – Даже если беседа затянется, то не более, чем на два часа. 14.30 вас устроит?

***

Встреча с Келмиром Стронгбрэйдом – управляющим цюрихского отделения Гномьего банка не принесла ничего неожиданного. У Анны в банке действительно имелся свой сейф. Вернее, это был их общий с отцом сейф, который перешел к ней по наследству сразу же после гибели Карла Готска-Энгельёэн. Но она, как выяснилось из разговора с управляющим, хоть и имела на руках железный ключ, сама сюда раньше ни разу не наведывалась. Теперь это могло бы стать проблемой, но, к счастью, не стало. Завещание отца было недвусмысленно, так что введение Анны в наследство много времени не заняло. А наследство, следует сказать, оказалось немалым, хоть и предсказуемым. Чуть больше ста тысяч английских галеонов и триста тысяч золотых талеров, которые оказались несколько дороже английской волшебной валюты. Еще двести тысяч талеров крутились в гномьем бизнесе, являясь источником постоянных доходов. Но, поскольку сейф был сейчас полон, то по условиям договора с ее отцом, «лишние» деньги снова возвращались в оборот, принося прибыль и гномам, и графской семье. Вложены они были в несколько африканских шахт, оружейную мастерскую на Урале и в производство металлов, развернутое где-то в Сибири, и Анна не нашла причины что-нибудь в этом деле менять. Она лишь взяла, скорее по привычке, чем из необходимости, еще тысячу галеонов на непредвиденные расходы, но, в основном, ее интересовали сейчас не деньги, а семейное хранилище. Поскольку она нашла мало ценного в сейфе внутреннего замка, оставалась надежда, что искомое найдется именно у гномов. Так, на самом деле, и вышло. Хранилище буквально ломилось от собранных здесь невероятных сокровищ. Но Анну на данный момент привлекали не семейные реликвии, и не картины старых мастеров, не драгоценности, принадлежавшие двадцати поколениям ярлов и графов Готска-Энгельёэн, и не древние книги, большая часть из которых была запрещена министерствами магии большинства европейских стран. Ей нужны были боевые артефакты и соответствующие им зелья, и она все это нашла в гномьем сейфе. Пожалуй, она нашла даже больше, чем могла себе представить. Кроме защитных и боевых артефактов, Анна обнаружила в хранилище несколько ларцов с волшебными палочками. В одном ящичке лежали трофейные палочки, а в других шкатулках – палочки, оставшиеся ей от предков. Немного поколебавшись, Анна выбрала себе – в качестве запасной, – одну трофейную, доставшуюся ее пра-пра прабабке во время войны с датчанами, случившейся лет триста пятьдесят назад: двенадцать дюймов, эбен – «черное золото» и коготь грифона. А вот чего она действительно не ожидала найти, так это доспех Хьертримуль[5]. Весь доспех ей был без нужды, чай не средневековье, но легкая и прочная мифриловая кольчуга, неплохо державшая, как говорят, рассекающие и пробивающие проклятья, наруч на левую руку и длинный боевой кинжал гномьей работы оказались очень даже кстати.