Текст книги "Жан Батист де Траверсе, министр флота Российского"

Автор книги: Мадлен дю Шатне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

Исследование Новой Земли

На своей карте северных морей Траверсе отмечал также продвижение брига “Новая Земля”, на котором Литке отправился исследовать Новую Землю – самый большой остров в Северном Ледовитом океане. Он вышел в море в начале июля 1821 г., чтобы воспользоваться сезоном, когда море в наибольшей степени очищается ото льдов и туманов становится меньше. Траверсе поручил Литке определить точные координаты острова и обследовать пролив Маточкин Шар, который прорезает Новую Землю с запада на восток.

Предыдущая попытка была предпринята в 1819—1820 гг. Лазаревым, и Траверсе внимательно изучал причины его неудачи. Бриг Литке готовили к плаванию по методу англичанина Сеппингса: подводную часть корпуса укрепили медной обшивкой, обшивной пояс сделали особенно прочным. Министр не скупился на инструкции:

“ Цель поручения, вам делаемого, не есть подробное описание Новой Земли, но единственно обозрение на первый раз берегов оной и познание величины сего острова по определению географического положения главных его мысов и длины пролива, Маточкиным Шаром именуемого… Судя по состоянию судна и здоровью экипажа, можете пробыть у Новой Земли, пока время позволит, а потом возвратиться в Архангельск. Впрочем, не отнимается у вас воля в сем отношении поступать по собственному вашему усмотрению, но ни в коем, однако, случае не должно вам оставаться там на зимовку. Если же, паче чаяния, необходимость к тому принудит вас, то главнейшее попечение приложите о сохранении здоровья экипажа и о целости брига, чтобы на следующее лето возвратиться. На таковой случай предоставлено от меня главному командиру Архангельского порта отпустить на ваше судно избу в срубе и кирпич, или же верх с двумя каминами и двумя чугунными печками” [276]276
  Литке Ф.П.Четырехкратное путешествие в Северный Ледовитый океан на военном бриге “Новая Земля” в 1821—1824 годах. М., 1948. С. 93-94.


[Закрыть].

Очень важно было не допустить, чтобы экипаж пал жертвой цинги, как в 1820 г. Поэтому особенное внимание было уделено провизии: не забыли даже о лимонном соке и сбитне – это считалось надежным средством от болезней.

Часть Новой Земли была в свое время обследована, но составленные полвека назад карты противоречат друг другу; Литке, однако, взял их с собой, потому что больше ему не на что опереться. Одной из его задач является установление истинной широты острова.

Адмирал Траверсе с нетерпением ждал известий о ходе этой экспедиции.

Между 1821 и 1824 г. Литке трижды штурмовал Новую Землю, все на том же бриге, который хорошо показал себя в этом ужасном климате с частыми бурями, встречными ветрами, густыми туманами и снежными зарядами, которые возможны уже в середине августа. Потом Литке вспоминал:

”Нас окружали со всех сторон мелькавшие сквозь мрак, подобно призракам, ледяные исполины. Мертвая тишина прерываема была только плеском волн о льды, отдаленным грохотом разрушавшихся льдин и изредка глухим воем моржей. Все вместе составляло нечто унылое и ужасное” [277]277
  Там же. С. 128.


[Закрыть].

Только в августе 1822 г. экипаж смог высадиться на остров для обследования Маточкина Шара. Карты оказались никуда не годными. Литке исследовал обе части острова, пролив между ними и близлежащие острова. Он достиг 76° ³/ ₄' с.ш.

Экспедиция вернулась в Архангельск в последний день августа 1824 г. Теперь ясно, что Новая Земля – это не огромная масса льда, там есть сланцевые горы, глинистые почвы, своя флора и фауна. Литке доставил в Архангельск многочисленные описания тундры и местного животного мира.

Но главным итогом экспедиции явилось создание первой достоверной карты острова, на которой отныне появилось имя великого гидрографа Сарычева вместе с именами Головнина и Крузенштерна.

Часть южного берега Новой Земли получила имя организатора экспедиции – Земля Траверсе.

Это уже третий географический пункт, названный в честь Ивана Ивановича Траверсе: после архипелага близ Антарктиды и острова в центре Тихого океана – земля в Северном Ледовитом океане.

Когда император бывал в Романщине, он вместе со своим министром склонялся над картами и с чувством гордости изучал морские пути, проложенные русскими путешественниками. Их героическим трудом Россия внесла вклад первостепенной важности в исследование земного шара, а империя Александра распространилась на заполярные области северного и южного полушария.

Третье поколение семейства Траверсе

Весной 1822 г. в семье маркиза произошло радостное событие. Жена его старшего сына после трех дочерей родила мальчика (у них уже был сын, но он умер в младенчестве). Как и его покойный брат, он получил имя Иван или Жан – так в роду Траверсе было принято называть старших сыновей. Адмирал уже видел в мечтах своего внука в кадетской форме [278]278
  Иван Траверсе был принят 17 января 1834 г. в Морской корпус, участвовал в обороне Севастополя в составе 44-го флотского экипажа, был ранен на Малаховом кургане, награжден орденом Владимира четвертой степени, медалью на георгиевской ленте и медалью на андреевской ленте.


[Закрыть].

Иван родился в Херсоне, здесь его отец вот уже десять лет служил в адмиралтействе. Но вырос он в Казани, куда его отца, капитана 2-го ранга, перевели на должность начальника кораблестроительного департамента [279]279
  Маркиз Александр Иванович де Траверсе (1791—1850), сенатор, государственный советник с 1833 г., военный губернатор Архангельска с 1842 г., контр-адмирал в 1843 г., вице-адмирал в 1848 г., кавалер орденов св. Владимира третьей степени, Георгия четвертой степени, Анны второй степени, Станислава первой степени.


[Закрыть].

Иван вскоре осиротел: его мать умерла в Казани в родах, дав жизнь девочке, которую окрестили Любовью. Его десятилетняя сестра Софья два года провела в Романщине при деде и тете Маринке.

Маркиз часто прогуливался с внучкой по своему любимому Островно.

В свой дневник он заносит все сколько-нибудь примечательные события повседневной жизни и, не изменяя давней привычке, каждое утро отмечает температуру воздуха, силу и направление ветра.

“ Вторник 19-го, ясно, ветер свежий зюйд-ост-ост. С дамами и моей малюткой Софи мы были в лесу… Лес в лунах заходящего солнца был отменно красив со своими багряными листьями и серебристыми стволами берез”.

Чудесная картина, в которой есть что-то нереальное: буколика, где природа купается в свете, прозрачности и покое. У Траверсе гостят Голицыны. Вместе они совершают прогулки на лодке по озерам этого естественного парка, населенного множеством водоплавающих птиц – дети любят бегать по островкам, играть в прятки в березовых рощицах, срывать кувшинки. Однако письма маркиза брату Огюсту проникнуты меланхолией:

“ Мой дорогой друг, я уже две недели в Островно и наслаждаюсь лесным и озерным воздухом. Но зимняя стужа скоро вернется…

Житейское коловращение разбросало нас по свету, многие уже в могиле. Дюкены и Тушенберы – под палящим солнцем юга, их кузен – у самого полюса. Счастливы те, кто в этом мире, исполненном печалей, достигают спасительной гавани…”

Балтийский флот под ударом стихии

В ноябре 1824 г. Романщину навестил Жюль, старший сын брата Огюста де Траверсе. Маркиз был рад повидать племянника, рад, что тот продолжил семейную традицию службы на флоте.

Жюль, офицер королевских военно-морских сил, недавно вернулся из плавания в Южную Америку и на Антилы: он прошел проливом Дрейка, побывал в Вальпараисо, находился в бухте Рио-де-Жанейро в октябре 1822 г., когда Бразилия провозгласила свою независимость. Неделю он провел на плантации “Ривьер Лезар” Хорна де ла Калле на Мартинике, улаживая дела по наследству покойной матери. Маркиз с интересом слушал его рассказы. “ Когда я слушал твоего сына, мне казалось, что я вижу какой-то чудесный сон”, —писал он Огюсту. Но и Жюль с увлечением слушал рассказы дяди о полярных экспедициях русских моряков. Жюль писал отцу:

“ Я приехал в Романщину 16 ноября, со мной был мой кузен Теодор. Нас ждали с нетерпением и приготовили самую теплую встречу. У меня не хватает слов, чтобы описать то волнение, которое испытал я и которое испытывали ваш почтенный брат и милейшая тетушка… Дядя не мог сдержать слез… Я собираюсь задержаться на месяц в Санкт-Петербурге, но с надеждой на развлечения приходится распрощаться. Ужасная катастрофа погрузила столицу в траур. В ночь на 7-е Петербург едва не погрузился в морскую пучину. Чудовищное наводнение сносило целые дома, все первые этажи зданий были затоплены. Два селения исчезли с лица земли. Из писем, которые получает дядя, ясно, что бедствие так или иначе коснулось всех. Вода не спадала в течение целого дня. Наводнение было вызвано сильнейшим ветром (вест-зюйд-вест), уровень воды на пять футов превысил уровень наводнения 1777 г., о котором до сих пор вспоминают с ужасом. Продлись оно чуть дольше, от Петербурга, стоящего на сваях, возможно, вообще бы ничего не осталось…”

Во время этого наводнения были затоплены все находящиеся в низинах части города, триста двадцать четыре дома разрушены, более пятисот человек погибли.

В траур погрузился и флот. В трех кронштадских доках, где были поставлены на зиму корабли, вода поднялась больше, чем на одиннадцать футов (больше, чем на четыре метра). Волны перехлеснули через крепостные стены, заливали бастионы, срывали ворота, разворачивали днища доков.

Из сорока шести судов, поставленных на зимнюю стоянку, лишь три корабля, три фрегата и один гемам не были сдвинуты с места – остальные плясали на разбушевавшихся волнах и бились друг о друга. “Святослав” и “Не тронь меня” нанесли “Востоку” и “Благонамеренному” больше повреждений, чем полярные льды.

Только через три дня, когда вода спала, можно было оценить размеры катастрофы. Большинство судов надо было ставить на ремонт, некоторые пришлось вообще разбирать – эта судьба постигла прекрасный фрегат “Феникс”, первый корабль, вышедший с петербургской верфи при Траверсе. Обломки судов находили в окрестностях в течение еще пяти лет.

Тем не менее пребывание Жюля в Санкт-Петербурге оказалось весьма приятным. Его ввел в столичное общество французский посол граф де Ла Фероне, который старался всячески угодить племяннику морского министра. Жюль познакомился со своей кузиной, Клер, и был очарован ее живостью и непосредственностью. Клер Розанова была одной из самых блестящих дам петербургского света. Жюль писал отцу: “На чаепитиях и приемах, куда меня водит Клер, я встретил столько князей и княгинь, сколько нельзя увидеть ни в одной европейской столице”.

Клер к тому времени дважды овдовела. После кончины ее первого мужа, контр-адмирала Леонтовича, она вышла замуж за графа фон Тизенгаузена из Прибалтики, но он также вскоре скончался – это случилось в 1815 г. на кавказских водах. Ее третьим мужем стал канцлер Розанов, чрезвычайно высоко ценимый при дворе. Он был частым гостем в Романщине.

Лейтенант Александр Траверсе-младший поторопился приехать из Ревеля, чтобы расспросить двоюродного брата о том, как поживает его отец, у которого Александр побывал в прошлом году. Племянник Жюля, лейтенант Александр Леонтович, адъютант адмирала фон Моллера, приехал из Кронштадта. Нет только Александра-старшего, который теперь возглавляет Казанское адмиралтейство и не смог отлучиться – занят сплавом корабельного леса в Астрахань. Но он порадовал отца известием о награждении орденом Анны второй степени.

В письме своему отцу Жюль набросал любопытный психологический портрет дядюшки:

«Ваш брат не богат, его прямой и благородный нрав не позволил ему использовать все выгоды занимаемого им положения. Именно его непритязательностью можно объяснить нерушимое согласие, которое царит между ним и русскими. У него нет завистников. Он пользуется всеобщим уважением, имя его окружено почетом. Дети его жалуются на его скромность. Он никогда ничего не просил у государя.

Император Александр бывает у него запросто и не жалеет для него наград и отличий. У дяди как у одного из высших сановников Империи имеется голубая лента (орден св. Андрея). Благодаря ему меня ждал любезный прием у всех, к кому я обращался, чтобы получить подорожную: мне она нужна, поскольку я делю свое время между Санкт-Петербургом и Романщиной.

Сами судите, до каких границ простирается деликатность дядюшки. Когда император путешествует, он обычно останавливается на ночь в Романщине. Однажды он пил здесь чай, который ему подавала Маринка. Встав из-за стола, государь достал прекрасный бриллиантовый фермуар и подарил его моей маленькой кузине. Дядюшка был очень этим недоволен и дал почувствовать свое недовольство барону Дибичу, который всегда сопровождает императора в поездках, сказав ему: “Посещения Его Величества для меня высокая честь и мне неприятно, что государь считает нужным оплачивать мое гостеприимство”. Императору об этом доложили и с тех пор он перестал делать подарки, бывая в Романщине».

Это письмо указывает на одно из отличительных свойств маркиза, наряду с его организаторским талантом и превосходными навыками моряка – на его “прямой и благородный нрав”. Именно за него его высоко ценили монархи, которым он служил.

Покидая Романщину, лейтенант 1-го ранга Жюль де Траверсе увозил с собой рекомендательное письмо от маркиза графу де Шабролю, французскому морскому министру.

Последнее посещение государем Романщины

Траверсе известили, что государь намерен заехать к нему 1 сентября 1825 г.

В четыре часа утра Александр выехал из Каменноостровского дворца и направился в Александре-Невскую лавру, где долго молился и подошел под благословение митрополита Серафима. Посетив инока Алексея, он покинул столицу и через Царское Село направился в Романщину, куда прибыл в пять часов пополудни. Погода стояла прекрасная.

Косые лучи солнца освещали дубовую аллею, по которой двигались экипажи царского поезда. Государя как всегда сопровождали начальник Главного штаба барон Дибич, личный врач Вилье, хирург Тарасов и еще два десятка лиц. Цель поездки – Таганрог, где находилась больная императрица: она наотрез отказалась покинуть Россию даже ради целебного воздуха Италии. В Санкт-Петербурге ей худо, а южный климат действовал на нее благотворно. Таганрог расположен в глубине залива на Азовском море и надежно защищен от ветров последними отрогами Кавказа.

Немного передохнув, государь предложил Траверсе совершить прогулку: они долго прогуливались вдоль прудов, в которых отражалось заходящее солнце. Мысли государя, казалось, витали где-то далеко.

Отобедав, государь пожелал остаться один в маленькой церкви Тихвинской Божьей матери, где молился до самой ночи. Поклонившись животворящему Кресту и одеяниям Богоматери, он попросил благословения у священника.

Маркиз ожидал его около дома. И вот на тропинке, ведущей к церкви, показался высокий силуэт императора. Но сегодня плечи государя словно сгибались под какой-то тяжестью. Ночь была звездная, но для него все окутывал непроглядный мрак.

Наутро государь как всегда тепло распрощался с маркизом, его дочерью и внучкой, и они долго смотрели, как последний экипаж поезда исчезает в глубине дубовой аллеи. Сердце маркиза вдруг сжало какое-то тяжкое предчувствие. 8 декабря маркиз записал в свой журнал: “ Ужасная весть – государь скончался в Таганроге”.

Александр I умер сорока восьми лет – по официальному сообщению от прилива крови к головному мозгу. Он сильно простудился во время верховой прогулки под холодным ветром.

Среди бумаг маркиза, хранящихся в Военно-Морском архиве, имеется листок с различимыми до сих пор следами слез.

«Сколько счастливых мгновений воскресают в моих воспоминаниях! 2 сентября 1825 г., девять часов утра, государь садится в карету. Обняв меня и Марию, он ласково сказал нам: “Прощайте, через четыре месяца нас ждет радостная встреча”. Увы, я видел его в последний раз. Эти слова моего государя и благодетеля навсегда запечатлены в моей памяти» [280]280
  РГА ВМФ. Ф. 315. Оп. 1. Д. 220. Л. 149 об.


[Закрыть].

* * *

Адмирал Иван Иванович Траверсе никогда не забывал заносить в свой журнал сведения о погоде и направлении ветра, не забыл и в первые дни сентября 1825 г.:

“ Сентябрь, первого дня.

Ясно, ветер норд-ост, свежий.

В пять часов пополудни прибыл государь.

Сентябрь, второго дня.

Ветер норд-ост-ост, холодный, ясно.

Государь уехал в восемь тридцать утра” [281]281
  Там же.


[Закрыть].

В Петербургской губернии последними, с кем попрощался, отбывая на юг, император, были жители Романщины. Он любил здесь бывать, и здесь о нем хранили благодарную память.

В маленькой церкви, где он часто молился, по нему каждый день служат заупокойные службы.

Траверсе на службе у шестого монарха

У Александра было две дочери, рано умершие. По закону о престолонаследии, принятом при Павле в 1797 г., ему должен наследовать его брат, великий князь Константин. Почти никто не знал, что покойный государь назначил своим наследником младшего – Николая.

Восстание декабристов

Восшествие на престол двадцатидевятилетнего Николая I ознаменовано восстанием группы заговорщиков, вошедших в историю под именем “декабристы” – по времени, когда восстание произошло.

* * *

О том, что в столице неспокойно, Николай узнал 12 декабря. Тайные общества возникли в России после наполеоновских кампаний и, начиная с 1817 г., составляли предмет серьезной озабоченности Александра. Самыми крупными революционными организациями были Северное общество во главе с князем Трубецким, Никитой Муравьевым, князем Оболенским, поэтом Рылеевым и Южное общество, которое возглавляли Петр Пестель, князь Волконский, Михаил Бестужев-Рюмин. Целью было свержение самодержавия и установление конституционной монархии.

Восстание началось 14 декабря на Сенатской площади Санкт-Петербурга. Большинство войск присягнуло новому государю, но лейб-гвардии Московский полк, лейб-гвардии Гренадерский полк и гвардейский морской экипаж присоединились к мятежникам. Николай прибыл на площадь во главе верной ему гвардейской конницы, но мятежники несколько раз отражали ее натиск. Не привела к успеху попытка генерал-губернатора Милорадовича уговорить восставших. Раздавались крики: “Да здравствует Константин!” – но это не более, чем предлог. Заговорщики говорили солдатам, что Константин и его брат Михаил взяты под стражу. Наступил роковой час, судьба монархии висела на волоске.

Холодная ночь спустилась на Санкт-Петербург. Николай к этому времени стянул на площадь верные ему войска, окружил заговорщиков, чтобы волнение не передалось черни, и скомандовал открыть стрельбу картечью. Второй выстрел из пушек попал в каре восставших и рассеял его. Часом позже восстание было полностью подавлено.

На следующий день государь приказал начать расследование. Многих заговорщиков он допрашивал лично, но столкнулся с упорством с их стороны. Никто, кроме князя Трубецкого, не выказал никакого раскаяния, никто не попросил о пощаде.

Николай, желая выяснить истоки мятежа, потрясшего Империю, распорядился выдать мятежникам, заключенным в Петропавловскую крепость, письменные принадлежности. Но лишь немногие и среди них барон Штейнгель, племянник бывшего финляндского генерал-губернатора, написали развернутые показания. Большинство ограничились короткими записками с оправданием своих действий, тогда как Штейнгель составил обширный мемуар с обличением российских порядков, включив в него личные выпады против маркиза де Траверсе. Он дважды его упоминает, обвиняя в плохом руководстве морским ведомством. На допросе Николай в числе прочего укорял Штейнгеля в том, что он не подумал о судьбе своих десяти детей.

Происхождение этой клеветы восходит к 8 февраля 1812 г., когда генерал-контролер в своем рапорте министру упомянул о решении морского суда от 1809 г. с серьезными обвинениями против барона Штейнгеля, вследствие которых он был вынужден оставить службу на флоте. В то время Штейнгель был командиром Иркутской морской команды в чине лейтенанта [282]282
  Иркутск основан в 1734 г. на реке Ангара, впадающей в озеро Байкал. В нем имелось небольшое адмиралтейство.


[Закрыть]. Его подчиненные подвергались тяжким телесным наказаниям. Штейнгель оправдывался тем, что наказывал поркой только замеченных в пьянстве и опоздавших из увольнения.

Всю свою жизнь Штейнгель сохранял упорную ненависть к морскому министру, который, по его убеждению, очернил его в глазах царя. Траверсе же, считая для себя невозможным не довести рапорт до сведения государя, тем не менее призывал проявить снисхождение к Штейнгелю, виновному, по его мнению, лишь в дисциплинарном проступке. После беседы с Александром Траверсе сделал пометку для подчиненных: “ воля государя заключается в том, чтобы дело это не продолжать”.

Траверсе пользовался репутацией человека справедливого и покладистого. Недаром у него было так мало завистников и очернителей. Современники, однако, единодушны в признании того, что он решительно боролся с хищениями и должностными преступлениями. Ему как иностранцу пришлось видеть косые взгляды, особенно когда в Россию вторглась наполеоновская армия и когда многие достойные люди, например Михаил Богданович Барклай-де-Толли, узнали, что такое ксенофобия, но никто никогда не обвинял его во взяточничестве. Эти люди считали, как выразился впоследствии Достоевский в “Бесах”, что “не православный не может быть русским”.

Приняв участие в восстании декабристов, Штейнгель лишь продолжил свое схождение в ад и поставил точку в бесславной истории своей жизни. В своей клеветнической “исповеди” он свел счеты с теми, кого считал врагами, и так в этом преуспел, что на имени и памяти адмирала де Траверсе до сих пор в глазах некоторых историков лежит несмываемое пятно. Не желая утруждать себя архивными разысканиями, они просто взяли на веру порочащие его обвинения. Мог ли Траверсе, защищая Штейнгеля перед императором, предполагать, что тот через несколько лет ответит ему таким образом?

К моменту смерти императора Александра Штейнгель ощущал себя всеми оставленным, надежды его были разбиты, он был обременен многочисленным семейством и возлагал вину за все свои несчастья на государство, царя и морского министра.

Для суда над заговорщиками Николай повелел организовать Верховный уголовный суд, куда вошли члены Сената, Государственного совета, Синода и несколько особо назначенных чиновников из военных и гражданских лиц.

Траверсе, будучи членом Государственного совета, должен был принимать участие в деятельности этого суда. Но весной 1826 г. здоровье его ухудшилось, и он не выезжал из Романщины. Судебное разбирательство началось в январе. По желанию императора число обвиняемых сокращалось. Многие приговоренные к смерти были помилованы, казнены пятеро. Большинство, и в их числе Штейнгель, отправились на долгие годы в сибирскую ссылку.

* * *

Больше века спустя, в 1966 г., генерал де Голль, готовясь к визиту в Россию, распорядился приготовить справку о жизни и деятельности адмирала де Траверсе: он хотел, представив ее советским руководителям, способствовать восстановлению доброй памяти о выдающемся французе, герое Войны за независимость, русском морском министре на протяжении почти двадцати лет.

К сожалению, чиновник, готовивший справку, ограничился воспроизведением оценок, почерпнутых в разных псевдо-исторических трудах. Автор справки не дал себе труда произвести сколько-нибудь самостоятельные разыскания: все его источники восходили в конечном счете к измышлениям барона Штейнгеля.

В истории часто встречаются белые пятна, а по отношению к высказываниям Штейнгеля вполне употребимо современное слово “дезинформация”.

Остается только сожалеть, что никто не вспомнил о роли министра Траверсе в организации выдающихся морских экспедиций и о той высокой репутации русского флота, которой он пользовался к 1820 г. даже в Англии: “ Россия, недавно утвердив себя на морях, стала вместе с Англией крупнейшей морской державой Европы”.