Текст книги "Целый и невредимый (ЛП)"
Автор книги: Люси Леннокс
Соавторы: Слоан Кеннеди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)
Глава 19
Эйден
– Поверить не могу, что делаю это, – пробормотал Эш, возвращаясь в спальню с гитарой, спрятанной в футляре. Он был полностью обнажен, но, похоже, ему было все равно. Скорее всего потому, что последние двадцать четыре часа мы почти все делали именно в таком виде, и он уже просто этого не замечал.
А вот я, так уж точно замечал это.
Потому что он был потрясающим.
И я никак не мог насытиться им.
Лежащим на спине в моей кровати, склонившимся над подлокотником дивана, прижавшимся спиной к стенке душа – не имело значения где и как мы занимались сексом, каждый раз это было лучше, чем в предыдущий.
Несмотря на то, что погода выдалась идеальной для прогулок и поездок на велосипедах, мы с Эшем буквально не выходили из дому, начиная с субботнего вечера, то есть того самого пикника… и небольшой шалости на пляже. После взаимных минетов и слов Эша о том, что со мной он будто снова начал дышать, я все равно нервничал, потому что не знал, что между нами будет дальше и к чему мы с ним движемся. Как бы прекрасны ни были его слова, это еще не значило, что он заинтересован продолжать отношения со мной. Все его эмоции и чувства могли быть вызваны лишь сменой обстановки и тем обстоятельством, что он выбрался за город. И я не знал, как попросить его снова провести ночь в моей постели, даже если это означало обычный сон.
Но он избавил меня от этой проблемы.
Стоило нам закончить ужинать, как Эш схватил меня за руку и увлек в ванную, чтобы смыть песок, что остался на нас после того, как мы катались на покрывале днем, а потом, уже вытираясь после душа, обнял меня и между ленивыми поцелуями спросил не против ли я, если он будет спать со мной.
По правде говоря, именно этим мы с ним и занимались ночью.
Просто спали.
И хотя мне не удалось спокойно проспать всю ночь, тем не менее, жуткие кошмары меня не мучили. Во сне я просто стоял на пляже и смотрел, как мой брат входит в воду, а затем исчезает под чернильной поверхностью. Я даже не пытался идти за ним. Проснулся с отвратным ощущением, будто меня сейчас вырвет, но, к счастью, смог взять себя в руки, как только осознал, что на мою грудь давит чья-то тяжесть.
Эш.
Мой прекрасный, идеальный, сильный Эш.
Мне удалось заснуть снова, и в следующий раз, когда я проснулся, пробуждение оказалось куда более приятным. А именно с ощущением восхитительного рта Эша, обхватившего мой член. После того, как выстрелил ему в горло, испытав оргазм длиною, кажется, в вечность, я предложил отплатить тем же, но Эш лишь застенчиво улыбнулся. А когда он сказал, что все в порядке, но нам, вероятно, следует сменить простыни, я рассмеялся и подтащил его к себе, чтобы крепко поцеловать.
Мы поменяли постельное белье, но не упустили возможности заняться сексом во второй раз за утро прямо в прачечной. Поскольку у меня не было с собой презерватива, на этот раз пришлось довести нас обоих фроттом35 прямо на твердом полу.
Эшу очень понравилось.
Нам обоим очень понравилось.
Весь оставшийся день, что бы мы ни делали, достаточно было лишь одного взгляда, чтобы понять друг друга. Я знал, что Эш должен испытывать болезненную чувствительность в определенной части тела, но он ни разу не пожаловался, наоборот, умолял меня взять его снова.
К концу дня я упомянул, что скоро придется возвращаться в город. Рабочая смена в кофейне начиналась только во вторник, но у меня была запланирована ранняя утренняя встреча с потенциальным клиентом. Всего один взгляд на слегка разочарованное выражение на лице Эша, как я понял, что уже пишу Чейзу, чтобы попросить его провести встречу вместо меня. А когда сообщил об этом Эшу, он повалил меня обратно на диван и таки добился своего. Я взял его, нагнув над подлокотником и толкаясь в него до тех пор, пока он не начал выкрикивать мое имя снова и снова, моля о разрядке и облегчении.
Нам удалось перестать трахаться только чтобы приготовить ужин и посмотреть фильм, и хотя я не мог отрицать, что секс с Эшем до одури мне нравится, простой просмотр телевизора с ним, пока он тесно прижимался к моему боку, запечатлелся в моей памяти на всю оставшуюся жизнь.
Сексуальные Олимпийские игры продолжились ночью, и, несмотря на то, что нам нужно было немного поспать, мне наконец удалось убедить Эша сделать для меня кое-что, к чему я мягко, но настойчиво подталкивал его довольно длительное время.
Я попросил его сыграть мне на гитаре.
Точнее, попросил сыграть ту самую песню, которую он написал для меня после нашего первого свидания.
Эш несколько раз отказывался, бормоча какие-то самоуничижительные замечания о том, что недостаточно хорош – замечания, которые я намеренно игнорировал, чтобы избежать спора – пока, наконец, неохотно согласился и вылез из кровати, чтобы взять гитару.
По пути Эш пробормотал себе под нос что-то о том, что если бы очарование было силой супергероя, то я бы точно правил миром.
– Правда, я полный отстой, – вздохнул Эш, забравшись на кровать и поставив футляр с гитарой рядом с собой.
– Точно лучше всех, кого я знаю, детка, – сказал я с дерзкой усмешкой, которая заставила Эша покачать головой.
И улыбнуться.
Боже, я жил ради его улыбки.
– У меня нет песни, – он щелкнул защелками на футляре. – Не уверен, что все помню.
– Проблема решена, – ответил я, потянувшись к тумбочке, чтобы вытащить из бумажника листок с текстом.
Эш взял потрепанную бумагу и долго изучал ее. Потом перевел взгляд на меня, и без слов стало ясно, он понял, что означают все эти мелкие помятости и несовершенства.
Что я читал ее много раз.
Он даже себе не представлял, как много.
Я стал так же одержим песней, как и дневником Эша, когда впервые прочел его. Но по совершенно иным причинам. С одной стороны, мне хотелось знать, что для наших отношений значит настолько личный подарок, как написанная для меня песня. Но с другой, Эш тем самым позволил мне почувствовать нечто, чего мне раньше никогда не позволяли. Что отпустить моего младшего брата – нормально. Потому что спустя столько лет я все еще не мог этого сделать. И хотя это никоим образом не облегчило кошмары, читать слова песни, цепляясь за них каждый раз после очередного жуткого сна, походило на то, будто Эш рядом со мной и нашептывает их мне на ухо.
Просит меня отпустить. Говорит, что это нормально.
Что где бы Дэнни теперь ни был, он в безопасности.
Эш положил листок на кровать перед собой и открыл футляр с гитарой, но застыл, когда взглянул на инструмент, улыбка моментально сползла с лица. Я проследил за его взглядом, чтобы понять, что на него так повлияло, и заметил на гитаре светло-голубой конверт. Эш смотрел на него так, словно никогда раньше не видел.
– Эш? – тихо позвал я.
Он оторвал взгляд от конверта, но ничего не сказал. Только побледнел.
– Что это? – я указал кивком на конверт.
Может, письмо от его бывшего? От этой мысли мои внутренности будто вмиг разъело серной кислотой.
– Это от Билли?
– Что? – пробормотал Эш, снова взглянув на конверт, а затем потянулся к нему слегка дрожащими пальцами. – Нет, это не… нет, ничего такого. Я забыл, что положил его сюда. Должно быть, выпало из внутреннего кармана.
Он перевернул конверт, на обратной стороне оказалось его имя и незнакомый адрес. Было трудно разобрать обратный адрес, однако я заметил слова «Распределение органов». Любопытство убивало меня, но я молчал. Если Эш захочет чем-нибудь поделиться со мной, он это сделает.
Эш молчал так долго, что я был уверен, он просто замнет всю эту ситуацию. Я уже пытался придумать, как заставить его забыть о грустном моменте и уговорить сыграть для меня, когда он вдруг вздохнул.
– Это от семьи моего донора.
Мой взгляд упал на конверт снова.
– Они прислали тебе письмо?
– Они отправили его в ОСОО36, это организация, которая осуществляет надзор за распределением органов для трансплантации, а те переслали его мне. Я… я не был готов позволить им назвать мое имя семье донора, но сказал, что не против письма.
– Ты читал его?
Эш кивнул.
– Один раз. Когда оно пришло чуть больше года назад.
– Как это было? – я дотянулся до его руки и начал водить по ней кончиками пальцев. Вверх-вниз.
– Тяжело, – признался он. – Очень тяжело.
Эш положил конверт между нами и уставился на него, как будто пытался что-то для себя решить.
– Я не смог его дочитать… потому что начал плакать.
Если бы Эш не смотрел на письмо так, как он это делал, я бы мягко переключил его внимание обратно на нашу первоначальную цель, пошутив о том, что собираюсь вознаградить его любыми сексуальными услугами, если он все-таки сыграет на гитаре для меня.
Но я чувствовал, что в душе у Эша происходит что-то очень серьезное, поэтому приподнял его лицо за подбородок и подождал, пока он сосредоточит внимание на мне.
– Хочешь попробовать прочитать его снова?
Он отрицательно покачал головой.
– Не могу, – тихо прошептал. – Слишком тяжело.
– Хорошо, – негромко произнес я, а затем потянулся к письму, намереваясь вернуть его обратно во внутренний карман футляра. Но Эш вдруг перехватил мою руку, его взгляд снова остановился на конверте.
– Эйден, – он сделал глубокий вдох, – ты бы не мог прочесть его? Вслух?
Его просьба застала меня врасплох, но я быстро кивнул.
– Конечно, как пожелаешь, Эш.
– Только… возможно, я захочу, чтобы ты остановился, – его голос буквально вибрировал от эмоций, а все тело напряглось.
Пару коротких мгновений я спорил с самим собой, стоит ли притянуть его ближе, но что-то в том, как Эш держался, подсказывало мне, что ему необходимо пережить этот момент самостоятельно. Да, я нужен ему рядом, но он не хотел, чтобы я лишил его этой возможности. Ему не нужно, чтобы я защищал его своими объятиями от того, что написано в письме. Как и привык делать по жизни, Эш хотел справиться со всем сам, в лоб.
И все же он позволял мне быть частью этого.
Я взял письмо и, не торопясь, вытащил его из конверта, а затем развернул исписанные страницы. Почерк оказался аккуратным и разборчивым, определенно мужским. Я не дал Эшу шанса передумать, потому что знал, что он остановит меня в любой момент, если это станет для него слишком тяжело.
«Человеку, которому доверено заботиться о сердце моей Энни, меня зовут Роберт Колдуэлл, и я живу в Чатеме, штат Нью-Джерси. Надеюсь, это письмо застанет Вас в добром здравии, и Вы не станете возражать, если я обращусь к Вам по, должен признаться, слегка эгоистичным причинам. Видите ли, я хочу рассказать о моей маленькой девочке, моей Энни. Только сейчас, спустя более трех лет после утраты, я принял то, что она больше не возвратится домой. Не бросит небрежно свою куртку на спинку одного из кухонных стульев, не стащит печенье из новой партии, которую только испекла ее мать, не положит руки мне на плечи и не ответит «Лучший день в жизни», когда я спрошу, как прошел ее день.
Я хочу, чтобы Вы знали, что сердце, которое бьется внутри Вас, было одним из самых добрых в этом мире. Что душа, которую оно питало, была щедрой и великодушной. Энни была похожа на солнце – она сияла так ярко, что иногда находиться рядом с ней было почти больно. Не поймите меня неправильно, у нее были свои недостатки, хотя в действительности я не воспринимаю их как недостатки. Она была ужасно упряма и вспыльчива, когда сталкивалась с любой несправедливостью.
Когда она была маленькой, то постоянно спасала животных с улицы. Став старше, Энни решила, что должна спасать и людей тоже. К тому времени, как ей исполнилось тринадцать, она уже определилась, какую программу для выпускников ей нужно будет посещать, чтобы поступить в медицинский колледж. Она надеялась стать педиатром. В день, когда получила письмо из Джона Хопкинса, она спасла свою первую жизнь… ну, если быть точным, девять жизней. Видите ли, Энни ехала на велосипеде в офис к своей маме, чтобы показать ей письмо о приеме. Ее сбила машина…»
С губ Эша сорвался сдавленный звук, и он накрыл рот ладонью. Слезы покатились по его лицу.
Я взял его за руку.
– Хочешь, чтобы я остановился?
Он покачал головой и крепко сжал мою ладонь в ответ.
– Не останавливайся.
Кивнув, я заставил свои увлажнившиеся глаза снова вернуться к письму в руке. Я не отпускал руку Эша, пока читал дальше.
«Энни была малышкой в нашей семье, и учитывая ее четверых старших братьев, не удивительно, что ей часто приходилось сталкиваться с нашей чрезмерной опекой, пока мы пытались оградить ее от суровости мира. Но наша девочка знала, как несправедлива может быть жизнь… и как она драгоценна. Я знаю, Вы думаете, что это мы подарили Вам сердце Энни, но это сделала она сама. Это она приняла решение дать жизнь после смерти с того момента, как узнала, что такое возможно, и она позаботилась о том, чтобы часто напоминать нам о своем желании, потому что хотела быть уверенной, что если когда-нибудь придет время, ее решение не будет омрачено нашим горем. Именно это делало ее сердцем нашей семьи.
Энни была искрой, которая мерцала слишком ярко для этого мира и недостаточно долго. Мне приносит радость знать, что частичка этой искры живет в Вас и восьми других людях, которых Энни коснулась своей щедростью перед тем, как покинуть нас. Я не собираюсь давить на Вас этим письмом, прося об ответной переписке или встрече. Я понимаю, что возможно Вы к этому не готовы, будь то сейчас или когда-либо в будущем. Мать Энни тоже этого не хотела. Только после смерти Виктории несколько месяцев назад я понял, что пришло время и Энни почить с миром.
Должен признаться, бывают дни, когда мне трудно передвигать ноги, но у меня есть мои мальчики, чтобы помочь пройти через это. Просто зная, что Вы и другие люди, которых Энни коснулась своим даром, есть в этом мире, что вы проживаете каждый свой день, радуясь жизни и наслаждаясь ею на полную катушку, приносит мне покой. И хотя мне хотелось бы когда-нибудь снова услышать, как бьется сердце моей дочери, достаточно знать, что она все еще продолжает жить. Пусть искра, которую она оставила, поможет Вам найти путь к выздоровлению и даже больше, и знайте, что моя Энни присматривает за Вами, сейчас и всегда. С уважением, Роберт П. Колдуэлл».
Закончив читать, я потянулся к диспенсеру на тумбочке за несколькими бумажными салфетками и протянул их Эшу. Мне самому тоже требовалась салфетка. Какое-то время мы сидели в задумчивом молчании, а потом я нарушил его.
– Детка, поговори со мной.
Эш глубоко вздохнул и вытер лицо смятыми салфетками, прежде чем посмотреть на меня.
– Он хочет со мной встретиться.
В действительности это не было вопросом, но я все равно кивнул.
– Да, похоже на то.
– Вот почему я больше никогда не пытался читать это письмо, – пробормотал он, забирая его у меня, и осторожно складывая обратно. – Я знал, что он захочет встретиться со мной.
– И тебя это пугает?
Эш кивнул. Он мгновение молчал, а затем прошептал:
– Что, если он узнает, Эйден?
– Узнает что, детка?
– Что я сделал после… с сердцем его дочери, – по лицу Эша вновь побежали слезы. – Я жив, потому что его дочь мертва. Но вместо того, чтобы жить на полную, благодаря этому подарку – этому удивительному, невероятному подарку – я позволил Билли…
Когда он умолк, я придвинулся и обхватил ладонями его лицо.
– Хэй… – негромко позвал я. – Ты не сделал ничего плохого. Ты не прожигал жизнь и не растрачивал впустую то, что тебе подарили. И речь никогда не шла о том, кто заслуживает жить больше – ты или эта бедная девушка. Назови это судьбой, предназначением или Богом, чем угодно, ее смерть была неизбежна с момента появления на свет. Единственное, что она и ее родители, или те люди, которые любили ее, могли сделать – это решить подарить возможность жить другим после.
– Она собиралась стать врачом…
– Перестань, – решительно перебил его я, потому что знал, что он скажет и просто не мог этого вынести. – Знаешь, что я слышал, когда этот человек говорил о своем ребенке? Я слышал, как он описывает тебя. Твою доброту, твою силу и упорство, твою щедрость, эта искра… это все ты, Эш. Сердце Энни – твое сердце. Возможно, я не знал тебя до трансплантации, но уверен, что и тогда ты был таким же. В мире не существует лучшего человека, чтобы позаботиться о сердце Энни, чем ты.
Эш с болью кивнул и позволил мне привлечь его к груди. Письмо оказалось зажато меж пальцев, как некое утраченное сокровище. Он цеплялся за меня в течение нескольких минут, даже после того, как соленая влага его слез перестала падать на кожу моей руки.
– Пойдем спать, хорошо? – предложил я.
Он покачал головой и осторожно высвободился из моих объятий.
– Нет, я хочу это сделать, – произнес Эш, глубоко вдохнув и потянувшись за гитарой.
Я ощутил в нем какую-то перемену и в моей груди тут же завибрировало чувство гордости. Его неуверенность исчезла, как и стыдливое смущение из-за своих способностей, а их место заняла твердая решимость, и не потому что он пытался мне доказать, что может это сделать. Нет.
Он хотел доказать это самому себе.
Я наблюдал, как он осторожно спрятал письмо обратно во внутренний карман футляра, а затем развернул листок с текстом песни. Когда он потянулся к своему инструменту, это выглядело настолько естественно – то, как он держал гитару на коленях, как пальцы искали струны… Если бы я не знал о том, что связывает его с этой гитарой, гитарой его отца, я бы понял это уже только по тому, как он ее держал. Эш сыграл несколько аккордов, настраивая ее, и я вдруг поймал себя на том, что непроизвольно придвинулся чуть ближе, замерев в предвкушении. Когда он, наконец, остался доволен звучанием, его глаза на мгновение встретились с моими, и он нерешительно мне улыбнулся.
В тот же миг я понял, что это его. Он был рожден именно для этого. Я чувствовал это просто всем своим существом. Мои инстинкты подтвердились уже через мгновение, когда он начал играть цепляющую мелодию, от которой у меня по спине побежали мурашки. И еще до того, как Эш закончил петь первую строчку песни, я знал, что должен сделать.
Я должен найти способ подарить ему его мечту.
Глава 20
Эш
Не знаю, что меня разбудило, но я сразу понял, что в кровати один. В этом не было ничего необычного, особенно учитывая последние два утра, поскольку Эйден оказался жаворонком, если не сказать больше. Впрочем, я не был уверен, что это связано с привычкой рано вставать, скорее с тем, что он просто не в состоянии уснуть после своих бесконечных кошмаров.
Которые преследовали его снова и снова, стоило нам лечь спать.
Взглянув на часы, я понял, что технически все еще ночь, только начало третьего, а значит, проспали мы меньше трех часов.
Мы занимались любовью, а потом я уснул, лежа на его груди. Спустя примерно полчаса как мы вырубились, Эйдену приснился первый кошмар. Он не проснулся, потребовалось всего несколько слов, тихо нашептанных на ухо, чтобы заверить его, что все в порядке, прежде чем он затих и задремал. Не прошло и часа, как последовал второй кошмар, но Эйден опять не проснулся. Третий кошмар оказался настолько сильным, что во сне он нечаянно столкнул меня с груди. Простыни взмокли от пота, он брыкался, пока звал Дэнни, пытаясь сказать ему, что идет. Мне удалось разбудить Эйдена, но он наотрез отказался говорить о своем кошмаре. Вместо этого беспокоился лишь о том, не причинил ли мне случайно вреда. Я принес ему воды, пока он менял простыни, и убедил принять со мной быстрый душ, чтобы смыть пот, в надежде, что теплая вода расслабит его. Эйден был неестественно спокоен, пока я его мыл. Тело отреагировало на мои прикосновения, но мыслями он находился где-то очень далеко.
Когда мы вернулись в постель, он по-прежнему оставался отстраненным, несмотря на мои попытки вовлечь его в разговор, и в конце концов я сдался, положив голову ему на грудь. Моим единственным утешением были его руки, крепко обнимающие меня, пока мы с ним молча лежали. Это последнее, что я помню, перед тем как проснуться в одиночестве.
Я провел ладонью по той стороне кровати, где спал Эйден.
Она была холодной.
Оглянувшись через плечо, проверил, не горит ли в ванной свет, но там было темно. Откинув одеяло, я поспешно выбрался из постели и натянул пижамные штаны с футболкой. Быстро обыскав дом в надежде, что Эйден просто решил спать в другой комнате, чтобы не разбудить меня снова, я понял, что его нигде нет. Мое беспокойство начало расти в геометрической прогрессии, когда я добрался до кухни. На холодильнике не оказалось записки, как в первые пару дней, когда Эйден рано утром уходил на пробежку, и я уже собирался заглянуть в гараж, чтобы посмотреть на месте ли машина, когда мой взгляд вдруг наткнулся на то, что лежало на кухонном столе.
Книга в твердом кожаном переплете.
Книга, которой там не было, когда мы ложились спать.
От одного взгляда на нее мурашки побежали по коже, потому что я уже знал, что это за книга.
Непроизвольно подойдя ближе, провел кончиками пальцев по рельефной надписи на корешке. Она выглядела старой, похоже, раннее издание. Страницы оказались изрядно потрепанными, хотя я не был уверен из-за чего больше – из-за того, что ее часто читали или она в самом деле была настолько раритетной.
Открыв ее, пробежал взглядом по заголовку.
«Таинственный сад».
Книга Эйдена и Дэнни.
Под заголовком имелась короткая надпись, сделанная от руки: «Дэнни, ты и я против всего мира, приятель. Всегда. Эйден».
Горло сжалось, когда я провел кончиками пальцев по имени Эйдена.
Мой Эйден.
Мой прекрасный, сломленный Эйден, который тонул на протяжении каждого дня своей жизни с той ночи, когда не смог спасти младшего брата, которого любил больше всего на свете.
Осторожно закрыв книгу, я взял ее в руки, а затем подошел к раздвижной двери, ведущей на пляж. Мне больше не нужно было гадать, где Эйден, потому что я уже это знал. Он был там же, где провел последние пятнадцать долгих лет своей жизни.
Света от полной луны и одинокого фонаря в конце деревянного настила вполне хватало, чтобы я смог отыскать его, стоило только выйти из дома. Ночной воздух окутывал свежей прохладой, пока я спускался на пляж. Заметив, что на Эйдене лишь пижамные штаны, я на миг притормозил, решая, стоит ли вернуться обратно, чтобы захватить плед, но отчаянная потребность немедленно добраться до него пересилила. Я сомневался, что он сейчас вообще ощущает холод.
Книга в руке была невообразимо тяжелой, пока я шел по скользкому песку. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я добрел до Эйдена, но на самом деле это заняло не больше минуты. Подойдя ближе, я присел рядом и положил руку ему на спину. Его кожа была холодной, и я невольно задумался, как долго он тут уже сидит. Эйден никак не отреагировал на мое прикосновение, даже не взглянул на меня. Его глаза были устремлены на воду. Он подтянул колени к себе и положил на них руки, крепко сжав ладони в кулаки.
Вместо того, чтобы сесть рядом, я немного сместился, чтобы оказаться лицом к нему, а затем опустился на колени меж его слегка расставленных ног. Эйден машинально освободил для меня место и, наконец, посмотрел на меня, но лишь на краткий миг, а потом вновь перевел взгляд на воду. Его лицо находилось в тени, из-за чего было невозможно разглядеть эмоции во взгляде, но это не имело значения. Я и так знал, что увижу. Боль исходила от него практически осязаемыми волнами. Я коснулся его предплечья и устроился на слегка влажном песке. Как бы мне ни хотелось забрать его обратно в дом, я знал, что сначала нам нужно кое с чем разобраться.
Когда я уведу Эйдена с этого пляжа, я должен увести его целиком и полностью, и это должно быть окончательно и навсегда.
– Эйден, мне очень нужно, чтобы ты вернулся ко мне, хорошо? – прошептал я, когда он так ничего и не сказал.
Эйден не ответил, и я придвинулся ближе, взяв его лицо в ладони. Прижавшись к его лбу своим, прикрыл глаза.
– Эйден, пожалуйста, детка, вернись ко мне.
Он сделал глубокий вдох, а затем обхватил мое запястье левой рукой.
– Эш… – удалось ему произнести, и это единственное слово порвало меня в клочья. Оно было сказано с такой агонией в голосе, что я ничего не мог с собой поделать.
Книга упала на песок, и я обнял его. Эйден не издал ни звука, когда я прижался к нему. Единственным доказательством того, что он вообще знал о моем присутствии, было прикосновение ладони, которая легла мне на спину. Я держал его в объятиях добрую минуту, молясь всем, кто мог меня услышать, о силе, которая ему понадобится, чтобы пройти через это.
Чтобы мы с ним оба прошли через это.
Заставив себя отстраниться, я снова сел напротив и положил руку ему на щеку. Провел подушечкой большого пальца по скуле, что значительно заострилась с тех пор, как я впервые его встретил. Это был лишь один из множества признаков, служивших доказательством физического истощения Эйдена, стоило кошмарам за последние несколько недель украсть то немногое успокоение и отдых, которые он еще мог найти во сне.
– Эйден, он не хотел бы для тебя этого, – тихо произнес я и вздохнул с облегчением, когда его взгляд наконец встретился с моим.
– Нет, не хотел бы, – пробормотал он.
– Ты должен отпустить его, детка…
– Я этого не делал, Эш, – перебил он, и его голос слегка дрогнул. – Я не отпускал его. Это сделал он сам.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я в замешательстве.
Руки Эйдена оказались между нами и мое сердце забилось где-то в области горла, когда в одной из сжатых ладоней я заметил смятый лист бумаги. Дрожащими пальцами он принялся разглаживать складки на скомканном тетрадном листе. Но вместо того, чтобы развернуть его, так и протянул мне.
Пришлось отпустить Эйдена, а, когда я пробежал взглядом по тщательно выведенным словам в записке, у меня перехватило дыхание.
Всего два слова.
Два простых, но невероятно мощных слова.
«Прости, Эйден».
– Он оставил это в книге, – пробормотал Эйден, а затем взял книгу в руки. – Вот здесь… – он пролистал ее почти до конца и указал на страницу. – Это была его любимая часть… он всегда заставлял меня перечитывать это место по нескольку раз, когда я читал ему.
Я глянул на абзац, а потом вновь на Эйдена. Казалось, он понял мой неозвученный вопрос, потому что коротко кивнул. Лунного света было достаточно, чтобы я мог разобрать слова в книге и прочитать их вслух.
В отрывке речь шла о том, как один из главных героев, отец, оказался среди голубых цветов у ручья. Когда он осознал, насколько это место удивительное, что-то внутри него начало незаметно высвобождаться на волю, и впервые за долгое время он снова почувствовал себя живым.
Когда я закончил читать, последние слова прозвучали необычайно тихо, повиснув в тишине между нами, что нарушалась лишь ритмичным грохотом набегающих волн.
– Он хотел знать, настоящее ли это место… где растут голубые цветы. Он любил магию таинственного сада, но знал, что она ненастоящая. А вот место с ручьем и незабудками… ему хотелось, чтобы это было реально существующее место, куда он когда-нибудь сможет отправиться, – объяснил Эйден, его голос был тихим и низким. – Я никогда не понимал, через что ему приходилось в действительности проходить. Я думал, что знаю, но это не так.
– Что на самом деле случилось в тот день, Эйден? – спросил я, когда он замолчал.
Учитывая отрывок из книги и записку, которую я все еще сжимал в руке, у меня было ужасное подозрение, что я уже знаю ответ на этот вопрос, но я не мог поверить в это.
Я не хотел в это верить.
– Это произошло через несколько дней после того, как мне исполнилось шестнадцать. Отец подарил мне машину на день рождения, что разозлило маму и отчима, но мне было плевать. В те выходные мы приехали сюда, и я не мог дождаться, чтобы показать машину друзьям. Я планировал встретиться с ними в субботу днем. Дэнни был очень расстроен и не хотел, чтобы я уходил. Хотел, чтобы я отвез его обратно в город, в Ботанический сад. Он продолжал умолять меня… – Эйден резко умолк и яростно потер глаза.
– Почему он был расстроен? Что-то случилось?
Эйден кивнул. Несколько минут помолчал, а когда заговорил снова, его голос звучал настолько тихо, что мне пришлось склониться ближе, чтобы расслышать слова.
– Дэнни часто дразнили в школе, потому что он был не таким, как все. В ту пятницу какие-то ребята испортили его шкафчик, и один из них сбил его с ног, по-моему. Он не много рассказал о произошедшем. Какой-то засранец порвал экземпляр «Таинственного сада», который нам подарила бабушка, тот самый, который я всегда читал ему. Он был так расстроен из-за этого. Мать пыталась успокоить его, но отчим продолжал повторять Дэнни, что это его вина… сказал, что он должен был постоять за себя. Что если бы он не был таким чертовски странным, другие дети не цеплялись бы к нему все время. Я как раз вернулся домой, когда услышал, как отчим говорит Дэнни все это дерьмо. Я сказал Киту отвалить, а потом отвел Дэнни в свою комнату, пообещав, что все будет хорошо.
Эйден покачал головой и вновь потер глаза. Мне не нужен был свет, чтобы понять, что по его лицу текут слезы.
– Он был так сильно расстроен, что никакие мои слова не смогли его успокоить. В конце концов он уснул прямо в моей постели. На следующее утро мы отправились на побережье. Дэнни ехал с мамой и отчимом. Я ехал один и остановился у книжного магазина, в котором продавалось множество ранних изданий. Я потратил те деньги, что мать подарила мне на день рождения и часть своих сбережений, чтобы купить ему это, – объяснил Эйден, указывая на книгу, которая теперь лежала у меня на коленях. – И подарил ее ему, когда приехал в пляжный домик. Думал, это сделает его счастливым, но он продолжал умолять меня отвезти его в Ботанический сад, – сдавленный всхлип вырвался у него после этих слов. – Я пообещал, что свожу его на следующий день. Он плакал и твердил, что нужно прямо сейчас… а я был таким чертовым эгоистом, Эш... Таким гребаным эгоистом…
Неожиданно Эйден гневно ударил кулаком по песку рядом с собой и, прежде чем я успел что-либо произнести, сорвался.
– Чертова машина! Я предпочел чертову машину брату! – он покачал головой и со злостью сунул пальцы в песок. – Мне хотелось только одного – увидеть лица своих друзей, когда я покажу им ее. Я знал, что всегда смогу загладить вину перед Дэнни на следующий день.
От эмоций сжалось горло, потому что я понял, что мои инстинкты оказались правы.
Пальцы сомкнулись на другой руке Эйдена, той, что была сжата в кулак и бессознательно стучала по бедру, пока он говорил. Не знаю, было ли все дело в моем прикосновении, или в чем-то еще, но Эйден немного успокоился и продолжил.
– Я вернулся домой поздно ночью, было уже за полночь, поэтому прокрался через боковую дверь, чтобы не пришлось выслушивать крики и ругань Кита за то, что я нарушил комендантский час. Тогда я и увидел Дэнни. Он стоял прямо здесь, – пробормотал Эйден, просеивая песок сквозь пальцы рядом с собой. – Просто стоял и смотрел на океан. На нем были только пижамные штаны. Я спросил, что он здесь делает, но он не ответил. Лишь посмотрел… как будто сквозь меня. Он был таким… спокойным. Я сказал, что сожалею о том, что ушел. Он ответил, что все в порядке. И все. «Все в порядке, Эйден» … – Эйден покачал головой. – Я думал, у нас все хорошо. Мы иногда ходили купаться по ночам, хотя и не должны были, так что я решил, что он хочет поплавать. Сказал ему подождать меня, пока я переоденусь. Но он не…
