Текст книги "Мир будущего (СИ)"
Автор книги: Людмила Райот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
– Бессмысленно другое – ждать, что странник сможет увидеть сон-образ о дыре, находящейся в другом измерении, даже ни разу не увидев ее. Хотя, я повторю тебе снова – Варисса самый одаренный странник-алмаз из всех, которых я встречал. Она может видеть сны-образы даже о тех мирах, в которых никогда не бывала; более того, в них никогда не бывал и никто из нас.
У меня задрожали губы. Это было неправдой, точнее, было не совсем правдой. Я и правда часто видела во сне другие миры – когда только переехала в Набил и раньше, на Земле; я видела их еще даже до того как узнала, что я странница; достаточно часто, чтобы заслужить свое прозвище.
Но с тех пор, как я вышла замуж, эта способность пошла на убыль: сильные чувства блокируют интуицию и ломают связь с подсознанием. Как мы с Ником и предполагали, это оказалось временным явлением. Как только с чувствами было покончено, сны вернулись.
– Что с тобой? – я все еще молчала, и Никель внимательно посмотрел на меня, поняв наконец, что со мной что-то не так. Тимериус последовал его примеру.
– Он позвал меня… – почти прошептала я.
– Что? – Никель сделал шаг навстречу, но ближе не подошел, словно заметив у меня признаки опасного и заразного заболевания.
Неужели они никогда не видели женщину, вот-вот готовую расплакаться?
Их сбитый с толку вид позабавил, и я несколько раз глубоко вздохнула, собираясь с духом. Не видели – и не увидят. На миг прикрыв глаза, я снова вспомнила гигантскую волну, но на этот раз вместо испуга почувствовала уверенность.
– Я видела сон-образ. Сегодня, – со стороны могло показаться, что я оправдываюсь перед атлантом, но это было не так.
Эти слова предназначались одному Никелю; замолчав, я посмотрела прямо ему в глаза, жадно наблюдая смену эмоций на его лице – удивление, затем недоверие, почти сразу уступившее место надежде. Его лицо осветилось радостью, уголки губ поползли вверх: еще чуть-чуть, и он бы улыбнулся, и это была бы самая нормальная, правильная и искренняя улыбка из всех, что он так щедро отсыпал с момента моего возвращения.
– Это был Атлантис? Атлантис позвал тебя?
– Да. И не в первый раз… – я сделала паузу. Ладно, если уж признаваться, то до конца. – Я видела еще один сон-образ, около двух недель назад.
11. Соединение
Улыбка, так и не успевшая появиться на свет, увяла. Никель еще пару секунд смотрел на меня, пока радость в его глазах не сменилась ужасом.
В то же мгновение он снова превратился в обычного Никеля – и даже хуже.
Отвернувшись, он сказал длинную витиеватую фразу. Кровь бросилась мне к лицу, еще никогда я не слышала, чтобы Ник ругался ТАК грязно. Этим дело не ограничилось. Схватившись за голову, он в сердцах пнул стоящий рядом стул, так что тот укатился далеко в сторону. Следующей под горячую руку чуть не попалась Шелли; я явственно представила, как Никель берет прибор и, подняв над головой, с размаху кидает об пол.
Нет, пронесло. Благоразумие взяло вверх, и Ник опустился в кресло, почти полулег, облокотившись на спинку и вытянув ноги. Сделал еле заметное движение головой вбок, прочь от яркого солнца, и свет потускнел: на стеклянные потолочные плиты медленно наползли непрозрачные панели, затемнив зал.
Я осмелилась выдохнуть. Убедившись, что Ник не смотрит в мою сторону, тихо отошла в сторону и села на откатившийся стул. Инстинкт самосохранения подсказывал, что сейчас лучше держаться подальше.
– Ничего. Это была моя ошибка, – наконец сказал он, и я расслышала нотки обреченности в его на удивление спокойном голосе. – Сам виноват.
Интересное заявление. И неожиданное, как гром среди ясного неба. Его неспособность признавать ошибки казалась столь прочной и непоколебимой, что постепенно я сама начала верить, будто он на них не способен.
– И в чем же ты ошибся, позволь узнать?
– Нужно было забрать тебя раньше. До того, как все началось.
Это было бы грустно, если бы не было так смешно. Я рассмеялась. Смех получился несколько более истеричным, чем мне бы хотелось, с парочкой странных всхлипов в конце – подавленные слезы все еще давали о себе знать.
Не понимаю, почему никто не рассмеялся вместе со мной. Хотя бы Ник, тот еще любитель остроумных шуток (особенно своих). Этому находилось лишь одно доступное объяснение – его слова не были шуткой. Ник действительно считал меня вещью, по первой необходимости транспортируемой между мирами.
– Ты сам хоть понимаешь, как ужасно это звучит? – задала я риторический вопрос. Ник не откликнулся, и мой взгляд упал на Тимериуса. Если кто чего и не понимал, то именно он – выражение растерянности на лице атланта принесло мне неописуемое удовлетворение.
– Ник, будь добр, объясни своему другу атланту, что к чему. Он только на первый взгляд выглядит информированным.
Я попыталась по максимуму вытравить яд из своей улыбки; сомневаюсь, что так уж преуспела в этом. Вообще-то я даже хотела добавить, что стоило бы более тщательно отбирать себе компаньонов, но сдержалась. Если Никель лишится драгоценного хамелеона, мне точно несдобровать.
Никель ногой пихнул в сторону атланта стул, на котором сидел ранее.
– Садись. Ты прав, для того, чтобы предугадать, что ждет по другую сторону дыры, нужен особый сон. Но не один, а несколько. Это называется соединением. Я не знаю…
Он замолк. Я впервые видела, чтобы Ник не мог найти правильные слова.
– Никто точно не знает, кто или что их посылает. Алмазы видят серию снов-образов. Сначала про мир, из которого будут прыгать. Эти сны дают представление о прилегающих территориях к дыре-входу. И именно по ним, не без помощи специальных атласов снов и расшифровки, странник может понять, с какой именно кротовой норой он соединен. И завершающий сон – о дыре-выходе. То есть, уже о том мире, куда ему предстоит прыгать.
– Это должно быть очень редким явлением, верно? – Тимериус тщательно обдумал его слова.
– Да. Странники-алмазы тоже, знаешь ли, на дороге не валяются, – после этих слов я почувствовала прилив острой благодарности к Нику.
– А как же истории, что вы постоянно видите во сне другие вселенные? – Тимериус повернулся ко мне. – Всего лишь слухи?
Я пожала плечами.
– Нет, одиночные сны тоже бывают, и гораздо чаще. Но после них, я, как правило, всегда остаюсь в неведении, к какой же из десятков открытых…
– Или сотен неоткрытых, – вставил Никель.
– … дыр они относятся, – продолжила я.
– Одиночки возникают спонтанно, они непохожи друг на друга, их не связывает ничего общего, – меня охватило вдохновение. – Но когда происходит соединение, сны начинают идти цепочкой. Они становятся еще более ясными, чем обычно, и продолжаются до тех пор, пока не наступает кульминация – самый важный, решающий сон о том, что будет ждать странников с той стороны дыры. Но без предшествующих ему снов он неполон и малоинформативен, понимаешь? Соединение – уже не просто туманное приглашение в другой мир, а настойчивый зов, требование явиться с уже проложенным маршрутом…
Я замолкла, переводя дыхание. Мужчины смотрели со странным выражением лиц, застигнутые врасплох моим внезапным красноречием. Вслед за ними, я почувствовала холод в груди и волнение.
Объясняя атланту процесс коммуникации странников с кротовыми норами, мне открылась важная деталь, Деталь, которую я не замечала, или отказывалась замечать все эти дни.
Я оказалась здесь не по прихоти Никеля. Не только по ней. И, как бы это не бесило, конкретно сейчас я должна быть здесь.
Маршрут уже проложен; нужно еще немного времени, чтобы он полностью открылся.
– Значит, ты увидела два похожих сна об Атлантисе за короткое время и решила, что это приглашение. То есть, соединение. Сколько других странников сейчас видит эти же самые сны? – спросил Тимериус.
Я наморщила лоб.
– Единицы. Алмазов действительно мало. Но кто-нибудь видит наверняка. Возникла новая дыра, и сейчас она зовет к себе всех, кто мог бы ее услышать. Так я думаю. А слова, что новый мир ждет исключительно МЕНЯ, просто байка – я выразительно поглядела на Ника. – Для привлечения туристов с Земли.
– Это может стать проблемой?
– Нет, – ответил Никель. Он немного оживился и выпрямился в кресле. – Без подтвержденного факта возникновения новой дыры и точной информации об ее местонахождении это сплошное блуждание в потемках. Какими бы реальными не казались сны-образы, это всего лишь сны; определить расположение кротовой норы по ним невозможно. И даже с ними это сложный процесс, в котором приходится расшифровывать символы и разгадывать загадки подсознания.
– Но ты сможешь их разгадать? – атлант смотрел на меня.
– Сомневаюсь, – с сожалением ответила я. Мне очень не хотелось его разочаровывать, особенно сейчас, когда в его взгляде проснулось нечто, похожее на уважение.
– Зато я смогу, – Никель встал и прошел вдоль зала, сложив руки на груди. – Для этого понадобится объем знаний, которыми не располагает ни один из странников, а также доступ к технологиям. И того и другого у меня предостаточно.
Он замолчал и остановился поодаль, спиной к нам. Даже в неясном свете чувствовалось, что он снова помрачнел. Ник стоял ровно, расправив широкие плечи, но фигура его как-то потемнела, будто вобрав в себя часть окружающего полумрака.
– К несчастью, для получения представления о полной картине местности нужно проанализировать каждый сон из цепочки. А тот, первый, уже потерян, – он обернулся и кинул в меня тяжелый взгляд, словно предлагая разубедить в обратном.
Я лишь поджала губы. Сон двухнедельной давности я, действительно, помнила очень смутно.
Не дождавшись ответа, Ник отвернулся.
– Сны быстро забываются, стираясь даже из долговременного отдела памяти, а для правильной интерпретации посланий важна каждая мелочь. Самая незначительная деталь может стать решающей.
Я не разделяла его пессимизма.
– Зато я прекрасно помню сегодняшний сон, и готова пересказать его во всех подробностях.
– А ты готова поручиться, что все эти подробности действительно приснились тебе, а не были заботливо дорисованы воображением после пробуждения, дабы заполнить пропуски и несостыковки, свойственные снам? – атлант удивлял меня все больше. Он словно специально готовился к разговору, загрузив в свой нейроноситель различную информацию про странников и сновидения.
– Это был сон-образ, Тим, – сократив его имя, отчеканила я. – В нем не было пропусков и несостыковок.
– Ну так перескажи его, Варисса, – сказал Ник.
Он прижал ладонь к груди, затем отнял ее – снял яркую соринку с идеально чистой рубашки; поднес к глазам, растер. Между пальцами возникло голубое свечение, разгорающееся ярче и ярче. – И думай об Атлантисе, не выпускай его из головы.
Соринка превратилась в сиящий шар размером с апельсин. Он переливался всеми оттенками синего, ярко освещая ладонь и лицо Никеля.
– В близжайшие дни тебе нужно будет увидеть как можно больше снов-образов, а мне их тщательно проанализировать. Иначе нам придется воспользоваться твоим советом и поискать себе другого странника.
Ник подкинул шар в воздух, и тот по дуге перелетел разделяющее нас расстояние. Я поймала его. Это снова был Атлантис, только на это раз поверхность планеты беспокойно мерцала: океаны норовили поглотить крошечный клочок суши. Я сжала руку, и они заволновались еще больше; сопротивления не последовало, зато в кончиках пальцев появилось легкое покалывание.
Я невольно замерла в восхищении – имитация водного мира была непередаваемой.
Мне не требовалось думать об Атлантисе больше.
Он уже был во мне.
Если посмотреть внимательно, можно было различить серую пелену облаков, окутывающую голубой шар тончайшим слоем ваты. Вода тоже выглядела реалистично: ближе к земле отливала бирюзовым, а на глубине приобретала насыщенный синий цвет.
Пол качнулся под ногами, скрипя палубными досками, справа сбоку мелькнула проворная тень.
"Пирусы – морские птицы Атлантиса, ничем не напоминают чаек внешне, зато кричат похоже" – всплыла фраза в моей голове.
Я с трудом оторвала взгляд от Атлантиса, и положила голографическую модель на стол. Нейроноситель вел себя странно: выдавал мне не ту информацию и не тогда, когда нужно.
Остаток дня я провела, пересказывая свои сны, сегодняшний, а также предыдущий – в конце концов я имела о нем куда больше представления, чем вначале– скорее всего, просто нафантазировала, как и предположил Тимериус.
Мы два раза прерывались на еду. Освещение периодически менялось от ослепительного дневного света к почти полной тьме, в которой ярко светились начертанные Ником таблицы и схемы.
Казалось, Никелю никогда не надоест слушать мой рассказ. Раз за разом он просил повторить его, одновременно мучая бесконечными уточняющими вопросами и комментируя каждую новую деталь, вроде:
"Предположительно, ты видела во сне апокалипсис Атлантиса. Если отталкиваться от этого, нужно искать пейзаж, соответствующий территориям до потопа. Коттеджные поселки были характерны для западной части старого Основного континента… Но и на других континентах их хватало. Отметаем".
Особенный интерес вызвало появление в моем сне Тимериуса: дойдя до этого момента, я не смогла сдержать обвинительные нотки в голосе, испытывая негодование и странное смущение от того, что он оказался в моем сне.
Мы с Никелем одновременно повернули голову в его сторону в безмолвном вопросе, на что тот удивленно поднял брови и пожал плечами.
Когда за окном стемнело настолько, что голограммы выделялись даже при полностью прозрачных стеклах, я начала путаться в показаниях и отвечать с нескрываемой неохотой. Я сидела на широком подоконнике, поджав ноги и смотря в окно. С той стороны стекла светился фонарями сад, приветливо помахивая мне темными ветвями деревьев.
Я ужасно устала и, наверное, никогда не желала Никелю смерти так страстно. Хотелось прекратить нескончаемое, осуществляемое косвенным способом копание в моем подсознании, но я боялась, что готовые сорваться с губ грубости убедят атланта в моем несерьезном отношении к делу.
Никель заметил это. Его уложенные с утра волосы теперь топорщились в разные стороны. Спустя шесть часов анализирования он сам выглядел не лучшим образом – усталым и немного безумным.
– Ладно… – наконец произнес он с явной неохотой. – На сегодня закончим.
При этих словах атлант оживился. Последний час он лежал в кресле, не выказывая какого-либо интереса к происходящему – вероятно, спал с открытыми глазами.
Я спрыгнула с подоконника и направилась к двери, стараясь по возможности быстро передвигать затекшими от неудобной позы ногами.
Ник может передумать в любой момент.
Он проводил меня взглядом, но промолчал. Я спиной чувствовала, как ему не хочется отпускать меня сейчас.
Выйдя за дверь, я пустилась бежать. Повернув в коридор, где находилась моя комната, замедлила шаг и позволила себе немного отдышаться. Я была выжата, как лимон, но почти счастлива – просто потому, что сейчас наконец-то удастся отдохнуть.
Все, что я сделала, войдя в спальню, это скинула обувь. Затем, даже не раздеваясь, упала на кровать лицом вниз.
Спала я недолго, зато крепко, почти сразу же провалившись в глубокий, как омут, сон. Возвращение обратно было таким же стремительным – каким-то чудом я резко проснулась за секунду до того, как дверь спальни открылась.
12. Искра
Освещения почти не было, лишь пол комнаты слабо сиял, придавая ей красноватый оттенок. Подсвеченные снизу, предметы выглядели странными; еще более странным выглядел Ник, но я все же узнала его. Потянулась к тумбочке, толком ничего не соображая и будучи почти уверенна, что вижу продолжение сна, но он успел первым.
Зажегшийся свет больно резанул по заспанным глазам, и я села на кровати.
Никель открыл рот и начал что-то говорить. Он говорил долго и с жаром, метаясь по комнате туда-сюда, тогда как я прикладывала все усилия, чтобы не уснуть. В голове крутилась вереница глупых вопросов: как он вошел? Я не до конца прикрыла дверь?
Не может быть. Я прекрасно слышала щелчок замка минуту назад.
Тогда как он прошел через закрытую дверь? Просто открыл ее? Неужели он мог войти ко мне в любой момент, пока я наивно полагала, что в безопасности в собственной спальне?
Последняя мысль окатила холодом. Вряд ли я смогу уснуть здесь снова.
– Что с тобой? – донесся до меня его голос.
– А с тобой? Я только что спала, между прочим.
– Я не заметил, – Ник остановился и на секунду прикрыл лицо руками. Я заметила, что он не в себе: явно не отдыхал с момента момента моего ухода, продолжая мозговой штурм.
– Так на горизонте были горы или нет? С любой стороны от волны? Это очень важно, от этого зависит…
– Убирайся, – я постаралась сказать это как можно спокойнее. – Больше никогда не приходи ко мне в комнату без разрешения. Нет, не так… Просто больше никогда не приходи ко мне в комнату.
Он остановился.
– А знаешь, к черту это все, как ты любишь выражаться. Так не пойдет, – его взбудораженность померкла, дрогнула и стекла на пол, оставив под собой лишь бесконечную усталость.
– Ты выгонишь меня?
В глубине души я почувствовала разочарование. И что-то еще. Боль? Он посмеет выставить меня вон сейчас, когда я наконец поняла, что хочу остаться?
Он не ответил, только посмотрел с какой-то тоской. Или она мне лишь почудилась? Уже спустя мгновение он снова изменился в лице, а во взгляде проступила ожесточенность.
– Дай мне свою руку. Это все очень упростит. Сейчас, пока ты еще не совсем забыла сон.
Этого я не ожидала. Уж лучше бы он меня выгнал.
– Но я рассказала тебе все, что могла. Абсолютно все!
– И этого все еще мало. – Он начал приближаться к кровати, и я в ужасе вскочила на ноги и бросилась к окну; туда, где больше места и меньше возможности быть загнанной в угол.
– То есть, этих мучительных часов допроса недостаточно? И теперь ты просто говоришь: дай залезть в твою голову?! – сквозь ярость в моем голосе отчетливо пробивалось отчаяние.
– Ты боишься меня?
Чем больше я выходила из себя, тем более спокойным он становился. И от этого было еще страшнее. Если бы он злился, это бы означало, что у меня есть шанс его переубедить. Теперь же он выглядел так, словно окончательно укрепился в давнем решении.
– Откуда эти глупые предрассудки? Хватит разыгрывать из себя глупого ребенка, который не знал, на что идет, соглашаясь на экспедицию. Ты знала, и не раз сталкивалась с этим в прошлом.
– Вот именно, это было в прошлом! – взорвалась я и что есть силы ударила кулаком по темному окну.
Он рассмеялся в ответ на гнев.
– Давай избежим банальных сцен. Ты злишься и сопротивляешься, я применяю силу и все равно получаю то, чего хочу. Или ты этого и добиваешься?
У меня пересохло в горле. Я могла поклясться, что это не пустые угрозы. Никель знал, о чем говорит, и именно поэтому я так не хотела, чтобы он снова прогуливался по моему сознанию.
Я уж было решила, что дело совсем плохо, но тут он сменил тактику.
– Подожди, – подойдя к стене, Ник набрал команду, на автоматизме передвигая рукой.
Через мгновение в нише показалась пузатая бутылка. Я ожидала увидеть один из мерзких токсичных напитков, что тайком предпочитает пить элита Высотного города, но вместо этого увидела знакомую этикетку "Джек Дэниэлс".
– Это тебе, – он свернул пробку одним движением и протянул бутылку.
Я ухмыльнулась. Все-таки он гений. Если что и поможет облегчить мои терзания, так это хороший земной алкоголь, завезенный в Набил контрабандой.
Почему бы и нет? Я обхватила узкое горлышко, напрягая мышцы, чтобы рука не дрожала, сделала большой глоток и сразу же скривилась – крепкий алкоголь не входит в список моих предпочтений.
Чего не скажешь о предпочтениях Никеля. Пока я давилась кашлем, он вырвал виски из моих рук (и правильно сделал, иначе я бы точно его разлила) и выпил залпом с треть бутылки.
Одного глотка на голодный желудок хватило, чтобы подействовать. Напиток прочертил огненную дорожку вниз по горлу и обосновался в животе маленьким источником тепла, а в голове возникла опасная легкость.
В свете последних событий ситуация уже не казалась столь безвыходной. Может, действительно лучше сделать это сразу, чем неизвестно сколько ждать и бояться? Что такого важного он может почерпнуть в моей голове, кроме безграничной ненависти к нему?
– Ну что ж, валяй.
Никель удивленно поднял брови, оторвавшись от виски.
– С каких пор нужно так мало алкоголя, чтобы ты стала покладистой?
Я проигнорировала вопрос и снова потянулась к бутылке, но он увернулся и сам приложился к виски.
– Хватит. Зачем мне твой затуманенный дурманом мозг.
– Не понимаю, зачем он вообще тебе сдался, трезвый или нет, – пробормотала я.
– Мне нужен сон, и ничего больше, – возразил Ник. – От него зависит, как все пойдет дальше. Сними его. – Он указал мне на ухо, имея в виду блокатор.
– А если откажусь? – просто ради интереса спросила я.
Он помедлил с ответом, смотря мне в глаза и помахивая бутылкой, как большим метрономом. Решал, раздавить ли ответом или дать надежду. И в итоге выбрал первое.
– Он меня не остановит. Раньше – да, но теперь я сильнее него. Даже с ним я найду твой сон, но без него это случится быстрее и… деликатнее. Готова?
– Нет, – я прошла мимо и скрылась в ванной, закрывшись на замок.
Только что мне думалось, что отгородиться дверью – хорошая идея, но теперь я не была в этом уверена. Если и полегчало, то совсем незначительно, сколько я ни пыталась собраться и найти в предстоящем положительные стороны.
Черт возьми, от ожидания и правда становилось хуже, хотя хуже, казалось, быть не может. Я ежесекундно возвращалась к мысли: сейчас он постучит и спросит, скоро ли я выйду. Или просто откроет ее одним прикосновением, как это случилось с дверью в спальню. А, может, попробует выломать ее, если я откажусь выйти?
Меня отчетливо замутило. Все-таки зря я пила. Я прополоскала рот водой и взглянула в зеркало. Огромные перепуганные глаза в отражении заставили меня слабо улыбнуться.
Давай же, возьми себя в руки, иначе Никель возьмет тебя в свои.
От пришедшего в голову каламбура стало лучше. Иллюзия обладания чувством юмора помогала мне во многие непростые моменты жизни.
Вскоре я вышла. В комнате за время отсутствия снова стало темно – верхний свет потух, осталась лишь красная подсветка пола. Я нерешительно остановилась на пороге, отыскивая Никеля глазами. Может, он все-таки ушел?
Справа шевельнулась одна из теней – не будь я готова к чему-то подобному, точно умерла бы со страху.
– Почему ты убавил температуру?
– Я этого не делал.
Да, наверное, не делал. Выйдя из светлой ванной, меня тут же начало трясти от волнения, будто от холода. Несмотря на кажущееся спокойствие, тело говорило об обратном.
– Только не спрашивай, готова ли я. Ответ снова будет отрицательным, – я сложила руки на груди. Не стану протягивать ему ладонь, иначе он увидит, как сильно она трясется.
Никель не напомнил о блокаторе, попросту забыл, и я смутно обрадовалась этому. Может, если он расшибется о собственную защиту от ментальных взаимодействий, это охладит его пыл?
Чтобы отвлечься от волнами накатывающей паники, я переключила внимание с себя на Никеля.
О, лучше бы этого не делала!
Он закатывал рукава рубашки до локтей, тщательно и аккуратно. Очевидно, что на этот раз он собирается взяться за меня голыми руками (в прямом и переносном смысле), но зачем же оголяться НАСТОЛЬКО? Я почти позаимствовала его сумасшедший смех, когда увидела нечто странное, то, чего видеть никак не должна была, и мне сразу стало не до веселья.
На его правом предплечье блеснуло что-то голубоватое. Мелькнуло по направлению от локтя к запястью. Я затаила дыхание, внимательно всматриваясь в гладкие крепкие предплечья, и увидела еще одну голубую точку. Вот! Еще и еще. Крохотные искры пронизывали его руку, собираясь на кончиках пальцев, так что те начинали слабо мерцать.
Завораживающе красиво.
Уже второй раз за день у меня в голове начали разворачиваться образы, и осознание этого помогло окончательно успокоиться. Немного необычная реакция на галлюцинации, правда? Но мой образ жизни вообще трудно назвать обычным. И сейчас я зашла слишком далеко, чтобы всерьез рассчитывать на скорое возвращение домой.
Я улыбнулась Никелю, и он подошел ближе, встал почти вплотную. Теперь я видела, что он тоже волнуется, но задумываться о причинах было некогда.
Он медленно поднял руку и дотронулся указательным пальцем до моего лба. Я закрыла глаза и приготовилась к временной отключке, но ничего не произошло. Просто легкое, нежное прикосновение – вот и все, что я почувствовала.
Я недоуменно сдвинула брови – неужели блокатор все-таки сработал? – а его рука уже пришла в движение: опустилась вниз, нарисовав невидимую линию от середины лба, через переносицу и до кончика носа.
Я встретилась с Ником глазами и поняла, что он с большим трудом сдерживает себя. Его лицо окаменело от напряжения, дыхание сбилось, а на лбу выступила вена, но при этом он показался мне красивее, чем когда либо.
Что он делает? Ужасное озарение кулаком ударило в грудь. Я резко подняла руку, собираясь оттолкнуть его, но он опередил меня, перехватив ладонь левой рукой.
С непривычки показалось, что искра прошила насквозь. Тело начало выгибаться; на доли секунды это выглядело так, словно я взялась рукой за оголенный провод, а затем все пропало. Я уменьшилась до размеров клетки, сама став искрой, стремительной стрелой пронзающей синапсы. Пронеслась по руке, минуя один за другим связи нейронов, и проникла в спинной мозг, а оттуда, через хитроумные переплетения нервных клеток, попала в собственную голову.
На короткое (1) мгновение я увидела себя со стороны, отбивающуюся от повалившего меня на пол Никеля, а потом картинки пошли в обратном направлении, как на перематываемой назад видео-пленке. Вот я стою перед Ником, дрожа от волнения, спиной вперед выхожу из комнаты, бегу по коридору. Поток мысле-образов убыстряется, и мне остается только выхватывать из него отдельные фрагменты. Я галопом проношусь по уровням Города, встречаюсь с кем-то, сплю, стою в темном московском проулке напротив посланцев Никеля, двигаюсь еще стремительней по воспоминаниям прошедшего года на Земле. Принимаю заказ в кафе, целуюсь с каким-то парнем, смеюсь, рыдаю, снова сплю, пока не начинаю видеть в этих фрагментах Набил и Никеля, снова и снова. Становится неуютно; вокруг начинает концентрироваться ощущение протеста. Ощущения, возникающего, когда в твой внутренний мир вторгаются посторонние, громко топают, шумят, трогают все без разбора грязными руками.
Я хочу закричать, и тут же понимаю, что не могу этого сделать – мешает нарастающая в груди боль. Только-только успев осознать ее, тут же забываю о ней, также как забываю о теле и о том, что ему нужно дышать.
Больше нет чувств, нет воспоминаний, нет необходимости в кислороде. Остаются только держащие меня руки, переплетенные пальцы, и тот горящий огнем участок кожи, где Ник касается лбом моего лба. Через них в меня непрерывно вливается ток, и он и есть тот самый кислород, которого я сейчас так жажду, и под действием которого я начинаю разрушаться.
Этот процесс необратим. Я истончаюсь, становясь невидимой, но теперь я больше не одна – за моей спиной начинают появляться люди. Я никогда не видела никого из них, их очень много, и они одеты в старинные одежды. Держась за руки, люди встают ряд за рядом, уводя в далекое прошлое.
Картинка дробиться и множиться; бесконечные ряды фигур блекнут и уменьшаются, превращаясь в золотые, соединенные друг с другом всплески точек. В этой реальности прошлое занимает всю Вселенную, оно так всеобъемлюще, что становится еще и будущим, и настоящим.
Остатки моей идентичности стремительно тают, разлетаясь вихрем элементарных частиц. То, что когда-то было мной, оказывается крошечным фрагментом, вплетенным в общую цепь. Цепь простирается вверх, вниз, в стороны, во всех направлениях одновременно… и это уже не цепь. Это сеть, в центре которой находится ОН. Она так огромна и древна, что по ней можно добраться куда угодно, в любой уголок белого света, разгадать любые тайны любой давности… Все зависит лишь от того, насколько далеко ОН решит по ней пройти.
Так насколько?..
Ответа на это я так и не узнала. В той, другой реальности, лежащей за пределами разыгрывающихся в моем мозгу образов, Никель отпустил меня. Вихрь образов в голове осел, словно его и не было, я пошатнулась, чуть не упав, а мой рот широко открылся:
– А-а-а! – Легкие судорожно вбирали в себя драгоценный воздух. Я наконец задышала, снова и снова делая глубокие вдохи и поражаясь, как это здорово и прекрасно – просто дышать.
Никеля не было. Когда и куда он ушел – вышел из комнаты или просто зашел в ванную – сил размышлять об этом не было. Опершись рукой о стену, я приводила дыхание в норму, прилагая максимум усилий, чтобы остаться на ногах.
Меня сотрясала крупная дрожь, перед глазами вращались темные пятна; я будто смотрела через закопченный калейдоскоп, сквозь мутно-серую мозаику которого пробивались яркие фрагменты окружающего мира.
Наконец, вытерев со лба холодный пот, я на трясущихся ногах дошла до кровати. Упала на нее и завернулась в одеяло, как в плотный согревающий кокон. В голове царил полный кавардак: эхо голосов, обрывки фраз, кусочки лиц и мест – шум постепенно затихал; я словно собирала себя по частям.
Обычно процесс чтения ощущается иначе. Не вызывает эмоций и изменений самочувствия, а главное – длится всего мгновение (2). Большинство людей даже не успевает догадаться, что произошло нечто большее, чем просто прикосновение.
Но сейчас руки Никеля воздействовали на меня совсем по-другому.
Что только что произошло, черт возьми?! За все время, проведенное в Набиле, со мной впервые случился такой сильный отходняк.
Я уже засыпала, когда до меня дошло.
Я так и не сняла блокатор. А Ник – не стал настаивать. И чуть не убил меня этим.
Еще немного, и я бы задохнулась.
______________________
1) Бесконечно малое, сравнимое со временем взаимодействия нейронов
2) Чтецу достаточно этого мгновения, чтобы заполучить "отпечаток" человека – мигом овладеть его языком, считать информацию коллективного бессознательного и историю рода: все те знания, которые помогут быстро приспособиться к новому миру.
