Текст книги "Мир будущего (СИ)"
Автор книги: Людмила Райот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Возник бесшумный официант и начал прибирать за столом. Меня очень тяжело заставить покраснеть, однако в этот раз мне не нужно было зеркала, чтобы понять – лицо буквально пылает.
В мгновение ока я облажалась целых три раза. Во-первых, разлила воду и подтвердила заявление Ника о нахождении моей жизни в повышенной опасности – даже в присутствии хамелеона. Во-вторых, сделала это совершенно напрасно: на мне снова был блокатор. И в-третьих, Ник никак не смог бы прочесть меня – он все еще не снял своих перчаток.
Кстати, о перчатках: Ник наконец оторвал от меня взгляд, поднял руку до уровня лица и посмотрел на ладонь с удивлением, перебирая пальцами. Я отдала бы полжизни, чтобы узнать, что он почувствовал, и почувствовал ли вообще. Но я никогда не стану спрашивать его об этом.
Я, наверно, спятила. Столько предохранителей от ментального воздействия, и все без толку. Моему мозгу не нужны ни очки, ни искры, чтоб отправиться в увлекательную прогулку по далеким измерениям.
Нику, кажется, тоже не нужно было искрить, чтобы видеть меня насквозь. Его взгляд переместился с руки на мое левое ухо, в которое была продета сережка с блокатором, и на секунду мне показалось, что он раздумывает, кто кого. Удастся ли ему пробить защиту, созданную им же самим от самого себя. Я задохнулась от возмущения, и это сдвинуло момент с места. Ник отвернулся, а я, вновь обретя способность шевелиться, взяла салфетку и принялась вытирать ноги.
Справа шевельнулся атлант. На нем больше не было очков – поднятый переполох заставил его покинуть мир иллюзий. Оценивающе оглядев меня и Ника, окинув взглядом зал, он выдал самое разумное предложение за весь сегодняшний день.
– Пойдем домой? Мы и так уже достаточно развлекли местную публику.
Да, да, пожалуйста! Толстокожей меня не назовешь, и обилие заинтересованных набилианцев вокруг начинало изрядно действовать на нервы.
Ник подозвал официанта.
– Мы закончили. Я расплачусь из дому.
Я покидала "Девятый" практически без сожаления. После темного помещения ресторана яркий уличный свет короткого, клонящегося к закату дня больно резанул по глазам. Свет, шум и душные объятия жаркого воздуха нахлынули разом, стоило выйти за дверь, так разительно отличаясь от атмосферы "Девятого", что в голову лезла мысль, будто мы и правда вернулись из другого мира.
Пока я приходила в себя, Тимериус попрощался и ушел в сторону глубины уровня прежде, чем я успела что-либо предпринять, оставив меня наедине с Ником. Это было ужасно. После случившегося в ресторане он стал странно задумчив и молчалив, и между нами повисла неловкая (на самом деле это слово не отражало и половины неловкости того момента) тишина. На обратном пути к подъемникам я отчаянно мечтала сбежать вслед за атлантом, но в конце концов решила сменить нашу невербальную тему, заговорив о постороннем.
– Почему Тим всегда молчит?
– Не знаю, – Ник неохотно вынырнул из размышлений. – Наверно, считает ниже своего достоинства разговаривать с низшими расами.
– Перестань, – Это предположение совпадало с моими собственными подозрениями, но я не хотела так быстро ставить крест на возможной дружбе с хамелеоном. Еще одна дурацкая черта моего слабовольного, с точки зрения Никеля, характера – до последнего верить в лучшую сторону людей, даже иномирцев. – Не думаю, что дело в этом. Скорее всего, он просто… застенчив.
– Застенчив?! Варисса, – он остановился и поднял руки, словно желая взять меня за плечи и встряхнуть, но вовремя остановился, взявшись за голову. – Ради Многоликой Вселенной, прояви хоть каплю уважения ко мне, думай, прежде чем говорить такую невероятную чушь! – он сорвался на крик, – Застенчивый атлант!
– И что? Ты рассуждаешь, как расист.
– Да по сравнению с ним я самый толерантный человек во всех измерениях! Жители Атлантиса – вот кто настоящие расисты! Замкнулись, отгородились от всех миров на своей драгоценной планете и киснут в океанах, понемногу превращаясь в рыб…
– Он тебе не нравится, – я решила сбавить тон. Окружающие нас люди начали останавливаться на приличном расстоянии, наблюдая за взбешенным чтецом.
– Нет, мне не нравятся атланты. А Тим еще довольно неплох, – на одних из барьерных дверей появилась серебристая стрелка, указывающая острием вверх, и снизу показался заполненный людьми подъемник. – Завтра с утра я должен увидеть вас обоих, чтобы произвести некоторые измерения, но сейчас, пожалуйста, скажи, что ты едешь вниз, а не вверх.
С этими словами он пошел к лифту, расталкивая толпу. На площадке возникла небольшая неразбериха, приехавшие с нижних уровней люди спешно покидали подъемник, и через некоторое время я увидала его уже внутри, в полном одиночестве. Двери закрылись, и подъемник тронулся вверх, убыстряя ход. Десять, двадцать, тридцать метров… Кабинка стала казаться совсем маленькой и невесомой, приближаясь к Своду девятого уровня.
Я закрыла глаза и представила, как Никель сложил руки на груди и отвернулся к панораме Города, наблюдая отражение розового закатного солнца в соседнем секторе.
9. Сон второй. Гибель Атлантиса
Я возвращалась обратно почти в полной темноте, когда сумерки уже сгустились до предела, граничащего с понятием «ночь». Садовые фонари на территории дома еще не зажглись. Под ногами слабо светилась каменная дорожка, с обоих сторон возвышались темные, словно пропущенные сквозь сине-фиолетовый фильтр, силуэты деревьев.
Спать не хотелось. Стояла очень тихая, дивная погода. Ветра практически не было, воздух слегка остыл, обволакивая бархатной теплотой, но ночная свежесть еще не вступила в свои права.
Справа впереди, между черными стволами, замерцал огонек. Я пошла на свет, с удивлением узнавая по колебанию и теплоте гуляющих по саду бликов настоящий огонь. Костер в саду у Ника – уму непостижимо!
Сложив дважды два, я догадалась, кто, помимо меня, мог додуматься разжечь огонь в Высотном Городе. Рядом с источником света показалась стройная, сидящая прямо на земле фигура.
Тимериус.
Я остановилась. Свет манил, но благоразумие подсказывало идти своей дорогой, подальше от возможных проблем. Атлант в прямом и переносном смысле играл с огнем (1). Неужели он добыл его с помощью трения? А что, очень может быть. Атланты были самой древней расой из всех открытых, но они сумели сохранить близость к природе и Изначальному.
Тимериус слегка развернулся, и я невольно залюбовалась. Его неподвижное лицо показалось лицом статуи, выточенной из золотистого, наполненного живым светом, камня.
Если в одном из отдаленных миров действительно существуют эльфы, то выглядят они именно так – бесконечно юными и мудрыми одновременно. Даю руку на отсечение – он был старше меня раза в два, но при этом выглядел также молодо, и при хорошем раскладе мог прожить еще сотню лет.
Я впервые остро почувствовала ущербность своей расы по сравнению с его, и это вызвало во мне неоднозначные эмоции.
Атлант обернулся полностью, увидел меня и улыбнулся – совсем чуть-чуть, но я восприняла это как добрый знак. Нужно хотя бы попытаться установить контакт. Мы оба скучаем по огню, находясь в Набиле. Быть может, наши различия – лишь внешний покров, шелуха, под которой скрывается океан общего? Затолкав поглубже колючую смесь зависти, восхищения и робости, я подошла к костру, села рядом, прямо на землю, и тут случилось странное.
Как карие глаза могут напомнить о чем-то синем? Этому не может быть разумных объяснений: его глазами на меня взглянула необъятная, синяя до черноты бездна – Бескрайнее Море, а поднявшийся ветер и шелест древесных крон показались освежающим соленым бризом и отголосками морского прибоя.
– Расскажи мне о Великом Потопе. Расскажи, как это было, – Слова вырвались сами собой.
Я ступила на тонкий лед, выбрав для первой беседы столь острую тему. На истории миров мы изучали, как Атлантис ушел под воду, но сухие факты из учебника совсем другое, нежели рассказ очевидца событий. Потоп произошел задолго до появления Тимериуса на свет, но в сердцах атлантов до сих пор жила память о трагедии, координально изменившей историю их цивилизации.
Парень нахмурился и отклонился назад, отшатнулся с холодной, расчетливой медлительностью. Испугавшись, я мучительно подыскивала другие слова, чтобы исправить ситуацию, и они нашлись.
– В следующей жизни я хочу родиться в твоем мире.
Атлант замер, удивившись. Такие фразы не произносятся просто так, они всегда означают больше, чем кажется на первый взгляд. Ими выказывают уважение или привязанность к собеседнику, а чаще всего ими признаются в любви. "Умереть, но в следующей жизни снова встретить тебя", – вот каков их общепринятый смысл.
В данный момент я имела ввиду именно то, что сказала, но Тим, должно быть, решил, что я чокнутая. С сумасшедших спрос небольшой – в его глазах появилась усмешка.
– Хорошо. – Сказал он и снова повернулся к огню.
– Это произошло две с половиной тысячи лет назад. Две тысячи четыреста тридцать семь, если быть точным. Ваша раса только научилась выплавлять железо, а мы уже отправляли экспедиции в соседние миры – в Набил, на Землю и даже Галадию. Мы знали, что Атлантис самый высокоразвитый мир из всех, и старались еще больше увеличить отрыв. Технологический прогресс шел семимильными шагами. Атланты освоили воздух и морские глубины, начали покорение космоса и кротовых нор. Перед нами лежала почти вся Объединенная Вселенная, когда возникли первые тревожные симптомы.
Я затаила дыхание.
– Немногочисленные голоса, внявшие им, утонули в хоре патриотически настроенных идиотов. Их не услышали. Еще бы! – Тим усмехнулся. – Мы ведь атланты! Мы должны служить примером, быть путеводной звездой для всего человечества. Нести свет в темные и дикие миры! Глупо… Оказалось, что у нашей планеты было свое мнение на этот счет – она не хотела быть разоренной и опустошенной во имя прогресса. К сожалению, мы были первыми. И поэтому нам пришлось учиться на своих собственных ошибках.
Он надолго замолчал, а затем продолжил.
– Сперва со стремительной скоростью начали таять ледники, подтапливая берега. Почти одновременно с этим начались затяжные дожди и наводнения. Несколько десятков лет мы пытались бороться с последствиями, но было уже поздно. Все острова и большая часть материков были затоплены, а оставшаяся над водой часть суши задыхалась от перенаселения. А потом наступил конец света…
Остальное я и сама прекрасно знала. Череда мощнейших землетрясений уничтожила и погрузила на морское дно все, за исключением жалкого клочка земли, погубив в одночасье миллионы жизней. Эпический конец великой цивилизации.
– Атлантис растоптал и утопил атлантов, – мы с Тимом одновременно обернулись. На границе света костра и вечерней тьмы стоял Ник, засунув руки в карманы и прислонившись плечом к мощному стволу набилианского дуба. – Он хотел избавиться от вас, как от надоедливого, опасного биологического вида.
Я нахмурилась. Это прозвучало как "опасного биологического вида, страдающего привычкой разводить огонь в чужих садах". Ни разу не толерантно.
– Но мы выжили, – Тимериус поднял голову от костра. – И с тех пор называем своим домом океан.
Никель насмешливо выпрямился, и я, предчувствуя напряженный диспут, пожелала им спокойной ночи и направилась к дому. Слушая Тимериуса, я вошла в задумчивое, но вместе с тем нервозное состояние. Восприятие окружающего обострилось до предела, и я не хотела спугнуть это настроение.
– И тебе продуктивных снов, дорогая. – Донесся до меня голос Никеля. Я дернулась, но не обернулась, ускорив шаг.
Я решила сразу же лечь спать и собиралась погасить свет в спальне, когда услышала странный звук. Он возник слева и был настолько тихим, что я не смогла понять, пришел ли он извне или родился прямо во мне, действительно ли существовал или только чудился. Я мотнула головой, звук осторожным зверем шарахнулся в сторону и затих, чтобы спустя некоторое время вернуться снова. Не то свист, не то шипение, он усиливался и ослабевал, словно чей-то осторожный шепоток.
Я сразу узнала этот шепот.
Он приходил ко мне и раньше, в периоды наивысшего вдохновения, и всегда предшествовал самым отчетливым снам-образам. Постояв некоторое время с блаженной улыбкой на лице, я все же выключила свет. Комната погрузилась в непроницаемую темноту. Нет, так дело не пойдет. Найдя вкладку «Окна», активировала функцию «Открыть шторы», и тяжелые занавеси раздвинулись, открыв огромное окно.
Кровать была чертовски удобной, а постельное белье – прохладным, чистым и немного скользким. Мне показалось, что шепот начал складываться в мое имя.
Вар-рис-ссса…
Вар-рис-ссса…
Звук был старым, долгожданным другом, и означал, что я почти готова к новому путешествию.
* * *
Сквозь веки проникал яркий свет. Я открыла глаза и, несмотря на сильное желание спать, больше не смогла их закрыть.
В небе светилось мягкое золотистое солнце, придавая окружающему пейзажу нереальный, идиллический оттенок. Я лежала прямо на земле. Встав и поправив сбившуюся во сне пижаму, со стоном потянулась: все хрустело и болело, а мелкие камушки дорожного гравия оставили круглые отпечатки на правом бедре и руке, которую я положила под голову, засыпая.
Было тепло и очень тихо, почти как накануне вечером. Запела и сразу замолкла какая-то птица. По бокам двумя рядами возвышались изящные, совсем кукольные коттеджи. Уютная улочка уходила далеко вперед и немного вниз, огибая выросшие невпопад деревья и кусты правильной сферической формы.
В голове мелькнула радостная мысль, что я наконец-то очутилась в Атлантисе, но я прогнала ее вместе с остатками сна, до боли растерев заспанные глаза. Чушь. Я никогда не бывала в Атлантисе, но сны о нем – а это был, несомненно, сон – снились мне далеко не впервые. Позже они быстро забывались, оставляя после смутный образ и отголосок ощущений.
Необычайная ясность сознания, характерная для снов-образов, создавала обманчивое впечатление возможности выбора. Что делать дальше? Постучаться в какой-нибудь дом, остаться на месте или идти дальше?
Я выбрала последнее и пошла вниз по дороге, по пути заглядывая через невысокие живые изгороди и кованые узорчатые ворота, за которыми скрывались чистые ухоженные дворики. Бликующие окна провожали равнодушным взглядом, не позволяя рассмотреть, что происходит внутри домов.
Похоже, здесь не было никого, кто мог бы видеть мое пробуждение. Ни единой живой души вокруг, даже собачьи конуры, и те пустовали.
Можно было подумать, что это декорации, приготовленные для съемок фильма, если бы не многочисленные свидетельства того, что здесь действительно живут люди: закатившийся под скамейку грязный мяч; сложенный солнечный зонт; деревянный стол, за которым приятно обедать, сидя на свежем воздухе.
Во дворе следующего дома я увидала человека. Тимериус стоял у красивой, наполовину оплетенной вьющимся растением ограды и смотрел вдоль дороги, по которой я пришла. Даже понимая, что это всего лишь сон, я страшно удивилась и хотела спросить, что он здесь делает. Впрочем, раз он атлант, он имеет право быть здесь, ведь так?
– Привет, – сказала я.
Он слегка улыбнулся и взялся обеими руками за переплетения стали и зеленых стеблей.
– Хватайся. – Тим кивнул на что-то, находящееся у меня за спиной. Я застыла, ожидая объяснений, но потом поняла, что он имел в виду. Обернулась и почувствовала, как волосы встают дыбом, а язык примерзает к нёбу.
Над горизонтом поднималась огромная, необъятная, исполинская волна.
Обычно я стараюсь держать разум под контролем и не давать волю внутренним голосам, но сейчас один из них взял инициативу в свои руки и хрипло выдавил: "Цунами".
Не может быть! Я знаю, как выглядит настоящее цунами – видела в новостях, когда жила на Земле. Эта волна ничем не походила на нескончаемый, сносящий все на своем пути поток мутно-коричневого цвета, усеянный мусором и влекущий за собой машины и обломки домов…
Она приближалась медленно и величественно, расправляяюсь, словно гигантское крыло кристального синего цвета, желающее закрыть полнеба. Волна достала до солнца, и оно, на миг окрасив ее пенный гребень в золото, послало нам прощальные лучи и скрылось. Это не может быть цунами!
Я начала пятиться назад, не спуская с волны глаз. Потом развернулась и побежала, не разбирая дороги и не обращая внимание на камни, впивающиеся в босые ступни. Я не пробежала и десяти метров, как земля вздрогнула и будто слегка осела, а потом начала сотрясаться в такт бешено колотящемуся сердцу. Не удержавшись на ногах, упала и поползла дальше на четвереньках, а где-то подо мной, очень глубоко под землей, зарождался и набирал силу низкий, грохочуший стон, вторя неконтролируемому крику ужаса, зарождающемуся глубоко внутри.
Почему я не просыпаюсь?!
Стон земли закончился мощным, приглушенным расстоянием взрывом; неровная, покрывающаяся трещинами дорога вырвалась из-под рук, подскочила вверх и…
… плашмя ударила меня. Удар оказался не таким страшным, как я ожидала, но пришелся по всему телу, начиная от лодыжек и заканчивая головой – последней досталось больше всего.
Все закончилось.
Во сне я упала с кровати и встретилась с полом. Его успокоительная прохлада и неподвижность показалась мне чудесным убежищем, и я перевернулась на живот и раскинула руки, желая крепко обнять его.
__________________________
1) Разведение костров и получение огня в Городе находится под строжайшим запретом, живое пламя можно встретить разве что в храмах и изредка – в мавзолеях.
10. Якоря
Остаток ночи я почти не спала. Попеременно задремывала и вскидывалась, боясь снова вернуться в погибающий Атлантис. У этого была и положительная сторона. В кои-то веки ничего не проспав, я пришла на встречу даже раньше намеченного срока.
От прежней сумрачности Багрового зала не осталось и следа. Теперь это был зал Света. Свет проникал не только через открытые настежь окна, но и через несколько потолочных панелей, сделавшихся прозрачными.
За большим круглым столом сидел Никель, быстро касаясь его пальцами и наблюдая за каскадом таблиц и диаграмм, возникающих на столешнице вслед за прикосновениями. Прямо на моих глазах над головой мужчины соткалась маленькая голографическая модель Атлантиса.
Я крепко сжала зубы, не сводя глаз с ослепительно голубого шара, безмятежно вращающегося вокруг своей оси. Перед глазами встала гигантская, преследовавшая по пятам волна, и желудок скрутило узлом. Неужели я боюсь?
– У древних набилианцев была поговорка: "Как бы ни были прекрасны ночные сны, нет ничего прекрасней утреннего возвращения к реальности", – Ник заметил меня и прекратил манипуляции со столом. – Но, судя по твоему виду, и сны, и реальность одинаково неприятны.
– Как они назывались? – после паузы ответила я.
– Кто?
– Эти древние набилианцы. Должно же быть название у их народа.
Между бровями Никеля залегла морщинка.
– Консары. Но это не важно. Теперь мы все один народ.
«Не важно. Гораздо важнее то, что у тебя в голове можно найти абсолютно любую информацию», подумала я. Даже ту, которая не записывается на нейроносители уже очень много лет. Вроде названий некогда отдельных народов ныне единой расы.
– А это что? – я заметила стоящее чуть поодаль большое светлое кресло с откинутой спинкой.
– Оно для вас с Тимериусом. Мне нужно провести некоторые измерения, я же говорил.
Я снова взглянула на кресло, теперь с неприязнью. В голове крутилось два слова: "пыточное" и "подопытное".
– Хамелеон сейчас придет. Сможешь взять в прыжок нас двоих – его и меня? – спросил Ник. – По весу – даже троих. Нам понадобится много оборудования, – он окинул меня оценивающим взглядом. – Раньше у тебя бывали с этим трудности.
Я глубоко вздохнула и подошла к креслу.
– Столько сложностей. Столько мороки, – медленно провела рукой по гладкой обивке. – Похищение с родной планеты, завтрак в "Девятом"… И при этом ты все еще сомневаешься во мне.
– Как бы то ни было, я хочу дать тебе шанс, – Никель манерно поклонился мне, изобразив приглашающий жест, – Давай приступим, раз ты уже здесь.
Я понимала, на что он намекал. Несмотря на большой потенциал к посещению новых миров, моя сила как странника невелика. Причина этого – здоровенный груз из привязанностей и воспоминаний, которые, подобно якорю, держат меня в родном мире.
Они так и называются – якорями – обстоятельства, которые не позволяют брать с собой в прыжок сразу многих людей. Самыми крепкими якорями являются любимый человек и дети, они могут надолго ослабить способность к посещению иных миров. Затем – друзья, знакомые, собственная память и даже мечты – от всего этого в момент прыжка протянется тонкая невидимая нить, связывающая тебя с покидаемым измерением.
Есть странники, посвятившие жизнь увеличению силы. Они сознательно не заводят семью и друзей, стараясь свести до минимума количество связей с окружающим миром. Самые сильные (то есть одинокие) из них могут перемещать десятерых за раз, но это совсем не мой случай.
Раньше я никогда не могла брать в прыжок более двух человек. Сначала моим якорем были Земля и родители, затем – Набил и Ник. Кажется, все это было так давно… С тех пор я прошла немало на пути независимости и одиночества.
– Я легка как никогда, – мне захотелось повторить, что в этом мире у меня больше нет привязанностей, но не стала нарываться на спор.
Сейчас посмотрим. – Никель пожал плечами. – Знакомься, это Шелли.
Позади раздался какой-то звук. Я удивленно обернулась, ожидая увидеть человека, но вместо него к нам подошел – точнее, подъехал на оборудованном колесами столике – небольшой красивый прибор.
– Шелли? Теперь ты зовешь технику по именам? – переспросила я, подозревая в странном приборе очередное творение Никеля.
– Именно так. Она заменяет с десяток различных приборов: измерителей шума, уровня помех, детекторов радиоактивных частиц и прочего. Именно то, что нужно для путешествия в незнакомый мир.
Ник надел мне на голову два датчика. Они были беспроводные и напоминали плоские овальные камушки, отшлифованные морской галькой. Я почувствовала прохладу, когда они без помощи клея или присосок прильнули к моим вискам и так там и остались.
– И, да. Тебе придется на это время снять блокаторы. Все. Сколько их у тебя? Два?
– Это обязательно?
– Обязательно, – Никель взял в руки прибор и мельком взглянул на экран. – Сейчас твой мозг словно укрыт непроницаемым щитом.
Я нахмурилась. Меня абсолютно не воодушевляла перспектива снова оказаться рядом с ним без блокаторов.
От Ника не укрылось мое замешательство. Он сделал нетерпеливый жест.
– Обещаю, я не дотронусь до тебя и пальцем.
Все еще сомневаясь, я потянулась к левой мочке. Почувствовала холодный металл маленькой сережки, расстегнула ее и зажала в руке.
– Продолжай.
– Но кольцо – просто красивая побрякушка. Ты сам так говорил!
– Да, побрякушка. Против сканеров и чтецов оно бесполезно, но сейчас оно создаст ненужную погрешность измерений.
Скрипнув зубами, я сняла с указательного пальца серебряное колечко с синим камнем и вместе с серьгой положила его на неслышно подъехавшую тумбочку.
– Отлично! – Ник улыбнулся. – Теперь приступим.
Мне совсем не понравилось, как он улыбнулся. Без украшений я чувствовала себя почти голой.
Откинувшись на спинку кресла, мне пришлось сощуриться от яркого света, проникающего сквозь стеклянную крышу комнаты. Пока я жила в Москве, глаза отвыкли от набилианского солнца, даже скрытое за плотной пеленой облаков, оно казалось слишком агрессивным.
– Расслабься и успокойся. Если не успокоишься, результат будет неверным, – Ник взял в руки прибор и начал тихо насвистывать.
"Расслабься"…
Если бы я могла!
Даже сквозь сомкнутые веки я ощущала каждое его движение, слышала шорох накрахмаленной рубашки. Я почти видела, как он быстро скользит пальцами по сенсорному экрану прибора и прикасается к датчикам на моей голове. Его раздражающая близость заставляла чувствовать себя натянутой струной, взведенным и готовым выстрелить арбалетом.
Хлопнула дверь. Я подскочила и выпрямилась в кресле, словно нас застали за чем-то постыдным.
– Подожди еще немного. Я почти закончил.
Я снова откинулась назад, прикрыв глаза. Не знаю, к кому были обращены эти слова, ко мне или к вошедшему – кресло было развернуто спиной ко входу в зал. Может, все дело в закрытых глазах, а может в том, что я теперь знала, но я почувствовала, как вместе с новоприбывшим ко мне приближается ореол света и спокойствия.
Шаги приблизились к нам и остановились. Я замерла, наслаждаясь ощущением мимолетного, неосязаемого тепла, ласкающего кожу, а затем лениво приоткрыла один глаз: так и есть, это атлант.
Стоило рядом появиться ему, как я почувствовала себя более уверенно. Как по мановению волшебной палочки, нервозность начала таять, и вскоре совсем исчезла, оставив бледную тень на краю сознания: надеюсь, восхищение новым знакомым не повлияет на результаты обследования.
– Готово, – Ник убрал датчики с моей головы, и я тут же вернула на место блокаторы. Выглядя довольным, Никель поскреб щетину на щеках.
– Ты права. Все привязанности не превышают базового уровня. Совершить прыжок будет легко. Но с возбуждением окружающей среды все сложнее. Оно остается заметным даже здесь, в Набиле, напичканном подавляющими установками. И это вызывает некоторые опасения, – он на минуту задумался. – Если в близких к Земле мирам ты отделаешься мелкими неприятностями вроде ушибов, разбитой посуды и выведенной из строя техники, то в более отдаленных это возбуждение может вылиться в катастрофу – локальное стихийное бедствие, например.
– Вроде цунами? – осторожно поинтересовалась я.
– Цунами? – переспросил Ник. – Вряд ли… Если только совсем небольшое, типа приливной волны. Достаточное, чтобы уничтожить тебя, и при этом нанести минимум разрушений остальной среде.
Я кивнула и с трудом сглотнула. Не слишком-то радужные перспективы. Настроение снова начало ухудшаться.
– Неужели все так плохо? – подал голос Тимериус.
– Лишь до тех пор, пока не пришел ты. Стоило тебе появиться в зале, как уровень ее помех упал почти до нуля, став даже меньше, чем уровень обычного набилианца, – я уловила восхищение в голосе Никеля, и почувствовала укол ревности. Не припомню ни раза, чтобы Ник так открыто восторгался моими способностями!
Единственное, в чем он не отказывал себе, разговаривая со мной, это в тоннах критики. Не удивлюсь, если и прозвище «алмазная странница» он произносил с целью грубо польстить мне.
– Хорошо, когда ты чем-то полезен, – я освободила для Тимериуса экспериментальное кресло, и следующие пару минут стояла рядом с Ником, наблюдая за снятием показаний.
В душе я надеялась, что они окажутся не столь совершенными, как он сам с его безукоризненной внешностью, но этим надеждам не суждено было оправдаться. Нулевой уровень возбуждения среды, как от трупа или пустого места, и полное отсутствие сколь либо значительных привязанностей.
– В общем, идеальный член команды для посещения чужих измерений. – Константировал Никель.
– Ты что, и ТАМ уже успел его проверить? – не удержалась я.
– Что?.. – хамелеон выглядел изрядно сбитым с толку.
– Не обращай внимания, – отмахнулся Ник. – У нее странный юмор.
– Да, не обращай внимания на мой странный, примитивный земной юмор, – тут я заметила, что он прячет детекторы в небольшое отверстие сбоку Шелли.
– Почему ты убираешь их? Теперь твоя очередь.
– Нет, – отрезал Ник.
– Как нет?.. – от негодования у меня разбежались все слова.
– Вот так.
– Но это ненормально! Ты только что… измерил меня вдоль и поперек, можно сказать – исследовал…
– Не так тщательно, как хотелось бы, – вставил Ник.
– … а сам отказываешься! Это же важная часть подготовки к экспедиции, или я ошибаюсь? – я опасно повысила голос. Еще немного, и сорвусь на крик. – А как же мы узнаем, нет ли у тебя чудовищных, потенциально опасных для путешествия в новый мир привязанностей?
– Алкоголь, химия – я и сам все прекрасно знаю о своих привязанностях. Они не помешают мне.
Я повернулась к атланту, ища поддержки, но он покачал головой.
– Забудь о нем. Он руководитель экспедиции. Считаешь, он стал бы скрывать что-то от нас и подвергать опасности? – именно так я и считала, но после следующей фразы Тимериуса забыла про это. – Пока что гораздо больше сомнений вызываешь ты, а не он.
– Я?
– Ты, – атлант встал с кресла и, ленивым шагом дойдя до модели Атлантиса, поднял голову, всматриваясь в маленькую голубую планету. – Хамелеон, чтец – мы, конечно, важны, но уже после прыжка в новый мир, пока же всё упирается в тебя.
Я не нашлась, что ответить на это.
– Объясни мне некоторые детали, пожалуйста, – сам факт того, что Тимериус умел просить, обнадеживал, но мне не нравился ни его тон, ни его сегодняшняя (ладно, его обычная) холодность, ни то, что он по-прежнему смотрел на Атлантис, хотя обращался ко мне. – Когда в мире возникает новая дыра, твои сны – сны-образы, которые по идее должны тебе сниться– единственный способ узнать, куда ведет эта возникшая кротовая нора?
– Да. – все-таки ответила я. В груди тревожно заныло. Организм начал понимать, наконец, что происходит что-то неприятное для него, а Тимериус тем временем продолжал свой неспешный допрос.
– Тогда, насколько я понял, на данном этапе все упирается в тебя. Сны-образы о новой дыре смогут рассказать, что находится по ту ее сторону и стоит ли вообще туда соваться. Не приведет ли она нас в открытый космос, или на необитаемую планету, или в другое, не приспособленное для жизни место? Но пока этого сна нет, последствия прыжка и сам прыжок обсуждать бессмысленно.
Надо же, какой сообразительный нам достался хамелеончик. Он был абсолютно прав, но я не спешила ему отвечать.
– Тимериус сомневается, сможешь ли ты видеть нужные нам сны, – сказал Никель. – Не оказалась ли ты здесь лишь… в силу связей и полезных знакомств.
Спасибо за перевод, я и сама уже догадалась, почувствовав острую и жгучую обиду, такую сильную оттого, что неожиданную – я совсем не ожидала выпада со стороны молчаливого, замкнутого хамелеона. Мне показалось, что мы начали находить общий язык.
Что он о себе возомнил, этот вымирающий вид, доисторическое ископаемое?! У меня было, что ему возразить – например то, что я не прибегала к Нику, умоляя взять в команду странницей, а оказалась на этом месте против воли; но я не рискнула подать голос – за его твердость я бы не поручилась.
Никель подошел к Тимериусу, протянул руку к голографическому Атлатису, ухватил его и сжал пальцы. Тот лопнул, словно воздушный шарик, брызнув ослепительными искрами и оставив после себя бледное голубоватое мерцание.
Мне показалось, что он сердится: еще бы, некомпетентный выбор странника бросал тень и на него, как на руководителя.
